Король в кандалах

      Толкнув плечом дверь, Аскаи без особого желания вошёл в комнату, куда его позвал Канаме. Он огляделся вокруг и, заметив внутри чистокровного командира и черноволосую женщину, протянул руку своей жене, впуская внутрь. Когда они подошли ближе, то увидели, что в центре комнаты на двух столах лежало четыре маленьких тела. Аскаи тут же напрягся, сжимая обледеневшую ладонь жены.       — Тебе не о чём беспокоиться, — поспешил его заверить Канаме.       — Не о чём? — В голосе кузнеца звучало раздражение, словно ему хотелось что-то выплюнуть. — Наших детей должны были подготовить к погребению. Это явно на него не похоже.       Его жена, неспособная от горя что-либо говорить, вновь заплакала, прикрывая бледное лицо рукой. Шион, стоящая рядом с Канаме, печально нахмурилась. Она прожила много столетий, но ей пока не довелось стать матерью.       — Я хочу помочь тебе, Аскаи. За то, что ты поможешь мне, — Канаме старался держаться прямо и уверенно, хотя происходящее наводило ужас даже на него. Ему хотелось закричать, разнести кулаками эти столы и стены, схватить какую-нибудь тяжёлую палку и разбить в щепки близстоящие дома и деревья, на сколько хватит сил, пока зверь внутри него не успокоится. Но он не может позволить себе этого, только не сейчас.       — Я уже достаточно помог тебе, кровосос, — рявкнул Аскаи, подходя к столу и явно собираясь забрать тела погибших близнецов. — Сейчас было бы неплохо вам всем убраться отсюда.       — Что если я скажу, что могу вернуть тебе детей?       Жена Аскаи всхлипнула и застыла. Широкими глазами она осматривала спину мужа, потом перевела взгляд на Канаме.       — Жрец Кросс и тебе мозги запудрил? Он любил нас развлекать шуточками о воскрешении мёртвых руками его Бога. Только ты явно не тот бог из его книжки в кожаном переплёте.       — Далеко нет, — согласился Канаме и подошёл ближе, заглядывая прямо в серые глаза Аскаи. Короткие пшеничные волосы прилипли к повязке на лбу, что пропиталась потом. Запах от его тела исходил настолько сильный, что Канаме пришлось сглотнуть. Он давно не пил крови, и сейчас ему надо держаться изо всех сил. Медленно выдохнув, он продолжил:       — Видишь детей на другом столе? Они тоже близнецы. Были рождены той самой вампиршей, что предала человечество ради правления кровопийц на этой земле. — Канаме осторожно погладил алые волосы на прохладном лбу девочки, мальчик спал чуть поодаль, неловко держась за запястье сестры. Канаме не помнил, как выглядела Чизу, но алый цвет волос детей явно намекал на то, что они пошли не в светловолосого Ханадаги-младшего. — Мы убили их отца у замка Змеи, и мать наверняка придёт за ними. Когда она это сделает, мы убьём её. Но… я не могу оставить этих детей в живых.       Женщина охнула, и Аскаи нахмурился. Помотав головой, он спросил:       — Почему?       — Потому что ничего хорошего их не ждёт в их бесконечно горькой жизни. Как дети предателей они станут изгоями. А это значит, что рано или поздно они превратятся в своих родителей.       — Но зачем же убивать? — вскричала жена Аскаи, подходя ближе. — Неужели нет другого выхода?       — Есть, — кивнул Канаме и посмотрел на их мёртвых близнецов. — Перенести их дух в тела ваших детей.       Устрашающую тишину, воцарившуюся после слов Канаме, можно было погладить и почувствовать искры. Напряжением буквально светились клеточки тел всех бодрствующих, кто присутствовал в этой комнате.       — Я уже практиковала подобное, — заговорила Шион, и от её голоса, пусть тихого, оба человека вздрогнули. — Я переносила свой дух в тела вампиров и людей. Один раз я перенесла дух в тело мёртвого человека… Поэтому это должно сработать.       — Нет. — Аскаи отпрянул от стола, будто это было что-то грязное. — Я не решусь на это, они уже не будут моими детьми.       — Этим детям всего по полгода, Аскаи-сан, — возразила Шион, — а Вашим и того нет. Они в самом бессознательном возрасте, который может быть удобен для подобной процедуры.       — Процедуры? Это чёртов ритуал, и видит Кросс, я не религиозен и не суеверен, но мне не внушает спокойствия ваш план. Я не хочу воспитывать детей-кровопийц.       — Они не будут ими, — нахмурился Канаме. Он почему-то был уверен, что отец, только что потерявший малых детей, будет хвататься за любую соломинку, что позволит ему вернуть их назад. Но Аскаи, как обычно, выделялся среди прочих. — В человеческом теле они не будут испытывать жажду крови или проявлять способности, отличные от обычных охотников. Это так не работает.       — Нет, я отказываюсь! — Аскаи ударил кулаком по столу и увидел, как его накрывает дрожащая бледная рука. Он приподнял брови в изумлении и посмотрел на свою жену. По худому лицу стекали прозрачные струйки слёз, смачивающие её печальную улыбку.       — Пожалуйста, Шу… — прохрипела она, сдавливая его кулак, постепенно расслабляющийся в её ладони.       Канаме защекотало странное чувство в его груди. Мать, что готова совершить самый безрассудный поступок ради своего ребёнка, и отец, для которого долг и обязанности стояли выше, — он видел это где-то. Он знал их…       «Иногда мне кажется, что ты любишь его больше, чем меня, Аяме…»       Точечная боль ударила в затылок, и Канаме скривился, потирая виски. Несколько картинок с лицами незнакомых людей пронеслись перед его глазами слишком быстро, чтобы уловить детали. Или всё же знакомых?       «Как не вовремя», — подумал он, приходя в себя. Подняв голову, он заметил на себе взволнованный взгляд Шион, которая уже не первый день чувствовала себя не на своём месте. Не посчитав нужным что-либо объяснять, Канаме лишь махнул рукой и вернулся к Аскаи.       — Вы даёте своё согласие?       Кузнец ответил не сразу. Собираясь с мыслями, он сказал:       — Но здесь мальчик и девочка, а у нас два сына.       — Вы даёте своё согласие? — настойчиво повторил Канаме.       — Да, — ответила жена Аскаи уверенно — чистокровный никогда не слышал такого тона в голосе её мужа. — Мы согласны.       Канаме настоял на том, чтобы провести ритуал самому. Пусть Шион уже была опытна в этом деле, но ему необходимо было ознакомиться с ним. Кто знает, быть может, он понадобится ему когда-либо для личных целей. К тому же, Шион, как и никому другому, не следовало знать, что в заклятие ритуала было добавлено кое-что ещё.       Проводив супругов Аскаи со спящими, но уже живыми детьми на руках, Шион подошла к Канаме, что сидел на крыльце, задумчиво разглядывая мельтешащих вдалеке на площади людей и вампиров. Кажется, назревала стычка, но кто-то из императорской гвардии, всё ещё присутствовавшей здесь вместе с верховным правителем, быстро их разнял. Шион опустила руку на плечо Канаме, и он вопросительно на неё посмотрел.       — Ты не избавился от тел.       — У меня не хватило мужества вонзить клинок в тела детей, пусть даже мёртвых, — Канаме тяжело выдохнул. — Попрошу Ягари, он кажется достаточно сумасшедшим, чтобы с радостью уничтожить трупы чистокровных младенцев.       Шион хмыкнула. Ей было приятно думать, что они неплохо понимают друг друга. В отличие от Ханадаги Рюо, который обратился в вампира вместе со своим сыном, она была одна и стала кровопийцей много веков назад. Одиночество и смирение с ним — то, что роднило её с Канаме, казалось прекрасным поводом к сближению.       Чистокровная сжала ладонь на его плече, снова привлекая его внимание к себе. Она постаралась успокаивающе улыбнуться.       — Ты мог бы отдохнуть, ведь самое сложное уже позади.       — Нет, — он хмыкнул и встал, намеренно избавляясь от прикосновения её руки. — Самое сложное ждёт меня впереди.       Южный Ковен не шёл ни в какое сравнение с Восточным. Если там царила умеренная роскошь и простор, то резиденция вампиров на юге походила на деревенский домик с минимумом необходимых удобств. Однако даже в таком виде он был больше и краше любого человеческого дома в деревне.       Делегация вампиров, приехавших на юг, была небольшой — прибыло всего около двенадцати вампиров, включая Канаме, Шион, Ичиджо и Мегуми. Канаме оставил Хио Рена за старшего в деревне убийц — он надеялся, что к его возвращению Император и Рен смогут решить основную кучу мелких административных проблем, пока Канаме приходилось разбираться с куда большими.       Деймос остановился, громко фыркнув, и Канаме спешился. Погладив верного коня по чёрной блестящей гриве, чистокровный с ожиданием вглядывался в силуэты вампиров, что показались из открытой двери. Первым вышел очень высокий мужчина в чёрном плаще с волосами странного цвета красного вина, но из-за его спины выскочила молодая вампирша, совсем юная, словно ей не было и двадцати лет, и опередила его.       Запыхавшаяся, она подбежала прямо к Канаме — он стоял впереди всех, и, посмотрев на него, девушка замерла на секунду, но потом быстро выпалила:       — Добрый вечер! А Саюри с вами?       Канаме почувствовал, как внутри него что-то треснуло. Как можно было сказать сейчас этой взрослой девочке с большими голубыми глазами, что самого близкого ей человека больше нет на этой земле?       — Она… — чистокровный не знал, как начать. Оторвав от неё взгляд, он заметил множество любопытных глаз, смотрящих на них. — Ты ведь Юрико-чан, верно? Могу я с тобой поговорить… наедине?       Юрико нахмурилась. Заглянув за плечо чистокровного, она увидела стоявшую рядом с Гортензией Мегуми, которая была мрачнее тучи и явно не спешила поприветствовать сестру своей хозяйки нетерпеливыми объятиями. «Неужели Саюри сбежала? — пронеслась странная мысль в голове чистокровной. — Но куда? И с кем? Со своим возлюбленным? И почему?» Подумав, что терзания бесконечными вопросами ни к чему её не приведут, Юрико кивнула и проводила Канаме в дом.       Соэн сосредоточенно смотрел на шахматную доску, решая, какой сделать следующий шаг. Если заблокировать ладью противника с помощью белопольного слона, тогда откроется свободный доступ к его ферзю, который не был никак защищён от коня. Но ладья угрожала поставить шах королю следующим шагом. Посчитав, что предпримет что-нибудь потом, Джин передвинул ферзя в безопасную позицию.       Цокнув языком, Каин, сидя перед Соэном со связанными руками, посмотрел на оппонента огненным взглядом, отчего даже чистокровному Соэну стало не по себе.       — Тупой иллюзионист, даже не можешь внушить мне видение выигрышной позиции своих фигур, — не удержался от комментария Каин.       — Я хочу играть по-честному, не все же здесь такие, как ты или он, — Джин кивнул в сторону сидевшего за решёткой Риричио. Тот смиренно выдохнул, но ничего не ответил на выпад.       — Да, но это не помогает тебе видеть реальное положение дел. Конь с E5 на F7.       Соэн, охраняя заключённых предателей в темнице Восточного Ковена, любил развлечь себя игрой в шахматы вместе с ними. Но так как давать им полную волю было чревато, он оставлял их в наручниках, передвигая их фигуры вместо них, когда оппоненты объявляли свои ходы.       Убрав руку с коня, Соэн понял, что Каин загнал его в угол — это был шах и мат, даже без чёртовой ладьи.       — Ах ты, рыжая стерва, — выругался Джин. Он поднял руку, словно собирался со злости смахнуть все фигуры с доски, но передумал — ведь собирать их потом с пола придётся самому под унизительными взглядами заключённых предателей.       — Когда закончите, принеси чего-нибудь поесть, — проскрипел из-за решётки подавленный голос Ширабуки. Он занимался тем, что перекатывал маленьких паучков с одной руки на другую, они забавно мельтешили лапками, и это хоть как-то его развлекало. Но в животе было пусто уже несколько дней, он бы не отказался и от человеческой пищи, она бы мало помогла, но хотя бы забила пустоту. Его слуга пропал, оставшись в стане Чизу, и кто его знает, согласился ли бы вернуться сюда за ним. Голод был столь сильным, что Ширабуки был готов съесть и Соэна, и Каина, и если бы его потом попросили о раскаянии в преступлении, он бы сказал, что не жалеет ни о чём.       Тяжёлая кованая дверь в темницу распахнулась, и одна из слуг Джина вошла, говоря, что во дворе происходит что-то странное. Соэн подумал немного, стоит ли покидать темницу, но решил, что это глупо, и попросил слугу привести «странности» сюда. Через несколько минут непрекращающихся перестрелок колкими фразами между охранником и заключёнными на пороге, наконец, показалась гостья. Риричио тут же встал, как увидел её, и бросился к решётке.       — Фумино?.. — прошептал он.       Молодая вампирша с тяжёлыми светлыми кудрями явно не была удивлена увидеть его здесь. Про себя он подумал, что в этом нет ничего странного: как только он исчез, передав информацию о нападении в руки Канаме, армия Чизу его тут же объявила предателем. Кошмар был в том, что и здесь его не жаловали, что тоже не было удивительно.       — Кто ты такая и зачем сюда пришла? — деловито спросил Соэн, с любопытством разглядывая пришелицу. Та, осмотревшись, явно была недовольна обстановкой.       — Я думала, что меня отведут к Ханадаги-сан.       — Он сейчас не в себе. Ты откуда? Из какого Ковена?       — Да она не из Ковена, — хмыкнул Каин, не веря своим глазам. — Она одна из приближённых Красной Змеи.       Прежде чем Джин успел что-либо предпринять, Фумино замахала руками:       — Подожди! Дай мне сказать!       — Поторапливайся, — пригрозил Соэн, — у тебя есть одна минута.       Выдохнув и исподтишка взглянув на Риричио, Фумино сказала:       — Да, я из армии Чизу Фурумия. Точнее, раньше была в ней. Я хочу доложить вам важную информацию в обмен на убежище.       — О, за такое они предоставляют только подобное убежище, — Ширабуки картинно взмахнул руками, показывая на стены мрачной и сырой темницы.       — Что же не так в армии Красной Змеи, — с подозрением спросил Соэн, почёсывая подбородок, — что все бегут от неё?       — Жестокость, — охотно ответила Фумино. — Если эта женщина не остановится, она уничтожит весь мир. Разве не очевидно? Она просто не способна увидеть это, потому что её глаза застланы ненавистью и гневом. И сейчас после убийства Кумоидэ-сама, она совсем ополоумела.       Фумино говорила вкрадчиво и чётко, с яркими паузами между словами, словно хотела убедиться, что смысл её слов дошёл до собеседника. Джин молчал. Он пытался прочитать по её мимике и движениям, говорит ли она правду. Но пока она была непроницаемой.       — Почему я должен тебе верить?       — Потому что я скажу, где вы сможете её найти, чтобы уничтожить.       — А почему я должен верить этому?       — Потому что, — Фумино победно прошествовала к свободной клетке, — я буду сидеть здесь взаперти до тех пор, пока она не умрёт. И если я солгала, вы сможете беспрепятственно разорвать меня на кусочки.       Юрико во все глаза смотрела на Канаме. Внимательно следила за его движениями — всё ещё изящными, но усталыми. В нём уже чувствовалась аристократическая выправка — общение с вампирами из Восточного Ковена, среди которых было много представителей благородных семейств, пошло на пользу. Но простота происхождения ещё не исчезла до конца. Юрико совершенно ничего не знала о Канаме, но могла с лёгкостью делать выводы о таких вещах, глядя на него: три столетия жизни не прошли даром.       Красивые миндалевидные глаза гранатового цвета всматривались в неё, читая эмоции на самой глубине её души, как бы она ни пыталась их спрятать. Волосы на голове лежали в приятном беспорядке, и их хотелось погладить — такими блестящими они были. К тому же, ей нравились длинные волосы у мужчин. Как и её сестре.       И Юрико никак не могла понять, как столь красивые люди могут так бессердечно шутить.       — Если Вы думаете, что я хоть на секунду поверила Вам, то придётся Вас разочаровать…       — «Ты», — поправил Канаме, мысленно приводя себя в спокойствие. — Можешь говорить мне «ты». И если ты по какой-то причине считаешь, что я лгу, Юрико-чан, то я был бы самым счастливым человеком на свете, если бы мои слова действительно оказались ложью.       Юрико пыталась переварить его слова. Но нет, это не может быть правдой.       — Саюри не могла умереть, — твёрдо, почти с раздражением сказала она. Никогда в жизни младшая Куран не чувствовала столько злости и неприязни к незнакомому человеку или вампиру. — Она чистокровная, у неё не получится умереть. Никто из нас не может умереть.       Она из раза в раз повторяла одни и те же слова, пытаясь донести их до самого Канаме: они не могут умереть, и Саюри одна из них.       — Юрико-чан… — Канаме запнулся, переводя дух. Ему самому было непросто. Зверь внутри выл от боли, но изменить ничего уже было нельзя. — Я же объяснял. Она стала частью оружия, и это убило её. Теперь любой из нас может погибнуть.       Ей хотелось, чтобы он исчез из её жизни так же внезапно и быстро, как и появился. Подойдя к Канаме, Юрико схватила его за плечи и тряханула со всей силы.       — Где Саюри? Где моя сестра?       — Её больше нет.       — Это ложь.       — Нет.       — Ложь! Ложь! Это неправда!       — Юрико-чан…       — Нет! Нет! Нет!       Она била его по груди, расцарапывая ногтями рубашку и грудь. В нос ударил яркий аромат его густой крови, и глаза девушки засветились красным пламенем.       — Нет! Это неправда! Нет!       Юрико продолжала кричать и бить его в истерике, которую никогда ранее в жизни не испытывала. Поверить в эту потерю было невозможно, это был просто кошмарный сон. Теперь она осталась одна — последняя из рода Куран.       — Верни мне её! Верни!       Из руки и плеч вампирши начали искриться очертания нежных и тонких крылышек. Бабочки, фамильяры чистокровной Куран, вырвались на волю и окружили Канаме, искусывая его, пытаясь причинить ему боль. Он жмурился и кривился, но не убегал, продолжая держать Юрико за локти, пока она била его. На шум кто-то ворвался в комнату с криком: «Госпожа!», и через несколько мгновений всё закончилось.       Юрико слабо сопротивлялась в руках своей слуги — взрослой женщины, на вид лет под сорок, с не чрезмерной, а даже уютной полнотой, и ласковыми, обеспокоенными глазами. В волосах тёплого цвета, как у одуванчиков, заплетённых в пучок, не было и намёка на седину.       — Моя госпожа… — шептала она, баюкая в своих объятиях Юрико, что, перестав кричать, всё же продолжала вяло бить Канаме ногами. Бабочки растворились в воздухе, оставляя за собой слабый цветочный аромат.       Канаме с жадностью вдохнул этот запах. Как же он по нему скучал.       — Что Вы сделали с моей госпожой?       Чистокровный выдохнул, пятернёй зачёсывая волосы назад. Вместо того чтобы объясняться ещё одной женщине о смерти той, что была ему дороже жизни, он бы с большим удовольствием сам залез в объятия слуги и плакал, плакал, плакал, пока вместо слёз не потекла бы кровь.       — Он говорит… говорит, что Саюри… Её больше нет. Что она умерла. Скажи ему, Момоэ! Скажи, что это глупость!.. Саюри не могла умереть.       — Что Вы такое говорите! — Момоэ с материнской строгостью посмотрела на Канаме, по-прежнему баюкая уже почти успокоившуюся Юрико. — Чистокровные не могут умереть, Вы же это знаете. Вы сами один из них, я чувствую это!       У Канаме больше не было сил говорить. Язык прирос к полости рта, и горло саднило от сухости. Вместо слов он протянул женщинам левую руку — на запястье была повязана цепочка с подвеской, что покачивалась и сверкала, когда на неё попадали лучи тусклого света.       Четыре перпендикулярных лепестка с наложенным на них стареющим полумесяцем.       Юрико дёрнулась и сдавила руку чистокровного, потом сняла цепочку с его запястья. Канаме не сопротивлялся. Младшая Куран бережно взяла подвеску в ладонь, будто украшение было настолько хрупким, что распадётся на осколки, стоит на него подышать. Это была подвеска Саюри. Та, которую ей подарил отец и которую она никогда не снимала. Никогда-никогда.       Юрико завыла от боли, и в комнате треснули стёкла.       …       Позже, когда жестокое зимнее Солнце поднималось из-за кровавого горизонта, Юрико молча лежала на своей постели, медленно поглаживая золотую подвеску. Глаза опухли и покраснели от продолжительного плача, и смотреть впереди себя было больно, но так она хотя бы понимала, что всё происходящее — реальность. Ужасным было такое существование, в котором, чтобы понять, жив ли ты, приходилось испытывать боль.       За дверью её комнаты послышались приглушённые голоса, но она их узнала.       — Впусти его, Момоэ.       Голоса резко затихли, но потом слуга со вздохом открыла дверь, пропуская Канаме внутрь.       — Как ты?       Юрико скривилась: почему голос, что принёс ей ужасную весть, был таким приятным? Он как мелодия, которую она не знала, но всегда хотела услышать. Словно ей уже рассказывали, что есть на свете песнь, от которой защемит сердце.       — М-м… Плохо, — честно ответила она.       — Я тоже, — выдохнул Канаме. Он понимал её, и от этого становилось только хуже. «Пусть это прекратится, пусть это прекратится», — шептало внутри всё его естество, но смерть Саюри, казалось, только ознаменовала череду испытаний и страданий.       Канаме жестом спросил, может ли он присесть, Юрико кивнула и сама поднялась с постели. Сев, она продолжала сжимать в ладони драгоценное украшение. И драгоценным оно было вовсе не из-за материала, из которого сделано.       — Она не страдала?       — Я не знаю.       — Ты был с ней рядом тогда?       — Я бы хотел.       — Тебе больно?       — Очень.       Канаме не осознавал, почему ему было так легко с ней говорить откровенно о своих чувствах. Он никогда ни перед кем не открывался. Только перед Саюри. И возможно, в Юрико было что-то от неё, что позволяло ему чувствовать уют и безопасность.       Услышав всхлипы, Канаме нахмурился и повернулся к ней. Юрико снова плакала, но уже тихо, смиренно. Так живое существо плачет тогда, когда принимает неотвратимость утраты.       — Я теперь осталась совсем одна. — Юрико говорила, глядя на подвеску, и на золото падали её слёзы. — Даже хуже того, мне кажется… что у меня отняли половину меня. Больше нет семьи, я самая последняя и, кажется, бесполезная…       Канаме накрыл её ладони своими, согревая холодными пальцами. Эта девушка только с первого взгляда была ему совсем чужой, но на самом деле она была частью семьи Саюри, а значит, и его семьи. Пусть они с Саюри так и не успели стать супругами.       — Это не так. Саюри была мне очень дорога, поэтому я сделаю всё от меня зависящее, чтобы ты ни в чём не нуждалась. Теперь я твоя семья. Можешь считать меня своим братом.       Повинуясь желанию защитить то, что было для Саюри дороже всего, он поцеловал удивлённую Юрико в лоб. Ему бы хотелось, чтобы это прикосновение избавило её от всех печалей, но для этого придётся приложить куда больше усилий.       — Я позабочусь о тебе. Больше не думай, что ты одна.       Юрико, поражённая его готовностью быть рядом, не смела возражать и кивнула. Воздух поднёс к Канаме сладкий запах её крови, что проникал сквозь кожу, и он с удовольствием втянул его. Чистокровный ощущал в нём знакомые нотки и с предвкушением думал, что эта кровь наконец утолит его разбушевавшуюся после смерти Саюри жажду. Поняв, что Юрико заметила его вампирский голод, когда посмотрела в его ярко-алые глаза, он встал и, поспешно извинившись, покинул комнату.       Он постарается сделать всё возможное, чтобы самый любимый и родной для Саюри человек (вампир) искренне улыбался. Но получится ли у него?