Король в кандалах

You got to chase your demons on the run, Put out their fire, their dark desires. The exorcism has begun Slaying all, leaving none. (c)

      Тусклый белый свет лениво и тяжело просачивался сквозь выцветшие синие занавески. Некогда благородный цвет сейчас был блёклым и дряхлым, как крестьянин после нескольких десятков лет в поле. Прикосновение этого света разбудило Канаме, и он открыл свои красные, наполненные яростью глаза.       Но гнев в них тут же потух, когда он увидел, кто делил с ним постель. Карамельные волосы с вплетёнными тонкими косичками, что всегда добавляли её строгому образу игривости, разметались по подушке, ловя едва уловимые блики света, что пробивался через занавеси. Грудь, укрытая тонким покрывалом, что годилось лишь для летних дождливых ночей, спокойно поднималась и опускалась, говоря о мирном сне Саюри.       Канаме улыбнулся, и она, будто почувствовав, повернула к нему голову, чуть позже открывая ореховые глаза. Легко блеснула на свету подвеска на её шее, и Канаме протянул руку, чтобы погладить чистокровную по щеке.       — Мне приснился ужасный сон, — с облегчением выдохнул он, с удовольствием смакуя каждое произносимое им слово: как же было приятно осознавать, что все пережитые кошмары были не наяву!       С её стороны послышался нежный смешок, и Канаме внимательно посмотрел на лицо Саюри. Женщина покрыла его ладонь своей и полушёпотом спросила:       — Что за сон? О чём?       — Не хочу говорить. — Канаме поёрзал на подушке и нагло притянул Саюри к себе, крепко сжимая в объятиях. — Это было слишком больно.       — Расскажи, — настаивала она, — иначе сбудется.       Канаме хмыкнул, ведь он не верил в подобные суеверия. Впрочем, как и Саюри, поэтому чистокровный понимал — она всего лишь хотела разделить его беспокойство и вновь уговорить, что всё как всегда будет хорошо. Он вдруг понял, что ему хотелось бы это услышать.       — Приснилось, будто ты умерла. Такая глупость…       Саюри подозрительно молчала. Он услышал, как тяжело она выдохнула ему в шею, и дыхание это, мертвецки холодное, обожгло ему кожу. Канаме заволновался и чуть отстранился, чтобы заглянуть в её глаза. Саюри болезненно улыбалась — так обычно улыбаются те, кому в сердце вонзили нож, но умирали они на руках у возлюбленных.       — Канаме… Мой Канаме, — твёрдо, уверенная в своих словах, сказала она, слабым движением проведя рукой по его растрёпанным волосам. — Мой хороший мальчик. Ты справишься со всем. В тебе достаточно сил, так что никогда не опускай руки. Где бы я ни была, я всегда буду с тобой…       Последние слова эхом отозвались в воздухе после того, как Саюри рассыпалась прямо в его объятиях на тысячу нежных розовых лепестков, и Канаме, издав крик боли, проснулся.       По-настоящему проснулся.       В реальности он лежал в тёмной комнате, пропахшей гарью: кто-то жарко натопил в помещении и укрыл чистокровного толстым одеялом, цвета умирающей зелени. Отчего-то Канаме везде мерещились ужасающие символы смерти, и от этого тошнило. Он едва переборол себя, сглотнул слюну и прислушался к тому, что происходило вокруг.       За окном раздавались человеческие переругивания, стук и лязг металла — гул кузницы. В коридоре сначала было тихо, но буквально через пару мгновений раздались шаги — несколько пар ног несли сюда кого-то, а Канаме был не в самом лучшем состоянии, чтобы сосредоточиться и определить, чья аура это была — человеческая или вампирская.       Дверь без стука, но очень осторожно распахнулась, и в проёме показалась золотистая голова Ичиджо.       — Он очнулся, — прохрипел Масао кому-то за дверью и вошёл в комнату полностью, впуская ещё Майю и, внезапно, Шион.       — Как ты? — жалостливо спросила Майя, не решаясь, однако, смотреть Канаме в глаза. Шион с беспокойством смотрела на него сверху вниз, но ничего не говорила. Канаме сел на постели, отбрасывая жаркое одеяло; пот пропитал его одежду, и чистокровный вновь почувствовал тошноту от взглядов вампиров, окруживших его.       — В чём дело? — ослабшим голосом спросил он. Чистокровные переглянулись, и Шион сказала:       — Мы нашли тебя лежащим в снегу недалеко от деревни. Весь Ковен беспокоился. Теперь тебе лучше?       Канаме не знал, что значит «лучше». Он вообще сейчас мало что соображал и после пробуждения плохо отличал сон от реальности. Поэтому, предприняв последнюю попытку надежды, сипло спросил:       — Где Саюри?       Снова этот беспомощный взгляд между собой, и Канаме начинал понимать, что для них он сейчас выглядел как обезумевший чёрт, выскочивший из сюрреалистичной сказки. Он спросил глупость. В реальности Саюри больше не было.       Ичиджо молча протянул к Канаме руку и показал что-то в раскрытой ладони. Глянув, он опознал в вещице золотую подвеску Саюри. Четыре перпендикулярных лепестка, наложенных на стареющий полумесяц. Лепестки розы или лилии? Почему стареющий, а не растущий? Канаме нарочно отвлекал себя бессмысленными вопросами, ответы на которые были не нужны, лишь бы не думать об ответе на заданный вслух вопрос. Ответ, который он не хотел слышать.       — Это было найдено среди её праха.       «Где Саюри?» Саюри больше нет.       — Послушай, — робко, совсем на него не похоже, продолжил Ичиджо, — ты пролежал без сознания пару дней. — Канаме даже не шелохнулся, услышав эти слова. Как неудивительно это было. — Люди начали делать орудия, но, кажется, не совсем понимают, как им пользоваться и против кого. Они чуть было не прогнали нас. Нам стоило больших усилий убедить их в том, что мы им не враги.       Канаме не двигался и не реагировал на реплики вампира. Лишь бездумно поглаживал золотые лепестки, неотрывно глядя на них.       Цокнув, Масао сделал шаг вперёд, отчаянно выдав:       — Канаме, тебе требуется наша помощь!       Мощный удар энергии отбросил всех троих к стене, по кладке прошла трещина со зловещим звуком. Выдохнув, чистокровный свирепо сказал:       — Оставьте меня. Иначе помощь потребуется вам. Я не шучу.       Масао спешно встал, помогая женщинам. Майя отдёрнула его руку и прошла вперёд. Шион попыталась её остановить слабым «не смей», но та не послушалась. Как гора, она встала перед Канаме, заслонив собой яркий свет огня в камине. Тяжёлые вдохи и выдохи раздавались прямо над головой Канаме, и он устало поднял голову, мысленно приготовившись защищаться.       — Саюри была моей подругой, — с вызовом и со злостью сказала Майя. Она смотрела в гранатовые глаза древнего вампира и видела в них только боль и усталость, но не могла и не хотела себя остановить. — Она пошла на это из-за тебя. Я потеряла её из-за тебя! Но взамен мы получили возможность сражаться с нашими врагами, с теми, кто потерял смысл своей жизни и цену человеческой. Она ушла, но оставила после себя драгоценный дар. И ты не можешь просто сидеть здесь и горевать наедине с собой, зная, что нам тоже нелегко, но мы идём дальше, потому что не можем остановиться сейчас!       Из глаз вампирши потекли слёзы. Майя всхлипнула и, развернувшись на каблуках сапог, покинула комнату. Растерянная Шион, плохо понимавшая ситуацию, выдохнула и тоже вышла. И пока в коридоре затихал стук их шагов, Масао протянул Канаме ещё кое-что.       — Это письмо, — пояснил он, когда Канаме вопросительно посмотрел на бумажный прямоугольник в его руке. — От Саюри.       Дверь тихо закрылась за Ичиджо, когда Канаме принялся раскрывать письмо. Он уже приготовился прочитать длинное послание с десятками фраз объяснения, признания, извинения, сокрушения и надежды, что он сможет найти способ как-то вернуть её. Но его взору предстало лишь одно слово.       Живи.       Ягари c остервенением стучал молотом по деревянным доскам. Мелкие шипы, выкованные на бойке, и два больших острых шипа, венчавшие задок, были его собственным капризом, о котором он попросил Аскаи, когда тот попытался выковать первое оружие. Результат превзошёл ожидания — молот выглядел внушительно и устрашающе, под стать грозному убийце Ягари. Осталось лишь проверить его в действии.       — Когда эти лояльные кровососы привезут нам тех, на ком мы можем испытать оружие с чистой совестью? — спрашивал он, любовно поглаживая боёк молота. Присутствовавший рядом Аскаи не отвечал, будучи занят с металлом. Впрочем, Ягари продолжил диалог в одни ворота сам. — На самом деле я бы с радостью использовал новое оружие и на тех вампирах, которые прикидываются нашими союзниками. Особенно этот белобрысый меня бесит.       — Но вы не можете нарушить договор столь бессмысленно, — вмешался третий собеседник. Разом повернув головы, мужчины увидели в дверях наскоро сколоченной «кузницы» Канаме.       — Неужели выспался? — с иронией выдал Аскаи, вернувшись к своему занятию. Ягари одобрительно хмыкнул, а Канаме ничего не ответил, лишь подошёл ближе к столу, на котором покоились металлические детали различного размера и формы. — Ты вовремя. У нас готов десяток холодного оружия и вон тот молот. Как далеко, по-твоему, мы можем зайти?       Канаме окинул взглядом детали. На краю стола лежали уже готовые ножи и кинжалы, все небольшого размера и не самого высокого качества. Видимо, Аскаи пытался работать быстрей и не придавал значения внешнему виду орудий, главное, чтобы оно наконец-то было. Чистокровный хотел было рассмотреть один кинжал поближе, но стоило ему только прикоснуться, как металл засиял голубым агрессивным свечением, а кожу прожгло так сильно, что Канаме с шипением отдёрнул её, зажимая пальцы в кулак.       Когда резкая боль чуть остыла, он посмотрел на раненые подушечки пальцев — ожоги не затягивались.       — Ух ты! — восторженно выдохнул Ягари. Удивление на лице Канаме быстро сменилось любопытством — он и не думал, что оружие будет работать вот так. Аскаи же вдохновился и выхватил кинжал с края стола.       — Есть ещё кое-что. Смотри. — Аскаи провёл лезвием по тыльной стороне ладони, но оно прошло по коже как по воде — абсолютно никак не задевая и не оставляя следов. Затем кузнец с силой ударил кончиком лезвия по своему запястью — и снова ничего. Не было ни единого пятнышка, не то что крови.       — Вопрос, вероятно, глупый, но… — задумчиво начал Канаме, однако Аскаи его перебил:       — Все лезвия остро наточены. — В качестве доказательства он провёл кинжалом по столешнице — кинжал оставил заметный надрез в древесине. А после же, прицелившись, он бросил оружие в деревянную мишень на стене — кинжал пронзил её в самом центре.       — Оружие не способно ранить людей, — озвучил очевидную мысль Ягари.       Глядя на висевший на стене кинжал, от которого исходил едва уловимый аромат лилий, который мог почувствовать только он, Канаме почувствовал прилив вдохновения. Словно его окутал тёплый южный ветер, пришедший, чтобы пообещать лучшее будущее. Канаме должен стать его залогом. Потому что её смерть не должна быть напрасной.       Подушечки пальцев всё ещё болели, и эта боль ныла так сладко, что Канаме незаметно усмехнулся. Боль — это то, что заставляет жить. Ты живёшь, либо убегая от неё, либо испытывая её.       — Эти клинки никуда не годятся, — решительно заявил Канаме, сгребая все орудия в кучу. — К тому же нам требуется что-то эффективнее. Вы знакомы с огнестрельным оружием?       Оба мужчины кивнули. Канаме повторил их жест в знак одобрения.       — Мы располагаем двумя видами сил. Вампиры, используя холодное оружие, могут вести ближний бой. Люди же, держа в руках ружья и пистолеты, могут уничтожать врага с более-менее безопасного расстояния. Сколько у нас человек, кто может работать с металлом?       Ягари разочарованно выдохнул и глянул на Аскаи, который задумчиво, потирая подборок, ответил:       — Я здесь единственный кузнец. Раньше был ещё мой отец, но он погиб во время нападения…       — Неважно. — Канаме махнул рукой. — Эта проблема касается всех. Мы аккумулируем силы со всех человеческих поселений и подключим тех кровопийц, кто на нашей стороне. Рабочих рук должно набраться достаточно.       Внезапно Ягари схватил чистокровного за запястье и посмотрел прямо в глаза.       — Ты не думал, что среди кровососов могут оказаться шпионы этой красной стервы? Они могут передавать оружие во вражеский лагерь, и тогда силы уравняются, что совсем невесело — знаешь же, какие они из себя конченые уроды.       Канаме опустил плечи, с тоской глядя на Ягари. Он действительно не подумал об этом.       — До первого боя доступ к металлу будет только у людей. И меня.       Он погладил большим пальцем подушечки других четырёх. Раны ещё не затянулись.       На подготовку к первому бою ушёл месяц. Дворец Красной Змеи был практически завершён, и издалека высился кончик её недостроенной башни, зиявший чёрным углом в сером небе. Прошла первая метель, землю укрыл слой хрустящего снега, что каждый день перемешивался с чёрной грязью, превращаясь в ошмётки своей былой красоты. В этой зиме не было ничего красивого для Канаме. Начиная со дня смерти Саюри уродливо было всё.       Отвратительное бледное Солнце, как конь мёртвого всадника из новых книг о конце света, не мигая смотрело вниз на погибающее человечество. Ужасен был запах кузницы — от пота работающих там людей судорогой сводило, кажется, всё тело, а горло горело, словно в аду от жажды.       Канаме сходил с ума. В моменты, когда внутренний зверь больше не мог терпеть, он срывался и искал Мегуми. Хрупкая, почти крошечная молодая женщина, глядя на него как лань, безропотно отдавалась его злости, подставляя нежную шею. Он рвал её кожу, ненавидя себя и кровопийцу внутри, но вымещать злость получалось только на бывшей слуге его мёртвой возлюбленной. В её венах ещё струился дух Саюри, и это помогало оставаться в своём уме. Когда он насыщался, Мегуми со вздохом падала на землю, и лишь одним ловким движением Канаме удавалось поймать её и на руках отнести в тёплый дом, где он укрывал её одеялом, едва слышно шепча: «Прости».       Люди в деревне привыкли к нему и его соратникам. Через какое-то время они даже перестали воспринимать их как вампиров, делясь соображениями по поводу дальнейшего ведения войны и идеями по изготовлению нового оружия. Вампиры Ковена отдавали себя полностью идее мира, безопасного для людей.       — В природе всё продумано до единой мелочи, — говорил Канаме своим сородичам. — Вы можете верить, что так задумало какое-то божество или это логичное стечение обстоятельств развития жизни на земле, но ничего не происходит просто так. Количество хищников составляет лишь десять процентов* от всего числа живущих травоядных, и эта цифра не должна превышаться для сохранения здоровой популяции обоих типов. — Канаме посмотрел на шахматную доску, где чёрный король был окружён белыми пешками. — Отсюда нам с вами следует сделать вывод: для сохранения человечества мы должны иметь не более одного вампира на десять живущих человек.       Наступление на дворец было стремительным. Люди изголодались сидеть в деревнях, в страхе ожидая геноцида каждый день. Они заботливо растили в себе злость, щедро поливая её своим желанием жить и не поддаваться чудовищам, что желали подчинить их себе. Поэтому на территорию дворца Красной Змеи они ворвались, ликуя и чувствуя в воздухе запах победы.       Поражение было ожидаемым. Армия Чизу, возглавляемая Кумоидэ, редела на глазах: их рубили мечами и саблями, решетили пулями и стрелами — фантазии оружейников было где разгуляться этот месяц. Канаме же в прямом смысле косил своих врагов.       Прекрасная и изящная коса была его символом любви к погибшей женщине. В металлическом звоне, когда лезвие вонзалось в плоть вампиров, слышался её победный возглас, в отражении рукояти ему чудился её одобрительный взгляд. Пусть все, кто насаждал смерть, почувствуют её вкус в собственном предсмертном дыхании.       Вскоре вся земля была залита кровью бессмертных. Канаме попытался сделать шаг в сторону, но понял, что красное всё. Ни единого дюйма не отравленной земли.       — Канаме! — услышал он за своей спиной голос Рена. Глянув на него, чистокровный увидел, что Хио указывает куда-то вперёд. — Кумоидэ.       Ханадаги-младший распространял волны ярости во все стороны вокруг себя, не давая никому подойти ближе ко входу во дворец. Он был похож на злобного льва, что защищал семейство. Канаме было противно думать, что такой монстр был кому-то дорог.       — Кумоидэ… — проскрежетал он, продвигаясь ближе. Кончик лезвия косы звенел, скребя землю, волочась прямо за Канаме. Ханадаги обернулся. Они оба выглядели ужасно. Белые длинные волосы Кумоидэ спутались и посерели, чёрная рубашка была покрыта порезами, но за ними не было видно ран, кожаные сапоги были покрыты степной грязью. По правой щеке стекала свежая струйка крови, за которой наблюдал Канаме. Его некогда белое пальто было измазано кровью так, что больше ни одного чистого пятна не осталось. От него дурно пахло, и запах этот был запахом крови убитых кровопийц. Кровь от крови.       Внезапно Кумоидэ расхохотался.       — Глупый Кейтаро! Ах, прости, Канаме. Так, кажется, тебя звала моя названая сестра? Я сражаюсь за будущее нашей расы, а ты уничтожаешь нас!       — Я был бы счастлив, если бы можно было обойтись без уничтожения в любом виде. Но ты — и она — вы перешли все границы. Вы держите людей в загонах, вы обращаете их в своих рабов — что это за мир, в котором ты хочешь жить?       — Ты прожил на этой земле дольше любого из нас, а на деле оказался глупее даже моего младшего брата. Люди точно так же держат в загонах животных, коими питаются. В чём разница?       — В том, что люди — не скот. — Канаме сделал шаг вперёд, медленно, как кот к воробью, приближаясь к Ханадаги. — У них есть чувства, семьи и возлюбленные. Они строят этот мир и являются носителями культуры. Разве ты забыл? Мы и сами произошли от них! До превращения мы и сами были людьми.       — Но ведь это было многие… столетия… назад!       Кумоидэ рванулся, хватая что-то металлическое с земли. Это оказался меч — самый обычный из самого простого металла. Он рассчитывал сбить Канаме с ног и вырвать магическую косу из его рук, но тот вовремя отразил атаку, выставив орудие вперёд. Лезвия столкнулись, и чистокровные смотрели друг другу в глаза. Всего лишь год назад они жили под одной крышей и были частью одной семьи. Но были ли?       — Жаль, что Саюри этого не видит. Ты… ты повинен в её смерти! Из-за тебя и твоих нечестивых поступков она была вынуждена принести себя в жертву ради людей.       — Саюри всегда была дурой. Как и мой отец, она верила в призрак мира между людьми и кровопийцами…       Но он не договорил. Кумоидэ был прав — Канаме был старше любого из них. Поэтому и сил в нём было больше.       Дёрнув косу, он одновременно выбил меч из рук Ханадаги-младшего и отрезал ему голову, что, с удивлённым взглядом от неожиданной смерти, покатилась вниз к завывшим слугам Змеи. Канаме толкнул его тело и вонзил косу в сердце противника. Он бил и колотил его труп до тех пор, пока он не рассеялся прахом, обещая больше никогда не осквернять мир своим присутствием.       Всё поле боя замерло. Слуги притихли, чистокровные и прочие вампиры, что стояли на стороне Кумоидэ, с ужасом замерли, воззрившись на разлетавшийся по земле чёрный прах. Канаме чувствовал себя удовлетворённым. И опустошённым.       — Слушайте меня. — Он не кричал, но говорил громко и властно, подняв косу с окровавленным лезвием над собой. — Ваш командир мёртв, и все вы видели его жестокую и позорную смерть. Теперь у вас есть два выхода. Умереть так же бесчестно или же пойти за нами. Но для этого вам придётся принять наши принципы и взгляды на жизнь. Любое неповиновение будет караться смертью. Выбирайте сами — вечная жизнь или бесконечное забвение.       Один за другим они склоняли головы и падали ниц. Они подчинялись его словам, желая сохранить свои жалкие жизни, но Канаме не хотел, чтобы все шли за ним. Он лишь сделал то, что должен был. Сказал то, что требовалось. Он действительно не потерпел бы иного. Но телу всегда нужна голова, за которой следовать легче.       Ичиджо встал перед ним и, приложив руку к сердцу, преклонил колено.       — Канаме-сама.       Канаме нахмурился, но не успел ничего сказать. Вслед за Масао встали Хио и Майя с тем же самым жестом. За ними — Айдо, Соэн, Шото, Шион и прочие. И уже через несколько мгновений на красном поле перед чернеющим дворцом толпа из людей и вампиров скандировала уставшему от жизни чистокровному:       — Канаме-сама! Канаме-сама! Канаме-сама!