Король в кандалах

Я часть той силы, что без числа Творит добро, всему желая зла. (с) И. Гёте

      Господин Сото не шутил, когда говорил Кею о том, что в Канаме «что ни день, то напасть». Это раньше, когда Кей приходил к Кенейде только в свободное время, он наблюдал лишь небольшой поток людей. Теперь же он сам стал лекарем и поразился тому, сколько всего происходило за день с жителями большой деревни. А незнание самых обыкновенных болезней простыми людьми порой вызывало абсурдные ситуации. Так среди недели к Кею пришёл крестьянин, который утверждал, что скоро родит червя из ноги. Кей собрал всё своё мужество в кулак, чтобы посмотреть на воспалённую конечность, теряясь в догадках, что это может быть, но когда же рана предстала перед его глазами, то он едва заставил себя прекратить смеяться, чтобы сообщить недоумевающему необразованному мужчине, что это обыкновенный фурункул.       Помогать Кею вызвалась Мизуки, аргументируя это тем, что тоже кое-чему научилась за три года у господина Кенейды. На правах будущей жены — сей факт уже был известен им обоим, но Кей не озвучивал его, а Мизуки всё ждала от него первых слов — она уговорила его принимать пациентов в доме Кенейды, а на возражения о том, что матери требуется помощь, она сказала, что сама будет ходить к Сакураи и помогать Аяме по дому. Добрая женщина радушно принимала Мизуки в доме как дочь родную и искренне надеялась, что Кей полюбит её — меньше всего ей хотелось причинять боль любимому сыну. Но Аяме видела, что Кей не противился предстоящей свадьбе, и ей становилось радостней на душе. Однако она совершенно не представляла, что творилось на душе у её любимца.       Каждую ночь Кею снилось снова и снова, как Терашима гонит его из своего дома, за его спиной плачет Хитоми, а за руку его уводит Мизуки. Последнее, что он видит в этом сне — Красную Луну, тянется к ней и просыпается, потихоньку осознавая, что по щекам его текут слёзы. Но печальные сны — это ещё полбеды. Физическое состояние Кея было как никогда удручающим.       Пьяница Ренджо очень часто любил рассказывать о похмелье: «Просыпаешься с тяжёлой головой, будто тебе свинца расплавленного туда налили, перед глазами всё плывёт и двоится, а во рту так жарко и сухо, что кажется, я сейчас как дракон начну пламя изрыгать. Хочется пить, пить и пить. Но знаете что? Кроме вина ничего и не помогает». Точно так же чувствовал себя и Кей каждое утро, с той лишь разницей, что вечер накануне не сопровождался распитием алкоголя. От головной боли уже не помогали ни мази, ни травы, ни настои, и он уже даже привык к непрекращающимся наплывам головокружения. Вдобавок ко всему сухость во рту становилась с каждым днём всё сильнее, а вода и холодный чай утоляли жажду совсем ненадолго. Мизуки, которая проявляла чрезмерную заботу к будущему мужу, посчитала, что разбирается в таких вещах лучше образованного лекаря и настаивала на том, что это всё из-за переутомления, и Кею следует брать больше перерывов между приёмами больных. Но разве прикажешь подождать рожающей женщине или истекающему кровью кузнецу? Впрочем, усталость была отличной завесой для остальных, пока Кей сам пытался разобраться, что с ним происходило.       В одно дождливое утро, когда на поле делать было нечего и все сидели по домам, у Кея совсем не было работы, а жажда замучила до такой степени, что он решился пойти к Ренджо с вопросом о том, есть ли у того что-нибудь бодрящее.       — У меня этого бодрящего больше, чем блох у моей собаки, — с гордостью ответил мужчина, а лохматый старый пёс согласно рыкнул. Ренджо повёл Кея в погреб и предложил ему отведать красного вина собственного производства. Он потянулся уже за чашкой, но Кей, взяв бутыль, хлебнул прямо из неё.       — Гадость какая! — скривился он и отдал бутыль обратно Ренджо.       — Ну-ну, это произведение искусства, — с обидой в голосе буркнул мужчина, закупоривая склянку. — А ты зачем вообще пришёл? Присматриваешь пойло для свадьбы?       — Нет, от сухости во рту вообще ничего не спасает, — вяло ответил Кей, рассматривая запасы Ренджо. Похоже, он не шутил насчёт блох и количества крепких напитков. В Канаме вообще у всех с чувством юмора очень плохо.       — Так ты это… заболел, Сакураи-кун, — предположил Ренджо. Поймав на себе уничтожающий взгляд молодого лекаря, он осторожно добавил: — Наверное. Тебе-то лучше знать. В любом случае имей в виду, что твои братья на свои свадьбы покупали у меня.       — Я учту. До свидания, — раздражённо ответил Кей и повернулся к выходу, но не заметил стоящую на краю ступени бутылку вина и задел её ногой. С грохотом она упала наземь, тёмные осколки разлетелись по полу, утягивая за собой красные потёки, лениво растекавшиеся по земле. Ренджо уже что-то кричал о том, чтобы Кей не волновался, мол, у него ещё несколько бутылок такого же вина есть. И пока он метлой собирал осколки от бутылки, Кей заворожённо смотрел на то, как по земле размазывается багровая жидкость.       Дожди шли целую неделю, не прекращаясь. Деревня утопала в грязи и слякоти, беззаботные дети носились по лужам, догоняя друг друга и вызывая раздражение у вечно недовольных извозчиков и их лошадей, которым эта погода тоже была противна. На восьмой день, наконец, вышло Солнце. На ярко-голубом осеннем небе блестел яркий золотой круг, излучая тонны света и мягкого тепла.       В то утро Кей почувствовал себя странно. Голова была на удивление лёгкой. В суставах пульсировала лёгкая боль, но когда Кей размялся немного, то почувствовал себя лучше. Он внезапно подумал, что этой ночью ему не снился ни Терашима, ни Хитоми, ни Красная Луна. Однако на этом причуды не закончились.       Когда Кей вышел во двор, и его лица коснулись первые лучи Солнца, он зажмурился от резкой боли. Кожу словно жгло огнём, и Кей попытался прикрыть лицо руками, но тут острая волна боли прошлась и по его кистям. Кей закричал и упал на колени, теряя сознание.       Очнувшись, он увидел перед собой деревянный потолок. Кей поморгал немного и повернул голову вправо, когда услышал довольный голос Аро:       — О, Бен, смотри! Он очнулся!       Перед его постелью сидели Бенджиро и Аро. Первый — хмурый как туча, второй — удивлённый и счастливый. Учитывая последнюю реплику Аро, Кей предположил, что средний брат радуется его пробуждению, а старший напротив — предпочёл бы, чтоб тот заснул навечно. Однако Бенджиро наклонился вперёд и обеспокоенно спросил:       — Кей, что с тобой стряслось во дворе?       Он хотел сказать, что сам не прочь узнать ответ, но во рту словно огонь горел. Одного касания ко лбу хватило, чтобы понять, что у него жар.       — Позовите Мизуки… — прошептал Кей, тяжело выдыхая.       — Мама уже пошла за ней, — ответил Аро, раскачиваясь на стуле, как маленький ребёнок. — Она так испугалась за тебя, что у неё сердце чуть из груди не выскочило.       — Кей! — крикнула в этот момент вошедшая Аяме и кинулась к младшему сыну. Она начала целовать его горячий лоб и пылающие щёки, пока Мизуки выгоняла старших братьев из комнаты, чтобы не мешали.       — Меня лихорадит, — с трудом сказал Кей и попытался приподняться на локтях, но кости болели так сильно, что он не удержался и нескольких мгновений и упал обратно на подушку. — Не могу понять, отчего.       — Не волнуйся, мы с Мизуки-чан позаботимся о тебе, — ласково отозвалась Аяме и погладила сына по чёрным волосам.       — Кейтаро-кун, — позвала его Мизуки, привлекая к себе внимание, — я принесла спирт, чтобы растереть тебя.       — Правильно, — кивнул Кей. — Мне надо раздеться. — Да…       В любой другой ситуации он бы постыдился раздеваться при матери и уж тем более чужой девушке, но сейчас они были не в той обстановке. Удивляло его только одно: он не болел всю свою жизнь, а тут на него свалились почти все напасти сразу. Хотя, если учитывать все произошедшие с ним события, это было не так уж и удивительно, кроме самого главного — ночи его смерти, когда всё это началось.       Лихорадка не оставляла Кея в покое пять дней и ночей. Аяме, в страхе за жизнь сына, хотела вызвать лекаря из Микото, но Кей категорически был против и убедил её в том, что недуг пройдёт через пару дней. На самом деле он понятия не имел, когда ему станет лучше, но у него не было никаких идей о том, что говорить врачу о своём состоянии. Обычно лекари старой школы были склонны преувеличивать, и поэтому Кей боялся, что врач из Микото, не понимая, что за болезнь настигла Кея, мог посеять панику среди населения, сообщив о новой эпидемии, а как убедить его в обратном, Кейтаро не знал.       Пять дней и ночей у его постели дежурила то Аяме, то Мизуки, не оставляя его ни на минуту одного. Спал он плохо, просыпаясь почти каждые два часа. Пока под утро через пять дней не уснул глубоким и спокойным сном, подаренным явно кем-то свыше.       Этот сон был отличен от предыдущих, что преследовали его несколько дней подряд. В нём не было ни Терашимы, ни Хитоми, ни Мизуки. Зато осталась зловещая Красная Луна. Кею снилось, что стоял он посреди тёмного леса, а за деревьями шумела река. Услышав плеск воды, Кей снова почувствовал неутолимую жажду и двинулся к реке. Берег был залит серебряным лунным светом, как в полнолуние, хотя Кей только что видел лунное затмение и не понимал, откуда было столько призрачных лучей ночного светила. Но не эта проблема была для него главной. Жажда — вот что волновало его больше всего остального. В горле будто кто-то скрёб когтями и насыпал сухого песка, который раздирал плоть изнутри. Кей подошёл к воде и набрал её в ладони. Он сделал большой глоток и удовлетворённо вздохнул. Ему стало намного легче, жар ушёл, а по телу разлилась сладкая истома. Он снова набрал воды, но прежде чем выпить он внимательно всмотрелся в жидкость. Она была не чистой и прозрачной, а бледно-красной. Кей оторопело смотрел на свои ладони, заполненные кровавой водой. Неужели ему всё это время хотелось крови?       Вдруг до его ушей донёсся шум. Он повернул голову и увидел ряд людей, стоящих друг за другом, в длинных тёмных балахонах с капюшонами. Каждый из этих странных людей держал в руке деревянное ведро, и они по очереди выливали их содержимое в реку. Кей подошёл ближе и в свете Луны увидел, что это была кровь. Вот откуда столько её в реке!       — Эй! — крикнул Кей и схватил одного человека за руку. — Что вы делаете? Зачем вы загрязняете реку?       Молчаливый, как и все остальные, человек резко отдёрнул руку и ушёл в лес, куда шли все, кто опустошал свои вёдра. Цепочка этих людей казалась бесконечной, Кей не мог разглядеть, где был самый последний. Вокруг стояло напряжённое молчание, но прислушавшись, Кей заметил, что где-то в лесу раздавалась печальная песнь, похожая на погребальный гимн. Кей сделал шаг вперёд, чтобы вернуться в лес, но властный голос позади него остановил его.       — Избавься от крови.       Кей вздрогнул и обернулся. В воде стояла худая женщина в длинной чёрной тунике и длинными, до пояса, чёрными волосами, прямыми как змеи. Глаза её сверкали насыщенным синим пламенем во тьме, как два сапфира, и от этого становилось не по себе.       — Кто Ты? — спросил Кей, подходя к ней ближе. Волосы её не развевались по ветру, платье не колыхалось, и сама она не дышала. Кей уже понял, что перед ним стоит не человек, но страха не испытывал: внутри загорелось чувство надежды, что она пришла, чтобы помочь ему и дать ответ.       — Кто Я? — удивилась она и усмехнулась. — Проще ответить, Что Я. Но Я здесь не за этим. Ты должен избавиться от крови.       Кей непонимающе прищурился и покачал головой.       — Не понимаю, о чём Ты.       — Внутри тебя много человеческой крови, — вкрадчиво начала объяснять она. Её голос был мягким и глубоким, успокаивающим и властным одновременно. — Твоё обновлённое тело противится человеческой крови, что осталась внутри тебя. Избавься от неё и дай новой, могущественной крови разлиться по твоим венам.       — Что? Зачем? Как это сделать?       Женщина хищно улыбнулась и вытащила нож из-за пояса. Она схватила руку Кея и резко провела по ней лезвием, отчего кровь брызнула и обагрила лицо и шею ночной хищницы.       — Открой раны, — приказным тоном вещала она, пока Кей, согнувшись пополам от боли, инстинктивно пытался остановить кровотечение. — Открой их и дай чуждой теперь крови покинуть тебя навечно…       Последние слова Кей слышал уже как в тумане, потому что начал падать куда-то вниз, в темноту — земля развёрзлась под его ногами и всё исчезло. Кей потянул окровавленную руку вперёд и…       …проснулся. Рядом с его постелью на полу сидела Аяме и ровно дышала во сне, положив голову на одеяло. Каштановые с проседью локоны разметались во все стороны, и Кей осторожно поднялся, чтобы не разбудить её. Он коснулся лба, хотя этого и не понадобилось, чтобы понять, что жар ещё не прошёл. Голова гудела, а кости болели так, словно их проломили сразу в нескольких местах. Боль адская, но Кей, стиснув зубы, кое-как встал и вышел из комнаты. Утро ещё не наступило, и, судя по всему, до рассвета было пару часов. В доме все спали, огонь не горел, поэтому ему пришлось пробираться на ощупь до двери, ведущей во внутренний двор дома.       Молодой полумесяц ярко сиял на бархатном небе, с юга дул приятный ветер. Кей сел на ступеньки, чтобы передохнуть. Ощущение было такое, словно тело не хочет его слушаться и вяло исполняет его желания идти вперёд. Кей с усилием встал, обхватив себя руками, и направился к колодцу. Сердце в груди бешено билось, готовое выскочить в любой момент. Кей внезапно подумал, что нормальный человек не способен выдержать такие муки.       У колодца в землю всегда был воткнут небольшой кинжал, которым Катсуро орудовал, когда обрезал деревья. Кей сел рядом и не без усилий вытащил довольно лёгкий кинжал из земли. Сейчас ему было тяжело даже собственную руку поднять, что говорить о холодном оружии. Лезвие блеснуло в блёклом лунном свете, отражая полумесяц. Кей понимал, что, возможно, он не совсем здоров психически — из-за непрекращающейся боли его разум мог отказать ему, но другого выхода остановить эту боль не было. Все эти пять дней его мать и Мизуки лечили его всеми известными ему способами, но ничего не помогало — кости ныли, тело горело в огне, а горло сковала сухость. И теперь он готов был предпринять что угодно, лишь бы избавиться от этого. Возможно, это безрассудно — довериться своему сну, пришедшему в лихорадочном состоянии, но что если просто попробовать?       И Кей не прогадал. Он перерезал себе вены на обеих руках и застонал от облегчения, когда вместе с кровью его измученное тело начала покидать боль. Он откинулся назад, прислонившись спиной к колодцу, и с изумлением наблюдал, как алые нити разрисовывали его руки и ладони.