"У драконов есть благоприятные периоды спаривания, но будучи существами разумными, драконицы не поддаются инстинктам слепо, подобно всем остальным животным. Они сами принимают решение о надобности в потомстве и тем самым контролируют популяцию. Однако стоит заметить, что каждое отложенное яйцо сильно истощает магический резерв самки, на полное восстановление которого требуется около десятка лет. Повторная беременность в период восстановления приводит к больному и слабому потомству, которое редко доживает до своего первого полета ".
Из наблюдений безымянного исследователя, не допущенных к публичному ознакомлению.
О нет! Опять переход! Из-за какой-то несусветной глупости. Из-за вероятности настолько ничтожной, что никто в здравом уме и пальцем бы не пошевелил! Но нет! Собираемся, идем! Весь лагерь всполошился: отступники носятся, мельтешат перед глазами, переругиваются, словно бабы на ярмарке. Аж голова гудит! И хоть бы одна скотина поинтересовалась: а не нужна ли тебе, Асай, помощь? Но нет, куда там! Они ведь только и могут, что над ним хихикать. А ведь он маг с семью драконами, сын лорда! Его не обучали палатки собирать. Проклятье! Откуда здесь столько веревок?! Асай в очередной раз запутался в собственной палатке, обо что-то споткнулся и растянулся на лежащем в беспорядке полотне. Разозлился, вскочил и снова грохнулся. Да что ж такое-то?! Что за нечистая магия?! Поднимаясь на ноги во второй раз, маг гневно зыркнул по сторонам в поисках виновника своих несчастий. Однако все были слишком заняты собственными сборами, чтобы обращать на него внимание. И только один лишь Арайа вне суеты сидел неподалеку на одном из сундуков. Сидел и открыто забавлялся потугами своего сожителя. Знай себе беспечно болтает ножками в воздухе, лениво грызет жженый сахар и в ус не дует. А ведь мог бы и подсуетиться, раз уж Асай вынужден терпеть его присутствие. – Чего расселся?! Помогай давай! – прикрикнул на Куницу рассерженный маг. – Твоя палатка, – просто отозвался Арайа и пожал плечами. От такого ответа Асай весь надулся и побагровел. Да, он говорил, что это его палатка. Да, он отвел нежеланному соседу участок голой земли перед входом, чтобы тот поскорее от него сбежал. И да, после всего этого он хочет, чтобы тот был так любезен и помог ему. И нет, угрызений совести он не испытывает. Но даже при всем при этом Асай понимал, что, возможно, самую чуточку, он вел себя, как свинья. А еще он понимал, что никто в лагере с ним нянькаться не будет. Если он не пошевелится, то рискует сильно отстать или вообще потеряться в дремучих лесных дебрях. Многие уже были полностью готовы к отъезду, другие же активно подтягивались. Один он все еще ковырялся на начальных стадиях. Не хотелось плестись в хвосте колонны и глотать поднятую впереди идущими пыль. Что ж, придется пойти на компромисс. – Так уж и быть, я разрешу тебе спать правее от полога, – Асай торжественно объявил свое заманчивое предложение. Однако выказанное великодушие не нашло никакого отклика. Наглец как сидел на сундуке, так и продолжал сидеть. Асай поджал губы. Ладно. – Хорошо, выделю тебе целый угол. Подальше от полога, – новое, еще более заманчивое предложение отчего-то опять не вызвало особого радушия, а потому магу пришлось скрепя сердце добавить сверху: – И шкуру оленью дам. На время. Снова нет?! Ах ты, крысеныш! Что тебе еще надо?! Ничего щедрее Асай за всю свою жизнь никому не предлагал. И свой угол, и шкура! О чем еще можно мечтать?! Скрежеща зубами, он обернулся через плечо: почти все собрались, вот-вот двинутся. Что же ему делать? Как сдвинуть зажравшегося упрямца с места? Думай, Асай, думай! Он снова бросил взгляд на формирующуюся позади колонну, занервничал еще сильнее и в итоге не выдержал: – Ладно-ладно! Можешь спать вместе со мной на кровати! На этот раз предложение было встречено хитрой улыбкой. Арайа оставил недогрызенную плитку жженого сахара и спрыгнул-таки с сундука. Конечно, он и без этого дозволения собирался там спать, но так выйдет куда занимательней. Теперь маг больше не сможет его спихивать и орать дурниной, чтобы он слез с его драгоценной постели. Нет, этой надменной козявке придется проглотить свои возмущения и терпеть, проклиная себя за заключенную на эмоциях сделку. Вот зрелище-то будет! Начнет локти кусать, да себя изводить. Строить обходные планы, ломать голову над тем, как исправить ошибку, как выжить своего непрошибаемого соседа. На это стоит посмотреть. Пока не ожидавший столь быстрого согласия (хотя что там быстрого – вообще хоть какого-то согласия) Асай стоял с приоткрытым ртом и хлопал глазами, ненавистный ему неофит подошел к расползшейся по земле перекрученной палатке и в два счета сложил ее так, как полагается. Точно и аккуратно. Демонстративно отряхнул руки и довольный собой вернулся к отложенному в сторонку жженому сахару. А? Что? Как? Асай переводил недоуменный взгляд со сложенной палатки на невозмутимо грызущего лакомство сожителя и обратно. Вот так просто? Раз – и все? – О! Уже тронулись! – вдруг подметил Арайа, повернув голову в сторону выстроившейся колонны отступников. А затем резво соскочил с обсиженного сундука и пошел прочь. – Куда?! – больше испуганно, чем гневно воскликнул очнувшийся маг. – В дорогу. Куда ж еще? – просто отозвался красноглазый неофит, все имущество которого состояло из зеленой мантии да нескончаемого запаса рассованных по тайным кармашкам сладостей. – А остальное? – растерянно вопросил Асай, обводя взглядом расставленные в беспорядке вокруг него узлы, мешки и сундуки. – Уговор был только на палатку, – пожал плечами Арайа и, начав мурлыкать себе под нос какой-то веселый мотив, продолжил шествие. Вот ведь мелкий гаденыш! Гнев вспыхнул внутри подобно сухому мху, на который попала неосторожная искра. Да как он смеет так обращаться с вышестоящим по рангу! Этот молокосос! Стиснув зубы, Асай со всей злости пнул ближайший мешок. Шутить с ним вздумал, да? Обвести вокруг пальца захотел?! Наверняка специально запутал веревки так, чтобы Асай не смог с ними совладать. Запутал, а потом обманом вынудил предложить то, чего Асай никому в жизни не предложил бы ни за какие коврижки! Даже за восьмого дракона не предложил бы (наверное)! Спать в одной постели с каким-то блохастым, завшивленным проходимцем, не пойми откуда вылезшим! За всю жизнь не знавшим ни мыла, ни мочалки! Сын лорда и оборванец! Беее! И все же, если им придется спать в одной постели, надо будет заставить этого крысеныша помыться, а то Асай тоже блох нахватается. А может, и еще чего похуже. И все же… Зла не хватает! Аррр! Получил свое и сбежал! А проку никакого. Асай все равно не успевает: ему еще нужно погрузить оставшееся добро на телегу, а отступники уже отходят. Харон со своими доверенными лицами заметает следы, наводит сбивающие чары. Глядишь – скоро никого вокруг не останется, а отступников и след простынет. Надо торопиться. Отомстить он всегда успеет, а вот догнать колонну… Маг схватил тот самый мешок, который ранее удостоился пинка, и, кряхтя, поволок его к запряженной мулом телеге. Еле-еле поднял, пыжась от натуги, и кое-как опустил на крытое соломой дно повозки. Утер выступивший на лбу пот и поплелся за следующим. И если мешки еще можно было худо-бедно стерпеть, то сундуки… Громоздкие, неповоротливые, несподручные. Один конец поднимаешь, тащишь, пыжишься, второй – по земле волочится, за каждую кочку, за каждый корень цепляется, окаянный. А затаскивать его в телегу? Спину сорвешь, упреешь и мозоли с заусенцами потом считать замучаешься. Асай ведь сын лорда, а не пахаря, его рожали не для того, чтобы тяжести ворочать, у него вся сила в дух пошла, на заклинания. А тут!.. Несправедливость! Кругом сплошная несправедливость! Поминая всех, от торчащих из земли кочек до оставивших его отступников, недобрыми словами, Асай затащил-таки в телегу последний сундук, прислонился спиной к деревянному борту и утер рукавом струящийся по раскрасневшемуся лицу пот. Теперь наконец-то можно было перевести дух. Асай огляделся в поисках выстроившихся в колонну отступников. Конечно же! Можно было и не сомневаться! Никого не осталось. Ни одна скотина не задержалась, не вспомнила о покинутом Асае. Даже на секунду! Зато если подшутить над кем припрет – он у них первый в списке! Ну и ладно! Не больно-то и хотелось. Только вот поторапливаться все равно нужно – заклинание Харона времени даром не теряет. Вон, на их стоянке вся трава уже распрямилась, вытоптанные проплешины почти заросли. Скоро поляна вернет себе первозданный вид, и никто не скажет, будто здесь еще утром стоял чей-то многочисленный лагерь. Заклинание это сложное, требует много сил. Жаль только для людей не подходит, иначе того жуткого уголька вмиг бы обратно красавцем заделали. Все, нечего рассиживаться! Когда заклинание здесь закончит, то потянется следом за произнесшим его заклинателем, проделывая по пути те же самые фокусы. Вот тогда-то Асаю их уже ни за что не догнать. Маг отлепился от борта и вскочил на облучок. Вернее, заполз. Взял в руки поводья и тронул телегу. Однако впряженный в нее мул характером пошел в хозяина, а потому на понукание ответил лишь презрительным взглядом да раздраженным взмахом хвоста. – Ах ты, скотина ушастая! – разозлился не терпящий возражений Асай и хлестнул поводьями, требуя немедленного подчинения. Но упрямая животина вместо того, чтобы, наконец, сдвинуться с места, протестующе заржала и лягнула телегу. Пока же Асай воевал с мулом, поляна успела полностью зарасти травой. Следы же ушедших вперед отступников были еще видны, но грозились вот-вот исчезнуть. Мул, видимо, тоже это смекнул. Вряд ли ему хотелось остаться посреди леса в компании дрянного хозяина, а потому животное прекратило показывать характер и нехотя двинулось вперед. Только вот долго торжествовать Асаю не пришлось: не успел он отъехать достаточно далеко, как из лесной чащи наперерез вдруг выскочил вороной конь с седоком на спине. Егерь? Охота? Король? Внутри у Асая все обмерло, он мертвой хваткой вцепился в поводья, вытаращив глаза на нежданного гостя. Приметив нечто подозрительное, тот придержал коня и в свою очередь вытаращился в ответ на одинокого путника, которого не рассчитывал встретить в самой чаще леса. Пешего – еще ладно, а с телегой… Да так далеко от дороги… Всадник уже было открыл рот, чтобы поинтересоваться, не заблудился ли парнишка, как его взгляд вдруг задержался на мантии. Маг? – Отступник! – потрясенно воскликнул мужчина и выхватил притороченный к бедру меч. А что еще мог противопоставить простой разведчик магической мощи семи плененных драконов? Сталь против силы, способной расщеплять тела на незримые частички, вызывать грозы среди ясного неба и обращать огонь в лед. Асай мог бы, не вставая с облучка, воспламенить его кровь, воззвать к земле и задушить ползучей лозой или разверзнуть под ногами земную твердь, чтобы та поглотила недруга вместе с конем. Однако вместо этого Асай, великий маг, не знающий равных, пленитель семи драконьих душ, чародей небывалой силы и завидного ума, тот, перед кем однажды падет на колени сам Император, дал деру. С выпученными от страха глазами сиганул с телеги на землю и припустил бежать к ближайшим кустам. Он еще никогда не сражался с человеком и тем более никогда никого не убивал. Асай растерялся, позабыл все заклинания и пассы, а потому не придумал ничего лучше, чем пуститься наутек. Всадник развернул коня одной рукой и коленями и отправился в погоню. Взять живым! Он должен взять сопляка живым!***
Арайа неспешно шагал с краю колонны, незаметно перебираясь из головы в хвост и обратно. Отступники были слишком заняты разговорами друг с другом, чтобы обращать внимание на новоприбывшего собрата. Так что Третий Коготь Куницы беспрепятственно прислушивался к болтовне, тщательно запоминал каждое слово и делал в голове пометки для нового письма Императору. В очередной раз оказавшись в хвосте колонны, Арайа обернулся. Не видно ли там спешно догоняющего их избалованного мальчишки? Нет, не видно. Хотя уже прошло достаточно много времени. А, вот и он! Точнее, его телега. Арайа чуть замедлил шаг, прищурив красные глаза. Да, телега с мулом, но без хозяина. Где же он? Неужели сундуком придавило? Телега приблизилась. Когда она проезжала мимо чуть подотставшего отступника, тот поднялся на цыпочки и с любопытством заглянул внутрь. Нет, сундуком не придавило. И мешком тоже. Может, заснул и свалился по дороге? Арайа остановился, пропуская телегу. Меланхоличный мул как ни в чем не бывало прошествовал мимо и занял место в хвосте колонны. Подстроился под общий темп и пошел себе дальше, словно так оно и должно было быть. Никто опять же не заметил ни прибавившейся в хвосте телеги без хозяина, ни исчезнувшего куда-то красноглазого неофита. Чутье никогда не подводило Арайю. Нет-нет, глупый мальчишка не свалился с телеги, не уснул в дорожной пыли. Неужели гости? Верилось с большим трудом. Чтобы забрести в эту глушь, нужно было постараться. Отступники окружили свою стоянку отвращающими заклинаниями: любой, не имеющий при себе надлежащего амулета, сам того не ведая, обходил широким полукругом лагерь мятежников и прилегающую к нему территорию. Купол убрали, но заклятие пока еще действовало. Оставались разве что анатрийские ловцы. Только вот те были слишком ленивы и объезжали лишь окрестные таверны, успешно охотясь за элем да девками, вместо полагающихся им отступников. Даже внезапно разразившаяся чума не заставила бы их убраться в глухие леса, если только… Если только кто-то не отыскал бумаги, о которых в полголоса судачили доверенные лица Харона. Признаться, тайник был весьма неплох, и трудно было поверить, что тугие на умишко анатрийцы смогли так быстро его отыскать. Но если это на самом деле так, то посрамленный отец неблагодарного бастарда наверняка отправил за ними едва ли не всю армию. Отступники отягощены повозками, а также многочисленны. Такой отряд непросто укрыть. Полсотни душ! Стычка непременно случится: больше половины перебьют, остальным устроят показательную казнь. А с уничтожением отряда все шпионство накроется медным тазом, чего Арайа никак допустить не мог. Судя по тихим разговорам лидера со своими советниками, близилось нечто грандиозное, способное пошатнуть мир. Кажется, рассеянные по всем королевствам мятежные маги собирались, наконец, сойтись вместе, явив Империи силу, с которой нельзя будет не посчитаться. Так что этот отряд должен добраться до места встречи в целости и сохранности. Третий Коготь Куницы незаметно юркнул в кусты, быстрее дикой кошки вскочил на дерево и с завидным проворством поверху последовал обратно к стоянке. Мантия сильно мешалась, но времени на смену одежды не было, так что приходилось мириться с некоторым неудобством. Через каждые десять прыжков Арайа замирал, прислушивался, а после возобновлял путь. Он ничуть не был встревожен или хоть капельку обеспокоен. Словно вознамеривался не разбираться с анатрийской армией, а всего-навсего вышел на прогулку в погожий, солнечный денек. Ветка, ветка, развилка ствола, ветка, ветка, обломанный сук. Еще две ветки. Остановка. О! Что же у нас тут такое? С усмешкой на губах Арайа выпрямился. Никак он слышит лошадиное фырканье? Он бесшумно перепрыгнул на соседнее дерево, прошел на кончиках пальцев едва ли не на самый конец длинной, чуть покачивающейся под его весом ветки. Остановился, с любопытством вытягивая шею над густой листвой. И правда – конь. Молодой жеребец, нетерпеливый. Топчется на месте, недовольный тем, что хозяин его бросил. Прядет ушами, фыркает. А хозяина все не видать. Запропастился куда-то и не думает возвращаться. Ладно, пускай хозяина не видать, зато вот продавленные колеи от резко остановившейся телеги и уходящие в лес следы от двух пар ног видать хорошо. Арайа прикрыл красные глаза и глубоко втянул носом воздух, перебирая пойманные запахи. Нет, маг здесь был только один. Один, перепуганный едва ли не до мокрых штанишек. Второй же – человек, хозяин покинутого коня. Обычный разведчик. Даже не ловец. Арайа не смог сдержаться и прыснул в кулак. Жаль, что он этого не видел. Малек так хорохорился, грозился самого Императора на колени поставить – и вот вам! Сбежал от простого разведчика, да так быстро, что потерял один ботинок. Арайа спрыгнул вниз, не удостоив вниманием шарахнувшегося от него коня. Беззаботно прошел по мягкой травке вперед, поддел пальцем потерянный ботинок. Вот, значит, как. Шнурок лопнул. Озорная улыбка сделалась еще шире. А из этого может кое-что получиться. Удовлетворенный увиденным, Черная Куница перехватил ботинок за шнурки и, играючи помахивая им в воздухе, прогулочным шагом направился в гущу леса, по следам из притоптанной травы и сломанных веток. Только ступив на этот путь, он быстро понял, почему ринувшийся было в погоню верхом всадник, все же оставил коня – слишком много колючего кустарника и кочек. Однако не успел Арайа пройти по следу всего ничего, как вдруг что-то тихо зашипело в воздухе. Что-то стремительно приближающееся к нему со спины со скоростью выпущенной из лука стрелы. – Отступник! – с торжеством гаркнул позади чей-то весьма знакомый голос. Как раз перед тем, как Арайа лениво махнул в воздухе рукой, словно бы отгоняя назойливую мошкару. Брошенная в него ловчая магическая сеть разлетелась на клочки, не успев раскрыться. И пока сплетший ее маг, раскрыв рот и хлопая вытаращенными глазами, силился осознать происшедшее, отступник повернулся к нему лицом. Повернулся и просиял в обманчиво-дружелюбной улыбке: – Традиан! Какая неожиданная встреча! Я успел так сильно по тебе соскучиться! – Арайа радушно раскинул руки в стороны, словно бы собираясь обнять столь желанного друга. Сидящий верхом на гнедом коне маг побледнел хуже покойника. Его руки затряслись, а по ногам непроизвольно побежали теплые струйки. Слишком свежи были в памяти Традиана воспоминания о совместно проведенном времени с этим Аракусовым отродьем. – До-до-достопочтенный Арайа, – запинаясь выпалил он, не помня себя от ужаса. Традиан так радовался, что, наконец, распрощался с гаденышем и больше никогда его не увидит. Не испытает вновь жгучий стыд из-за прохудившегося мочевого пузыря. И эти преследующие по ночам красные глазенки вскоре выветрятся, исчезнут из памяти… И вот, не прошло и нескольких дней, как мучавшее мага чудовище вновь предстало перед ним и так ненавидимые красные глазенки с нескрываемым удовольствием опять впились в скукожившуюся в седле фигурку. – Молодец, не забыл правил нашей маленькой игры, – каратель широко улыбнулся, а затем вдруг сменил выражение лица на озадаченное и почесал подбородок рукой, в которой были зажаты шнурки покачивающегося в воздухе ботинка. – Только вот "достопочтенный" уже было, а я просил тебя не повторяться. И как же нам теперь быть? – В-великопочитаемый Арайа, – быстро исправился пришедший в еще больший ужас Традиан. – Вот, совсем другое дело, – улыбка вновь вернулась на лицо Черной Куницы. – Можешь ведь, когда захочешь. Ммм, – он задумчиво огляделся. – Далековато от королевских угодий, не думаешь? О! Или ты за мной поехал? Никак не смог вынести разлуки и побежал следом умолять меня вернуться? – От-отступники, – промямлил маг, обильно потея. – Л-ловим. – Ого! – Арайа присвистнул. – Много поймали? – П-пока никого, но… – Императору неугодно, – не дав магу договорить, отрезал Третий Коготь так, словно сам являлся Императором. – Ч-что?! – Традиан в непонимании захлопал глазами. Что значит – неугодно? Разве не сам Император повелел правителям, что находились у него в подчинении, излавливать и расправляться с любым беглым магом? – Стал тугим на ухо, что ли? – без обиняков спросил красноглазый мучитель, а затем повторил погромче, по слогам, да так, словно напротив него находился не маг в самом расцвете сил, а выживший из ума дедуля. – Императору неугодно. Возвращайтесь в замок. – Н-но почему?! – Традиан никак не мог взять в толк, что же тут происходит. – Слышал сказку про одного глупого мага, который задавал много вопросов? – Черная Куница крутанул ботинок в воздухе. Туда-обратно. Туда-обратно. – Но я не руковожу миссией! – вознегодовал маг, позабыв про страх. – Я не могу прискакать к главнокомандующему и сообщить, что мы передумали и отправляемся домой. Я всего лишь приглашенный маг из другого королевства. Я не имею над ним власти. Или же ты хочешь, чтобы я сказал им, будто бы у меня случилось божественное провидение и в нем сам Император возжелал, чтобы мы отсюда убрались? – Если хочешь, – Арайа беспечно пожал плечами. – Да ты издеваешься! В эту чушь никто не поверит! – Тогда придумай что-нибудь другое, – невозмутимо ответил каратель, а затем вдруг расплылся в неприятной, пробирающей до дрожи улыбке: – В противном же случае мне придется с глубочайшим сожалением сообщить Императору, что его новый шпион трагически скончался в дороге: споткнулся средь бела дня и сломал шею в трех местах, бедняжка. Традиан весь оледенел. Черным Куницам дозволено, если не все, то очень многое, а их командирам и того больше. Арайа абсолютно беспрепятственно может убить его каким угодно способом в любой момент, даже не имея на то причин. Чисто из прихоти или дурного настроения. Император не будет горевать – отправит в Анатрийскую башню нового мага-шпиона, в которых никогда не бывает недостатка. – Хо-хорошо, – проблеял Традиан и выдавил из себя напоследок перед тем, как умчаться прочь: – Е-е-едина для всех воля Императора. – Вот умничка, – произнес Арайа, когда лошадь со всадником спешно скрылась за чередой толстых стволов, и снова крутанул в воздухе пойманный за шнурки ботинок. Что ж, одна проблема решена, осталась вторая. И куда же запропастился его дотошный сосед по палатке?***
Асай несся по лесу не разбирая дороги. Хотя какой там дороги, ведь ее-то как раз в чаще и не было. А оттого перепуганный маг то и дело спотыкался, цеплялся мантией за ветки, вырывая клочки из дорогой материи. Один ботинок он потерял еще в самом начале, но даже не заметил. Мелкие камешки и торчащие из земли корни ранили босую ступню, но и этого Асай тоже не замечал. Здоровяк с мечом не отставал, пыхтел позади, выкрикивая проклятия. Вот-вот нагонит. Пусть страх и придавал ему сил, привыкший к легкой жизни сын лорда не отличался выносливостью. Они не успели пробежать и сотни волчьих скачков, а он уже находился едва ли не на последнем издыхании. Ноги того и гляди сейчас подкосятся, сбросят хозяина на землю, а этот с мечом – тут как тут. Зарубит, насквозь проткнет! Насадит его тушку на меч, словно куропатку! Впереди показались заросли кустарника, достаточно густые, чтобы на несколько секунд скрыть юного мага от взора бранящегося без устали преследователя. Асай не преминул этим воспользоваться и, пробежав еще немного, юркнул за широкий ствол одного из могучих деревьев. Он больше не мог бежать: легкие горели, сердце барабаном стучало в висках, а ноги сделались ватными и наотрез отказывались нести трусливого хозяина дальше. Трусливого? Нет, не он вовсе не трусливый! Просто неподготовленный. Ему необходимо время, чтобы обдумать свое положение и принять верное решение. Асай вжался спиной в шершавый ствол и прикрыл рот вспотевшими ладонями, из которого шумными рывками вылетало сбитое дыхание. Конечно, его укрытие не было идеальным. Тот мужлан с мечом в скором времени его непременно обнаружит, но эта краткая передышка даст Асаю хоть немного времени, чтобы прийти в себя, собрать воедино разрозненные мысли. – Куда же ты спрятался, мышоночек? – это разведчик обогнул кустарник и обнаружил, что отступник пропал. – Все равно попадешься. Попадешься и отправишься туда, куда отправляются подобные тебе отбросы. Но если сейчас выйдешь добровольно и поведаешь мне, где же прячутся твои дружки, которые и не думают спешить на выручку своему выкормышу, то я замолвлю за тебя словечко. Избежишь казни. Отрубят всего одну руку и отпустят. Что скажешь, мышоночек? А что тут говорить? Он же не какой-то дурень деревенский, чтобы вестись на столь очевидную ложь. Отпустят они! Как же! А даже если было бы и так, то руки Асаю тоже лишаться не очень-то хотелось. Нужно было успокоиться. Привести себя к гармонии телом и душой. Но как тут успокоишься, когда тяжелые шаги раздаются все ближе и ближе, сухие ветки под подошвами охотничьих сапог ломаются все громче и громче, а грубый, неприятный голос продолжает увещевать, щекоча воспаленные нервы. Асай зажмурился. Давай же! Давай! С драконами совладать смог, а с человечишкой – нет? И как тогда ты собираешься стать великим, а? Но драконов нужно было всего лишь загнать в темницу, а человека же придется… убить? Может быть, обездвижить? Нет, заклятие спадет, он вернется к своим и все расскажет. Их всех найдут, переловят и казнят тем ужасным способом. И все будет по вине Асая. Пусть он и недолюбливал других отступников, но смерти никому из них не желал. Ни такой, ни какой-либо еще. Маг сглотнул, поднимая веки. Преследователь был уже совсем близко. Придется убить. Пальцы дрожали, но решимость была крепка. Он сможет! Он справится! В противном случае этот человек убьет его самого. Убьет и бровью не поведет. Давай, Асай! Действуй! Отступник вновь крепко зажмурился, обуздывая бешено колотящееся в груди сердце. Соберись! Соберись! Юный маг воззвал к текущей по венам магической энергии, и та охотно откликнулась. Заструилась вверх по венам, устремляясь к пальцам, концентрируясь в мягких подушечках, собираясь в пульсирующие сгустки. Гармонии не было; нервное напряжение давило, сбивало ритм. Пальцы обожгло кипятком. Асай зашипел сквозь стиснутые зубы и дернулся, с кончиков пальцев сорвались дымящиеся капли жидкого огня. Упали на траву, прожигая в земле маленькие черные дыры. – Вот ты где, мышоночек! – ехидно воскликнул разведчик и спешно двинулся на шум. Два быстрых шага-рывка, и он уже перед нужным деревом. Злясь на себя, на капризную магию, на упрямых драконов, бунтующих в его теле, Асай вскочил на ноги, злой и решительный. Страху не осталось в нем места. Взгляд темных глаз разил наповал, а стиснутые зубы безжалостно давили друг на друга, словно две схлестнувшиеся между собой стены щитов враждующих между собой армий. Магическая энергия вновь хлынула к саднящим пальцам и сорвалась с них в тот момент, когда разведчик выскочил перед магом с обнаженным мечом. Шепчущие заклинание губы двигались слишком быстро, вскинутому мечу было за ними не поспеть. Три стрелы, сотканные из кипящей, будто поверхность солнца, энергии, навылет пронзили тело разведчика. Сердце, легкое, печень. Сверкающие наконечники обернулись драконьими головами с разинутыми пастями, их древки, извиваясь, переплелись между собой и растаяли в воздухе утренней дымкой. Глаза разведчика остекленели, руки плетьми упали вниз, меч с глухим звоном вывалился из разжавшейся ладони. Зияя тремя бескровными дырами, могучее тело покачнулось и рухнуло на землю лицом вниз. И это к лучшему, что лицом вниз, ибо потрясенный, тяжело дышащий Асай взирал на сотворенное своими руками и никак не мог поверить в то, что убил человека. Впервые в жизни он убил человека. И это казалось странным. Нет, не было сожаления, радости или ликования. Был только он сам, живой, дышащий, и лежащий у его ног человек, недвижимый, спешно остывающий. А вокруг мягко шелестел в безмятежных кронах ветер, смело перекликивались между собой птицы в ветвях, где-то вдалеке тихо журчал ручей. Так вот, значит, оно как… Убивать. Асай еще раз посмотрел на дырявую спину разведчика безмолвным взглядом. Наверняка в будущем ему придется проделывать подобное не один раз. Восстание против Императора – это вам не грязью друг в друга швыряться на заднем дворе. Крови прольется много… А, может, и не прольется – понаделают один в другом таких вот дыр или еще чего хуже сотворят. Только война – не самое страшное. Самое страшное наступит в случае поражения: массовые казни по всей Империи, сотни надувающихся и лопающихся, словно бычьи пузыри, тел. Асай содрогнулся, не желая представлять леденящие кровь картины. Желание участвовать во всей этой затее заметно поубавилось. Конечно, поставить Императора на колени – хорошо, но вот лопаться бычьим пузырем как-то не хотелось. Впрочем, куда ему деваться. Даже при большом желании от отступников не уйти, потому что некуда. Одного его быстро изловят и учинят скорую расправу, так что лучше держаться вместе. Пусть эти неблагодарные засранцы над ним и смеются (из зависти, разумеется), но относятся всяко лучше, чем в башне магов. Тут, поймав какую-то мысль, Асай вдруг озадаченно огляделся. Где его телега? Где дорога? Где отступники? Нет-нет-нет! Только не говорите, что он потерялся!***
Внутри яйца было тепло и уютно. А еще тихо и сытно. Не было нужды шевелиться, не было нужды открывать глаза. Сладкая дрема убаюкивала, ласково покачивая на невидимых волнах, и свернувшийся клубочком маленький дракончик то неспешно поднимался к тонкой грани между пробуждением и сном, то так же неспешно опускался на глубину. Случалось, иногда, касаясь той самой тонкой грани своим крохотным носиком, он приоткрывал такие же крохотные глазки и видел окутывающие его крошечный мир раскинувшиеся сети красных жилок, высвеченные приглушенным желтым светом, пробивающимся с той стороны. Смотрел с интересом на диковинную красоту, а после закрывал глаза и позволял лелеющей дреме опустить его обратно на глубину. Он не хотел знать, что находится там, за пределами его крохотного мирка, где таинственный желтый свет временами гас или отступал, пропуская мимо скользящие черные тени. Дракончику было хорошо в своем яйце, и он не испытывал ни малейшего желания его покидать. Пребывая в анабиозе, Раэрвинг испытывал схожие чувства. Только в этот раз целительная дрема не поднимала его слишком близко к тонкой грани между явью и сном, держала на глубине, подальше от такого суетного и неприветливого мира, что так жестоко обошелся с молодым ящером. Тени по-прежнему скользили где-то там, далеко, вне границ его уменьшившегося мира. Желтый свет гас и зажигался вновь. Раз за разом, раз за разом. Но какое было Раэрвингу до него дело? Свет, тени… они все так далеко. Даже дальше, чем те светящиеся точки в небесах, до которых не долететь и на самых крепких крыльях. Так зачем ему о них волноваться? Они где-то там, в безмолвной дали, а он тут, в тепле и уюте. Можно расслабиться и ни о чем не думать. До чего же хорошо не отягощать свою голову мыслями. Раксаас рассказывал, что раньше драконы умели избавляться от них насовсем. Запирали где-то глубоко-глубоко и отдавались на волю инстинктам. Жить по инстинктам хорошо, жить по инстинктам легко. Но теперь, после далеких событий, именуемых "Пробуждением", мысли изводят драконов с самого вылупления. Раэрвинг не помнил, думал ли он о чем-либо, пребывая внутри яйца. Наверное, нет, ведь он все время дремал, дрейфуя в безмятежности. О чем тут думать? И зачем? Когда тебе хорошо, то и думать нет нужды. Так и продолжалось, пока однажды сладкая дрема не прервалась. Окружающий дракончика такой уютный и родной мир постепенно сужался, усыхал. Поначалу Раэрвинг этого не замечал, но потом стенки подступили ближе, принялись сжимать со всех сторон, теснить. Несильно, зато неприятно. Однако с возникшим неудобством можно было примириться, ведь в яйце было по-прежнему тепло и сыто. Только вот вскоре вслед за уютом и эти две отрады покинули кроху-дракончика. Тепло медленно, но неумолимо оставляло влажные стенки толстой скорлупы. Сытость с той же быстротой начала сменяться голодом. Не нравится. Кроха-дракончик внутри яйца нахмурился, сморщил маленький носик и недовольно заворочался. Раздул крошечные ноздри и дернул мордочкой. Тепло… Он чувствовал его где-то там за пределами мирка, ставшего тесным и неприветливым. Дракончик слепо потянулся к нему и уткнулся носиком в скорлупу. Еще раз, и еще, и еще. Преграда не поддавалась, и тогда дракончик впервые разозлился. Он хотел к теплу, а его не пускали! Древний драконий инстинкт велел нападать, исключая любую мысль о поражении. Сделавшись очень воинственным, кроха-дракончик принялся с удвоенной силой толкаться в скорлупу маленькими рожками, что выглядели как два небольших бугорка. Он потратил много сил, прежде чем толстая скорлупка, наконец, поддалась. За первой трещиной последовала вторая, третья… На пятом победном ударе преграда не выдержала, и голова дракончика вдруг оказалась снаружи. Раэрвинг замер, распахнув золотистые глаза. Пару раз моргнул, привыкая к свету, а затем заворочался гибким телом, проталкивая его сквозь проделанную дыру. В ноздри ударили мириады новых, неизвестных запахов, множество образов заполонило взор, заметавшийся по открывшемуся пространству. Дракончик находился в просторной пещере, отведенной специально для взращивания молодняка. Для крохи, размером с кошку, она казалась невероятно огромной, однако три взрослые особи вряд ли смогли бы здесь развернуться, не задев друг друга. Драконицы откладывали в этом месте яйца и улетали, возвращаясь лишь за тем, чтобы поддержать температуру общей кладки огненным дыханием или бросить только что добытую тушу вылупившемуся выводку, что с писком возился в другой части пещеры. Но все это Раэрвинг узнал позже, сейчас же, едва покинув родную юдоль, он видел вокруг себя лишь множество странных, стоящих чуть поодаль друг от друга суженных к верху овалов. Черные, шершавые, с прячущимся в недрах едва различимым оттенком, они были покрыты вспухшими жилами, по которым медленно тек жидкий огонь. Дракончик пару раз хлопнул глазами, повернул маленькую головку на длинной шее и увидел свою недавнюю обитель, разломанную, одиноко лежащую на боку. Его яйцо было точно таким же, как и остальные, только в черноте угадывался красный отлив, а вздутые жилы выглядели темными и безжизненными – жидкий огонь в них иссяк, не оставив и искорки. Однако не успел дракончик повернуть голову обратно, как пол пещеры сотрясся и чья-то огромная фигура загородила льющийся из входа свет. В нос тут же ударил запах крови и свежего мяса: золотистые глазки хищно загорелись, а маленький ротик наполнился слюной. В своде пещеры было несколько неровных дыр, так что попадающего через них света вполне хватало, чтобы вылупившийся дракончик смог хорошо разглядеть вползшего внутрь исполина. Он высоко-высоко задрал маленькую головку, дивясь размерам существа, имеющего схожий с ним запах. Существа, что ступало осторожно, внимательно осматривая камень под могучими лапами, чтобы ненароком никого не раздавить. Однако запах, запах, так взбудораживший дракончика, принадлежал вовсе не громадному чудищу. Нет, его источник находился выше: в пасти исполина болталась туша какого-то рогатого зверя, и при каждом сотрясающем пещеру шаге с нее на пол шлепались увесистые красные капли. Добытчица не успела полностью втиснуться в пещеру, как с другого конца донесся возбужденный писк десятка голодных глоток и на свет повыскакивали другие маленькие дракончики размером с кошку и чуть больше. Пища наперебой, окружили самку. Принялись подпрыгивать, бить крылышками и щелкать зубками, требуя мяса. Драконица рыкнула на них, не разжимая пасти, и чуть угомонившийся выводок разбежался в стороны, позволив кормилице опустить тушу на пол, никого при этом не покалечив и не раздавив. Едва олень коснулся камня слипшимся от крови меховым боком, как вся чешуйчатая мелюзга жадно накинулась на угощение, принимаясь с завидной кровожадностью рвать тушу мелкими, но острыми зубками. Раэрвинг не стал исключением, тоже набросился на мясо, пискляво перерыкиваясь с особо наглыми сородичами за наиболее лакомые куски. Кажется, тогда он первый раз подрался: огрызнулся на соседа-наглеца, но тот не внял предупреждению и все равно вцепился зубами в сочный кусок печенки. Тогда-то Раэрвинг его и цапнул за нос. Противник, разумеется, нападки не стерпел, и началось. Драка, правда, вышла короткой, так как один из драчунов заехал крылом по морде старшему сородичу и тот грозно рыкнул на них, заставив прекратить и вернуться к трапезе. Подобные стычки были обычным делом в драконьем аре и больше поощрялись, чем возбранялись, ибо дракон должен уметь отстаивать свое и быть способным дать отпор, когда придет черед серьезной драки. И суетившаяся в пещере мелкотня не упускала возможности сцепиться с сородичем за все, на что падал драконий глаз, будь то обглоданная старая кость или осколок раскрошившейся скорлупки. Раэрвингу было весело проводить время в пещере. Ему нравилось бороться с сородичами, первым подбегать, неуклюже подскакивая и переваливаясь на крохотных лапках, к вернувшейся с охоты добытчице, громче всех выпрашивая свежего мяса. Нравилось обследовать все уголки своего нового дома: обнюхивать и пробовать на зуб каждое яйцо в общей кладке, а после долго сидеть перед ними, смешно склоняя маленькую головку то на один бок, то на другой, в попытке разглядеть в черноте таинственный оттенок, говорящий о цвете чешуи зреющего внутри дракончика. Так же он мог часами завороженно наблюдать, как течет по вздутым жилам жидкий огонь, как сгущается и рассасывается краснота, уступая место ярким желтым и рыжим всполохам. Еще маленький Раэрвинг не пропускал ни одного подогрева кладки и каждый раз находил невероятным огненное дыхание взрослой особи. Да, к тому моменту он уже сообразил, что время от времени заглядывающие к ним в пещеру гиганты – взрослые особи. Понял, потому что старшие дракончики, подрастая, делались все больше и больше похожи на тех громадин. Маленького ящера очень сильно заинтересовало огненное дыхание. Он захотел уметь так же, однако, сколько бы ни прыгал по пещере, шипя и плюясь легким дымком, ничего не выходило. Любой другой наверняка бы уже давно сдался, но только не дракон: невообразимо упрямый, он не намерен был отступать, пробуя снова и снова, снова и снова. И так до тех пор, пока, наконец, не выдохнул хлипкую струйку дыма, приправленную крохотными, едва различимыми язычками пламени. Ему потребовалось много времени, чтобы понять, как действует магия, текущая в его теле. Драконов никто ничему не учил: они должны были прийти ко всему сами. Присматриваться, изучать, подмечать, делать собственные выводы. Вот почему молодые ящеры были столь любознательны. Они внимательно наблюдали за взрослыми особями, перенимали их повадки и движения. До двух сотен лет они были крайне восприимчивы к окружению. Поэтому драконы не выпускали не достигший двух веков молодняк за пределы долины, дабы те не нахватались всяких глупостей от других земных тварей или чего хуже не угодили в людские сети. Проведенный в пещере год пролетел одним днем, за который Раэрвинг успел вырасти до размеров некрупной собаки. В начале жизни дракона все силы организма были брошены в рост в ущерб магической силе и крепости чешуи. Еще через год он должен будет достигнуть размеров овцы, а через два – лошади. Однако магические способности на тот момент едва ли превзойдут недавно вылупившуюся особь. Все, на что сможет рассчитывать четырехлетний дракон – один жиденький плевок, едва ли способный поджечь сухую щепку. После четырех лет рост замедлялся, позволяя немного подтянуться магии и защите, однако все равно оставался ведущим в этой троице. По достижению годовой отметки подросших дракончиков выгоняли из пещеры в долину, дабы увеличившиеся в размере и набравшие веса ящеры не затоптали своих мелких собратьев. Происходило это не совсем обычным образом: грозная самка вторгалась в пещеру и бесцеремонно сгоняла отобранных ею драконят на небольшой уступ перед входом в пещеру, находящуюся на некоторой высоте. Дальше рыком и угрожающим клацаньем огромных зубов она заставляла их планировать вниз, на землю. Неокрепшие крылья только на то и годились в их возрасте. Некоторые из всполошившихся дракончиков упирались и даже предпринимали несколько попыток дать отпор непреклонной драконице, но потерпели неудачу. Раэрвинг огрызнулся всего пару раз, но оказывать серьезное сопротивление не стал – ему самому не терпелось слететь вниз, туда, где ждал целый неизведанный мир. Он часто сидел на небольшом уступе перед входом в пещеру и видел, как летают другие драконы. Пытался потом повторить все это в недрах пещеры, но слабенькие крылышки отказывались поднимать дракончика в воздух. Зато на них хорошо выходило планировать, если вскарабкаться на стену повыше и спрыгнуть. Он быстро осознал, чего требует от них драконица, и соскользнул с уступа одним из первых. Расправил маленькие крылышки-паруса и позволил воздушному потоку подхватить свое чешуйчатое тельце. Первый полет (пусть и только вниз). Первое планирование. О, как же он тогда был взбудоражен! Маленькое, но бойкое сердечко, казалось, готово было выпрыгнуть из груди. Билось быстро-быстро, словно бы собиралось отрастить собственные крылья и взмыть в облачную высь. Именно тогда, уносимый ласковым, но властным воздушным потоком прочь от места своего вылупления, он осознал, что не сможет жить без неба. Без треплющего гребень ветра, без кружащего голову ощущения высоты, без манящих обманчивой мягкостью облаков и раскинувшегося под крыльями земного мира. Не важно, каким интересным будет этот земной мир, небо навсегда останется его жизнью, его дыханием. Однако худо-бедно подниматься в воздух Раэрвинг смог лишь через еще один год, до этого же ему приходилось довольствоваться тем, что открывалось ему внизу. Годовалые дракончики были вынуждены добывать пропитание самостоятельно, а потому с азартом охотились на мелких грызунов и кроликов, которыми пренебрегали взрослые особи. Иногда им даже удавалось попировать и зазевавшейся птицей. Там же они впервые попробовали зажарить добычу, как это делали взрослые особи, и быстро поняли, что до такого мастерства им еще далеко. Жизнь кипела, каждый день удивлял открытием. Раэрвингу безумно нравилось в драконьем аре. Ему не на что было жаловаться. Он рос, креп, учился, активно познавал мир. У него не было друзей в том понятии, которое в это слово вкладывают люди, ведь у драконов и взаимоотношения, и сама жизнь устроены иначе. Зато были драконы, которые нравились ему больше, и те, что нравились меньше или не нравились вовсе. Раэрвинг наслаждался жизнью: он освоил еще несколько магических приемов помимо плевка огнем, научился сносно поджаривать добычу, подниматься в небо и с завидным проворством ловить воздушные потоки, а вместе с тем начал и охотиться в горах, как его более взрослые собратья. И все шло замечательно, пока он впервые за все время не решил покинуть владения ара. Раэрвингу стало интересно, что же лежит за самым дальним горным хребтом. Он прожил только семь десятков, и драконья любознательность требовала своего. Однако стоило ему только подлететь к последнему хребту достаточно близко, как с одного из уступов ему наперерез в небо взмыл другой дракон. Взрослый, матерый. Взлетел и погнал прочь. Возмущенный Раэрвинг пытался его сбросить, уповая на свою хваленую быстроту и маневренность, но черный дракон оказался не так прост. Видя, что молодой ящер не намерен отступать, ему пришлось загнать упрямого глупца на один из широких уступов ближайшей горы. – Нельзя! – рявкнул он, нависнув над дерзким драконенком. – Там люди! В этот момент потрясенный Раэрвинг осознал две очень важные вещи: что беспрестанно жужжащие в голове мысли не только его беда, и что их, оказывается, можно облекать в слова, чтобы донести до сородичей какую-то информацию. Общаться не только рыком и шипением. Драконы в аре не славились разговорчивостью и крайне редко прибегали к этой форме общения, а потому за все свои семьдесят лет Раэрвинг впервые услышал пророкотавшую из пасти сородича человеческую речь. Правда, на тот момент он не знал, что она человеческая. – Люди? – неуклюже прорычал в ответ красный дракон, подивившись, как странно звучат на языке мысли-слова. Непривычно. Черный дракон презрительно фыркнул. Ему вовсе не хотелось поучать молодняк. Сами должны все узнавать, сами. Врагов в том числе. Сильные и смышленые – выживут, а слабые и глупые – погибнут. Отбор. Улучшение рода. Только вот в случае с людьми все иначе. А этот красный еще и века-то не прожил. Черный дракон тяжело опустился на уступ и прикрыл глаза, позволяя пламени охватить себя целиком. Когда же оно улеглось, на месте грозного чешуйчатого ящера оказался какой-то лысый зверек о двух лапах с бесполезно болтающимися по бокам передними конечностями. Шерсть виднелась только на голове, а еще имелись рога и хвост, драконий, правда, совсем маленький. Невиданный прежде зверек выглядел таким хлипким. Казалось, с ним и только что вылупившийся дракончик без труда справится, не то что повзрослевший. – Такие. Только без рогов и хвоста, – раздраженно пояснил черный дракон, которому было явно некомфортно в принятом облике, и поспешил сменить ипостась обратно. Раэрвинг склонил голову на бок в полном непонимании. Если бы драконы умели шутить или хотя бы знали, что это такое, то он наверняка решил бы, что старший сородич над ним подшучивает. Это ведь нелепо остерегаться столь хлипких существ. Даже от кролика проблем побольше будет, чем от этих двулапых. Может быть, старшая особь повредила голову? Кажется, черный дракон прочел его мысли, оттого и решил добавить еще кое-что сверху, хотя и не хотел: – Подлые. Много. Магия есть. Не у всех. Накинут сеть – не вырвешься. И свободы больше не увидишь, – пояснил он отрывисто и, исчерпав весь запас слов на ближайшее столетие, взмыл обратно в небо. Сеть? Раэрвинг не знал, что такое сеть. Зато знал, что такое много. Когда он только спланировал в долину, то первым делом взялся за внимательное изучение всего, на что натыкались любопытные золотые глаза. Тогда-то он и увидел муравьев, таких крохотных, но весьма многочисленных. Они напали на гусеницу, что была во много раз больше и сильнее каждого из них. Однако численное превосходство противника не позволило ей ни отбиться, ни уползти прочь. Муравьи самым наглым образом облепили все ее тело и закусали до смерти. Только вот дракон – не гусеница. Он способен подниматься в небо и дышать огнем. Всего один огненный залп с воздуха и все эти людишки-муравьи развеялись бы пеплом по ветру. Не важно, сколь много их бы было. Однако черный упомянул магию, ту призрачную энергию, что текла по драконьим жилам. За все свои семь прожитых десятков Раэрвинг еще ни разу не встретил никого с хотя бы слабым откликом схожей силы. А вдруг люди – это драконы, которые переменили облик, как этот черный, и отчего-то перехотели возвращаться. А может быть, просто не смогли. Затаили злобу на других собратьев и оттого нападают всякий раз, как только видят в небе крылатую тень. Вопросов было так много, а все ответы на них лежали там, за последним горным хребтом, за который медленно заползало скатившееся с небосвода солнце. Да, драконы были поразительно упрямы и бесстрашны, но далеко не глупы. Прежде чем отправиться туда самому, Раэрвинг решил для начала вызнать у собратьев все о загадочных существах, прозванных людьми. И он вызнал. Вызнал довольно много всего, часто противоречащего одно другому. Вызнал, несмотря на неразговорчивость драконьего племени. Для начала решил обратиться к старшим, тем, что не так давно оставили позади половину тысячелетия. Драконы в этом промежутке жизни обычно были более снисходительны к молодняку, чем те, что оставили за крыльями полную тысячу. Однако первые пятеро в ответ лишь фыркнули и отвратили рогатые морды, всем своим видом давая понять, что сейчас не стоит мешать им греться на солнышке. Следующие трое тоже ничего не ответили, одарили только любопытствующего дракона таким взглядом, будто тот пытался общаться с ними на перепелином языке. Еще одна пара даже не позволила ему приблизиться – спешно снялась с места и улетела прочь. Раэрвинг уж было подумал, что другим драконам чужды мысли-слова, что только он да тот черный способны общаться, не прибегая к рыку и шипению, когда наблюдавший за ним другой молодой дракон, почти сверстник, вдруг подлетел ближе и сел на соседний уступ. – Люди? – отчетливо прорычал он, хлопнув такими же золотистыми глазами. – Раксаас знает. Раксаас расскажет. Лети за мной. И Раэрвинг снялся с утеса следом за заговорившим с ним драконом, полетел через всю долину к утопающей в тенях неприветливой горе. Там, в одной из выдолбленных пещер, обитал Раксаас – большой черный дракон с изъеденной шрамами шкурой. Он держался особняком от остального ара и был крайне озлоблен. Будто считал каждого дракона своим врагом. Раэрвинг видел его лишь единожды и сразу предпочел держаться подальше. Другие драконы полностью разделяли это мнение и не лезли к грозному собрату. Не то чтобы они боялись, просто знали, что даже пустяковая свара с ним не ограничится привычной парой-тройкой укусов да одной-другой подпалиной. А сейчас не те времена, когда драконам стоит убивать друг друга. И вот теперь молодой красный ящер летел прямиком в логово неприветливого сородича, чтобы расспросить того о лысых двуногих. Возможно, не самый разумный поступок, но кто знает, скольких еще собратьев ему пришлось бы облететь, чтобы получить хоть какой-то ответ. Так что он принял приглашение и полетел. Полетел и сильно удивился, когда обнаружил рядом с логовом грозного Раксааса (да и внутри него тоже) молодняк. От полутора веков до двух. Они бесстрашно шныряли туда-сюда, с рыком перетягивали пойманную добычу, гонялись друг за другом в небе. Словно и не было никакого Раксааса, готового вцепиться в глотку любому, кто придется ему не по вкусу. Только Раксаас был здесь и отдыхал в темной пещере, ничуть не возражая компании из пары молодых особей. Ему самому было немногим больше тысячелетия, однако шрамы, вспоровшие чешуйчатую шкуру глубокие борозды, за много лет не только не исчезли, но и не уменьшились вовсе, что свидетельствовало об их серьезности. Когда Раэрвинг опустился на уступ и проследовал за своим проводником внутрь пещеры, Раксаас поднял тяжелую голову и сверкнул темными янтарными глазами. – Люди. Хочет знать, – прорычал приведший его сюда дракон и отошел в сторону. – Хочешь узнать о людях, глупое, любопытное яйцо? – Раксаас недобро оскалился. – Что ж, я расскажу тебе. Расскажу… И он рассказал. Никогда прежде и никогда после Раэрвинг больше не встречал настолько разговорчивого дракона. Хотя говорил там скорее не сам Раксаас, а злоба, что клокотала внутри него. Она требовала выхода, требовала действий, требовала расплаты и, не получая требуемого, облекалась в слова и раскаленными, шипящими искрами слетала с драконьего языка. В тот день Раэрвинг узнал не только о людях, но и о самом Раксаасе: о его ненависти, о его шрамах. Как оказалось, век назад черного дракона поймали люди, но не сетью, а магическим кругом. Загнали верхом на пленных ящерах, заманили в ловушку, где поджидали те, в чьих жилах текла магическая сила. Там-то все и случилось. Они непременно пленили бы его, не важно, как сильно он бы вырывался, не окажись эти двуногие не так давно вылупившимися из яйца. Они допустили ряд ошибок в своем магическом круге и неправильно произнесли заклинание, поэтому Раксаас смог прорваться. Весь израненный и истощенный, он едва ушел от преследования. Он, хозяин небес, спасался бегством, словно трусливый зайчишка. Униженный и опозоренный, он вернулся в ар и набросился на старейших, требуя возмездия. Если бы они все напали на людское логово, то без труда обратили бы его в пепел. Его и всех его обитателей. Освободили собратьев и вернули славу драконьему роду. Но его не пожелали слушать, прогнали зализывать раны. Только он не сдался, попытался добиться своего еще раз и еще. Без толку. Раксаас знал, что в одиночку ему с людишками не совладать, но и оставлять все как есть не собирался, а потому стал засыпать людское логово нападками: охотился на их территории, исправно таскал скот, сжигал или заживо сжирал тех, кому не посчастливилось в этот момент оказаться за пределами защитного купола. Только вот подлые людишки не захотели терпеть драконьи выходки, созвали собратьев из других логов, устроили травлю. Раксааса едва не поймали во второй раз. Пришлось угомониться, на время отступить. Но не сдаться, не забыть. Раксаас не рассказал своих намерений молодому красному дракону, Раэрвинг понял все только два десятка лет спустя, когда покрытый шрамами черный дракон покинул ар вместе со всем тем молодняком, что тогда крутился рядом с ним, и не вернулся. Ни один из тех драконов на тот момент не достиг двухсотлетней отметки. Никто не пожелал присоединиться к его возмездию, поэтому Раксаас решил взрастить сторонников сам. Особенно впечатлительные и восприимчивые в этом жизненном промежутке, молодые дракончики как нельзя лучше подходили для этого дела. Наведывавшийся время от времени послушать о людях Раэрвинг тоже угодил под влияние Раксааса, но не был принят всерьез то ли из-за возраста, то ли по какой-то прихоти. Раэрвинг не знал, что сталось с Раксаасом и последовавшим за ним выводком, но справедливо полагал, что все они были мертвы. Или же мертва была только часть, а вторая томилась теперь в плену. Хотя, быть может, им все удалось: логово обратилось в прах, людишки сгорели, а освобожденные собратья присоединились к храбрым освободителям и полетели дальше в поисках других логов подлых двуногих существ. В последнее, правда, слабо верилось. Если бы Раэрвинг знал, где располагался город – Раксаас говорил, что так люди называют свое логово – он бы слетал, проверил. Но он ничего об этом не знал, а потому остался в долине. Продолжил практиковаться в овладении чуждой ему формы – человеческой. Хотел понять, что же в них такого. Почему эти ничтожные муравьишки смогли совладать с теми, кто находится на самой верхушке пищевой цепи? Между этими попытками он не переставал вспоминать Раксааса, его злость, его жажду возмездия. Без него мрачная гора опустела, вымерла. Каждый раз, пролетая мимо нее, Раэрвинг ощущал какое-то тоскливое, щемящее чувство. Хотелось как раньше, спланировать на уже знакомый уступ, зайти в пещеру и получить новую порцию интересных рассказов о людях, их жизни и повадках. Но некому было больше рассказывать истории, некому было предостерегать и давать советы, некому было учить мудрости, что приходит лишь с многовековым опытом. Раксаас нравился Раэрвингу, и тот чувствовал досаду оттого, что все так вышло. Раксааса больше нет. И все потому, что все в аре забыли, что они драконьего племени, возомнили себя кроликами. Спрятались в долине и притворяются, что мира за ее пределами не существует. Плененные собратья вынуждены страдать, подчиняясь хлипким двуногим существам, которых могли бы одним простым выдохом сломать пополам. Годами терпеть такое унижение, мириться с ним, когда в твоих жилах течет не терпящая притеснений драконья кровь… Сложно даже представить, каково им, ведь подобная участь во много раз хуже смерти. Раэрвинг злился на людишек, на ар, на старейших. Злился и обещал себе, что он все изменит. Найдет способ. Освободит сородичей, вернет доброе имя драконьему роду. Может быть, даже отыщет Раксааса. Он не станет кроликом, не забудет, кем является на самом деле. В конечном итоге Раэрвинг все же смог овладеть искусством перемены облика. Для этого ему понадобилось куда больше времени, чем на совершенствование контроля огненного дыхания. Но он все же справился. Постоянно представлял перед собой двуногого с шерстью на голове, но образ все время расплывался, а черты смазывались. Раэрвинг пытался воссоздать в памяти того человечишку, в которого превращался страж последнего хребта, но не смог. Других же людей или похожих на них существ он больше не видел. Если уж драконы и разговаривать не любили, то превращаться в ненавистных им двуногих и подавно. Раэрвинг не знал, сколько бы он еще промучился, если бы однажды другой молодой дракон, понаблюдав за потугами собрата, не подсказал: – В воду посмотри. Раэрвинг совету внял, хотя и не понимал, чем тот может ему помочь. Что он, морды своей никогда не видел, что ли? Позже оказалось, что именно ее он-то как раз и не видел. Прилетев на берег кристально-чистого озера, Раэрвинг устроился на краю и, вытянув над водой длинную шею, поймал свое подрагивающее отражение. Дракон как дракон. Рогатый, чешуйчатый, красный. Широкие ноздри, золотистые глаза, острые клыки, гребень… И чего он должен тут увидеть? Однако чем дольше Раэрвинг всматривался, тем отчетливей внутри его облика стали проступать иные черты. Человеческие. Глаза такие же золотистые, драконьи, а вот нос даже не волчий и не олений – какой-то странный нарост на плоской, безволосой морде. Пасть же – крохотная щель, обрамленная двумя бугорками, верхним и нижним, цветом темнее основной чешуи. Нет, не чешуи. Чешуи у него не было. Кожа? Кажется, так. Мягкая, лысая и бесполезная. Ни от холода не убережет, ни от чужих челюстей. В длинной красной шерсти виднеются драконьи перепончатые ушки. Это хорошо. Еще рога. Неприлично маленькие, конечно, не чета настоящим, драконьим. А это что такое красиво блестит в шерсти? Золото? То самое, что он проглотил, когда ему минуло полвека? Да, все драконы так делают, ведь золото хорошо для магии. Оно помогает быстрее восстанавливать резервы, очищать каналы и поддерживать баланс. Проглоченный кусок расплавляется в желудке дракона и врастает в стенки, становясь тем самым неотъемлемой частью самого дракона. Точно такой же, как коготь или чешуйка. Однако проглоченный Раэрвингом кусок был всего лишь тусклым самородком, абсолютно ничем не примечательным, то же золото, что кто-то вплел в красную шерсть, имело форму искусно отлитых цилиндриков и блестело на солнце так красиво, что впечатленный дракон невольно залюбовался. Не теряя из вида открывшийся образ, он осторожно направил струящуюся энергию на свое тело, пропустил между чешуйками, окутывая себя мягкой огненной пеленой. Миг – и дракон исчез, растворился в водной ряби, оставив сидеть на берегу небольшую человеческую фигурку с рогами и хвостом. Раэрвинг потрясенно смотрел на свое новое, четкое отражение, больше не прячущееся в тени огромного дракона. Удивленный перемене, он склонил голову на бок. Вплетенные в красные пряди золотые украшения мелодично звякнули. Отражение повторило жест и замерло, уставившись на хозяина золотистыми драконьими глазами. Слишком короткая шея. Непривычно. Раэрвинг нахмурился и принялся крутить головой, втягивать и вытягивать шею, выясняя пределы ее возможностей. Ну что за огрызок! Как с таким вообще можно жить! А есть как? Полностью распластавшись, как дохлая жаба? До земли с такой шеей из другого положения точно не достанешь. Не нравится! Совсем не нравится! И глаза. Сидят слишком близко. Обзор маленький. А обоняние... Раксаас говорил, что люди вообще не воспринимают запахов, пока им не ткнешь источник прямо в нос. Добыча может спокойно сидеть за соседним кустом, а человек просто пройдет мимо, даже ухом не поведет. Раэрвинг боялся, что в этом облике тоже лишится обоняния, но обошлось. Чутье лишь слегка притупилось. Чего нельзя было сказать о зубах. От своей новой пасти дракон пришел в тихий ужас. Да и что за пасть это такая?! Дыра, нет, крохотная дырочка. Он открыл рот, пытаясь представить, как много можно будет откусить от добычи такой вот нелепой пастью. Мда. Таким только мух ловить. Особенно если учесть клыки, коих всего четыре – два сверху и два снизу – остальные же плоские и абсолютно бесполезные. Такими только траву жевать. Отвратительно! Перед тем, как подняться на ноги, Раэрвинг еще некоторое время вертел головой, внимательно изучая свое новое лицо. Немного удовлетворив неуемное любопытство, он отстранился от края и взялся придирчиво осматривать видоизменившиеся конечности. Вместо крыльев – странные тощие лапы. Как у волков, только лысые и с длиннющими пальцами. Задние же ничем не лучше, разве что пальцы там покороче. Чешуи нет, шерсти тоже. Дракон повертел перед глазами раскрытую ладонь, а потом вытянув вперед указательный палец и ткнул им в щеку. Мягко. Чересчур мягко. Никакой защиты. Как подобное существо смогло не только выжить, но и расплодиться до немыслимого количества?! Раэрвинг ничего не понимал. Они ведь такие уязвимые – легкая добыча для любого хищника. А может быть, все дело в небывалой скорости и ловкости? Раэрвинг решил проверить свою догадку и из сидячего положения встал на четвереньки, как привык передвигаться, будучи в драконьем облике. Однако быстро понял, что это жутко неудобно. К тому же черный стоял на двух задних лапах, когда сменил облик, а потому он тоже последовал его примеру. Только вот стоило Раэрвингу начать выпрямляться, как чужие ноги подвели хозяина и тот, лишившись равновесия, шлепнулся на задницу. Пару раз хлопнул широко раскрытыми глазами от удивления, а после, разозлившись, предпринял вторую попытку. Снова не удержал равновесия, закачался, размахивая руками, и шлепнулся обратно. Разозлился еще сильнее, стиснул зубы и резко вскочил на ноги. Ситуация повторилась. Драконьи лапы были мощными и широкими, а человеческие – тонкими и узкими. Они все время подгибались и шатались, норовили подвернуться и уйти в бок. Раэрвинг искренне недоумевал, что с этими людьми такое! Какие там небывалые скорость и проворство! Они даже на ногах-то толком стоять не могут. Нескладные, нелепые, бестолковые. Невозможно поверить, что подобные существа способны представлять хоть какую-то угрозу драконьему организму. Разве что легкое несварение, ибо кроме костей есть в них нечего. А еще эта вторая кожа, которая по ощущениям не совсем кожа, но и не шерсть, и тем более, не чешуя. Раксаас называл это одеждой. Говорил, что люди без нее постоянно мерзнут и обгорают на солнце. Эти хилые существа вынуждены красть шерсть у других животных и обдирать растения, чтобы получить эту самую одежду. В новом облике Раэрвинга она тоже присутствовала и больше мешалась, чем хоть чем-то помогала. Он успел пару раз запутаться в своих широких штанах и в результате этого снова поцеловать землю. Однако, несмотря на то, что человеческая личина была для дракона невыносимой, он не сдался, не вернулся в родной облик, пока не заставил себя удержаться на ногах. Встал – уже хорошо, но что дальше? Как ему передвигаться? Две лапы, только две лапы. Цапля! Он видел цаплю. У нее тоже были две длинные тонкие лапы. Ммм… Как же она на них передвигалась? Кажется, вот так. Восстановив в памяти виденную когда-то картину, Раэрвинг, опасно пошатываясь, высоко поднял согнутую в колене ногу. Подался чуть вперед. Опустил. Оторвал от земли вторую, повторил движение. При этом он не мог удержаться от того, чтобы не размахивать руками в попытке сохранить предательское равновесие. Увидь Каин своего дракона в этот момент, проделывающего все эти нелепые телодвижения с серьезным, сосредоточенным видом, он бы точно умер со смеху. Однако смотреть на драконьи потуги было некому и подсказать тоже, так что приходилось додумываться до всего самостоятельно. Раксаас говорил, что противника необходимо тщательно изучить, чтобы в последствие тот не смог застать тебя врасплох. Особенно такого подлого противника, как люди. Потому что люди попирают законы природы и искажают естественный порядок вещей. Их не одолеть силой и ловкостью, как привыкло поступать любое живое существо в этом мире. Потому что, не имея ничего своего, люди наловчились красть. Красть и переиначивать краденное под себя. В отсутствии приличных клыков они обзавелись железными, но не в пасти, как положено, а в передних лапах. Не имея быстрых ног, они заставили лошадей возить себя на спине. Возжелав покорить небеса, люди нашли способ проделать то же самое и с драконами. Будучи ужасными и ленивыми охотниками, они пали так низко, что обнесли деревянными преградами клочки земли и стали разводить там еду. Чтобы без труда можно было в любой момент протянуть лапу и съесть. Это отвратительно! Ни одно животное так не поступает! Если два вида сосуществуют бок о бок, первый никогда так подло не нападет на второго, чтобы сожрать его, воспользовавшись доверием. Именно по этой причине Раэрвинг не бросился на врагов, сломя голову, а внял наставлениям Раксааса, старшего, и изучил врага так хорошо, как мог. Сначала через принятие его личины, после же – пристально наблюдая за людьми в естественной среде. Раэрвинг ослушался, не подчинился. Нашел способ проскользнуть мимо стражей последнего хребта. Он был крайне осторожен, все время держал в памяти рассказы Раксааса. Летел высоко, вне досягаемости подкарауливающих добычу сетей, зорко высматривал любое движение внизу, безостановочно принюхивался. И вскоре обнаружил первое логово, которое было сложно таковым назвать, ибо состояло оно из пяти деревянных кучек – домов или построек, как называл их Раксаас – и даже не было обнесено тем самым магическим барьером. Раэрвинг мог бы спалить его одним залпом, но не стал, выбрав крохотную деревеньку объектом для своих наблюдений. Здесь не было пленных драконов – лишь травоядное зверье да небольшая свора собак, которые, учуяв серьезного хищника, со скулежом попрятались в укрытия. Раэрвинг знал, что, будучи в драконьем облике, мало что вызнает – напугает людишек и те в лучшем случае попрячутся, как их собаки, а в худшем – позовут своих более серьезных и хитрых сородичей. Так что он сменил облик и довольно длительное время наблюдал из укрытия. Люди его не замечали, чего нельзя было сказать о животных, которые, учуяв запах огнедышащего ящера, начинали нервничать, грозясь выдать Раэрвинга с потрохами. Тогда-то он и научился усмирять их магией. Однако в маленькой деревеньке не нашлось того, что он искал. Тут не было тех самых подлых особей, что способны пленять или хоть как-то вредить драконам. Ни один из встреченных людишек не смог бы даже поцарапать его чешую. А потому Раэрвинг через некоторое время оставил деревеньку и отправился на поиски более крупного логова. И вскоре он обнаружил другое логово. Очень большое, обнесенное магическим барьером. Не то, о котором рассказывал Раксаас – его логово было многим меньше – но Раэрвингу было неважно. Он несколько дней летал вокруг купола, присматриваясь, изучая. Никто не пытался его поймать: людишки внизу только задирали головы, провожая ящера любопытными взглядами. Однако стоило дракону для пробы один раз плюнуть огнем на купол, как тут же появились враждебно настроенные всадники верхом на плененных ящерах и напали на него. Длительное пребывание в плену и давление магического ошейника явно не шло собратьям на пользу, поэтому Раэрвинг легко ушел от преследования. Вид порабощенных собратьев поразил его до глубины души. Они все были словно неживые, слепо подчиняющиеся чужой воле. Смирившиеся со своей судьбой. Но что же нужно было сделать с драконом, у которого непокорность в крови, чтобы тот смирился с тем, чему противится все его естество?! А потом случился тот самый разговор со старейшими. Это вконец разъярило Раэрвинга, и он решил больше не ждать. Хватит! Хватит искать причины для бездействия! Хватит прятаться и выжидать! Он не забыл, кто он, даже если весь остальной ар не помнит. В тот день Раэрвинг навсегда покинул долину и больше туда не вернулся. И вот теперь он здесь, за много-много взмахов крыла от родной долины. Сжег целых три города, но никого не освободил. Пока никого не освободил. Тяжелые мысли ворочались в голове, пока он стоял по пояс в воде, всматриваясь в дрожащее на поверхности отражение. Как и в прошлый раз, его безмятежная дрема прервалась. Только не было ни холода, ни тесноты, ни подступающего голода, мягко, но настойчиво подталкивающих к пробуждению. Его просто вдруг внезапно потянуло вверх, к тусклому свету, к далеким теням. Потянуло и грубо вышвырнуло на поверхность. Рваные клочки облаков, ошметки темного синего… Каин… Каин? Страх в его широко распахнутых глазах. Нет, не страх – ужас. Такой же, какой он часто наблюдал во влажных глазах своих жертв, когда тех накрывала тень драконьих крыльев. Каин боялся… его? Из-за того, что он сделал? Сделал и ничего об это не помнил. Раэрвинг не хотел, чтобы Каин его боялся. И в то же время не мог понять, чем вызван этот страх. Дурманящего аромата больше нет, а по своей воле Раэрвинг не причинит Каину вреда. Сложно. Человеческое поведение слишком сложное для драконьего понимания. Раэрвинг нахмурился, и отражение проделало то же самое. Проделало, а потом вдруг с явным недовольством уставилось на хозяина круглыми глазами. Круглыми? Раэрвинг недоуменно хлопнул ресницами, начиная различать проступившие сквозь его отражение очертания рыбьей морды. Очень-очень недовольной рыбьей морды. И прежде чем он успел склонить голову на бок, как делал каждый раз, когда сталкивался с чем-то непонятным, воинственно настроенная рыбина плюнула в него водой. После долгожданного пробуждения Раэрвинг выглядел не лучшим образом. Хоть Каин и старался каждый день его омывать, тело дракона все равно во многих местах было покрыто коркой запекшейся крови, разводами засохшей мази и кусочками приставшей грязи. А потому утром Раэрвинг был отправлен отмываться в озеро. Каин нервничал, словно никак не мог определиться, как теперь вести себя с Раэрвингом, а потому был рад ненадолго от него отделаться. И вот теперь он стоял на берегу, наблюдая, как обнаженный дракон замер по пояс в воде, и стыдил себя за подобное поведение. Там, в Джакке ему было легче с ним общаться: напряженная ситуация, повисшие в воздухе вопросы о жизни и смерти не позволяли отвлекаться, не позволяли думать о чем-то другом, кроме собственного выживания и мести. Сейчас же положение переменилось, и он запутался в себе. Слишком неожиданно Раэрвинг очнулся, слишком… И все же он ужасен. Отправил Раэрвинга отмываться самостоятельно и даже не вспомнил, что драконы этого не умеют. Забыл про реку и рыбью кровь. Каин заколебался. Закусив нижнюю губу, он в нерешительности взирал с берега на прямую драконью спину, на проступающие под светлой кожей мышцы, на блекнущий шрам под правой лопаткой. Нужно помочь ему, показать, как надо. Зайти в воду… Страх, противно хихикая, коснулся ребер липкими пальцами. Обнажиться. Оказаться полностью беззащитным. И так близко к Раэрвингу… "Действо! Действо! Действо!" И только Каин собирался отпихнуть от себя упрямо лезущие наружу воспоминания, как что-то произошло. Спокойно стоявший до этого Раэрвинг вдруг отшатнулся, тряхнул рогатой головой и, разозлившись, сделал рывок вперед в намерении схватить кого-то прячущегося под водой. Не преуспел. Коварный противник оказался проворней. Боевая рыба высунулась сбоку от дракона и снова плюнула в него водой. Каин мигом позабыл и о страхе, и о терзающих душу воспоминаниях. Рыба-плевун. Та самая, что несколько дней подряд досаждала Риогаллу, мешая рыбачить. А он уже успел о ней позабыть. Эти особи очень ревностно охраняют свою территорию и не терпят чужаков, какими грозными те бы ни были. И вот сейчас бесстрашная рыба размером с половину руки обнаружила в своих владениях очередного вторженца и, конечно же, не осталась в стороне. Она храбро атаковала незваного гостя со всех сторон, ловко уворачиваясь от его когтистых пальцев. Раэрвинг крутился волчком, вздымая фонтаны брызг. Он тоже был настроен весьма воинственно и не собирался отступать перед какой-то наглой рыбехой. Неудачи только укрепляли его упрямство. В процессе водной битвы дракон умудрился пару раз зацепиться за что-то ногой и уйти с головой под воду. Однако после быстро выныривал и снова кидался на верткого противника. А рыбка все плевала в него водой и плевала, заходя то с одного боку, то с другого, выныривала за спиной, а иной раз даже дерзко показывалась прямо перед лицом. Однако спустя некоторое время, Раэрвингу все же удалось схватить ее за бока и с торжествующим видом поднять над водой. Рыба отчаянно билась, пытаясь высвободиться, но дракон держал свою добычу крепко. Только вот стоило ему поднести ее поближе к лицу, чтобы хорошенько рассмотреть, а, может, и попробовать на зуб, как чешуйчатая бунтарка отхлестала его хвостом по щекам и, воспользовавшись замешательством не ожидавшего подвоха противника, выскользнула обратно в воду. И была такова. Если же в самом начале Каин тихонько посмеивался в кулак, то сейчас он уже хохотал в голос, держась руками за живот. Увлеченный борьбой с наглой рыбиной, Раэрвинг только сейчас услышал его смех и обернулся, удивленно воззрившись на человека. Да что там Раэрвинг! Даже занятый приготовлением мази для ноги их хвостатого приятеля Риогалл услышал его с того края широкой поляны. Ну что за нелепое создание! А ведь еще хозяин небес называется, гроза всего живого. Вот как его можно одного оставлять? Пропадет же. – Подожди! Стой там! – отсмеявшись, крикнул дракону Каин. – Тебя мыться отправили, а ты рыбалку устроил, – продолжая говорить, он скинул штаны и зашел в воду. Страх слабо шевельнулся внутри, но Каин не позволил ему поднять головы. Задвинул его обратно, сосредоточив все внимание на развеселившей его сценке. – Неужели нашей с Рио наловленной для тебя рыбы оказалось мало? Улыбка не сходила с лица Каина. Он твердо ступал по илистому дну, заходя все глубже и глубже в озеро. От непрогретой воды по коже бегали мурашки. Хотелось передернуть плечами и остановиться хотя бы на минутку, чтобы дать телу привыкнуть к низкой температуре. Раэрвинг беззастенчиво смотрел на него, на его полностью обнаженное, беззащитное тело. На поблекшие кляксы синяков, на алеющие полосы от когтей и джаккайского клинка. Под внимательным взглядом золотистых глаз становилось не по себе. Хотелось поскорее погрузиться в воду по самую шею, но Каин сдержался. Это испытание, одно из многих, ожидающих впереди. Он пройдет его. Он не будет до конца своих дней шугаться каждой тени. Ведь это он победил Джакара, а на деле пока что выходит все наоборот. Пока Каин не избавится от яда, имя которому страх, все так и останется. Он это преодолеет, станет прежним, чего бы то ему ни стоило. – Она сама, – возмутился дракон, а после важно добавил: – И я моюсь. – Так не моются, – вздохнул Каин, останавливаясь напротив него. – Ты просто стоишь. От этого грязь никуда не денется – только размажется и все. И позволь поинтересоваться, где мочалка, что я тебе дал? Каин покрутил головой и обнаружил искомый предмет, безучастно плавающий в стороне. Вздохнул еще раз и прошел чуть дальше, чтобы ее поймать. Не так давно они с Риогаллом срезали верхний слой коры с молодого деревца и смастерили из полосок добротные мочалки, которые нестыдно было и знати продавать. – Стой смирно и не дергайся, – предупредил дракона Каин и поднес мочалку к правой лопатке. – Я постараюсь быть аккуратным и не царапать кожу. Сын главнокомандующего бережно отвел красные пряди со спины и перекинул их вперед, чтобы не мешались. Золотые украшения тихонько звякнули, но присмиревший страх не подал голоса. Каин положил свободную руку на плечо спокойно стоящего Раэрвинга и поднес мочалку к ране над левой лопаткой, той самой, от копья джаккайской предводительницы. Вокруг нее расползлись разводы от засохшей грязи и крови. Каин сосредоточился на деле и осторожно принялся оттирать все лишнее, стараясь не повредить почти полностью затянувшуюся рану. – И так засохло бы и отвалилось, – изрек свое излюбленное высказывание дракон. – Не засохло бы и не отвалилось. Не знаю, бывает ли у драконов гангрена и заражение крови, но проверять мне совсем не хочется. – Что такое гангрена и заражение крови? – поинтересовался Раэрвинг, услышав незнакомые выражения. Каину ничего не осталось, как вздохнуть в третий раз и пуститься в объяснения. Пока он говорил, руки кропотливо делали свою работу. Кожа дракона была такой горячей, словно под ней в самом деле ютился огонь. Твердые мышцы приятно пружинили под скользящими пальцами. Собственная спина заныла, вспоминая, как это сильное и крепкое тело грубо давило на Каина сзади, вжимая его в холодные прутья на джаккайской арене. Нет, неправильные воспоминания. Ночные колокольчики. Берег реки. Любопытный дракон, прижавший его к прохладному песку. "Вот так?" – горячим шепотом спрашивает он и двигает бедрами. Внутри Каина вдруг всколыхнулось какое-то чувство. Он не смог понять, хорошее оно или плохое. Растерялся. А когда поднял голову, то вдруг встретился с внимательным взглядом золотистых глаз. Вздрогнул. Оказалось, что он внезапно оборвал свои пояснения, взволнованный то ли нахлынувшими воспоминаниями, то ли чувством, что то вызвало. Рука, бережно стирающая мочалкой грязь, тоже замерла. Потому-то Раэрвинг и повернулся к Каину лицом, желая выяснить причину столь резкой перемены. Близко. Слишком близко. Каин заволновался. Сердце в груди учащенно забилось. Он хотел было отступить на шаг назад, когда взгляд Раэрвинга вдруг упал на плохо заживающий укус над правой ключицей. Он был глубоким, а потому затягивался медленно и скверно. Так он и знал: никакого толка от этих пережеванных трав. И почему люди такие глупые, ничего до сих пор так и не поняли. – Бесполезная, – неожиданно выдал дракон. – Что? – переспросил сбитый с толку Каин, но Раэрвинг, чуть сдвинув брови к переносице, уже подался вперед, и горячий влажный язык широким мазком прошелся по ране. – Подожди! Стой! – Каин запаниковал, упершись руками в плечи дракона, но тот и не подумал останавливаться. Лизнул еще и еще, обильно смачивая рану слюной. В то время как в голове у Каина билась лишь одна мысль: Сейчас укусит! Больно-больно вонзит зубы в зудящую плоть. А потом… а потом… Развернет к себе спиной, сдавит острыми когтями бока, и пронзительная, режущая боль ворвется в тело пониже спины. То ли услышав его мысли, то ли почувствовав неестественную напряженность, Раэрвинг чуть отстранился и произнес хриплым полушепотом: – Не буду кусать. Слюна поможет ране затянуться. Позволишь? – он со всей серьезностью заглянул Каину в глаза. Вкус крови немного раззадорил дракона, толкая к действиям, но Раэрвинг не поддался желаниям, обуздал себя и спросил разрешения. Хотя это было для него сложно, очень сложно. Запах Каина, его вкус, тепло его нежной кожи… Каин сглотнул, теряясь в золоте терпеливо ожидающего взгляда. Он колебался. Ему по-прежнему было страшно, но… Это надо преодолеть. Раэрвинг не станет делать больно. Он… Так тяжело довериться. Сердце внутри мечется загнанным зверем, а дрожь не желает униматься. Раэрвинг так близко. Его жар опаляет кожу. Взгляд пронзает насквозь. Рана действительно заживает скверно, и возможно… Каин прикрыл глаза и осторожно кивнул, разрешая дракону продолжать. Когда же драконий язык вновь коснулся раны, сын главнокомандующего вздрогнул и крепче сжал пальцы на плечах Раэрвинга. С закрытыми глазами все чувства обострились, сделались ярче, живее. Рваный выдох невольно слетел с приоткрытых губ. Хотелось отстраниться и в то же время… Он не знал. Он был слишком взволнован. Драконий язык тщательно вылизывал рану, убирая плохую кровь и заменяя ее целебной слюной. Он действовал неторопливо, размеренно, успокаивающе. Изначально напряженный, будто натянутая струна, Каин понемногу расслабился, задышал ровнее. Непринужденная ласка дарила приятные ощущения. Рана перестала зудеть, и дрожь тоже нехотя унялась. Вкус крови возбуждал в драконе жажду. Чем дольше он вылизывал рану, тем нетерпеливей становился. Но он обещал, а потому удерживал себя. Хотя так хотелось стать настойчивей, агрессивней. Сместиться чуть вбок и укусить. Несильно. Притянуть Каина поближе… Трудно. Невыносимо трудно сдерживаться. Куда труднее, чем учиться контролировать жар выдыхаемого пламени. Но Каину нравится, он расслабился и больше не дрожит. Можно ли в таком случае?.. Раэрвинг сместился ближе к шее. Осторожно, будто на пробу, прошелся языком по солоноватой коже. Каин шумно выдохнул, но не остановил. Позволил продолжать. Когда же одна горячая ладонь дракона легла ему на талию, а другая – на лопатку, сына главнокомандующего словно прошиб разряд. По коже пробежали приятные, волнующие мурашки. Он задышал чаще. Ногти глубже вонзились в драконьи плечи. Раэрвинг увлеченно вылизывал его шею, глубоко вдыхая аромат бархатистой кожи. Неторопливо поднимался к самому подбородку, заставляя Каина запрокидывать голову, а затем уходил в сторону, к покрасневшему ушку, и снова опускался к ключицам. Желание росло. Жар усиливался. И, кажется, Каин постепенно начинал тоже чувствовать нечто подобное, охотно подставляя шейку под драконьи ласки. И все шло замечательно ровно до тех пор, пока опьяненный человеком Раэрвинг не решил придвинуть того поближе к себе. В этот момент возбужденный член дракона коснулся бедра Каина и парень вмиг протрезвел. Резко распахнув глаза, он в ужасе отпрянул и уставился на Раэрвинга так, словно тот внезапно оказался восставшим из мертвых лордом Джакаром. Все еще возбужденный, Раэрвинг поднял на него тяжелый взгляд, в котором смешались неудовлетворение, недоумение и едва подавляемое желание немедленно продолжить прерванное действо. Что? Что он сделал не так? Человеку ведь нравилось. Он сдержал слово. Не кусал. Не делал больно. Каин сжал зубы, обхватил себя руками и опустил голову. – Прости, я… – слабый голос оборвался, затух, не находя достойного оправдания. – Ты мне не доверяешь? – прямо спросил Раэрвинг. – Доверяю, – сын главнокомандующего ответил после небольшой паузы. Он по-прежнему обнимал себя и смотрел вниз, на собственное жалкое отражение. – Мое тело… Мое тело слишком хорошо помнит боль. Оно боится повторения. Все, что может напомнить о… о произошедшем… Оно пытается защититься, предотвратить… Даже если я знаю, что все будет хорошо, его убедить в этом не так просто. Оно все время ждет подвоха, все время шепчет: "А вдруг?.. Вот сейчас, сейчас это случится. Точно случится, ведь ты помнишь, как"… Знаю, ты не поймешь, драконы-то совсем другие, но… – Каин стиснул зубы. Не справился. Сегодня он опять не справился. Всплеск воды заставил сына главнокомандующего поднять голову. Раэрвинг подошел ближе. Да, ему, существу с иным восприятием, более простым, где существует всего одно "нравится" и каждое слово обозначает только то, что оно обозначает, без всяких скрытых смыслов и намеков, было трудно понять терзания человеческой души. Но для того, чтобы увидеть, что Каину плохо, вникать так глубоко в причины не требовалось. Каин нуждался в утешении, а драконы в этом мало чего смыслили. Но стоять и смотреть, как тот страдает в одиночестве, Раэрвинг не мог. Даже таким грозным хищникам не чужда была нежность. Раэрвинг подошел еще ближе, подался чуть вперед и мягко ткнулся лбом в лоб Каина. Прикрыл глаза и тихо, едва слышно заурчал. Почти так же, как тогда, на постоялом дворе, когда Каин взялся расчесывать драконьи волосы. В том месте, где их кожа соприкасалась, начало медленно разливаться приятное, успокаивающее тепло. Напряжение понемногу отступило, горечь ослабила хватку, нехотя отошла в тень, оставив после себя лишь легкий, теряющийся на кончике языка привкус. Каин несмело поднял взгляд и встретился с распахнувшимися в тот же миг золотистыми глазами, смотрящими на него беззастенчиво и открыто. Он снова почувствовал между ними связь, крепкую, нерушимую, тесно сплетающую вместе принадлежащие разным мирам души. Столь интимный момент… не предназначенный для посторонних глаз… По-прежнему непростительно близко, только вот в этот раз близость не приводит в ужас, не вызывает желания оттолкнуть и убраться прочь как можно скорее. Эта близость… Она совсем другая… Они будто стоят сейчас друг против друга, обнаженные не только телами, но и душами. Кончики носов невесомо касаются один другого, слетающее с губ дыхание переплетается, сливаясь в одно, взгляды тонут друг в друге. – Я скажу тебе свое имя, – вдруг прошептал Раэрвинг, нарушая воцарившуюся тишину. Прошептал серьезно. С непоколебимой уверенностью. Не разрывая зрительного контакта. Его чуть хрипловатый голос мурашками пробежал по позвоночнику. – Ты уже говорил, – так же тихо ответил Каин. – Раэрвинг. – Это только первая его часть, – пояснил дракон, и его горячее дыхание опалило губы напротив. – Мое полное имя – Раэрвинг Агхар Раанак. Если ты позовешь меня так, я прилечу. Не важно, где я буду и как далеко. Я прилечу. Если окажусь без сознания, то пробужусь. Если в плену, то разорву любые подвластные мне путы и все равно прилечу. Но если не смогу разорвать, не смогу освободиться, то буду биться до тех пор, пока не погибну от истощения. Я не знаю, помогло бы это там, в песчаном кругу, но теперь у тебя есть мое имя и ты сможешь позвать. – Раэрвинг Агхар Раанак, – едва слышно прошептал дрогнувшим голосом Каин, до глубины души потрясенный разделенным с ним откровением. Глаза дракона тот час ярко вспыхнули и медленно, словно бы нехотя, погасли. Зов. Магический зов, которому невозможно противиться. Каин только начал в полной мере осознавать, что же дал ему Раэрвинг. Это же… Это ведь… – А если кто-то услышит? – обеспокоился Каин, теряясь в противоречивых чувствах. Это слишком большая власть над драконом. Если кто-то подслушает и воспользуется… – Я сказал только тебе, – Раэрвинг, кажется, не понял причины беспокойства человека. – Я хочу сказать: что если кто-то услышит, когда я тебя позову, и потом… – Он не запомнит, – спокойно пояснил дракон, чуть отстраняясь. – Даже если ты накарябаешь когтем на песке и заставишь прочесть вслух. Он не сможет, потому что я не говорил ему своего имени. Только тебе. Тебе одному… я сказал…***
Риогалл долго корпел над полуночным порошком, комбинировал имеющиеся на руках ингредиенты, изменял формулы, но в итоге ничего путного так и не вывел. Ему бы полпузырька селитры или щепоточку серы. Но нет, откуда в этой глуши взяться столь благородным ингредиентам! И заменить как назло нечем. Желчь огневки, что ему удалось раздобыть, давала отвратительный результат. Мазь для раны на ноге их чешуйчатого друга уже давно была готова и мирно стояла в стороне, дожидаясь окончания водных процедур. Так что выдавшееся свободным время некромант решил посвятить своим зельям да порошкам. Пытался сотворить нечто действительно серьезное из того, что ему удалось добыть в окрестностях. Увлекшись, в процессе он весь перепачкался в саже, костной муке и липком соке растений. Волосы всклокочены, нижняя губа искусана, глаза возбужденно горят. Тонкие пальцы, подобно бабочкам, порхают над самодельными плошечками с ингредиентами. Риогалл так глубоко погрузился в работу, что не замечал ничего вокруг, увлеченный любимым делом. Лишь единожды ему пришлось прерваться – когда Каин внезапно разразился громким смехом. Отвлекшись, он случайно ослабил хватку, и пыль растертых в муку корешков выскользнула из пальцев и, подхваченная ветром, щекотнула ноздри. Некромант громко чихнул и вытер нос тыльной стороной ладони. Поразительно, ведь совсем недавно этот парень был так подавлен, что страшно было смотреть, а теперь вот смеется. Искренне. Это хорошо. Глядишь – забудет пережитый ужас и совсем станет прежним. Риогалл улыбнулся и вновь ушел с головой в эксперимент. По правде говоря, он мог бы провозиться с ним и до глубокой ночи, если бы через некоторое время вдруг не обнаружил, что у него закончились ягоды волчанки. Риогалл заглянул в опустевшую миску из черепашьего панциря, нахмурился и, с сожалением вздохнув, поднялся на занемевшие от долгого сидения в одной и той же позе ноги. Закряхтел, словно восьмидесятилетний старик, морщась от неприятных ощущений. Выпрямился, разминая ноющие косточки. Сломанное ребро под повязкой отозвалось слабой тупой болью. Заживает. Уже куда реже дает о себе знать, что не может не радовать. Довольный жизнью, Риогалл улыбнулся, открыл глаза и… Его взгляд непреднамеренно скользнул по искрящейся озерной глади. Скользнул и потрясенно замер, наткнувшись на явно не предназначенную для посторонних глаз сцену. Каин и Раэрвинг стояли по пояс в воде. Обнаженные. Куда ближе друг к другу, чем того требовалось. Хоть расстояние между ними и Риогаллом было не таким уж и маленьким, некромант мог поклясться, что дракон самозабвенно присосался к открытой шее Каина и увлеченно ее целует, а тот добровольно ему это позволяет. Осознав столь щекотливое положение, Риогалл вспыхнул, как хорошо просмоленный факел, и поспешно отвернулся. Сердце в груди учащенно забилось, а мысли заметались в панике. Что же это?! Как же это?! О Великий Аракус, скажи, что увиденное – просто галлюцинация! Что он всего лишь переутомился и понял все неправильно. Что это все последствия дурного влияния Вайэра, заставляющие видеть всякое такое в том, где его нет и быть не может. Что Раэрвинг с Каином просто… просто… Просто что? Невольно подсмотренная сцена вновь развернулась перед глазами в ярких красках, не оставляя места сомнениям. Да еще и так подробно… Риогалл прикрыл рот рукой и на пошатывающихся ногах отошел за ствол ближайшего дерева. Прислонился спиной к шершавой коре и медленно сполз вниз. Он все еще прижимал ладонь ко рту, потрясенный и полностью сбитый с толку. Серебристые глаза были широко раскрыты, щеки пылали румянцем, а в голове царила полная сумятица. Нет, он определенно все неправильно понял, иначе и быть не могло. Каин не стал бы творить такие вещи в трезвом уме, а уж после пережитого в Джакке и подавно. "О тебе самом можно сказать то же самое", – ехидно подметил голос в голове. Нет-нет-нет, тут совсем другое. Риогалл замотал головой. У него контракт. Не будь контракта, он бы и не подумал позволять извращенному Князю творить с собой все те постыдные вещи. "Или подумал", – злорадно хихикнула обозлившаяся частичка. "Заткнись!" – мысленно рыкнул на нее пристыженный некромант, до последнего отказывающийся признаваться в истинных чувствах. Так или иначе, но у Каина уж точно никакого контракта не было. Раэрвинг ни за что в жизни бы до такого не додумался. Хотя если хорошенько поразмыслить, то до таких вещей, как поцелуи или что посерьезней, он тоже вряд ли бы додумался. Или виной всему арена? Может быть, у дракона что-то снова помутилось в голове и… Но Каин не сопротивлялся. А что если он просто оцепенел от страха? Проклятье! Если это на самом деле так, то Риогалл обязан вмешаться. Некромант уже вознамерился подняться на ноги, когда другая мысль вернула его на место. А если не так? Хорош же он будет, если наглым образом ворвется на озеро и прервет то, чего видеть был не должен. Все равно что если бы Каин распахнул дверь, когда Вайэр… От представленной картины Риогалл густо покраснел. Задница Айкана, да он бы умер от стыда прямо на месте, а потом до конца жизни (загробной) Каину в глаза смотреть не смог бы. Надо восстановить еще раз картину увиденного, чтобы убедиться. Риогалл зажмурился и потер пальцами виски. Вот Каин стоит, чуть склонив голову вбок, чтобы Раэрвингу было удобнее целовать нежную кожу на оставшейся без защиты шейке. Глаза прикрыты, с приоткрытых губ срываются шумные выдохи, упирающиеся в плечи дракона руки, чуть заметно дрожат. Чужие губы настойчиво скользят по коже, не оставляя без внимания ни единого крохотного участка. Иссиня-черные пряди щекочут щеку, гармонично контрастируя с длинными белыми… Иссиня-черные? Вайэр?! Риогалл не заметил, как его голодная фантазия ловко извратила сцену в озере, аккуратно извернула ее в то самое отражение, что не так давно примерещилось хозяину в том же самом озере. И позволила в полной мере осознать, как же сильно на самом деле Риогалл жаждет прикосновений этого мерзавца. Проклятье! Риогалл тряхнул головой. Проклятье, проклятье, проклятье, проклятье! Все это время он так старался не думать о Князе, и пока старался – все было хорошо, но стоило только одному воспоминанию просочиться сквозь старательно выстроенную стену, как все в одночасье полетело к Айкану в задницу! Риогалл от отчаяния стиснул зубы, чувствуя, как пылают его щеки, а в паху под натиском воспоминаний предательски скручивается тугой узел. Вайэр… Невидимые пальцы заскользили по бледной коже, уделяя особое внимание самым чувствительным местечкам; призрачный взгляд фиолетовых глаз пронзил насквозь, заставляя затрепетать каждую клеточку в теле от сладостного предвкушения; далекий отголосок дурманящего запаха заполнил ноздри, сводя с ума, заставляя вдыхать его все глубже и глубже, не в силах насытиться… Мгновение, и в озере стоят уже не Каин с Раэрвингом, а они с Вайэром. Полностью обнаженные. Нагие тела прижимаются друг к другу так, что Риогалл чувствует идущий от крепкого, рельефного тела жар, ощущает волнующую твердость тугих мышц. Пальцы сильнее впиваются в сильные плечи, подгибающиеся ноги едва держат. Вайэр целует его шею напористо и властно, заставляя все тело трепетать в его объятиях, а кожу покрываться мурашками. То едва касается горячими губами, невесомо скользит по бледной коже, то вдруг вонзает зубы, ощутимо прикусывает, оставляя яркие следы. Перемеживающиеся нежность и боль выливаются в нечто головокружительное, заставляющее терять рассудок. Приятно до одури. Хочется, чтобы этот миг никогда не кончался, чтобы Вайэр целовал его еще и еще… и еще… Судорожно сглотнув, Риогалл невольно коснулся пальцами шеи, где не так уж и давно алели оставленные Князем следы. От невинного прикосновения по коже пробежали приятные мурашки, взгляд чуть подернулся туманной дымкой, а в паху стало невыносимо горячо. Поцелуи. Ему так хотелось поцелуев. Не только в шею. Вайэр целовал его в губы только тогда, в первый раз. Во второй отчего-то не стал. Может быть, Риогалл был в этом непростительно плох? Ему не с чем было сравнивать, не от чего отталкиваться, поэтому он не мог судить о своих способностях. Но губы Вайэра… такие мягкие, манящие… совсем близко… Риогалл прикрыл глаза и дотронулся пальцами до собственных, чуть приоткрытых губ. Вторая рука невольно потянулась вниз, к ноющему паху. В затуманенной голове проплыла ненавязчивая мысль: "Может быть, взять плащ в заплечном мешке?" Запах соли и пепла… НЕТ! Рука замерла на половине пути. Огромным усилием воли Риогалл заставил себя прекратить. Какого Айкана плешивого он творит?! Вайэр отравил его похотью, показал, как можно получать постыдное удовольствие, не прибегая к чьей-либо помощи. И теперь… теперь Риогалл… каждый раз… Проклятье! Он стиснул зубы. Наверняка Вайэр вовсю развлекается со своим любовником, в то время как Риогалл тут по нему страдает. Жалкое зрелище, жалкое и отвратительное. – Кто такой Енка? – вопрос сорвался с языка раньше, чем Риогалл успел подумать. – Енка? Мой любовник… Грудь сдавила неприятная боль, причиной которой служило вовсе не сломанное ребро. Да уж, если бы они увидели его таким, то поглумились бы вдоволь. Риогалл сглотнул вставший в горле комок и уверенно запустил руку в один из мешочков на поясе. Нащупал самодельный глиняный пузырек, поднес его к лицу и несколько долгих секунд рассматривал, колеблясь. Но потом все же принял окончательное решение, уверенным движением отломил горлышко и залпом опрокинул в себя содержимое. Горько. Зажмурился, скривившись, и не глядя отшвырнул опустевший пузырек в кусты. Проклятье! Риогалл подтянул колени к груди и, обхватив руками, уткнулся в них лицом. Зелье холодком пронеслось по пищеводу и растворилось в желудке. Оно действовало достаточно быстро, чтобы некромант уже через пару мгновений почувствовал, как кровь отливает от паха, бередящие душу чувства притупляются и на смену недавнему возбуждению царственно вползает апатия. Теперь в ближайшие несколько часов он будет вялым и сонным. Да, побочный эффект не приводил в восторг, но от этого было никуда не деться. Все лучше, чем изводить себя из-за вертикально-параллельного подонка. Просидев под деревом еще несколько долгих минут, Риогалл, наконец, поднялся на ноги и побрел в лес пополнять запас ягод. Он не торопился, не желая показываться перед друзьями в столь неприглядном виде. Ждал, пока апатия начнет отпускать и попутно высматривал что-нибудь пригодное для своих некромантских делишек. Наткнулся на старый скелет кабана. Думал прихватить, но ни сил с Вертикальных Параллелей, ни подходящего порошка для оживления у него не было, так что находку пришлось оставить. Побродив еще немного, Риогалл решил, что вдоволь нагулялся и готов вернуться обратно. Уже на подходе к озеру он вдруг услышал громкий спор, в котором доминирующим голосом был голос Каина. – Нет! Даже не думай! – Дракон не может без неба. – Мы все еще в Джакке! На самой границе! Что если они тебя увидят?! – Я быстрый, – Риогалл как раз вышел из-за кустов и увидел, как остановившийся на берегу дракон пожал плечами. Казалось, он вовсе не был озабочен возможным повторением пережитого кошмара. – У тебя даже еще нога не зажила! – продолжал горячо возражать стоявший напротив Каин. И он, и Раэрвинг были уже одеты. Даже их волосы успели почти полностью высохнуть. – Она полету не мешает, – спокойно парировал дракон, искренне не понимая, почему человек так волнуется. – А сеть? Что если они сидят где-то неподалеку с сетью наготове? – абсурдное предположение. Каин наверняка это понимал, ведь джаккайцам теперь не до сетей. У них столицу спалили, арена наполовину разрушена, рабы разбежались, а улицы завалены телами убитых и раненых. – Я буду внимательней, – невозмутимо отозвался Раэрвинг. Каин опять было открыл рот, но тут его взгляд наткнулся на возвратившегося Риогалла, и слова повременили с выходом. – Не обращайте на меня внимания, продолжайте спорить, – некромант кисло махнул им рукой. Стоит ли удивляться, что эти двое успели позабыть о его существовании. Даже не заметили, что их дражайший друг отсутствовал несколько часов. – Рио… – начал Каин, но внезапно обдувший с боку горячий ветерок заставил его оборвать себя на полуслове и повернуть голову обратно к Раэрвингу как раз в тот момент, когда пелена неистового пламени полностью скрыла от него ящера. Мгновение, и на месте рогатого парня с хвостом выросла громадная фигура красного дракона. Каин открыл рот в третий раз, но тут ящер выгнул шею сначала в одну сторону, потом в другую, разминая позвонки, а затем, коротко рыкнув, оттолкнулся мощными лапами от земли. Вскинувшиеся крылья загребли воздух, поднимая могучее тело вверх. Ветер закружил мелкий сор, обдав прохладным, но сильным порывом оставшихся внизу парней. – Раэрвинг! – крикнул Каин, но дракон его не услышал. Набрав высоту, он стрелой понесся прочь. Переполненный тревогой взгляд Каина вцепился в крылатую фигурку, не желая отпускать. – Драконы на самом деле не могут без неба – начинают чахнуть, ты ведь знаешь, – произнес остановившийся рядом Риогалл, поправляя на ходу любимую мантию, которую поднятый крыльями ветер едва не задрал ему до груди. Вообще он мало чего знал о драконах, но в Анатриуме всадникам приходилось каждый день выводить своих драконов на воздушные прогулки, что воодушевляло далеко не каждого из них. Риогалл довольно часто слышал, как они жаловались о тяготах своих нелегких жизней хорошеньким служанкам, которых так любили зажимать в коридорах замка. – Я знаю, но… – Каин поджал губы, не в силах перестать беспокоиться. Риогалл улучил момент и украдкой бросил взгляд на шею друга, но не увидел там ничего, кроме бледнеющих старых царапин. И пока Каин внизу умирал от тревоги, Раэрвинг ликовал в поднебесье. Небо! Он снова поднялся в небо. Поврежденная лапа, правда, заявила о себе при отталкивании, но эту боль можно было и стерпеть ради долгожданного полета. Раэрвинг ловко поймал восходящий поток и поднялся еще выше. Не удержался, крутанулся вокруг своей оси, а потом не удержался еще раз и заложил крутой вираж. Лег на правое крыло и сделал широкий круг над горами, в самом центре которого поблескивало знакомое озеро. Ветер трепал гребень, скользил по натянутым перепонкам распростертых крыльев, жадно лизал красную чешую. Внизу мелькали пышные кроны деревьев и торчащие то тут, то там скальные выступы. Такие далекие, уменьшившиеся в несколько раз. Раэрвинг наклонил корпус, проворно спланировал ниже и пронесся прямо над лесом, вспугивая стайки мелких птиц. Ветер-озорник рвался угнаться за ним следом, шелестя качающимися кронами и подхватывая в вихре сорванные листья и мелкие веточки. Раэрвинг взмахнул крыльями, поднялся выше. Не сдержал переполнявших его эмоций и радостно взревел. Еще несколько перепуганных птиц взлетело в небеса. Красный дракон дохнул пламенем, поджарив одну, что по неосторожности выскочила прямо перед ним, изогнул шею и налету поймал почерневшую тушку. Заглотил одним махом и сделал еще два безумных виража над горами, наслаждаясь радостью полета, а затем опустил взгляд и отыскал внизу две наблюдающие за ним крохотные фигурки. Каин… Опять у него на лице это выражение. Раэрвингу оно не нравилось. Он хотел видеть, как Каин улыбается, как меняет свой цвет лица на красный. Он резко снизился и пронесся мимо парней, обдав их буйным порывом следующего за ним ветерка. – Тебе жить надоело, ящерица?! – крикнул ему вдогонку Риогалл, которому пришлось вновь хвататься за взметнувшийся подол мантии. Ветер сорвал с него капюшон и взъерошил волосы, которые некромант с таким трудом привел в порядок еще там, в лесу. Однако Раэрвинг уже набрал высоту и с радостным ревом закружился в небе. Беспокойство немного сошло с лица Каина, он слабо улыбнулся драконьей шалости и убрал с лица взъерошенные ветром пряди. Его взгляд по-прежнему неотрывно следил за Раэрвингом. Эти дурачества так напоминали Анатриум. Каин тогда тоже стоял и любовался рассекающим в небе драконом, молодым, непокорным, упрямым, словно морской шторм. И сердце каждый раз замирало в груди всякий раз, когда он проносился мимо. Так же как и сейчас. Замирало, а после рвалось вслед, подобно ветру, что всегда сопровождает летящего дракона. Когда Раэрвинг промчался так близко, сердце Каина тоже устремилось вслед за ним, в небо. Только вот у него не было крыльев, и все, что он мог – лишь беспомощно наблюдать за своим пышущим великолепием ящером. Раэрвинг взмыл под небеса с восторженным ревом, заложил еще пару крутых виражей над озером, а затем неожиданно стремительно спикировал вниз, в воду, подняв в воздух огромные волны. – Ах ты, дрянная ящерица! – вскричал Риогалл, которого окатило водицей с ног до головы. Каину тоже досталось, но он в ответ лишь рассмеялся, стряхивая с волос искрящиеся брызги. Такое ребячество! Раэрвинг полностью ушел на глубину. Извернулся в воде, оттолкнулся здоровой лапой от дна и вынырнул на поверхность. Вода ручьями струилась по гибкой шее, прокладывая себе путь между чешуек. Со вскинутой морды вниз устремились целые водопады. Крылья – две гигантские кувшинки, распростерлись на поверхности, тяжело покачиваясь на поднятых волнах. Раэрвинг тряхнул рогатой головой и ощерился в улыбке, смешно расправив мокрые гребни. Золотистые глаза, возбужденно поблескивая, открыто воззрились на Каина, словно бы приглашая того присоединиться к маленькому озорству. И сын главнокомандующего не удержался, не смог воспротивиться рвущейся навстречу дракону душе. Махнув на все рукой, он рванул вперед. Перепрыгнул на распростершееся до самого берега крыло и побежал по нему, чувствуя, как качается и проседает под его весом натянутая перепонка. Добежав до конца, он ловко взобрался на чешуйчатый загривок и занял место там, где оканчивался шейный гребень. Руки привычно схватились за торчащие костяные шипы. Почувствовал всадника на загривке, Раэрвинг ободрено рыкнул и пришел в движение. Тугие мышцы заворочались под Каином. Крылья оторвались от поверхности и ударили по воде, в то время как лапы сделали мощный гребок, толкая драконье тело к берегу. Раэрвинг не мог подняться прямо из воды, ему нужна была опора. И как только лапы нащупали дно, он без промедления оттолкнулся, вскидывая крылья. Новая россыпь искрящихся на солнце брызг взметнулась в воздух. И очередное ругательство донеслось со стороны облитого во второй раз Риогалла. Однако никто из этих двоих не обратил никакого внимания на вновь позабытого друга. Дракон со всадником взмыл в небеса. Мокрая чешуя заблестела на солнце подобно драгоценным камням. Поднимающийся ветер принялся трепать гребень, срывая с него мелкие капли. Травянистый берег, лес, озеро, бранящийся Риогалл – все это стремительно отдалялось, делаясь меньше и меньше. У Каина перехватило дух. По позвоночнику пробежали волнительные мурашки. Снова в небе. Снова на спине своего красного дракона. Только они вдвоем и небо. Бескрайнее. Безмятежное. Манящее искрящейся голубизной. По-матерински раскрывающее свои объятия. Солнечные лучи мягко поцеловали Каина в щеку, а приветливый ветерок ласково потрепал по волосам. О, старые боги, он и подумать не мог, как сильно успел соскучиться по небу, по полету, по драконьему загривку под своими бедрами! Сердце в груди радостно затрепетало, а губы невольно растянулись в счастливой улыбке. Каин прикрыл глаза, наслаждаясь кружащими голову ощущениями, и раскинул руки в стороны, отдаваясь на волю резвящемуся под облаками ветру. Раэрвинг коротко взревел и лег на левое крыло, намереваясь сделать несколько кругов над озером, прежде чем отправляться на охоту. Поймал нисходящий поток и резко нырнул вниз, а после так же резко взмыл вверх по восходящему потоку, заставив сердце Каина екнуть в груди от столь неожиданного маневра. Удовлетворенный тем, что человек вцепился в него покрепче, дракон повторил свой трюк, а после крутанулся вокруг своей оси и стремительно спланировал над лесом, поднимая в воздух новые и новые стайки всполошенных птиц. Каин рассмеялся, отмахиваясь от полетевших ему в лицо перьев. Тут Раэрвинг круто ушел вбок, разминувшись со взявшимся из ниоткуда орлом. Возмущенный птичий крик унесся прочь порывом ветра. Это было так здорово! Хотелось смеяться, громко, неудержимо. Тут лес неожиданно кончился, и Раэрвинг вылетел с уступа. Крутанулся в воздухе и рванул вперед, не пугаясь головокружительной высоты. То падая, то взмывая под облака. Пронесся тенью над еще одной долиной, приютившейся меж двух горных кряжей. Кружась, обогнул тянущийся к облакам скальный пик и стрелой вылетел над просторами бескрайнего травяного моря. Каин не забыл о сети, поэтому испугался, но Раэрвинг, кажется, знал, что делает. Он не стал сильно углубляться в степь. Пронесся ураганом над высокой травой, едва касаясь вытянувшихся стебельков брюшными пластинами, взял немного выше. Темное пятно, которое Каин приметил вдалеке, начало стремительно приближаться, и вскоре сын главнокомандующего смог разглядеть в нем табун диких лошадей. Почуяв дракона, те занервничали: застригли ушами, закрутили головами, высматривая опасность. Но вот вожак углядел рассекающий небо крылатый силуэт и громко заржал. Вторя ему, табун ударился в панику и снялся с места. Но разве могла хоть одна лошадь потягаться в скорости с крылатым хищником. Раэрвинг взревел, сея среди добычи еще большую панику. С выпученными от страха глазами кони неслись вперед, сминая траву и поднимая в воздух клубы пыли. Топот множества копыт бился в голове Каина в унисон с сердцем. Азарт охоты разлился по венам, вспенивая горячую кровь. Ближе, еще ближе! Не отрывая взгляда от скачущего во всю прыть табуна, он почти чувствовал знакомый до боли запах лошадиного пота. Вырвавшаяся вперед грозная тень накрыла отстающих жеребцов. Один из них не выдержал и с отчаянным ржанием ушел вбок, отделившись от остальных. В этот момент Раэрвинг набрал воздуха в легкие и выдохнул. Полное животного ужаса ржание оборвалось, погрязнув в охватившем коня пламени. Дымящаяся туша не успела завалиться на бок – дракон изловчился и подхватил ее налету. Когти здоровой лапы сомкнулись вокруг боков сочащейся жиром добычи, и Раэрвинг устремился вверх. Поднялся над травянистым морем, оставляя удаляющийся табун, и повернул обратно в горы. – Даже не верится, что я наконец-то ем что-то, что не является кроликом или рыбой! – пробубнил Риогалл, уплетая за обе щеки свежую конинку изумительной прожарки. Ему с Каином на двоих досталась задняя нога и несколько увесистых кусков с грудины. Раэрвинг же забрал себе все остальное и, не меняя облика, вырывал из туши большие куски, а потом заглатывал, не удосужившись прожевать. И, конечно же, он был тем, кто быстрее всех расправился со своим обедом. – Сейчас бы еще подогретого меду и свеженькой лепешки… и сыра… и фруктов каких-нибудь… – мечтательно произнес Риогалл, поглаживая набитый живот. Каин ничего не ответил, но мысленно с ним согласился. Ему казалось, будто он не ел нормальной, человеческой еды уже несколько лет. Все трое сидели в тени деревьев, привалившись спинами к шершавым стволам и созерцали искрящуюся под солнцем водную гладь. Точнее, созерцали ее только двое, третий же обгладывал с кости то, что не смогли осилить люди. Раэрвинг уже пребывал в человеческом облике, что ничуть не мешало ему расправляться с лошадиной ногой. Он ел как всегда неаккуратно и весь перемазался жиром. Тщательно обглодав кость, дракон небрежно выбросил ее через плечо, а затем облизнулся и, невозмутимо посмотрев на свои блестящие от жира ладони, вознамерился вытереть их об штаны. Благо Каин вовремя это заметил и успел предотвратить катастрофу. – Эй! Даже не вздумай! – он перехватил драконью руку в опасной близости от светлой ткани. Раэрвинг недоуменно посмотрел на человека, и тому пришлось пояснить: – Нельзя вытирать руки об одежду. Грязные руки надо мыть в воде. Если же воды нет, то можно хотя бы вытереть их листьями или мхом. – Облизать? – дракон предложил более привычный ему вариант. – Нет, никаких облизываний. Идем, – отрезал Каин и, не отпуская драконьего запястья, потащил Раэрвинга к озеру. Тот не сопротивлялся, позволил себя увести. Наблюдавший за ними Риогалл невольно отметил, что все шло как обычно: никаких странностей, никакой неловкости. Будто бы той сценки в озере никогда и не было. А может, ее, правда, не было? Риогалл засомневался. Это ведь невозможно, чтобы после такого они вели себя так непринужденно. Ладно, дракон, но Каин… Что если Риогалл тогда действительно перегрелся на солнце, вот и примерещилось всякое? Некромант мотнул головой. Нет, хватит. Хватит ломать голову не пойми над чем. А то чего недоброго все опять сведется к Князю-изврату и его непотребствам. Все! Полянка, дерево, облака. Набитый живот и умиротворение. И больше ничего до самого заката. Риогалл сделал глубокий вдох и прикрыл глаза, наслаждаясь ласками подувшего с озера освежающего ветерка. Тем времени Каин уже подвел Раэрвинга к берегу, усадил на траву и приказал не совершать лишних телодвижений. Потом отошел в сторону, подобрал пустой черепаший панцирь, зачерпнул воды и вернулся к ящеру. Тот покорно ждал там, где его и оставили, следя с нескрываемым интересом за каждым движением человека. – Вот. Смотри, как я делаю, и повторяй, – Каин опустил руки в воду и принялся тереть одну об другую. Конечно, будь у них мыло или хоть что-то отдаленно похожее, этот процесс вышел бы более толковым, ведь, как известно, простой водой жир смыть не так-то просто. Однако мыла под рукой не имелось, так что приходилось обтирать мокрые руки травой. – Долго, – выдал после некоторого наблюдения Раэрвинг и поднес к лицу блестящую от жира правую руку. Затем невозмутимо высунул язык и принялся старательно вылизывать перепачканные пальцы. Каин не успел и рта раскрыть, как его взгляд против воли приковался к мягким движениям драконьего языка, проворно скользящего по светлой коже. По шее, в тех местах, где не так давно этот же самый язык проделывал похожие движения, словно бы пробежали маленькие молнии. – Прекрати! Так не делают! – скинув оцепенение, Каин быстро одернул Раэрвинга. Перехватил его руку и потянул к воде. – То она была просто жирной, а теперь стала еще и обслюнявленной. Все равно придется мыть – что так, что так, – не переставая поучать, сын главнокомандующего принялся отмывать драконьи руки. Закончив с ними, он поднял взгляд и наткнулся на перепачканное лицо, недолго думая взялся и за него. Он старался думать только о деле, но выходило скверно. Они опять слишком близко друг к другу. Взгляд золотистых глаз держит, не отпускает. Кожа под пальцами обдает жаром, и каждое к ней прикосновение вызывает в теле странный, волнующий трепет. Невозможно исцелиться за столь короткое время. Каин прекрасно это понимал. Притаившийся страх мог в любую минуту взять его за горло, превратить из парня с сильным характером в загнанную гончими лисицу. Но сейчас, отмывая от жира терпеливо ждущую мордашку, ему хотелось поцеловать эти мягкие губы напротив. Большой палец будто бы невзначай скользнул по нижней губе. Влажной и податливой. Надави он чуть сильнее и смог бы проскользнуть внутрь, коснуться клыков, почувствовать горячий кончик языка… В прошлый раз, еще в Джакке, он не смог. А сейчас? Сможет ли он поцеловать Раэрвинга сейчас и не отшатнуться в ужасе, причиняя тем самым боль своему дракону? Страшно. Не хочется рушить эту хрупкую идиллию. – Ты тоже, – вдруг произнес Раэрвинг, смотря Каину прямо в глаза. – Что? – растерялся тот. – Испачкался, – пояснил дракон и, протянув руку, нежно коснулся уголка губ человека. Каин вздрогнул, но не отпрянул. Раэрвинг стер пальцем блестящую капельку, а затем поднес выше упомянутый палец ко рту и бесстыже его облизал. – Эй! – Каин невольно покраснел от столь далеко не невинного жеста. – Твой цвет лица снова стал похож на мои волосы, – торжествующе произнес дракон и широко улыбнулся. Так бесхитростно и открыто, что Каин не удержался и улыбнулся в ответ. Рядом с Раэрвингом все плохое быстро отступало, забывалось. Утраченная гармония вновь воцарялась в душе, и становилось так легко и беззаботно. – Порой ты бываешь просто невыносим, – с улыбкой вздохнул Каин и взялся за панцирь, чтобы вылить из него помутневшую воду.***
– Так значит, на северо-запад? – уточнил Риогалл, когда вся троица сидела перед костром поздним вечером того же дня. С пробуждением Раэрвинга разжигать огонь стало куда проще, и некромант возблагодарил Великого Аракуса за окончание своих мучений с палочкой и щепкой. – Да, – серьезно ответил Каин, всматриваясь на начертанную на расчищенной земле карту. Пришла пора выдвигаться в путь. Раны почти полностью затянулись, только пробитая насквозь нога Раэрвинга еще причиняла некоторые неудобства: дракон слегка прихрамывал, но был вполне способен выдержать долгий путь. Уже завтра утром они должны были покинуть приютившее их озеро и продолжить прерванное путешествие. – Сейчас мы находимся где-то тут, – Каин ткнул палкой, которой до этого ворошил угли, в череду накарябанных на земле треугольников, – на границе между Джаккой и Дакарой. Дакара – по большей части горное королевство, а джаккайцы горы не жалуют – их кони здесь ломают ноги – а потому редко совершают набеги на эти земли. Однако, несмотря на это, дакарцы расположили почти все свои крупные города в другой части, ближе к границам с Неркой и Раванной. Так что первую половину пути мы будем встречать только небольшие деревеньки да маленькие городишки. Если повезет. Дакара в неплохих отношениях с Анатриумом, так что врагов тут у нас быть не должно. Однако все равно придется соблюдать осторожность. И… – он бросил виноватый взгляд на Раэрвинга, – и воздерживаться от полетов по мере возможности. Я не знаю, как тут принято ловить драконов, и выяснять вовсе не хочу. К тому же будет лучше, если мы доберемся до сердца Империи без шума и неприятностей. Нам не стоит без веских на то причин привлекать ненужное внимание. – С драконом по правую руку это будет пустячным делом, – съехидничал Риогалл. – Да и подозрительно похожие на некромантов типы с белыми волосами и в черных мантиях каждый день туда-сюда по горам шныряют – привычное дело, – увидев, что Каин вознамерился что-то сказать, он поспешил добавить: – Но снова рядиться в айканопомешанных я не буду! Даже не проси. – Что-нибудь придумаем по дороге, – успокоил его Каин. – И вообще, я не перестану повторять, что это безумная затея и ничего хорошего из нее не выйдет. Незаконно пробраться в Имперскую библиотеку это тебе не могилы посреди ночи расхищать. Если нас схватят, а нас непременно схватят, то Джакка по сравнению с гневом Императора покажется небесными благостями всемилостивого Айкана, о которых так любят трещать его жрецы. – Я знаю, – тяжело вздохнул Каин, – но… – Но мы что-нибудь придумаем по дороге, – закончил за него разворчавшийся Риогалл. – Ладно, с этим все понятно. Предлагаю объявить наш маленький совет закрытым и ложиться спать. Нам рано вставать, а недосып никому еще на пользу не шел. С этими словами некромант поднялся с земли, отряхнул изрядно потрепанную, но по-прежнему горячо любимую мантию, и отправился на обустроенную лежанку из трех слоев мха с импровизированной подушкой из пары кроличьих шкурок. Каин не стал возражать. Да и что тут скажешь? Он прикрыл глаза и увидел анатрийскую арену, затерявшуюся в королевском лесу, усеянную сваленными друг на друга драконьими останками, медленно исчезающими из этого мира вслед за памятью о своих хозяевах. Одинокие, всеми покинутые. Обреченные на вечное забвение одним лишь взмахом эгоистичной человеческой руки… Их плененные собратья в стойлах, с невыразимой тоской взирающие на далекое небо сквозь прорези в высокой крыше… Грузно падающий на песок джаккайской арены дракон с соломенной чешуей, проживший свыше тысячи лет, чтобы пасть забавы ради, на потеху жадным до чужой крови дикарям… Полный боли рев, рвущийся из глотки обезумевшего от боли светлого ящера, когда нога джаккайской предводительницы безжалостно ударяет по утопленному в плоть стальному пруту… Сколько их еще, таких несчастных, измученных? Сколько было, сколько остается, сколько еще будет? Драконы растут медленно, а появляются на свет реже всех знакомых Каину существ. Как скоро наступит тот день, когда падет последний из них и небеса будут тоскливо взирать с высоты, выискивая внизу пропавших любимцев?.. Каин стиснул зубы. Пусть затея и безумная, но если оставить все как есть, то неотвратимо наступит тот день, когда небеса больше никогда не огласит грозный, пробирающий до благоговейной дрожи рев их крылатого хозяина, безраздельно правящего высью. Никто больше не увидит под облаками полный смертоносной изящности силуэт, не услышит подобные громовым раскатам хлопки кожистых крыльев, не затаит дыхание, взирая на проносящегося над головой величественного гиганта… Раньше Каин не задумывался об этом, как и все остальные, но теперь… Нет, он не желал, чтобы драконы навсегда покинули этот мир, стали призрачными образами старых сказок и легенд. Когда еще хоть кто-то задумается об этом? А если задумается, решится ли что-то изменить? Даже если бы Каину удалось успокоить совесть обещанием, что подобный человек не только непременно отыщется, но и преуспеет в нелегком деле, а после каким-то чудом убедить Раэрвинга оставить затею, то они все равно не смогли бы спокойно жить в счастье и достатке, пока существует установившийся порядок. Кто-нибудь заметит красного дракона в небе, выпустит магическую сеть, устроит облаву. Даже самые глухие дебри не смогут пообещать им полной безопасности. Да и что за жизнь у них будет в этих самых дебрях? Дракон не сможет жить, как кролик, постоянно прячась. Ему нужен простор, ему нужно небо, ему нужна свобода. Солнце уже давно скрылось за горным хребтом, не оставив после себя даже далеких, затухающих отблесков. На небе уже начали загораться звезды. С озера подул ветерок и Каину сделалось зябко. Без верхней одежды ночами ему приходилось туговато. Кое-как сшитая из кроличьих шкурок накидка (если, конечно, этот клочок можно было так обозвать) едва годилась на то, чтобы прикрыть плечи. Каин поежился и потер ладони над пламенем костра. Позади тихонько звякнули золотые украшения. Страх в то же мгновение вонзил под ребра ледяные когти. Каин резко обернулся. Раэрвинг… Сердце в груди бешено колотилось, на лбу выступил холодный пот. "Действо! Действо! Действо!" – закричали далекие голоса. Все хорошо, все хорошо. Каин прикрыл глаза, насильно возвращая контроль. – Не подходи сзади… пожалуйста, – прошептал он, выравнивая сбившееся дыхание. – Хорошо, – согласился немного озадаченный Раэрвинг, а потом вдруг спросил: – Тебе холодно? Мне говорили, что люди мерзнут без одежды. – Мне… – Каин замялся, не зная, стоит ли признаваться. Бросил быстрый взгляд в сторону Риогалла, но тот уже вовсю посапывал, повернувшись к друзьям задом. – Немного… – он опустил глаза. – Просто солнце ушло… и ветер холодный… – Позволишь? – вдруг спросил севший рядом в позу лотоса дракон и протянул к Каину руку. Сын главнокомандующего немного напрягся, но не остановил, позволил указательному пальцу коснуться подбородка и мягко прочертить извивающуюся линию вниз по шее, через оголенную грудь, по кубикам пресса. Прочертить и замереть чуть ниже впадинки пупка. Стоило Раэрвингу в первый раз коснуться его кожи, как Каин ощутил приятное, согревающее тепло, которое последовало за движением пальца вниз, медленно разливаясь по всему телу. Сын главнокомандующего тихо выдохнул и чуть прикрыл глаза от наслаждения. Так хорошо… – Теперь тепло? – спросил Раэрвинг, убирая руку. – Да… – прошептал в ответ Каин, поднимая взгляд на дракона. Устремленные на него золотистые глаза горели в темноте, словно два больших драгоценных камня, вбирая в себя танцующие отблески потрескивающего костерка. Красноватые отсветы неровно плясали по коже, ярко вспыхивая на вплетенных в волосы цилиндриках. Вовсе не страшный. Красивый. Очень. Каин слабо улыбнулся, чувствуя, как внутри него, извиваясь, танцует свое собственное пламя. Дарованное драконом, оно не позволяло холодному ветру проникнуть под кожу, не давало снова ощутить неприятную зябкую дрожь. – Не знал, что ты так тоже умеешь, – улыбка на губах Каина стала чуть шире, взгляд смягчился. – Еще я умею так, – Раэрвинг ответил заговорщицкой улыбкой и, поднеся к губам два сложенных вместе пальца, что-то прошептал, а затем раскрыл ладонь и дунул. В воздух тут же поднялось множество кружащихся искорок. Поднялось и затанцевало вокруг них, подобно светлячкам, привнося в тихую ночь немного волшебства. Завороженный, Каин открыл рот, взирая широко раскрытыми глазами на заполнившую воздух невероятную красоту. Искорки не гасли, не падали и не исчезали во мраке, как их вырывающиеся из костра собратья. Они продолжали кружиться вокруг, то игриво гоняясь друг за другом, то плавно перетекая в медленный танец под звездным небом. – Какая красота! – на одном дыхании произнес Каин и, не отрывая взгляда от магических искорок, медленно опустился на траву. Раэрвинг, обрадованный тем, что человеку понравилось, тоже лег на траву рядом. Украдкой глянул на восхищенно смотрящего на ночные небеса Каина и последовал его примеру. Да, ему тоже нравилось. Смотреть на танцующие в воздухе искорки из этого положения было еще интереснее: они словно бы резвились между звезд, далеких, но благодаря этим огненным капелькам больше не выглядящим такими холодными и отстраненными. Но еще больше Раэрвингу нравилось лежать вот так вместе с Каином, чувствовать тепло его тела, слышать чуть участившееся сердцебиение, вдыхать приносимый легким ветерком запах… Жаль только, что нельзя коснуться, нельзя зарыться носом в шею, где запах особенно силен, и вдохнуть его полной грудью. Нельзя… Тут Раэрвинг вздрогнул, почувствовав прикосновение к своей руке, и повернул голову в сторону Каина. Тот смотрел на него теплым, благодарным взглядом. Его рука взяла руку дракона. Ладонь под пальцами раскрылась, и вторая ладонь прижалась к ней. Словно Каин хотел сравнить их. Рука Раэрвинга была больше, сильнее, пальцы крупнее и длиннее, а ногти черные, словно безлунная ночь. Однако при всем этом она все равно не была лишена драконьего изящества. Каин улыбнулся, подмечая различия. Его пальцы соскользнули в ямки между пальцами Раэрвинга и переплелись с ними. – Спасибо, – прошептал Каин и подвинулся чуть ближе. Склонил голову на плечо Раэрвинга и, еще немного полюбовавшись магическими искорками, прикрыл уставшие глаза и позволил сну взять над собой верх. Дракон осторожно придвинул его к себе поближе, обнял одной рукой и, уткнувшись носом в макушку, сделал глубокий вдох. А после тоже закрыл глаза и погрузился в сон.