Глава 15 - Вторник. Ночь. Кошмары
12 октября 2014 г. в 15:08
Ощущая на спине руку Джона, Шерлок пытался сбежать в Чертоги, как сбегал во времена долгих часов пыток. Правда, и тогда это у него не всегда получалось: взрывные волны боли и унижения накрывали с головой, лишая возможности найти туда дорогу. Они же нанесли повреждения самим мысленным помещениям, и у него до сих пор не было сил все исправить... Сейчас у него тоже не получилось сразу сбежать в свой ментальный замок, и он попытался остаться с Джоном. Там, в подвале, он так часто тосковал по его присутствию, что сейчас грех было упускать такую возможность. Джон спрашивал, а он отвечал и старался всеми органами чувств сосредоточиться на Джоне — это перекрывало неприятные воспоминания, во всяком случае, на данный момент.
Джон дышал чаще обычного, а его руки двигались уверенно и осторожно, почти заботливо. Обычно прикосновения Джона намного жестче.
В воздухе витал привкус джонова шока... и чего-то еще... отвращения, гнева, вины? Чем бы это ни было, оно наполняло комнату липким, неприятным жаром... нет, не задерживайся на этом... вернись к Джону. От доктора веяло знакомым запахом и усталостью. Шерлок подумал, что все его органы чувств и правда рады снова ощущать Джона. Сам он жив, и сейчас на Бейкер-стрит... это приносило такое успокоение... Еще несколько лет назад он даже не думал, что сможет связать ощущение с этим словом, а теперь это чувство казалось невероятно важным. Шерлок ухватился за него, стараясь удержать. Когда Джон заявил, что врежет Майкрофту за то, что тот сразу не вмешался и позволял мучителям продолжать пытки, Шерлок даже испытал некоторое удовлетворение, хотя и знал, что никогда этого не допустит... не ради самого Майкрофта, а чтобы защитить Джона от гнева брата.
Через некоторое время игла со стерильной нитью стала протыкать кожу там, где анестезия действовала не полностью. Болезненно-колющее ощущение снова вернуло к жизни воспоминания о темнице, и Шерлок решил перенести их в мысленное хранилище.
Делая глубокие вдохи, он целиком сконцентрировался на том, чтобы попасть в Чертоги... и с третьего раза ему это удалось.
Он тут же помчался к хранилищу, для которого уже выстроил целый подземный этаж. Ему потребовалось время, чтобы войти внутрь со всеми возможными мерами безопасности, кодами и идентификацией, но он справился. Когда же он попытался оставить там воспоминания, то обнаружил, что они к чему-то прилипли.
Он обернулся и увидел, что у этой массы есть хвост... гладкий... тягучий, как у растянутой жевательной резинки. Он поднял его с пола и попытался смотать, но хвост все не заканчивался, и только становился все длиннее и тоньше. Разозлившись на такую неблагодарность, он решил отыскать источник помехи и добрался до лестницы, ведущей вверх. Как оказалось, хвост спускался оттуда. Это было бы очень смешно, если бы не было так ужасно! Эта штука вела себя совершенно абсурдно. Его приводил в бешенство и сам пустяк, и то, что он не может с ним справиться.
Наконец натяжение тонкого хвоста ослабло, и он кончился. Шерлок, как попало, запихал визуализацию воспоминаний в хранилище — к этому моменту она уже превратилась из противно-зеленой в тревожно-оранжевую. Захлопнув тяжелую дверь, он быстро набрал код. Теперь им оттуда уже ни за что не выбраться!
— Шерлок, ты совершенно измотан. Когда ты в последний раз спал? — загремел по Чертогам голос Джона, и Шерлок с трудом вернулся в реальность.
Джон хотел поговорить. Но Шерлок не мог... не сейчас, не в таком распластанном положении... как же он устал.
Все это было так уродливо, неприятно... и внезапно он оказался перед еще худшим. Джон хотел видеть доказательства, что его не насиловали. С одной стороны, было печально... да, это была печаль... что Джон не верит ему и хочет посмотреть, где кончаются следы пыток. Шерлок закатил глаза, но он знал, что задолжал Джону честность... бездарно растратил кредит доверия... и теперь должен доказывать. Ладно, ради Джона он это сделает. Если это даст хоть какой-то шанс восстановить его доверие, он тоже доверится Джону и покажет. И он заставил себя скинуть брюки.
Включился обогреватель. Хорошо... Джон всегда относился к нему лучше, чем он того заслуживал. Когда присутствие Джона сменилось присутствием других людей, Шерлок с кристальной ясностью понял, каким невероятным другом был для него Джон, с какой заботливостью и дружелюбием он к нему относился. И сейчас он отчетливо ощущал, что ничего не сделал ради этой дружбы... нет, конечно, в своем понимании он о друге заботился, но теперь он знал, что Джону нужно другое. Ему нужно доброе отношение, которое он сам таковым сочтет, а не которое считает таким лишь Шерлок. Чтобы о ком-то заботиться, нужно знать, что приятно конкретному человеку, а Шерлок толком не знал, что может порадовать доктора. Для этого нужно знать, как именно Джон представляет себе заботу... скорее всего, он это говорил... и кое-что могло даже сохраниться где-нибудь в его базе данных. Однако он знал, что очень часто относился к таким вещам легкомысленно и не давал себе труда зарегистрировать их в базе.
То, что Джон больше не хотел быть его другом, это нормально. Он прав. Шерлок — мерзавец и не заслуживает иметь друга.
Джон пытался уговорить его поспать, но воспоминания о последнем кошмаре заставили Шерлока сразу отказаться от этой мысли.
Джон дал ему обезболивающее и сказал подремать, а потом... положил на затылок свою ладонь — по всему телу Шерлока побежали мурашки — и вышел из комнаты. И без того хрупкие защитные стены дали трещину. Он почти физически чувствовал, как что-то рвется внутри и ломается.
Через несколько секунд он ощутил на щеках горячую влагу... это напоминало то, что он ощущал на крыше Бартса... тогда его накрыло тугой волной страха и он пытался успокоить себя тем, что скоро все будет хорошо: он разрушит сеть Мориарти и снова вернется в Лондон.
Почему же все так ужасно пошло не так?
Вспоминая, как он прощался на крыше с Джоном, он снова испытал эту рвущую душу боль. А теперь Джон отказался от него... Почему он до сих пор еще здесь? Из жалости? Он говорил, что простил Шерлока... это тот же отказ или противоположность?
Прощение... в последний раз он сражался со слезами — пусть они так и не пролились — в вагоне с бомбой. Тогда он ощущал исходящую от Джона смесь обнаженных чувств, гнева и душевной близости, а сам чувствовал растерянность и вину за то, что так жестоко поступил с ним, снова вернувшись в его жизнь. Он уже отключил бомбу, но не в силах был этого сказать: в голове бушевал шторм эмоций, ему требовалось время, чтобы собраться с мыслями. В тот момент на него снова с полной силой обрушилось понимание, как мерзко он поступил и опять разрушил жизнь Джону своим возвращением. И вместо того, чтобы поблагодарить его за широту души и прощение, он над ним посмеялся и еще начал отпускать шуточки, пусть и чтобы скрыть слезы... не слишком дружеский поступок. Облегчение, что они не умрут, и подпорченная просьба о прощении вывели доктора из равновесия, и сейчас Шерлок удивлялся, почему Джон тогда его не ударил. Он ведь этого заслуживал.
И вот сейчас он снова испытывал те же чувства. Он знал, что ничем не заслужил доброты Джона. Он даже не был ему хорошим другом. Шерлок поискал в мысленной базе данных... даже те единичные случаи, когда он вел себя с Джоном довольно прилично, и те невозможно было в итоге поставить себе в заслугу с ярлычком "доброе намерение". Из-за безумной усталости и нервного истощения в голове царил полный хаос. Он попытался аккуратно рассортировать свои чувства насчет всей этой ситуации. Возможно, это поможет ему противостоять Джону и собственному ментальному раздраю. У него болела голова. Прикосновение Джона соткало темно-красное одеяло сна, которое спустилось и плотно зажало его в своих объятиях. Шерлок не стал с ним бороться, у него просто не осталось на это сил... и через несколько мгновений все его мысли погасли.
Небытие совсем недолго оставалось пустым; вскоре в нем начало что-то появляться, и затем разум Шерлока втянуло в безумный хоровод воспоминаний.
Он вышел из такси у Бартса, чтобы впервые после возвращения повидаться с Молли, и его взгляд невольно скользнул в сторону крыши. Он не хотел смотреть на карниз, слишком свежи были воспоминания, как было ужасно (он никогда не думал, что в его жизни будет что-то, что можно описать этим словом) звонить Джону оттуда...
Но на крыше стояла чья-то фигура. Не может же быть... нет, вероятность, что кто-то еще выберет это место для суицида, совершенно микроскопична. В Лондоне полно домов, откуда можно спрыгнуть, зачем выбирать именно этот?
В этот момент у него буквально замерло сердце — облик стоящего показался ему знакомым. Он пригляделся. Нет, не может быть... Нетнетнетнет... Что-то затанцевало в воздухе между ним и неподвижной фигурой на крыше... маленький листок бумаги, который странным образом приближался нему. Если закричать, Джон его услышит? Он сам, стоя на крыше, вполне отчетливо слышал доносящиеся снизу звуки города... звуковые волны легче всего идут снизу вверх. Он слышал панические крики Джона... свое имя... Джон прокричал тогда его имя... Господи... он снова ощутил на щеках горячую влагу, как тогда, когда сам стоял наверху. Бумажный листок упал на землю, и Шерлок почувствовал, что, не смотря ни на что, должен сначала его поднять.
Он увидел на нем почерк Джона и то единственное, что могло заставить его не скомкать бумажку... Слова...
Я не могу жить с болью, которую ты мне причинил. С тем, что ты мне не доверился, с тем, как жестоко заставил меня смотреть, как ты умираешь, с тем, что ты позволил мне думать, что ты мертв. Я хочу, чтобы эта боль закончилась.
У Шерлока внезапно перехватило горло: все, что он делал с такими добрыми намерениями, желая спасти Джона, спасти своих друзей... все пошло прахом из-за того, как он это сделал, из-за того, что отмахнулся от фактора под названием "сантименты", не считая его жизненно-важным...
Он побежал к зданию больницы... он должен это остановить! Но уже у самого тротуара он увидел летящую сверху фигуру и тело, с громким звуком упавшее перед ним на землю... как тряпичная кукла... от которой он от неожиданности отпрянул.
Он никогда не боялся разбитых тел... да вообще тел, но это... все изменило... изломанное тело Джона на тротуаре... этого не может быть, он же только стоял там наверху, живой и здоровый, только несколько мгновений назад... как он мог так внезапно превратиться в... Нет... Нет... Этого не могло произойти... нет...
Кровь заливала все лицо Джона, растекалась вокруг безжизненного тела большой лужей... Шерлок испытал желание ее собрать, но где-то внутри он знал жестокую правду: Джон пострадал слишком сильно, чтобы иметь хоть какие-то шансы выжить... после такого падения.
В горле поднялась тошнота... если это на самом деле... он не сможет этого выдержать, он не захочет... он просто не сможет жить с... этим.
И в этот момент его словно ударило... и это было еще больнее, чем то, чему он только что стал свидетелем. Это же воспоминания Джона... только наоборот... он проходит сейчас то, с чем пришлось иметь дело Джону... Боже... и он сам это с ним сотворил... заставил подумать, что он мертв, и разыграл спектакль... Он так гордился своим представлением, но сейчас испытывал невозможное отвращение...
Это понимание потрясло его до глубины души. Он знал, что так было, но сам не испытывал. Конечно, он вполне представлял, что могут чувствовать другие. Видя, что кому-то причиняют физическую боль, он знал, что это действительно больно, но, как правило, его самого это не задевало. Он просто знал это, как факт, который он хранил где-то в недрах своих Чертогов — знал, что раны причиняют боль, и никогда особенно не переживал, видя их на других людях... Но он знал и то, что другие люди испытывают не только физические страдания, их способность к сопереживанию была куда сильнее, чем его собственная. Иногда они почти мгновенно входили в состояние полной эмпатии с пострадавшими.
Он сам никогда не видел того, что сейчас испытывал. Это казалось странным: и собственные чувства, и те, что испытывали к нему остальные. Это напоминало понятие ревности — он никогда ее не чувствовал, хотя безусловно знал, что она существует, и знал все ее признаки, но разве он хоть раз испытывал что-то подходящее под ее описание? Да, были и другие чувства — хорошие и плохие — с которыми ему было трудно уловить суть. Он испытывал много разных чувств, но все они абстрактно отличались от сантиментов в описании других людей. Это была настоящая головоломка — разобраться, какие его чувства чему соответствуют... и он работал над ней еще со времен своего детства.
Но только сейчас до него дошло, что понятие эмпатии, сопереживания на самом деле означает оказаться в чужой шкуре. Сейчас он оказался не только в шкуре Джона, но еще и одновременно в своей собственной... ощущать, что Джон может умереть, было намного хуже, чем готовиться к собственной смерти!
Тошнота усилилась, от напряжения голова болела еще сильнее. Ему хотелось куда-то сбежать, проснуться. Но у Джона не было такого выхода, он не мог скрыться от реальности... да как Шерлок мог считать, что заслуживает такого друга? Он опустил взгляд на безжизненное тело Джона, и у него подломились колени. Он помнил, как Джон прикасался к нему, отчаянно отыскивая пульс, когда он лежал на тротуаре, и как у него сорвался голос.
Эти ужасные чувства нахлынули с такой силой, что ему захотелось закопаться в землю, потом внутри взорвалась страшная боль, все вокруг померкло и исчезло. Он больше не пытался ничего удержать, он хотел, чтобы эта агония кончилась... просто сдался. Он еще ощущал горький привкус во рту и мыслях, но в конце концов и тот тоже растворился во тьме и провалился в небытие вместе с Шерлоком.