Есть только один способ верно понять людей: он состоит в том, чтобы жить подле них, позволить им самим выражать себя изо дня в день и самим запечатлевать в нас свой облик. Шарль Сент-Бёв ©.
***
Когда они прошли километр, Джон обратил своё внимание на хорошо сохранившийся многоэтажный дом — в нём было девять этажей, и это оказалось рекордом среди всех остальных повалившихся многоэтажек. Конечно, неровен час как он мог упасть, но быстренько подняться наверх и осмотреть таки окрестности на предмет нахождения где-нибудь вблизи людей было затеей безопасной. Константин предложил, Чес согласился. Парнишка выглядел немного обидевшимся, но это понятно — лёгкая обида вполне нормальное чувство к повелителю тьмы. Джон даже выкурил ещё одну сигарету при нём, решив подразнить; правда, злорадства потом на душе не нашёл никакого… Они кое-как нашли вход в это Богом забытое здание; основной подъезд оказался под горой камней, впрочем, это не было удивительно. Джон порешил обойти дом, и в итоге они удачно наткнулись на дыру в стене, теперь служащую новым входом. Дыра была небольшая, метр в диаметре, но, согнувшись, пролезть в неё оказалось не так трудно. Вообще дом выглядел сильно покосившимся, поэтому при следующей хорошей встряски города он упадёт на дорогу с вероятностью сто процентов. Поэтому Константин понял, что зайти туда нужно по-быстрому, а иначе безобидная и в чём-то полезная затея может обернуться очень и очень печально. Мужчина кое-как нашёл в пыльном сумраке подъезда что-то наподобие лестницы и принялся осторожно ступать первым, предупредив перед этим Чеса о возможных проблемах с подъёмом. Несмотря на многочисленные зияющие дыры, внутри оказалось очень темно и в каком-то смысле душно; сразу вспоминалась вентиляционная шахта в том клубе… Вот уж что точно не могло выйти из его головы! И это ведь даже исключая недавние траурные события… Взбирались почти на ощупь, спотыкаясь, падая, чихая от пыли и уже начиная проклинать эту идею. Точнее, повелитель тьмы винил только себя — собственно, он автор сего чудного плана. До третьего этажа всё шло хорошо, после начался Ад: на полпролёта зияли провалины, остальная часть ступенек была превращена просто в непроходимую крошку. Они едва шагали наверх и, передыхая минуту на площадке пятого этажа, понимающе переглянулись; всё-то им теперь напоминало прошлое. Так, например, они когда-то совсем недавно взбирались по лестнице на том заводе; казалось, будто это было год назад или того больше, а всего лишь — на прошлой неделе! Казалось, что-то изменилось с того времени, но действительно же не так; нет, правда-правда, хотя с виду это и кажется абсурдом. Например, Джон почти что такой же, каким выходил из первого убежища с Чесом, а последний и подавно… только лишь некоторые обстоятельства полностью стёрлись лично из жизни Константина, поменяли свои знаки с плюса на минус, а в остальном всё как и прежде. Они вновь вместе, вновь взбираются куда-то по пыльным разрушенным лестницам, вновь пытаются перехитрить смерть и, балансируя на узком поребрике, добраться до места передышки. Это единственное, что заставляло повелителя тьмы ещё не погаснуть окончательно. — А если начнут стрелять?.. Долго же мы выбираться будем… Давай остановимся на седьмом этаже, — Чес вопросительно на него посмотрел, Джон подумал пару секунд и согласился, подумав, что два этажа точно погоды не сделают. Но том и сошлись, и мужчина двинулся вперёд; правда, перед седьмым этажом лестницы не было вообще, пришлось взбираться по какой-то куче из острых обломков, которые проваливались под ногами, осыпались. Они начали падать, резаться об острые выступы камней; повелитель тьмы даже заметил на внешней стороне ладони длинную царапину с капелькой крови, стекающей по руке. — Ты не ранен? — обратился он к Чесу, как только они, запыхавшиеся, потные, уже изрядно уставшие, добрались таки до площадки седьмого этажа. Тот молча покачал головой. Верхние этажи, впрочем, всё равно оказались бы недоступны им — всё там жутко обвалилось и очень опасно накренилось, обломки буквально выпирали с пролётов, потолок даже как-то грозно покосился… Они с Креймером переглянулись и направились в коридор; половина его была погребена под частью верхнего этажа, а остальная — вся в обломках, каких-то частях мебели, с выдранными дверьми. Лампочка оказалась давно выбитой, было очень темно; из щели где-то впереди пробивался пучок света. Значит, лучше выйти туда, потому что входы в остальные квартиры были вообще беспросветными — все заваленные до предела. Джон подумал, что этот этаж сохранился хуже, возможно, было бы целесообразным спуститься на один ниже, но что говорить об этом теперь?.. Он принялся толкать нечто, похожее на огромный шкаф, больше напоминающий гроб, чтобы отодвинуть его как-нибудь в сторону; далось это с трудом — стеллаж, казалось, был как на зло из самого тяжёлого сорта дерева, с чуть ли не чугунными ручками и килограммами хламья внутри — по крайней мере, так казалось. Джон упёрся ногами и поприбавил силы, толкая спиной; шкаф заскрипел, затрещал, пыль стала падать с него за воротник; но щёлка света, слава богу, увеличивалась. Большими усилиями всё-таки удалось отодвинуть поломанный шкаф так, что образовалась широкая дыра; Константин понял, что глупо оставлять всё так, как есть, поэтому сделал ещё пару шагов, и шкаф с ужасным грохотом рухнул на пол. Сразу поднялся столп пыли, они оба резко закашлялись; Джон вытер пот со лба и устало скинул с плеч рюкзак. Когда дымка развеялась, то их взору предстал совсем типичный пейзаж для комнат: горы камней, поломанная мебель, выбитые окна; но, видимо, ударом снаряда разрушились все верхние этажи совсем, а часть седьмого «оголилась»: ближе к окнам, которых теперь не было, буквально сорвало потолок, превратив го в груду обломков и водрузив его куда-то на уровне восьмого, в районе лестницы. Поэтому здесь дули сильные ветра, и открывался ничем не перекрываемый вид; передней стены уже не было, точнее, она находилась в состоянии рухляди впереди на полу; и вот где-то из-за этой горки виднелся остальной, превращающийся в руины город. Двигаться здесь нужно было крайне осторожно: то и дело можно было запнуться об огромный кусок потолка или оцарапаться об острый обломок. Чес и Джон осторожно прошли к так называемому балкону и остановились там; мужчина принялся осматриваться и выбирать нужное направление, куда смотреть, вспоминая, где проходила дорога, которой они шли, и ходил то туда, то сюда. Креймер же уселся на пыльный и изодранный диван рядом и молчал, смотря в пол. Повелитель тьмы глянул в нужную сторону: путь был чист по крайней мере в радиусе следующего километра. В остальном город казался мёртвым, лишь изредка откуда-то поднимался столп чёрного дыма. — Всё в порядке. Мы можем спокойно идти. — Людей не видно? — Чес резко поднял голову и пристально посмотрел на него; он казался не на шутку серьёзным и взволнованным. — Нет… Откуда! — Джон обвёл глазами видневшийся пейзаж. — Будто здесь остались только мы… — Я тут подумал… — Константин обернулся в его сторону, Чес опустил голову. — Знаешь, наверное, мы поступили не очень хорошо, оставив группу детсада там. Нужно было хоть сказать, куда мы дальше направляемся, где безопаснее… Ведь это тоже чьи-то дети. — Да плевать я хотел на это всё, Креймер. — Мужчина поморщился и отвернулся. — Не сдохнут — еды вон завались! Или хочешь вернуться и рассказать? Так иди, никто не мешает. Джон-то ой как прекрасно понимал, что сказанул сейчас лишнего такого, какое только может быть в мире, но вслух как всегда ничего не добавил; Чес, видно было, проглотил эти слова с явной горечью, но вовремя замолк, понимая, что спорить с отчаявшимся и потерявшим всё человеком бесполезно. Константин даже не знавал большего терпения, чем-то, которое было у его бывшего водителя; он бы и сам от себя такого давно уж сбежал. А этот терпит, и, спрашивается, что ему это даёт? Да ровным счётом ничего положительного, зато вагон и маленькую тележечку отрицательного! И Джон остро-остро понял, что в конце сказал сущую ложь: да куда бы он отпустил этого гадёныша?.. А то глупое обещание? Не, ни за что — так решил повелитель тьмы и в случае чего уже имел план по отзыву своих слов обратно. Но Чес лишь хмыкнул и молча замял этот разговор — вероятно, план по спасению детей ему нравился, но не в данной ситуации, ибо сейчас вопрос стоял так: либо они, либо кто-то. А тут, будь хоть святошей (кем Креймер точно не был), всё равно выберешь первый вариант. Константин хотел было что-то сказать, но остановил себя и решил залезть на обломок стены — там было выше и возможность увидеть дальше. Правда, заползти оказалось делом сложным: руки скользили по камню, при каждом резком движении вокруг сразу появлялись тучи пыли, забивавшей глаза и рот, и выступы, за которые он цеплялся, постоянно отламывались, и приходилось искать нечто понадёжнее. Минуты через две он забрался на остаток стены, потом прошёл осторожно по его верху — туда, где начинались камни и стена становилась выше. Там балансировать как акробату не пришлось, зато придирчиво выбирать место следующего шага — пожалуйста. Только там, на вершине, Джон смог разогнуться наконец и осмотреться вокруг; правда, он не знал, что через минуту потеряет дар речи. Вообще, терять дар речи было ему несвойственно, но здесь Константин даже сам удивился, что такое произошло. Правда, через пару секунд он лишь горько усмехнулся и только-только понял, что его, оказывается, звал Чес. Мужчина небрежно посмотрел вниз, на вопрошающего парнишку и снова перевёл взгляд на город. — …так какого ты там завис? — долетело до него. Джон покачал плечами, зная, что Креймер навряд ли увидит этот жест, и выдохнул, прикрыв глаза. То, что заприметил он, повелитель тьмы бы никому в жизни не пожелал увидеть, потому что, без шуток, увиденное такое уж точно не забыть и не перестать видеть даже с закрытыми глазами. Вскоре Константин вдохнул полной грудью и открыл глаза, решив проверить — быть может, ему кажется? Но нет, всё осталось на прежних местах: впереди, где-то в километре отсюда и менее пятьсот метров — от их дороги, находилось хорошо расчищенное поле, заваленное обломками зданий и сооружений, что здесь когда-то были, со вспученными кусками дорог, машин, с огромными пробитыми рекламными табло; видно, что постарались зачистить местность на славу. Там стоял тот самый, виденный Джоном много раз, но так чётко и не запомнившийся, космический корабль, правда, немного другого типа, и это повелитель тьмы мог утверждать точно. Он был крупнее, а всего лишь два пулемёта были расположены только впереди. Грузовой. И мужчина так решил не спроста: к нему тянулись, на собственных ногах, медленно, но верно, люди, толпы людей, быть может, несколько тысяч; по крайней мере, ему на воспалённый разум казалось именно так. Они безропотно входили внутрь вражеского корабля, шли ровным строем; а корабль пожирал, пожирал их!.. Точнее, не совсем уж пожирал, просто Джону опять казалось именно так, и какая-то паника начинала дёргать за ниточки все его и так расшатанные нервишки. Вокруг находилось корабля четыре, уже военных; вот и защита. Константин долго не мог отойти от этого зрелища; очнулся он только тогда, когда ощутил равномерные и лёгкие удары по ногам. Обернулся: это Креймер, который уже весь извёлся, решил кидать в него мелкими камешками, чтобы привлечь внимание. Когда Джон развернулся, парень заговорил: — Джон, да ты там оглох? Я уже минуты три пытаюсь добиться от тебя ответа! Что-то интересное? — Мужчина пристально глянул на него и медленно кивнул. — Иди глянь. Повелитель тьмы присел и протянул ему руку; Чес охотно взялся за неё и стал нащупывать ногой, где бы зацепиться. Константин тут же подсказал. — Там в середине должна быть выбоина. Туда ставь ногу. — Креймер, пыхтя, посмотрел на него благодарно и легко подтянулся наверх. Джон сжимал эту руку, такую тёплую и приятную, и запоздал отпустить её, как-то слишком неприлично долго продержав её в своей ладони, в то время как парень уже вполне забрался к нему. Мужчина не обращал внимания на вопросительный взгляд Чеса; какая-то отвратительная волна паники, отчаяния, безысходности захлестнула его и захлестнула так ярко впервые за всё это время. Такое было с ним лишь единожды и то не в такой степени — когда он очнулся от влияния и увидел людей-зомби. Теперь он видел, как этих зомби безвольно сгружают на корабль, как товар, как вещи; может, и не безвольно — иду-то они сами, но лучше от этого не становилось. В тот момент Константин резко потерял веру во что-либо, хотя, впрочем, потерял её не так давно со смертью Дженни. Но сейчас суровая правда и безвыходность для человеческой цивилизации слишком ярко встала перед его глазами; тогда ему даже на секунду показалось, что он один. Совсем. Но теплота ладони вернула его к изначальной точке, а взволнованные карие, такие, Господи, успокаивающие глаза заставили выдохнуть этот накопившееся напряжение. Джон резко отпустил руку Креймера и указал в нужную сторону. — Там. Видишь? — Парень обернулся и застыл; молчание продлилось где-то с минуту, и мужчина пытливо поглядывал на его лицо, на его стеклянные глаза. Недавняя паника вмиг показалась ему неприемлемой, стало даже стыдно; ну, разве для него типично такое, особенно после недавних событий? Константин покачал головой и вновь уставился на корабли и печальное шествие. — Что думаешь? — Ужасно… — почти прошептал, покачал головой и едва смог оторвать свой застекленевший взгляд. — Значит, они подключили свои установки там… мы почти в зоне влияния. Нужно пойти чуть правее. Джон кивнул, пригляделся вновь; кажется, двигатели двух кораблей, которые были на охране, быстро заработали, те поднялись в воздух плавно, медленно и резко сорвались с места, направляясь… ровно к ним. — Джон?.. — в голосе послышалось волнение; а мужчина уже предугадал вопрос и даже знал ответ на него, но не успел ничего разумного ответить — только отчаянно крикнуть: «Прыгай, Креймер!». Корабли со свистом летели прямо на них и преодолели это расстояние за несколько жалких секунд; они вдвоём едва успели развернуться и спрыгнуть, уже слыша за свой спиной свист бомб и снарядов. «Неужели заметили?» — крутилось навязчиво в голове, и больше ничего — только эти горькие на вкус слова с не менее горьким ответом. Джон лишь успел сделать одно, о чём потом не пожалел — схватить Чеса за руку. Они спрыгнули одновременно с куска стены вниз, ужасно отбив ноги, и вмиг всё затряслось под их подошвами — первый удар попал куда-то ещё далеко, но уже в здание. Оно заскрипело, застонало, накренилось; вокруг поднялась пылища, и разобрать ничего нельзя было. Корабли с оглушающим свистом пролетели над ними; Константин с паникой осматривался, ища выхода хоть куда-нибудь, но было поздно — попало прямо в верхушку, в едва державшиеся останки бетона. Раздался взрыв, пол ушёл из-под ног, Джон повалился на пол, потащил за собой и парня. Лицом они ткнулись прямо в острые камни, в пыль, что мгновенно забилась в глаза, в уши, в рот, за шиворот; повелитель тьмы, едва устояв на ногах и будучи оглушённым от взрыва, всё равно не отпустил тёплой руки, хотя и не видел в поднявшейся суматохе даже очертаний Креймера — вот насколько всё заволокло. Взрывов было немного: всего что-то около двух или трёх, но этому на ладан дышащему зданию хватило и того. Здание трещало по швам, что-то рядом грузно грохнуло — наверное, верхние этажи обвалились таки вниз. Джон постарался встать и потянул за собой Чеса, но сделать этого не удалось — среди непомерного грохота и тряски мужчина ощутил, что пол под ногами сильно накренился куда-то вперёд, будто проваливался вниз, на нижний этаж. Сзади рухнула стена, с неё посыпались камни и начали больно бить по ногам, даже до спины один долетел, заставив вновь упасть навзничь. Константин почти задыхался, ничего не видел из-за жутко слезившихся глаз и понимал, сколь бесполезны его попытки встать; единственное, что имело смысл сейчас, так это дождаться, когда обвал закончится. Иначе они были так же беспомощны, как мыши в лапах у кошки… Несмотря на то, что корабли уже давно свистели где-то далеко впереди, последствия обстрела ещё имели место быть: здание трясло, падало, ломалось, и всё это как-то удачно пролетало мимо них с Чесом. Правда, пару раз небольшие камни со встречным потоком попадали то в голову, то в спину, не давая встать; где-то на уровне лестницы, вероятно, происходило нечто ужасающее — что-то трещало, гремело, обломки падали, подминая под себя всё. Джон кое-как протёр один глаз, но увидел лишь смутные очертания углов стен и всю запылённую шевелюру Креймера. Неожиданно пол накренился ещё больше, градусов этак на сорок пять, и получилась как будто бы горка, по которой лицом вперёд они начали съезжать; сзади плотным потоком начали падать обломки стены, больно ударяя в затылок, в спину, ноги. Константин вновь предпринял попытку встать и даже смог приподнять парня; теперь он стоял на полусогнутых ногах, а Чес кое-как приподнялся на колени. Ступни мужчины соскальзывали, в любую минуту он мог повалиться на спину и оказаться под камнями, которые теперь только набирали обороты, увеличивая скорость и размеры пропорционально тому, как сильнее накренивался пол. Обломки то и дело подсекали ноги, Джон часто чуть не падал, но держался, постепенно сходя вниз и таща за собой Креймера. Шум стал стихать — всё, что возможно, уже свалилось и даже что невозможно — тоже с грохотом упало и подмяло под собой всё. Джон раскопал из-под толщи пыли свой второй глаз — видеть теперь стало легче. В голове начал лихорадочно, без доли логики обдумываться дальнейший план, так как видно было, что здание готово рухнуть в любой момент, лестница завалена, идти некуда, к тому же, этаж, на котором они стоят, медленно, но верно проваливается вниз. Креймер жутко кашлял, едва мог открыть глаза, весь был сверху донизу в пыли и так с колен не встал, но руку крепко держал. Только сейчас, опомнившись, повелитель тьмы понял, что малость оглох (на время, кончено же), а где-то район правого плеча пронзила ноющая боль. Кажется, просто сильно ударило камнем. Вроде ничего, всё там цело. — Чес, ты как? — ещё кашляя и слыша свой голос отдалённо и приглушенно, спросил мужчина, как в ту же секунду держащийся на ниточках пол под ним яростно рухнул вниз, где-то метра на два точно, уже полностью обрушив нижний этаж и покушаясь даже на следующий, будто вызывая цепную реакцию. Эту резкую встряску Константин не вытерпел — ноги подкосились, сначала он больно стукнулся коленями, потом упал весь и, подгоняемый потоками активизировавшихся и не кончающихся камней, скатывался вниз, к краю пола — к стене. Он уже не замечал, куда били и какого размера были обломки — всё тело казалось синяком; встать возможности не представлялось никакой. Больно большой камень, проскочив скоро над ним, всё-таки ударил ему ровно в челюсть, сведя её и заставив пульсировать болью. Они скатывались синхронно и довольно быстро, пока, наконец, Джон, прикусив губу от боли, не впечатался затылком в стену. В глазах потемнело, заискрилось; что-то чёрное надвинулись над ним самим, а ощущение было такое, что будто бы он попал в какое углубление. Джон не совсем понимал, в каком он положении, где руки, где ноги, поэтому через пару движений оказался полностью в этой тёмной дыре, потеряв руку Чеса. Мужчина скорее откопал глаза от пыли и осмотрелся: место, куда он залез, было похожим на верхнюю полку кладовки, которая была сделана в глубине стены. Такие теперь редко встречались, только в домах старой постройки; тут Константин услыхал что-то типа громкого треска где-то наверху. Креймер лежал вне тесной кладовки, в которой едва умещался повелитель тьмы. Джон, недолго думая, потянул откашливающегося парня к себе за руку, сам привстав на колени, насколько это позволяла высота кладовки менее полуметра; как только Чес оказался под ним, рядом рухнули огромные камни, частично перекрыв ход и заставив их ещё более потесниться в и так узкой нише. Для двух взрослых мужчин места здесь катастрофически не хватало, к тому же, Джону было неудобно постоянно держаться то на ногах, то на руках, чтобы не повалиться на лежащего под ним Креймера. Тот едва приходил себя — протирал глаза от пыли, пытался что-то разглядеть. Парень был очень близко, Константин даже касался его своим телом и чувствовал каждый его вздох на своей щеке. Ход был наполовину завален огромными обломками, что прилетели сверху; где-то там снаружи ещё что-то грузно падало и ломалось, иногда камни прикатывались к их выходу; их этаж, на котором они стояли, громыхал где-то далеко внизу. Джон ощутил, что плечо разболелось сильнее, теперь уже острой болью — будто иголка туда вошла. Вероятно, он отошёл от первого шока, теперь всё стало проявляться сильнее. Мужчина чувствовал, как потолок над его спиной отчаянно дрожал, сыпался пылью ему на пальто и заставлял давить на Чеса; здание «лихорадило» серьёзно. И он хорошо понимал, что это убежище их — временное; по-любому нужно будет угадывать момент и бежать. — Мы теперь в безопасности… — зачем-то сказал, хотя после обругал себя — ну как это назвать прикажете? Вселением надежды, никому ненужной? Или глупым способом воодушевить? Оба они понимали, что неровен час — и их может придавить как мух, как глупых мелких животных. Увы, в настоящем мире от такой возможности не застрахован никто. — Знаю… Джон, — ответил хрипло, едва слышно — видно, пыли съел достаточно. Константин прислушивался к внешнему шуму, силясь понять, когда настанет удобное время, чтобы начать разгребать полузавал, ставший уже конкретным завалом с маленькой щёлкой наверху. Резко стало не хватать воздуха; да и воздух-то был какой — одна пыль! — Мы… выберемся? — Мужчина развернул лицо к нему и увидел буквально в сантиметрах семи его — глаза встревоженные, но доверившиеся (и как это — Джон чёрт бы смог объяснить!), губы разбитые, дрожат, но силятся сомкнуться — будто не страшно, волосы все почти серые, будто припудренные, как французский парик шестнадцатого века. И Константин сам не знал, откуда в голове всплывали такие странные, ой как не подходящие сюда сравнения; а, хотя чего удивляться — ведь мы не забыли, что там уж давно был ужасный бардак? — Да. Есть сомнения? — Мы снова… под каким-то завалом, — сдавленно усмехнувшись, тихо проговорил Чес, и последние его слова почти не было слышно из-за чего-то оглушительно упавшего мимо и затрясшего стены. Джон нагнулся к правому плечу Креймера и уткнулся носом в пол; да, в этом помещении всё было в миллиметровой доступности. Затряслись стены, пол, потолок; болтало в разные стороны так, будто весь этот кусок вместе с ними и несчастной кладовкой взяли краном и болтали бы туда-сюда. Джону на момент показалось, что потолок придавит его, не выдержит, а он сам задавит насмерть и так не слишком-то уж и крепкого паренька под ним. Ощутимо потолок надавил, но, слава богу, не обвалился; стало совсем темно, камни напирали сбоку, упираясь острыми концами им в тела. И как они держались, чёрт возьми, если пол провалился? Мужчина подумал, что это, наверное, какой-то небольшой кусок здесь всё-таки остался. Только сейчас, вновь подняв голову и попробовав рукой спихнуть камень, он почувствовал, что вторая вновь зажимала нечто тёплое, неожиданно приятное в этой отвратительной обстановке — Чес обхватил пальцами его ладонь, прикрыл глаза и уткнулся лбом ему куда-то в район плеча. Джон и сам не заметил, как усмехнулся, но руки убрать не решился — если это вселяет уверенность в Креймера, то пускай. — Да, условия нынешние отличаются от того, что было… — отплёвываясь от песка, говорил повелитель тьмы. — Но разве мы не выберемся? — Там было удобнее. — Чес ухмыльнулся. — Это да… — Джон близкой к завалу рукой стал нащупывать камни и толкать их вперёд: поддавались те с трудом, но, кажется, что-то всё-таки упало, расчистив небольшую дырку, через которую тут же пробился сквозь толщи пыли луч света. — Джон, ты можешь не держаться на ногах, а немного… лечь на меня что ли. Тебе так будет удобно. А вообще, неудобное место ты выбрал… — Константин усмехнулся, покачав головой, но от предложения молча отказался, подумав про себя, что парню бы просто выйти живым из данной ситуации, а не предлагать заведомо бесполезную помощь. Конечно, руки-ноги заметно затекли постоянно удерживать его над Чесом, но мужчина держался, понимая, что в случае чего может опуститься на один бок рядом. Тем временем он продолжил работу, толкая одной рукой камни и делая постепенно вход свободнее; шло всё довольно медленно — ну, а какая, спрашивается, производительность должна быть при одной руке? Второй он держался об пол и держал Креймера, носками ног придерживал себя над ним; ноги жутко ныли и уже тряслись, и повелитель тьмы менял их, давая хоть немного отдыху. В итоге за минут десять такого кряхтения удалось убрать верхнюю гряду камней, очистив тем самым полпрохода; однако нижние обломки давались с трудом, и Джон понимал, что это может затянуться надолго. Чес в это время молчал, изредка сжимая пальцами его руку и иногда двигался, чтобы тело не затекло совсем. Как-то неловко он коснулся его плеча — того самого, которое болело, и серьёзно нахмурился, когда повелитель тьмы сдержанно зашипел. А потом потрогал ещё раз плечо и изумился; впрочем, изумился не только он, но и Константин, только теперь поняв, что же так болело в том месте… Когда пальцы аккуратно нащупали нечто твёрдое, явно впившееся куда-то под ключицу, ближе к плечу, он понял, откуда было ощущение чего-то мокрого там — кровь уже шла вовсю. Креймер взволнованно потрогал обломок — он был небольшим, но явным, и тут же заговорил: — Джон!.. — Знаю… — Константин повёл плечом, уклоняясь от прикосновения. — Потом как-нибудь… — У нас нет ни спирта, ни бинтов… — в задумчивости говорил парень. — А оставлять так… нельзя. Мужчина раздражённо посмотрел на него и тут столкнулся с его каким-то горьким, почти разбитым взглядом и всё понял; ну, нужны ли были какие-то дополнительные слова между ними в виду случившегося недавно? И Джон увидел в тех тёмных глазах искренний страх, отчаянное, почти детское нежелание повторить того, что было; а в себе не находил и доли подобного — ну, заразиться и умрёт, такая ли новость? Это вполне обыденно. Но то, как разволновался парень, заставляло его стыдиться своих мыслей. Константин продолжил толкать камни, а Чес, не отрываясь, смотрел на него. — Джон, как только выйдем, я отправлюсь искать спирт… хотя бы спирт и ткань, это единственное, что нам понадобится. Я вытащу… Джон, — он говорил быстро, сбивчиво, повторяясь и явно глотая вместе со словами своё волнение. Константин с опаской смотрел на него, едва заметно кивал и, претерпевая довольно усилившуюся боль, толкал камни. Наконец проход оказался открытым так, что вполне себе можно было вылезти; повелитель тьмы выглянул из-за груды камней, чтобы увидеть, куда им дальше ступать, и сообщил хорошую новость Чесу. Взволнованность на лице того не пропала, но он явно оживился. Джон, кряхтя, принялся вылезать первым; где-то в чуть менее двух метров внизу виднелся кусок пола, спрыгнув на который, можно было продолжить путь. Между прочим, и около их временного убежища находился клочок пола, впившийся в стену, где и держался каменный завал, но ступать на него было явно опасно. Максимум — удержаться. Конечно, остров бетона, на который они собирались прыгать, был набит до основания камнями, но был ли в их случае выбор? Джон аккуратно вытащил сначала ноги, туловище, затем, уцепившись здоровой рукой за край, ловко соскользнул вниз. Приземление на обломки было не таким успешным — и так отбитые ноги заныли ещё хуже, но вокруг хотя бы не давила душная пыльная кладовка — и это теперь казалось неизмеримой свободой. Константин крикнул Чеса, и через минуту тот тоже спрыгнул, правда, более аккуратно — даже не ушибся, только колено осколком поцарапал. Клочок, на котором они стояли, был похож на полукруг диаметром метра три; всё дальше круто обвалилось. Вообще, здание трещало, ходило ходуном; то и дело падали огромные глыбы, вызывая ужасный грохот и смрад пыли. Джон глянул вниз и увидал, что там положение дел было похожим; вариант оставался один — прыгать вниз на оставшиеся части пола. Так они и сделали… Мужчина смутно помнил, как они, усталые, пыльные, раненые, панически оборачивающиеся на каждый треск, прыгали с одного островка вниз на другой; как в какой-то детской игре про болото или как там она называлась… Продолжалось это где-то с минут двадцать, но в итоге всё закончилось так хорошо, что Константину даже стало неинтересно; отчего ж им так везло? Он-то ожидал, что судьба пооригинальнее будет: завалит их камнями, например, или верхним этажом придавит, или заставит задохнуться от пыли. А то раз — и жалобно скрипящее здание позади! А они — уже далеко от этого места, на другой улице лишь наблюдают, как оно скрежещет и постепенно рушится. Джон, сев прямо на асфальт, даже не верил, что когда-то они были там, на уже рухнувших этажах, и аккуратно спускались, увёртываясь от падающих камней; теперь здание наполовину было превращено в труху с водопадами пыли — а до полного обвала, наверное, нужно дождаться лишь следующего обстрела. Они находились на какой-то побочной улице, отходившей от главной трассы метров на двести; было принято решение идти явно в обход увиденному впереди. Но Джона ещё сильно интересовало вот что: правда ли увидели их корабли и что собираются делать с теми людьми конкретно? Однако такие вопросы — явно не для сегодняшнего дня. К тому же, некоторые другие заботы оказались посущественнее. Плечо разболелось просто адски, но Константин терпел. Как только они, теперь лишённые еды, воды, всего необходимого, что они набрали в рюкзак, отбежали от дома, Чес приказал ему сесть рядом с крыльцом какого-то низкого здания, ничего не делать, не двигаться лишний раз, а сам побежал в ближайшие, ещё не рухнувшие двухэтажки, бывшие в прошлом либо частными домами, либо магазинами. На самом деле, многоэтажек на севере Ирвайна было мало, больше всего таких мелких домишек, которые мужественнее выдерживали бомбёжку. Джон сидел, опёршись спиной о стену, и смотрел в небо мутным от пыли взглядом, пытался высмотреть какие-то облака, что-то запомнить, может, что-то красивое, как это бывает на картинах импрессионистов — высокие грозовые облака с явно вычерченной линией-бахромой, их лилово-тёмные переливы, проблески солнца. Но видел лишь нечто серое, почти бесконечное, сливающееся с потемневшим серым городом серое небо без доли той красоты или величия; на такое посмотреть после случившегося — так вообще жить не захочется! Константин в таком случае прикрыл глаза и до прихода Креймера не открывал. Вообще, все те странные мысли всегда обуславливались одним: воспалением несусветного бреда в голове и передозировкой какими-то слишком тяжёлыми мыслями. Джон решил не думать ни о чём; а то так было недалеко и до желания помереть от того же, отчего умерла и Дженни… Наконец вернулся Чес — он отсутствовал минут двадцать. Выглядел запыхавшимся, даже болезненным, но непомерно счастливым: таки откопал дезинфицирующее средство и клочок бинта. Приступил обрабатывать рану сразу же, перед этим только заставив Константин встать и переместиться в ближайшее помещение. Джон удивлялся, с каким упорством парнишка стягивал с него окровавленное пальто, отдирал прилипшую футболку, промывал рану откуда-то взявшейся водой из аккуратного ковшика, потом — жгучим спиртом и наконец как остервенело, но осторожно вытаскивал из него впившийся острием маленький обломок. Потом снова — спирт, немного воды, чтобы смыть кровь вокруг, и снова спирт, дальше — белые бинты, что наматывались ловко, крепко, даже профессионально. А Константин ощущал лишь глухую боль и какой-то отвратительный пессимизм и наплевательское отношение ко всему происходящему. Единственное, что ему хотелось узнать, это то, почему Креймер так волнуется, так торопится, словно пытается уберечь нечто важное, а на самом деле — лишь его, просто обычного человека со сквернейшим характером. Он не находил связных и внятных причин, а лишь ощущал, что потихоньку сходит с ума; немого клонило в сон, боль утихала. Чес уже закончил заматывать рану; он, кажется, истратил полфлакона спирта, чтобы очистить рану, чтобы быть уверенным, что вот такое дерьмо, бывшее в прошлом, не повторится. Джон вновь не понимал его суеты. Наконец парень принялся стирать кровь оставшейся водой, после подал ему чистую, аккуратно свёрнутую серую футболку; ведь нашёл же и это и даже подходящего размера! Константин кивнул, оделся, с жалостью глянул на своё легендарное пальто, что видало виды в прошлом, а теперь казалось вообще рухлядью. Однако бросать его он не собирался, а также осторожно накинул на себя, стараясь не шевелить предплечьем лишний раз — пусть и с окровавленной дыркой около ключицы, но оно ему было дорого. В итоге мужчина и сам не заметил, как, устав от всего этого, провалился в тревожный сон; температура у него всё-таки поднялась, поэтому и мысли, будто все разом подогревшись, воспалились и неслись поточным бредом в голове. В общем, Джон расплывчато помнил те моменты и осознал, что уснул, намного позже. Перед глазами проплывали рушащиеся дома, осколки, пыль и невероятно встревоженный взгляд… Очнулся Константин тогда, когда уже вокруг порядком стемнело, и почувствовал, что на лбу у него лежала мокрая тряпка — и правда, температура поднялась сильно. Рядом сидел Чес и, прижав колени к себе, невидящим взглядом смотрел перед собой. Когда заметил, что Джон очнулся, едва смог сдержать улыбку и сразу же спросил, меняя позу: — Ну, как ты? Есть хочешь?.. Я нашёл кое-чего… — Он указал на консервные банки — единственное, что сейчас наверняка не испортилось и было пригодно в пищу. Константин приподнялся, только сейчас осознав, что прилёг; под головой заботливо лежала хоть и ужасно потрёпанная, очень плоская и твёрдая, но какая-никакая подушка. «Нашёл же где-то…» Это не в меру огромное беспокойство за весь сегодняшний день разъело его душу окончательно, хотя по идее должно было произвести обратный эффект. Джона вновь доставала паранойя о… впрочем, это уже не новость, о чём он так рьяно пёкся. — Не очень хочется… — Константин помотал головой и попробовал пошевелить плечом — отдавало болью, но работало. Чес заметил это и тут же сказал: — Всё с ним в порядке. Заживёт не скоро. Но заживёт. И вообще, тебе лучше поесть сейчас… ты потерял достаточно крови. — Который час? — потирая голову и зевая, спросил Джон. — Около одиннадцати. Пока ты не съешь одну консерву, я не отстану. — Мужчина насмешливо посмотрел на него, но натолкнулся лишь на строгий, даже с ноткой гнева взгляд. Делать было нечего, а результаты споров с парнем, как известно, были равны нулю, поэтому Константин нехотя взял из рук Креймера открытую банку и вилку и принялся жевать чьё-то мясо. Конечно, есть не хотелось от слова вообще, но повелитель тьмы заставлял себя проглатывать кусок за куском под пристальным вниманием Чеса, который время от времени, когда Джон уже был готов отказаться есть дальше, заставлял его продолжать есть. Это в дальнейшем добавило сил мужчине, хотя сейчас он буквально давился. После Джон сделал пару глотков затхлой воды и вопросительно посмотрел на парня. — Ну что, инспектор, доволен? — Да… — Чес не улыбнулся, лишь задумчиво выдохнул и присосался к бутылке тоже. Потом поёжился и сжался ещё сильнее — как-то нынче было на удивление прохладно, точно не более десяти градусов. Джон посмотрел на него и его лёгкую курточку и принялся аккуратно стаскивать с себя пальто, наброшенное на него парнем, и подал ему. Креймер отрицательно замотал головой. — Ты можешь застудить плечо. Не нужно. — Он сжался крепче, обхватив колени руками и мотая головой. — Вот упрямый баран! — Константин, не слушая его, накинул таки пальто ему на плечи. — Мёрзнешь и врёшь! Тебе нужнее будет, уж поверь мне… — добавил тише и присел рядом. — К тому же, ты выхаживал меня целый день. Джон хотел сказать что-то ещё, но решил замолчать; хватит, а то выглядело как благодарность. А теперь эти сцены благодарности ему были ненужны и вообще встали где-то посреди горла, теперь казались жутко банальными и точно тем, что он никогда не совершит; и это несмотря на то, что сейчас как раз таки и была эта самая сцена… Мало сказать, что повелитель тьмы запутался в себе, утонул в океане своих мыслей, впрочем, даже не зная глубину этого океана, что делало всё ещё хуже; как-то так, в общих чертах, всё у него и происходило. А вы говорите — понять мысли другого человека!.. тут бы вообще научиться понимать, что внутри тебя самого… Чес говорил ещё что-то, пытаясь отказаться, но вскоре тепло пальто и упрямство Джона, похожее на его собственное, успокоили его и заставили поутихнуть. Повелитель тьмы ощутил, что чего-то не хватает, и пошарил в близком к нему кармане — сигареты и зажигалка. Сливавшихся со стенами вокруг облаков пришлось ждать недолго; лишь слегка завистливый взгляд Креймера сопровождал эту немую сцену. Неожиданно за окном, напротив которого они сидели, ярко сверкнула какая-то вспышка; Джон почти что механически потянул за рукав парня и едва не сорвался с места, но тот остановил его. По улыбке Чеса мужчина понял, что что-то здесь не так. — Это молния. Обычная молния, Джон, — сдерживая смех, проговорил парень. — Всё в порядке. Это совсем не то, о чём ты думал… — Точно? — Константин обернулся на окно и пытался пристально высмотреть ещё одну; тут раздался гром, и всё стало ясно. — Да точно! — смеясь, говорил Чес. — Ещё днём надвигались грозовые тучи да всё никак не могли долететь. Слышишь? Дождь! Действительно, по козырьку над крыльцом забренчали капли; после нескольких недель затворничества, скрывания под землёй Джон совсем позабыл, как выглядит дождь; воспоминания прошлых дней выглядели лишь как одна тёмно-серая масса и пыль. А тут — дождь. Сразу потянуло свежестью из выбитого окна. Через пару минут разразился настоящий ливень; где-то в правом конце их комнатушки стало капать сверху. Джон сидел не по обстоятельствам завороженный, вслушиваясь и ещё отдалённо принимая тот факт, что это был просто дождь. Его расстроенный и повернутый на обстрелах разум не мог так запросто принять эту наивную информацию; что удивительно, Чес, переживший с ним то же самое, сумел устоять. Ну вот, опять он о плохом, то есть о себе. Мужчина выдохнул, затянулся сильнее и опёрся головой о стену. Мигом стало как-то хорошо, и ни саднящее плечо, ни какая-то тяжесть в лёгких не могли испортить эту атмосферу. Креймер рядом прекратил дрожать и, кажется, медленно клевал носом; Константин искоса на него посматривал и пытался что-то уловить в этом профиле, в этом особенном очертании, в полукудрявом локоне, что всегда непослушно спадал ему на лоб; парень мирно дремал, изредка резко просыпаясь и открывая сонные глаза: осматривал слегка непонимающе помещение и вновь впадал в дремоту. Когда просыпался, Джон всегда отводил взгляд, чтобы не попасться; но, с другой стороны, попасться на чём? Он и сам точно не знал, что хотел найти на лице бывшего водителя. А может, как раз то, деликатно скрываемое под словом бывшим? Может, повелитель тьмы неосознанно пытался понять нечто давно канувшее в небытие? Может, он пытался понять те три года, что были постоянным туго надутым вакуумом между ними? Или заглянуть чуть раньше? Найти себя самого, какой-то свой собственный образ? Или Чеса? Да-да, того наивного паренька, который теперь неточно совпадал с новым образом? Вероятно, его он хотел откопать в своей поистёршейся памяти? Или их… какие-то с натугом называемые отношения? Джон не понимал, но смотрел, пока мог, и мысли проносились бесконечным галопом по его голове взад и вперёд, взад и вперёд… Он находил какой-то воспалённый идеал прошлого и слишком увлекался им, а потом возвращался в это безвыходное настоящее и не мог найти себе места. Что-то слишком банальное, но вместе с тем и незримо сложное (или лёгкое?) происходило с ним. Дождь между тем не менял своего ритма; сигареты улетали за ближайший камень, как яркие кометы — также светили горящим хвостиком и двигались по неправильной параболе; горечь во рту росла в геометрической прогрессии. Всё нынче было как-то завязано на математике; впрочем, это куда проще и логичнее, чем если бы это было на эмоциях. Так-то это не давало возможности превратного расшифровывания и сохраняло рассудок. Лучше так, чем-то, что имело место быть когда-то недавно… Но всё-таки тот образ не отпускал. Порой мужчине казалось, что именно он сам создал его и возвёл до идеала, а это, как известно, опасно по многим причинам, но потом он отбрасывал этот бред, что и было огромным минусом в его положении. Да он и сам не был дураком, отлично понимал всё это, но не мог не разочаровываться, вспоминая былое. Это было похоже не самоуничтожение; впрочем, были ли серьёзными те различия между прошлым Чесом и настоящим? Джон не хотел думать — это как будто острым кончиком ножа начинало вскрывать что-то слишком страшное внутри него. А вновь быть в глупом состоянии шока от чего-то столь неожиданного — ну, согласитесь, бред, особенно в его теперешнем положении. Константин понимал, что отчасти эти мысли — плод его воспалённого от небольшой температуры разума. Вновь гремел гром, правда, звуки казались какими-то слишком искусственными и нестрашными в сравнении, например, с тем же грохотом от крушения дома сегодня или от бомбёжки кораблей. Но Джон даже в этом искал какой-то подвох, будто стараясь сквозь раскаты услыхать приближающийся шум кораблей, на деле — приближающуюся паранойю. «О, определённо нужно заканчивать с этими мыслями!..» — думал повелитель тьмы, прикрывая глаза и уже докуривая пачку. В очередной раз пытаясь удержать кашель, Джон таки разбудил парнишку своим глухим клокотанием в груди. Тот очнулся, протёр глаза и вновь сонно уставился за окно, кажется, проверяя, идёт ли дождь или нет, будто в этом был какой-то сокровенный смысл. Константин усмехнулся его растрёпанному виду и не преминул спросить: — Что ж ты мучаешь себя и вторую ночь подряд нормально не ложишься? — Да вроде… и не хочется, — выдохнул, покачав головой, и зевнул. — Слушай, давай ты пойдёшь спать, а я подежурю. На то, что эти твари не прилетят снова, гарантий нет никаких. — Джон обернулся в его сторону и пристально посмотрел: парень вдруг стал задумчивым, тоже глянул на него и тоже как-то не пусто, а довольно серьёзно… — Знаешь, с самого начала я хотел тебе что-то сказать или спросить тебя о чём-то… но я сам точно не знаю, о чём. Глупо, что уж и говорить, — добавил, увидев злорадную усмешку на губах повелителя тьмы. — Но я и правда пытаюсь понять что… И почему-то был уверен, что это должно спроситься ночью, потому и не уходил, иногда даже не спал. И это знаешь почему? — в глазах появился хитрый блеск. — Потому что ночью ты становишься откровеннее. — Ну, вот ещё! — фыркнул Джон. — Даже если и правда — почему раскрыл свою хитрость? Тогда ведь я могу принять это во внимание… Даже хитрить не умеешь! — Может быть, — вполне спокойно пожал плечами парень. — Только вот я более чем уверен, что ты продолжишь быть таким. — Отчего это такие выводы? Чес лишь улыбнулся. Джон не стал спорить, а лишь, после нескольких минут молчания и отдалённого грохота на улице, негромко и даже устало проговорил: — Ложись спать. — Чес как-то не стал отнекиваться и, пододвинув подушку, лёг на неё, перед тем поплотнее закутавшись в «одеяло». Джон понял, что нужно как можно скорее усыпить парня, а то иначе за такими разговорами он может выдать много чего… и в особенности того, о чём и сам не знал. И в особенности Креймеру; и в особенности сейчас… Но бывший водитель заснул не сразу — ворочался долго, наконец обернулся к нему; мужчина видел в густом сумраке очертания его лица, тусклый блеск его глаз, уставившихся на него. И безошибочно мог понять, что Чес хотел что-то спросить у него… Но вместо трепетно ожидаемого (даже с каким-то страхом, что было уж вообще нетипично) прозвучал нечто довольно примитивное. — Джон, сколько сигарет в день ты выкуриваешь? — Стараюсь полпачки. — Как только Константин сказал это, сразу отбросил дымящуюся сигарету изо рта — стало невероятно тошно. Чес закивал и устроился на подушке удобнее. Джон не раз понимал, что им не о чем говорить, что они совершенно чужие, лишь столкнувшиеся случайно в этом ужасном светопреставлении, и даже иногда осознавал это остро, прямо так явно, что внутри даже что-то неприлично сжималось. Но сегодня он встал ясно перед этой извечной проблемой, перед её изрыгающей холод бездной. Бывает так, что знаешь о чём-то давно и вполне принимаешь это за правду жизни, изредка подкармливаясь доказательствами оттуда; а бывает по-другому — когда судьба делает скачок от скучных теорий и описаний практик к непосредственно самой реальности, к реальной и куда более суровой практике. Тогда, конечно, на стенку не лезешь, так как всё-таки был подготовлен к подобному течению событий, но на душе-то, что уж и скрывать, становится гадко. Примерно то же самое было и с Джоном сейчас; только вот теперь с той огромной разницей — он научился не переживать по этому поводу. Как и в прошлом. Но не совсем. Да и не научился, а лишь… старался учиться. Как-то так. Чес, видно, всегда старался сгладить дело, да и бывали действительно хорошие темы; к тому же, внешние факторы приструнили их со всех сторон, заставив сойтись ровно перед трагедией. Но всё-таки та грёбаная случайность и его нередкие мысли в прошлом о Креймере отнюдь не давали ему покоя. Но, с другой стороны, это всё уже пустое. Однако чувство стеклянности и лживости не отпускало его со времён встречи — причём самой первой встречи… Джон порой недолюбливал себя за то, что они так нормально и не сошлись в прошлом, а с другой стороны всегда защищал себя вот этим: а к какому чёрту это нужно ему, повелителю тьмы, одиночке? Но знать человека почти досконально и вместе с тем держать на расстоянии!.. Казалось глупостью. Когда-то недавно. А теперь вроде и кажется нормальным, хотя что-то при этой мысли ноет в груди: то ли от сигарет, то ли действительно то самое, к хренам собачьим, высокое чувство! Лучше от курения, ей-богу. Но с каждым днём это мнение ослабевало. Но всё-таки жизнь, как ни крути, а соткана из различных моментов, как изображение — из пикселов; и когда моменты, связанные с чем-то определённым, встречаются через четыре, начинаешь невольно задумываться: нормально ли, что ты на четверть, на такую огромную, больше всех, часть состоишь из некоего конкретного события? Что оно больше всего было и, вероятно, будет в твоей жизни?.. Наверное, это всё же ненормально. А теперь подставим в предложения вместо «что-то определённое» и «конкретное событие» имя парня, его прямое или косвенное присутствие. Вывод оставим вне рамок; его, впрочем, стыдно не знать, но и знать — трудно, так как это отнюдь не что-то определённое, а нечто эфемерное. Джон видел, что ему не хватает только бутылки чего-нибудь крепкого, чтобы быть похожим на настоящего псевдо философа. Впрочем, почему бы и не подумать о всякой ерунде, когда впереди целая ночь и никто не в праве ему запрещать? Вот так вот, в дождливую ночь, можно тихо забыться своим добротным бредом в голове — и никому не придётся узнать это. Константин откинул голову на стену и улыбнулся. Чес затих, и даже стало невероятно скучно; но как только мужчина подумал об этом, парень зашевелился и зачем-то прокашлялся. «Ну, что же ты хочешь спросить, глупый мальчишка?» Повелитель тьмы выжидающе смотрел на него; наконец Креймер проговорил: — Знаешь, я давно хотел спросить… ты же не спишь? — в голосе послышалось отчаяние — будто он хотел только выиграть время этим глупым вопросом, время на принять, нужно ли вообще спрашивать? Джон не любил интригу, когда она касалась его, и тут же ответил отрицательно. Чес некоторое время мялся, а потом продолжил: — Я вот думал об этом давно, с тех пор, как мы оказались в той первой группе, помнишь? Ты рассказывал, что встретил Анджелу, и я подумал: а как же Кейт?.. — парень замолк; Константин недовольно повёл бровью — и в этом весь его хитромудрый вопрос? Мужчина тяжко выдохнул и покачал головой. — А что Кейт? Или Анджела? Вообще, на что ты намекаешь? — Этот вопрос был в моей голове давно, но только сейчас я придумал, как можно задать его тебе. Банально вышло, правда? — Ага. Но ты не ответил мне. — Креймер натянуто замолчал, и повелитель тьмы с каждой секундой молчания недолюбливал его больше и больше — ну разве так сложно объяснить? Наконец раздался голос: — Ну, ты же любил Анджелу. Даже я это видел. Но потом вы разошлись, ты женился; а сейчас вдруг вы и встретились вновь. Но ведь любовь, она… никуда не девается. Вот я и спрашиваю, что ты собираешься делать? — Тебе-то какое дело! — хмыкнув, грубо ответил Джон, а после задумался и замолчал — вопрос, конечно, до зубовного скрежета банальный и наивный, но… — А вообще, тебя не должно это интересовать, — добавил чуть мягче; Креймер выжидательно молчал, словно знал, что это не всё. — Но если говорить так, то ничего особенного между нами с Анджелой не было: мы не так познакомилось, не так, вообще жутко и крайне мало знали друг друга и так же отвратительно расстались. Чувство после этого можно описать только тем самым банальным тяжёлый осадок, но, блин, оно так и было! — Повелитель тьмы подумал и покачал головой. — А вообще, то было ошибкой. По крайней мере, сейчас я ничего не хочу уже. А с Кейт… я тем более не знаю; мне кажется теперь, что это вообще какой-то лишний человек в моей жизни. И я допустил, чтобы кто-то новый входил ко мне, в мой тёмный мирок… — То есть, ты уже никого не любишь? — Нет. — Джон тогда не мог утверждать, что не сорвал — очень вероятно, что наврал и по-крупному, только тогда он и сам не мог разобраться в себе и в своих чувствах. Ему просто нужно было как можно скорее увидеть Кейт и понять… Но всё же тогда его обожгло нечто другое. — Знаешь, это на время. Ты ещё не можешь отойти от… — Слушай, разве я просил помощи или советов? — Константин ощущал какую-то необоснованную злость и не мог понять, почему говорит это дерьмо. — Ты получил ответы, верно? Значит, всё, тема закрыта! Но Креймер лишь едва слышно усмехнулся; тогда Джон подумал: «Да он что, садомазохист?» Ибо кому может доставлять удовольствие и усмешку ядовитые огрызки и совсем никакое отношение? такой скверный характер? Кому? Кажется, только тому, кто уже знает, что истинно скрывается под ними и уже не обижается на эту внешнюю мишуру; короче, только кому-то… слишком знакомому. То есть Чесу. Повелитель тьмы и сам был как-то неприятно удивлён этой мысли, хотя тут же её откинул: ну, нормально ли ему думать о таком, когда есть вещи поважнее? Парень отвернулся к стене и укрылся пальто сильнее. Джон и сам не понимал, что творил, но решил добавить. Добить. — Не говори глупостей — мы с тобой никогда не были хорошими знакомыми. Поверь. —…пока ты не открылся мне. — Константин мог поспорить, но парень точно улыбнулся. Мужчина хотел было сказать нечто обезоруживающее в ответ, но нужно ли говорить, что каждое последующее его слово автоматически бы становилось ничем, пустым, прахом? Оставалось лишь внешне промолчать и сделать невозмутимый вид, будто он и не слышал. Но на самом-то деле услышал, да ещё как. «Пока ты не открылся мне…» — звучало в его голове тем же самым спокойным, уверенным тоном целую ночь. Это стало мантрой, молитвой, от которой уже тошнило и хотелось лезть на стену; да даже если бы это не было правдой, то благодаря такому часовому повторению Джон бы всё равно поверил в это. Но он прекрасно верил и так, точнее, что такое вера — лишь пустой комочек чувств, приправленных нашими ожиданиями; он знал, чёрт побери, знал, а не просто по-глупому верил! Но и хуже это было во много раз потому, что являлось рациональным… Константин дышал тяжело, будто его рёбра обтянули громоздкие цепи и туго сошлись впереди; дождь продолжал лить как из ведра; в углу их комнатушки закапало сильнее. Мужчину убаюкивала и успокаивала эта капель, так что он и сам не заметил, как впал в полудрёму, такую беспокойную, как, впрочем, и все его сны сейчас. После сегодняшнего разговора он и не знал, кто ему Креймер и с какой точки зрения принимать решение: опасность или спасение. Но, засыпая, Джон почему-то подумал о третьем варианте — самом противоречивом, но таком типичном для его жизни: Чес ему и друг, и враг, и решать это надо со всех точек зрения. И была у повелителя тьмы такая точка зрения, известная под паранойей несближения; и порой она имела весомое значение для него. Джон понял, что и вторую ночь подряд провёл в сидячем положении; он, кажется, лишь однажды забылся глубоким тяжёлым сном, а когда сквозь дремоту приоткрыл глаза, ощутив носом дым и оттого проснувшись, увидал невдалеке Креймера, вероятно, курящего. Тогда Константин ничего не сделал, лишь выдохнул и покачал головой — этот глупец убивал себя, но останавливать его слишком часто и рьяно нельзя: всё-таки, парень взрослый, должен сам всё решить. Только какое-то чувство вины с тех пор так и не слезало с Джона, будучи едва заметной, но имеющей место быть ношей.