"О, как же он кричал! Ребенок. Кричал и корчился, пока пожираемая огнем плоть чернела и превращалась в угли. Детей. Детей они любят больше всего. Достать одного было несложно. Нет. Куда сложнее пришлось, чтобы отыскать это место. Место, где они кормятся. Он кричал. О, да! Они не могли не услышать. И, кажется, на миг, всего лишь на миг, я увидел одного. Да, увидел! Он был так прекрасен! Так прекрасен!.. Мало. Одного ребенка мало. Нужно больше. Гораздо больше! Кажется, там внизу, у подножья, я видел деревню. Да, деревню"…
Из полуобгоревших записок безумца, найденных рядом со спаленной дотла безымянной деревушкой.
Харон сидел в полумраке шатра перед вырезанным из дерева столом-картой, сплошь утыканным одному ему да его советникам известными ониксовыми значками. Пламя единственной свечи подрагивало, отбрасывая на стенки шатра причудливые тени, играло рыжеватыми бликами на бледных от усталости щеках. Уже давно минула полночь, и следовало бы лечь, как поступили его подчиненные, но Харон пока не закончил с поправкой маршрута. К тому же у одного из недавно принятых отступников начали выявляться первые признаки возможной потери контроля, и необходимо было решить, как это предотвратить, пока не стало слишком поздно. И Алерот... снова доставляет проблемы своими непрекращающимися жалобами. В довесок к этому каким-то непостижимым образом умудрилась потеряться их главная заноза – Асай. И тот неофит, что пришел утром. С тихим вздохом Харон откинулся на спинку старого кресла и, прикрыв воспаленные глаза, принялся неспешно тереть пальцами виски в попытке вернуть себе концентрацию. Как же с ними со всеми сложно... Ему, правда, следует лечь. Асая искать уже поздно. Если отправить за ним людей, то можно потерять и их. Утром, он отправит их утром. Что же насчет остального... Маг нахмурился. Пальцы усердней замассировали виски. "Мага с начавшимся искажением нужно убить, чтобы избежать неудачных последствий... Убить сегодня же... Проткнуть горло ржавой кочергой, и смотреть, как он захлебывается кровью, корчась на земле"... – вкрадчиво зашептал хриплый голос в голове, пытаясь выдать чужую мысль за принадлежащую Харону. Да, он устал. Да, его разум немного помутился, но не до такой степени, чтобы он не понял, чья она на самом деле. Харон раздраженно поднял веки, чтобы увидеть, как человекоподобная тень с головой чудовища с садистским наслаждением протыкает длинным предметом другую тень – мага в мантии. Последний хватается за пронзенное горло, из которого хлещет кровь, и тяжело валится на пол. – Хватит, – устало произнес он, уже давно привыкший к выходкам этого аракусового отродья. Отродья, что на самом деле было злобным духом. Издревле люди считали этих тварей порождениями Аракуса, которые во времена могущества своего хозяина обладали плотью и устрашающей силой. Но после того как Айкан загнал Пожирателя миров обратно в Бездну, его оставшиеся в мире людей детища растеряли почти всю былую мощь и превратились в жалких призраков самих себя, отчаянно ждущих возвращения хозяина. Правы они были или нет, Харон так или иначе предпочитал звать эту тварь исключительно аракусовым отродьем, нежели духом. "Я голоден! Ты совсем меня не кормишь!" – пожаловался монстр, отрываясь от стенки шатра и начиная обретать четкие очертания по мере приближения к столу-карте. До этого он был облачен в тень, словно в плащ, и теперь та слезала с него клочьями, будто шерсть с линяющего пса. Черные бесплотные ошметки падали на землю и, едва коснувшись поверхности, обращались в едкий дым. Фокус, который Харон тоже уже не раз наблюдал, однако дух любил выделываться и не считал нужным принимать во внимание чье-либо мнение. То, что постепенно открывалось под теневой оболочкой, предводителю тоже было хорошо знакомо. Человекоподобное поджарое тело, возвышающееся даже над самым высоким в их отряде магом не меньше, чем на три головы. Темное, словно бы покрытое неровной, растрескавшейся корой. Мышцы – туго переплетенные лианы, пальцы – длинные узловатые крючья. То тут, то там торчат редкие шипы, обломки коры и проржавевшего железа. Выше же, на крепкой шее сидит крупный волчий череп с длинными остроконечными ушами, неизменно направленными назад, словно драконьи рога. В пустых глазницах – бесконечное движение сплетенных в клубок белой и черной нитей. Пугающий облик, его излюбленный. Харон прекрасно знал, что при желании тварь могла менять личину и представать в менее отталкивающем виде. Такое случалось, но, к сожалению, нечасто. – Ты сам выбрал свою участь, так что не жалуйся, – спокойно отозвался командир отступников, продолжая тереть виски. Теперь ему точно не сосредоточиться. Наверное, следует все же пойти в кровать. Утром им снова сниматься с места... И еще проблемного Асая искать на пару с новоприбывшим неофитом... – Харон, не спишь? – раздалось с той стороны шатра перед тем, как Лаймон приподнял полог и проскользнул внутрь. Почти дошедший до стола злобный дух остановился, с интересом воззрившись на гостя. Лаймон не мог его видеть, а потому прошел мимо и остановился перед столом. Харон многое бы отдал, чтобы тоже не видеть мерзкого монстра, но его проклятый глаз превосходно лицезрел тварь даже через повязку. – Я приготовил маячки, по которым Трет и Нерн смогут вернуться после того, как найдут нашу потеряшку, – доложил Лаймон, не чувствуя, как к нему, гадко скалясь, сзади подобрался злобный дух. Харон все это видел, но продолжал сохранять бесстрастный вид. Он знал, что дух дурачится. Связанный плотью, он был не способен причинить реальный вред человеку, пребывая в изначальном облике. Лаймон продолжал поздний доклад, в то время как подкравшийся со спины монстр остановился, угрожающе нависнув над смертным. Черно-белая мешанина в глазницах сменилась призрачным голубым огнем. Зловещая фигура гордо выпрямилась, смакуя торжественный момент, а после жилистая рука молниеносным движением проткнула советника насквозь, показавшись из груди в том самом месте, где располагалось сердце. Это было бы весьма эпично и пугающе, если бы Лаймон вместо того, чтобы, отхаркивая кровь, рухнуть к ногам своего предводителя, не продолжил бы беседовать, полностью игнорируя торчащую из груди чудовищную руку. Поначалу Харона всякий раз передергивало от этих выходок, но за прошедшие семь лет он успел к ним привыкнуть. Его приближенные знали об аракусовом отродье и проклятом глазе, но лишь немногое и в общих чертах. Им не зачем было ведать о всех проказах злобного духа. Не хотелось даже представлять, как бы чувствовали себя его друзья, знай они о том, что вытворяет с ними в шатре неугомонная тварь. Вряд ли кто-либо после осмелился бы заглядывать сюда без крайней необходимости, а если все же и заглядывал бы, то не без содроганий и жгучего желания поскорее убраться подальше. Неведение воистину блаженно. "Он такой надоедливый, – пожаловался дух, театрально проворачивая торчащую из груди смертного руку. – Почему бы не свернуть ему шею, м? Хотя нет, это слишком быстро, я не наемся. Тогда задушить? Задушить – хорошая идея, ты так не считаешь?" – он отвернул морду от Лаймона и посмотрел на Харона своими горящими глазами, а затем неспешно вытащил руку из груди и сомкнул крючковатые пальцы на горле человека. Казалось, кожа в месте их соприкосновения стремительно налилась свинцовой синевой, но то была обычная иллюзия, поэтому Харон в ответ лишь устало вздохнул и сосредоточился на лице друга. – Не перенапрягай себя ненужными мыслями, отыщется наша принцесска, – Лаймон по-своему истолковал этот вздох. – Наверняка сидит где-то под деревом и ждет, когда за ним соизволят прийти. А тебе следовало бы поспать. Ты в последнее время совсем не отдыхаешь. Знаешь, даже сильные духом маги, случалось, теряли контроль. – Спасибо за заботу, Лайм, – Харон попытался улыбнуться другу, но вышло не очень. – Сегодня, пожалуй, так и поступлю. – Тихой ночи, – пожелал Лаймон, а после развернулся и покинул палатку. Все это время Харон старался не смотреть на духа, который разыгрывал сцену драматического раздавливания головы беспечного смертного. – И когда ты уже прекратишь выделываться? – негромко вопросил маг, роняя голову на сложенные на столе руки. "Когда ты соизволишь меня накормить", – тварь хищно оскалилась, возвращаясь к столу. Узловатые пальцы с загнутыми когтями уперлись в столешницу, а зубастая морда нависла над смертным, в чьем глазу ему приходилось ютиться. – Я не стану никого убивать, – спокойно отозвался Харон, даже не удосужившись поднять голову. – И пытать тоже… "Не обязательно убивать, – жуткий оскал сделался шире. – Тебе ведь, как магу, необходимо расслабляться, сбрасывать напряжение... Чтобы не потерять контроль. Ты ведь не хочешь его потерять, правда? Иначе я воспользуюсь твоей уязвимостью и захвачу тело"... – Я не сплю с подчиненными, – глухо отрезал Харон, не желая развивать неприятную тему. Они уже говорили об этом, но дух все равно не прекращал настойчивых попыток завести его на кривую дорожку. И если говорить начистоту, то с тех самых пор, как он захватил его глаз, магу всякий раз становилось не по себе, когда он вступал с кем-либо в интимные отношения. Даже если это было на одну ночь. Спиной чувствовать ликование голодной твари, ловить на себе и ничего не подозревающем партнере ее жадные взгляды... И знать, что в этот самый момент она обжирается, словно боров, твоей похотью и страстью. Омерзительно! Это чудо, что у него при таких обстоятельствах вообще вставал. Правда, перед действом не обходилось без опрокидывания в себя нескольких кружек крепкой медовухи. Если же вернуться к нынешней проблеме, то, как это ни прискорбно, но монстр прав. Ему нужно сбрасывать напряжение, нужно расслабляться, чтобы не потерять контроль в один прекрасный день. Только вот их путь еще нескоро проляжет близ какого-либо городка, где можно будет заглянуть в бордель, пусть и самый дешевый. А нацелиться на кого-то из отступников... Здесь все мужчины, а с мужчинами Харон связывался исключительно при крайней нужде, и то только если те оказывались достаточно смазливыми. Но это лишь полбеды. Главная проблема заключалась в том, что он их командир. Командир, вызывающий уважение. Командир, заслуживший право вести людей за собой. Ставший кем-то вроде образца достоинства и величия для любого мага. Живой идол. Царственный и безупречный. Способный решить все проблемы и дать каждому вверившему ему в руки свою судьбу лучшую жизнь. Он не способен повести себя столь недостойным образом. Да и как вообще себе такое представить? Не может же он выбрать кого-то и приказать. Или же начать на глазах у всех подбивать к избраннику клинья. Это будет выглядеть жалко и сразу уронит его в глазах подчиненных. И это не говоря уже о том, что вряд ли кто-либо вообще способен думать о нем в подобном ключе. Безнадежная идея. Лучше уж он продолжит проводить пару коротких вечеров в неделю в уединении своего шатра, откинувшись в этом самом кресле с кружкой отборного равийского эля. Пусть избранный метод расслабляет не так хорошо, как того требуется, но лучшей альтернативы у него пока не предвидится. "Не желаешь убивать, не желаешь мучить, не желаешь совокупляться! Как же мне тогда питаться?!" – зарычал дух, щелкнув зубами у самого лица мага. – Я был бы крайне признателен, если бы ты покинул мой глаз и отправился на поиски более сговорчивого хозяина, – безразличным тоном ответил Харон и, тяжело поднявшись из-за стола, побрел к кровати, чтобы упасть в нее, не снимая мантии, и погрузиться в глубокий сон без сновидений. Злобный дух, навечно привязанный к неудавшейся жертве, еще долго плевался желчью, пытаясь досадить сморенному сном магу, но, так и не преуспев, был вынужден угомониться и убраться обратно в свою тесную обитель. Что ж, у него впереди будет еще много дней, много возможностей, а настойчивость, как известно, всегда вознаграждается.***
– Ты обещал, что мы догоним их до темноты! – вознегодовал Асай, когда сумерки застали двоих отступников посреди леса. Поблизости не было ни единого намека на ушедший далеко вперед караван, а потому можно было не надеяться, что им удастся наверстать упущенное в оставшийся час. – Догоним завтра утром, – беспечно пожал плечами Арайа и уселся на землю рядом с кучкой сухих веток, которые он насобирал по дороге, а теперь бросил тут, намереваясь сложить костер. Разумно это или нет, Асаю было наплевать. Сейчас его волновали совсем другие вещи. Он так старался управиться до темноты, чтобы не пришлось ночевать в лесу в обнимку с жуками! Надеялся на этого самоуверенного выскочку, который уверял, что они непременно догонят отступников сегодня же вечером. И что в итоге вышло?! Ничего хорошего! Не стоило верить этому красноглазому прохвосту с мерзкими аморальными наклонностями. Нужно было бежать от него сразу же, как только он заявил о своей принадлежности к ЭТИМ. Вдруг все это неспроста? Вдруг он специально заманил его сюда с дурными намерениями? Теми самыми. Асай покосился на складывающего шалашик неофита, который вовсе не выглядел заинтересованным в сотворении всяких непотребств по отношению к соседу. Брр! А что если засранец просто потерял дорогу и не желает признаваться? Тогда им вдвоем придется блуждать в проклятом лесу до голодной смерти. Хуже не придумаешь. – И...и мы будем спать здесь? – неуверенно поинтересовался Асай, косясь на траву под деревом. Наверняка там уже притаились жуки, которые только и ждут, когда он решится присесть. – Ага, – легко отозвался Арайа, доставая откуда-то из-под полы своей мантии кремень и кресало. Пара небрежных движений, и первые искры упали на сложенные шалашиком ветки. Костер неспешно занялся. – А... – юный маг замялся, не в силах признаться. Неофит выглядел таким беззаботным. Он ничуть не переживал о снующих повсюду насекомых. А ведь у него всего один дракон. Несправедливо! Это он, Асай, пленитель семи драконьих душ, должен выглядеть крутым. – Держи! – оклик вывел мага из задумчивости. Он едва успел повернуться, как ему в грудь ударилась кроличья тушка – одна из двух, которых Арайа поймал по дороге. Особо не напрягаясь. Что было еще обидней, ибо сам Асай даже ягод насобирать не мог из опасений отравиться, ибо понятия не имел, какие съедобные, а какие – нет. А этот неофит играюче подхватил кроликов, когда те внезапно выскочили перед ним из кустов, и так же играюче свернул зверькам шеи. А после как ни в чем не бывало подвесил их себе на пояс и продолжил путь. Жутковато, конечно, но зато у них теперь была еда. Асай не успел среагировать, и кроличья тушка шлепнулась на землю у его ног. Маг глупо уставился на нее, словно никак не мог понять, что же это такое. – Мы ведь приятели, так? – улыбнулся ему Арайа. – А приятели друг с другом делятся. Каратель положил перед собой вторую тушку и взялся свежевать ее вытащенным из-под той же полы ножом. Асай, хлопая глазами, перевел взгляд с любезного подарка на своего соседа и обратно. Немного помялся и только потом наклонился, чтобы поднять кроличью тушку. Он совершенно не понимал, что с нею делать, а вот неофит... Неофит и тут его обскакал. Кажется, он прекрасно представлял, как приготовить себе ужин из свежепойманной крольчатины. Асай надул губы. Ему совсем не хотелось выглядеть неумехой перед младшим по рангу. Украдкой подсматривая за действиями соседа, он решил, что ничем не хуже, что тоже сможет освежевать кролика. И справится даже лучше, чем красноглазый. Однако когда дошло до дела, все оказалось куда сложнее. И как бы Асай ни старался, в итоге на перекинутой через костер палке с его стороны повисли неприглядного вида даже не куски – ошметки мяса с торчащими кое-где клочками шерсти, в то время как со стороны Арайи кусочки выглядели аккуратными и сочными, столь привлекательными, что их хотелось положить в рот, не дожидаясь, когда те дожарятся. Впрочем, неудача недолго волновала оголодавшего мага: он набросился на свои куски с той же жадностью, с какой взялся бы и за хорошие. И был так увлечен набиванием урчащего желудка, что не заметил, с каким интересом за ним наблюдает каратель. Словно бы за комедийным представлением уличного театра. Занятный малый. Можно было, конечно, не делиться кроликом и позабавиться попытками гордого мальчишки выцарапать у него хотя бы кусочек. Но они теперь вроде как приятели, да и если не накормить его, то они не доберутся до отступников и к следующему вечеру. Этот хилик и без того всю дорогу плелся так, словно ему разом сломали обе ноги. Правда, это не означает, что каратель перестанет его дразнить. – Эм... – неожиданно подал голос Асай, смущенно поднимая взгляд на сожителя. – А ты... ты много путешествовал? Ах, как трогательно! Неужели юный маг проникся к нему симпатией? Арайа не помнил, когда последний раз вызывал в ком-то схожие чувства. – О, да! – с широкой улыбкой потянул Третий Коготь. – И... и поэтому ты умеешь... всякое? – маг задал мучающий его вопрос. Он стремился стать непревзойденным, а, очутившись в лесу, сделался бесполезным. Если бы не этот неофит, он бы точно умер здесь от голода. Кажется, красноглазый все-таки неплохой, несмотря на эти его наклонности. Едой поделился... И больше не дерзит... – Именно – всякое, – Арайа кивнул понравившейся формулировке. Он ведь действительно умеет... всякое. – А ты... – замялся Асай, утыкаясь взглядом в теребящие край мантии пальцы. Он совсем не умел общаться со сверстниками, поэтому жутко нервничал. – А ты из какой башни магов пришел? – Ммм... Из анатрийской? – и снова Третий Коготь не солгал. Он ведь действительно шел именно оттуда, когда следопыт обнаружил лагерь отступников. – Из анатрийской? – Асай оживился и поднял-таки свои темные глаза на собеседника. Он ведь и сам был из той же башни и за три проведенных там года ни разу не встретил этого парня. Значит, красноглазый пришел уже после. – И сколько ты там пробыл? – Пару недель? – Арайа пожал плечами, отправляя в рот нанизанный на острие ножа кусок сочащейся жиром крольчатины. Это было забавно – говорить правду. – Почему всего пару? – Асай был шокирован. Подобное никак не могло уложиться у него в голове. – Стало скучно, – каратель снова пожал плечами, забавляясь вызванным потрясением. Какой ему попался впечатлительный спутник. Асай ненадолго замолчал, справляясь с эмоциями. Стало скучно? Он что, Император на послеобеденной прогулке?! Но потом любопытство пересилило, уж очень хотелось узнать, как там поживают мерзкие маги. В особенности эта подлая гадюка – Фиан. Да-да, тот главный маг, из-за которого Асаю пришлось уйти в отступники. Он помнил события минувших лет так четко, словно все случилось вчера. Мать использовала все свое немногое влияние и деньги, что успела скопить, чтобы ее двенадцатилетнего сына сделали магом. А после взяли неофитом не в какую-то забытую Айканом башню на краю королевства, а то и Империи в целом, а именно в Анатрийскую, поближе к правящему монарху и сливкам высшего общества. Чтобы ее ненаглядный сын уж точно стал великим человеком и видным магом. Чтобы троекратно окупил все, что она в него вложила, и возвел их род на почетное место в списках благородных домов, не забыв, разумеется, своими заслугами раздобыть им еще и землю. И Асай, как хороший сын, старался: усердно работал над собой, совершенствовал навыки, разучивал сложные заклинания. Несмотря на юный возраст, он преуспел, смог достичь высот, до которых большинство его сверстников добирались лишь через десять лет обучения. Мать возлагала на свое чадо большие надежды, и Асай не хотел ее разочаровать или подвести весь свой род. Ему дали второго дракона уже через полгода. Пусть и без какого-либо восторга. Еще через год дали третьего. Могли бы и раньше, но отчего-то тянули, постоянно откладывали ритуал. Асай поначалу не понимал, но когда пришел еще через три месяца просить о четвертом, глава башни не выдержал. Презрительно усмехнувшись, он ядовито выплюнул четырнадцатилетнему адепту (Асай уже успел получить этот титул, хотя его обычно зарабатывали годам к восемнадцати или позже): "Ты, наглая соплюха! Совсем не желаешь знать свое место! Четвертого дракона захотел, да?! Такой способный у нас выискался? Хочешь всех тут дураками выставить? За двадцать лет я пленил шестерых! А тут вылезает какой-то молокосос и за два года получает троих! Но даже этого ему мало, и он нагло заявляется спустя каких-то три месяца и просит четвертого! А дальше? Пять? Шесть? Пятнадцать? Потом и место старшего мага в башне? Не высоко ли ты нос задрал, щенок?! Четвертый дракон, да? Знаешь что? Хорошенько слушай меня и запоминай: у тебя никогда не будет четвертого дракона! А теперь, если все понял, проваливай и не попадайся мне на глаза!" После этого упрямый Асай еще не раз пытался добиться справедливости. Но как бы упорно он ни совершенствовался в магическом искусстве, какие бы блестящие результаты ни показывал на тренировках, Фиан отказывался проводить ритуал, ссылаясь на недостаточное владение контролем. Он был главным магом, а потому его слово было куда весомей доводов какого-то сопляка. Пусть и талантливого. Асай жутко злился и ругался с магами по сотне раз на дню, но был не в силах изменить свое незавидное положение. Он много раз вопрошал себя, неужели его восхождение закончится, едва начавшись. Из-за какого-то надменного засранца посредственных способностей! А мать... Она ведь поверит этому хмырю, будет считать, что это Асай плохо старается. Только вот он старался хорошо и сдаваться не собирался. Неизвестно, чем бы закончилась его противостояние, если бы в один довольно пасмурный день его не перехватил на рыночной площади закутанный в дорожный плащ вербовщик Харона. Он пообещал, весьма убедительно, что Асай получит столько драконов, сколько заслуживает, поэтому юный маг охотно принял предложение незнакомца и ночью покинул башню с гордо поднятой головой. У него, конечно, имелись сомнения, ведь жизнь, которая ему предстояла разительно отличалась от привычной роскоши королевского замка, но мерзкий Фиан не оставил Асаю иного выбора. В башне он так и остался бы адептом с тремя драконами, а тут у него была возможность не только подняться в магическом ранге, но и прославиться в битве с Императором, получить высокий титул и возвысить свой дом, как того ждала от него мать. Она наверняка сильно расстроилась, получив известие о побеге сына, и обругала его многими словами, но все непременно изменится, когда разочаровавший ее сын сразит Императора и... и может быть, сам станет Императором. Маг-Император Асай! Даже не так – Архимаг-Император Асай! Да, она бы его расцеловала и в слезах счастья признала, что у нее самый замечательный сын на свете. Асай принялся нетерпеливо расспрашивать едва ли не о каждом башенном маге из своей прошлой жизни, искренне надеясь, что после его ухода тех постигали сплошные неудачи и, осознав свои ошибки, они раскаялись в недостойном поведении по отношению к Асаю. Однако, как оказалось, никто в башне уже даже имени его не помнил! Неслыханная дерзость! Впрочем, юный маг решил не сильно расстраиваться, ведь когда он станет Императором, то непременно напомнит каждому обидчику о его ошибках. Еще этим вечером ему открылось, что невыносимый им ранее красноглазый неофит оказался неплохим собеседником, несмотря на время от времени проскальзывающие в разговоре остроты. Тьма уже сгустилась вокруг излучаемого костром пятна света, скрадывая очертания уходящих ввысь могучих стволов, когда уставший Асай зевнул и потер слипающиеся глаза. Он хотел спросить что-то еще, но отвлекся на ночного мотылька, который подлетел слишком близко к пламени и вспыхнул, как клочок пергамента. "Какой же он глупый", – сонно подумал Асай, зевая во второй раз, а потом тяжелые веки опустились вниз и прислонившийся спиной к дереву маг провалился в глубокий сон. Даже не вспомнив о пугающих его насекомых. Арайа тихо хмыкнул, поворошив палкой угли. Продержался даже дольше, чем он предполагал. Впрочем, каратель все равно не собирался сегодня спать, а потому имел в своем распоряжении целую ночь для своих приготовлений. Изначально он не рассчитывал, что ему придется раздеваться, а потому накинул мантию поверх своей привычной одежды. Теперь же, когда план изменился, от нее придется избавиться. Жаль, она ему нравилась. Особенно многочисленные кармашки. Арайа стянул с себя мантию, а после принялся расшнуровывать кожаную куртку. По возвращению в Имперский дворец придется заказать себе другую. Конечно, многие маги носят под своими зелеными робами нижние одежды, но подобное облачение на нижние одежды никак не потянет и вызовет ненужные подозрения. Конечно, можно было бросить излюбленный наряд в каких-нибудь кустах, но Арайа привык уничтожать за собой все улики. Так что куртка с предварительно очищенными карманами, а после и штаны были сначала порезаны на полосы, а после отданы на прокорм огню. Арайа сидел, полностью обнаженный, и с невозмутимым видом подкидывал полоску за полоской, наблюдая, как пламя жадно пожирает его некогда любимую одежду. Распростершийся по земле длинный тонкий хвост лениво постукивал кончиком по пожухлым листьям. Оставалась еще пара мелочей: вышеупомянутый хвост и вытатуированные под ключицей глаза. Первое можно было объяснить тем же, чем он объяснил цвет своей радужки – ошибкой во время ритуала пленения драконьей души. А вот второе... Второе придется скрыть. После прошлого раза у него еще оставалась смесь, которая после нанесения на кожу подсыхала и превращалась в незаметную пленку, идентичную цветом с поверхностью, с которой соприкасалась. Она полностью скрывала татуировки, словно их никогда там и не было. Только вот, чтобы воспользоваться вызовом сущности, приходилось эту пленку отдирать, а после снова наносить смесь. Неудобно, но ничего не поделаешь. Арайа уже достал небольшой стеклянный пузырек из сваленного перед ним содержимого всех кармашков и принялся вертеть его в руках, когда услышал хлопанье крыльев у себя над головой. Он выставил перед собой согнутую в локте руку, и предплечье тотчас сжали птичьи когти. Черная, как смоль, сова приземлилась на руку хозяина, хлопнула крыльями, переступая с лапы на лапу, и негромко ухнула, словно бы приветствуя карателя. Красные глаза вобрали в себя свет костра и засверкали подобно кровавым рубинам в подвеске Императора. Сова щелкнула загнутым клювом и протянула хозяину лапу с привязанной к ней запиской. – Умничка, – Арайа потрепал пернатую голову и отвязал свернутый в трубочку кусочек пергамента. С таким посланником не было необходимости заверять написанное печатью, поэтому каратель просто развернул бумагу и прочел два коротких слова, выведенных властным, размашистым почерком: "Не утруждайся". Многие на его месте возмутились бы, получив от своих господ столь бессодержательный ответ, но Куницы во многом отличались от любых других подчиненных. Императору не нужно было расписывать им каждый шаг, его верные шпионы и убийцы знали желания властителя лучше, чем свои собственные. Так что краткого ответа было более чем достаточно. – Что ж, так даже лучше, – усмехнулся Третий Коготь, бросая пергамент в костер. Император возжелал зрелищ, а желания Императора – закон. Конечно, было бы интересно поохотиться за мальчишкой с драконом, но тогда пришлось бы оставить отступников. Разумеется, на подобный случай всегда есть подчиненные, но отдавать им такое удовольствие... Арайа был слишком жаден для этого. Зато теперь ему не придется тяготиться муками выбора, можно будет со спокойной душой погрузиться в устроенную им безумную авантюру. – Чего расселась? – Арайа слегка сдвинул брови, посмотрев на сову. – Кыш! Птица с недовольным уханьем слетела с руки и села на землю. Рубиновые глаза воззрились на хозяина, взлохмаченная карателем голова склонилась чуть на бок в ожидании дальнейших приказов. Не обращая на питомца никакого внимания, Арайа деловито порылся в кучке брошенных перед собой вещей и выудил оттуда сложенный листок дорогой бумаги. Чистый. Следом отыскалась и чернильница с пером. Куница расчистил перед собой место и, положив расправленный листок на мантию, чтобы не испачкать, принялся писать новый отчет. Время от времени он задумывался, делал паузы, закусывая нижнюю губу и постукивая себя мягким пером по подбородку, потом находил нужную мысль и продолжал выводить чернилами аккуратные буквы. Даже если он заранее знал ответ Императора, это не освобождало карателя от подробного доклада, ведь его покровитель должен был знать все. Закончив работу, Арайа высушил чернила, а после свернул послание в трубочку и привязал к покорно протянутой ему лапе преданной совы. – К Императору, – скомандовал он, и птица послушно расставила крылья, поднялась тихо шумящими кронами и растворилась в ночи. Арайа несколько долгих секунд смотрел ей вслед, а затем вернулся обратно к неприкаянно лежащей перед ним кучке вещей. У него было еще несколько дел, с которыми следовало управиться до утра.***
– Что же мы натворили! – Риогалл схватился за голову, провожая взглядом последнего дакарца, который убегал, теряя на ходу сандалии. Дракон шумно дышал у них над головами, высматривая возможных смельчаков, способных отважиться на битву с чудовищем. Увы, таковых не нашлось. Горцы вовсе не были последними трусами, но вряд ли многим жителям отдаленного городка доводилось лицезреть дракона так близко. Всадники в эти места никогда не залетали, а дикие ящеры старались держаться от людских поселений как можно дальше. Привыкшие к защите купола и выросшие на одних лишь легендах, горцы были слишком потрясены появлением огнедышащего монстра, чтобы думать о чем-то ином, кроме бегства. – Теперь мы станем столь же частыми на слуху, как и наш любимый Император, – продолжал сокрушаться некромант. – Можно не сомневаться, кто-нибудь непременно посчитает нас угрозой Империи и объявит такую награду, о которой неприлично говорить. Листовки с нашими портретами на досках в каждом городе, возросшая в разы подозрительность стражников, рыскающие по всем уголкам королевств охотники за головами... – Риогалл вновь запустил пальцы во взлохмаченные волосы, представляя себе весь этот ужас. – И эти, что убежали, непременно вернутся и приволокут за собой целое войско! О Великий Аракус, почему я родился под такой несчастливой звездой! – До завтрашнего утра, – произнес Каин, не отрывая взгляда от дороги, по которой убежали дакарцы. – Никто не придет сюда до завтрашнего утра. Не говоря больше ни слова, Каин развернулся и направился к таверне, где они совсем недавно устроили себе маленький пир на раздобытые Риогаллом деньги. Несмотря на победу, на душе у него было гадко. – Хотя, знаешь... – Риогалл немного замешкался, забеспокоившись, что своим ворчанием мог обидеть Каина. – Ты... Я считаю, что ты правильно сделал, поставив этих мерзавцев на место. Просто теперь... – Пока город в нашем распоряжении, нам следует осмотреть дома и лавки в поисках того, что может пригодиться в дороге, – перебил его Каин, не желая слушать попыток его приободрить. Он вообще сейчас не хотел кого-либо слушать. Он остро нуждался в уединении. – Лучше подготовиться заранее, чем потом метаться по городу в случае нежданного визита. Возьми Раэрвинга. Обыщите дома. На тебе вещи, а он пусть ищет амулет, иначе нам не выйти из города. На себя я возьму припасы. – Идем, идем, – Риогалл едва ли не насильно потащил дракона за собой. Раэрвинг то и дело оглядывался на спину уходящего прочь Каина. Он чувствовал, что должен остаться. – Знаешь, людям иногда необходимо побыть в одиночестве, – ворчливо пояснил некромант, продолжая тянуть за собой нехотя идущего ящера. – Нам надо уважать желание Каина и дать ему немного времени прийти в себя, так что будь хорошей ящерицей и слушайся дядюшку Риогалла. Раэрвинг промолчал. Лишь отрывисто вильнул хвостом и слегка дернул ушами. Это все снова из-за него? Из-за того, что он сделал тогда? Те люди напомнили ему о случившемся, снова расстроили. И теперь Каин грустный. Раэрвинг помрачнел. Все-таки надо было их сжечь. Может быть, тогда Каин бы улыбнулся. Хотелось вернуться. Попробовать его развеселить. Самцы обычно красуются перед самками, чтобы те пришли в хорошее расположение духа. Каин, конечно, не самка, но, может быть, с ним тоже бы получилось. Только вот... Он покосился на тащащего его вперед человека. Каин попросил его найти амулет, заклятый камень на шнурке, который даст возможность пройти через установленный вокруг города барьер. Он выполнит просьбу. Выполнит и сразу же вернется. На улицах города царил беспорядок: перепуганные до полусмерти горцы бежали сломя голову, побросав все свои дела на середине. То тут, то там валялись опрокинутые корзины со съестным, перевернутые лавки, рассыпанные фрукты и овощи, среди которых с веселым хрюканьем бегали оставшиеся без присмотра поросята. Почуяв приближение дракона, они тут же, повизгивая, уносились прочь. Пользуясь случаем, Риогалл не стеснялся брать с прилавков плохо лежащие, по его мнению, вещи и еду. Уплетая за обе щеки увесистую палку колбасы, он принялся разглагольствовать о том, куда им следует наведаться в первую очередь, а куда – в последнюю. Раэрвинг его не слушал, сосредоточившись на запахах. Его ноздри беспрестанно раздувались, втягивая изобилующий ароматами воздух. Те камни пахнут жженой магией. Словно бы саму их суть вывернули наизнанку. Перекроили, выплавив нутро и заполнив его чем-то чуждым, неродным. Этот запах ни с чем не спутать, он слишком выделяется. Такой неправильный, неуместный. Словно ледяной дракон в аре огнедышащих. – Самая полезная вещь – это золото, – рассудил Риогалл, обходя брошенную поперек дороги телегу с сеном. – Так что ищем дома посолиднее и заходим в гости. Если увидишь храм Айкана, то ломись туда не раздумывая. Хитрожопые жряки только притворяются бедными, на самом-то деле золотишка у них побольше, чем в королевской казне будет. Видел я, как один пузан в переулке под свою робу кошель прятал, такой здоровый, что я мог бы сам там поместиться, – он отгрыз смачный кусок от колбасы и продолжил с набитым ртом: – Думал, что его никто не увидит, но как бы не так! А все вокруг такие наивные, несут с радостью им свои денежки. Думают, что для своего бога стараются, только зачем богу деньги? Кретины. А вот те домишки выглядят вполне прилично. Предлагаю разделиться – больше шансов наткнуться на амулет. Я пойду по левой стороне, а ты по правой. Эй, право с другой стороны! Ну и ладно, – Риогалл махнул рукой на безнадежного дракона и направился к домам на противоположной стороне улицы. От чешуйчатого друга будет мало толку что так, что так. Полезные вещи или нет, он и то и другое либо в рот тащит, либо отшвыривает прочь. Если таскать его за собой, только под ногами мешаться будет. А так хоть чем-то займет себя. Риогалл уже хотел было войти в первый дом, как вдруг вспомнил о возможных последствиях, что может повлечь за собой оставленный без присмотра дракон, и спешно вернулся за ним. Пусть лучше мешается под ногами, чем ненароком обратит в пепел этот небольшой городишко. – Давай-ка лучше вместе, – сказал некромант и потащил Раэрвинга к ближайшей двери. – Ты только постарайся ничего не трогать. А если очень уж захочешь, то сначала спроси. И не забудь про амулет. Он пока что важнее золота, ибо мне вовсе не хочется завтра встретить у ворот дакарскую армию во всеоружии, – проворчал он, дергая за ручку. Заперто. Ну что за невезение! Риогалл отошел на шаг назад и озадаченно потер подбородок. Попробовать взломать или ну его? Пока он размышлял, Раэрвинг подошел ближе и, схватив ту же самую ручку, потянул на себя. Раздался треск, и в следующий миг несчастная ручка оказалась выдрана вместе с прилегающим к ней замком. Дракон недоуменно уставился на свою руку с зажатым в ней обломком и недолго думая выбросил его через плечо. – Ну ты и... – не найдя больше слов, Риогалл обреченно вздохнул, решив, что проще смириться, чем пытаться объяснить дракону, где он не прав. – Ладно, идем. Только внутри постарайся ничего не трогать и не ломать. Вдруг эта вещь сможет нам пригодиться. Прежде чем последовать за некромантом внутрь, Раэрвинг обернулся назад, на таверну, в которой скрылся Каин. Несколько долгих секунд не отрывал взгляда от приоткрытой двери, и только после отвернул голову и переступил низкий порог. Убранство дома его совсем не впечатлило. Раэрвинг уже давно понял, что люди любят тащить к себе в логово все, что попадется им на глаза. И для чего? Он ненадолго остановился в прихожей, разглядывая висящую на деревянной панели оленью голову. Люди и в самом деле очень странные. Зачем им голова? Оленя есть надо, а не на стену вешать. Или же они его сохранили про запас? Раэрвинг принюхался. Нет, эта голова уже не годится в пищу. Воодушевленный Риогалл в это время вовсю хозяйничал в недурно обставленной купеческой спальне. Вооружившись отломанным от вилки зубцом, он пустился обыскивать сундуки и шкатулки, в которых толстосумы любили хранить все ценные вещи. В детстве, проникая в те места, куда ему было строжайше запрещено совать нос, Риогалл всегда испытывал волнующий трепет. Так же было и в этот раз. Высунув наружу кончик языка, он так увлеченно ковырялся в замке самого большого сундука, что совсем не замечал разгуливающего позади дракона. Раэрвинг не знал, какие вещи Каин счел бы полезными, ибо для него они все казались бесполезными. Вот эта, например. Он подошел к небольшому столику, заваленному исписанными бумагами, и взял с него странный, похожий на лебединую шею предмет. Дерево – не дерево, кость – не кость. Он озадаченно повертел находку в руках. Гладкая, твердая, но внутри пахнет скверно. Укусил, пробуя на вкус. Горько! Скривился и с отвращением посмотрел на курительную трубку в своей руке, а потом решительно выбросил ее через плечо. Гадость. – Укуси тебя Айкан! – выругался Риогалл, выпрямляясь среди разбросанных вокруг сорочек и женского исподнего. – И ради этого я столько возился?! Зачем вообще было запирать такое под замок?! Разве что у купца нет жены, и он сам украдкой рядится в дамские вещички! Изврат! Но уж в этих-то шкатулках точно не должно быть белья! Пока дракон развлекался с дамскими туалетными принадлежностями, Риогалл успел добыть десять золотых монет, тридцать серебряных, горстку медяков и несколько дорогих украшений. Так же он прихватил с собой пару серебряных вилок и изукрашенный изумрудами кинжал. Не забыл заглянуть и в гардероб, но решил, что Каину навряд ли приглянутся аляповатые, изукрашенные костюмы на несколько размеров больше, чем требуется. Когда же он с чистой совестью закончил обчищать купеческий дом и повернулся лицом к двери, то заметил Раэрвинга, который как раз вертел в руках флакончик духов с помпой. Так и не разобравшись, что же это такое, он случайно нажал на помпу, и душистая вода брызнула дракону в лицо. Он принялся чихать и мотать головой, чтобы прогнать ужасный, едкий запах. И как только тот немного рассеялся, Раэрвинг сердито посмотрел на злополучный флакончик и выбросил его через плечо. Риогалл лишь покачал головой и повел своего горе-товарища в следующий дом. Так они и продолжали промышлять, пока не добрались до дома городского старосты. Набравший уже целый заплечный мешок добра некромант не успел осмотреть и половины, когда заприметил в окне лавку травника на той стороне улицы. Серебристые глаза вмиг загорелись жаждой поживы. Травки-травки-травки! И не только! Возможно, среди них даже отыщется нечто редкое! Может, не двуглавая сколопендра, но дутый гриб-то точно должен сыскаться. Напрочь позабыв про неоконченное дело в доме старосты и предоставленного самому себе дракона, он поспешил к заветной лавке. Раэрвинг ничуть не огорчился. Ему было, чем заняться. Он сидел и старательно выковыривал когтем драгоценные и полудрагоценные камни из позолоченного кубка. От них, конечно, не несло жженой магией, но других за все это время он так и не нашел. И если честно, не имел представления, где их следовало искать. Каждый раз, когда они с человеком покидали очередное разоренное жилище, Раэрвинг оборачивался и бросал долгий взгляд на таверну. Ему очень хотелось вернуться, но он не мог прийти с пустыми руками, иначе Каин рассердился бы или опечалился еще больше. Он будет стараться. Принесет ему камень. И может быть, тогда Каин улыбнется... Раэрвинг сложил выковырянные камни в кучку на ковре и отправился бродить по дому в поисках других. Если он так и не встретит тот, что с запахом жженой магии, то хотя бы принесет этих. Может быть, Каин найдет среди них что-то полезное. Зайдя в комнату, что служила хозяину дома кабинетом, он неторопливо осмотрелся. Большой стол, обитый волчьим мехом стул с высокой спинкой, больше похожий на трон, шкафы, картины, книги... Несколько чучел по углам и пара-тройка голов на стенах. Пахнет пылью, кожей и чернилами. Раэрвинг знал про чернила. Он попробовал их на зуб еще тогда, в первый день, когда Каин притащил его в свое логово. Человек тогда сильно разозлился. Наверное, ему очень нравились чернила, которые Раэрвинг разлил по неосторожности. Хотя на вкус они были такой же гадостью, как и все остальное, что он тут перепробовал. Может быть, стоит прихватить одну баночку с собой? Но сначала нужен камень, а здесь он ни одного не видит. Где Риогалл (второго человека ведь так зовут?) искал полезные вещи? Кажется, внутри деревянных... сундуков, да? Так он их называл? Однако в этой комнате не было сундуков. Совсем. Зато у стола обнаружились ящики. Запертые. Раэрвинг дернул посильнее за бронзовую ручку, и верхний ящик вылетел из паза, рассыпав по полу содержимое. Запасные перья, чистые листы писчей бумаги, несколько мелких монет, небольшая книженция в кожаном переплете... Раэрвинг с неудовлетворенным видом рассматривал рассыпанные вокруг вещи. Ни одного камня. Хотя нет, вон там, у ножки стола, что-то блестит. Тусклый камень на золотой цепочке. Размером с перепелиное яйцо. Раэрвинг наклонился и поднял его, тщательно осмотрел, хмуря брови и раздувая ноздри. Запах жженой магии. Очень слабый. Камень темный, с едва различимыми углубленными прожилками. Похож этим на драконье яйцо, только прожилки ненастоящие – их сделали люди. Возможно, этот тот самый амулет, только прежние пахли сильно и светились, а этот будто мертвый. Раэрвинг положил его в общую кучу и продолжил поиски. Нашел шкатулку с перстями и запонками, в некоторых тоже попались камни, драгоценные, которые так же оказались выковыряны и добавлены к собранной куче. Покончив с поисками, Раэрвинг уже собрался возвращаться, но неожиданно столкнулся с серьезной проблемой: отобранные им камни не помещались в руке. Как он ни старался, получалось взять с собой лишь половину. Дракон озадаченно сдвинул брови, возвышаясь над сокровищами. И почему у людей такие крохотные руки?! Абсолютно бесполезные! Может, стоит сменить ипостась? Нет, камни слишком маленькие, он их либо проглотит, либо раздавит. Раэрвинг обошел кучу с другого бока и снова уставился на нее, не зная, что ему с ней делать. Сходить два раза? Нет, он хотел принести все свои находки сразу. Чтобы Каин оценил, как он старался. А если положить часть из них в рот? Или... Тут его взгляд наткнулся на разломанную пополам деревянную шкатулку, и какая-то мысль промелькнула в голове. Вот оно! Люди ведь так делают! Носят маленькие вещи внутри больших. Если положить камни в шкатулку, то он сможет принести их к Каину все разом. Довольный решением, Раэрвинг сгреб всю кучу в уцелевшую половину шкатулки. Взял ее в руки и отправился обратно к таверне. Теперь он мог вернуться. Вернуться к Каину.***
Великий Аракус! Сколько же здесь было всего! Вроде бы небольшой затерянный в горах городишко, а лавка травника побогаче анатриумской будет. Здесь и вербена, и колючкорост, и огненный корень! Даже цветы папоротника имеются, пусть и в небольшом количестве! Двуглавых сколопендр нет, правда. Зато сколько других, не менее желанных ингредиентов! Со всем этим он может тут такого наварить! На целую армию хватит! Небольшую. Без драконов. Человек на сто. Но все же! С его родной, скорбно почившей обителью, конечно, не сравнится, но это лучшее, что он мог найти после того, как вынужденно покинул королевский замок. С лихорадочно блестящими глазами Риогалл метался от одного пучка к другому, осматривая, взвешивая, делая какие-то пометки на дощечке, что подобрал с пола возле прилавка. Ему необходимо было знать, что есть в его распоряжении и в каком количестве. Без точных расчетов нельзя приступать к варке и готовке. Он помнил, что у них не так много времени, а потому следовало поторопиться. Кое-чего недоставало. Например, костной муки и селитры. За ними придется сбегать в другие места, благо Риогалл примерно знал, где все это можно было достать. Столько всего, столько всего! Он точно просидит тут до утра. Еще бы не забыть про тару, когда он отправится за недостающими ингредиентами. Склянки должны отыскаться у аптекаря. Кажется, он видел по дороге его домик. Быстрее, быстрее! Он должен успеть воспользоваться этой дивной возможностью!***
В таверне царил полумрак. Пара масляных ламп разбилась в суматохе, но, слава какому бы ни было богу, они упали в лужу дрянного вина из пробитой бочки, и пожара не случилось. Когда Раэрвинг сменил облик, внутри оставалось немало народа и все они опрометью бросились наружу, услышав драконий рев. Некоторые столы были опрокинуты, скамьи – перевернуты; на полу в беспорядке валялась деревянная посуда и остатки прерванной трапезы. В воздухе разлился густой запах эля, что продолжал толчками выплескиваться из проткнутой бочки в дальнем углу. Каин остановился на пороге на несколько долгих секунд и окинул помещение утомленным взглядом. Смотрел, как солнечный свет из открытой позади двери скользит по засаленным доскам истоптанного сотнями ног пола. Прикрыл ненадолго глаза, словно бы собираясь с духом, и вошел. Его неторопливые шаги мягко отдавались от стен обезлюдевшего заведения. Нечего себя жалеть, нужно заниматься делом. Собрать припасы в дорогу, раздобыть карту... Он перешагнул валяющуюся на полу деревянную кружку с отколотым ободком. Он выиграл: заставил их замолчать, заставил бояться... прогнал из собственного дома. Но почему тогда он не испытывает радости? Совсем никакой. Вместо нее на душе лишь мерзкая сосущая пустота, от которой так неуютно... Каин остановился перед столом, за которым они сидели около часа назад. Подавальщица не успела убрать их тарелки, в которых плавали остатки свиных ребрышек. Некоторые из уже остывших блюд так и остались нетронутыми. Каин поджал губы, вспоминая, как они радовались необычайно вкусной и главное первой нормальной, человеческой пище за много дней. Как Раэрвинг невозмутимо хрустел толстыми костями, перекусывая их, словно сухие тростинки. Это было так забавно и в то же время... Попытавшийся улыбнуться Каин тут же помрачнел. Да, он как раз хотел отчитать дракона, когда... "Хотел бы на это посмотреть"!.. "Дракон сношал, что твою бабу"!.. "Интересно, ему понравилось? Ахаха"... Голоса, словно призраки, носились по пустому залу, то там, то тут вычерчивая неясные, эфемерные силуэты разбежавшихся посетителей. Каин поджал губы. Бесполезно спрашивать, за что. Просто у большинства людей такая же дрянная сущность, как разлитое на полу вино. Неспособные стать счастливыми с тем, что имеют, или хотя бы попытаться как-то улучшить свою жизнь, они тешат себя, высмеивая чужое горе. Когда находится тот, кому во много раз хуже, чем им, они видят в этом возможность продемонстрировать свое несуществующее превосходство, свою раздутую, эфемерную важность. Вот этого парня на глазах у всех насиловал дракон! Вот умора! Что за неудачник! Со мной такого ни за что бы не произошло! Нет, нет, нет. Я ведь куда лучше и умнее него, хоть он и из благородного рода. Это еще раз доказывает, что аристократы всего лишь напыщенные индюки, кичащиеся родословной, кроме которой им и похвастаться-то больше нечем. А ведь раньше Каин считал, что плохими могут быть только испорченные мальчишки вроде Алерота, варвары-джаккайцы да разбойники с больших дорог. Трудяги-крестьяне и простые городские жители всегда казались ему добрыми и отзывчивыми людьми. Теперь же он знает, что это не так. Мир куда хуже, чем он себе представлял. Тошно. Как же ему тошно. Каин тяжело опустился на скамью и, упершись локтями в грубую поверхность столешницы, закрыл лицо руками. Неужели совсем нет шансов? Неужели ничто больше не будет, как прежде? Смех, беспечные разговоры, радость от пьянящего ощущения свободы... Смущение от, казалось бы, невинных и в то же время абсолютно бесстыжих действий любознательного дракона. Зудящее желание переступить черту, попробовать. Прикоснуться к неизведанному. Вместе. Каин горько усмехнулся, не отрывая лица от ладоней. Теперь же его от одной мысли о близости бросает в дрожь. Любовник дракона, который к дракону даже прикоснуться не может. Каин поднял голову, его убитый взгляд уткнулся в забытую на столе кружку светлого эля. В Анатриуме ему запрещали пить больше двух бокалов вина за трапезу. Благородному молодому аристократу претило напиваться, словно какой-то солдатне. Он никогда не должен был забывать о манерах и приличиях. Зато Алероту подобное поведение никогда не воспрещалось, хотя он тоже вроде как был из благородного рода. Каин поморщился, схватил кружку и залпом осушил ее. Эль обжег горло и ударил в голову. Несильно, но достаточно для того чтобы картина перед глазами пошатнулась и слегка поплыла. Каин вытер рот рукавом. Лучше не стало, но... Чуть помутившийся взгляд упал на соседнюю кружку. Каин не мог сказать, ни сколько прошло времени, ни сколько кружек он осушил. К тому моменту, когда, тихо скрипнув, открылась входная дверь, он уже едва ли мог трезво мыслить. Голову словно набили ватой, а мир перед глазами кто-то беспрестанно раскачивал, будто младенца в люльке. Гнетущая пустота исчезла, ее место заполнил эль. Целое море золотистого эля. Каин оторвал голову от барной стойки, за которой весь последний час сражался с огненной водицей. Таверна пошатнулась и поплыла в сторону. Сын главнокомандующего поморщился и попытался сфокусировать туманный взгляд на вошедшей фигуре. Красный. Нет, это волосы красные. Глаза... горят в темноте расплавленным золотом. Раэрвинг... Вернулся. Раэрвинг... Отчего-то захотелось броситься к нему, обнять. Прижаться крепко-крепко, вдыхая легкий запах серы и вулканического жара. Родной, вовсе не противный. Он хотел подняться, но ноги не слушались. – Каин? – позвал Раэрвинг, подходя ближе. Было видно, что густой запах эля ему не нравится, а непривычное состояние Каина и пропитавший его неприятный аромат вводят в недоумение. – Камни, – сообщил он и высыпал на стойку свои находки. Он думал, что Каин обрадуется, похвалит его, но тот даже не взглянул на поблескивающую кучку. Вместо этого он неотрывно смотрел на дракона. Раэрвинг склонил голову чуть на бок. В чем дело? Он снова сделал что-то не так? Такой красивый... Дракон... Его дракон. Дикий, своевольный, необузданный. Пламя, облаченное в плоть. Обжигающее, неукротимое. Его... Когда тот наклонил голову, золото в волосах звякнуло, но страх не пришел – захлебнулся в эле. Получится ли, если попробовать сейчас? Прикоснуться, почувствовать то же, что было раньше, было до... Каин протянул руку и, сжав плечо Раэрвинга, подался вперед. Потянулся к нему и коснулся губ своими губами. Сначала легонько, словно боясь спугнуть. Пораженный дракон замер, вовсе не ожидая от человека подобных действий. И в этот раз не почувствовав страха, Каин осмелел. Сделался напористее. Не отпуская плеча Раэрвинга, он плотнее прижался губами, желая получить настоящий, взрослый поцелуй. Эль. Раэрвингу не нравился его запах, не нравился его вкус. Резкий, щипучий. Но Каин... его горячие, влажные губы... сбивчивое дыхание... чуть подрагивающие пальцы, отчаянно вцепившиеся в его плечо... Он... Голод проснулся. Тот, другой голод. Жажда, которой он не знал прежде. Пока не прикоснулся к этому человеку, возжелав узнать, как же спариваются люди. Прикасаться к Каину, чувствовать, как охотно отвечает его тело, желая того же с тем же рвением. Заглядывать в его помутневшие глаза и видеть там свое отражение. Ощущать солоноватый вкус бархатистой кожи, чуть прикусывая бьющуюся на шее жилку. Раэрвинг приоткрыл рот и позволил чужому языку скользнуть внутрь, нетерпеливо притягивая к себе Каина. В прошлый раз тот испугался, оттолкнул, но сейчас... сейчас он целовал дракона. Жадно, пылко, страстно. Словно пытаясь передать всего себя через этот поцелуй. Раэрвинг ответил, повторяя движения чужого языка. Он быстро учился, втянувшись в процесс. Эти странные ласки были так приятны и сладки, несмотря на привкус горьковатого эля. Он хотел еще. Больше. Каин был настолько несдержан и напорист в своих желаниях, что поцарапал язык о клык дракона, и во рту быстро расцвел иной вкус, гася неприятную горечь. Вкус крови. Щекочущий, дразнящий. Разжигающий еще большую страсть. Раэрвинг не выдержал, вжал Каина спиной в барную стойку, наполовину уложив его на рассохшуюся столешницу. Несколько разноцветных камешков не удержалось и упало на пол, запрыгав по залитым выпивкой доскам. Но увлеченным друг другом парням было не до этого. Каин обвил руками драконью шею, отрываясь от желанных губ лишь для того, чтобы глотнуть немного воздуха. Сердце в груди билось как сумасшедшее, и без того спутанные мысли теперь и вовсе было не разобрать. Раэрвинг! Каин так хотел перекрыть чудовищные воспоминания приятными... Пусть это случится сейчас. Пусть... Руки Раэрвинга сместились чуть ниже. Каин сбивчиво вдохнул ускользающий воздух, когда влажные драконьи губы вновь поймали его собственные. Такой горячий! Такой... Каин раздвинул ноги, позволяя Раэрвингу вжаться в его пах своим. Однако стоило твердому бугорку через два слоя штанов упереться в промежность, как все переменилось. Отдаленный рев толпы... смазанные лица... сжимающие железные прутья побелевшие от натуги пальцы... Дикая боль, разрывающая на части истерзанное когтями тело. Каин грубо оттолкнул Раэрвинга, перегнулся через стойку и исторгнул содержимое своего желудка. Плохо. Как же ему плохо... Все еще свешиваясь со стойки, он прижал тыльную сторону ладони ко рту. Голова сильно кружилась, и тошнота засела в горле, не желая отпускать. Страх, пусть и притупленный, впился в него своими когтями, на корню уничтожив недавнее желание. Каин был убит. Не вышло. Даже в таком состоянии ничего не вышло. Он... – Каин? – обеспокоенный голос Раэрвинга заставил собрать остатки духа и повернуть голову. Дракон не понимал, дракон волновался. О, боги! Зачем он сделал это так спешно. Парня замутило еще сильнее. – Пожалуйста, отведи меня наверх, – слабым голосом попросил он, цепляясь за чешуйчатую жилетку. Раэрвинг придержал Каина за пояс и, покорно выполняя просьбу, повел его к лестнице. Еще минуту назад он был решительно настроен, но случившееся поумерило драконий пыл. Ему ранее доводилось видеть, как шакалы очищают желудок, отведав сильно стухшего мяса. С драконами такого не бывает. Неужели люди глупее шакалов, что тащат в рот всякую гадость? Не зря ему не понравился запах, не зря. – Зачем ты это пил? – спросил Раэрвинг, помогая Каину преодолевать ступеньки. Одну за одной. Медленно. Сын главнокомандующего почти висел на нем, но что для дракона человеческий вес. – Я... – Каин поморщился от угнездившейся в голове противной боли. – Я... думал, что станет легче... Но... не стало... – Порченая вода не лечит, даже шакалы это знают, – поучительно изрек дракон, достигая верхней площадки. Впереди раскинулся коридор с рядом дверей по обе стороны. Короткий. Всего шесть комнат. Помня о прошлом опыте посещения подобного места, Раэрвинг решил, что Каин хочет в одну из них. В отличие от драконов, людям неудобно лежать на земле или любой другой твёрдой поверхности; они всегда стараются найти что-нибудь помягче. – Но что тогда мне нужно выпить, чтобы стало легче? – с горечью в голосе вопросил Каин, низко-низко свесив голову. Это настроение... Раэрвинг толкнул дверь и завел Каина внутрь. Комната почти ничем не отличалась от той, где они ночевали. Разве что кровать одна, да убранство поскромнее. Там, на озере, человек выглядел так же. Пытался объяснить что-то про тело, но для Раэрвинга это трудно. Он очень хотел что-нибудь сделать для Каина, но еще так плохо разбирался в человеческих чувствах... Он подвел его к кровати, и страдающий от дурноты парень тяжело опустился на нее, почти рухнул. – Не нужно ничего пить, – произнес дракон, устраиваясь подле. – Просто посмотри на меня. Каин чуть отвлекся, повернул голову. На этот раз медленнее. Чтобы меньше мутило. – Просто посмотри на меня, – повторил Раэрвинг, и Каин посмотрел. Поначалу очертания были неясными, расплывались так, словно он открыл глаза под водой, но потом... потом взгляд немного прояснился и Каин заглянул в большие золотистые глаза, излучающие мягкое, успокаивающее тепло. Где-то там, в глубине, скрывался дракон. И этот дракон целиком и полностью принадлежал ему. Не важно, что говорят люди, не важно, как они к нему относятся, Раэрвинг всегда будет рядом, всегда будет на его стороне, готовый спалить любого, кто посмеет причинить боль его человеку. Его взгляд обращен лишь на Каина. Чистый, по-драконьему открытый, словно бы говорящий: я здесь, я всегда буду здесь, подле тебя. Буду, что бы ни случилось. И если все так, то стоит ли переживать из-за посторонних, чужих ему людей? Они вместе через столько всего прошли, справятся и в этот раз. Не важно, как тяжело им будет. Раэрвинг рядом, готовый поддержать так, как умеет. Большего Каину и не нужно. Его взгляд смягчился, на губах проступила слабая улыбка. Он протянул руку и сплел свои пальцы с пальцами сидящего у кровати дракона. – Да, ты прав, – поговорил Каин слегка хрипловатым голосом. Не важно, сколько ждет впереди неудачных попыток. Он все равно не сдастся, продолжит бороться, пытаясь снова и снова. Ведь если ты борешься, не опускаешь руки, несмотря на череду неудач и мрачное небо над головой, у тебя всегда есть шанс. Шанс на победу. – Побудешь со мной еще немного? – спросил он, прикрывая глаза. Их пальцы оставались сплетены, и исходящее от ладони тепло приятно согревало, даря долгожданное успокоение. – Да, побуду, – тихо ответил Раэрвинг, прислоняя голову к подушке.