Король в кандалах

I have control of a history untold, It begins with the father of sin. I walk alone in the garden of stone, I turn into the monster within. (с)

Веришь ли ты в жизнь после смерти?..       Первая любовь — самая красивая и приятная иллюзия в жизни человека. Она всегда кажется настоящей, бесконечной и правильной, и ты думаешь, что стоит ей закончиться или встать какому-либо препятствию на пути возлюбленных, как разрушится целый мир, и остановится планета. И ты не думаешь, что кто-то однажды займёт место первого любимого человека, а уж мысль о том, что через некоторое время и сам ты забудешь его, кажется дикой.       Нежно-розовая и лёгкая весна сменилась разноцветным и потяжелевшим от душной жары летом. У большей части студентов была эйфория: учебный год закончился, и кто-то мог отдохнуть, а кто-то вступить во взрослую жизнь уже на полных правах человека, приносящего пользу обществу. Кей относился ко второй части, но всё равно был на распутье: что ему делать дальше — оставаться здесь в Микото рядом с Хитоми или возвращаться домой, как и было обещано отцу? Катсуро уже написал Кею воодушевляющее письмо о том, как в деревне все ждут нового лекаря, особенно господин Кенейда, который уже давно заслужил отдых и покой, но всё так же, как и раньше, каждый день обходил дома больных. Проблему решила бы женитьба на Хитоми, но ни Кею, ни ей духу не хватало сказать об этом Терашиме. Неизвестно, как он отнесётся к тому, что его дочь влюбилась в своего преподавателя, который отвечает ей взаимностью. Терашима вряд ли бы оценил такое поведение, несмотря даже на то, что Кей был его лучшим студентом, — слишком он был строг.       На какой-то период страсти поутихли: Терашима предложил Кею до конца лета остаться на практике в городской больнице и помочь ему закончить один важный эксперимент. Радости Кея не было предела, но лишь некоторое время: конец лета неумолимо приближался, а выхода никак не находилось. Хотя казалось бы, чего стоило всего лишь набраться духу и сообщить грозному отцу об их романе? Но будь Кей обычным студентом, было бы гораздо проще. К тому же, в то время повсеместно практиковалось сводничество, и неизвестно, кого Терашима мог уже найти Хитоми в качестве будущего мужа и какие требования к нему вообще предъявляет.       Непредсказуемость и страх перед неизвестным убивали. Терашима был непроницаем, и раскусить его Кею всё никак не удавалось. Он выражал ему благосклонность как своему ученику, а в целом был сдержанным и даже холодным. Но Кей был твёрдо уверен в том, что он сам должен поговорить об этом с Терашимой.       — Хочешь, это сделаю я? — робко и неуверенно спросила Хитоми, когда они вдвоём сидели в комнате Кея в кампусе академии. Уже перевалило за полдень, но в небольшом помещении царил полумрак из-за плотных тёмно-синих штор. Кей удивлённо посмотрел на девушку и покачал головой.       — Нет, если кому и принять на себя его гнев, так это мне. Тебе, вероятно, достанется даже больше, если ты рискнёшь это сделать. Так что лучше не надо.       — А может, мы зря волнуемся? — предположила Хитоми и положила голову на плечо возлюбленного. Грудь его ровно поднималась и опускалась, пока разум искал верное решение. Время поджимало, ведь уже через неделю он должен покинуть Микото и уехать в Канаме, даже грамота была на руках.       — Почему-то мне так не кажется, — сквозь вздох ответил Кей. — Терашима, конечно, хладнокровный, но очень суровый.       — Тогда давай сбежим! — Хитоми даже подскочила на месте, когда неожиданная мысль посетила её голову.       — Нет! — возмущённо протянул Кей и для верности снова покачал головой. — Это очень неразумно и легкомысленно, Хитоми. Я слишком уважаю твоего отца, чтобы так с ним поступить.       Хитоми опустила плечи и совсем расстроилась. Глядя на её грустное лицо, Кей хмыкнул и притянул девушку к себе. Её волосы, заплетённые в косу, пахли степными цветами, так напоминавшими ему о родном доме. Кей понимал, что выход из этой ситуации есть, и он самый простой, осталось только решиться сделать его — встать, пойти к Терашиме и объявить о желании жениться на его дочери.       — Ну… мне пора, — вздохнула Хитоми и посмотрела на обнимавшего её парня. В полумраке его глаза казались совсем чёрными, волосы лежали в вечном очаровательном беспорядке. Ладони, лежавшие на её талии, были такими тёплыми, что в этих объятиях можно было греться всю жизнь. Хитоми слегка улыбнулась и потянулась за прощальным на сегодня, как ей казалось, поцелуем. Но приблизившись к её губам, Кей прошептал: «Не уходи». И прижал к себе ещё сильнее.       Часто говорят, что первая близость самая запоминающаяся и яркая. Возможно, так и есть, но она больше похожа на порыв спасительного прохладного ветра в жаркий день, тогда как в дальнейшем интимная близость всё больше и сильнее напоминает сочный и яркий взрыв. В первый раз ты едва ли осознаёшь, что сделал, просто радуясь каждому прикосновению и вздоху, поглощая теплоту любящих рук и погружаясь в вязкие, как сахарный сироп, физические ощущения. Яркость и буйство, обоготворение и дикость эмоций — всё это будет потом. А сейчас они уступали место робкой нежности и ненавязчивой прелести юных тел.       — Слышал, что через неделю снова взойдёт Красная Луна? — спросила его Хитоми, застёгивая пуговицы его серой рубашки, внимательно следя за движениями своих пальцев, — лишь бы не смотреть сейчас ему в глаза, слишком стеснительно.       — А что, ты боишься? — с доброй насмешкой спросил Кей и перехватил её проворные пальцы, сжав сильнее.       — Нет, что ты… Просто той ночью на маскараде, весной, тоже взошла Красная Луна.       — Значит, мы сделаем это нашей традицией — залезать на крышу академии и следить за ночным светилом в ночь затмения, идёт?       Хитоми засмеялась и закружила по комнате как бабочка вокруг цветов.       — Я счастлива! — говорила она. — Я так счастлива!       Кей хотел ответить ей, что разделяет её чувства, но в дверь внезапно кто-то постучал. Он удивился, потому что явно не ждал гостей: никто не предупреждал, но он подумал, что это мог быть кто-то из его класса насчёт задания или чего-нибудь в этом духе. Лениво поднявшись, Кей побрёл открывать дверь и застыл на месте, когда увидел за нею Терашиму.       — Учитель? — ошеломлённо спросил он. В ушах послышался учащённый стук его собственного сердца, а ладони мгновенно похолодели. Где-то позади себя он услышал сдавленный всхлип, но едва ли понимал, что это была Хитоми, а не он сам.       — Что ты так испугался? — озадачился Терашима и с подозрением посмотрел на своего студента. — Я пришёл за своей рукописью, которую ты должен был принести мне два часа назад в мой кабинет. Забыл?       — Ах да, — спохватился Кей, поняв, почему преподаватель оказался на пороге его комнаты в такой момент. Однако ситуацию это никак не спасало, а дельная мысль голову не посещала. — Я сейчас, секунду.       — Войти нельзя? — требовательно спросил Терашима и внимательно посмотрел на Кея. Тот застыл на месте, хаотично соображая, что же делать: не пригласить в комнату означало показать себя невежливым и неуважительно отнестись к преподавателю в принципе, а впустить… Впустить означало неприятно удивить Терашиму. — Твоё поведение меня не радует, Кейтаро-кун. Вынужден сказать, что ты ведёшь себя невежливо.       — Терашима-сан… — неуверенно начал Кей, но в этот момент из-за его спины показалась Хитоми, с испугом глядевшая на поражённого отца.       — Папа, это я… — бесцветным голосом сказала она, словно принимая всю вину на себя и признаваясь в совершённом грехе. Терашима переводил изумлённый взгляд с одного на другого. Молчание рвало изнутри, а всё более безумные глаза Терашимы говорили о наступающей буре.       Вдруг учитель ворвался в комнату, расталкивая в стороны незадачливых любовников, и осмотрелся вокруг. Смятая простыня, башмаки в разных углах комнаты, задёрнутые шторы — всё намекало ему на то, что он правильно мыслит. Резко развернувшись, он ударил Кея со всей злости, отчего тот, теряя равновесие, ухватился рукой о стену. Хитоми охнула, не в силах произнести ни слова. Терашима окатил её ледяным взглядом, затем снова посмотрел на парня, на щеке которого уже зияло красное пятно от удара. Кей выпрямился. Он не стал гордо задирать голову, зная, что виноват. Его волновало только одно: как теперь это всё закончится?       — Как ты мог? Как вы оба могли?! — вскричал Терашима. Он всё ещё слабо верил увиденному, но разум, ясно видевший всё, не мог его обмануть.       — Терашима-сан, Ваша дочь много значит для меня, — набрав больше воздуха в грудь, Кей пытался спасти положение. — Не думайте, что я поступлю подло и уеду в Канаме без неё.       — Именно это ты и сделаешь! — вскипел Терашима и ударил кулаком по стене. Хитоми задрожала и прикрыла рот ладонями, уже изрядно мокрыми от слёз. — Потому что я не потерплю рядом с собой людей, способных на столь безрассудное поведение.       — Но Терашима-сан…       — Я верил, что ты воспитанный молодой человек! — не унимался Терашима, мечась из одного угла комнаты в другой и не обращая никакого внимания на испуг своей дочери. — А ты посмел пойти на такое — вступить в связь со своей студенткой. И ладно бы любой другой. С моей дочерью! Где твоя благодарность, где уважение, где совесть, в конце концов?!       Кей не ожидал, что Терашима так рассвирепеет. Лоб ментора прочерчивала почти напополам глубокая морщина, глаза покраснели и выражали презрение к молодому человеку, которого они прожигали гневом насквозь. Остановившись, Терашима встал посреди комнаты и, переводя взгляд с одного на другого, заключил:       — Ты уберёшься из академии завтра же. Я не желаю тебя видеть.       — Терашима-сан! — Кей встал на пути преподавателя, пытаясь его остановить. — В первую очередь я студент, а потом преподаватель. Это во-первых. Во-вторых, у меня в мыслях не было оскорбить Вас, я желаю жениться на Вашей дочери.       — Ни за что! — перебил его ментор и оттолкнул в сторону. — Я не хочу видеть рядом с собой людей, которые предают меня и не отвечают моим ожиданиям. Ты поступил непорядочно, а я не хочу окружать себя непорядочными людьми. Хитоми, идём.       Несчастная Хитоми, вся заплаканная, словно на ватных ногах медленно повернулась к отцу и последовала за ним. Кей попытался снова их остановить, но встретил раздражённый взгляд Терашимы. Хлопнула дверь, и за нею послышались поспешные удаляющиеся шаги.       Кей решил сдаться на сегодня. Пусть Терашима переживёт это, обдумает и остынет. А завтра к вечеру, когда его эмоции поутихнут, Кей придёт к ним домой и поговорит снова.       Но он ошибся. Терашима не пустил его на порог ни завтра, ни послезавтра. Поведение ментора казалось Кею нелогичным: ведь если опасаешься за поруганную честь дочери, то проще было выдать её замуж за того, с кем она разделила ложе, но Терашиму настолько беспокоил вопрос надуманного предательства и обмана, что он просто не желал видеть Кея когда бы то ни было ещё, что уж говорить об установлении кровных уз.       Прошло шесть дней, а ситуация не стала лучше, и даже ухудшилась: теперь Кей не видел не только Хитоми, но и самого Терашиму, который больше не желал идти на переговоры. На седьмой день, когда надо было отправляться в Канаме, Кей сидел, опершись о стену, возле дома Терашимы и смотрел в пустоту. Кто бы мог подумать, что из-за малейшей неосторожности он лишился возможности на счастье, когда казалось, что оно было так близко. Город окружил туман и проник в самую душу Кея, заполняя собой. Вот и нарисовался выход: ехать домой одному. И как-то жить дальше в погубленном своими руками мире.       Для Кея всё это было настоящей трагедией. Тогда он ещё не понимал, что самые сильные страдания ждут его впереди и не собираются сворачивать с его пути.       Кей просидел у дома Терашимы до полудня. Никто не выходил и не заходил. Но ментор знал, что Кей сегодня уезжает в Канаме, поэтому мог спокойно переждать дома один день. Солнце припекало, и у Кея разболелась голова. Помассировав виски и тяжело вздохнув, он встал и побрёл к кампусу академии за вещами.       На рынке стояла тьма-тьмущая извозчиков, но все телеги были забиты либо товаром, либо людьми. Кею едва удалось договориться со стариком, что ехал в Канаме, отвезти в дом Сакураи свою поклажу, но для него самого места у извозчика не нашлось. Он решил поискать кого-нибудь, кто едет в горную местность вечером, но встретил удивлённые взгляды возничих, когда спросил их об этом.       — Ты что, малый, сегодня ночь Красной Луны, — ошарашенный возничий-старик с интересом смотрел на Кея. — Все, кому надо покинуть Микото по делам, хотят убраться намного раньше заката. Ты, конечно, можешь поискать кого-нибудь вечером, но не думаю, что найдётся много желающих. Так что удачи.       Кей недоумевал. Ещё полгода назад всем было наплевать на Красную Луну, когда на площади в честь дня рождения Императора все уплетали за обе щеки угощения, которые бесплатно раздавала прислуга. Люди не боятся, когда им надо, и сходят с ума на всякий случай, тоже когда необходимо.       Наконец, один мужчина, уезжавший на закате в соседнюю деревню, решил взять Кея с собой и отвезти к горам, как он и попросил. На вопрос Кея о суеверии тот ответил, что ему некогда думать о предрассудках, пока товар пропадает. Успокоившись таким ответом, Кей сел рядом с возничим, и они покинули Микото.       Мужчина всю дорогу болтал без остановки, рассказывая о торговле, о рыбе, густой речной запах которой доносился из телеги, о лошади, которая поминутно фыркала, будто одобряя его слова. Впрочем, Кей его не слушал, ему было о чём подумать, пускай и хотелось отвлечься от мрачных мыслей о Терашиме и Хитоми.       Уже давно стемнело, а мужчина всё не умолкал. Впереди виднелись горы, слева — густой лес, а справа — поле. Дом совсем рядом, пешком можно было дойти за пару часов. Кей поднял глаза. На небе он увидел ярко-красный шар Луны и усмехнулся. Предмет страха и слепого поклонения. Всего лишь в бордовой тени на несколько часов.       Внезапно извозчик остановился на распутье. Кей отвлёкся от своих мыслей и устремил к мужчине вопросительный взгляд. — В Канаме я не еду, мне направо.       — Погодите! — возмутился Кей и схватил извозчика за потрёпанный рукав. — Вы сказали, что отвезёте меня к горам.       — Именно, — кивнул извозчик и виновато улыбнулся, указывая рукой на видневшиеся в темноте холмы. — Вон там горы, а мне надо направо. Я не говорил, что отвезу тебя в Канаме, но взял с собой, потому что никто другой не захотел бы. А до Канаме ты доберёшься пешком.       — Но сейчас темно, хоть глаз выколи! — воскликнул Кей и хлопнул себя по лбу. Что за невезение на этой неделе? — Как я доберусь до дома в такой темноте?       — Я дам тебе огонь, не беспокойся. Но взять с собой не могу, извини. Меня самого ждут с минуты на минуту.       Урок, который Кей вынес для себя из этой ситуации: следить за своими словами. Хитрый старик воспользовался тем, что Кей был недостаточно внимательным, когда просил отвезти его к горам, а не в Канаме. Он вроде бы и денег немного заработал, — Кей отдал ему три последние золотые монеты, — и помог ему, но планов своих не нарушил. Прекрасный ход, который надо бы взять на вооружение.       Факел едва ли освещал дорогу впереди — лишь несколько метров вокруг. Если бы ещё не треклятое затмение, то в ночь полнолуния можно было вообще попробовать обойтись без огня, но Кей вынужден был идти ночью по тёмной дороге именно в ночь Красной Луны. Хуже и не придумаешь.       Увидев впереди высокое дерево, Кей решил немного передохнуть и опёрся о ствол спиной. Ночь была тихой, как в могиле, что странно: обычно чёрную тишину нарушали крики хищных птиц или ночных животных. А сейчас лес гудел от молчания и напряжения. Будто ждал чего-то.       На небе зиял свирепый красный глаз Луны, и Кея посетило нехорошее чувство, природу которого понять было сложно: то ли беспокойство, то ли страх, то ли ощущение неизбежности. Но перед чем?       Сзади послышались осторожные шаги по траве. Кей напрягся и вслушался, пытаясь понять, кто это мог быть: такой же, как и он, ночной путник или же дикий зверь? Не хватало ещё быть съеденным практически на пороге дома родного.       — Кто это тут у нас? — разрезал темноту гнусавый мужской голос, который, как ни странно, вызвал вздох облегчения у Кея: значит, человек, а не зверь, и есть возможность вернуться домой живым. Но он подумал, что поспешил с выводами, когда повернулся к говорившему и увидел кинжал в его руке. Лицо невысокого парня исказила злая усмешка, грязные светлые волосы были взлохмачены, одежда изорвана. Местный разбойник, тут же понял Кей, — добрые люди в таком виде по ночам не бродят.       — Послушай, — вкрадчиво и спокойно начал Кей, — у меня с собой ничего нет. Кроме факела и сюртука. Можешь поискать в моих карманах, но ты там ничего не найдёшь. Поэтому предлагаю разойтись по-хорошему.       — А если всё же что-нибудь есть? — недвусмысленно спросил парень и поднёс кинжал к факелу, чьё лезвие засияло золотом в пламени.       — Я же говорю: можешь обыскать, — ответил Кей и развёл руки в стороны. Парень заносчиво усмехнулся, но всё же подошёл и сунул грязные ладони в карманы сюртука Кея. Пошарив там и не найдя ничего, он недовольно хмыкнул и отошёл, осматривая брюки Кея на предмет наличия карманов и в них. Но их не было, и тогда парень поднял раздражённый взгляд на Кея, будто он был виноват, что не принёс ему дань.       Кей испытывал отвращение, глядя на разбойника, но понимал, что существует два вида нищеты: когда ты целуешь руку того, кто жертвует тебе самую мелкую по достоинству монету, и когда ты отрываешь руки тем, у кого есть хоть одна монета, чтобы забрать и её. Человек со звериным взглядом, стоявший перед ним, был ярким представителем второго вида. Он перевернул несколько раз в своей руке кинжал, и в свете огня Кей смог рассмотреть рисунок, выгравированный на рукояти орудия: волк, широко разинувший пасть с длинными острыми клыками, которые были украшены бриллиантами, а шерсть на морде и спине животного изображали чёрные ониксы, вместо глаз — рубины. Ювелирная работа, которую на дороге просто так не найдёшь.       — Что заставило тебя сделать такой выбор? — внезапно спросил Кей, чуть приближая факел к лицу парня, чтобы лучше его рассмотреть.       — Какой выбор?       — Бродить по ночам в окрестностях деревни и грабить путников. Неужели жизнь не дала тебе другого пути?       Разбойник сощурился и наклонился, приняв позу зверя, готовящегося к атаке.       — Это тебя не касается.       — В данный момент меня это касается напрямую. Я хочу, чтобы твой кинжал находился подальше от меня.       — Мало ли чего ты хочешь!.. — прошипел разбойник и кинулся к Кею. Он вовремя среагировал и отскочил в сторону. Когда парень, зарычав с досады, промахнулся, Кей начал отходить назад, без остановки вертя перед собой факел как единственное оружие. Разбойник следовал за ним, держась на расстоянии от огня. Но Кей, не разбирая ничего в темноте, споткнулся о камень и упал на сырую землю. Факел выпал из рук, опаляя траву и мелкие ветви, лежавшие на зелёном покрове. Кей хотел потянуться за ним, но было уже поздно: разбойник кинулся на него и нанёс удар кинжалом прямо в живот. Кей охнул от сильной боли и широко распахнул глаза: за плечом нависшего над ним убийцы виднелась Красная Луна.       — Я никого не отпускаю живым, умник, — язвительно ухмыльнувшись, сказал разбойник и встал. Он подхватил факел, потоптался по траве, погасив разрастающиеся язычки пламени, и скрылся из виду, напевая бодрую песню. Настроение его явно было на высоте, словно забирая чужую жизнь, он получал энергию, чтобы жить дальше.       А Кей истекал кровью в густой темноте, в которой только Луна была видна. Он чувствовал, как всё тело пульсирует от невыносимой боли, из раны медленно, нехотя вытекала горячая кровь, окрашивая белоснежную рубашку, чёрный сюртук и зелёную поросль вокруг. Жизнь покидала его тело вместе с этой кровью. Где-то вдалеке отчаянно крикнула хищная ночная птица, и Кей подумал, что это последнее, что он услышал в своей короткой жизни.       Он выдохнул, и перед глазами пронеслись самые яркие моменты его жизни: улыбка матери, Кенейда с чашей спасительного зелья, робкий румянец на щеках Хитоми. И красные, длинные, как змеи, косы Чизу, злорадно улыбающейся ему сквозь туман, покрывающий его глаза. Снова вдох и последний выдох — глядя на зловещую Красную Луну, Кей умер.       Смерти нет. Есть только переход…