Король в кандалах

The world was on fire, no one could save me but you. It's strange what desire will make foolish people do. I'd never dreamed that I'd need somebody like you, No, I don't wanna fall in love...with you. (с)

      Канаме привстал на локтях и внимательно посмотрел ей в лицо. По изгибам влажных от дождя щёк бродили едва уловимые серые тени от свечного огня. Он опустил глаза на протянутую Саюри обнажённую руку и вздохнул. Столько лет выдержки — и всё зря. Его тело — его враг, и он больше не может сопротивляться жажде и голоду. И инцидент с высокомерным вампиром на горе доказал это: такие выпады со стороны Канаме только доводят его до апогея истощения, не более того. Желанная смерть не наступала даже в таком случае.       Он сел на постели и обхватил запястье Саюри. Здравый смысл боролся в нём с топорным упорством: с этой женщиной ничего не случится, если он выпьет её крови. Она не обратится в чудовище и не умрёт от большой кровопотери, так же как она бы и не разбилась, скатившись с горы, если бы он вовремя не поймал её тогда. Он уговаривал себя, гипнотизируя взглядом голубое кружево её вен, сам не замечая, как неосознанно поглаживает кожу её руки.       — Канаме, — позвала она его, заставив посмотреть ей в глаза. Она смотрела мягко и в то же время требовательно. — Тебе это нужно. Пей же.       Он поднёс к губам её руку и вдохнул запах кожи. Саюри пахла цветами. Летними луговыми цветами, что распускались разноцветным ковром за рекой. Нектар этих растений собирали пчёлы местных крестьян, из чего получался восхитительно сладкий и ароматный тягучий мёд. Канаме осторожно и медленно вонзил клыки в её плоть, но Саюри всё же резко дёрнулась, почувствовав укол. Тёплая кровь сразу же хлынула к нему в рот, орошая иссушенное и пульсирующее от боли горло, разливаясь по венам. Сердце забилось чаще, мускулы расслабились, усталость и истощение стали медленно исчезать. Перед глазами появились несвязанные картинки из прошлого Саюри: сначала светловолосый мужчина в доспехах воина проскочил на вороном коне, потом он же, уже довольно постаревший, бился в предсмертной агонии на своей постели. После — двое стариков, мужчина и женщина, с нежностью и печалью смотрели на Саюри. За ними — высокий черноволосый юноша, в чьих глазах плескалась ненависть, наставил на неё острый меч, с гравировкой, смутно знакомой Канаме. И всё время рядом с ней неизменно во всех воспоминаниях проносился образ невероятно похожей на неё девушки, только чуть ниже ростом и как будто бы младше, и волосы её были темнее, а глаза — светлее.       — Подглядывать нехорошо, — усмехнулась Саюри, и Канаме отпрянул, зажмурившись. Когда он открыл глаза, и видения развеялись, он посмотрел на её улыбающееся лицо. — Много увидел?       — Нет, лишь обрывки… Я не нарочно, — поспешил оправдаться он и отодвинулся к спинке кровати, откидываясь на неё. Он заметил, что мир заиграл новыми, более яркими красками, а тело наполнилось потерянной когда-то силой — кровь имела необыкновенное воздействие на организм бессмертного существа. А уж если эта кровь принадлежала другому бессмертному… То от переполнявшей энергии хотелось взлететь.       — Ничего страшного, — уверила его Саюри и встала. — Вижу, что тебе лучше. Теперь нам надо поговорить всем вместе.       Они прошли в другую комнату, служившую Канаме чем-то вроде кабинета, где они привыкли по обыкновению пить чай. Там он заметил уже знакомых ему Хио и Мегуми, терпеливо сидевших за столом, а возле книжных стеллажей — и чего все испытывали такой неподдельный интерес к его небольшой библиотеке? — стоял спиной к ним высокий и худощавый блондин с длинными, до плеч, прямыми волосами. Когда он обернулся на звук приблизившихся шагов, удивление на лицах обоих не помедлило появиться.       — Быть того не может! — воскликнул Ичиджо, сделав пару шагов навстречу Канаме и рассматривая его с головы до ног. Ошибки быть не могло, это был он. — Ты тот, кто спас меня тогда!       — Чего?.. — изумился в свою очередь Хио и переглянулся с недоумевающей Саюри.       — Скажи ведь, что это ты, — не унимался Масао и положил ладони на плечи Канаме. — Двадцать лет назад во время шторма…       — …затонул пиратский корабль «Смарагд», — продолжил Канаме, отодвигаясь назад, таким движением заставив Ичиджо убрать ладони с его плеч. — Весь экипаж спасся на лодках, кроме капитана.       — Неправда! — замотал головой Ичиджо. — Ты спас меня и вытащил из воды.       — Если бы мне удалось тебя спасти, ты бы не был сейчас тем, кем являешься. Ты умер в море, а на песке очнулся бессмертным. Извини.       — За что извинить? — искренне удивился Масао и звонко рассмеялся. — Я как раз за это и хочу сказать тебе спасибо.       Канаме нахмурился и проследовал к столу. Опустившись на заскрипевший под его телом стул, он скрестил руки на груди.       — Итак, о чём вы хотели со мной поговорить?       Хио снова посмотрел на Саюри. Взглядами они решили, что отвечать будет она.       — Мы поговорили с некоторыми жителями деревни. Из-за недавних убийств они рассержены на тебя. Да, их совершил не ты, но людям сейчас этого не объяснить. Они хотят изгнать тебя из деревни, потому что боятся. Канаме, пойдём с нами. Туда, где бессмертные живут отдельно от людей и не внушают им страх. Туда, где ты будешь дома.       Канаме внимательно обвёл взглядом присутствовавших и тяжело выдохнул. Он подозревал, что рано или поздно этим всё закончится, что вампиры пришли не ненужную дружбу с ним водить.       — Всё потому, что вам нужна моя якобы сила? — он с разочарованием посмотрел на Саюри, которая, охнув, потёрла лоб рукой.       — Канаме, не надо воспринимать это так. Ты же знаешь, мы на одной стороне — на стороне людей. Мы оба стремимся их защитить, так же как и многие другие в Ковене. Но отнюдь не все разделяют нашу точку зрения. Есть вампиры, которые уже сейчас пытаются построить общество, где они будут управлять людьми, которых желают превратить в своих рабов. Мы бы рады их уничтожить, но не знаем как. А у тебя это получилось. Прошу, помоги нам.       — Для того чтобы помочь людям таким образом, совсем необязательно покидать родной дом, — возразил Канаме, и тут в разговор вмешался Рен, повторив всё сказанное Саюри более гневным тоном:       — Они собираются изгнать тебя из деревни! Они считают, что это ты погубил тех детей, и ты никак не докажешь им обратное. Как ты собираешься жить здесь и помогать дальше, окружённый ненавистью?       — Столько столетий справлялся, — устало заметил Канаме на выпад Хио, — справлюсь и сейчас. Мне не привыкать.       — Канаме… — почти жалобно простонала Саюри и посмотрела на него полным скорби взглядом. — Зачем ты мучаешь себя?       — Мёртвые не мучаются, — почти равнодушно парировал он. — Я давно похоронил себя и не умею жить так, как вы умеете и хотите. Тысяча лет в бесчувственном вакууме — слишком долго, после такого не выживают. Оставьте меня.       Все уговоры и аргументы были бесполезны, Канаме не хотел никого слушать, и это упорство выводило Саюри из себя. Хотя с другой стороны она его могла понять: он был прав, что после тысячи лет затворничества и одиночества вот так просто вступить в семью чужих для него людей было сложно. К плохому быстро привыкаешь, нового боишься. Она могла понять это, но… не понимала.       — Если тебе так этого хочется, то мы не станем тебя уговаривать, — наконец твёрдо сказала она. Её глаза, которые, казалось, ещё минуту назад готовы были увлажниться от слёз безысходности, сейчас с жёсткостью смотрели на Канаме.       — Саюри?! — Хио даже привстал со стула от удивления.       — Это не обсуждается! — она с силой сжала руки в кулаки, так что ногти больно впились в кожу. Ей безумно хотелось подойти к Канаме и начать его тормошить, чтобы выбить эту дурь из его головы. Но… — Мы не будем никого заставлять — это против правил, поэтому мы сейчас же уедем домой. Ты доволен?       Канаме слегка изогнул брови и наклонил голову набок.       — Чего ты ждёшь? Что я поблагодарю вас за понимание?       — Нет, за то, что мы оставляем тебя в покое. Мы пойдём искать других таких же, как мы. И если ты хочешь жить в одиночестве, то живи и дальше сам, Канаме. Хотя… Это имя тебе ведь больше не понадобится, верно?       — Ты права, — бесстрастно произнёс он. — Ничего страшного, если я и его забуду.       Что-то невидимое треснуло между ними. Ещё несколько минут назад он был готов обнять её, чтобы успокоить, чтобы уверить, что с ним всё в порядке. Но её желание увести его с места, к которому он привык, к которому он прирос, её желание иметь власть над его душой его… пугало. Не в известном смысле страха, а боязни, что ничего на самом деле не изменится, а станет только хуже. Впереди — неизвестность в чужом краю, как осмелиться после стольких лет шагнуть в неё?       — Хио, Ичиджо, Мегуми — мы уходим, — властно, на правах старшей приказала Саюри и накинула капюшон на голову. Затем подошла к двери, о которую едва слышно ударялись небольшие капли постепенно прекращающегося дождя, и, надавив на рукоять, обернулась, чтобы посмотреть на него ещё раз. Глаза его скрывали длинные локоны чёрной чёлки, поэтому она не могла сказать наверняка, что он испытывает сейчас. — Прощай, Канаме…       С наступлением утра в его доме стало совсем тихо, несмотря на то, что за окном проснулись ранние пташки и завели свою жизнерадостную трель. Солнце мучительно пробивалось сквозь стекло, чтобы попасть внутрь, но Канаме резко задёрнул шторы, и в комнате стало сумрачно. Тишина давила. Что-то внутри него на миг ёкнуло, заставив засомневаться в принятом решении, но это не продлилось долго. Он был уверен, что не нужен им на самом деле: общество наслаждающихся жизнью и полных энергии существ не нуждается в том, кто будет тормозить их развитие из-за того, что уже отжил свой век давным-давно. Воскреснуть не получится — он сам загнал себя в эту могилу. И как бы ему ни было тяжело, так будет лучше для них. Для неё.       Канаме подошёл к столу и открыл ящик, в котором хранилась стопка аккуратно сложенных листов бумаги, на каждом значилось имя — Аяме, Мизуки, Рокудо, Хитоми. Больше он пока не вспомнил, это давалось слишком тяжело. В голове всплывали только буквы когда-то знакомых имён, а образы их носителей были ещё слишком расплывчаты. Канаме достал чистый лист, обмакнул кисть в тушь и изящно вырисовал имя «Саюри» на белом полотне бумаги. Чтобы никогда не забыть.       По дороге в Ковен Саюри старалась свести обсуждение произошедшего к минимуму. Несколько раз, когда они останавливались чтобы напоить лошадей, она порывалась развернуться и ворваться в дом к Канаме, честя его направо и налево, чтобы упёртый мужчина наконец понял, как глупо поступает. Но сдерживала себя. Это было его решение, и ей следовало его уважать. Заставлять было запрещено: так же как они обращали людей в кровопийц только с их согласия, так и вампиры должны были приходить в их дом по доброй воле. Это был кодекс рыцаря-вампира.       Ковен встретил их как долгожданных гостей. Ичиджо, как новичок, мгновенно оказался в центре внимания, особенно тех девушек, что прибыли сюда совсем недавно. Мегуми таинственно хихикала, как будто уже знала о нём больше, чем все остальные — ещё бы, он единственный из всей компании ни на секунду не замолкал во время их продолжительной поездки. Немалое восхищение в нём вызвало само поместье, которое и именовалось Ковеном: длинный четырёхэтажный особняк с высокими и узкими окнами, — почти не пропускавшими солнечный свет, но искусно искривлявшими хрусталь лунных лучей, — стоял, окружённый более низкими и мелкими постройками — конюшнями и прочими хозяйственными домиками. Лестницу, ведущую к массивной красной двери, украшали небольшие кустарники с розовыми и голубыми пышными цветками, источавшими сладостный аромат. За особняком виднелся обширный сад, в котором запахи десятков разновидностей цветов и деревьев смешались в один, облагораживая воздух вокруг. Несмотря на то, что в дни поездки настроение Саюри было не на высоте, ей приятно было видеть знакомые лица, и она кротко улыбнулась приветствовавшим их вампирам. Вот мимо неё пронеслась неутомимая Майя с белоснежными, как крылья голубки, волосами. Лицо её с узкими и пытливыми глазами, острым носом и маленькими губками делало её похожей на лисицу, да и сама Майя была такая же юркая и проворная. Помахав Саюри рукой, она подбежала к Хио, который тут же зарделся от смущения, когда маленькие ладони чистокровной женщины сомкнулись в замок на его шее. На балконе группа юношей со своими слугами начала радостно свистеть и улюлюкать, кое-кто уже пообещал реки вина в честь приезда долгожданных друзей. Только один из жителей небольшого поселения был явно не в духе: он стоял напротив двери, оперевшись о колонну. Длинный чёрный плащ, по которому струились искрящиеся белые волосы, падавшие на грудь, скрывал его худосочную фигуру, блеск голубых глаз тут же пресекал все попытки завести с ним непринуждённую беседу.       — Мегуми, отведи, пожалуйста, Гортензию в стойло, — мягко попросила Саюри свою слугу, передавая ей поводья. Когда развеселившаяся девчушка вприпрыжку удалилась за особняк, Саюри подошла к хмурому мужчине и поздоровалась, поднимаясь по ступенькам. Тот лишь кивнул в ответ. — Где отец?       — О-о, ты хотела сказать, где мой отец?       Саюри вздохнула и, поравнявшись с ним, заглянула ему прямо в лицо. Его голубые глаза недобро сверкнули.       — Где Ханадаги-сан?       — У себя в кабинете. С ним Айдо-кун о чём-то толкует, не думаю, что важно. — Снова настроение всем портишь своим мрачным видом? — хлопнув его по плечу, спросила Саюри и двинулась дальше, к двери. — Прекращай это.       — Я тоже рад тебя видеть, «сестрёнка».       Саюри шагала по знакомым коридорам и ощущала будоражащую лёгкость во всём теле. Несмотря на то, что отлучилась она ненадолго, всё же приятно было видеть, что здесь всё оставалось как прежде, даже неприветливость Кумоидэ — это делало Ковен действительно родным и уютным домом. Она осторожно постучала в дверь кабинета и вошла после оклика хозяина, позволившего переступить порог.       Ханадаги Рюо, как обычно величественный и занятой, сидел за широким столом, расположенным посреди комнаты. На нём было несколько стопок исписанной бумаги, с краю было заметно небольшое пятнышко чернил, а рядом с его правой рукой стоял серебряный кубок, наполовину наполненный кровью — кого-то из двух неизменных слуг Ханадаги-сана. Сам он выглядел довольно расслабленно: верхние пуговицы серого камзола были расстёгнуты, обнажая бледные ключицы, белые волосы стянуты в тугой узел чёрной лентой. Он поднял голову, и его голубые глаза, до этого сосредоточенные, мгновенно смягчились.       — Саюри! Наконец-то.       Стоявший рядом Айдо-кун тоже расплылся в улыбке, но лишь молча махнул рукой — видимо, говорить много он ещё не привык.       — Даичи, мы поговорим чуть позже, сейчас я бы хотел пообщаться с дочерью.       — Конечно, Ханадаги-сан, — кивнул Айдо и, проходя мимо Саюри, снова дружелюбно улыбнулся: — Рад видеть.       Когда дверь захлопнулась, Саюри села в массивное кресло напротив стола. Она не любила это кресло: ножки его изображали лапы льва, верх спинки украшала львиная морда, а обивка была густо-красного цвета, словно облитая кровью. Но другой мебели в непосредственной близости со столом не было, и ей пришлось занять на нём место, присев на самый краешек. Она некстати вспомнила, что Кумоидэ, напротив, это кресло очень любил. Ханадаги наклонился через стол и поцеловал Саюри в лоб, как всегда делал это, когда его дети, родные и приёмные, покидали дом на какое-то время. Сев обратно, он указал пальцем на дверь и доброжелательно усмехнулся.       — Мне нравится этот юноша — Айдо Даичи. Несмотря на свою скромность, он упорный и целеустремлённый. Думаю, через пару месяцев мы сможем посвятить его в рыцари-вампиры, и я бы хотел, чтобы ты стала его наставницей. Поможешь ему с первыми поручениями?       — Я даже со своим поручением справиться не смогла, — скорбно заметила Саюри и опустила глаза. Деревянные когти, вырезанные на ножке кресла, намертво вцепились в серо-чёрный ковёр. — Какая же из меня наставница…       — Твоё письмо с предупреждением о возвращении пришло пару дней назад, и я уже успел с ним ознакомиться, — осведомил её Рюо и в доказательство помахал над столом исписанным её мягким почерком листом. — Но ты мало что объясняешь в нём. Пожалуйста, расскажи, что случилось?       Саюри медленно выдохнула, размышляя, как преподнести отчиму свои мысли. Ханадаги, ожидая её ответ, залпом выпил кровь из кубка и с приглушённым звоном поставил его обратно. Саюри потянулась к серебру и покрутила его в пальцах. Полированные грани переливались и искрились, ловя отражение лунного диска, искажённого в оконном стекле.       — Канаме как этот кубок. Я пытаюсь его наполнить, а он… — Саюри перевернула серебро и поставила на поверхность стола вверх дном. — А он отворачивается. И всё, что в него вкладывала, в один момент вылилось обратно, отторгаемое им.       — Он нужен нам, — настойчиво произнёс Ханадаги и поставил кубок как положено. Саюри откинулась на спинку кресла. В таком положении казалось, что деревянная львиная голова вот-вот поглотит её.       — Я знаю, отец! Но мне кажется, что я бессильна против его усталости от жизни и равнодушия к самому себе.       — А женские чары использовать не пробовала? — улыбнувшись краем губ и хитро сощурившись, спросил Рюо. Глаза Саюри расширились, а на щеках заиграл лёгкий румянец.       — Мне даже в голову не…       — Послушай, Саюри, — торопливо перебил он и протянул ей пару небольших конвертов, — у меня есть послание для Шики. Съездишь к ним, в южный Ковен, повидаешься с сестрой, отдохнёшь. А потом вернёшься через месяц-полтора, и мы поговорим об этом снова. Я не могу доверить такого сложного человека, как Канаме, кому-либо кроме тебя. И я уверен: у тебя всё получится.       Саюри в задумчивости покинула кабинет отчима. Правда ли она была способна что-то изменить в Канаме и хоть как-то заставить его прийти сюда добровольно? Быть может, ей действительно стоит отдохнуть и отвлечься от забот, а после, с новыми силами, она будет готова снова покорять неприступную гору по имени Канаме.       Она вышла из особняка, вспомнив, что Мегуми по обыкновению своему забывает покормить Гортензию после того, как распрягает её. Путь к конюшням лежал мимо балкона, на котором шум не утихал с самого их приезда. Саюри усмехнулась и последовала дальше, но окрик сверху заставил её остановиться на мгновение.       — Куран-чан! — Подняв голову, она увидела, как на перила облокотился ещё один знакомый, развеселившийся и раскрасневшийся не то от крови, не то от вина. — С возвращением!       — Спасибо, Шото-кун! — крикнула она в надежде заглушить крики на балконе, но ей показалось, что не совсем получилось, да и Шото было уже не до неё. Она продолжила свой путь до конюшни почти в полной темноте — до рассвета оставалось ещё три часа. Гортензия, почуяв запах хозяйки, нетерпеливо заржала и стукнула пару раз копытом по корыту, красноречиво намекая, что легкомысленная Мегуми таки забыла покормить лошадь.       — Ох, уж эта Мегуми, — добродушно пожурила слугу Саюри, поглаживая белоснежную шею кобылы. — Не волнуйся, я позабочусь о тебе.       Мысли её вновь вернулись к Канаме. Здесь было шумно и весело, даже днём голоса почти не утихали. А он был там один. В темноте и тишине. Совсем один…