"Маг юный помнить должен: контроль есть сила, контроль есть жизнь. В заклинания сложные запинок не пускать. Быть разумом и духом чистым. Отречься от смуты, отвратиться от гнева. Ибо пальцы есть сокровища, а сила магическая – меч обоюдоострый, рукояти не имеющий. Не познает пагубы бдящий беспрестанно, но внимать нежелающий да обратится пищей драконовой". Отрывок из книги заповедей мага.
– Чудненько! – красные глаза зажмурились от удовольствия, а улыбка расползлась до самых ушей. – Нет, нет, нет! – заверещал Асай, размахивая руками, когда эта плутовская морда, его новый(временный) сосед по палатке, не успев зайти внутрь, сразу же плюхнулся на чужую кровать и, довольный, растянулся на ней звездочкой. – Это моя кровать! А у тебя наверняка еще и блохи! Вставай немедленно! Маг подскочил к кровати, схватил паршивца под локоть и потянул прочь. Арайя особо не сопротивлялся, тайно забавляясь игрой с потешным пареньком. О таком презанятном соседе можно было только мечтать. Это вам не скучный Традиан, который только и умеет, что в штанишки дуть. Этот бойкий, с отбитым инстинктом самосохранения и небывало раздутым самомнением. Просто конфетка. Нет, пироженка! Клубничная. Мрр. Арайа зажмурился от удовольствия, но сосредоточенный на спасении своей постели Асай ничего не заметил. – Кровать у меня одна, и принадлежит она мне! – заносчиво объявил юный маг, старательно отряхивая одеяло от грязи и прочей дряни, которая могла там остаться после контакта с навязанным ему крысенышем, пусть и недолгого. – Так что поспишь на шкуре у входа… Эй! Стоило Асаю только на секунду отвлечься, как гаденыш уже переключился на его свитки, что мирно покоились на низеньком резном шкафу. Бесцеремонно взял один, развернул, покрутил, всматриваясь в письмена, и, не обнаружив ничего интересного, отбросил за спину. Асай еле успел поймать ценную рукопись, чуть при этом не шлепнувшись на землю. – Ты что творишь, засранец! – завопил маг, ловя второй свиток. Ему бы треснуть невесть что о себе возомнившему недоумку по его пустой башке, оттащить от ценных свитков и дать увесистого пинка по направлению к выходу, но он едва успевал разогнуться с очередным свитком в руках, как в него уже летел следующий. Собирающаяся под мышкой кипа неумолимо росла. – Скукота, скукота, скукота, – Арайа непринужденно комментировал каждый отброшенный свиток. – О! Занятненько, – развернув новую рукопись, он неожиданно обнаружил вместо череды формул и цепочек аккуратно выведенных букв рисунки обнаженных дев, пусть и не очень умелые. Получив небольшую передышку, Асай наконец-то выпрямился и, раздраженный, подскочил к стервецу. Подскочил и побледнел, словно мел, когда увидел, какой именно свиток тот так увлеченно рассматривает. – Не трожь! – заверещал вспыхнувший маг и мгновенно выхватил из рук соседа срамную рукопись. Из-за своей неосмотрительности он позабыл про кипу под мышкой, и ценные свитки полетели на пол. Сыпля себе под нос проклятия, все еще красный до кончиков ушей Асай принялся спешно их собирать. Нет, тут нечего стыдиться! У каждого в их лагере есть такой, а у кого-то и не один! И вообще Асай ничего непристойного с их помощью не творит. Держит чисто из любопытства. Нет-нет, конечно, он видел обнаженных женщин и не раз, ведь он как-никак почитаемый маг и женским вниманием не обделен. Просто в лагере никого из представителей прекрасного пола нет, ибо женщины крайне редко удостаиваются чести стать магом. Но и это вовсе не значит, что он охотно опускается до столь низменных вещей. Если он когда-либо и разворачивал этот свиток, то исключительно только для того, чтобы подивиться мастерству художника. Однако Арайе, похоже, оправдания были не интересны. Пока Асай собирал рассыпанные по полу свитки, он уже успел заинтересоваться кое-чем другим. На продолговатом ящике с плоской крышкой уместились различные пузыречки и баночки с какими-то настоями и мазями. Блестящие, притягивающие взгляд. – Ммм… – Третий Коготь Куницы нагнулся над скляночным богатством, увлеченно рассматривая собранную здесь коллекцию. Большинство из них ничего интересного не представляли: всего-навсего лекарства от распространенных болезней и недугов да заживляющие мази. Однако пара затесавшихся в самой гуще пузыречков все же приковала к себе взгляд блестящих красных глаз. Арайа ловко выудил первый, задумчиво покрутил перед глазами, взболтнул, а затем схватился пальцами за пробку и с тихим хлопком выдернул ее. Легкий дымок завился над стеклянным горлышком. – А тут у нас что? – он принюхался. – Корень белоцвета? – недоверчивая нотка, любопытный взгляд в сторону застывшего со свитками в руках Асая. – Неужто настойка для роста? – Э-это не мое! – с жаром выпалил маг и бросился к невежественному соседу. Бережно собранные свитки разлетелись по полу, позабытые напрочь. Сейчас куда важнее было спасти свою и без того подпорченную репутацию от еще большего позора! Арайя уже взялся за второй пузырек, но Асай грубо вырвал свое сокровище у того из рук и воинственно загородил спиной ящик со снадобьями. Весь красный, всклокоченный и пышущий гневом, он, раздувая ноздри, вонзил в нежеланного соседа испепеляющий взгляд. Да как он смеет! Как смеет рыться в его вещах и тянуть свои грязные ручонки туда, куда не просят! Гадкий крысеныш! И вовсе Асай не переживает по поводу своего не слишком высокого роста. Нет никакой беды в том, что он чуточку ниже своих сверстников. И плевать, что даже этот красноглазый засранец возвышается над ним на полголовы. Асай еще растет и всех перегонит. Чуть позже. А настойка… Настойка просто так… На всякий случай… – Ты!.. Ты!.. – трясясь от гнева, Асай выставил вперед указательный палец и ткнул им в успевшего уже опостылеть засранца. Засранца, который невозмутимо взирал на него, словно на забавную букашку, что вдруг решила сплясать жигу. Хотелось столько всего ему высказать, не сдерживаясь, не выбирая выражений. Просто вывалить все как есть, и пусть утонет, захлебнется в обрушившемся на него гневе мага, перед которым в недалеком будущем на колени падет сам Император. Асай снова открыл рот, собираясь исполнить свое пугающее намерение, когда доведший его до белого каления гаденыш вдруг переменился в лице. Сосредоточенно нахмурил брови, посерьезнел, высматривая что-то на левом плече разозленного мага. Перемена сбила с толку, заставила запнуться. – Это что? Блоха? – красные глаза удивленно расширились. – Такая огромная! – Что?! Где?! – запаниковал Асай, подскакивая на месте. Приплясывая, завертелся волчком, словно его в зад ужалила оса, принялся нервно похлопывать себя по мантии, желая немедленно избавиться от паразита. Зажатый в пальцах пузырек выскользнул и разбился, ударившись об пол. По палатке разлился едкий запах живицы и горькой коры лунного дерева. Характерный для снадобья, обещающего увеличить магическую силу. Правда, сии чудодейственные свойства никем так и не были замечены, а потому употребляли его только наивные глупцы. Обведенный вокруг пальца Асай перестал дергаться в попытке избавиться от невидимого насекомого. Застыл, с ужасом взирая на растекающуюся по полу лужу, затем медленно перевел взгляд на довольного выходкой приблуду, который весьма живо изобразил потрясение. Темные брови поползли вверх, а рот уже начал открываться для того, чтобы прокомментировать очередное открытие. Это стало последней каплей. Поджав губы, сгорающий от стыда и гнева, Асай мгновенно вылетел из палатки прежде, чем "дорогой сердцу" сосед успел что-либо произнести. Выбегая, он споткнулся о раскиданные накануне им же самим вещи, но не упал, зато запутался в пологе и поцеловался-таки с землей. Ставшие свидетелями нового позора проходившие мимо маги рассмеялись, не преминув отпустить вслед улепетывающему со всех ног юному дарованию несколько колкостей. Только Асай ничего не слышал из-за шума крови в ушах да бешено колотящегося сердца. Он бежал не разбирая дороги, лишь бы скорее оказаться подальше от любопытных глаз и этого… этого… этого!.. Какое унижение! Его выжили из собственной палатки, хотя все должно было быть наоборот! Наоборот! Наоборот! Он ведь не какой-то там желторотый неофит из плебейской семьи, он – маг невиданного прежде таланта, гений! Пусть пока и не признанный, но… У него уже семь драконов в таком-то юном возрасте! А если бы Харон не упирался, словно осел, которого тащат на заклание, то было бы восемь! Кто еще может похвастаться подобным достижением? Кто? Да никто! К тому же он – сын лорда (правда, безземельного и далеко не самого богатого в Анатриуме), а не какой-то там крестьянский отпрыск, как все эти! К нему обязаны относиться с должным уважением и почтением! Только вот все это совсем не поясняет, что ему теперь делать. Как быть с паразитом, который захватил родную палатку? Тяжело дыша, Асай остановился на лесной опушке за пределами лагеря. Темные глаза метали молнии. Гнев искал выхода. А в голове все еще металось эхо преследующих насмешек. Вроде бы невинных с виду, но уязвляющих в самое сердце. Никто! Никто не смеет так с ним обращаться! Маг сжал зубы и наотмашь рассек воздух рукой. Всколыхнувшаяся сила вырвалась наружу, пронеслась вперед ураганным вихрем, вырывая с корнем кусты и ломая нижние ветви деревьев. Новый удар сердца отдался в теле звенящей пустотой. Асай замер, вмиг похолодев. О, нет! Нет! Спавшие внутри драконы вскинули головы на гибких шеях, торжествующе сверкнули горящими глазами и раскрыли зубастые пасти. Нет! Асая затрясло. Холод сковал сердце толстой ледяной коркой. Он потерял контроль. Нет, он позволил себе потерять контроль. На лбу выступила испарина, а по спине побежали ручейки холодного пота. Нет, нет, нет! Асай успел обхватить себя руками перед тем, как сидящие внутри него твари рванули на свободу. Словно кони, меж которых растянули на веревках осужденного. Осужденного, чья роль на этот раз досталась юному магу. Пробудившиеся драконы принялись яростно крушить стены сдерживающего их узилища, стремясь как можно скорее прорваться наружу. И если хоть одному это удастся… Нет, он так молод! У него еще столько всего впереди! Асай не хотел умирать, отчаянно не хотел умирать. Он согнулся пополам, натужно застонав сквозь плотно стиснутые зубы. Тело забила крупная дрожь, пальцы больно впивались в кожу сквозь скомканную мантию. Надо сосредоточиться, отогнать панику. Вновь взять все в свои руки и… Как же больно и страшно! Асай зажмурился, падая на колени. Нет, нет, нет! Драконы внутри яростно наседали на невидимые стены; стены, что трещали и прогибались, начиная понемногу поддаваться неистовой силе чудовищ. Семь ящеров, семь неудержимых тварей, переполненных ненавистью к своему тюремщику. Асай слышал их немой рев, чувствовал сотрясающие его изнутри мощные удары. Казалось, то трещат вовсе не стены, а его собственные кости. Еще немного и грудную клетку вывернет наизнанку, ребра разойдутся в стороны, словно гнилые ветки. Нет! Назад! На место! Не сметь! Он обратился внутрь себя, продираясь через скручивающую внутренности боль и душащие приступы паники. Словно бы воочию увидел выступающие из темноты каменные стены темницы и семерых поглощенных им драконов, которые с неистовством наседали на сдерживающую их преграду. Мощные чешуйчатые тела остервенело врезались в стены, сотрясая все пространство вокруг. Увесистые рога высекали искры из покрытых щербинами камней. Во все стороны летели каменные щепки, пыль танцевала под втаптывающими ее в пол лапами. По два на стену и только у северной один. Отходит назад, ускоряется. Удар. Стена вздрагивает. Вниз сыплются мелкие обломки. Круто разворачивается, наотмашь бьет хвостом с крупным костяным наростом. Снова отходит и все повторяется. Вмятины растут, трещины медленно ползут, ширятся. Одна пара ударятся в стену почти синхронно, другая долбит ее попеременно. Никто из них не видит стоящего посреди темницы Асая, который с ужасом взирает на развернувшийся внутри себя хаос. Мертвенно бледный, он в отчаянии заламывает руки, не зная за что ему хвататься. Кажется, что стены вот-вот рухнут, все одновременно. Он не успеет, не сможет! Погибнет, захлебнувшись ужасом. Это не первый раз. Асай уже терял контроль. Дважды. Но тогда… тогда у него было всего три дракона, а тут – семь. Семь здоровенных злющих тварей, настроенных самым решительным образом. Разве он справится? Разве сможет? Он… он… он… Затравленный взгляд беспомощно метался от одной разрушаемой стены к другой. Молодой маг готов был разрыдаться от собственного бессилия. "И чем это мы тут занимаемся, молодой человек?!" – раздался в голове строгий голос матери. И Асай будто наяву увидел ее образ: нахмуренные брови, упершиеся в бока руки и раздраженно постукивающий по полу башмачок. "Сын лорда себя так не ведет! Что значит, не можешь?! Как тогда ты собираешься стать выдающимся человеком, если не способен справиться даже с таким пустяком? Впредь я не желаю слышать от тебя подобных вещей! Хочешь быть выдающимся человеком – так веди себя соответствующе! А продолжишь хныкать и размазывать по лицу сопли – сделаешься не лучше черни и будешь потом всю оставшуюся жизнь убирать навоз за лошадьми!" Нет, Асай не будет убирать навоз. Он ведь сын лорда, он выдающийся человек, он… Маг отвесил себе отрезвляющую пощечину и, не колеблясь больше ни секунды, рванул к первому дракону, что был крупнее и сильнее остальных. Четыре лапы, два крыла и огромные, закрученные назад рога. Он один по силе был равен двум двулапым и двукрылым сородичам. Не сводя глаз с намеченной цели, Асай на бегу вытянул руку, собирая неистовствующую в воздухе энергию и преобразуя ее в толстую, прочную веревку. Широкий взмах, и она полетела вперед, зацепилась за рог, обвилась несколько раз вокруг и надежно закрепилась. Увлеченный делом ящер ничего не заметил, продолжая крушить осыпающуюся стену. Асай подхватил оборванный конец и, свернув вправо, кинулся к сложному механизму, что вдруг выступил между разошедшихся в сторону каменных плит. Не задумываясь, сунул конец веревки в пасть склонившего к земле морду железного пса, и схватился за огромный рычаг. Обливаясь потом, изо всех сил потянул его на себя, упершись ногами в землю. Рычаг шел туго, но Асай не думал сдаваться, упрямо налегал на него, опуская изрезанную магическими символами рукоять к земле. Нижняя челюсть стального пса дернулась. Один раз, другой. А затем вдруг с лязгом захлопнулась, сомкнув металлические зубы на вложенной в пасть веревке. Шестеренки и механизмы начали приходить в движение. Тяжело, со скрипом. Зазвенела наматывающаяся на огромный ворот цепь. Как только рычаг склонился к земле, железный пес со скрежетом поехал к центру темницы, натягивая обвисшую веревку. Дракон снова кинулся на искромсанную стену, но на этот раз удар не достиг цели. Натянувшаяся веревка рванула многотонное чудовище назад. Массивная туша с ревом грохнулась на пол. Дракон тут же попытался встать, но его неотвратимо поволокло к центру. Пылающий ненавистью круглый желтый глаз впился в тяжело дышащего Асая, обещая ему долгую, очень долгую и мучительную смерть. Только магу уже было не до нейтрализованного ящера, что бился на полу, словно вытащенная на берег рыба в попытке освободиться. Он уже со всех ног бежал к следующему. Растревоженная магическая энергия летела за ним, словно дорожная пыль за мчащейся во весь опор повозкой. Извивалась, заворачиваясь клубками. Жалила пятки, кусала пальцы. С каждым вдохом проникала в легкие и немилосердно жгла их изнутри. Дальше будет намного хуже. Нужно торопиться, поскорее закончить со всем этим. Выжать из себя все, иначе после не останется ничего. Асай вновь вскинул руку, игнорируя пронзивший кисть болезненный укол. Магическая энергия устремилась к нему, завихрилась вокруг, охотно подчиняясь чужой воле. В воздухе выткалась новая веревка. Столь же толстая и крепкая, как и ее предшественница. Новая цель была куда меньше ревущего гиганта, который все еще сопротивлялся: бил хвостом по земле, тряс рогатой головой, вонзал когти в каменные плиты, лишь бы замедлить, отсрочить неминуемое приближение к центру. Но куда желаннее ему было все же оборвать увлекающую прочь от стен веревку, освободиться и вернуться к разрушениям. Он попытался сделать рывок вперед, чтобы оказаться рядом с провисшей веревкой и оборвать ее могучей лапой или перегрызть острыми клыками, но стоило только натяжению немного ослабнуть, как ползущий, казалось бы, с натугой железный пес повторил движение дракона и тот добился лишь того, что стал к центру намного ближе, чем хотелось. Дракон с чешуей болотного цвета тоже не заметил ни несущегося к нему мага, ни летящую за тем по воздуху веревку, окутанную странным белым сиянием. Не повернул он головы и тогда, когда та вдруг выстрелила в его сторону и плотно обвилась вокруг задней лапы. Ящер ничего не почувствовал, так и продолжал яростно атаковать выщербленную стену, кроша под лапами сыплющиеся обломки. Он вот-вот преуспеет: пробьет брешь, развалит стену и вырвется наружу; вырвется наружу, чтобы разорвать в клочья презренного человечишку, что самым подлым образом украл его Дыхание. Стер из памяти ара*, всего драконьего рода и целого мира. Стер, как волна стирает оставленный на песке след. Превратил его, хозяина небес, в ничто. Плюнул на него, помочился. Да, человечишка однажды сумел взять верх, но долго этой высоты ему не удержать. Расплата грядет. Грядет драконий гнев. Ящер рванул вперед, нацеливаясь рогами в продолбленную им выбоину. Тут-то его и дернуло назад. Гигантская цепь с грохотом принялась натягиваться на здоровенный ворот, отлитый из железа пес со скрипом двинулся к центру, таща в зубах веревку с пойманной добычей. Рухнувший на землю дракон гневно вскинул шею, сверкнул золотистыми глазами, мгновенно оценив ситуацию, и… Собравшийся уже бежать дальше Асай вдруг замер, разгадав намерение дракона. Дракона, что был куда проворнее и изворотливее своего четырехлапого сородича. Наполовину сформировавшаяся веревка тут же полетела к нему. Тварь уже успела вывернуться и раскрыть зубастую пасть, когда обрывок недоплетенной до конца веревки обвился вокруг морды, смыкая клыки. Нет! Не перекусить тебе своих пут! С Асаем такой трюк не пройдет, ящерица! Запыхавшийся маг наскоро убедился, что обезвреженный дракон больше не представляет угрозы и припустил к следующему. Успех сопутствовал ему, и уверенность парня крепла с каждым устраненным драконом. Конечно, нужно было больше веревок, чтобы не дергались, не скребли когтями по полу, не молотили крыльями, не вгрызались в камень зубами. Чтобы не оставлять им ни малейшего шанса вернуться к разрушениям. Или переключиться на убийство назойливого мага, что носился по темнице, искусно направляя вихри магической энергии. Но у Асая все получалось и с одной-единственной веревкой, не считая обрывков, что шли на обматывание стремящихся перекусить путы пастей. Нет, он вовсе не ленился, просто не было времени сделать все как полагается. Сложенные из прочных каменных блоков стены с каждой секундой приходили во все более плачевное состояние. Когда драконов осталось всего двое, первый уже успел пробить приличную брешь размером едва ли не в половину его морды. Не смертельно, но этого вполне хватило, чтобы Асай ощутил дыру в собственных легких. Дыру, сквозь которую внутрь просачивался ледяной туман. Чувствовал, как медленно вползают его невидимые щупальца, как с тихим, почти убаюкивающим потрескиванием покрываются инеем стенки пробитого легкого, которому становится все сложнее и сложнее втягивать и выталкивать воздух. Дыхание сразу же затруднилось в разы. Асай споткнулся и чуть не упал. Схватился свободной рукой за покалывающий бок, а вторую вытянул, направляя сотканную из магии веревку. Всего два. Осталось всего два. Стены возведенной им крепости к этому моменту уже выглядели так, словно чудом пережили многомесячную осаду с катапультами и баллистами. То тут, то там зияли пугающей чернотой пробитые бреши и глубокие щели. Казалось, покореженные, частью вывернутые из гнезд камни стоят друг на друге не надежнее карт в карточном домике. Дунь – и все рассыплется. Поднятая рука предательски дрожала, едкий пот щипал глаза, а сделавшиеся ватными ноги отказывались держать. Веревка пролетела мимо цели, безвольно шлепнулась на землю и скрылась в пыли под лапами ящера. Проклятье! Соберись! Асай вновь поднял руку, которая заметно потяжелела, словно бы к ней привязали свинцовую гирю. Сосредоточься! Картинка перед глазами расплывалась, дракон двоился. Нет, не для того Асай так надрывался, чтобы на последнем этапе позорно провалиться. Повторный бросок оказался удачней: веревке удалось обвиться вокруг хвоста. Несмотря на то, что сам маг метил в лапу. Полдела сделано. Теперь рычаг. И почему здесь такие немыслимые расстояния?! Ноги заплетались, сердце отдавалось в голове, подобно ударам гонга. Мокрые от пота пальцы то и дело соскальзывали с рукояти рычага. Совсем не было сил, чтобы опустить махину. А ведь там еще один, бьется о стену. Асай налег на рычаг всем телом, потянул вниз, краснея от натуги. Железка с недовольным кряхтением поползла к земле. Громкий лязг. Сделано! Теперь последний. Последний и все будет кончено! Асай рванул к оставшемуся дракону, позабыв обо всем на свете. Он почти смог! Смог! Переполненный восторгом и гордостью за себя любимого, маг заметно приободрился. Ему все под силу! Нет ничего, с чем бы он не справился! В темных глазах зажегся азартный огонек. Ноги заработали быстрее, с силой отталкиваясь от каменных плит. Сейчас! Сейчас он покажет обнаглевшей ящерице ее место! Сейчас… Клац! Лязг сомкнувшейся на магической веревке пасти эхом разнесся над осажденной крепостью. Асай испуганно обернулся, чтобы увидеть, как его собственная неосмотрительность подарила ящеру возможность. Возможность вновь стать свободным. И очень-очень злым. Одна часть перегрызенной веревки уныло потащилась вслед за отъезжающим к центру псом, подскакивая на неровностях, а вторая так и осталась болтаться безжизненным огрызком на хвосте чудовища. Ящер с небывалым проворством вскочил на ноги, вперил взгляд горящих, отдающих ржавчиной глаз в своего тюремщика и страшно взревел. Асай судорожно сглотнул, понимая, что ничем хорошим его промашка не кончится. Смерть в иллюзорной инкарнации равноценна гибели в реальности. Привлеченный ревом собрата второй дракон повернул голову на гибкой шее, изумрудные глаза задержались на побледневшем маге. Ящер ощерился, отвлекаясь от стены. Потерял интерес к прежнему занятию. Что ему камни, когда тут, на расстоянии распростертого крыла, стоит гнусный воришка. Человечишка, отнявший свободу, жизнь и Дыхание. Букашка, что так просится ее раздавить, размазать лапой по каменным плитам мощеного пола. Будто сговорившись, драконы одновременно ринулись на застывшего мага. Источающая белое сияние веревка извивалась над его головой в ожидании приказа, словно огромная змея. Но Асай, объятый ужасом, не мог сдвинуться с места. Стоял и завороженно смотрел, как на него несутся две здоровенные разъяренные твари. Как летит пыль из-под их когтистых лап. Как срываются с морд тяжелые капли слюны. Как в отражении пылающих ненавистью глаз дрожит его худенькая фигурка. Он еще никогда не попадал в подобные ситуации. Не сражался насмерть ни со зверем, ни с человеком. Он… Они его затопчут. Затопчут или разорвут. Слишком мало времени, слишком ничтожно расстояние. Слишком… Внезапно оцепенение спало и Асай бросился на землю. Перекатился, чудом избегая клацнувших челюстей. Быстро вскочил на гудящие ноги и рванул к драконьим лапам – единственному месту, где он мог бы продержаться в живых дольше пары секунд. Потерявший жертву из виду ящер закрутился на месте, с силой вбивая мускулистые лапы в пол. Не разорвет, так раздавит трусливую букашку, втопчет ее в трескающиеся от ударов каменные плиты. Второй ящер склонил оскаленную морду к земле, высматривая прыгающего под лапами собрата мышонка. Подумай тот хоть на миг высунуть мордочку, как ему тут же откусят голову. Только вот Асай времени даром не терял, не скакал без дела меж драконьих лап, едва успевая избегать смертоносных ударов. Чересчур напряженная ситуация для того, кто должен работать в спокойной обстановке, пребывая в полной гармонии с душой и телом. Однако выбирать не приходилось. Концентрироваться в столь стрессовой ситуации было немыслимо трудно даже для опытного, матерого мага. Асай, конечно, тоже неофитом не являлся, но… От страха его руки действовали сами собой, выполняя сложные пассы, в то время как их хозяин отчаянно пытался не угодить под когтистые лапы. Замершая в воздухе веревка неуверенно качнулась и камнем полетела вниз, но у самой земли вдруг изменила направление и устремилась к магу, змеясь меж драконьих лап. Обвиваясь вокруг и стягивая их вместе. Ящер почуял неладное, попытался освободиться, но было уже слишком поздно. Лапы крепко запутались в веревке, и массивная туша с грохотом рухнула на землю, выворачивая каменные плиты. Асай еле успел выскользнуть из-под потерявшего равновесия дракона. И если бы в этот момент его не скрыли густые клубы поднявшейся пыли, то второй дракон, что хищно высматривал жертву под лапами собрата, непременно погрузил бы острые клыки в мягкую человеческую плоть. У Асая не было времени, чтобы соткать еще одну веревку, поэтому, недолго думая, он направил струящуюся по пальцам энергию к болтающемуся на хвосте ящера обрывку. Достаточно длинному, чтобы его можно было привязать к той, что связала вместе обе задние лапы поверженного ящера, чем Асай и не преминул воспользоваться. Рыжеокому дракону потребовалась всего пара секунд, чтобы разглядеть щуплую фигурку сквозь начинающую оседать пыль. Он подался к ней, распахнув клыкастую пасть, но веревка не позволила, грубо дернула назад. Пасть клацнула всего в каком-то локте от раскрасневшегося лица юного мага. Зловонное дыхание ударило в ноздри, а вязкая слюна попала на мантию и испачкала левую щеку. Дракон заревел, отчаянно бросаясь вперед, снова и снова. Но барахтающийся на том конце сородич не желал сдвигаться с места, выкручивая шею так, чтобы можно было добраться до стянувших лапы пут. Действовать нужно было с молниеносной скоростью. Если ящеру удастся освободиться, то второго шанса на победу может и не выдаться. Асай отступил на несколько шагов, не обращая внимания на щелкающую в опасной близости пасть. Ноющие от боли руки неустанно направляли буйствующую вокруг заклинателя магию, выплетая новую веревку. Потоки над головой завихрялись, страстно сплетаясь друг с другом, будто любовники в танце. Невидимые частицы притягивались, уплотняясь, делаясь материальными. Не дождавшись полного завершения заклинания, Асай швырнул веревку в морду извивающемуся на полу дракону. Успел связать пасть за мгновение до рокового укуса. Но радоваться было еще слишком рано: уверившийся в недосягаемости жертвы второй дракон оставил попытки добраться до мага, круто развернулся и устремился к сдерживающим его путам. Только Асай тоже не дремал. Невзирая на то, что пальцы уже ломило от столь небрежного обхождения с магической силой, он продолжал плести веревки. Одну за одной, одну за одной. Словно одержимый. Пасть крылья, лапы, корпус, хвост… И так до тех пор, пока оба ящера не оказались надежно спелёнуты, подобно угодившим в паучьи сети мухам. Железные псы, сомкнув стальные челюсти, послушно поволокли вверенных им пленников к зияющей в центре дыре. Дыре, в которой ютился один лишь мрак да бесконечный холод. Драконы все еще брыкались, противились до последнего, пока не исчезли в каменной пасти пола. Поглотив последних бунтарей, та стала медленно закрываться. Отъехавшие в сторону тяжелые каменные плиты с характерным скрежетом возвращались на место. В сгустившейся тьме сужающегося проема злобно сверкнули желтые глаза. Все кончено. Он победил. Справился. Вернул утраченный контроль. Асай тяжело дышал, упираясь руками в полусогнутые колени. Пот градом катился по лицу, промокшая насквозь мантия неприятно льнула к телу. Покрывший левое легкое иней понемногу таял, в скованные льдом ткани возвращалась жизнь. Изрядно пострадавшие стены тоже начинали медленно восстанавливаться. Камешек за камешком. Скоро следы разрушений исчезнут, все вернется в первоначальный вид. Асай закрыл глаза, а когда открыл их, то увидел перед собой не усеянный обломками каменный пол, а зеленую травку с робко выглядывающими то тут, то там нежно-голубыми цветочками. Яркокрылые бабочки беззаботно порхали вокруг парня, что стоял на коленях посреди небольшой прогалины, уперев руки в землю. Темные глаза широко распахнуты, рот жадно хватает воздух, волосы на голове всклокочены так, словно ему всю ночь снились кошмары. Живой… Он все еще живой… И невредимый. Асай осторожно опустился на траву, закрыл глаза еще на пару долгих минут, выравнивая дыхание, приводя в порядок разрозненные мысли. Потом вновь открыл их, поднес к лицу подрагивающие от пережитого руки и принялся недоверчиво их осматривать. Краснота еще не спала, но донимающая его ломота уже начинала отступать. Руки – самое ценное, что есть у мага. Оттого им всем так страшно попадаться в лапы правосудию. За мелкие преступления маг может лишиться пальцев: от одного до всей десятки. За крупные не пожалеют отсечь и всю кисть, а то и две. Сделают свое грязное дело и с позором вышвырнут: катись на все четыре стороны. Увеченый, беспомощный, ни на что более не пригодный… Лучше уж смерть, только вот смертная казнь для мага… Асая передернуло от мысли о смертной казни. И заклятому врагу не пожелаешь. Надувают осужденного, как бычий пузырь. До тех пор, пока не лопнет, забрызгивая все вокруг кровью и ошметками плоти. Надувают медленно, позволяя в полной мере осознать весь ужас происходящего. Почувствовать, как раздувается внутри каждый орган, каждая вена, каждая мышца. Как натягиваются до предела ткани, как трещат и ломаются под давлением кости. И так до тех пор, пока… пока… Асай тряхнул головой, прогоняя пугающий образ. Он цел и снова контролирует магию – вот что важно. Харон не должен об этом узнать, иначе не видать Асаю восьмого дракона. Маг неуклюже поднялся на неокрепшие ноги. Поморщился, оглядывая учиненный погром. Не хотелось признавать правоту лидера отступников. Будь у Асая на тот момент восемь драконов, он бы сейчас не стоял посреди прогалины, а валялся в траве лицом в землю и медленно остывал. Он должен работать над крепостью: увеличить количество стен, упрочнить их. Четыре – уровень желторотых неофитов. Он и сам это понимает. Маги его уровня уже давно выстроили в ментальном узилище нешуточные лабиринты, а Асай… не способен на что-то большее, чем четыре стены и пол. Он пытался много-много раз, но возводимые в мыслях образы позорно рассыпались, не желая держать задуманную форму. Он ведь маг, а не каменщик какой-то. Откуда ему знать, что будет держаться, а что – нет. К тому же терять контроль Асай не собирался, а потому не было надобности в чем-то большем, чем четыре простенькие стены и пол. Он полагал, что безупречно контролирует и магию, и драконов. Да, ему как-то случалось терять контроль, но это было давно, в те времена, когда Асай еще пребывал на службе у короля и владел всего тремя драконами. С тех самых пор такого больше ни разу не случалось вплоть до сегодняшнего утра. Утра, когда порог его палатки переступил этот наглый песий сын! Крысеныш, постоянно сующий свой не в меру длинный нос, куда не просят! Грр! Одно лишь воспоминание о нежеланном соседе вновь всколыхнуло улегшийся было гнев. Асай сжал кулаки, стиснул зубы, но эмоциям не поддался. Нет, больше он такой промашки не допустит. Будет тщательней за собой следить и выстроит-таки лабиринт, подобающий магу его ранга. Просто так, из вредности, а вовсе не потому, что струсил. А сейчас… А сейчас он отправится прямиком к Харону и выскажет тому все, что думает о нем самом и бессовестно подкинутом красноглазом поганце. А после потребует выселить мерзкого постельного клопа и вернуть Асаю его законное право безраздельно владеть своей палаткой. Да, так он и сделает! Не сомневайтесь! Деловито смахнув с мантии пыль и прилипшие травинки, Асай гордо вскинул голову и зашагал обратно к лагерю. Трон Харона пустовал, а потому маг направился к его палатке. Самой большой и просторной из всех здесь имеющихся. И которую, к слову, предводитель ни с кем не делил. В лагере было оживленно. Любящие подольше понежиться в кровати отступники повылазили из своих палаток, развели костры и теперь готовили себе завтрак. Некоторые из них, приметив Асая, не удержались от пары-тройки безобидных шуточек. А один, встретившийся на пути, даже отошел в сторону, уступая дорогу. Отвесил шутовской поклон и произнес: "Ваше Величество". Глупцы! Асай только фыркнул в ответ. Мог бы хоть один из них справиться с семью драконами, имея в качестве сдерживающего барьера всего четыре простеньких стены?! Асай очень в этом сомневался. А раз так, то его внимания они явно не стоят. Вот когда ему в ноги начнет кланяться сам Император, тогда-то он и посмотрит, как все эти невежды будут смеяться! А пока пусть живут себе, упиваются брагой и проигрывают в кости последние портки. На большее-то и не способны. Дурачье! Палатка предводителя отступников стояла особняком от остальных. Большая, величественная. При одном взгляде сразу становилось ясно, что там обжился не какой-то безызвестный неофит. Расшитая рунами темная парча тяжело колыхалась на ветру, на самой верхушке гордо реял установленный штандарт с нанесенным на него глазом, зрачком которому служила четырехконечная звезда. Символ, объединяющий в себе чистоту взгляда, беспристрастность суждений и ясность ума. Асаю он никогда не нравился. Безвкусный и до ужаса глупый. Сам маг предпочел бы что-то более величественное или устрашающее. А глаз… Разве этим напугаешь? Насмешишь, да и только. Асай хмыкнул, остановившись перед входом. Он уже собирался отдернуть полог и войти, как вдруг услышал голоса. Кажется, Харон был внутри не один. Как великий маг в будущем и сын лорда, Асай никогда не опускался до столь низменных вещей, как подслушивание. Нет, он вовсе не собирался подслушивать, просто немного растерялся от неожиданности, замешкался. Оттого и успел услышать кое-что, что не предназначалось для его ушей. – Ни к чему такая спешка, – пытался переубедить кого-то голос Лема, одного из доверенных лиц Харона, которые являлись сразу и советниками, и первыми помощниками. – Если объявить немедленный сбор, начнутся вопросы. Не избежать паники. Повсюду будет царить хаос! – Мы вполне могли бы отбыть и через двое суток, – подхватил второй, кажется, Фаллок. – Сообщили бы, что просто перенесли дату в связи с недавними событиями. И никто не стал бы поднимать панику. Все прошло бы глаже не бывает. – Мы не можем ждать, – непоколебимый голос Харона ни с кем не спутаешь. – Риск слишком велик. Я предпочту хаос потере отряда. – Шанс нападения ничтожен, – вновь возразил Лем. – Алерот далеко не последний глупец. Он уверяет, что надежно все спрятал. Никто и не помыслит совершить святотатство, не станет разбивать статую Айкана, работу признанного мастера. Если бы Алерота начали подозревать еще тогда, то твоя безумная затея была бы оправдана, но для них он чист аки младенчик! – Пусть так, но я рисковать не стану, – Харон оставался непреклонен. – Лучше перебдеть, чем после хвататься за голову. – Опять предчувствие? – тяжело вздохнул третий участник созванного совета, голос которого был Асаю знаком, но назвать, кому тот принадлежит, он так и не смог. – Может и так, – голос Харона прозвучал совсем близко от входа. Асай не успел испугаться, как предводитель вдруг резко отдернул полог, выставляя на всеобщее обозрение греющего уши мага. – Ий! – только и смог воскликнуть застигнутый врасплох юнец. – Снова восьмой дракон? – устало поинтересовался лидер отступников, взирая на Асая сверху вниз. – З-заклинание! – неожиданно нашелся Асай. – Подпитать. Заклинание купола. – Все? – терпеливо поинтересовался Харон. Проблемный маг кивнул, хлопнул широко раскрытыми глазами. – Тогда иди. Асай развернулся и поспешил прочь. Предводитель же еще некоторое время смотрел ему вслед и только потом задернул полог своей палатки, чтобы вернуться к прерванному обсуждению текущей ситуации. Вот ведь! И угораздило же его так! Лицо мага пылало. Быть пойманным за руку, словно какой-то кухонный мальчишка! И вот как тут докажешь, что он вовсе не подслушивал? Теперь будут думать, что он денно и нощно трется у чужих палаток, навострив уши. Как же унизительно! Из-за этой глупой ситуации он так и не сказал то, из-за чего, собственно, и пришел к Харону. Ляпнул про купол, хотя их лидер явно не последний кретин – сам уже давно заметил, что укрывающее их в лесу заклинание нуждается в подпитке. Ну ничего, выскажется в другой раз. Может быть, вечером. Или завтрашним утром. Если они, конечно, не выступят. Асай замедлил шаг, призадумался. Срочные сборы. В спешке сниматься с места. Суматоха, толкотня, беспрерывный гомон и крики. И все из-за туманной угрозы возможного обнаружения. Разве не глупо? Асай не хотел никуда уходить. Складывать палатку, распихивать вещи по сундукам, а потом волочь все это едва ли не на собственном горбу! Тащиться неизвестно куда: продираться через заросли, взбираться на горы, переправляться через бурные реки… Все измотанные, потные, вонючие. Брр! Может быть, советники все же образумят их лидера-параноика и никому не придется покидать нынешнюю стоянку. Хорошее же место, надежное, удобное. Асай так увлекся внутренним монологом, что не заметил, как очутился перед собственной палаткой. Бросил взгляд на опущенный полог, заколебался, не решаясь войти. И тут же разозлился на себя за это. Чего это он мнется, словно девица на выданье?! Можно подумать, что он-таки признал превосходство засевшего в чужой палатке крысеныша. Боится его? Вот еще! Асай фыркнул и решительно отдернул полог. Не нужен ему никакой Харон! Он самолично разберется с этим сопляком! Признаться, юный маг толком не знал, чего он ожидал увидеть. Наверное, полагал, что его сосед в отсутствии хозяина палатки скромно усядется у изножья кровати и примется изучать какой-нибудь свиток для неофитов. Или же мирно прикорнет где-то в уголке, тихий, как мышка. Асай ожидал чего угодно, но явно не того, что оставшийся без присмотра наглый засранец заберется на его кровать прямо с ботинками. Заберется и развалится там аки новоиспеченный королек. Да еще и с миской орехов в меду! Лежит, балдеет. Лениво закидывает в рот по орешку и не торопясь переворачивает страницы какой-то потрепанной книжонки… Не спеша пережевывает лакомство, смакуя каждый орешек, и так увлеченно разглядывает пожелтевшие страницы, что оставляет без внимания возвращение хозяина палатки. Погодите! Асай прищурился. Это вовсе не какая-то потрепанная книжонка! Это его личные записи и заметки! Его сокровенные мысли, рассуждения и сделанные открытия! Как он посмел! Да еще и липкими руками! Этот… этот… Асай мгновенно вскипел и в два прыжка оказался подле кровати. – Ты!.. – трясясь от гнева, он ткнул указательным пальцем в бесстыжего соседа. – Я? – Арайа как ни в чем не бывало поднял на мага невинный взгляд. Плюнул на липкий от меда палец и не глядя перевернул еще одну страницу прочитанной наполовину книжицы. – Не смей трогать мои вещи! – завопил побагровевший еще сильнее маг. – Эту тоже? – уточнил Арайа, ткнув все тем же испачканным в меду пальцем прямо в средину страницы. – Да! И не тычь в нее своими грязными пальцами! – взвизгнул Асай и сердито топнул ногой. – Вот так? – с совершенно серьезным видом еще раз уточнил Арайа и снова ткнул вышеупомянутым пальцем в исписанный аккуратным почерком лист, оставляя на нем новый поблескивающий отпечаток. – Да! – Асай выхватил книжицу из липких пальцев паразита. Пора! Пора все прояснить раз и навсегда! Пусть этот песий сын поймет, наконец, где его место! – Ты! – едва ли не пуская из ноздрей дым, маг опять ткнул в соседа пальцем. – Сколько у тебя драконов?! – Ммм… – будто угадывая сложную шараду, Арайа прислонил палец к губам и поднял глаза к потолку палатки. – Один? – Один? – недоверчиво и в то же время с некоторой ноткой торжества переспросил Асай. Подумать только! Всего один, а ведет себя так нахально! Или же дурит? Недолго думая, маг уверенно подался вперед и прижал ладонь к груди нахаленка, что продолжал без всякого стыда уплетать орешки на хозяйской постели. Опустил веки, вглядываясь в расползшуюся перед ним темноту чужого нутра. Однако вместо злобных желтых глаз на Асая неожиданно воззрилась пара удивленных и красных, как свежепролитая кровь. Определенно драконьих. Это недоуменное удивление… Оно так не вязалось с грозным обликом огромной, черной, словно беззвездная ночь, твари. Будто не томящийся узник, а насторожившийся пес, к которому в будку неожиданно заглянул незнакомец. Асай отстранился, немного сбитый с толку, но довольно быстро взял себя в руки и вернулся к тому, ради чего затеял эту проверку. Какая к Аракусу разница! Хозяин стукнутый, так что нет ничего удивительного, что и дракон у него немного не в себе. Куда важнее другое: он на самом деле всего один, а значит, Асай стоит по рангу выше! Асай главнее! А потому ему правила и устанавливать! Лицо мага просияло. Он тут же выпрямился, делано выпятив грудь и вскинув подбородок, одарил ничуть не смущенного переменой соседа надменным взглядом и заявил: – А у меня – семь! Если не веришь, то можешь проверить! – Арайа ничуть не казался впечатленным. Однако не перебивал, слушал увлеченно, гоняя во рту облитый медом орешек. Тщательно обсасывая сладкую оболочку, прежде чем сомкнуть на нем острые зубки. – А раз так, то я выше тебя по рангу! – высокомерно продолжал усердствовать Асай. – Ты должен мне подчиняться! Палатка моя – правила тоже мои! Не нравится – выметайся вон! Трогать и копаться в моих вещах без разрешения запрещено! Неуважительное отношение ко мне запрещено! Есть мою еду и пить из моего меха запрещено! Ложиться на мою кровать запрещено! – он отошел к входу, схватился за разложенную медвежью шкуру и оттащил ее в сторону, обнажая вытоптанную землю с редкими пучками примятой, пожелтевшей от нехватки света, травы. Вернулся, упер руки в бока, вытянул носок правой ноги и провел по земле черту, деля пространство палатки на две неравные части. – Вот! Тут твоя территория, а там – моя! – изрек вынесенный приговор Асай. – Теперь убирайся к себе и не смей совать нос на мою часть! Арайа оценивающе взглянул на пожалованный ему кусок голой земли у самого входа, а затем неспешно перевел взгляд на ожидающего немедленного повиновения мага и лениво поскреб загривок. Все так же, без спешки, разжевал обмусоленный орешек, отправил в рот новый. С причмокиванием облизал испачканные пальцы, после же вновь поднял взгляд на хозяина палатки и невозмутимо выдал: – Не-а. От столь дерзкого ответа Асай даже рот открыл. Ч-что?! Да как он смеет! Этот… этот… Маг едва не задохнулся от возмущения. – Гнусный паразит! – разозленный, Асай вновь подскочил к кровати и тут же потребовал: – Немедленно убирайся! Слышишь?! – Не-а, – повторил Арайа и одарил мага нахальной улыбкой. – Убирайся, сказал! – заверещал Асай и, схватив стервеца за руку, насильно потащил его прочь. Только он не видел, как из-под мантии Черной Куницы бесшумно выскользнул длинный гладкий хвост. Свесился с кровати и тихо обвился вокруг ближайшей ножки. Арайа не сильно превосходил своего сожителя в телосложении, однако последний, как ни старался, никак не мог сдвинуть наглеца с места. Даже массивная кровать съехала в сторону, а тому хоть бы хны! И ведь с виду даже ни за что не держится. Улыбается, высмеивая потуги собрата по ремеслу, да знай себе свободной рукой закидывает в рот медовые орешки. Неужели незаметно прибег к магии?! Против старшего по рангу! Этот сопляк! – Если ты сейчас же не слезешь, то я поджарю твою тощую задницу так, что дымок пойдет! – пригрозил ему распалившийся Асай и с твердым намерением вскинул руку, начиная шептать первые слова заклинания. На самом деле обращать магию против своих же собратьев-отступников не просто строго возбранялось, а серьезно наказывалось. И Асай ни за что не стал бы начинать первым, если бы этот паразит не прибег к магии вперед него. Если Харон с них спросит, то витающие в воздухе следы остаточной магии безошибочно укажут на зачинщика. Асай же останется не при делах. А что? Он всего лишь защищался. Маг отступил на шаг, собирая энергию, накаляя ее, превращая безобидные частички в обозленные заряды. Сейчас он сконцентрирует ее на кончиках своих пальцев и направит в цель, прожжет этому несносному мальчишке мантию на заду. Да так, чтобы осталась большущая дыра! И пусть потом ходит, сгорая от стыда! Асай был почти готов исполнить угрозу, но тут его нога каким-то непостижимым образом споткнулась о непонятно как здесь взявшуюся оловянную кружку. Потеряв равновесие, он вскинул руки в попытке удержаться и собранная на кончиках пальцев энергия, следуя за взмахом, ушла под потолок. Ткань палатки зашипела, задымилась, и вскоре сквозь образовавшуюся дыру внутрь полился солнечный свет. Сам же Асай, так и не сумев удержаться на ногах, продолжая размахивать руками, полетел прямо на своего соседа. Шлепнулся лицом ему в живот, а рукой ударил прямо по миске с орешками. Та резво подскочила в воздух, раскидывая содержимое. Именно в этот момент в палатку заглянул Лем, один из доверенных лиц Харона. Заглянул и увидел высвеченную льющимся из проделанной в потолке дыры светом картину: новоприбывший маг полулежит на кровати, удивленно вскинув брови, а рядом с ним распластался другой – их извечно проблемный товарищ. Утыкается первому лицом в живот, руки в стороны, ноги в раскорячку. На макушке – перевернутая миска, в волосах и на мантии – прилипшие медовые орешки. Лем поначалу замешкался, сбитый с толку увиденным, но потом все-таки вспомнил, зачем пожаловал. – Срочный сбор! Через три часа выдвигаемся, – предупредил он и, повернувшись к выходу, добавил с усмешкой: – Харон будет рад узнать, что вы поладили. Кажется, на этот раз Асаю наконец-то попался тот, кто сможет его хоть немного приструнить и избавить остальных отступников от возни с капризным мальчишкой.***
Риогалл понятия не имел, сколько времени он проспал, но полагал, что немало. Все тело ломило от длительного пребывания в неудобной позе, живот недовольно бурчал от голода, а в голове неприятно гудело. Некромант поморщился и оглядел округу слегка затуманенным после сна взором. Озеро серебрилось в лучах рассветного солнца, пара белокрылых птиц уже кружила над водой, высматривая добычу. Дальше виднелась полоска низкой травы с редко выступающими из земли неровными валунами. После – лес, кажущийся весьма дружелюбным. На том берегу заливисто щебетали птицы, радуясь жизни и новому утру. Кролик робко выглянул из-под куста, встал на задние лапки, принюхался и снова юркнул в укрытие. И только тут, где неподвижно лежал кое-как укрытый дракон, все будто вымерло. Запах драконьей крови страшил, держа все живое на расстоянии. А здесь ее пролилось немало. Но что важнее: никто их не нашел. Риогалл прикрыл глаза и облегченно выдохнул. Хоть что-то хорошее за долгое время. Радоваться, конечно, все еще рано, но они живы и до сих пор на свободе. Тут ему в голову вдруг пришла пугающая мысль: а живы ли? Не остался ли он единственным, кто оказался способен открыть глаза? Некромант поспешно повернулся к лежащему под боком Каину. Слишком резкое движение отдалось протестующей болью в поврежденных ребрах. Он зашипел, рефлекторно хватаясь за бок, и с удивлением обнаружил под мантией туго наложенную повязку. Разве он не истратил все до последнего лоскутка на Каина с Раэрвингом? Нахмурился, поглаживая ткань. Воспоминания смутные, сбивчивые. Он даже толком не может сказать, кого перевязывал первым, но отчего-то непоколебимо уверен, что ни клочка разодранной рубашки ему не досталось. Может быть, он умудрился в полубессознательном состоянии отыскать для себя что-то иное? Риогалл оттянул мантию у ворота и недоверчиво заглянул внутрь. Да нет, ткань на вид та же. Но почему он тогда ничего об этом не помнит? И вот еще чудеса: как он умудрился так хорошо наложить повязку, когда сам с трудом балансировал на краю сознания? Но с другой стороны, не та же бешеная баба, предводительница диких мужланов, любовно позаботилась о травме своего врага. Хотя, что толку гадать. Все равно, кроме него самого, это сделать было некому. Да и сам он хорош – нашел, на что отвлекаться, когда его друзья лежат тут то ли живые, то ли мертвые. Оставив в покое повязку, Риогалл вновь повернулся к Каину, на этот раз уже осторожней. Сын главнокомандующего, на чью долю выпало немало страданий, лежал неподвижно, бледный, будто сама смерть. Признаться, сердце в груди у Риогалла вздрогнуло, когда тот на краткий миг поверил, что Каин мертв. Но потом полный немого ужаса взгляд упал на мерно вздымающуюся и опадающую грудь. Дышит. Слабо и редко, но дышит. Просто без сознания. Риогалл подполз поближе, приложил ладонь ко лбу. Горячий. Плохо. Нужно заняться отварами и настоями, какие для Каина делала Накайа. Жаль, что он сам не лекарь. Придется полагаться на те скудные знания, что у него имеются, вместо того, чтобы сообразить что-нибудь более действенное в нынешней ситуации. Риогалл поджал губы, проверил пульс, приложив большой палец к запястью. Такой слабый, едва прощупывается. На повязках проступила кровь. Их бы сменить, но не на что. Надо будет поискать широких листьев, наложить на раны кашицу из лечебных трав, а листьями прикрыть сверху. Риогалл бросил на Каина сочувствующий взгляд, поднялся на ноги и направился к лежащему в стороне дракону. Дракону, к которому ему идти было еще страшнее. Вспоминалась залитая кровью трава, волочащаяся следом нога, пробитая насквозь стрелой баллисты, и прочие не менее чудовищные раны от копий, других стрел, когтей и зубов вражеского дракона. На нем же живого места не осталось! Да еще и выходка с почерневшей рукой… Трудно представить, что кому-то удастся выжить после такого. Когда Каин сидел перед ним и, словно одержимый, рвал свою рубашку, Раэрвинг почти не дышал. Что же Риогаллу предстоит обнаружить теперь? Не его ли хладный труп? Раэрвинг не вернул себе драконий облик. Значит, еще жив. Еще борется. Риогалл сделал глубокий вдох и зашагал уверенней. Раэрвинг лежал там же, где его и оставили. В той же позе. Рука, вытянувшая из Каина боль, по-прежнему чернела среди зеленой травы. Несколько чешуек треснули и отвалились, обнажая под собой участки светлой кожи. Повязки насквозь пропитались кровью. Риогалл опустился перед драконом на колени, не зная, с чего начать. Все выглядело настолько плохо, что он сперва, для достоверности, проверил пульс. Долго вслушивался, пытаясь почувствовать под пальцами слабые толчки. Тишина. Будто и не бьется вовсе. Только вот кожа обжигающе горяча, у трупов подобных симптомов ни разу еще не наблюдалось. Уж он-то знает. Нормально ли подобное для дракона? Риогалл влил бы ему какое-нибудь сбивающее жар снадобье, но боялся навредить – неизвестно, как драконий организм отреагирует на вмешательство. А потому все, чем он мог ему помочь, сводилось к обработке многочисленных ран. Наверняка они причиняли Раэрвингу нестерпимую боль, а ведь ему в таком состоянии пришлось сражаться, а после еще и лететь едва ли не через всю Джакку. И он, и Каин такие сильные. В отличие от Риогалла, который чуть не загнулся, получив один единственный раз кулаком в живот. Страшно было заглядывать под намокшие повязки. Слишком серьезны, слишком глубоки полученные раны. Велика вероятность гангрены или заражения крови. Риогалл, правда, не знал, подвержены ли этим недугам драконы, но опасался, что да. Помня, как пугающе тогда выглядели повреждения, некромант несмело взялся за край промокшей насквозь повязки на боку, приготовившись увидеть картину еще более жуткую. Сюда Раэрвингу, кажется, впились драконьи когти. Не самая страшная рана, но в прошлый раз она выглядела откровенно неважно. Затаив дыхание, Риогалл осторожно приподнял лоскут. Зловоние не ударило ему в нос, что уже являлось добрым знаком. Он сделал глубокий вдох и аккуратно, стараясь не выдрать припекшиеся куски, убрал тряпицу. Рана была мокрой, блестящей от заполнившей ее крови, но чистой и менее скверной, чем некромант ее помнил. Драконья регенерация делала свое дело. Медленно, но верно. Риогалл убедился в этом, осмотрев мелкие ранки, которые уже почти полностью затянулись, покрывшись твердой коростой. Только пробитая нога по-прежнему была все так же плоха. Оставалось надеяться, что магия и лечебные травы помогут Раэрвингу выкарабкаться. Риогалл, словно древний старец, с кряхтением поднялся на ноги. Еще ждал непочатый край навалившейся работы: собрать все полезные травы, выкопать коренья, оборвать пригодные для отваров соцветия и отколупать лечебную кору. А еще неплохо было бы хоть чем-то перекусить. Полностью разделяющий мнение хозяина живот возмущенно заурчал. Тут взгляд Риогалла наткнулся на сиротливо лежащий в траве заплечный мешок. Тот самый, ради которого он столько всего выстрадал! Еда! Там была еда! Рот непроизвольно наполнился слюной, урчание в животе сделалось громче. Риогалл неуклюже поспешил к нему, придерживая рукой беспокоящие его ребра. Опустился на траву рядом и нетерпеливо схватился за тесемки. Еда, еда, еда! Серебристые глаза алчно заблестели, когда он выудил на свет несвежую лепешку из серой муки. Жадно вгрызся в нее, не обращая внимания на редкие пятна плесени, и принялся жевать, едва ли не мурча от удовольствия. В этот момент ему казалось, будто это еда самих богов. Набив лепешкой полные щеки, Риогалл снова запустил руку в мешок, схватился за увесистый кусок сильно заветренного сыра. Еще не до конца прожевав лепешку, он уже вовсю запихивал в рот отломанные куски очередного кушанья. Разумеется, некромант вовсе не собирался уничтожать всю провизию за один присест, но он был так голоден, а еда манила своим видом, своим запахом… Право, не отдавать же все плесени. Уже к завтрашнему утру все эти лепешки вполне могут полностью ею зарасти и тогда придется их выбросить. Конечно, кое-что после налета Риогалла в мешке все же осталось, но большая часть бесследно исчезла в его желудке. Желудке, который от столь непривычного объема поглощенной пищи сильно разболелся, доставляя хозяину новые неудобства. Так что некромант довольно быстро пожалел о своем несдержанном голодном порыве. Ему хотелось сейчас прилечь на мягкую травку, подтянуть колени к больному животику и тихо заскулить, проклиная свою жадность. И почему у него все не как у нормальных людей? Надо будет пожевать корень дрянь-травы. Наимерзейший вкус, зато хорошо помогает пищеварению. Ладно, нечего себя жалеть, отвары сами себя не сварят. Риогалл тяжело вздохнул, а затем поднялся на ноги и побрел к лесу. Он не знал, сколько минуло времени с момента пробуждения. Дни тянулись один за другим, почти не отличимые друг от друга. Сбор трав, варка отваров, приготовление мазей и целебных настоев. Тщательная обработка ран. Далее следовала добыча пропитания для себя самого и "личное время", остающееся до вечерних процедур, которое некромант по большей части тратил на восполнение своих поясных мешочков. К сожалению, ингредиентов для этого дела в округе было маловато, да и сподручные средства не изобиловали, а потому получалось создавать только что-то простенькое и малоэффективное. Как ни прискорбно, но все же лучше, чем совсем ничего. Добыча пропитания, к слову, тоже шла не лучшим образом. На ягодах с кореньями долго не протянешь, так что Риогаллу пришлось какое-то время носиться по берегу и отлавливать довольно шустрых для своего названия озерных черепах. Однако зверюги эти оказались на удивление смекалистыми и, быстро сообразив, что к чему, сигали в воду, едва завидев высокую худощавую фигурку горе-охотника. Силки для поимки зверья у него вышли ненадежные: если в них кто и попадался, то без труда перегрызал ловушку и был таков. Некроманту ничего не оставалось, как смастерить из сподручных средств удочку. Невесть какую, но все же удочку. Копать червей он благо умел, а потому быстро разжился наживкой. К счастью, в отличие от черепах, рыба оказалась глуповата и исправно ловилась на опущенных в воду червей. Поначалу Риогалл боялся разводить костер: люди поблизости не жили, так что дым мог выдать беглецов с головой. Однако время шло, а никто так и не пожаловал по их души. Погоня либо ушла не в ту сторону, либо так и не была за ними выслана. Конечно, всегда оставались разбойники и прочий сброд, но те терлись у больших трактов и других дорог с хорошей проходимостью, где велика вероятность поживиться на славу. Потому Риогалл теперь разводил костер без опаски в любое время дня и ночи. Правда, дело это ему не особо нравилось: кремень отыскать так и не удалось, а потому пришлось работать по старинке – методом трения палочки о щепку, в чем он был не силен. Зато в процессе добычи огня Риогалл вспомнил много подзабытых ругательств и сверху придумал еще целый пантеон новых. А еще ему наконец-то удалось выстирать мантию. Не так хорошо, как бы того хотелось, но, видит Великий Аракус, он старался изо всех сил. Даже прорехи залатал так аккуратно, насколько умел. Рыбья кость послужила иглой, а жилы дикого вьюна – нитью. Заодно и сам помылся. С превеликой осторожностью, чтобы лишний раз не потревожить больные ребра. Разделся и зашел в воду по пояс, ежась от холода. Хоть его друзья и пребывали в бессознательном состоянии, а возможными зрителями являлись лишь лесные звери да птицы, Риогаллу все равно было не по себе. Полностью обнаженный, без любимой мантии он чувствовал себя слишком уязвимым. Нужно было поскорее зайти глубже, скрыться по шею под водой, чтобы обрести хоть какое-то чувство защищенности, чтобы расслабиться и сполна насладиться купанием. А он почему-то все стоял, обхватил худое, покрывшееся гусиной кожей тело, и кусал нижнюю губу. Словно что-то держало, не позволяло сделать шаг навстречу глубине. Взгляд серебристых глаз невольно опустился вниз, туда, где дрожало его замершее в нерешительности отражение. На симпатичном личике еще были видны следы недавнего изнурения, но от этого оно, к счастью, не сильно подурнело. Ниспадающие на плечи белоснежные волосы, любовно расчесанные гребнем из рыбьего хребта, частично прикрывали тонкую шейку с бледнеющими следами чужих поцелуев. Казалось, что ее можно обхватить ладонью и сломать, не напрягая сил. А еще эти постыдные метки. Великий Аракус, как же их было много! Не только на шее. Вон та, под правой ключицей, была особенно ярка. Будто губы Вайэра оставили ее здесь не позднее, чем вчера. Проснувшаяся вдруг внутри частичка, та самая, наивная до безобразия и до чертиков надоедливая, затосковала по Князю. По его сильным рукам, по его дразнящим ласкам… таким горячим, почти обжигающим… По влекущему колдовскому взгляду, попав в плен к которому уже не спастись, не сбежать, не скрыться… Риогалл хотел было отмахнуться от нее, но хитрая шельма взяла и дочертила на воде желанный образ. Прямо позади жмущегося от холода и неловкости некроманта неожиданно вырос Вайэр во всем своем великолепии. Неотразимый стервец, сверкающий своим обнаженным, накаченным торсом. Приобнял, прильнув к спине крепким телом, нежно отвел назад волосы с правого плеча. Такой обаятельный, гад. Улыбнулся, глядя затаившему дыхание Риогаллу прямо в глаза сквозь отражение. Опустил голову на оголенное плечико так, что тот почти ощутил ее вес, приблизил губы к беззащитной шейке и… Риогалл почувствовал, как у него участился пульс, как в одночасье сбилось дыхание и закружилась голова. Кровь прилила к паху. Залившись краской, он к своему ужасу, смешанному напополам с вселенским стыдом, обнаружил, что возбужден. Желает, вновь безумно желает того, кого обязан люто ненавидеть. Риогалл шлепнул кулаком по воде, прогоняя порочное видение. Отвернулся, стиснув зубы. Какой же он слабовольный идиот. Это из-за Вайэра его друзья в таком ужасном состоянии! Из-за него одного! Риогалл понимает это и все равно… А ведь обещал! Божился! Тьфу! Сам себе омерзителен. Будто течная сука. Познавшее порок тело так сильно отравлено, что никак не желает успокаиваться. Требует утолить эту нездоровую жажду. Глубоко пустившая корни похоть туманит рассудок, чтобы легче было совратить, увести по кривой дорожке. Всего-то и нужно отринуть этот занудный здравый смысл, что не сулит ничего, кроме головной боли, и отдаться на волю желаниям, обещающим неземные наслаждения. И корни эти сидят так крепко, что не вырвать. Не справиться одной лишь силой воли. Риогалл слишком слаб перед нею. Нет, он не забыл того, что случилось во мраке подвала приютившей их целительницы. Прямо под носом у спящих друзей. Потому злополучный плащ Князя так и остался лежать в заплечном мешке. Воспоминания ожили, усугубляя чувство вины. Риогалл рвано выдохнул и закрыл глаза. Нужно успокоиться, низменные желания не должны им овладевать. Он никогда не был и не будет таким, как "эти". Не променяет благосклонность Великого Аракуса на сомнительные удовольствия, усладу греховной плоти. Да, он оступился, но никогда не поздно вернуться на путь истины. "Не надо!" – частичка внутри испуганно взмолилась, предугадывая не озвученное еще решение. – "Не смей!" Риогалл лишь плотнее стиснул зубы. Нет, он будет сильным и решительным. Сделает все, как положено, иначе это развращенное Князем тело и дальше будет томиться по самовлюбленному подонку, алкать запретных удовольствий, все сильнее и сильнее подтачивать решимость хозяина. В конце концов, Риогалл окончательно сдастся и сполна нахлебается горя. Лучше уж быть одному… Горло сдавило. Все внутри воспротивилось принятому решению. "Хотя бы еще немного", – слезно молила частичка. – "Еще разочек. Всего один разочек"… Нет! Слишком уж неудержимо тянет его к этой бесчувственной скотине. Если он хотя бы еще раз попадет под его чары… увязнет. Так крепко, что уже не вытащить. А когда Вайэр наиграется, когда диковинная игрушка перестанет его забавлять… Что тогда станет с отвергнутым Риогаллом? "А если не бросит?" – с надеждой шепнула глупая частичка. – Бросит, – горько прошептал Риогалл своему убитому отражению. – Людям рано или поздно наскучивает однообразие. "Но он не человек!" – возразила воспрянувшая духом негодница. – Тем хуже… тем хуже… – еще горше отозвался Риогалл. Он будет принимать ту настойку. Настойку, что убивает возбуждение, подавляет его и не позволяет получать удовольствие от плотских утех. И когда Вайэр в следующий раз настоит на совокуплении и прочих непотребствах, Риогалл, перед тем, как позволить увлечь себя во грех, незаметно примет настойку и чары подлого Князя потеряют над ним власть. Не получив отклика, Вайэр быстрее от него откажется, а Великий Аракус оценит по достоинству принесенную жертву и простит своему заблудшему последователю все те маленькие слабости и прегрешения. Так он и поступит. И ни за что не сойдет с выбранного пути, чего бы ему это ни стоило. "Но"… – треклятая частичка не желала мириться, не желала замолкать. – "Нет нужды. Это вовсе не грязно. Не противоречит суждениям Аракуса. По любви вовсе не грязно!" – Нет никакой любви! – мысленно рявкнул Риогалл и затолкал неугомонную частичку так глубоко внутрь себя, чтобы та больше никогда не выбралась наружу, а затем круто развернулся спиной к берегу и окунулся в воду с головой. За все это время Раэрвинг в сознание так и не пришел. А вот Каин… Каин просыпался несколько раз. Пребывал в каком-то полубессознательном состоянии, пил вливаемый отвар или рыбную похлебку, а после снова проваливался в небытие. Медленно, но верно он все же шел на поправку. Через неделю, а, может, чуть больше Каин впервые взглянул на склонившегося над ним Риогалла осмысленно. – Рио? – хрипло выдавил он. Нахмурился. Потер виски. Видно было, что ему все еще дурно. Недуг измотал парня, а голод ослабил. Он пытался вспомнить, что же произошло; понять, где он сейчас находится и отчего ему так плохо. – А я уже чуть было с рыбами не начал разговаривать, – попытался ободряюще пошутить обрадованный Риогалл, но Каин на его слова никак не отреагировал. Казалось, он его вообще не слышал. Все тер виски и хмурился, будто пытался на чем-то сосредоточиться. Сейчас он был далеко отсюда. Слишком далеко, чтобы расслышать голос друга. …Огромная магическая сеть застилает солнце, делит желтый шар на ровные клетки, будто решетка жаровни над огнем. Радость полета стремительно меркнет, захлебываясь под накрывающей волной страха… …Тень стальных прутьев падает на лицо, деля его на две неравные части. Окошко над головой такое узкое, а кусочек неба в нем такой чистый, такой голубой. И так грустно, так тоскливо на душе…. …Холодные прутья впиваются в щеки. Блестящие черные когти терзают левое плечо и правый бок. Боль вспыхивает яркими отсветами багрянца, заливает все бесконечно алым, пульсирующим светом. С каждым врывающимся в него толчком измученное тело содрогается, будто безвольная кукла. Потрескавшиеся губы все еще беспомощно шепчут, словно молитву: "Пожалуйста, не надо. Не надо". Больно. Так больно. Кажется, "там" у него все превратилось в одну большую, безобразную рану. Дзыньк. Дзыньк. Горящие, жадные звериные глаза. Смотрят непрерывно. Добыча, добыча, добыча. Дзыньк. Дзыньк. Вплетенные в волосы золотые украшения поют. Дзыньк. Дзыньк. "Действо! Действо! Действо!" Липко и мокро от струящейся из открытых ран крови. Дзыньк. Дзыньк…. …Холодный пол. Липнущая к перепачканной кровью коже пыль. И боль. Бесконечная, беспроглядная, неумолкающая. Во всем израненном теле, но более всего "там". Словно кто-то злой шутки ради засунул туда горящую головню, да так там и оставил. Больно, тошно, плохо. Хочется свернуться в клубок и беззвучно заплакать, жалея себя и свои растоптанные мечты. Только вот слез не осталось… …Безысходность, темная, давящая. Страх, не дающий сомкнуть глаз. Огонек надежды совсем крошечный и такой слабенький, способный погаснуть от малейшего дуновения ветерка. А впереди пугающая неизвестность и несколько часов горького отчаяния… …Кривая издевательская ухмылка в обрамлении аккуратно подстриженной бороды, злой взгляд, преисполненный торжественного высокомерия, колкие, язвительные слова, безошибочно бьющие в цель. Мгновение – и ненавистный лик искажается, тонет в шипящих языках пламени. А после остается лишь жалкая, скрюченная фигурка на покрытом сажей полу. Сморщенная, черная, словно оставленная на солнце виноградина… Да, так все и было. Джакар мертв, Джакка в огне. Многие из тех, кто наслаждался насилием над ни в чем не повинном анатрийцем тоже мертвы. Все получилось, месть осуществлена. Тогда отчего же так паршиво на душе? Почему он чувствует только бесконечную усталость, вместо положенной радости? Он не погиб. Выжил. Выжил и остался на свободе. Так почему же он ничего не чувствует? Каин открыл глаза, устало посмотрел на склонившегося над ним в беспокойстве Риогалла. – Где Раэрвинг? – голос будто чужой, хриплый, неровный. – А? Раэрвинг? Прости, – Риогалл виновато улыбнулся. – Я не смог его дотащить из-за сломанного ребра, но я и там устроил ему неплохое местечко. Не переживай, он хоть еще и не очнулся, но, определенно, идет на поправку. Каин повернул голову и поморщился от мерзкого гудения, что протестующее сдавило ему череп. Больно. Все тело ноет, кости ломит. К горлу то и дело подкатывает тошнота. Во рту укоренился неприятный, горький привкус выпитых отваров. Хочется вновь закрыть глаза и провалиться в долгий сон без сновидений. Но он должен увидеть, должен убедиться. Да, Раэрвинг был там, лежал на берегу. Недвижимый. Раны обложены листьями, рядом валяются в куче побуревшие от крови лоскуты его старой рубашки. Рука… Рука, вытянувшая из Каина боль, почти вернула себе привычный облик, лишь кое-где еще виднелись небольшие островки черноты. Если бы не жуткая слабость, терзающая тело, Каин поднялся бы, поднялся и подошел к нему, но он едва находил силы, чтобы оставаться в сознании. Ему казалось, будто он вдруг постарел на два века, сделался слабым, немощным, утратившим всякий интерес к жизни. Кажется, Риогалл что-то говорил ему, о чем-то спрашивал. Какая теперь разница? Сын главнокомандующего опустил свинцовые веки и безразлично соскользнул обратно в бесцветное небытие. Во второй раз он пришел в сознание ночью. Костер еще не прогорел, согревая источаемым теплом. Несколько мотыльков кружило над ним, готовые вот-вот броситься в объятия пламени. Риогалл спал рядом, что-то бормотал во сне и ворочался. Каин отвернулся, поднял равнодушный взгляд к небесам, к сверкающим далеким звездам. Таким молчаливым и холодным… Посмотрел на них немного, тихо вздохнул, а потом вновь закрыл глаза и провалился в глубокий сон без сновидений. В третий раз он бодрствовал дольше. Смог даже немного самостоятельно поесть. Но пребывал во все том же подавленном состоянии. Не говорил, только время от времени поглядывал в сторону Раэрвинга. Риогалл попытался втянуть его в разговор, но Каин отвечал односложно и крайне неохотно. Некроманту пришлось отступить и оставить друга в покое. Дня через три Каин начал вставать. Он все еще испытывал неудобства: тело болело, залежавшиеся мышцы ныли, а ниже поясницы при неудачном движении все пронзало тысячами игл так сильно, что Каин кривился и тихо шипел, стараясь поскорее сменить положение. Ходил он недалеко – по большей части до Раэрвинга, реже до озера. Стоял на берегу и в немом молчании смотрел на подернутую рябью водную гладь, потом разворачивался и возвращался на место. Подле Раэрвинга он сидел дольше. Тоже молчал. Осматривал раны, менял приготовленные Риогаллом компрессы из листьев. Когда думал, что Риогалл далеко и не видит, перебирал длинные красные пряди и грустно вертел в пальцах золотые цилиндрики. Иногда прикладывал ухо к груди в надежде услышать ровные удары драконьего сердца. Долго так сидел, а потом, разочарованный, возвращался в исходное положение. Бывало опускал голову так низко, что волосы скрывали лицо полностью, или же, наоборот, задирал высоко к небу и смотрел скорбным взором на проплывающие над головой облака. Такой Каин пугал некроманта. Он был больше похож на призрака прежнего Каина. Будто тот, Каин, хорошо знакомый, сгорел там, в Джакке. Одним вечером, когда Каин по обыкновению сидел подле Раэрвинга и смотрел долгим взглядом на расписавший удивительными красками небо закат, Риогалл подошел к нему, поставил рядом черепаховый панцирь со свежеприготовленным компрессом на замену старому и повернулся, чтобы уйти. Пытаться разговорить Каина все равно было бесполезно, а сидеть рядом и смотреть на его угасший призрак было невыносимо. Поэтому некромант предпочитал в такие моменты удалиться – заняться сбором трав, добычей пропитания или приготовлением очередной порции настоев с отварами. Если же ничего из выше перечисленного не требовалось, он уходил к озеру, садился у кромки воды и принимался пускать голыши. Наблюдал, как они скачут по ровной глади, и думал о своем. Станет ли Каин прежним? Что они будут делать дальше? Как сложится судьба? Очнется ли когда-нибудь Раэрвинг? Однако в этот раз Каин заговорил. Не глядя на друга, как-то отстраненно, но все-таки заговорил: – Я думал, станет легче, – полный тяжелых раздумий взгляд был по-прежнему устремлен вдаль, на медленно заползающий за горный хребет солнечный диск. Риогалл замер на месте, боясь спугнуть. – Я отомстил. Зажарил Джакара до горелой корки. Сжег сотни джаккайцев. Нескольких даже зарубил мечом. Разрушил их священную арену. Посеял в городе хаос и разрушения. И даже умудрился после всего этого остаться в живых. Так отчего же мне тогда так горько? – Каин грустно усмехнулся и опустил голову. – Я думал, что все уйдет. Что я снова смогу беззаботно улыбаться, мечтать о всяких глупостях, стремиться к высоким, благородным целям. Забуду тот кошмар, как страшный сон, что меркнет и отступается с рассветом. Но вместо этого, все вдруг потеряло смысл. Месть не принесла ни радости, ни облегчения. Кошмары не забылись. Я чувствую их каждую ночь, несмотря на крепость твоих отваров. Словно стая голодных волков, они кружат вокруг меня, выжидая случая, чтобы наброситься. Когда я думаю о том, что нам рано или поздно придется отсюда уйти, меня охватывает ужас, – Каин сглотнул, не поднимая взгляда, сжал в кулак пальцы подрагивающей руки. – Что там, за этими горами, за этим лесом? Очередные безумцы, жаждущие запытать до смерти ни в чем не повинных чужаков? Знаешь, когда-то я мечтал о приключениях, славных схватках, геройских подвигах. Мечтал о любви, о песнях, что про меня будут сочинять барды и странствующие менестрели. Мечтал каждый вечер, ложась в постель и закрывая глаза. Представлял всякие глупости и думал, как бы здорово было сбежать из Анатриума и пуститься в странствие по землям Империи. Посмотреть, где она начинается, где заканчивается. Проверить, есть ли еще что-то за ее пределами. Там за стенами замка находилось столько всего интересного, столько всего неизведанного… Я мечтал обо всем этом так страстно, но не осмеливался воплотить фантазии в жизнь, а когда все-таки получилось сбежать, покинуть надоевший Анатриум, я был так счастлив. Наконец-то свобода, приключения, геройские подвиги. Столько всего ждало впереди, столько всего… Теперь же мечты поблекли, выцвели, сделались какими-то далекими и незначительными. Мне больше ничего не хочется. Нет желаний, нет цели. Я сделался таким жалким, – он замолчал, свесил голову еще ниже, а затем прошептал так тихо, что Риогалл едва смог разобрать слова: – Наверное, для меня это конец… Риогалл слушал, слушал переполненную болью исповедь друга. Каину необходимо было выговориться, вскрыть этот образовавшийся в душе нарыв. Сам некромант тоже немало держал в себе, но вряд ли бы осмелился кому-то исповедаться – не хватило бы духа. Стал бы потом чувствовать себя еще более ничтожным из-за того, что другие теперь тоже знают его страхи и слабости, видят, что он на самом деле не такой неуязвимый, каким пытается казаться. А вот Каин всегда был сильным. Умел открыто говорить о своих мыслях и страхах, о том, что на душе. И Риогалл за это втайне им восхищался. Столько всего пережить, стойко вынести, преодолеть, добиться. Совершить невозможные, казалось, вещи! И после всего этого заявить такое! Риогалл подошел к сидящему на земле другу, схватил его за плечи и хорошенько встряхнул, заставляя, наконец, взглянуть себе в лицо. – Какой конец?! Хочешь заявить мне, что я зря надрывался, вытаскивая твою неблагодарную задницу чуть ли не из самой бездны Аракуса?! Зря стирал в кровь ладони об эти проклятущие палочки, чтобы развести огонь и приготовить тебе настоев с отварами? Зря по несколько часов кряду хлопотал над ранами? Зря весь извелся, гадая, проснешься ты или нет?! Каин смотрел на распалившегося друга широко раскрытыми глазами. Сначала в них не отражалось ничего, кроме потрясения, но после в глубине промелькнул проблеск боли, брови сдвинулись к переносице, а губы поджались. Он не понимает! Вообще ничего не понимает! – Меня насиловали три часа на глазах переполненной арены под насмешки и пожелания смерти! – Каин не выдержал, вцепился в ответ в мантию Риогалла, вываливая на него то, что так сильно бередило его душу. – Да, я вытерпел и выжил, но теперь меня не перестают преследовать кошмары, заставляя раз за разом возвращаться в тот день, снова и снова переживать все те ужасы. Эхо их голосов ежесекундно отдается у меня в ушах, не важно, бодрствую я или сплю! Я смотрю на воду и слышу их, вижу проступающие в отражениях ухмыляющиеся рожи, поднимаю взгляд к небесам и вновь различаю все те же очертания среди облаков. Ничего не меняется, будь то россыпь звезд, кроны деревьев или мои собственные ботинки. От них никуда не деться, они не уйдут, не оставят меня в покое. Будут изводить меня, пока окончательно не сведут с ума. Я не знаю, как мне с этим жить. Не знаю… – он стиснул зубы, пытаясь справиться с эмоциями. Это слишком, даже для него это слишком. – Сдаться – самое простое! – Риогалл не собирался ни отступать, ни щадить павшего духом друга. – Живи! Борись назло этим волосатым выродкам! Они только того и ждут. Верят, что сломали тебя. Верят, что победа все равно осталась за ними. И они будут несказанно рады, если все так и окажется. Не зацикливайся на плохом. Найди что-то хорошее и держись за него. Какое-нибудь светлое воспоминание, случай. Это не конец! Ты жив, ты дышишь, ты свободен! И я, и Раэрвинг по-прежнему с тобой. Все могло сложиться куда хуже. Кто-то мог погибнуть или потерять ногу-руку, а то и обе руки-ноги, остаться на всю жизнь увечным калекой. Я мог очутиться у них в плену или же никто из нас так и не сумел бы выбраться вовсе. Однако мы все здесь, далеко-далеко от этих ублюдков, потрепанные, но живые. Мы отомстили и вернули свободу. Мы победили, выстояли втроем против целой армии. Ты хотел помочь Раэрвингу освободить драконов, разве нет? Эта упрямая ящерица без тебя пропадет, – Риогалл все еще держал Каина за плечи, не давал отгородиться, отвести взгляд. Сын главнокомандующего поумерил свой пыл, кажется, прислушался. С сомнением скосил взгляд на бессознательного Раэрвинга. Это правда. Дракон без него пропадет. Не оставит свою безумную затею, будет метаться между Каином и свободой своего рода и в итоге выберет второе. Пообещает вернуться после, но… но не вернется… Будет лежать вот так же, только уже мертвый, бездыханный. Лежать далеко-далеко в чужих землях и смотреть остекленевшим взглядом в хмурящееся небо. Дождь услужливо смоет с чешуи пыль и кровь, приласкает и благословит. Останется единственным другом позабытому и покинутому всеми дракону, что залетел так далеко ради благородной цели и потерпел неудачу. Потому что… потому что не было никого рядом, чтобы подсказать, направить, помочь… – Знаю, тебе тяжело, но мы рядом, – Риогалл продолжал смотреть в полное сомнений лицо друга. – Я и Раэрвинг. Я верю, что ты справишься. Ты у нас сильный. Без тебя мы бы уже давно пропали. Все еще наладится. Вот увидишь, все еще наладится. Каин больше не противился. Молчал, опустив взгляд и поджав губы. Все наладится? Хотелось бы верить, что для него это возможно. Что когда-нибудь он сможет спать спокойно без убивающих сновидения снадобий и не видеть повторяющихся из ночи в ночь кошмаров. Беззаботно улыбаться, вдыхая свежий, бодрящий воздух и подставляя лицо солнечным лучам. Мечтать и радоваться жизни, как те маленькие пташки, что каждое утро скачут в ветвях у него над головой. Что-то хорошее, да? Он посмотрел на окрашенные золотистой рыжиной закатные облака и увидел в них вбитые в песок арены окропленные кровью прутья. Почувствовал на щеке их холод и пощипывающий кончик языка неприятный металлический привкус. Горько усмехнулся. Это будет нелегко. Но он попытается. Ради Раэрвинга. Ради Риогалла. Ведь они, и правда, без него пропадут. С этого вечера Каин перестал часами бесцельно глядеть в небо или проводить весь день в молчании подле Раэрвинга. Несмотря на то, что он еще не полностью оправился, сын главнокомандующего стал частенько помогать Риогаллу со сбором трав или ловлей рыбы. Смастерил две весьма сносные удочки – для себя и некроманта. Сообразил несколько годных силков, и уже в первый же день им посчастливилось отобедать жирным кроликом вместо опостылевшей рыбы. Поздними вечерами Каин чертил на песке карты, пытаясь по звездам определить их местоположение. Он больше не был похож на угасающий призрак, но и до прежнего себя ему еще было далеко. Вместе с Риогаллом они соорудили заводь из палок и толстых сучьев, начали отпускать туда пойманную рыбу – Раэрвингу по пробуждению потребуется много еды. Время текло медленно и размеренно. Каин исправно пил отвары и довольно быстро шел на поправку. Раны затягивались, боль понемногу отступала. Один только Раэрвинг никак не желал просыпаться. Его раны тоже почти все затянулись, кроме той, на ноге – ей до полного заживления было еще далеко. Чернота с руки сошла, осыпавшиеся чешуйки превратились в пепел и улетели с порывом ветра. Каин сильно беспокоился за него, но виду не подавал. Каждый вечер сидел рядом с драконом в надежде, что сегодня золотистые глаза откроются, только все так и продолжало оставаться без изменений. Тогда утомленный долгим ожиданием Каин вздыхал, поднимался на ноги и шел спать. И так день за днем, день за днем. Сын главнокомандующего уже почти потерял надежду, когда это, наконец, произошло. Был поздний вечер, с озера дул легкий, приятный ветерок, в траве стрекотали цикады и звезды над головой светили особенно ярко. Риогалл корпел в стороне над созданием гремучего порошка, а Каин наслаждался погодой, бездумно перебирая красные пряди. Он как раз опустил взгляд, чтобы выпутать зацепившийся золотой цилиндрик, когда глаза дракона внезапно широко распахнулись – два горящих золотых шара, рассеченных черной полоской вертикального зрачка. Глаза, что неотступно преследовали Каина в его жутких кошмарах. Те самые. Звериные, не ведающие жалости очи. Сын главнокомандующего оцепенел, парализованный страхом. Но вот Раэрвинг пару раз моргнул и холодное золото потеплело, обрело осознанность. Он шумно, сбивчиво вдохнул, грудная клетка вздрогнула. Занемевшие легкие расправлялись, вспоминая, как работать. Взгляд широко распахнутых глаз заметался по небосводу, пальцы судорожно дернулись, сжались, царапая землю. Раэрвинг повернул рогатую голову вбок, пытаясь понять, где он и что вообще происходит. Наткнулся взглядом на обмершего Каина. Задержался, словно не узнавая враз побледневшее лицо. У Каина пересохло во рту. Как тогда… Он смотрит, как тогда… Не понимая, не узнавая. Конечно, сейчас в воззрившихся на него золотистых глазах нет той звериной жадности, нет той неудержимой жажды, но уязвленному разуму слишком трудно избавиться от страха, слишком трудно довериться, поверить, что подобного больше не повторится. Но вот во взгляде проступило узнавание. Пересохшие, потрескавшиеся губы дрогнули, разошлись. – Кха… ин, – прохрипел Раэрвинг. Связки тут же заныли, горло засаднило. Он поморщился. В голове еще блуждал странный бледно-голубой туман. Но даже сквозь него он видел, что Каин чем-то испуган. Что-то произошло? Что-то случилось? Снова самцы с шерстью на лице? Почему Каин молчит? Почему ничего не скажет? Это Раэрвинг. Его Раэрвинг. Нет арены. Нет джаккайцев. Нет холодных, врезающихся в кожу на ладонях прутьев. Возьми же себя в руки, успокойся! Не дай им отнять у тебя еще и Раэрвинга! Вспомни что-то другое, что-то хорошее, теплое, живое… Прогони образ кровожадного монстра с безумными глазами. Ведь это тот самый Раэрвинг, что приходит в ужас от одного вида женской груди. Так пугается, что готов прятаться за Каином, лишь бы "эти трясущиеся бугры" к нему не приближались. Тот самый, что с детской любознательностью разглядывал шмеля, а после недоуменно взирал на ужаленный палец. Тот самый, что извозюкался в рыбьей крови и наотрез отказался умываться, сославшись на то, что "засохнет и само отвалится". Такой нелепый и смешной. Каин почувствовал, как страх отпускает, напряжение внутри ослабевает, а кошмары рокового дня, скалясь, нехотя отступают во тьму. Все правильно. Раэрвинг не чудовище. Он дракон, его дракон. Впечатлительный и не в меру любознательный молодой дракон. Разрушивший ради него Джакку и спаливший лорда Джакара. Раэрвинг, пробуждение которого Каин так ждал. На душе посветлело. Словно бы грозовые тучи, наконец, потеснились, пропуская сквозь просветы первые лучики солнца. Тревога исчезла с лица, Каин тепло посмотрел на пребывающего в небольшом смятении Раэрвинга, улыбнулся ему и произнес, накрывая ладонью когтистую руку: – С возвращением!***
Подперев подбородок рукой, Чарльз сидел за заваленным бумагами столом в своем кабинете. Мрачный и задумчивый. Дракон Алерота вернулся без всадника. Прибывшие на место разразившейся трагедии люди главнокомандующего не обнаружили ни его самого, ни его останков. Горожане, что воочию лицезрели буйство осквернившего божественный город дракона и пережили устроенный им великий пожар, уверяли, что видели светловолосого драконьего всадника на городской стене. Ровнехонько перед тем, как огнедышащая тварь, насланная самим Аракусом, обрушила туда потоки ослепляющего пламени. Сомнений не было – Алерот погиб. Сгорел дотла, не оставив после себя даже костей. Чарльз сделал небольшой глоток из кубка с подогретым вином. Тяжело вздохнул и, откинувшись на спинку кресла, устало прикрыл глаза. Пару дней назад он похоронил сына, наследника, а теперь потерял еще и бастарда. Алерот был вздорным мальчишкой, но весьма способным, смекалистым. Он мог бы далеко пойти. Да, Чарльз был к нему строг, но, видит Айкан, он дал своему бастарду все, что было в его силах. Алерот… При неблагоприятном исходе он мог бы сделаться непрямым наследником. Никому не было известно о его неблагородном происхождении. Чарльз постарался. Даже родовое имя ему приписал. Пришлось изрядно попотеть над этим. Подделать столько документов, печатей, подписей… Алерот Рейвенкорт, сын лорда из далеких земель. Четвертый в очереди наследования, оттого и решивший попытать счастье вдали от родного дома. Весьма убедительно. Алерот-бастард никогда бы не смог подняться выше капитана какого-нибудь мелкого пешего отряда. Его бы даже к дракону близко не подпустили. Но Алерот Рйевенкорт – дело другое. У него могло бы быть будущее. Весьма неплохое будущее. А что теперь? Пепел, да и только. Снова тяжелый вздох. Чарльз приподнял отяжелевшие веки, сделал еще глоток из кубка. Долго перекатывал вино во рту, проглотил. Такая глупая смерть. И чего он туда полез… – Лорд Хайроад! – дверь в кабинет Чарльза резко распахнулась, и внутрь влетел запыхавшийся слуга с выпученными глазами. Чарльз недовольно поднял веки и нахмурился, грозно уставившись на незваного гостя, что осмелился нарушить его уединение, даже не удосужившись ни извиниться, ни постучать. Что опять?! Он же приказал его не беспокоить. Неужели никто и пяти минут без него прожить не может! Под тяжелым, убийственным взглядом главнокомандующего слуга побледнел еще сильнее, однако не отступил. – Вам… – выпалил он, задыхаясь после быстрого бега. – Вам нужно это увидеть! Нехорошее предчувствие овладело Чарльзом. Он тут же отставил недопитый кубок, поднялся с кресла и, не проронив ни слова, последовал за взволнованным слугой. Увидеть что? Широким шагом он миновал коридор за коридором, игнорируя любопытные взгляды встречающихся на пути слуг и придворных. С каждой секундой дурное предчувствие укоренялось все глубже и глубже. Что же он должен увидеть? Неужели Каин? Наигрался с ящерицей и заявился домой. Когда весь Анатриум его уже похоронил. Иначе как еще объяснить смертельную бледность ворвавшегося в кабинет слуги, который выглядел как раз так, будто только что увидел призрака. Каин. Это наверняка Каин! Однако уверенность в возникшей догадке пошатнулась, когда вместо покоев Каина слуга целеустремленно повел главнокомандующего к комнатам Алерота, где располагались и кабинет почившего всадника, и гостиная, и спальня. Сегодня Чарльз пожаловал их новому командиру осиротевшего драконьего отряда. Дику Дрейку. Когда слуга в нетерпении распахнул двери, перед Чарльзом предстала полная недоумения картина: в обставленном со вкусом кабинете, подпирая задом резной стол из красного дуба, стоял, поглаживая двумя пальцами аккуратно подстриженную бородку, новый хозяин покоев – Дик Дрейк; рядом в тяготящем молчании находился лорд Гаррот, видимо, заглянувший справиться, как идет перестановка в кабинете, а чуть правее от входной двери перед опрокинутой статуей Айкана застыли двое бледных как полотно слуг. Главнокомандующий бросил угрюмый взгляд на лежащие на дорогом ковре обломки. Прекрасная статуя работы одного из выдающихся мастеров прошлого столетия изрядно пострадала: рука со вскинутым в воздух молотом откололась по самое плечо, могучую шею пересекала крупная трещина, словно нерадивый палач не смог отрубить ее одним ударом, плюнул на это дело, да так и оставил. От оголенного торса, плеч, искусно вылепленных одеяний откололись куски – по большей части мелкие, но была среди них и несколько крупных. Одна из широко расставленных ног раздробилась на три части, другая обзавелась парочкой приметных трещин. Видимо, бестолковые слуги уронили скульптуру, когда по прихоти хозяина взялись передвигать ее на новое место. Пренеприятнейший инцидент, да. Но неужели его уединение было грубо нарушено ради какой-то разбитой статуи?! Да, это, несомненно, трагедия. Столь искусная работа, изваяние бога… Но, может быть, стоит уже научиться решать хоть какие-то проблемы без участия командующего королевской армией?! Однако прежде чем Чарльз открыл рот, чтобы отчитать пославшего за ним Дрейка, тот в свою очередь поспешил прояснить ситуацию: – Лорд Хайроуд! – обратился к Чарльзу Дик, пытаясь сдерживать распирающие его эмоции. – Как новый хозяин этих покоев, я решил навести здесь порядок перед тем, как приступить к возложенным на меня обязанностям. Устроил небольшую перестановку… – Я вижу, – сухо отозвался главнокомандующий. Лицо его посуровело, а губы сжались в тонкую линию. Однако он не стал горячиться, терпеливо ждал, что же ему собирается поведать драконий всадник. Ждал только потому, что было что-то настораживающее в лице Дика: слишком уж возбужденно блестели его глаза, чересчур нетерпеливо рвались с языка слова. Чутье подсказывало, что вряд ли подобное состояние вызвано одной лишь разбитой статуей. – Статуя Айкана, – нервно сглотнув, продолжил объяснять Дрейк, которому не терпелось поскорее добраться до того, что так всех взволновало в этой комнате. – Хотел передвинуть ее в другой угол, но эти косорукие кретины, – он бросил сердитый взгляд в сторону "косоруких кретинов", и те невольно вжали головы в плечи, – не удержали ее. Разбили. Я, разумеется, начал их бранить, но когда подошел ближе, то увидел… – его взгляд заметался, Дрейк не знал, как преподнести главнокомандующему свою невероятную находку. И не нашел ничего лучше, чем сунуть ее прямо в руки своему командиру. – Вот. Чарльз не сразу понял, что это такое. Признаться, из-за охватившего его раздражения он поначалу не заметил мятых листов бумаги, которые Дрейк все это время сжимал в руке. Теперь же всадник взволнованно протягивал ему неаккуратно сложенные страницы. Было видно, что не так давно эти листы были небрежно сложены в четыре раза и содержались в далеко не в самом чистом месте, ибо их страницы покрывала белая известковая пыль. – Внутри статуи, – пылко продолжил свой рассказ Дрейк; его глаза лихорадочно блестели, не отрываясь от лица главнокомандующего, который опустил хмурый взгляд на исписанные листки в своих руках. – Они были спрятаны внутри статуи. В пьедестале. В нем продолбили отверстие и замаскировали его крашеной белой дощечкой. Подогнали очень умело. Даже присмотревшись, никто не увидел бы подвоха. Когда статуя упала, дощечка вылетела из пазов, а следом за ней и несколько листков. Я наклонился и поднял один. А когда взглянул на него, чтобы понять, что же это такое… Но Чарльз уже не слушал своего собеседника. Он и сам прекрасно видел, что это такое. Подсчеты, записи поставок, учет переданного товара. Перечисление. Гарантии. Цепкий взгляд быстро бегал по исписанным не самым аккуратным почерком страницам. Фиалы, сосуды, порошки, редкие смеси, магические книги, провизия… вино, брага, эль… белье, заговоренные камни, амулеты… В списках числился даже ритуальный кинжал, о пропаже которого пару месяцев назад плакались королевские маги. И все это многочисленное добро спокойно перекочевывало из замка в руки отступников прямо под носом главнокомандующего! Чарльз нервно пролистал страницы, выхватывая взглядом проставленные в углу даты. Три года! Целых три года! Харон! Да, это его роспись внизу под списком. Изящная и размашистая, с пририсованным рядом глазом, зрачком которому служила четырехконечная звезда. Этот их шутовской символ. А левее еще одна роспись, хорошо знакомая всем здесь присутствующим. В особенности Чарльзу. Нервная и быстрая, будто взмах меча. Алерот Рейвенкорт. Чарльз неотрывно смотрел на впитавшиеся в бумагу чернильные линии, складывающиеся вместе в имя почившего командира одного из драконьих отрядов. Один сын – глупец, второй – предатель. Рука, державшая листки, стиснула их, сминая бумагу с одного края. Зубы плотно сжались, полный гнева взгляд уперся в расплывшиеся строчки. Неужели оказалось недостаточно всего того, что отец ему дал? Захотелось урвать кусок покрупнее? За чем же ты гнался, Алерот? Вряд ли тебе были интересны идеи о свободе магов от имперского гнета. Нет, куда больше твою честолюбивую душонку привлекала собственная выгода, не так ли? Хотелось высокого титула, своих земель. Если бы эти отщепенцы преуспели в своем деле, ты вполне мог бы получить желаемое с лихвой. Раз уж своего наследства не досталось. Не устыдился плюнуть в лицо собственному отцу, который без каких-либо препятствий мог отречься от бастарда, заполучив, наконец, законного наследника, оставить на произвол судьбы. Однако он этого не сделал, решил взять на себя ответственность, поступить благородно и дать мальчику будущее. Алероту сильно повезло, что он уже мертв, иначе Чарльз прикончил бы вскормленную им крысу собственными руками! Благо никому не ведомо, что Алерот – бастард главнокомандующего. Только у Чарльза и без того будут немалые проблемы, если о бумагах прознают. Ведь это он привел предателя в Анатриум, он поселил его в замке и назначил на должность командующего отрядом драконьих всадников. – Это, – Чарльз тряхнул зажатыми в руке бумагами, – не должно выйти за пределы этой комнаты, – он обвел присутствующих тяжелым взглядом. – Нам не нужен скандал. Если слухи дойдут до короля, могут полететь головы. Отступники прячутся где-то в наших лесах. И если мы сейчас их схватим, то сможем прикрыть всю эту некрасивую ситуацию. Нужно выяснить, что делал в отмеченные здесь дни Алерот: куда ходил, с кем говорил, в какую сторону улетал на своем драконе. Займись, – он грубо пихнул Дику обратно крамольные бумаги, повернулся к лорду Гарроту и коротко кивнул, чуть скосив взгляд в сторону застывших слуг. Тот понимающе кивнул в ответ и послушно удалился следом за Дрейком. Слуги по природе своей не в меру болтливы. Попавшая им в голову тайна принимается щекотать язык, скачет на самом кончике, дразнит, вызывает нестерпимый зуд – как тут устоишь. Изведет ведь, пока не поддашься, пока не выпустишь проказницу. Она так и будет перепархивать из одних ушей в другие, пока не доберется до короля. Такого допустить никак нельзя, никак нельзя. А жаль, один из этих троих был весьма толковым… ___________________________________________________ * Драконий ар – авторское название группы драконов, держащихся вместе (то же самое, что стая волков/птиц/рыб)