Король в кандалах

Мужчина всегда хочет быть первой любовью женщины. Такое у них нелепое тщеславие. Женщины более чутки в таких вещах. Им хотелось бы стать последней любовью мужчины. (с) по Оскару Уайльду

      — Куран Шичиро?!       Удивление Саюри отразилось даже на огне в камине, который от неожиданного окрика девушки нервно всколыхнулся, но тут же успокоился.       Она пришла к Канаме, чтобы помочь разобраться с вещами, коих было совсем немного, да книгами, что вызывали её наибольший интерес, так как в прошлые разы ей не представилось познакомиться с библиотекой Канаме поближе, хотя так хотелось. И среди потрёпанных томов она наткнулась на шахматную доску, судя по потёртому виду, очень древнюю, на боку которой было вырезано имя «Куран Шичиро».       — Да, а в чём дело? — Канаме не требовалось подходить ближе, чтобы рассмотреть, что Саюри имела в виду: на доске, которую он видел каждую ночь в течение нескольких столетий, он знал наизусть все царапины. Поэтому он застыл с парочкой увесистых фолиантов напротив книжных полок, как только услышал восклицание Саюри. Она встала, не выпуская из рук злосчастный предмет для игр.       — Наша семья Куран принадлежит древнему роду — одной из известнейших кузнечных школ в Империи, ковавших мечи и катаны. Поэтому мои предки тщательно следили за родословной и записывали в Книгу семьи всех, родившихся под фамилией Куран. Отец с самого раннего детства заставлял нас учить эту родословную. Поэтому я хорошо запомнила Шичиро-сана: он жил более тысячи лет назад и внезапно пропал, когда пошли слухи, будто он был колдуном — так записано в родословной. Когда я была маленькой, я верила, что это правда, и мечтала, чтобы этот человек внезапно явился и научил меня всем таинствам волшебства.       — Учитывая, как потом всё сложилось в твоей жизни, вполне вероятно, что слухи о нём были правдивы.       — Да, возможно. А ты… ты совсем ничего не…       Саюри понимала, что вопрос её бесполезен. Прежде чем вытащить из ящика доску, она наткнулась на мешочек с шахматными фигурами, настолько искусно выполненными, что у неё не было сомнений — это дар кого-то из императорского двора. Но она отмела всякое желание спросить Канаме о его связях с верховными правителями Империи, потому что знала: ответа не получит. Однако упоминание имени предка нарушило её уверенность, и любопытство породило зыбкую надежду.       — Нет. Прости, но я ничем не могу тебе помочь, — с нескрываемым сожалением ответил Канаме.       — А ты никогда не задавался вопросом?       — Вопросом, что…       — Что заставило тебя забыть?       В кратких фразах прослеживалась удивительная гармония: там, где она заканчивала, начинал он, и наоборот. Поколебавшись немного, Канаме ответил:       — Нет.       Это была ложь: он не хотел спрашивать себя — из-за неимения логичного и очевидного ответа, что его удручало. Подняв голову, он увидел, что работа была завершена, и все книги в его новой комнате стояли на местах. Глубоко внутри он почувствовал удовлетворение, а небольшое помещение сразу наполнилась уютом благодаря воцарившемуся порядку.       — Сыграем? — Саюри изящно взмахнула сложенной доской в воздухе в сторону стола, и невинно улыбнулась, словно ребёнок, который боялся услышать отказ на предложение поиграть. Она отметила, что это хорошо подействовало на Канаме: он благосклонно кивнул, перед этим, правда, слегка сощурившись. Видимо, женские чары, срабатывавшие иногда неосознанно, всё же имели воздействие даже на, казалось, невозмутимого Канаме. А всё Ханадаги со своими советами. Хитрый лис.       Предложение сыграть партию, поступившее от Саюри, сначала озадачило Канаме, но, поколебавшись немного, он согласился. И на то было несколько причин. Ему было необходимо учиться жить среди людей (вампиров), становиться общительнее и проницательнее. Это во-первых. А во-вторых, соперником по полю была Саюри, чьё присутствие уже не приносило дискомфорта и неудобств.       Когда фигуры стояли на своих местах, Саюри посмотрела прямо в глаза Канаме, который, с удивлением отметив её заинтересованность в происходящем, приготовился слушать.       — Давай играть на желание, — внезапно предложила она. — Проигравший выполняет волю победителя.       — Прекрасно, — дал своё согласие Канаме и кивнул на фигуры, стоявшие на стороне Саюри. — Белые — смелые.       — Чёрные — проворные, — дополнила Саюри, давая понять, что и ей знакома бродящая среди шахматистов крылатая фраза, и выдвинула на два поля вперёд пешку, закрывавшую собой белого ферзя. Доказывая правдивость второй части известного выражения, Канаме поставил напротив её пешки свою, перекрывая ход обеим. Блок.       — Никогда не понимала этого хода, — разочарованно произнесла Саюри.       — Значит, я здесь, чтобы помочь тебе его понять.       Саюри, подозрительно прищурившись, посмотрела на своего соперника, в котором не было и тени сомнения — настолько он был уверен в своей победе. Её сосредоточенность была под угрозой: мысли занимали множество вопросов. Откуда у Канаме доска с именем её предка? Оказалась она у него случайно или же он был знаком с Шичиро? А что если Канаме и был её предком, и его исчезновение было связано с перевоплощением в вампира?       «Ерунда, — одёрнула себя Саюри и опустила взгляд на доску, — хотя все варианты имеют право на существование…» Рассеянно оглядев своё деревянное войско, она выпустила вперёд коня.       Спустя полчаса девушка оказалась в плачевном положении: Канаме явно не собирался уступать и метал торжествующие коварные взгляды в её сторону. Она уже пожалела о том, что предложила играть на желание, и боялась того, что он загадал, но в то же время радовалась его настрою: в глазах появился заинтересованный блеск, с лица сошли тени усталости, пальцы живо постукивали по столу, пока Канаме размышлял. Когда он выдвинул своего чёрного коня ближе к её белопольному слону, Саюри напряглась: защиты у его фигуры не было, и это выглядело почти как подарок. Неужели решил сжалиться над девушкой? Она отвергла жертву и пошла другой фигурой, но Канаме больше не трогал коня — он так и стоял не защищённый напротив её слона. Наконец, не видя никакого подвоха, она забрала наживку, сдвинув слона на три белых поля по диагонали. Канаме хмыкнул и на клетку, занимаемую ранее слоном, поставил ферзя, заявив:       — Шах и мат.       От неожиданности Саюри охнула: чёрный ферзь стоял у края поля, ближе всего к Канаме и дальше всего от неё, поэтому через время она забыла о том, что самая сильная фигура может нести какую-то опасность. Она окинула взглядом поля вокруг своего короля, но поиски побега были бесполезны: Канаме не просто так объявил сразу «шах и мат», потому что просчитал, что Саюри и без того некуда идти — вокруг стояли его пешки, ладья и слон, а ферзь, могущий разить во всех направлениях, усугубил ситуацию.       — Погоди, — спохватилась Саюри, прокручивая в голове только что произошедшее. — Ты нарочно отдал мне коня, чтобы я убрала слона, мешающего тебе одержать мгновенную победу?       — Верно, — Канаме кивнул и оживился. — Это называется гамбит: ты жертвуешь чем-то — как правило, пешкой, но иногда это может быть и фигура — для того чтобы получить преимущество в дальнейшем. Решать только тебе, примешь ты жертву или нет. Честно говоря, я думал, ты уже догадалась о моих планах, но как оказалось, ты всего лишь осторожничала. Это тоже похвально.       — Ничего не похвально, — возразила она. — Мне следует быть более внимательной.       — В шахматах это приходит с опытом, — пожал плечами Канаме. Эти слова привели Саюри к одной мысли.       — И откуда же он у тебя? Ты веками сидел в деревне как в тюрьме.       — Это не значит, что я изредка не выходил в город, чтобы набраться этого опыта.       Саюри усмехнулась. И правда: откуда-то ведь он брал книги, одежду, пропитание — значит, выходил в город, а раз уж посещал его, значит, не упускал возможности пытаться кооперировать с людьми. Удачно или нет — дело случая, но сталкиваться со смертными приходилось.       — Но всё-таки ты жесток, — наигранно вздохнула она и ткнула его пальцем в грудь. — Мог бы поддаться и дать девушке выиграть.       — Я не мог пожертвовать своими интересами в данном случае, — загадочно и, немного нахмурившись, ответил Канаме.       Саюри сначала удивилась, но потом вспомнила о своих словах, сказанных перед партией, и понимающе выдохнула. Бездушные шахматные бойцы и чёрно-белая доска с накарябанным именем её предка разделяли их. Фигуры как молчаливые наблюдатели взирали на них снизу вверх.       — Итак?       — Моё желание — твоя кровь.       Это был тот редкий случай, когда услышанное было неожиданным и ожидаемым одновременно. Саюри понимала, что Канаме вряд ли пил чью-то ещё кровь после того случая, — а ведь прошло пару месяцев, — и голод должен дать о себе знать. Но услышать это из его уст, не заставлять и не просить выпить крови, чтобы он снова не потерял сознание, — было приятно.       Она молча закатала рукав бледно-голубой туники до локтя и, наклонившись чуть вперёд, протянула ему левую руку через стол. Отчего-то присутствие деревянных фигурок её смущало, будто они были живыми, и щёки её от этого слегка порозовели. Хотя обманывать себя было бесполезно: смутилась Саюри вовсе не из-за этого. Людей, которым она давала пить свою кровь, было меньше, чем пальцев руки.       Канаме осторожно, словно это нечто хрупкое, обхватил её запястье. Кожа была на удивление тёплой и мягкой. Он с разочарованием отметил, что хотел бы, чтобы она подставила ему своё плечо, но Саюри сама предложила запястье, поэтому настаивать он не смел. А так хотелось почувствовать тепло тела другого человека, сжимать кого-то близкого в своих объятиях и гладить, пропуская сквозь пальцы, эти прекрасные длинные волосы с забавными косичками по бокам! Он мог всё это ощутить прямо сейчас, будь он настойчивей, а она — раскрепощенной.       Острые клыки погрузились в плоть, и на этот раз Саюри лишь едва заметно вздрогнула. Процесс кровопития был намного сложнее, чем казалось необразованным крестьянам: они считали, что кровососущим демонам достаточно укусить, и тогда багровая жидкость сама потечёт им в нутро, однако на деле всё было иначе. Нужно прилагать усилия и всасывать кровь в себя самостоятельно, плотнее прижиматься губами к коже и слизывать языком то, что растекалось, чтобы ни одна ценная капля не упала мимо.       Но люди также не знали о многом. Например, то, что принимающий кровь мог наблюдать сцены из прошлого дающего. В прошлый раз Канаме видел лишь обрывки, в этот раз — тоже, и они не стали яснее. Всё тот же светловолосый воин (на этот раз Канаме смог рассмотреть его доспехи лучше — форма выдала в нём капитана конного отряда императорской армии), печально взирающий на неё, те же двое стариков с улыбающимися глазами, видимо родители. Они оба обнимали Саюри и ту самую девушку, которая была так на неё похожа. Потом тёплые воспоминания обрывались, и на их место вновь, как и тогда пришёл темноволосый парень, в одежде простого солдата, так же наставляющий на Саюри меч с гравировкой «Куран», и теперь Канаме услышал, что тот кричал ей: «Изыди, чудовище!».       Канаме отпрянул и выдохнул. С края губ стекала капля тёмной крови. Саюри — на удивление спокойная — коснулась его пальцами и смахнула её. Он схватил девушку за руку, чтобы она задержала ладонь у его лица.       — Совсем недавно деревенские мальчишки расписали такой же надписью мой забор, — мрачно, но без тени обиды, сказал Канаме. Объяснять, что он имел в виду, не требовалось, так как он знал — Саюри прекрасно понимала, о чём речь. — Ты, наверное, любила его…       Саюри откинулась назад в кресле и с укором посмотрела на Канаме.       — Любить того, кто наставляет на тебя оружие, будь то меч или дуло пистолета, — разве не глупость?       — Всякое бывает, — Канаме пожал плечами и посмотрел в её потемневшие от подавляемого гнева глаза.       — Твоя правда, но не в моём случае. В любви не может быть места ненависти и желанию убить.       Канаме почувствовал лёгкий укол самолюбия — внутреннего демона каждого человека, что любит пробуждаться тогда, когда этого совсем не ждёшь. Он заметил, что Саюри, пытаясь вытащить его из бездны отчаяния и одиночества, большую часть времени проводила с ним, поэтому привык быть в центре её внимания, а мысль о том, что она часто думает о нём, тешила это пробуждённое мужское самолюбие. А в её воспоминаниях восставали тени тех людей, что имели для неё значение когда-то, когда его рядом не было. В самом ли деле тот солдат ничего для неё значил? Даже если так, то он давно мёртв, и злиться на это не имело смысла. Саюри прожила не один век, и скорее всего у неё был муж в человеческой жизни. Быть может, тот самый капитан отряда…       Канаме тряхнул головой в попытке избавиться от наваждения. Почему он вообще об этом думает? Не всё ли ему равно? И думать об этом было глупо, а Саюри не любила глупые поступки и действия. И соответствовать её ожиданиям вдруг стало для него важно.       Когда Канаме прекратил копаться в себе, она встала и направилась к двери. Его сердце больно ударилось о грудную клетку при мысли о том, что Саюри на него обиделась. Но девушка, остановившись у двери, повернулась и послала ему лучезарную улыбку.       — Пойдём, нам надо проветриться.       Несмотря на приближающуюся зиму, погода в тот вечер стояла хорошая. Дул лёгкий ветерок, прогретый ленивым осенним Солнцем, туч почти не было — лишь отдельные взбитые как масло облачка плыли по посеревшему небу, земля укрывалась рубиново-золотым одеялом из листьев, которое с каждым днём становилось всё плотнее. Когда Канаме и Саюри пришли в увядавший сад, они услышали шум и хохот, раздававшийся со стороны конюшен. Любопытство одержало верх, и двое направились в сторону шума и лицезрели странную картину. Оперевшись ладонями о колени, Ичиджо хохотал так заливисто, что становилось даже завидно его жизнерадостности. На лице же рядом стоявшего Кумоидэ, как обычно насупленного, было написано обратное — его напряжённые мышцы выдавали в нём желание сжечь всё дотла. Горстка старожилов-парней носилась туда-сюда с криками и улюлюканьем, явно веселясь. А причиной подобного поведения был несчастный Хио, безуспешно пытавшийся загнать в стойло вырвавшегося оттуда чёрного жеребца. Конь пыхал злостью и ненавистью и норовил затоптать взмокшего от беготни Хио — никто другой, кроме него — самопровозглашённого конюха всего Ковена, подобраться к злому зверю не пытался.       Саюри усмехнулась, мысленно всё же пожалев друга.       — Что происходит? — поинтересовался Канаме, во все глаза разглядывая развернувшуюся перед ними картину.       — Это Деймос, — ответила Саюри и указала на чёрного мускулистого коня, бесновато гарцевавшего вокруг усталого и начинавшего злиться Хио. — Он ещё не зачарованный, поэтому ведёт себя столь дико. Собственно, потому и Деймос* — почти все жители Ковена испытывают ужас при виде него.       — Не зачарованный? — в очередной раз удивился Канаме. Хотя он подозревал, что девушка имела в виду: он давно заметил, что животные очень неохотно идут на контакт с ним, а значит, другие кровопийцы не были исключением. Порой запах и вид вампира вовсе приводил зверей в бешенство, даже самых мирных, однако разные виды реагировали по-разному: мелкие животные пытались скорее скрыться, но чем зверь был больше, тем больше в нём росло желание защититься и уничтожить врага природы. И Саюри подтвердила его догадку, сказав:       — Сам понимаешь, без лошадей тяжело в нашем обществе. Хотя большая часть из нас имеет свой собственный способ перемещения — фамильяров, это не всегда удобно. А чтобы иметь возможность использовать лошадей, их нужно зачаровать. Выбираешь коня и прикармливаешь своей кровью — после этого животное становится покладистым и жутко преданным. Но только… — Саюри запнулась и посмотрела на вставшего на дыбы Деймоса. — Не ко всем так легко подойти и напоить кровью вампира. Они чувствуют тьму, таящуюся внутри нас, и противятся ей.       Канаме с задумчивым лицом наблюдал за конём. Чистокровный пытался столько времени подружиться с людьми, но он даже в своём мире не разбирался, что говорить о людском. И ещё столько предстоит узнать.       Саюри ткнула его локтем в бок, заставив обернуться к ней. В глазах её загорелись живые искорки.       — Попробуй ты.       — Зачаровать его? Нет, мне не нужна лошадь.       — Всем нужна, — возразила Саюри. Канаме попытался ещё что-то сказать, но она прервала его, приложив палец к его губам. — Просто сделай это.       Канаме хотел добавить, что оно того не стоило, и лишняя забота в виде одичавшего коня ему не нужна, но сложно было сопротивляться этой женщине, когда её глаза горели с таким ожиданием. Уверенности ему прибавил ещё крик разозлённого Кумоидэ, который потрясал кулаком в сторону Деймоса.       — Да хватит с ним нянчиться! Хио, если ты сейчас же его не пристрелишь, я это сделаю.       — Подождите, — раздался мягкий, но повелительный тон Канаме. Он подошёл к мужчинам и посмотрел на стоявшего поодаль коня, переступавшего с копыта на копыто. — Я сам.       Вампиры послушно расступились, с интересом наблюдая, что будет. Хио, весь на взводе, с прилипшими ко лбу влажными волосами, подал Канаме уздечку, но тот отмахнулся. Рен опешил и начал возмущаться, что у того ничего не получится, но Канаме твёрдо дал понять, что ему ничего не нужно. Нервно пожав плечами, Хио отошёл на безопасное расстояние, откуда за лошадью наблюдали остальные.       Деймос тяжело дышал, так что выдохи его были слышны за несколько метров. Когда Канаме подошёл к нему ближе, конь сделал пару шагов назад и грозно наклонил голову вперёд. В неверном свете восходящей Луны чистокровному показалось, что глаза животного налиты кровью. Иссиня-чёрная шерсть блестела, словно полированная, длинная тёмная грива опускалась чуть ли не до земли.       — Здравствуй, — тихо проговорил Канаме, медленно протягивая вперёд руку, ладонью вверх. Конь никак не отреагировал, но не сводил напряжённого взгляда с кровопийцы. Одни боги ведают, что творилось у до смерти испуганного зверя в голове. Вероятно, ему больше всего хотелось избавиться от опасности и уничтожить сверхъестественное существо, но уж никак не знакомиться с ним ближе.       Канаме провёл большим пальцем левой руки по раскрытой ладони правой — острый ноготь разрезал кожу, и на поверхность выступила красная кровавая линия. Почуяв нечеловеческую кровь, Деймос взбесился и встал на дыбы, пытаясь толкнуть вампира в грудь передними копытами, но тело чистокровного резко рассыпалось на стаю шустрых летучих мышей, молниеносно окруживших коня со всех сторон. Взревев, Деймос понёсся вперёд в надежде избавиться от нашествия ночных существ, но чем дальше он бежал, тем медленнее становился его шаг, пока наконец он не остановился у входных ворот в поместье. Через минуту стайка летучих мышей уже не окружала несчастное животное, но верхом на нём сидел сосредоточенный Канаме. По правой ладони его, прижатой к морде Деймоса, стекала кровь, чей аромат пышным букетом тут же разнёсся по территории поместья, красноречиво говоря о победе чистокровного над конём. Он наконец был зачарован.       — Разрази тебя гром, Хио, — не без раздражения обратился Кумоидэ к незадачливому конюху. За спиной наблюдавшие за действом женщины зааплодировали, а мужчины принялись свистеть. — Твои филины не могли подобного сделать?       — Они не настолько проворны и быстры, как тебе кажется, — отозвался Рен, но потом нахмурился: ему не хотелось оправдываться перед этим мужчиной.       Канаме, осторожно, чтобы не причинить коню боли, ухватился за гриву и подъехал к Саюри, на лице которой расплылась победоносная улыбка, будто это она только что одолела строптивое животное.       — Вроде неплохо получилось, — сказал ей Канаме, и скулы его вновь нерешительно дёрнулись в попытке улыбки. Саюри охнула.       — Неплохо? Это замечательно!       Он протянул ей руку и помог сесть позади него. Саюри положила руки ему на плечи, но Канаме бросил ей через плечо: «Держись крепче», и она обвила его талию. Стремян, как и седла, не было, поэтому держаться было действительно тяжело. Впрочем, Деймос, ведомый мысленными приказами Канаме, шёл тихо и неспешно. Прохладный ветер обдувал всадников, и волосы Саюри трепетали, создавая шелковистый шлейф позади.       — Не думал, что выйдет оседлать его, — сказал Канаме, поглаживая Деймоса по гриве.       — Для первого раза ты очень хорошо держишься на коне.       — Нет. Это явно не первый раз.       Саюри задумалась. Слова Канаме заставили её вспомнить о недавнем разговоре и доске с именем её предка.       — Какое воспоминание твоё самое раннее?       Чистокровный нахмурил брови. Ему было легко и уютно сейчас, и не хотелось портить это ощущение неприятными мыслями.       — Знаешь, можно представить, что память — это длинный свиток, — неохотно начал он. — Мой свиток разорван на мириады мелких бумажных клочков. Некоторые унесло ветром, а те, что остались, перемешаны так, что я не могу понять, что за чем идёт. — Саюри выглянула из-за его плеча, чтобы посмотреть Канаме в глаза. Он обернулся, и губы искривились в горькой усмешке. — На этот вопрос я тоже не могу тебе ответить.       Он внимательно рассматривал её глаза: карие, чуть темнее её волос, живые и любопытные, с неподдельным интересом смотревшие на него. В этих глазах он обнаружил собственное отражение.       Деймос встрепенулся, почуяв топот копыт приближавшихся лошадей. Саюри перевела взгляд к входным воротам — подъехала Майя, а вслед за ней — Ширабуки. Девушка подозрительно прищурилась: вампиры уезжали за недавно обнаруженной чистокровной из лежавшего поблизости города. Но они вернулись вдвоём, как и покидали Ковен. Хио подскочил к невесте и помог ей спешиться. По обеспокоенному виду и оживлённой жестикуляции Майи было понятно, что она недовольна.       — Что-то случилось, — сделала вывод Саюри и соскочила с Деймоса, не дав Канаме и слова сказать. Через пару мгновений она оказалась рядом с всадниками и расспрашивала их о произошедшем. Лицо Ширабуки, которого Канаме видел впервые, тут же осветилось улыбкой, и чистокровному это отчего-то пришлось не по душе: сам он ей так улыбнуться не мог.       — Не беспокойся, ей понравилось, — прозвучал рядом голос Ичиджо, как всегда чуть насмешливый. Канаме посмотрел вниз на бывшего пирата и стал ещё мрачнее.       — О чём ты?       — Я о Деймосе, — ответил тот, подошёл к коню и протянул руку к гриве — длинные и жёсткие конские волосы легко проходили между пальцев. — Этим поступком ты произвёл на неё впечатление, так что можешь не переживать.       — Ерунду не говори, — строго попросил Канаме, мысленно приказывая Деймосу отойти на пару шагов влево. Лезть себе в душу он пока ещё никому не мог позволить, ибо это была роскошь — он даже сам в себе разобраться не мог. Ичиджо же сложил руки на груди и с вызовом посмотрел на всадника.       — Будем считать, что я ничего не слышал, — смирился он и направился к поместью, по пути говоря: — Пойду и расскажу Айдо, что это ты оседлал Деймоса. Он в обморок грохнется от восторга!       Через минуту во дворе стало совсем тихо. Прибывшие всадники вместе с Саюри и Ичиджо скрылись в Ковене, толпа наблюдавших за укрощением вампиров рассеялась ещё до этого. И лишь недовольный Кумоидэ пристально следил за всадником на чёрном коне.