***
21 июля, 19.15 Только когда Логан постучался в третий раз, из-за двери раздался голос Шельмы: - Пошел вон! - С французом своим так будешь разговаривать, а я не такой дурак, чтобы в тебя влюбляться. - Логан? - удивилась так, что дверь открыла сразу. - Самому-то не смешно, когда употребляешь в одном предложении слова "Гамбит" и "влюбляться"? - Не смешно. И ты не смейся. Смутилась, кажется. - Ладно, чего хотел? - Поговорить. Шельма сделала несколько шагов вглубь комнаты, жестом приглашая Росомаху войти. - Что ж, проходи, садись. Оказавшись внутри, Логан подошел к глубоком креслу у окна (массовое производство, скорее всего, из какого-нибудь мебельного дискаунтера) и брезгливо, двумя пальцами приподнял за нитяной хвост устроившегося на подушке плюшевого розового слона: - Ты что, издеваешься? Если бы сейчас на месте Шельмы оказалась Гроза, в Росомаху бы уже ударила ветвистая, как рога старейшего самца оленя в лесу, молния, а так Шельма просто плотно сжала губы и выхватила несчастного слона из рук Логана. Росомаха опустился в кресло. - Хотел поговорить - говори, - настроение у Шельмы заметно ухудшилось. - Я был в Японии. И встретил там человека, который знает тебя. - Кого? - в глазах Шельмы промелькнула тревога. - А вот ты его не знаешь. Но, может быть, захочешь познакомиться. - Прекрати говорить загадками, Логан. - Хорошо. Его зовут Масута Но Кокоро, и он считает, что ты можешь и должна научиться контролю за своей силой. - Контролю? Стоп. Откуда он знает обо мне и моей силе? Кто он вообще такой? - Ему рассказал Ксавье, а ты задаешь слишком много вопросов, - Логан достал из кармана куртки сложенный вчетверо листок бумаги и бросил его на журнальный столик. - Вот. Здесь адрес и подробное описание, как его найти. А уж ехать или нет - дело твое. И да, для нашей общей безопасности я бы на твоем месте летел самолетом. Росомаха уже закрывал за собой дверь, когда Шельма наконец решилась окликнуть его: - Логан... И все-таки, с чего ты взял, что он влюблен в меня? - Нет, ну ты точно издеваешься, - и вышел из комнаты.***
Эх, Росомаха. Между прочим, иногда от таких вопросов зависят человеческие жизни. Хотя - от каких только вопросов они не зависят. Например: - Мама, а почему они так быстро бегают? - Кто, Люси? - переспрашиваю я. Секретарша строит взволнованно-брезгливую гримасу, как будто от разговора со мной ее ребенок может посинеть или покрыться чешуей. - Стюардессы. Они раньше ходили нормально, а сейчас почти бегают. Оборачиваюсь, пытаюсь рассмотреть хоть что-нибудь в хвостовой части самолета. Как назло, ни одной стюардессы. Выглядываю в окно. Крупные капли дождя бьются в иллюминатор, сливаясь в сплошной водяной занавес, то тут, то там растекается по дымно-серой туче белая вспышка. Значит, мы идем на посадку, и, судя по дождю, мы уже под облаками. Хочу разглядеть, что внизу, но вижу только дождь, хлещет, как из пожарного гидранта, одна струя за другой. Еще сильнее напрягаю глаза - слабо мерцают огоньки на горизонте, постепенно приближаясь. Неожиданно самолет резко ложится на левое крыло, неуклюже, как заваливающаяся набок тележка супермаркета. Где-то в глубине салона хнычет младенец. Так, огни в два ряда, на равном расстоянии друг от друга. Похоже на взлетно-посадочную полосу. - Мама, самолеты всегда садятся так криво? Так ведь и должно быть, да? - Да, конечно, милая, - надо отдать секретарше должное: я чувствую, как дрожит ее рука, но голос у нее спокойный и твердый. А огни перестают приближаться, мы словно зависли в воздухе прямо над посадочной полосой. - Уважаемые пассажиры. В связи с неблагоприятными погодными условиями и плохой видимостью экипажу не удалось совершить посадку с первой попытки. Оставайтесь на своих местах, наш лайнер заходит на второй круг. Самолет постепенно, натужно выравнивается. Сейчас будет снова набирать высоту. Похоже на то, что у них все под контролем, но мне все равно не по себе. То ли оттого, что я по-прежнему чувствую дрожь моей соседки, то ли из-за "Мама, почему они так быстро бегают?". Огни не удаляются. Не можем подняться? Так, пилот лучше знает, что он делает, прекрати себя накручивать. Не удаляются. Нужно просто думать о чем-нибудь другом. И лечить нервы, пожалуй. О чем бы подумать? Знакомый Логана. Отлично. Ксавье рассказывал ему обо мне. С какой, интересно, целью? И почему этот знакомый так уверен, что мою силу можно... - Мама! Самолет резко падает на правый борт, почти перевернувшись в воздухе, винтом вворачиваясь в облака. Огни? Не только не удаляются - приближаются с все возрастающей скоростью. Дерьмо. Одним движением срываю с себя ремень безопасности и несусь к аварийному выходу. Из-за занавески, разделяющей пассажирский салон и помещение для бортпроводников, появляется стюардесса, пытается преградить мне дорогу: - Леди, вернитесь, пожалуйста... Извини, милая, не до тебя - от моего толчка бедняжка взлетает на полметра в высоту и приземляется на колени к какому-то японцу, на лету смахивая с его лица очки и сминая идеально ровными ногами стоящие в ряд на его столике бумажные стаканчики для кофе. Под испуганными взглядами пассажиров я ногой выбиваю дверь аварийного выхода и вылетаю наружу. Сразу намокают костюм и волосы, да и без дождя холод такой, что меня сразу начинает бить озноб. Так, Шельма, думай. Удержать на своих хрупких женских плечиках целый самолет ты вряд ли сможешь, а вот чуть подправить его положение в воздухе - пожалуйста. Подлетаю под правое крыло, хватаюсь за край и рывками толкаю его от себя и вверх. Раз, два... Еще чуть-чуть... Есть! Отлетаю в сторону, успевая заметить в одном из иллюминаторов испуганный взгляд - неотрывно смотрят на меня синие глаза поверх кислородной маски. Люси. И глаза у нее такие большие, такие огромные, что в них и весь этот самолет, и огни аэропорта, и дождь, и закушенные губы ее фашистки-мамочки... Не дрейфь, Люси, и не из таких передряг выбирались. Вряд ли ты видишь, но я тебе подмигиваю. Самолет несколько секунд держит равновесие, а затем медленно, но верно заваливается на противоположную сторону. Чертова каракатица, чертовы кретины в кабине! Они до сих пор не сообразили, что самолет уже летит ровно, и по-прежнему тащат его налево. Что ж, будем работать вместе. Беру курс на кабину пилота. Так, несколько сантиметров над носом самолета, где-то полметра от окна кабины. Уже в полете принимаю чуть более раскованную позу и заледеневшими губами посылаю капитану и второму пилоту воздушный поцелуй. К сожалению, нет времени насладиться их оторопелыми лицами - разворачиваюсь и лечу обратно к аварийному выходу. Влетаю в самолет, застаю полный хаос. Кутаются в пледы, рыдают, молятся. Кого-то громко и безудержно рвет. Бегу к кабине пилота, и в этот раз меня никто не пытается остановить. В кабине двое: капитан, высокий, худощавый мужчина лет сорока пяти, неестественная бледность которого делает тонкие черты его лица под черной шевелюрой карикатурными, превращает его в героя мультфильмов Тима Бертона, и второй пилот - маленький лысый человечек, похожий на лепрекона, на лысине блестят капли пота. На шее у него болтаются наушники, в наушниках - высокий, истеричный женский голос. Обращаю на себя их внимание: - Ну что, мальчики, как будем спасать ваши задницы? - Я... Не могу набрать высоту... Не получается, - побелевшими, неслушающимися губами шепчет капитан и постепенно отпускает штурвал. - Мы пропали. Его руки безвольно повисают вдоль тела, он откидывается на спинку кресла и закрывает глаза. - Джек, мать твою, приди в себя! - от второго пилота толку, похоже, будет побольше. - Не можем подняться, значит, будем садиться! Оборачивается ко мне: - Это Вы выровняли самолет? - Так точно, сэр! - Сможете немного опустить хвост - градусов на пятнадцать? Все, в общем-то, не так плохо, мы прямо над полосой, для посадки не хватает только определенного угла, иначе вскопаем носом асфальт... - Смогу. - Тогда идите, и удачи Вам. Выбегаю из кабины, а вслед мне несется: - Пятнадцать! На пятнадцать градусов! Без тебя помню. Снова снаружи, снова дождь хлесткими пощечинами. Хвост самолета, пятнадцать градусов - звучит понятно, а на практике: пятнадцать или двадцать - это разница, которой, может, не увижу я, но которая может оказаться фатальной. Опускаю хвост, вроде бы пятнадцать. По-прежнему держусь за гладкую, как бок дельфина, обшивку самолета - если что, может, еще успею подправить. До земли считанные секунды, вижу, как выезжает шасси, давай, лепрекон, не подведи нас. Самолет плавно, будто и не падал, будто все идет и шло по плану, приземляется, катится по взлетно-посадочной полосе, сбивает в ее конце несколько ограждений и в нескольких метрах от здания аэропорта наконец останавливается. Все. Пора смываться, Шельма.***
- Фрэнк Джонс, второй пилот. Рейс был совершенно обычный, полет шел прекрасно, пока дело не дошло до посадки. Мы связались с диспетчерской, нам указали взлетно-посадочную полосу, на которую мы и взяли курс. Шли, как обычно, по приборам, до сегодняшнего дня они были совершенно исправны. А сегодня показали неправильную высоту. Из-за плохой видимости Джек, наш капитан, не смог скорректировать показания, и поэтому в первый раз мы оказались в непосадочном положении, угол к посадочной полосе был неправильный, понимаете? Пришлось заходить на второй круг, при этом мы слишком резко развернулись, начали терять скорость, а потом потеряли и равновесие. В общем, мы бы погибли, врезались бы в землю, но потом появилась эта женщина... Мутант. Волосы светлые или темные? Не знаю, мокрые у нее были волосы. Ах да, челка была белая. Так вот, она умеет летать и невероятно сильная. Она придержала правое крыло, выровняла самолет, только благодаря ей мы все-таки смогли приземлиться. А потом она сразу скрылась, почему, не знаю... Но если Вы найдете ее, передайте ей, что весь наш экипаж и наши пассажиры обязаны ей жизнью... Молоденькая журналистка рассеянно кивает. Позади нее, обнявшись и закутавшись в одеяло, стоят под дождем мать с семилетней дочерью и пытаются что-то разглядеть среди облаков.