Король в кандалах

      Вражеская армия налетела как стая ворон — резко и неожиданно. Несмотря на расслабленное состояние императорских солдат, они были готовы к внезапному налёту — опальному принцу не оставалось сделать ничего другого, кроме как бросить остатки своих мятежных войск, прекрасно зная, что это приведёт к их погибели. Но если умирать, то с музыкой, особенно если ты королевский отпрыск, поэтому бывший наследник решился на столь отчаянный шаг. Императорская же армия оправдала свой титул защитников, дав достойный отпор мятежникам и принеся победу Империи.       Было приказано брать пленных из выжившего состава вражеской армии. Лекари, какими только располагала армия, высыпали на поле и принялись оказывать первую помощь пострадавшим солдатам, и Кей вместе с ними. Как он делал и прежде, он закрыл половину лица платком, чтобы запах крови был не таким сильным, однако глубоко в душе он признавал, что помогало это мало, и всё зависело от того, как он будет сам контролировать внутреннего зверя.       Кей уже закончил перевязывать рану одного из солдат, как к нему подбежал молодой командир и, замахав руками, начал кричать:       — Скорей сюда! Здесь главнокомандующий Ивамура!       Кейтаро вскочил и побежал за командиром. Через пару минут он увидел лежащего на земле полководца, вокруг которого столпились солдаты. Наличие рядом трупов соратников, врагов и лошадей никого не смущало — военные, если сильно спешили, наступали и на мёртвые тела.       — А-а-а, Сакураи-сан… — протянул полководец и попытался улыбнуться. Ему попался меткий стрелок: доспехи покрывали туловище не полностью, и лучник, владевший, судя по всему, отменным зрением и высокой точностью выстрела, наградил его градом острых стрел, устремив их туда, где тело было покрыто лишь плотной тканью. Этого было достаточно, чтобы командующий истёк большим количеством крови. Кей зажмурился и медленно выдохнул.       — Ивамура-сан, мне надо снять Ваши доспехи, — глухим голосом попросил он, но полководец лишь усмехнулся, а затем резко захрипел.       — Да бросьте, — сквозь тяжёлый кашель отказал он, — Вы же врач, Вы понимаете, что я уже не жилец с такими ранами. А лучнику этому я бы лично награду вручил — какая меткость…       Кей осмотрел раны полководца: ровные ряды стрел украшали окровавленное тело мужчины с обоих боков, причём вонзились они достаточно глубоко, чтобы задеть жизненно важные органы.       — Тут нужна нечеловеческая сила, — вполголоса проговорил Кей, нахмурившись. В том, что стрелял не человек, сомнений у него не было. Но только как объяснить это дубоголовым военным?       — Не иначе как меня подстрелил демон? — шутливо заметил Ивамура и снова зашёлся болезненным кашлем. Солдаты грустно улыбнулись — серьёзно это воспринимать никто не хотел. — Но я рад, что дожил до победы. Жаль, что его Величество Император не смог открыть глаза в этот день.       — Что Вы сказали? — Кей в удивлении поднял взгляд на воинов. Один из них медленно кивнул.       — Император отдал богам свою душу вчера пополудни. Его младшего сына тут же короновали, и теперь его Величество юный Император приказал взять своего старшего брата живым, чтобы казнить в Столице в день похорон отца. Если бы опальный принц потерпел всего два месяца, то он мог бы уже вчера сесть на трон Империи.       — Ирония судьбы, — отозвался Ивамура, чуть приподняв уголки побледневших губ. Он схватил Кея за плечо и сжал его, что было сил. — Жаль, что мы с Вами так и не сыграли партию.       Кей хотел ответить, что и он сожалеет, но понял, что полководец больше их не слышит. Стоило Ивамуре закрыть свои глаза, как над головой Кея послышался крик одного из солдат:       — Осторожно!       Кею хватило доли секунды, чтобы резко встать и поймать стрелу рукой прямо за древко. В ладони неприятно зажгло, но Кей бросил стрелу на землю и кинулся вслед за уже убегавшим вдаль лучником, пустившим последнюю стрелу в теперь уже пустом колчане. Сильное подозрение росло тем больше, чем ближе он становился к лучнику. Он нагнал одетого в чёрный балахон стрелка, потянув его на себя за плащ и крепко сжав в своих жёстких объятиях. Кей скинул капюшон и понял, что не ошибся — это была Чизу.       Часть войск с пленными отправилась сразу в Столицу, другие поехали в Микото, по пути решив заехать в Канаме — жители близлежащих деревень обещали устроить праздник в честь победы и восшествия на престол молодого Императора, несмотря на то, что уже через два дня все будут ходить мрачными по приказу правительства в честь похорон усопшего Императора.       Кей не сводил глаз с Чизу всё время, что они ехали до Канаме, словно боялся, что она исчезнет, испарится в воздухе. Как ни странно, но девушка даже не предпринимала попытки навлечь на себя подозрения о побеге, а лишь нахально смотрела ему в глаза и коварно улыбалась. Когда войска уже вошли в деревню и приблизились к площади, Кей услышал в голове голос Чизу: «Нам надо поговорить». «Это уж точно», — так же безмолвно ответил ей Кей и проследил за тем, куда отправляют пленных на время праздников. Их посадили в высокие клетки, которые рядами установили на границе леса и поставили охранять молодых бойцов. Кого посадили по трое, кого по двое, Чизу же, как женщина, удостоилась чести сидеть в клетке одна, что облегчало задачу: их разговор никто не должен услышать.       Можно только представить, какое облегчение и счастье испытывают те члены семьи, у кого мужчины уходили на войну и вернулись оттуда живыми. Можно только пережить, чтобы понять всю силу именно этого чувства. К удивлению Кея он сам был рад видеть не только мать и всю семью Сакураи, но даже Мизуки. Он поймал себя на мысли, что соскучился по жене и по её вечно преданной улыбке. Вероятно, перерыв пошёл им на пользу, и ему удастся полюбить её вскоре — всё-таки девушкой она была неплохой, симпатичной, доброй и улыбчивой, а любовь к Хитоми, несмотря на трагическое завершение, была лишь юношеской привязанностью. Мёртвые уходят, забирая части своих душ из сердец живых, их тени гаснут, а образы забываются. Мёртвых невозможно любить вечно. На их место обязательно приходит кто-то живой.       После полуночи музыка и танцы ещё не утихли, полупьяный народ продолжал веселиться и петь победные песни. В этой праздничной суете Кей нашёл минутку и пробрался к клеткам с пленными. Бросив монету юнцу, с мечом охранявшему предателей, он дошёл до Чизу. Она сидела в углу клетки, и вид у девушки был весьма удручённый: ранее ярко-алые волосы, блестевшие что в солнечном, что в лунном свете, теперь были грязными и спутанными, чёрный балахон она обернула вокруг стоп, чтоб не мёрзли, на одежде, явно предназначавшейся кому-то из молодых солдат, были видны серые пятна и дыры, сквозь которые в лучах Луны сияла бледная кожа.       — Ты принёс мне еды? — бесцветным голосом спросила Чизу и подняла на Кея уставший взгляд. Он хмыкнул и бросил ей сквозь решётку что-то, обёрнутое тёмной тканью: возможно, это был хлеб, а может, что-то сытнее, но она лишь презрительно посмотрела на угощение. — Я имела в виду кого-нибудь тёплого с пульсирующими венами.       — Как ты оказалась в мятежной армии? — Кей проигнорировал слова Чизу и задал вопрос, терзавший его вот уже второй день. Девушек вообще было сложно увидеть в рядах солдат, а уж если среди них оказалась Чизу, то явно неспроста. Она хихикнула, и Кей не удержался в мыслях от сравнения: ехидная улыбка делала лицо девушки похожим на змеиное. Чизу, не вставая, подползла к решётке, ближе к Кею, и сощурилась.       — Вопрос задан неверно, Кейтаро-кун.       — У меня нет настроения играть с тобой, — резко сказал Кей и нахмурился. — Либо ты расскажешь, либо…       — А что ты сделаешь? Убьёшь меня? — прервала его Чизу и громко захохотала. — Давай так: я расскажу тебе всё, а ты меня за это освободишь.       — Ты уверена в том, что я помогу тебе сбежать? Даже если ты мне всё расскажешь. — Кей пристально следил за Чизу и её движениями. Она не могла усидеть в одной позе и постоянно извивалась как змея. Положив грязную ладонь на свою щёку, она картинно вздохнула и ответила:       — Я полагаюсь на твою совесть. Ты же честный человек.       Кей напрягся, но кивнул. Всё равно ничего иного предложить ей он не мог. Чизу хитро улыбнулась и придвинулась ещё ближе к решётке, зашептав:       — Так как Рокудо отказался быть моим наставником, как ему и полагалось быть, мне пришлось изучать новую себя самой. Иногда бабушка помогала своими предсказаниями, но они были крайне скудны. Я много думала о своей новой участи, о возможностях, что мне открылись, и решила, что пора дать начало новому миру, где такие, как я и ты стояли бы у самых верхов. Но к сожалению, я не смогла найти никого хотя бы малость похожего на нас. Видимо, мы с тобой единственные сейчас, как жаль… Но я не сдавалась. Новый мир можно создать и своими руками. Я тайно прокралась в императорский дворец и встретилась с принцем. Я показала ему всё, что уже умела на тот момент, и он восхитился мной, как не восхищался никто. Я пообещала подарить ему эту силу, если он создаст новую Империю на руинах старой и положит её к моим ногам. Увы, принц оказался слишком глуп, чтобы победить в такой простой войне. Я прогадала в своём выборе и теперь вынуждена пожинать плоды. Но у меня впереди много времени, говорят, тысячелетия, так что я успею придумать свой совершенный план создания новой Империи, в которой я буду королевой.       Кей медленно приблизил своё лицо к решётке, через которую на него смотрела Чизу, невинно хлопая ресницами. Внезапно он дёрнулся и, просунув руку сквозь металлические прутья, схватил Чизу за серую тунику и прижал к решётке. Девушка грозно зашипела.       — Так эта война — твоих рук дело?       — У всех бед есть зачинщик, верно? — пожала плечами Чизу, будто это было нечто само собой разумеющееся. Кей резко разжал пальцы, и девушка упала на спину. Он встал, отряхнулся и поднял на неё тяжёлый взгляд.       — Почему?       — А почему ты должен стать королём? Кто это решил? Это нечестно! Я стала первой бессмертной, ты сам знаешь. Так почему корона кровопийц должна принадлежать тебе? — Чизу от негодования и злости стала бить кулаками землю. Капли грязи разлетались во все стороны, пачкая и без того нечистое лицо пленницы и опускаясь на прутья решётки, выпрыгивая за её пределы и падая на носки ботинок Кея, который сокрушённо качал головой.       — Ты посмотри на себя, — с презрением в голосе ответил он. — Ведёшь себя как малое дитя. Какая из тебя королева.       Он развернулся и пошёл прочь. Кей ждал, что ему в спину посыплются проклятья, крики и плач пленницы, но та, на удивление, повела себя тихо после его слов, словно они как стрелы вонзились в неё и заставили замолчать. Кей еле сдержался, чтобы не обернуться и не посмотреть, чем на самом деле она занималась. Но остановил его мужской силуэт, стоявший поодаль, за пределами охраняемой территории. Кей узнал в нём Ренджо. Будто в доказательство того, что это был он, мужчина поднёс к губам бутылку и хлебнул из неё.       — Ренджо-сан, — как можно дружелюбнее позвал его Кей и замешкался, когда приблизился достаточно, чтобы учуять запах спирта. — Вино не избавляет от проблем.       — От них не избавляет ни чай, ни молоко, — усмехнувшись, ответил Ренджо и потряс бутылкой прямо перед носом лекаря, что, судя по его нахмурившимся бровям, ему явно не понравилось. — Однако вино делает меня увереннее.       Ренджо внезапно захохотал и направился к юнцу, что стоял у изгороди и охранял клетки. Пошатываясь, он начал шарить пальцами в кармане брюк и выудил оттуда небольшую монетку, которую сунул солдату в руку, и прошёл через изгородь. Юноша, должно быть, неплохую выручку собирает с тех, кто желает повидаться с пленными. Но вот что от них понадобилось Ренджо, у которого и родственников-то почти не было? Кей поймал на себе испытующий взгляд солдата, который ясно и без слов говорил «хочешь посмотреть или снова зайти внутрь — плати ещё», отчего его передёрнуло, и он ушёл оттуда.       Сияющий полумесяц Луны, словно сотканный из плотного кружева, то скрывался в пушистых серых облаках, то появлялся вновь и озарял землю призрачным светом. Как же Кею было хорошо в его лучах! Не то что в солнечном — теперь враждебном и ненавидящем. Ненавидящем, но не ненавистном. Кей не знал, что его ждёт дальше, правда ли ему суждено прожить целую вечность, стать королём и встретить свою королеву, но его не покидало стойкое чувство, что к чему-то хорошему это точно не приведёт. Нельзя прожить счастливую жизнь, будучи зависимым от человеческой смерти.       Кей и не заметил, как остановился на дороге, ведущей к оживлённой площади, со вздёрнутой вверх головой. Он вынырнул из своих мыслей только тогда, когда почувствовал знакомый запах.       — Мама, — выдохнул он и, опустив голову, увидел улыбающуюся ему Аяме.       — Прости, что отвлекаю от твоих чрезвычайно важных размышлений, — мягко засмеялась она, — но я так по тебе соскучилась, что отправилась на твои поиски по деревне.       Кей развёл руки в стороны, принимая мать в свои объятия. Она прижалась к нему, вдыхая аромат его чёрного сюртука — он пах сухой травой сливами. Кей медленно провёл пальцами по гладким шелковистым волосам матери, кое-где уже были видны серебристые нити седины.       — Я так боялась за тебя, так переживала, — шептала Аяме, прикрыв глаза. — Но ты вернулся ко мне. Мой хороший мальчик…       Кей нахмурился. Его родная мать, которая любила его беззаветно и не скрывала, что любила больше, чем старших сыновей, до сих пор не знала, в кого превратился её сын. Будет ли она любить его, если узнает всю правду? Стоит ли ей оставаться в неведении? Или будет справедливей признаться любимой женщине, кем он стал?       — Я теперь не такой хороший, каким ты меня знала, — хрипло сказал Кей. Аяме удивлённо посмотрела на него и поймала его болезненный взгляд.       — В чём дело, сынок?       — Я должен много тебе рассказать.       Кей задавался вопросом, почему он раньше не говорил ничего матери. Боялся ранить её? Боялся, что она откажется от него? Боялся, что она его разлюбит? Но как он мог сомневаться в её любви! Аяме удивила его своей реакцией. Она вела себя храбро и не стала метаться в ужасе и страхе, когда увидела его клыки и заживающие раны. Не испугалась, когда он прочитал вслух её мысли. Она лишь заплакала и протянула к его щеке дрожащую руку.       — Кейтаро… Если бы я знала! Если б я только знала, что боги так обошлись с тобой! Ноги моей больше не будет ни в одном храме, клянусь.       — Нет, мама, — Кей покачал головой, осторожно сжимая пальцами её всё ещё дрожащую ладонь. — Это я виноват в смерти тех, чью жизнь забирал, когда выпивал их кровь до последней капли. И в смерти Тоёки в том числе. Я убийца, чудовище, демон, кто угодно, но только не твой хороший мальчик, которого ты так любишь!       Аяме положила пальцы на его губы, заставив замолчать, и печально улыбнулась.       — Зачем ты всё это говоришь? Хочешь сделать мне больно?       — Ни за что.       — Тогда не говори глупостей. Ты убивал их, и это твой грех, но у каждого греха есть причина, по которой его совершают. Порой не мы виноваты — другие толкают нас на совершение преступления.       — Это не может меня оправдать, — горько отозвался Кей и отвернулся в сторону площади. Беззаботные люди плясали и пели, веселились и улыбались, не думая ни о чём. Даже о том, что среди них в толпе обыкновенных крестьян ходит настоящий преступник. Аяме отвлекла его от этих мыслей, ладонями повернув его голову к себе. Глаза её блестели от слёз, губы и руки всё ещё дрожали, сердце бешено стучало. Кей чувствовал её смятение, ощущал своим нутром, как ей больно и нелегко, но она не отвернулась от него. Она здесь, стоит рядом и сквозь боль и негодование улыбается ему.       — Не тебя надо винить, — уверенно ответила она. — Пусть боги чувствуют вину за то, что сотворили с тобой.       Можно ли так любить? Отрицая всё зло в человеке, видя только хорошее. Отвергая страх внутри себя, продолжая верить в его добродушие. Зверь внутри Кея негодовал от этого. Человек же был счастлив и плакал от радости.       — Ты больше не будешь убивать, — решительно сказала Аяме, и по её щеке скатилась последняя слеза, блеснув в свете Луны. — Не все твои жертвы погибли, так ведь?       Кей слабо кивнул, плохо понимая, что хочет ему сказать мать. Но когда она быстро закатала рукав своего синего платья до локтя, он всё понял.       — Теперь ты будешь пить только мою кровь. Кусай.       Кей вздохнул и в мыслях восхитился своей матерью: больше, чем она, его никто не будет любить. Взяв её за руку, он поцеловал её запястье и осторожно вонзил клыки в загрубевшую кожу.