Король в кандалах

      Глядя на Юрико раскрасневшимися от ярости глазами, Аскаи повторил свой вопрос, не сводя дула пистолета со своей живой цели:       — Я спрашиваю… Что ты здесь делаешь?       Юрико судорожно перевела дыхание и подняла руки вверх. Она попыталась медленно встать с колен, но Шу сделал шаг вперёд и приставил пистолет прямо ко лбу чистокровной.       Прежде чем она успела что-либо сказать, мальчишка отбил плечом руку с пистолетом не ожидавшего подвоха Аскаи и загородил собой Юрико.       — Она не собиралась делать ничего плохого! Это я привёл её сюда.       — Ч-что? — Аскаи отвёл руку с оружием в сторону, но не опустил её. — Зачем, Кирию-кун?       — Та тётенька, что отдала нам своё сердце, была её сестра.       Аскаи не стал скрывать удивлённого взгляда и посмотрел на Юрико. Она вдруг снова заплакала, сама не понимая, что на неё нашло.       — Простите… Я, правда, не намеревалась совершить что-нибудь дурное. Я всего лишь…       Юрико хотела сказать, что ей всего-то было необходимо ощутить ауру Саюри, вдохнуть родной запах, возможно, сказать пару слов, но поймёт ли это человек? Ведь их восприятие мира и окружающего было совершенно иным.       Шу вздохнул и опустил пистолет. Он помолчал несколько мгновений, рассматривая расставленные в идеальном порядке орудия на полках и столах, и вновь обратил свой взгляд на чистокровную.       — Я провожу тебя к горну.       Юрико изумилась, но поспешно встала, следуя за Аскаи. Ещё несколько минут назад Ягари твёрдо запретил ей входить в хижину с горном, а теперь другой охотник сам вёл её туда.       — Я недавно потерял детей, — тихо говорил Аскаи, и Юрико рассматривала его широкую спину, следом за ним поднимаясь по короткой лестнице. — Думал, что навсегда. Но Канаме помог вернуть их к жизни. Сначала я был против, считал, что они будут монстрами. Но стоило только им открыть глаза и засмеяться… Я понял, что будь они хоть трижды монстрами, я бы не отказался их любить. Поэтому… — Аскаи повернулся к Юрико прямо перед самой дверью в хижину с горном. — Если так станет легче, то тебе надо увидеть «её».       Шу открыл скрипящую тонкую дверь, сквозь которую просвечивал огонь внутри, и пропустил Юрико вперёд. Она осторожно сделала шаг и чуть было не свалилась с ног, почувствовав, как мощная аура обволакивает её тело. Это была аура оружия, но в то же время Юрико ощущала тонкий аромат цветов и как будто мягкость волос Саюри. Куран хотела даже потрогать воздух, настолько он был плотен и насыщен. В нём словно витали мелкие искринки, вспыхивая и исчезая, отчего всё вокруг переливалось спокойным, неторопливым потоком. Искр становилось больше рядом с горном, как будто котёл притягивал к себе пылинки света, собирая их все вокруг себя. Подойдя чуть ближе и выставляя впереди себя ладонь, чтобы худо-бедно защититься от жара, Юрико заглянула в горн. В большом железном котле бурлил металл, и сквозь лопающиеся блестящие пузыри было видно нечто ритмично пульсирующее, распространяющее поток энергии вокруг себя.       Её сердце.       В груди Юрико снова защемило, лицо скривилось от гримасы боли. Саюри, её жизнерадостная и мудрая сестра, что не спешила жить, потому что была уверена — впереди её ждёт так много всего яркого, необычного, счастливого… Её Саюри не должна была закончить так.       — Почему ты?.. — сквозь поток непрерывных слёз говорила Юрико. — Почему тебе была уготована столь несправедливая участь?       — Сестра… — очень тихо, едва уловимо услышала младшая Куран. Это даже не был голос: это была пульсация в искрах, это было в биении сердца, это было в блеске кипящего металла. Но Юрико всё же чётко осознала: сестра говорила с ней.       Вместе с тоской в голосе Саюри она уловила и боль: необъятную, тёмную, полную уверенности, что будет она беспрерывной. Юрико внезапно осознала: Саюри вовсе не мертва. Её дух заключён в этом горне, привязан к этому месту, без надежды на луч света и дальнейшее счастье. Всего этого она лишила себя сама, желая спасти человечество.       — Саюри… — почти выла в рыданиях Юрико. — Моя Саюри…       Кто-то тронул её за плечо. Всхлипнув, Юрико вздрогнула и обернулась. Над ней стоял Ягари, и в его глазах мрачно отражалось пламя горна.       — Жители деревни нервничают. Они не хотят, чтобы вы находились здесь.       Куран кивнула и повернулась к выходу. Уже когда она выходила, в спину ей ударили слова Ягари:       — Мне очень жаль.       — Нет, — покачала головой Юрико, толкая дверь назад. — Такую потерю никому из вас не понять.       Юркая летучая мышь с шорохом и писком подлетела к вытянутой руке Канаме. Слившись с его кожей, силуэт животного быстро исчезал, делясь с чистокровным увиденным в деревне. Канаме вздохнул. В глубине души он, конечно, хотел, чтобы Юрико навестила горн с сердцем Саюри, но с другой стороны он понимал, как больно ей будет. Он сам пока ни разу не решался войти туда в одиночку. Храбрость перед опасностью превращалась в трусость перед болью.       — Канаме. — Встревоженный голос Хио вывел его из размышлений о личном, призывая подумать о более общих проблемах. — Мы готовы?       Канаме обернулся назад, окидывая взглядом причудливый полк, состоявший из кровопийц и убийц. Ичиджо размахивал копьём, которое ему выдали со словами «им не так сложно управлять», и всё-таки умудрился заехать себе древком по носу. Протяжное «ай!» послужило аккомпанементом недовольному бурчанию Майи: «Эта зараза жжётся даже через перчатки».       Чистокровный вздохнул.       — Ты сам как считаешь, Рен?       Глядя на растерянные лица чистокровных и слуг, державших оружие, что могло убить только их самих, Хио с горькой усмешкой ответил:       — Скорее, поубиваем себя самих, чем врагов.       — Отложим это на потом. Сейчас придётся стягивать все силы из наших тёмных недр, чтобы прийти к победе.       Здание северного Ковена было захвачено. Остатки бывших его жителей, которые не переметнулись к Красной Змее, сгруппировались вокруг Шион, как дети вокруг матери. Её решительный взгляд с холодным пламенем внутри безмолвно говорил: сегодня она вернёт свой дом назад.       Группа обращённых показалась из-за входных дверей Ковена. Они вышли вперёд, окидывая яростным взглядом противников. Канаме втянул в себя воздух и понял, что Красной Змеи среди них не было. Но она была внутри.       — Выдвигаемся, — приказал Канаме и вышел вперёд.       Он был в длинном чёрном плаще, что развевался за его спиной при малейшем движении морозного ветра, и это делало его печальную фигуру внушительнее и опаснее. Хио и Ичиджо шли позади, за ними — остальные солдаты. Шион шла рядом и время от времени поглядывала за Канаме. Из-за пояса он вытянул косу, которой убил Кумоидэ, и Шион заметила, как на его руке уже не было плоти — лишь только бледные и искрящиеся от соприкосновения с враждебным материалом кости.       — Канаме… — прошептала Шион, но он не ответил. Чистокровная подошла ближе и попыталась забрать у него оружие, но Канаме мягко отодвинул её руку, даже не глядя ей в глаза. — Зачем самому себя линчевать?       — Боль помогает понять, что это всё не сон, а кошмарная реальность, с которой приходится бороться.       — Почему же тебе просто не верить, что это сон?       — Во сне нет смысла сражаться, ведь он нереален.       Шион покачала головой. Канаме казнил себя за смерть Саюри. И она не могла себе сказать, что ей нравится эта мысль.       Стоявшие на балконе обращённые исчезли, но им на смену вышла орава павших, тоже из числа бывших людей, но уже потерявших разум кровопийц. Любимцы Красной Змеи. Они повалили из входных дверей с боевым кличем, смешавшимся со странным смехом, как будто предвкушающим плотный обед. Некоторые вампиры Ковена скривились, Канаме раскрыл косу в полный её рост и, взмахнув, крикнул назад:       — Вперёд!       Стремительным было наступление, но ещё более стремительным оказалось его завершение. Первые ряды обращённых столкнулись с вампирами и убийцами, нацелившими на них своё оружие, и через несколько мгновений и ударов рассыпались в пыль. Следовавшие за ними другие ряды низших застыли, не решаясь делать шаг. Их глаза нервно бегали, рассматривая орудия в руках врагов, пока не остановились на Канаме. В чёрном плаще с капюшоном и длинной сверкающей косой, которую сжимали костяные руки — он внушал не суеверный страх, но страх неизбежного.       — Смерть… Сме-е-ерть… — рычали и шипели низшие, тыча высохшими пальцами в чистокровного. Он угрюмо и вместе с тем же печально смотрел на них, затем повернулся к Рену и Масао за его спиной.       — Чего вы стоите?       — Вперёд, за командиром! — завопил Ичиджо, и прочие подхватили крик, в котором потонули полные страха рыки обращённых. Они пытались бежать, но смертоносные лезвия и пули достигали их всё равно. Пыль умерщвлённых разлеталась и попадала в глаза, отчего становилось трудно смотреть впереди себя. Кто-то откашливался, кто-то шумно пыхтел от бега, но повсюду был слышен один звук — лязг металла и всполохи рассыпающихся на мириады пылинок тел.       Канаме выкашивал обращённых бежавших впереди него, как созревшую траву — делать им на земле действительно больше было нечего. Так он добрался до входа в Ковен. Внутри на первый взгляд было пусто, но вдруг из-за угла на него наскочил вампир, на вид — смесь чистокровного и обращённого, Канаме уже видел таких ранее. Вампир замахнулся, приготовившись ударить чистокровного, но лезвие косы добралось до его сердца быстрее. Он захрипел, а затем, с удивлением посмотрев на Канаме, разлетелся на множество осколков. Канаме кое-как обтёр лицо от кровавых брызг рукавом. Руки знобило, и тупая боль пульсировала вдоль от голых, не покрытых ничем, даже плотью, запястий до покрасневших плеч, скрытых тёмным одеянием.       В горле тоже саднило, и было сухо так, будто ножом елозили по раскалённому на Солнце песке. Канаме остановился и выдохнул, прикрыв глаза. Ещё несколько шагов, и он будет на месте. Возможно, самое тяжёлое сегодня же прекратится.       «Нет, эта ноющая боль не прекратится никогда, Саюри».       Канаме сглотнул, почувствовав, как за углом кто-то бежит. Мощный удар энергии по стене, и камни посыпались вниз, открывая ему вид на испуганного вампира — судя по ауре, слугу, не низшего.       Чистокровному хватило и мига, чтобы схватить слугу за шиворот.       — Где Красная Змея?       Вампир всхлипывал и дрожал, но трусливо указал рукой на дальнюю высокую дверь, массивный вид которой намекал, что вела она в широкую залу. Канаме вдруг понял, что не удивится, если там окажется трон.       Он хотел сказать спасибо и отпустить слугу, но помрачение разума от голода и злости продиктовало ему другое поведение.       — Мне очень жаль, — сказал он и впился острыми клыками в плоть вампира. Жадно глотая горячую кровь, Канаме почти что не стонал — так сильно его организм нуждался в подпитке. Перед глазами пронеслись образы из памяти слуги, и выяснилось, что он не лгал о местоположении Чизу. Когда чистокровный иссушил обмякшего слугу до последней капли, и тело того стало трескаться, рассыпаясь на осколки, Канаме посмотрел на свои руки. По костям заструились вены, наполнились кровью и покрылись тонкой плотью. Восстановление было едва ли не больнее, чем, собственно, само состояние, когда от твоих кистей остались одни кости. Впрочем, там было нечему испытывать боль.       Канаме, пережив первый сильный поток неприятных ощущений, выпрямился и посмотрел на дверь. Чизу там, и сегодня наступит конец.       Он толкнул дверь вперёд, и она с грохотом возвестила о его приходе. Внутри залы было темно, лишь бледный зимний свет лениво просачивался сквозь узорные прорези на потолке. У дальней стены действительно стоял своеобразный трон, и Канаме усмехнулся. Этот звук шелковистым эхом отразился по комнате и будто коснулся женщины, сидящей перед троном с руками, что были сложены в молитвенном жесте. Когда эхо добралось до неё, она повернулась, и в тусклом свете Канаме смог разглядеть её красные волосы. Тело её обвивало ярко-синее платье, в тон блестящим от слёз или напряжения глазам. Стоило же им поймать в фокус фигуру пришедшего чистокровного, как они тут же загорелись яростью. Женщина встала. Сделала несколько шагов вперёд и остановилась, глядя прямо на Канаме. Его губы разомкнулись, но он не успел ничего сказать, как в голову что-то ударило, и это не было чем-то извне.       Это был удар сознания.       Только лишь лицо Красной Змеи появилось перед глазами Канаме, как в его голове тут же проснулись все образы, которые окружали его с прошлым. С тем его прошлым, откуда это лицо было родом.       Катсуро. Бенджиро. Аро.       Аяме. Хитоми. Мидзуки.       Кенейда. Терашима. Ивамура. Рокудо.       Сакураи Кейтаро.       Лица, слова и картинки пролетали мимо его глаз, то ярче, то глуше, то громче, то тише. Канаме выпустил из рук косу и схватился за голову, сдавливая её сильнее, будто верил, что у него получится придушить мигрень из воспоминаний одними ладонями.       — Прекрати…       — Это не я, — зазвенел знакомый из прошлого голос. — Это всё твоё проклятие.       С усилием Канаме наклонился, перед глазами всё ещё мерцали картинки его человеческой жизни, и он наощупь нашёл косу. Замахнувшись, он словно обрезал непрерываемую нить, по которой стекали обрывки прошлого, и всё остановилось. Но теперь Канаме помнил.       Он поднял взгляд и увидел, как на синем платье Чизу (он вспомнил её имя) алел и сочился узкий разрез прямо на животе первородной. Первородной, как и он. Ему всё же удалось её задеть. Подавив всхлип, Чизу положила руку на живот. Ладонь сразу же окрасилась в красный.       — Ты не такой, каким я себе представляла.       — Представляла? — Канаме приподнял бровь. Теперь, когда воспоминания высвободились, он чувствовал странную лёгкость — будто стоило шагнуть, и он тут же взлетит. — Ты же меня знала.       — Я ожидала, что ты сильно изменился, — бледным голосом говорила Чизу, не убирая руку с живота.       Что-то было не так. Канаме помнил яркую, живую Чизу, что никак не могла угомониться. Эта же словно приняла свою горькую судьбу и уже была готова умереть. Могла ли потеря Кумоидэ повлиять на неё так сильно?       Конечно же. Ведь на него повлияла смерть Саюри.       — Ты тоже, видимо, не та, что раньше.       — Всё благодаря тебе. — Чизу ухмыльнулась. — Ты меня такой сделал.       Чизу дёрнулась, и из-под её руки полезли красные змеи. Длинные, скользкие и извивающиеся, они шустро поползли в сторону Канаме, он отступил на пару шагов и рассыпался в стаю быстрых нетопырей, что закружили по зале, поднимая шум многократного эха. Чизу рассвирепела, и гром грянул по стенам. Канаме приземлился позади неё, первородная разломила пол, поднимая в воздух несколько булыжников, но чистокровный её сразу же остановил. Она продолжала бессмысленные атаки, давая змеям время подобраться к Канаме ближе, но его было не так-то просто застать врасплох. Отбив последнюю атаку из камней, он перерезал стаю змей одним махом, отчего Чизу вскрикнула, будто ей полоснули кинжалом по горлу.       Она рыкнула и создала ещё несколько змей, более крупных и мерзких. Летучие мыши Канаме огромной стаей окружили её, похватали в пасти извивающихся змей и вылетели наружу. И пока Чизу пыталась от них отбиться, Канаме удалось подойти к ней совсем близко.       — Рождённый ползать летать не может, — иронично произнёс он и проткнул её грудь рукой, сжимая сердце.       — Пхах, — усмехнулась Чизу и схватила его костяное запястье. — Меня это не убьёт.       Она не стала медлить и в свою очередь тоже пропустила свою ладонь через его грудь. До сердца не дотянулась, потому что Канаме развернулся и вытащил свою руку. Они продолжали биться несколько минут, пока Канаме не понял: они не смогут одолеть друг друга. Их силы слишком велики, и хотя чистокровный чувствовал своё преимущество благодаря тому, что Чизу провела слишком много времени во сне и не имела возможности тренировать и улучшать свои силы, но всё же у неё всегда находился способ найти ответ на его атаки, даже если ей это давалось трудно. Канаме вновь почувствовал жажду и боль в кистях, такую сильную, что ему казалось, будто они вот-вот отломятся от его рук. Прикусив губу, он продолжал атаковать, а она всё отвечала и заливалась истеричным смехом.       «Нет, никому из нас не выиграть эту битву, — думал Канаме. — Мы одного порядка, мы не сможем уничтожить друг друга. Только если…»       В проёме распахнутой двери стоял Кросс. Измученный своими мрачными думами, что не давали ему покоя, он носил на своём лице отпечаток усталости и скорби. Волосы растрепались из пучка и дарили ему неопрятный вид, глаза были потухшие. Но Канаме знал, зачем он пришёл.       «Если ты не поможешь мне, — мысленно разговаривал с ним Канаме, — все люди будут обречены».       Чизу стояла спиной к двери, напирала на Канаме волновым ударом и не заметила, как Кросс поднял пистолет и нажал на курок.       Ба-бах!       Четыре розовых лепестка разошлись в стороны от места выстрела с характерным звуком.       Чизу удивлённо всхлипнула и обернулась. Она увидела, как Кросс с дрожащими руками опускал Кровавую Розу, его руки обвивали ветви с шипами и медленно уходили под землю. Кросс упал на колени и поднял на неё обречённый взгляд.       — Я не убоюсь зла… И добровольно возложу на спину свою тот крест, который жаждет дать мне мой Бог. Аминь.       Промолчав, Чизу упала прямо перед ногами Канаме. Он выдохнул. Кросс появился невероятно вовремя — чистокровный уже был на исходе сил, и неизвестно, чем бы эта битва завершилась.       Красная Змея кашлянула, и из её рта потекла струя тёмной крови. Она посмотрела вбок, слыша тихий шелест — в их сторону ползли шипованные ветви роз, вылезшие из дула пистолета. Со стоном Чизу попыталась отодвинуться, но поняла, что её тело начало разрушаться. Кожа трескалась, выпуская на волю мелкие искры, будто она распадалась на умирающий звёздный свет.       Канаме заворожённо смотрел на картину смерти первородной. Он уже успел подумать, что умереть так совсем не плохо, словно весь этот мир прощается с умершей. Будто говорил: «Настал конец твоим мучениям».       Невнятное пятно, внезапно появившееся впереди, привлекло внимание Канаме. Он поднял взгляд и застыл. Меж ветвей роз, обвивавших руки Чизу и пивших её кровь, стоял её призрак.       — Саюри, — прошептал Канаме хрипло. Он видел поражённое удивлением лицо Кросса позади неё, камни и сломанную древесину бывшей когда-то мебели было видно чётче, чем её образ, и всё же в тот момент он не видел ничего, кроме неё.       Её нежной и печальной улыбки, которая была направлена к нему. Её усталых глаз, что снова, как и прежде, заглядывали в его душу.       Канаме не мог оторваться от неё, но и не двигался с места в желании обнять. Он понимал, что это невозможно. И от невозможности этой ему стало так плохо, что по его щеке потекла слеза.       Впервые за очень долгое время.       — М… дети… — кашляя, пыталась говорить Чизу. — Где дети?       — Их больше нет, — не глядя на умирающую, ответил Канаме. Пристальнее посмотрел на печальный призрак Саюри и повторил: — Их больше нет…       Однако сознание, не дремавшее ни на секунду, уловило что-то, что не было ему понятно. «Почему она не назвала их своими детьми?»       Призрак Саюри вытянул руку вперёд. Кулак резко сжался прямо над телом Чизу, и та раскололась, отдавая свою жизнь навсегда.       Той же рукой, которой она отобрала жизнь первородной, Саюри коснулась щеки Канаме. Он ничего не почувствовал, и прикосновение это не стёрло слёзы, потому что было ненастоящим. От этого захотелось плакать ещё горше.       — Будь бдителен, — неожиданно серьёзно произнесла Саюри. — Враг ещё не побеждён.       Она начала растворяться в воздухе, и Канаме инстинктивно протянул к ней руку, хотя понимал, что задержать её не удастся.       — Стой. Не оставляй меня одного.       «Я люблю тебя», — слабым эхом раздалось по тёмной зале, когда призрак померк и ветви исчезли внутри серебристого дула.       Канаме упал на колени. Было странное ощущение, будто он вечность держал на плечах небо, как титан, и вот его ношу забрали, сказав: «Ты свободен». Но на самом деле ноги отказывались идти и руки не слушались, — небо из ноши превратилось в опору, и без неё уже было тяжело.       — Скажи мне, жрец, — обратился он к Кроссу, неподвижно сидевшему возле дверей, — чего хочет твой Бог от меня?       — Я думаю, Он хочет покаяния.       — За что? За то, что моя мать пыталась меня спасти от жажды и давала свою кровь, а я не знал, что это превратит её в чудовище? За то, что я хотел избежать самосуда и нечаянно натолкнулся на брата, убив его? За то, что всё это произошло, потому что кто-то наверху решил, что я избран? Почему твой Бог хочет, чтобы я продолжал страдать?       Канаме ударил костями об землю, и каменный пол потрескался. Перед ним лежало окровавленное ярко-синее платье Чизу, сводившее с ума запахом крови, и чистокровный со злостью отшвырнул его назад. Дав волю эмоциям, он принялся разбрасывать камни вокруг себя и кричать. Летучие мыши встревоженно поднялись в воздух и хаотично закружили по зале.       Выдохнувшись, Канаме остановился. Если он продолжит, то потеряет сознание от нехватки крови, и тогда Кроссу наверняка придётся попрощаться с жизнью.       Не желая нарушить состояние чистокровного ещё больше, Кросс тихо сказал:       — Я не знаю, почему это происходит. Богу нужны наши жертвы. Возможно, страдания приходят не за что-то, а перед чем-то. Нам неведомы Его пути.       Канаме встал. Подойдя к жрецу, он ощутил, как кровь струится в его венах с приятным и притягательным звоном. Глаза его загорелись красным, и Кросс будто внутренне уже смирился со своей участью.       — Иногда крест даётся в конце пути, чтобы заплатить за содеянное. Но иногда ты с ним рождаешься, чтобы воздвигнуть в конце и получить награду за то, что выдержал ношу.       Канаме наклонился и поднял Кровавую Розу. Дёсны у клыков чесались, сердце судорожно билось, желая подпитки, горло ныло.       — Как насчёт того, чтобы воздвигнуть его прямо сейчас? — сказал Канаме и, к шоковому удивлению Кросса, прострелил себе висок.