Painkiller

Юнги уже двадцать минут сидит на остановке и ждет автобус. Восстановить дыхание удалось не сразу, зато выбить из головы образ Хосока, обнимающего очередную девицу — почти моментально. Юнги даже гордился бы собой, если бы не было так плохо. Он скучал. Хосок не разговаривал с ним уже второй месяц и, кажется, не планировал начинать. Юнги проклял себя, тот вечер и ящик пива. Знал ведь, что если напьется — сдержать себя будет труднее. Но разве Хоупу можно противостоять? “Чувак, неужели ты думаешь, что я выпью это сам? Я же умру! Я твой лучший друг, а ты хочешь моей смерти? Я всегда это знал! Пей давай”. А дальше пустота. Шуга помнит только окончание вечера, искусанные губы Хосока, его шокированный взгляд. Помнит, как тот быстро схватил свои вещи и свалил. И с тех пор — ничего. Ни единого слова. Наверное, стоило завести девушку и не позволять всем этим чувствам выплыть на поверхность. Да разве назад дорога есть? Дома никого, родители в долгожданном отпуске где-то на Чеджу, холодильник пуст, а в записной книжке только один номер вызывает желание позвонить. Юнги размышляет пару секунд, набирает знакомые цифры и слушает гудки. Один. Два. Три. На восьмой он сбрасывает вызов, закидывает телефон куда подальше и идёт спать. С него хватит. В его комнате, на стене, сотни фотографий. Счастливые, улыбающиеся лица, пьяные тусовки, и много, много Хосока. Его присутствие чувствуется даже на тех фотографиях, на которых его по определению быть не может. “Завтра же сниму все и сожгу к чертям. Надоело”. Юнги зарывается носом в подушку и накрывается одеялом с головой. На часах — 16:00, но какая разница? Если у боли есть лицо, то она точно выглядит как Чон Хосок.