POV LUKE
There is something in the water we are drinking There is something in the air that we breathe We are spun into the thoughts that we have
Движение руки, такое уверенное и хозяйственное вдоль по моему телу обжигает кожу в тех местах, где она оставляет свой след. И словно двестивольтным током. Заставляет на секунду потерять сознание, дернуться и тотально утонуть секунду спустя. Утонуть в его твердом толчке в стену, в этом сбившемся дыхании рот в рот и дрянном взгляде, где отражался испуганный мой. Мое сознание до сих пор не верило тому, что делал Эштон. А точнее тому, что он вообще что-то делал. Он действовал. Впервые я так не ожидал того, что рисовал в своей голове и так слишком долго. Чем слишком часто себя мучил, о чем бредил практический каждый чертов раз наших коротких моментов близости... Господи, и если бы он только знал, сколько невыносимой боли мне это приносило. Один только взгляд, пустой_ ненавязчиво дружеский, уже казался мне морем. А он просто пытался быть приветливым. Собой, тем Эштоном Ирвином, которого знают миллионы фанатов и которым он улыбается точно так же. Кому он дарит такие же взгляды и говорит такие же слова. Но не те, которые я мечтал когда-то услышать в свой адрес. А сейчас... А сейчас со мной происходит что-то из серии невозможного. Книга, которую я, казалось, написал в своей голове и которая до сего момента существовала только там, наконец начала материализоваться. Проклятые мысли. И почему вы заставляли ждать меня так долго? Не медлю. Отвечаю на его поцелуй, пропуская мимо слова, словно они пустые, неважные для меня. Но если бы он только понимал меня сейчас. Знал, насколько мне не хочется сейчас ничего слышать, а только повторять одно и то же, в районе его рта и моих губ, а еще не прекращать это прикосновение у моего ребра, где все еще находилась его ладонь. Черт подери, и я никогда бы не думал, что это будет настолько приятно... Но ведь он, наверное, понимает. И я, наверное, точно эгоист, раз думаю сейчас только о себе и совсем забываю, что парень напротив меня сам спровоцировал это. Дикое, безумное и такое путающее это. То, о чем я, казалось, мечтал последние полгода, но о чем боялся даже подумать первые два. Полтора года. Не меньше. А моя зависимость уже успела достичь уровня сумасшествия. Я не хотел этого представлять, но я представлял. Моё извращенное сознание само по себе кидало в мозг эти невозможные картинки, разрушая меня на сотни крошечных ненавистей, превращая меня в подсознательного зомби. И чем дальше это заходило, тем больше росло желание. Тем больше я хотел того, что происходило со мной прямо сейчас. И это просто фантастика... Я походил на психа. Я законченный эгоист, который так долго и грубо требовал свою проклятую звезду с неба, и, получив ее, я срываюсь, как пропащий. Как бедняк от победного билета в лотерее, как издыхавшийся без нужного количества воды. И он был уже не просто моим морем. Он был больше океана. Он что-то сболтнул, но я его совсем не слушал. Ведь, черт возьми, его губы такие соленые, что, казалось, их привкус - все, что мне не хватало до этого времени, чтобы понять настоящий вкус самого приятного блюда в мире. И такого самого запретного прежде. А мои мысли скачут уже от одна к другой и я не успеваю за ними следить_ реагировать, когда мои глаза так сладко сомкнуты, а мокрые горячие губы полностью увлечены губами парня напротив. И я понимаю, что это происходит со мной впервые. Эта секунда, этот незаконченный последний поцелуй и укус в районе пирсинга. Быстро отталкиваюсь от него, внезапно чувствуя ту короткую боль, и одной рукой упираюсь тому в грудь, будто удерживая парня на расстоянии. Сейчас я изучаю его взгляд и еле успеваю догнать наши общие вдохи и выдохи. Он дрожит, дрожу я, и моя рука на его груди уже еле успевает подыматься одновременно за скоростью долбежки его сердца. Я смотрю тому в глаза ровно четыре секунды, перевариваю то, что он только что сделал, и как-то по-глупому идиотски улыбаюсь. А потом не успеваю сообразить и поток адреналина обратно захватывает меня с головой, когда я в очередной раз вбиваюсь в губы Ирвина своими. Твердый безжалостный поцелуй кажется слишком голодным на фоне всех тех, которые у меня когда-то были. И мой язык уже абсолютно не боится преград, мысленных дурных запретов и отдается своей идеальной картинке полностью. Невидимая линия между тем, что я представлял и тем, что я делал сейчас, смылась окончательно и навсегда. И это действительно был он, тот самый парень, который сводил меня с ума безумное количество дней. Которого я иногда не понимал и который порою убивал меня своей ненормальной реакцией. Который бесился по мелочи и которого хотелось обнять больше остальных. Который ударился в мою голову, как гребаный вирус, и нарочно не покидал ее, засел, словно въевшаяся неполадка. Он стал моим концом и моей погибелью. И, вероятно, только Сатана сейчас знал, насколько сильно я хотел умереть в его руках. Та моя несчастная попытка поцеловать Эштона минутой назад уже казалась мне такой детской. Совершенно простой и без того эффекта, что был сейчас. Срывающим, конкретно, необратимо. Проклятье, что легло на мои губы грубым безвольным поцелуем, и от которого я абсолютно не хотел избавляться. То, что чувствовал я только что, было за гранью описываемого. Любые прочитанные мною романы казались сейчас пустышками, а фантазии в шестом классе оказывались мизерными представлениями о далекой мечте. И я просто хотел продолжать утопать в ней. Каждую секунду я ловил его выдохи своим ртом, не позволяя прерываться, дышать и отстраняться от меня хотя бы на секунду. Мне было слишком горячо и душно, чтобы останавливать совершенное это. Незавершенное это. Казалось, у нас абсолютно не было времени, чтобы больше повторить это. Чтобы открыть дверь, выйти за нее и на следующий день быть уверенным, что ты можешь схватить этого человека в руки и совершить то же самое, что проделывал сейчас. Но на данный момент я боялся лишь того, что знал, насколько уже неповторима эта минута. Этот первый наш с ним поцелуй. Этот первый наш с ним момент правды. И его первое признание мне. Когда мы оба наконец устаем и мышцами в области челюсти уже становиться просто невыносимо двигать, Эштон решает заговорить первым. Но то, что он говорил, заставляет меня прекратить улыбаться и дышать так, как я мог это делать прежде."Я люблю тебя."
Насколько бы громкой и невероятно смелой я не считал эту фразу, сейчас она была для меня всем. А эта ссора, его действия, его поцелуй - они только лишний раз подтверждали им сказанное. И я что и мог сейчас делать, как только моргать и сглатывать каждое следующее слово, вылетающее из его больного рта. И его двинутой головы и полностью свихнувшихся мыслей. Дьявол, и почему он до сих пор не хочет заткнуться? - Ты ненормальный, - твою мать, да еще десять минут назад ты во всю развлекался с какой-то Мирандой и вполне был доволен ее прикосновениями. И я совершенно не удивлюсь, если это все за тебя сейчас говорит бурлящий внутри алкоголь. Или... Это действительно что-то еще? - Миранда тогда была планом Б или как? Заметил, тебе с ней было о-о-очень неплохо. И я не могу. Я задаю этот чокнутый вопрос, абсолютно о нем не жалея. Потому что моя интонация сейчас говорила все за меня. Она выдавала с потрохами всю мою только что разыгранную сценку и попытку улизнуть от прямого ответа на вопрос. Ответ на который Эштон уже и так отчетливо знал. Его можно было ощутить в моих срывающихся коротких стонах, в моей нервно дергающейся ладони уже у его ключицы и в моих бомбящих третью мировую зрачках. Которые сперва так испуганно дергались, восстанавливая реальность напротив себя и до сих пор с трудностью доверяя ей, а сейчас уже полностью сосредоточенных на тонкой линии губ спереди. Место, которое я хотел заткнуть, так и не услышав ответа на поставленный вопрос. Но если бы я дал ему ответить, тогда бы это четко дало ему понять, что мне не плевать. А мне уже было полностью и абсолютно неважно, кто такая Миранда и что она здесь делала. Что он в ней нашел только - вот, что убивало меня похуже другого. Ехидно уже тому улыбаюсь, как бы намекая, что "все это глупости, а теперь просто заткни меня своим языком", присоединяю свою вторую руку к его теплей груди, которую можно было почувствовать даже под этой толстой футболкой, и даже успеваю подтолкнуть парня назад, мысленно продолжая терзать его своими планами всего лишь во взгляде... Как этот неожиданный толчок двери за спиной разбивает все мои составленные фантазии в клочья. Я оборачиваюсь и вижу ту самую девчонку, которую мне сейчас хотелось порвать больше остальных. Она нагло пытается ворваться в комнату со своими заранее подготовленными вопросами "Эш, когда ты там?" и "Эш, ты задерживаешься", как я тут же мешаю ей пройти внутрь твердым движением руки в дверь и следом выталкиваю ту обратно. Напоследок добавляя заключительное: - И он задержится еще надолго, - не знаю, что во мне сейчас вызвало такого смельчака, но не будь она так настойчива, вероятно, я бы и дальше продолжил строить из себя мудака-недотрогу перед Ирвином. Но теперь в его глазах я мог наблюдать только бесконечное удовольствие и наслаждение ситуации в целом. Конечно, он этого не ожидал. Еще бы! Даже я минуту назад не планировал быть таким властным по отношению к нему. А конкретнее - по отношению к тому, что мы выяснили между друг другом только что. И плевать, если я еще не сказал ему этого вслух. Плевать на все, главное сейчас - чтобы нам никто не мешали и не прерывали эту идиллию, что мы успели создать за это короткое время. И я уже так невыносимо его хочу. Подымаю свою верхнюю бровь вверх и наконец запираю дверь фиксирующим щелчком в сторону, все еще слыша какие-то странные выкрики за ней и замечая этот новый для меня огонек в глазах парня. Моего, мать вашу, парня. Миранды, Эммы и прочие мисс Я-подобие-уличной-шалавы, пожалуйста, выход в противоположной стороне дома. Но вообще я советую вам уйти в противоположную сторону земного шара. Потому что сейчас я впервые чувствую себя проклятым собственником и, черт подери, мне даже начинает нравится это чувство. Потому что наконец чувствуя его в своей власти так близко_ так уверенно и решительно, я не мог избавиться от мысли, что могу контролировать его в такие моменты. В моменты, когда он сам не способен думать. И я лишь хищно улыбаюсь тому, подходя все ближе и ближе. Мы достигли максимума. Расстояние - 5 сантиметров, двинуться означало упасть. Сзади него диван. Но я пока не спешил туда. Для начала я просто хотел промотать в голове тот приятный процесс минут двух назад. Помнишь его, а, кудрявый? Закусываю свою нижнюю губу и влажным языком провожу по своим обсохшим губам. Они изнемогают, они пульсируют, они требуют. И поэтому моя рука нежно касается его руки, медленно перебираясь пальцами к локтю. Мне нравилось держать его так. Стоять вот так. На грани падения и в полном удержании в равновесии обоих. Я делаю дорожку взглядом от его открытой ладони до шеи и плавно перевожу свой взгляд на его пьянящие красные губы. Каких-то несколько секунд, а я уже соскучился по его теплой мягкой коже именно там. Безумие. Никогда не хочу, чтобы пропадало это чувство. [хотения, вожделения, круглосуточное Эштонохотение]. Заглатываю наросшее возбуждение и молча приближаюсь к парню, совсем кратко касаясь поверхности его кожи. Нет, стой, не тянись, еще рано. Я хочу попробовать изучить тебя. И, умоляю, дай мне сделать это моим способом. Говорю ему это в своем строгом взгляде, который на секунду успел упереться в его. А затем обратно перевожу глаза на уровень его рта и повторно облизываю свои губы. Слишком много напряжения, но я в то же время слишком многое хочу сделать. И я вытерплю. Я хочу насладиться этим совершенным парнем по сантиметру. Полностью и до последней капли, так, как когда-то делал это в своих снах и забитых только им фантазиях. И у меня выходит. Нежное касание второй раз отдает приятным током вдоль по позвоночнику. Я могу почувствовать это. Как ток упирается в мои кости, проносит каждую свою заряженную часть по венам и возобновляет дикое циркулирование крови по кругу. Затем к моим губам совсем аккуратно присоединяется толчок, но я еще не пускаю в дело язык. Я просто пробую Эштона по миллиметрам. По частям изучаю сначала его нижнюю губу, потом верхнюю. О, эти губы... Такие соблазнительные, мокрые и абсолютно завороженные моим ведением поцелуя. Ставлю состояние, ему это нравится. Его локоть подрагивает каждый раз, когда мои движения становятся быстрее и уже нет другого выхода, как дать волю страсти и полностью зажать парня в своих объятиях. Я совсем незаметно для себя пускаю руку под его футболку, прижимаясь к его торсу своим, и начинаю водить ею по его иногда выгибающейся спине парня, а второй рукой все еще удерживаюсь за его локоть, чувствуя в в своей ладони уже не кость, а по-настоящему накачанные твердые мускулы. Я поднимаюсь слишком быстро и незаметно. Уф, эти мускулы. Часть тела Ирвина, что пробивала по моей фантазии тройной_ сотой волной возбуждения и я уже не мог себя сдерживать. Язык полностью вступает в процесс. Я еле успеваю контролировать ситуацию [плевать на время и ранее растягиваемое удовольствие, я хотел всего и прямо сейчас], я еле пытаюсь не сдавить парня в своих руках полностью, но я все-таки принимаю тот факт, что преимущество в силе все равно остается за ним. И мне это нравится. Этот делает нашу агонию общей. Наше желание вдвойне большим - гигантским. А наш поцелуй... О, святые черти, наш поцелуй - это самое жаркое, что было создано Вселенной. И сейчас я молился только об одном - чтобы этот жар не покидал меня еще очень-очень долго. "И я надеюсь, Эштон, ты уже достаточно протрезвел, чтобы сделать следующее. Потому что лично я на этом не собираюсь останавливаться."