Король в кандалах

(Я знаю, многие не любят этого делать, да я и не заставляю, но кому нравится читать под музыку, вот вам атмосферное под эту главу: Lor3l3i – Otherworldly Children)

Я могу для тебя отдать Всё, что есть у меня и будет. Я могу за тебя принять Горечь злейших на свете судеб. Буду счастьем считать, даря Целый мир тебе ежечасно. Только знать бы, что все не зря, Что люблю тебя не напрасно! (с) Э. Асадов

За пределами человеческого и даже вампирского взора, там, на Небесах, где сталкивались друг с другом День и Ночь, Хозяйка ночи стояла на краю тёмного облака, мрачным взглядом пронзительно сапфировых глаз глядя вниз на обитателей измученного мира, созданного Отцом.       — Час настал, — торжественно произнесла Она, разворачиваясь так, что чёрные густые волосы грозовой тучей всколыхнулись вокруг её тела. Она сделала несколько шагов навстречу брату, Повелителю дня. Его сияющее лицо не выражало ничего. — Ты доволен? Твой план не принёс никаких плодов. Цель, из-за которой ты создал хищников в человеческом обличье, не достигнута. Вампиры уничтожают друг друга, пользуясь жизнями драгоценных Нашему Отцу людей! Смотри! — Она не выдержала и дёрнула брата за руку вперёд, к краю облака, чтобы Он посмотрел вниз. — Смотри, до чего Ты довёл этот маленький мир! Теперь она вынуждена жертвовать собой!       — Достаточно! — Глубокий и грубоватый от ярости голос солнечного Божества гулким эхом отскочил от стен солнечного дворца. — Они это заслужили.       — Что?.. — не веря тому, что слышит, спросила сестра. — А он это заслужил? Повелитель дня не нашёлся, что ответить Хозяйке ночи. Когда на кону стоит слишком серьёзная цель, думать о мелких судьбах, стоя наверху, было невозможно.       Отец наш Небесный, спаси и сохрани нас. От нас же самих.       Саюри спустилась вниз, в «лабораторию» Канаме. В пустовавшем теперь Ковене, когда все ушли на битву, было тихо как на кладбище, и привычный ранее звук шагов сейчас был почти зловещим. Чистокровная поёжилась, хотя ей не было холодно. Неуютной была сама ситуация, в которой все оказались. Словно боги отвернулись от этого маленького мира.       Она отворила противно скрипящую дверь и вошла. Мягкий запах Канаме тут же обволок её, и Саюри медленно втянула воздух, наслаждаясь ароматом тела любимого вампира. Это придало ей сил. Хотя когда она шла сюда, ей казалось, что любое напоминание о существовании Канаме способно отпугнуть её, раздавить её решимость. Но сейчас она уже твёрдо была уверена — надо. Необходимо сделать шаг вперёд.       Саюри неторопливо раскрывала книги на столе Канаме, его записи и дневники, где он вёл отчёт своих экспериментов. Пролистывала страницы, подушечками пальцев проводя по рядам иероглифов, нанесённым на бумагу ровным, поистине королевским почерком. Все завитки и линии изображены как положено, мысли изложены чётко и ясно. И вроде бы с первого взгляда Канаме был полон изъянов и недостатков, половину из которых приобрёл по собственному желанию. Но Саюри знала его гораздо глубже, и каждый минус его многогранной личности, складываясь с другим, образовывал плюс.       Наконец, чистокровная нашла нужную запись. Её пальцы дрожали над страницей, когда она начала вести им со строчки на строчку, и Саюри сжала ладонь в кулак до боли. Вновь перечитала запись рецепта орудия. Повторила про себя вполголоса, как молитву. Прочитала снова, чтобы убедиться, что ничего не забыла. «Только не думать об этом. Только не думать. Всё хорошо».       Она убеждала себя, что всё будет хорошо, стоит этому произойти. Как только всё случится, мир станет лучше. Только её не будет в этом мире и не будет рядом с Канаме, чтобы утешить.       Эта мысль будто обдала Саюри кипятком. Она лихорадочно начала искать бумагу и письменные принадлежности на столе. Обнаружив необходимое, она подумала с минуту, что написать, и остановилась всего на одном слове.       Когда она выезжала на Гортензии с территории особняка, то увидела, что навстречу ей скакал Хио. Встревоженный, он был сам на себя не похож, на того обычного, всем недовольного и ворчащего, но ещё расслабленного и безмятежного Рена.       — Рен! — позвала его Саюри, когда их лошади поравнялись. Гортензия радостным ржанием поприветствовала сородича — хоть кто-то из живых существ сохранял жизнерадостность. Только чистокровная боялась, что и это ненадолго — животные были куда чувствительнее к переменам, чем люди и им подобные существа. — Где Канаме?       — Ты не знаешь? — произнёс Хио так отчаянно, что у Саюри больно кольнуло сердце, словно его проткнули иглой: неужели она опоздала, и он сделал это раньше? Не попрощался? Но ведь она намеревалась попрощаться с ним! — Армия обращённых, огромная армия, я никогда таких не видел, Саюри! Они идут по той равнине, их так много, что ни начала, ни конца равнины не видно, ни единого дерева вдалеке. Они шествуют строем на север, говоря, что идут воздвигнуть дворец своей царице.       — Красной Змее? — спросила Саюри, хотя понимала, что ответ не требуется. Конечно же, ей, и кивок Хио это лишний раз подтвердил. Она с надеждой задала всё ещё мучавший её вопрос: — И Канаме там?       — Да, пытается остановить этот ад вместе с остальными. — Рен покачал головой и небрежно почесал за ухом у взволнованной лошади. — Всё так внезапно. Ещё вчера этой армии не было. Змея не щадит людей, скоро на земле не останется никого, кроме кровососов, если это не остановить. И Канаме один не справится!       — Я знаю, — с дрожью в голосе согласилась Саюри и закрыла на мгновение глаза. Открыв их, она смотрела вперёд, туда, где вдалеке шагала страшная армия полуживых почти мертвецов. — Прощай, Рен.       В месте, где непрерывно идёт нескончаемая толпа обращённых людей, время остановилось. Только они были движимы, но им не было конца. Армия грешников, что заполнят ад доверху так, что очередь туда придётся выстаивать годами. Канаме чувствовал, что он встанет в очереди следующим за ними в переполненный ад.       Как в захудалом, дешёвом постоялом дворе на отшибе дороги. «Свободных мест нет». Не очень-то и хочется, но другого выбора просто нет. Ждать придётся.       Канаме смотрел в лица проходящих мимо обращённых и не видел в них ни людей, ни тех вампиров, с которыми он привык общаться в Ковене. Эти изначально были созданы и загипнотизированы хозяевами на беспрекословное подчинение. Чистокровный сжал кулаки. Он знал наверняка — в нём достаточно магической силы, чтобы одним мощным ударом уничтожить толпу живых мертвецов. Но проблема была в том, что за этой армией появится новая, и материалом для создания вновь послужат ни в чём не повинные люди. Корень зла был не здесь.       Корень зла прятался где-то в сырой пещере, ожидая правильного момента, когда можно будет выйти и провозгласить свою победу. Канаме улавливал монотонный шёпот проходящих мимо новообращённых вампиров и узнал, что они идут строить дворец для Чизу. Фамильяры Рена и Майи уже проверили территорию, куда направлялась армия — в нескольких часах ходьбы отсюда уже начал выстраиваться фундамент, периметр охраняли чистокровные, что также отдавали приказы обращённым.       Фамильяр Шото заметил среди тех Кумоидэ. И выглядел он так, словно был там самым главным.       Канаме шёл в сторону противоположную той, куда направлялись вампиры низшего уровня. Как и всегда, он гладил против шерсти, двигался против часовой стрелки, действовал в несоответствии с общей моралью. А мораль говорила, что надо щадить каждую жизнь. Но внезапно оказывалось, что на войне не было морали. Одно другому противоречило, и Канаме уже сам не знал, что правильно. Где белое, где чёрное? Отдать свою жизнь сейчас ради других — это правильно? Стать источником смерти — законно? Обрывать жизни даже тех, кто, возможно, не будет виноват, — это хорошо? Ради чего всё это, в конце концов?       Ему было неведомо, кто затеял шахматную партию посерьёзнее, чем любая, которую он разыгрывал. Канаме не помнил истории о том, кто расставил фигуры на поле жизни более тысячи лет назад, но предполагал, что знал их.       Аполлон и Артемида.       Аматэрасу и Цукиёми.       Тысячи имён, по одному на каждый год миллениума. Чтобы точно никто не смог узнать правду о происхождении этого мира.       Канаме вытянул левую руку вперёд, сосредотачивая в ней силу, открытую ему. Всё это время он считал, что ему была подвластна то сила природы, то смена погоды, то телепатия и телекинез. Полагал, что неведомый гроссмейстер наделил его множеством сил. Но правильный ответ на самом деле был настолько прост, что даже смешно.       Хаос и Порядок. Две мощные и единственные силы, чьё единение порождало жизнь вселенной. Порядок устанавливал ниши для всего, каждой мелочи и крошечного атома, Хаос приводил их в движение. Канаме вытягивает руку вперёд и чувствует, как тёмная, лихорадочная и непостоянная сила Хаоса тянется к нему из земли, обвивая запястья и пальцы. И тут же сверху на ладонь падает поток света, равномерный, чистый, незапятнанный Порядок. Без тёмного нет светлого. Без ночи не настанет день. Смешение противоположностей рождает смысл.       Если нет зла, то добро теряет смысл. Если нет добра, у зла нет значения.       Ты только тогда полон, когда соединяешь в себе светлое и тёмное начало. Только когда в тебе смешиваются Хаос и Порядок, ты обретаешь Смысл.       Канаме знает это наверняка. Он чувствует, что состоит из этого. Он испытывает отвращение к обращённым — это зло. Он понимает, что это не их вина, и прощает — это добро. Он хочет уничтожить их всех, стараясь предотвратить дальнейшие смерти — зло? Он хочет пожертвовать собой, чтобы дать возможность другим убивать ради собственной защиты — добро?       Две могущественные силы, вступив во взаимодействие, соединились в ореол туманного оттенка вокруг левой ладони Канаме. Он шёл вперёд не глядя на низших. «Один удар, — думал он, не испытывая никаких эмоций, — одного удара будет достаточно, чтобы уничтожить всю эту равнину». Канаме медленно поднимает руку, ещё даже не приняв решение, продолжая размышлять, как слышит пронзительный крик:       — Канаме! Оставь их!       Чистокровный обернулся и увидел сначала белоснежную гриву Гортензии, а за ней — голову Саюри в светлом капюшоне. Лошадь поравнялась с ним, а Саюри протянула к нему руку:       — Пойдём, есть куда более серьёзные вещи.       Канаме схватил её ладонь и запрыгнул на Гортензию, обнимая Саюри за талию. Чистокровная тяжело дышала, но Канаме не придал этому большого значения: она волновалась, это было понятно. Он тоже не чувствовал себя идеально.       — Их всё больше, — бесцветным голосом проговорил Канаме, сверху вниз взирая на толпу шедших. Их безумные глаза смотрели только вперёд, ноги не давали сделать и шагу в сторону, а по щекам невольно текли слёзы — единственная возможность для них выразить свои настоящие эмоции.       — Да… — выдохнула Саюри. В отличие от него, она старалась не останавливать взгляд на несчастных. — Ужасно, что это случилось именно тогда, когда популяция людей наконец увеличилась. После всего того, что они выстрадали из-за климатических изменений… Кажется, больше половины нашей расы перешло на сторону поработителей: они обращают людей в себе подобных одного за другим.       Гортензия недовольно заржала, когда под копыта попал низший вампир. Перекатившись набок, тот встал и как ни в чём не бывало побрёл дальше.       — Хотя нет. Не в себе подобных. Они обращают их в рабов.       Гортензия замедлила шаг и пугливо зафыркала. Канаме, глядя перед собой, помрачнел — перед ними в нескольких сотнях шагов возвышалась башня, вокруг которой продолжались массовые строения. Низшие, как муравьи, копошились вокруг, ни на один миг не прекращая накладывать один камень на другой, возвышая растущее практически на глазах здание.       — Дворец, который обращённые строят для хозяев, стал ещё больше.       Чистокровный молчал. Вокруг пахло мертвечиной и засохшей кровью, со стороны «дворца» доносился запах древесины и обработанного камня. Крики чистокровных, приспешников Красной Змеи, раздавались на мили вокруг. Картина стерильного апокалипсиса, без лишних примесей.       Всё было под стать: и мрачные облака, и тяжелеющий, с каждым днём холодеющий воздух, предвещавший скорый снег, и гонимые ветром мёртвые листья убогого жёлтого цвета. И только одно выбивалось из картины: удивлённое лицо Саюри, когда она обернулась поглядеть на внезапно замолчавшего Канаме. Поймав этот вопросительный взгляд, чистокровный было начал:       — Чт…       — Да не «чтокай» тут! — Саюри одним махом скинула Канаме с лошади и сочно добавила: — Ты обещал, что дашь нам свою силу и говорил, что сможешь остановить их одним ударом. Так иди!       Едва удержавшись на ногах, Канаме развернулся к Саюри, потирая ушибленное место на руке. Он вдруг вспомнил, что и в самом деле давал такое обещание. В тот день, когда он впервые уничтожил вампира не низшего ранга и когда Саюри покинула его в первый раз.       — Единственный способ покончить со всем этим — срубить корень зла, — сказала Саюри, пряча глаза под капюшоном. Червь подозрения зашевелился в душе Канаме, давая сигнал о том, что эта женщина что-то скрывает, что-то, что ему не понравится. Но Канаме и в голову не приходило самое страшное.       — Тогда мы покончим и с проблемой обращённых. Я не хотела… Не хотела, чтобы встреча всех нас закончилась вот так. И я понимаю, что заставляю тебя делать грязные вещи сейчас, но… Прости, Канаме.       Крики, стоны, шум — всё отошло на второй план. Самое важное существо на свете для древнейшего чудовища было готово расплакаться от горя прямо сейчас. С виду сильная и невозмутимая, но такая хрупкая и несчастная. Была ли она хоть миг счастлива? Канаме хотелось верить, что да. И что причиной её непродолжительного счастья был он.       Чистокровный вдруг понял, что за всё время он толком ничего не сказал. Саюри всё говорила и говорила от волнения, а он не выказал ни слова поддержки. Весь в своих мыслях о пригодности этого мира, он позабыл о самом простом. И вспомнив, протянул руку к Саюри и нежно погладил пальцами её левую щёку.       — Всё нормально, — прошептал он и слегка улыбнулся. Так, как ей нравилось. — А ты как? Выглядишь бледной и уставшей. Ты в порядке?       — Не волнуйся, — Саюри улыбнулась в ответ. Улыбка вышла едва заметной и вымученной, но подарившей Канаме облегчение. — Мы ведь работаем все вместе.       Целоваться среди всего этого кошмара было странно. Но Канаме казалось, что если он её не поцелует, то потеряет силу духа, чтобы идти дальше. И решиться на жертву.       Губы мягкие и гладкие, как всегда. Пьянящий аромат цветов, исходящий от самой её сути, окутал его. Канаме тяжело выдохнул, когда Саюри совсем немного отстранилась, чтобы сказать:       — Ты хороший мальчик, Канаме. У тебя всё получится, даже когда меня не будет рядом.       Одно мгновение, и её уже нет. Бешеный стук копыт Гортензии раздавался где-то далеко, почти в сознании Канаме, не понимавшего, что происходило. Но у него не было времени разбираться. Саюри ждала его действий. И он будет действовать.       У неё не было много времени, чтобы тщательно выбрать место, где это должно произойти. В конце концов, какая разница? В ритуале, составленном Канаме, нет ни слова о том, что желаемый результат зависит от места. Важны лишь ингредиенты.       Деревня, на которую совсем недавно было совершено нападение со стороны армии Чизу, была подходящей во всех смыслах. Она находилась в отдалении от строящегося дворца, а недавнее поражение соратников Красной Змеи отвадит их показываться здесь как минимум в такой напряжённый момент. Это была деревня, где жил грустный мальчик Кирию. Где жил истощённый от бед Ягари. Где было много кого.       Саюри въехала на главную, совсем крохотную по сравнению с городскими, площадь как раз в ту минуту, когда там затеивалась небольшая потасовка. Несколько мужчин, среди которых Саюри издалека узнала и Ягари, переругивались с высоким и тощим жрецом в потрёпанном одеянии. Его спутанные соломенные волосы были завязаны в небрежный узел, лицо со впалыми щеками было наполовину скрыто короткой бородой и усами. Прижимая к груди книгу в кожаном коричневом переплёте, он спокойно пытался объяснить что-то жителям деревни, но те не желали слушать.       — Ты давно потерял наше уважение, Кросс! — разъярённо кричал молодой человек, светловолосый с повязкой на голове, хорошо сложенный — видимо, часто таскал тяжести. Его зычный голос мог пронзить до самых костей. — Мы верили тебе, когда ты пришёл к нам со своей безумной новой религией, и древние боги обрушили на нас свой гнев! А у тебя хватает смелости говорить нам, что это наши грехи — причина всех бед? Ты из ума выжил, Кросс!       — Аскаи, брат мой, — глухо заговорил жрец, но его перебил тот же молодой человек:       — Я тебе не брат!       — Я лишь хотел сказать, что все мы братья под единым Отцом.       — Оставь эту чушь кому-нибудь другому!       — Хватит! — крикнула Саюри, приближаясь к ним на лошади. Спешившись, чистокровная сделала шаг, но Ягари выставил руку вперёд, делая ей знак оставаться на месте.       — Вас просили отсюда убраться, кровосос, — тоном, подразумевающим угрозу, напомнил Ягари. — И просьба включала в себя понятие «без неприятных возвращений».       — Я не сделаю вам ничего дурного. Напротив, мне есть что предложить вам.       — Ну как же! — выкрикнул Аскаи, и его возглас поддержали остальные. — Наша кровь и жизнь в обмен на вашу силу?       — Не спешите с выводами… — робко предупредил Кросс, но замолчал под гневными взглядами жителей деревни. Жрец покачал головой и опустил взгляд в землю. Один в поле не воин.       Саюри сочувствующе посмотрела на Кросса. Тяжело быть единственным здоровым в толпе раненых, но она не могла винить ни его, ни Ягари, ни всех остальных. Каждый хлебнул горя от вампиров сполна.       — Я пришла сюда, чтобы предложить вам помощь. Оружие против мне подобным. С ним вы получите возможность сражаться с бессмертными, не боясь быть уничтоженными.       — Ты хочешь сказать, — с сомнением, через которое сквозила надежда, спросил один из присутствующих, — что вы нашли способ для нас, чтобы бороться с теми существами на равных?       — Не верь ей, это ловушка! — Аскаи ткнул друга в плечо. — Она же одна из их вожаков.       — Не надо меня бояться, — спокойно ответила Саюри, но не предпринимала лишних шагов. — Никто из моих сородичей не знает что я здесь. Однако… Способ, который может дать вам оружие, не гарантирует выживание каждому из вас. У нас не было возможности провести эксперимент. То, что я хочу сделать сейчас, произойдёт впервые.       Жители стали переглядываться друг с другом. Верить ей было сложно. Но что-то в её облике, осунувшемся и потрёпанном, постепенно гасило искру недоверия.       — Выслушаем её, — рявкнул Ягари и, сложив руки на груди, повернулся к Саюри, всем видом показывая, что готов слушать, но остаётся на стрёме каждую секунду.       Чистокровная рассказала всё, что намеревалась сделать она, и предупредила о том, что необходимо сделать им для полного завершения ритуала. Когда закончила, Саюри поняла, что её колени дрожат.       — Полная ерунда, — фыркнул Ягари, не меняя позы и не смягчая взгляда. — Какого чёрта мы должны тебе верить? Может, ты отравишь нас своей треклятой кровью.       — Именно это и должно произойти, — согласно кивнула Саюри. — Кто-то из тех, кто отведает моей крови, умрёт. Но те, кто выживут, обретут силу для сражения с кровопийцами.       — А теперь самое важное, — подал голос Аскаи. Казалось, что он настроен враждебнее остальных. — Зачем тебе это?       Чистокровная приоткрыла губы, чтобы ответить, но так и застыла. Небо, затянутое плотными молочными облаками, предрекало снег. В этот день пойдёт первый в году снег. Будет замечательно умереть в день первого снега. Потому что в такой день год назад она поняла, что любит.       Всё это личное. Даже если она шла на это ради всего человечества, в её поступке было больше личного, чем в призывах полководцев на войну.       — Если я расскажу вам, разве это будет иметь для вас какое-то значение? — Саюри вытянула руку вперёд. Некоторые из людей дёрнулись, но видя, что вампирша не предпринимает дальнейших действий, успокоились. — На то есть причина, но она моя. Ваша задача — взять то, что дают, и воспользоваться во благо всех вас. И чем раньше вы поверите мне или же вслепую выполните ритуал, чем лучше.       — Ягари-сан, — тихим, неслышным голосом позвал Кросс, всё ещё прижимавший книгу к груди. Когда Ягари соизволил обернуться и посмотреть на жреца, тот покачал головой: — Она сражалась бок о бок со всеми вами. Другого выбора у вас нет.       Был принесён огромный чан, вокруг которого сложили печь. В котёл бросали металлические предметы, кто что мог — утварь, посуду, украшения, старые орудия. И пока под медленным огнём плавился металл, Саюри давала каждому жителю деревни по глотку своей крови.       Она чувствовала, как по капле сила уходила из неё. Это стало заметно после двадцатого человека, оторвавшего губы от её запястья. А в деревне их жило несколько сотен. Саюри выдохнула. Она выдержит.       Когда её тело закачалось, ей принесли низкий стул. Саюри села и с упрямством продолжила своё дело, хотя глаза слипались, а горло скребла сухость от жажды. И впервые в жизни она ощущала, что у неё просто не хватит сил напасть даже на маленького ребёнка, сосущего её кровь из пальца. Отвратительно-приятное чувство.       Ягари вёл перекличку, пытаясь выяснить, остались ли те, кто ещё не выпил крови бессмертной, когда Саюри уже сидела на стуле, согнувшись в три погибели и опустив руку к земле. Потёки тёмной крови медленно стекали вниз по запястью на ладонь, пальцы, затем капли падали на землю. Её жизнь уходила из тела крошечными каплями. Небольшими порциями она покидала этот мир.       — Кр… Кросс, — прохрипела Саюри, пытаясь поднять голову. Ягари остановился напротив неё и вопросительно посмотреть сверху вниз. — Кросс-сан.       — Нет, я не стану этого делать, — без ужаса в голосе, но с каким-то странным чувством спокойствия проговорил Кросс. — Я не воин, а слуга Бога.       — Вы больше послужите своему Богу, если станете его воином в войне против зла. — На эти простые и даже банальные слова у неё ушёл остаток сил. Она не видела лица Кросса, но ей очень хотелось верить, что они возымели над ним власть. Поэтому попыталась изобразить хотя бы подобие улыбки, когда он всё же подошёл и, глядя на неё виновато, всосал немного крови.       Оставался лишь последний маленький человечек, который должен был принять в себя ядовитый напиток. Мальчик Кирию, с потускневшими сиреневыми глазами, жалостливо смотрел на неё. Малыш взял в свои маленькие ладошки окровавленную кисть Саюри, будто согревая.       — Вы умираете, — печально произнёс он, стараясь избегать её взгляда. Другой рукой Саюри обняла его крепко-крепко, как могла бы обнять своего не родившегося ребёнка. Эта мысль не принесла облегчения. Но тепло тела мальчика дарило покой и усыпило, наконец, проклятую жажду. Смерть, видимо, приближалась, уже стояла за спиной, занеся косу над черепом.       — Металл готов, — сухо оповестил Аскаи. Несмотря на морозную погоду, от его тела шёл жар, а на лбу выступил пот.       Кирию быстро слизнул струйку засыхающей крови с ладони Саюри. Взяв чистокровную за плечи, он помог ей подняться и подвёл к котлу. Когда Саюри твёрдо встала на ноги и одарила ребёнка тёплым взглядом, он схватил её за руки и сказал:       — Спасибо, настоящий вампир.       Это не я настоящий вампир, мыслила Саюри. Я лишь песчинка на тропе из сотен других песчинок, что пролагают его дорогу. Я лишь инструмент, что исполняет его желание. Желание безопасного мира для людей.       Адская жгучая боль пронзила грудь, когда чистокровная схватила рукой своё сердце изнутри. Резким движением она вынула его, горячее, влажное, пульсирующее, болезненно желающее жить.       «Я хочу быть полезной людям. Хочу быть полезной Канаме».       — Продолжай жить, Канаме, — одними губами прошептала она и бросила сердце в котёл. Расплавленный металл зашипел и забурлил, выпуская пар и пузыри. Послышался гул и треск, содержимое котла окрасилось в красный, засияло зловещим светом и задрожало.       Глядя на то, как её сердце обретает жизнь вне её тела, Саюри закрыла глаза, ощущая, как конечности теряют вес и потухают все чувства. «Так вот как умирают».