Король в кандалах

Прошло 10 лет

      От стоящего на огне небольшого котла поднимался пар, а в нос бил резкий запах солёной рыбы. По лбу медленно стекала струйка пота, и Кей небрежно вытерся рукавом серой рубашки. Он пытался сосредоточиться на рыбе и нарезать её как можно тоньше, но руки дрожали из-за чрезмерной нервозности. Ссоры с отцом в последнее время участились, а всё из-за обыкновенного непонимания между родителем и сыном. Катсуро совершенно не мог понять, как парню взбрело в голову, что он сможет стать врачом. В их роду всегда были одни земледельцы, а семью уважали в Канаме, и отец обвинял Кея в том, что тот, гонясь за призрачным признанием, хочет угробить репутацию их семьи, да вдобавок и здоровье своих родителей. А слова Кея о том, что он хочет это сделать не только ради себя, но и из-за угасающей с каждым годом матери, Катсуро как будто не слышал.       Нож соскользнул, и палец пронзила резкая боль, на которую Кей отреагировал досадливым шипением. Глядя на небольшую ранку на пальце, он вспомнил слова господина Кенейды: «Самое простое правило врачевания: видишь рану — останови кровь. А дальше по обстоятельствам». Кей поблагодарил богов, что его обстоятельства сейчас были не самые сложные, и повертел головой в поисках чистой ткани, чтобы перевязать рану. Аккурат когда Кей закончил возиться с пальцем, на кухню вошёл Аро, безмятежно жующий яблоко.       — Ну, что, скоро обед? — спросил он в перерывах между пережёвываниями.       — Как раз успеешь яблоко догрызть, — хмыкнул Кей и помешал ложкой варившийся рис. Аро сел на стул и тяжело вздохнул, придирчиво осматривая искусанный плод.       — Эх, через месяц уже начнётся посев. А помощники так нужны в поле…       Краем глаза Аро заметил, как Кей напрягся: его спина выпрямилась, а нож осторожно лёг на мокрый стол.       — Тебя отец прислал ко мне, верно?       — Послушай, Кей, — быстро затараторил Аро, выставляя руки вперёд в защитном движении, — я всего лишь выполняю просьбу отца, ясно? К тебе вообще Бенджиро хотел прийти и надавать тумаков, но ты же знаешь, какие у вас отношения, поэтому отец настоял, чтобы пошёл я.       Кей знал: старший брат отчасти презирал его за то, что он решил выделиться из всей семьи. Бенджиро без конца повторял, что не только отцу, но и всей деревне нужна помощь в выращивании хлеба, что это жизненно необходимо. А уезжать в город и учиться медицине — это всё подростковая блажь. И она бы прошла, быть может, но Бенджиро беспокоил тот факт, что Кей в городе может и вовсе забыть о них. И как они тогда будут справляться?       Кея во всей этой ситуации удивляло сразу несколько вещей. Недоумение вызывало то, что к такому серьёзному занятию, как медицина, они относились как к обычному детскому увлечению: вон Мизуки, соседская девчонка, плетёт браслеты из кожаных верёвок и стекляшек, а потом продаёт деревенским модницам задёшево, и её все хвалят: практической пользы никакой, зато желания девушек быть краше удовлетворено. А когда Кей начал собирать травы и заниматься их изучением вместе со старым лекарем Кенейдой, то в доме сразу скандал поднялся: во-первых, для занятий существует школа, во-вторых, нечего мусорить в доме.       Но больше всего Кея удивляло лицемерное отношение к его выбору. Один из земледельцев — Ренджо — зимой занимался тем, что варил и продавал спирт. Пользы от этого было чуть — спирт был нужен в небольших количествах в медицинских целях для обеззараживания, но львиная доля уходила на попойку всей деревне. Это не девчачьи браслетики со стекляшками, которые пользы не несут, но и не вредят никому. Это серьёзная угроза здоровью местного населения, как говорил старик Кенейда, однако ж отец Кея ни разу слова плохого не сказал о занятии Ренджо. Зато его выбор лечить людей он воспринимал как блажь. И где справедливость?       — Послушай, Аро, — твёрдо и решительно начал Кей, давая брату понять, что он взрослый и его пора воспринимать всерьёз, — я уже не раз приводил в качестве аргумента свои доводы, почему я хочу уехать. Зачем мне губить свою жизнь в поле, если мне это не нравится? К тому же, я толком не умею там ничего делать! Я рыбу чищу лучше, чем машу мотыгой.       — Ну, хорошо, не иди ты в поле, — пожал плечами Аро и бросил огрызок на стол, что заставило Кея недовольно на него посмотреть. — Ты помогаешь матери, а ты знаешь, в каком она состоянии. Как она будет справляться без тебя? Кто будет готовить еду в следующий раз, когда она сляжет?       — Я же говорил об этом отцу! — Кей со злости вонзил нож в стол, отчего рукоять нервно задрожала. — Я хочу найти лекарство для неё, но меня как будто никто не слышит.       — Кей, — мягко заговорил Аро, — не борись с этим, прошу тебя. Лучше остаться здесь.       Непробиваемость членов семьи не только ставила в тупик, но и заставляла порой слезиться глаза. Странное дело: обычно в семьях с девочками ругали дочерей за то, что они не родились мальчиками, а в его наоборот: он был виновен в том, что родился сыном. Только он, а не Бенджиро и не Аро. Однако сейчас Кей решил не думать об этом: впереди ещё пара месяцев для раздумий, и если отец не решится, то придётся сбежать.       Но за Кея уже подумали. Аяме никогда не касалась этой темы в разговоре со своим мужем, но видя, каким угрюмым был её самый любимый из трёх сыновей, она чувствовала ещё большую боль в сердце, которое и без того каждый день не давало покоя. Собравшись с силами, она вышла на задний двор, где Катсуро занимался починкой старых инструментов.       — Аяме! — обеспокоенно воскликнул мужчина и подбежал к жене. — Тебе лучше? Может, позвать господина Кенейду для осмотра?       — Спасибо, Катсуро, — в карих, всё ещё молодых глазах старой женщины проскользнула теплота, — я чувствую себя лучше, Кей заботится обо мне. Я как раз хотела поговорить о нём…       — Только не говори, что он заставил тебя прийти сюда для этого разговора, — грозно проговорил Катсуро и напрягся. — Я не потерплю такого отношения к тебе, когда ты в таком состоянии.       — Нет, Катсуро, ну что ты! Я сама пришла… Аро проболтался о том, что происходит в доме.       — Вот ведь! — Катсуро тихо выругался, в мыслях удивляясь, в кого средний сын пошёл таким болтливым.       — Катсуро, пожалуйста… Позволь Кею уехать. Он не бросит меня, поверь.       — Но кто будет заботиться о тебе весной и летом? Кто будет приходить к нам в поле? Кто будет заниматься всеми домашними делами? Кто, Аяме?       — А что он будет делать, когда меня не станет? Катсуро, мы все умираем, и что бы вы ни пытались сделать ради меня, я всё равно покину этот мир. Но что делать Кею здесь после моей смерти?       — Аяме… — с обречённой усталостью в голосе сказал Катсуро и покачал головой. — Ты слишком его любишь. Даже, пожалуй, больше чем меня…       Во время обеда семейный спор, длившийся несколько недель, был решён: Кей в порыве чувств даже поцеловал руку угрюмому отцу, Бенджиро сидел на удивление спокойно, и только Аро широко раскрыл рот, наблюдая за счастливой улыбкой матери. Старший сын был не согласен с отцом и считал, что потакать желаниям больной матери не стоило, но сказать об этом вслух не осмелился. Зато Кей, в чьих глазах наконец-то загорелся огонь, был весел как никогда и даже предложил семье выйти на площадь: весенняя мокрая погода потихоньку уступала летнему теплу, деревья стояли в цвету и по всей деревне стоял сладкий запах расцветающей зелени.       Но на самом деле главной причиной для вечерней прогулки было желание Кея увидеться с господином Кенейдой и рассказать о том, что он едет в соседний большой город Микото, чтобы обучаться медицине. Ему настолько не терпелось, что он сам подгонял всех членов семьи поскорее собраться.       Однако искать старого лекаря даже не пришлось: Кенейда встретился им по пути на площадь, откуда раздавался шум и гвалт неспокойной толпы.       — Здравствуйте, господин Кенейда! — первым поприветствовал старика Катсуро и протянул ему руку, краем глаза рассматривая то, что происходило на площади. — О боги, что там?       — А вы не слышали? — искренне изумился старик, по очереди оглядывая каждого из Сакураи. — Сегодня к нам в деревню приехала знаменитая Прорицательница: несколько десятков лет она была на службе у почтенного Императора, предсказывая грядущее, но она уже слишком стара, чтобы и дальше служить при дворе. Поэтому она решила уйти на покой, получив на то разрешение его Величества, но прежде она захотела проехаться по всем деревням и городам, чтобы дать возможность каждому узнать хотя бы часть своего будущего.       — Неужели люди ей верят? — равнодушно заметил Бенджиро, с недоверием поглядывая на лекаря. Тот пожал плечами.       — Если сам Император ей верит, то и мы должны ей верить точно так же.       — А Вы уже узнали своё будущее, господин Кенейда? — поинтересовался Аро.       — Зачем? Я ненамного младше неё, и мне самому пора на покой. Так что моё будущее мне известно — травы, больные, травы, больные, гроб.       — Жуть какую Вы говорите, господин Кенейда! — испуганная Аяме даже за сердце схватилась, чем вызвала беспокойство стоящего рядом Катсуро.       — А может, мы тоже сходим? — с надеждой в голосе спросил Кей. — Не каждый день удаётся кого-нибудь из императорской свиты увидеть, не то что прорицателей.       Несмотря на деланное равнодушие, Кею безумно хотелось узнать, что скажет ему старая женщина, ведь сегодня его жизнь круто изменилась, и ему хотелось узнать, как это повлияет на его судьбу. Его не пугала километровая толпа у шатра Прорицательницы, и даже скептически настроенного Бенджиро удалось убедить, что не обязательно верить в её слова: старуха обязательно скажет что-нибудь хорошее, так почему бы не потешить своё самолюбие и не послушать приятные слова?       В шатёр большинство заходили семьями. Наслышанные о таланте знаменитой старухи, родители вели туда своих детей, чтобы узнать, какая судьба их ждёт. Поэтому Сакураи были не единственными, кто стоял полным семейством перед небольшим шатром, ожидая своей очереди. Наконец, после долгих часов ожидания, они зашли.       Внутри шатра тьму разгоняли многочисленные свечи, стоявшие по углам. Мебели было мало, что неудивительно: Прорицательница не оставалась в одном месте надолго, поэтому располагаться поудобнее не было ни нужды, ни времени. Зато вошедших удивил тот факт, что старуха была не одна: в углу за небольшим столом сидела юная девчушка, на вид лет пятнадцати, с ярко-красными волосами, заплетёнными в две толстых косы. Её огромные голубые глаза с любопытством оглядывали пришедших Сакураи, но это занятие ей вмиг надоело, и она принялась рисовать на широком листе бумаги, но содержимое его было скрыто от взоров гостей.       — Это моя внучка Чизу, — проскрипела Прорицательница, словно угадав мысли семьи, ведь видеть их взгляды она никак не могла: старуха была слепа, каждый глаз покрывало желтовато-молочного цвета бельмо. В довершение всего будоражащий образ дополняли лохматые космы серых с проседью длинных волос. — Не стесняйтесь её, она лишь молчаливый зритель и никому не расскажет услышанное здесь.       В подтверждение слов своей бабки Чизу кивнула и продолжила заниматься рисованием. Тем временем Прорицательница протянула вперёд руки и указала на стул, стоящий прямо перед ней.       — Пусть тот, кто желает узнать грядущее, сядет предо мной и подаст мне свои ладони.       Аро едва подавил смешок, за что Кей ощутимо пихнул его в бок. Было решено идти по старшинству, поэтому первым на стул сел равнодушный к происходящему Бенджиро. Но уже через пару минут его лицо сияло от гордости и радости: Прорицательница говорила только хорошие вещи и предрекала ему счастливое и, главное, безбедное будущее. Следующим сел Аро, но его будущее не сильно отличалось от будущего старшего брата, хотя это и заставило Аро уважать старуху. Однако когда Прорицательница взяла в свои ладони руки Кея, она переменилась в лице.       — Как твоё имя? — после минутного молчания, наконец, спросила старуха. Присутствовавших удивило то, что у двух других братьев она имени не спросила, да и вообще вела себя крайне спокойно, а тут вдруг заметно стала нервничать.       — Кейтаро Сакураи, — неуверенно и не так гордо, как обычно, ответил Кей, внимательно глядя на Прорицательницу. Его взгляд скользнул по Чизу, которая оторвалась от своего занятия и неотрывно следила за происходящим.       — Тебя ждёт великое будущее, Кейтаро, — провозгласила старуха, но не выпустила его рук. Парень облегчённо выдохнул и принялся задавать волнующие его вопросы:       — Неужели? Наверняка я стану великим врачом. Скажите, я смогу найти панацею? Или, быть может, эликсир бессмертия?       В голову очарованному предсказанием Кею лезли самые фантастические предположения. Но следующие слова Прорицательницы заставили его спуститься с небес на землю.       — Нет, ты сам станешь бессмертным.       Казалось, что даже люди за шатром притихли. Чизу приоткрыла рот и широко раскрыла глаза, глядя на Кея. Мать схватилась за сердце, не зная, радоваться или плакать, зато отец решительно нахмурился и спросил:       — Что Вы хотите сказать? Можете говорить яснее?       — Ты, Кейтаро, — не обращая внимания на вопросы Катсуро, продолжила Прорицательница, сильнее сжимая ладони Кея, — ты станешь демоном светлого дня и ангелом тёмной ночи.       — Что это значит?       — …А потом ты станешь Королём ночи. Но это произойдёт нескоро, ибо королева твоя родится только через восемьсот столетий.       Кей выдернул свои ладони и резко встал. Послышался треск огня свечей, дыхание матери и говор людей на улице. Всё встало на место, стоило Кею только сказать:       — Это всё чепуха. Вы выжили из ума.       — Кей! — испуганная сначала предсказанием, а теперь невежливым поведением сына, Аяме жалостливо посмотрела на мужа.       — Прошу простить моего сына, Прорицательница! — в поклоне проговорил извинения Катсуро. — Мы немедленно уйдём отсюда. Доброй Вам ночи!       Когда шаги членов семьи Сакураи затихли по ту сторону шатра, перебиваемые множеством голосов галдящих на улице людей, Прорицательница тихо спросила свою внучку:       — Ты запомнила его имя?       — Да, бабушка, — кивнула девушка, и толстые косы под своей тяжестью упали ей на грудь.       — Не забудь его имени. Запомни крепко. Запомни каждую чёрточку его лица, Чизу. Вы встретитесь ещё не раз за эти тысячелетия…