Король в кандалах

      Произошедшее с Кеем после того, как он вышел из дома Терашимы, показалось ему страшным сном. Он медленно шёл домой и пытался уговорить себя, что это всё ему привиделось: десятки умирающих людей, измазанных в собственной крови, лежали на горящих улицах и протягивали ему руки, прося о помощи, а он вместо неё вонзал клыки в их трепещущие тела. Кей обезумел от жажды, от густого и сладкого запаха крови, разносившегося по воздуху вместе с дымом и криками людей. Скольких он искалечил и кто из них выжил — Кей пытался подсчитать, но каждый раз сбивался. Он успокаивал себя только той мыслью, что уж кто-то из тех, чьей крови он испил в ту злосчастную ночь, должен был остаться в живых.       Неприятное чувство вины и ненависти к себе давило на грудь как камень. Ноги были словно ватные — дрожали и с усилием подчинялись его воле и приказу двигаться дальше, ближе к дому. Он чувствовал себя так же, как и в ночь убийства Тоёки, только теперь в стократ хуже. Потому что и жертв было больше.       Стоило ему подойти ко двору своего дома, как оттуда выскочила сначала его мать, а затем и жена. У обеих лица были искажены беспокойством, хотя, что творилось в мыслях у Мизуки, можно было с лёгкостью догадаться.       — Кей! — закричала Аяме, подбегая к любимому сыну и заключая его в своих объятиях. Она внимательно посмотрела в его печальные глаза, чтобы удостовериться, что с ним всё в порядке, ибо его одежда была изукрашена побледневшими кровавыми пятнами. Поняв, что сам он не ранен, Аяме облегчённо вздохнула и спросила: — Как ты?       — Плохо, — честно признался Кей, хотя зверь внутри него противился этому ответу: он был сыт и доволен, поэтому чувствовал себя превосходно. Только человеку внутри Кея было противно и ужасно находиться в своём теле. — Могу я поговорить с тобой наедине? — тихо прошептал Кей, искоса бросая мимолётный взгляд на стоявшую поодаль Мизуки. Ему хотелось просто поделиться своей болью с близким человеком, пусть и не раскрывая всех карт. Поняв его, Аяме кивнула и, взяв сына за руку, завела в дом.       Мизуки не находила себе места. Она не сомкнула глаз ночью, рыдая от горя и обиды, а теперь её заставили ждать в неведении, не объяснив абсолютно ничего: откуда на одежде мужа столько крови? Почему лошадь так беспокойна и взмылена? Где та женщина, из-за которой он предал клятву быть верным своей жене и оставаться всегда рядом с ней?       Она ждала всю ночь, однако подождать ещё несколько минут казалось невозможным. Но вот дверь их комнаты открылась, из-за неё показалась Аяме, а сердце Мизуки ухнуло куда-то вниз.       — Поговори с ним, — ласково сказала женщина, нежно проведя рукой по щеке невестки. Она не могла и не хотела обвинять сына в том, что он сделал и сказал жене накануне, но прекрасно понимала их обоих.       Пол скрипнул под осторожными шагами Мизуки, и девушка вошла в комнату. Кей не обратил внимания на тихие звуки, обозначавшие, что жена стояла у него за спиной, и продолжил переодеваться в чистое. Он обернулся, только когда закончил, и уставшим взглядом посмотрел на неё.       — Где эта женщина? — спросила Мизуки. Её волновало его здоровье, его самочувствие, ей хотелось спросить о том, что произошло в городе, остался ли кто живой, защитила ли жителей императорская армия… Но против воли с губ сорвался именно тот вопрос, который не давал покоя более остальных.       — Умерла, — тихо отозвался Кей как можно спокойнее, но чуткое сердце любящей и обиженной жены уловило боль в его голосе. Глаза Мизуки хаотично заметались по сторонам, она не знала, на чём остановить свой взгляд, чтобы не выдать истинных чувств — облегчения и радости по случаю смерти соперницы, чья тень так внезапно нависла над её семейным счастьем, оказавшимся таким хрупким, как стекло. Откровенно радоваться чужой смерти было недостойно воспитанной девушки, да и внутри искрилось чувство, что Кей только возненавидит её, если уловит в ней эти эмоции. Ему сейчас нужна поддержка — он потерял любимую женщину, и быть рядом с ним в такой момент означало заполучить её место в его сердце. Так ей казалось, по крайней мере.       Мизуки подошла ближе к мужу и обняла его. Этот жест заставил Кея удивиться, и он внимательно посмотрел на жену: из-под прикрытых веками глаз покатилась слеза.       — Тебе больно, я понимаю. Но я рядом.       Внезапно Кей почувствовал тошноту. Ему было плохо от той лжи, которой он себя окутывал, от того, кем становился и во что превращался. А хуже всего было то, что из-за этого страдали близкие ему люди.       — Прости, — охрипшим голосом произнёс Кей и отпрянул от жены, — мне надо побыть наедине с собой.       Мизуки осталась стоять одна в пустой комнате, в которой было холодно вовсе не из-за отсутствия солнечного тепла.       Стоило голове Кея коснуться подушки, как он почти сразу уснул. Раньше, когда Кей слышал об убийствах, он считал, что мёртвые непременно являются убийце в кошмарах. Так оно и было: во сне он увидел лица всех, чью кровь он пил в ту ночь. Они выныривали из той самой багровой реки, где он впервые увидел Артемиду, протягивали к нему грязные руки и смотрели с неприкрытой ненавистью и непонятной ему жадностью. Он испуганно огляделся назад, надеясь увидеть лунную богиню, но её нигде не было. И только лёгкое касание тёплой руки заставило его покинуть мрачное место и открыть глаза. Прямо над ним стояла его мать и явно нервничала.       — К тебе гость, Кей.       Он не стал спрашивать, кто пожаловал, так как предположил, что это мог быть кто-нибудь из захворавших крестьян. Поэтому сильно удивился, увидев перед крыльцом своего дома несколько конных солдат, одетых в доспехи с гербом императорской армии. С чёрной лошади, которая стояла впереди всех прочих, слез высокий мужчина с длинными тёмными волосами и самодовольной ухмылкой на лице. Кей подумал, что именно так будет выглядеть Аро лет через двадцать.       — Вы местный лекарь Сакураи Кейтаро? — разнёсся насыщенный бас мужчины, с интересом оглядевшего Кея с ног до головы. Тело его было заключено в сверкающие в жёлтом осеннем Солнце тяжёлые доспехи, и Кей невольно посочувствовал ему.       — Это так. Чем обязан?       — Я бы хотел перекинуться с Вами парой слов. Не пригласите на чай?       Кей кивнул, еле заметно хмыкнув: созерцание того, как эта груда металла с чёрной человеческой головой будет пить из крошечной чаши горячий напиток, должно быть забавным. Однако мужчина подозвал к себе оруженосца, и через несколько минут тот остался в обычной лёгкой одежде. Зрелище отменилось.       Мизуки начала хлопотать с угощением и, когда всё было готово, покинула кухню, оставив мужчин вдвоём.       — Я главнокомандующий Ивамура, — сразу перешёл к делу мужчина и прихлебнул ароматного чая из пиалы. Кей молча ждал дальнейших реплик, задавая самому себе вопрос, что от него могло понадобиться генералу. Тот продолжил: — Думаю, здесь все уже в курсе того, что происходит в Империи. Гражданская война, которую развязал бесчестный наследный принц, в самом разгаре. Армии требуются не только воины, но и, как Вы сами понимаете, прислуга и, самое главное, лекари. У нас сейчас жёсткая нехватка медицинской братии, а воины мрут как мухи от колотых ран, так как не получают должного ухода. Наши врачи попросту не успевают. Они сами валятся с ног от усталости.       — Вы предлагаете мне бросить деревенских жителей и уйти на поле брани? — бесцветным голосом спросил Кей. Ивамура причмокнул губами и поставил пиалу на стол.       — Позвольте задать Вам вопрос, Сакураи-сан. Сколько пациентов к Вам приходит каждый день здесь, в деревне?       — Двое-трое как минимум.       — А на поле брани, как Вы выразились, в дни битв погибает две-три сотни. Пусть мы сражаемся и не каждый день, но разница внушительна, согласитесь. Так что Вам выбирать: отсиживаться в деревне или помочь Империи восстановить справедливость и подавить нечестивый мятеж.       Кей задумался. Он перевёл взгляд за плечо главнокомандующего, за которым от тусклого солнечного света сияло окно. По двору, не находя себе места, ходила Мизуки, а Аяме что-то ей пыталась объяснить, но Кей не вслушивался в её слова, хотя знал, что сейчас распознать речи матери на таком расстоянии для него уже не проблема. Ивамура прервал тишину.       — Как лекарь Вы прекрасно знаете, что Вам предстоит увидеть. Я ничего не стану скрывать или приукрашивать. Но Вам выпала честь помочь Империи, и я считаю трусостью отказать.       — Когда надо ехать? — жёстко спросил Кей, не сводя взгляда с осунувшейся фигуры Мизуки. Он почувствовал, как главнокомандующий расплылся в улыбке.       — Сегодня.       Из всей семьи Сакураи настоящее беспокойство по поводу отъезда Кейтаро на войну выказали только женщины. Катсуро и старшие братья были горды, что Кею выпала такая честь. Он приложил все силы, чтобы убедить мать и жену, что с ним ничего не случится и он не погибнет, вот только им было невдомёк, что это было настоящей правдой и убить его теперь в самом деле было сложно. Мизуки обиженно ходила по дому и собирала мужа в дальнюю дорогу, не поднимая ни на кого глаз и не говоря ни слова. Кей не мог не заметить угрюмого настроения жены, но не стал говорить ей ничего. Им был необходим перерыв, чтобы залатать трещину, которая образовалась из-за побега Кея в Микото. Ей надо было перегореть и пережить это в одиночестве, потому что он не мог ей в этом помочь. Или же не имел желания. Напитав тело чужой кровью, он оказался опустошён эмоционально. Он даже не был способен горевать по ушедшим Терашиме и Хитоми — внутри было сухо, как в пустыне, и слёзы не шли из глаз. Возможно, это окончательная стадия превращения в чудовище? Испугавшись этой мысли, Кей и решил уйти на войну: там, среди раненых людей, отчаянно цепляющихся за жизнь, он не забудет её истинную цену.       Он мог только представить, как это будет тяжело для него, но на деле всё оказалось ещё хуже: бороться с внутренним зверем было сложнее, чем, пересиливая отвращение и жалость, отпиливать заражённые конечности раненых, лечить раны и успокаивать умирающих, бьющихся в агонии. Кей прекрасно понимал, что это зависит только от него, кто победит — зверь или человек, две сущности, рвущие его естество на куски.       Испачканные в крови пальцы можно было не мыть, а слизывать багровую жидкость и утолять сверхъестественный голод на некоторое время. Но держать взаперти мысли умирающих было невозможно, и Кей не знал, что ему приносило больше мук — это или жажда крови. Он начинал понимать, зачем боги подарили ему бессмертие: каждый раз, когда ты убиваешь или становишься свидетелем смерти другого человека, ты переживаешь её вместе с ним и умираешь снова и снова. Поистине бессмертие было не даром, а проклятьем, ведь что может быть ужаснее, чем погибать вечно, не зная конца этим страданиям? Это хуже, чем ад. Ведь туда попадаешь в качестве платы за плохие поступки, тяжесть которых не даёт душе подняться выше тверди земной. Кею же эти муки достались бесплатно. Он не успел совершить ничего из того, за что боги привыкли наказывать бесконечно и завидовал убийцам и разбойникам, предателям и падшим женщинам, у которых ещё была возможность что-то исправить, изменить свою жизнь, освободиться от тяжести грехов и взлететь к небу после смерти.       Кейтаро пробыл на войне почти месяц, когда конец её приблизился. Победа уже почти была на стороне Империи, обстановка слегка утихла, все набирались сил перед последним рывком, и Кей решил наведаться к главнокомандующему: сейчас как никогда ранее они нуждались в медикаментах, недостаток которых уже давно ощущался.       Шатёр главнокомандующего был самым большим в лагере. Ярким красным цветом он выделялся среди остальных, и не заметить, пройти мимо или заблудиться даже при всём желании было затруднительно. Вход в него днём и ночью сторожили двое молодых воинов с острыми копьями в руках, сверкавшими на Солнце и слепившими глаза своим блеском. Кей попросил доложить о себе, и через минуту он уже был внутри внушительного шатра. Помимо слуг и самого полководца, там не было большой толпы галдящих военных, а лишь несколько сидящих парами солдат, сидевших за длинным столом и склонившихся над его поверхностью, как показалось Кею, рассматривая что-то. Сам полководец сидел за отдельным небольшим низким столиком, напротив него — молодой боец с перевязанной головой, которого Кей помнил среди раненых и успешно выкарабкавшихся. Эти двое, так же как и все остальные, тоже склонились над своим столом, пристально разглядывая нечто, что Кей не мог увидеть за широкой спиной бойца.       — Ивамура-сан, — осторожно напомнил о своём присутствии Кей и слегка прокашлялся. Полководец поднял голову, и его губы мгновенно растянулись в улыбке.       — А-а, Сакураи-сан, подходите ближе, не стесняйтесь. Мы тут шахматами балуемся. Не хотите присоединиться? — Ивамура махнул тому рукой и указал на стол. Сделав шаг вперёд, Кей увидел, наконец, что захватило умы военных: квадратная доска с чёрно-белым клеточным узором была уставлена такими же чёрными и белыми фигурами — с первого взгляда разными, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что многие из них были похожи, только цвет имели различный.       — Я не умею, — недовольно отозвался Кей: он пришёл сюда по важному вопросу и не хотел, чтобы разговор ушёл в другое русло. Хотя, судя по настроению главнокомандующего, говорить серьёзно он сейчас не намерен.       — Неужто? Вы же учились в академии Микото, разве преподаватели не проводили за ней своё свободное время?       Кей отрицательно покачал головой. Густые брови Ивамуры подскочили вверх, но мужчина тут же прогнал солдата с места напротив него и жестом попросил Кея присесть. Тот подчинился, но не помедлил высказать возмущение:       — Я пришёл к Вам с просьбой как лекарь, Ивамура-сан, — твёрдо начал он, но полководец махнул рукой, давая понять, что не хочет сейчас ничего слышать, и продолжил расставлять фигуры на доске.       — Это очень любопытная игра, и я удивлён, как Вы до сих пор с ней не познакомились. Хотя чего тут удивляться? Вы же крестьянский сын, а шахматы наиболее известны среди более привилегированных слоёв общества. Но Вы, как мне кажется, обладаете должной смекалкой. Предлагаю Вам сыграть — шахматы помогают уму развиваться и думать логически.       — Я уже предупредил Вас, что не знаю ни правил, ни условий игры.       — О, это поправимо. Правила я Вам объясню. Вообще здесь всё просто, вплоть до движения фигур, по-настоящему сложно только одно: заставить их двигаться так, как Вы того хотите. Уметь это делать — настоящее искусство.       Кей опустил взгляд на доску. Два ряда чёрных напротив него, два ряда белых напротив Ивамуры. Гладкие, ровные и блестящие фигуры размером с палец стояли в идеальном и симметричном порядке — каждая в своей клетке. Кей ещё сомневался, что эта игра из разряда захватывающих, но слова полководца подогрели его интерес.       — Хорошо.       — Как я отметил ранее — правила проще некуда, надо лишь запомнить, как двигаются фигуры, — самодовольная ухмылка поспешила отразиться на лице Ивамуры, пока он выдвигал вперёд пешку, стоявшую напротив фигуры с крестом на вершине. — Пешки двигаются на одно поле вперёд, бьют по диагонали. Ладья — по горизонтали и вертикали, конь ходит буквой L*, слон — по диагонали, ферзь — во всех направлениях.       — А эта? — Кей опустил палец на крест и слегка пошатал фигуру.       — Это король. Весьма неоднозначен. Сам король может двигаться только на одну клетку в любом направлении, но ценность его высока, ибо цель игры — защитить своего короля и убить короля соперника. Игра кончается, когда один из них мёртв.       — Он бесполезен на поле, — нахмурился Кей, внимательно разглядывая доску. Ивамура цокнул языком и покрутил указательным пальцем из стороны в сторону, будто хотел пожурить своего внезапного ученика за скоропалительные выводы.       — Знаете, почему мне лично нравятся шахматы? Не только потому, что я полководец, и они помогают мне разрабатывать военную стратегию. Но и потому, что её правила легко применимы в жизни. Многие говорят, что наша жизнь — театр. Это чушь. Жизнь — это шахматы, и каждый из нас — король своей жизни. Но только тебе решать: либо ты бесполезный король, прячущийся за спинами своих защитников и ропщущий из-за поражения, либо ты — игрок, управляющий теми, кто тебя окружает, и с достоинством принимающий победу противника, ибо точно знаешь — ты проиграл, потому что сам допустил ошибку в управлении своими фигурами.       Что-то в словах полководца заставило Кея задуматься. Кем он был всё это время? Убитой горем деревянной фигуркой, мучавшейся из-за того, что боги по-свински обошлись с ним. Лившей слёзы, потому что его использовали и бросили на чёрно-белое поле жизни выживать в новом теле и чужом для него мире. Так не пора ли возмужать и стать игроком, двигая фигуры, как ему того хочется, и заставляя богов плясать под его дудку? Но главный вопрос был не в этом, а в другом: достаточно ли ему сил, чтобы противостоять вечной божественной силе?       Скрипучую тишину в шатре нарушили крики снаружи. Через мгновение внутрь вбежал запыхавшийся молодой командир, бесцеремонно возвестивший:       — Командующий Ивамура, они наступают!       Полководец резко поднялся, и его примеру последовали все остальные. Солдаты спешно покинули шатёр, а к Ивамуре подскочил его оруженосец.       — Жаль, что мы не успели сыграть партию, Сакураи-сан, — обречённо произнёс полководец, пристёгивая меч к поясу. — Кстати, по какому вопросу Вы пришли вообще?       — Нам не хватает опиума, — нехотя начал объяснять Кей. Стоило ему об этом вспомнить, как перед глазами сразу вставали нелицеприятные картинки раненых воинов. — Мы не можем облегчить страдания тяжелораненых, потому что обезболивающие на исходе.       — Послушайте, Сакураи-сан, — прервал его полководец, выставив руку вперёд. — Хочу сказать Вам ещё кое-что. Видите восемь фигур напротив первого ряда? Это пешки. Самые слабые по ценности. Их пускают на передовую, как пушечное мясо. Уничтожая их на своём пути, соперник терпит потери. Когда он ослабнет, в ход идут бойцы мощнее и опытнее — со снаряжением и конницей. Слабые фигуры — балласт сильной армии. От них, как бы это жестоко ни звучало, надо уметь избавляться вовремя. Но открою Вам один маленький секрет: те пешки, что выживают и доходят до края доски, становятся ферзями. Вы понимаете, что я хочу сказать?       — Не тратить бесценный опиум на обречённых, — мрачно ответил Кей, понимая, что это было самое простое и самое сложное одновременно, что он мог сделать, не прибегая к совету полководца. Ивамура ухмыльнулся.       — Вы умный мужчина. Обещайте, что если мы увидимся после битвы, то Вы найдёте для меня время, чтоб сыграть партию в шахматы. А пока что, — полководец подошёл к столу, сгрёб фигурки с доски в бархатный мешочек и протянул всё Кею, — я хочу подарить Вам это. В своё время мне преподнёс эти шахматы в дар сам Император, когда я одержал свою первую победу. А сейчас я бы хотел, чтоб они были у Вас.       — Это большая честь для меня, Ивамура-сан, — растерянно проговорил Кей, принимая в руки подарок. Это было слишком неожиданно, чтобы отказаться. — И спасибо. За то, что раскрыли глаза на важные вещи.       Ивамура даже не догадывался, что имел в виду Кей, говоря эти слова. Истинное их значение было скрыто от него, и полководец самодовольно улыбнулся, посчитав, что Кей говорил о раненых. Он отсалютовал лекарю и покинул шатёр вместе с оруженосцем, исчезая в толпе наспех собирающихся солдат. Это был последний раз, когда Кей видел человека, сделавшего ему самый важный подарок в его длинной жизни.