На осколках цивилизации

Я сделаю тысячу шагов тебе навстречу, но ни одного — вдогонку. Неизвестный автор ©.

      На утро тело заныло сильнее, в особенности — больное плечо; Чес практически полчаса откашливался, и Константин, как никто другой, знал причину. Даже сигареты пересчитал и недосчитался целых двух. «Что ж так мало?» — злорадно усмехаясь, подумал он, но ничего Креймеру не сказал. Погода выдалась до ужаса прохладной, влажной и жутко неприятной; туман вновь плотно повис над городом. Есть было почти нечего: пару кусков, завалявшиеся на дне консервной банки, не считаются, как и полглотка грязной воды. Короче, это было самое ужасное утро из всех… хотя нет, у Джона было и поужаснее. Полторы недели назад.       Распрямившись и размяв затёкшие и замёрзшие за ночь тела, они тут же подняли вопрос о том, куда идти дальше. Ибо после увиденного вчера делалось как-то нехорошо.       — А вдруг они уже и до твоего Ред-Хилла добрались? — спрашивал Чес, пытливо глядя на него. Джон ходил кругами по комнате, изредка спотыкаясь о здесь же валяющиеся булыжники.       — Как нам быть тогда? Может, есть смысл идти вообще в другое место? Где мы точно встретим людей и спасёмся?       — Ага, в Лос-Анджелес? — остановившись, язвительно спросил Джон. — Где мы совершим первую и последнюю нашу космическую прогулку?       — Я же не говорил про него…       — Но мы ничего не знаем о ситуации вокруг. И лучше всё же дойти до того места. Или убедимся, что мы были правы, или будем искать другой путь выхода. Всё просто.       — Но как же вчера?.. — Чес запнулся, но тут же поднял на него выразительный взгляд; тому было несложно понять.       — Обойдём их. По другой дороге. Мы же решили. Чего ты?       — Да просто… — он опустил голову в сторону и горько усмехнулся, — я вот вчера подумал, что мы ведь обычные люди, а они наверняка какие-нибудь сверхсущества. И что им стоит, в таком случае, найти нас, угадать наши хитрости и обходные пути?       — Думаешь, им нужны каких-то два человечка вместо той же тысячи, которую они смогут отловить в более людных местах? Не думаю.       — Но вчера же напали… полетели таки бомбить дом. Мне не кажется это случайностью, — Чес серьёзно на него посмотрел, а потом добавил: — Но ладно, выбора у нас почти нет. К тому же, я ещё лелею мысль о том, что мы кого-нибудь встретим, кто знает больше нас.       — Если кто-нибудь вообще в принципе что-нибудь знает… — многозначительно добавил Джон и направился к выходу; парнишка тоже привстал со своего места и поплёлся за ним.       — О, об этом даже не волнуйся! Люди ещё те крысы…       — Которые почему-то так и не убежали с тонущего корабля, — они встретились взглядами около двери; Чес задумался, вновь, наверное, вспомнив своё прошлое, связанное с той сектой. Константин лишь выдохнул и вышел на улицу. Ведь и правда, там, где им надо, людишки действительно изворотливы и хитры, но вот думать чуточку шире… не дано. Да, верное сравнение с крысой. Впрочем, Джон тоже понимал, что недалеко ушёл от той серокрысиной толпы — сам-то такой же. А может, ещё и хуже…       Они двинулись по едва заметной дорожке куда-то вперёд. Шагалось тяжело, тело ныло после трудной ночи, а голова раскалывалась от невыносимых, но не облекаемых хоть в какие-нибудь формы мыслей. Плечо стало болеть меньше, но всё равно пульсировало; Чес проверил и сказал, что всё в порядке, главное, резко не дёргаться.       Вскоре появился и стимул идти быстрее — какое-то ярко-оранжевое пятно разлилось где-то далеко позади них, будто на окраине города, и медленно расползалось во все стороны ветром. Джон даже не мог предполагать, что это, но сразу определил, что наверняка не очень-то полезное для них — либо попало в какой-то завод, либо произошла утечка чего-нибудь… короче, сомнений в том, что на них надвигалось облако химически опасных соединений, не было. Но Константин, конечно же, понимал, что, как им ни беги, облако всё равно быстрее, и если в нём нечто ядовитое, то оно в любом случае достигнет их…       Чес почти что не волновался об этом, выглядел даже каким-то слишком спокойным для данной ситуации; но потом Джон пригляделся и понял: тот был жутко уставшим, будто не спал, а его бесконечный кашель мешал ему идти. Тогда он всерьёз задумался над следующим: не нажил ли себе напарник отвратительных плодов курения в грудную клетку? Ведь если да (а наверняка да), то это могло обернуться от астмы до… Константин неосознанно вздрогнул, когда в голову пришло это слово; и оно было этаким сигналом от его прошлого — рак. И ведь могло. Вполне. Никто не застрахован. Даже он, заядлый курильщик, что не выпускал сигарету изо рта почти всю свою тогдашнюю осознанную жизнь, заимел этот недуг; остаётся лишь только с содроганием догадываться о последствиях, что подготовлены Чесу с его и так угробленным здоровьем.       Только тогда Джон понял, что злился. Жутко злился: как на себя, так и на бывшего водителя. Хотя вообще эта эмоция была глупой в его настоящем положении: а не пофиг ли ему должно быть на всё это? Но как-то нет, не пофиг; и он не находил внятной причины почему. Вот не чувствовал он в своей душе той холодности, а наоборот, был готов… спасать? Быть может. Но точно — действовать. И от этого разногласия внутри себя он становился раздражительным ещё больше — приходилось делать всё в реальности так, будто ему было всё-таки равнодушно. А когда истинные намерения сильно различаются с тем, что внутри, становится жутко и тошно.       Сам по себе назревает вопрос: почему бы не исправить положения и начать делать то, чего хочет душа? Потому что закоренелый образ, чтоб его! Ведь всем будет удивительно, если вдруг бывший повелитель тьмы, потерявший недавно дочь, начнёт так сильно заботиться о ком-то, хотя в прошлом это свойство было отнюдь не его коньком? Ему и самому было удивительно. А между тем терять Чеса не хотелось; это он теперь понял как-то острее, вновь сблизившись с ним и вновь осознав его, почувствовав его, его мысли и душу. Ведь это был тот человек, с которым он проходил через многое дерьмо. Правда, эти воспоминания как-то поутихли (может, это от того влияния), но он никогда не забывал его. А сейчас, при светлом разуме, терять его не хотелось вообще и никак; и Джон даже в мыслях порешил, что если надо — переступит через себя, но не допустит утраты.       Отвлёк его от довольно странных для него мыслей оклик Креймера:       — Слышишь это? — Они одновременно остановились; где-то невдалеке как бы и правда слышались… чьи-то голоса. Джон не верил, думал, что блазнится, смотрел недоумённо на Чеса, и тот — также на него, и они оба проверяли, не сошли ли с ума. Но нет — раз слышат оба, значит, навряд ли это какой-то общий глюк; хотя мысль об этом как-то удивительно радовала Константина.       Где-то недалеко, кажется, за домом, были слышны грубые голоса; по звукам их было не менее двух.       — Неужели мы наконец нашли кого-то? — Креймер сказал, задумался и вдруг опустил голову — кажется, вспомнил нечто неприятное; Джон знал этот жест и если не ошибался, то был уверен, что парнишка точно задумался о тех, кого они оставили в том магазине. Но и правда: что они могли сделать тогда? Он и сам не понял, отчего ему вдруг в голову пришла эта мысль; да и почему вдруг неожиданно и Чес задумался о таком, о чём они уж давно говорили? Наверное, ему было стыдно; Джону, конечно, нет, но от вдруг открывшегося стыда Креймера стало неприятно.       Где-то за следующим поваленным домом и находились, наверное, те люди; они вдвоём осторожно добрались до него и выглянули. Развившееся чувство самосохранения и невмешательства без предварительного осмотра не давали действовать, как и обычно, безрассудно; чего ни говори, а подыхать уже не хотелось. И Джон уже точно не мог найти причины этому.       Недалеко, в метрах пятидесяти, двое мужчин копошились около довольно целого грузовика и громко о чём-то переговаривались. Видно было, что они пытались открыть какой-то ящик, но попытки заканчивались провалом, потому они с каждой минутой раздражались больше. Вообще, Джон сразу понял, что, если бы был выбор — лучше с ними не связываться, он бы пошёл этим путём; но такой возможности в данной ситуации не было. Они одновременно с Чесом скрылись за стеной и многозначительно глянули друг на друга; Джон уже знал, что примерно хотел сказать его бывший водитель.       — Мы должны помочь им, Джон… понимаешь? И отыскали ведь они целый грузовик… а знаешь там сколько запасов? Там и возьмём. Как знать, может, они тоже направляются в Ред-Хилл?.. — Креймер говорил задумчиво, сбивчиво, переходя с одной мысли на другую и вопросительно смотря на него. Тот качал головой и морщился.       — У меня плохие предчувствия. Я бы не помогал… — Константин повернулся в ту сторону, откуда слышались грубые раздражённые голоса.       — Ты бы никому не помогал, — коротко отрезал Чес, холодно усмехнувшись. — Но в данных обстоятельствах у нас нет возможности выбора по желанию — если хотим жить, значит, должны. И может даже получиться так, что не на совсем выгодных условиях. Я боюсь, нынче это так… Но это положение временно, — Джон обернулся и встретился с его решительным, даже суровым взглядом, воинственно упавшей на лицо от ветра прядью и общим строгим (жутко нетипичным) выражением лица; сразу стало как-то неуютно от этого вида — Константин любил, когда Креймер был просто наивным мальчишкой. Но могло ли то сохраниться спустя почти четыре напряжённых года?       Джон вздохнул и мелко повёл плечом, что означало: ему, в общем-то, всё равно; рука сделала это как-то неосознанно, но всё-таки сделала — сделала то, чего требовала душа: легко коснулась лба Чеса и отбросила прядь, что так раздражала его, ведь казалось, что та только и делала его серьёзнее. Креймер лишь нахмурился, потом удивился и ехидно усмехнулся. Джон между тем задался вполне логичным вопросом:       — Но чем мы им поможем? Если они, два здоровых амбала, не могут открыть ящик, то что сможем сделать мы, уставшие, раненые, вообще никакие?       — У тебя был, кажется, какой-то многофункциональный ножик… точнее, я надеюсь, он у тебя есть и сейчас, — Джон тут же проверил карман пальто и с облегчением выдохнул — одно время ругался и хотел переложить эту тяжёлую и редко используемую вещицу в рюкзак, но так по своей лени и не сделал этого, чему теперь был несказанно рад. Чес всё мгновенно понял по его лицу, как только рука Константина дотронулась до холодного металла, и тут же заговорил:       — Это отлично! Тут есть отвёртка, точно, значит, если ящик привинчен, ты сможешь его открутить.       — А если нет? — язвительно спросил Джон, вытаскивая мультитул и проверяя его. Чес даже не задумался над ответом — видно, эту стратегию продумывал давно и тщательно.       — Тогда будем импровизировать и изображать видимость помощи. Пойми, нам жутко нужны эти люди.       — А если они этого не поймут? Есть же материалисты. А эти как раз таки и выглядят так…       — Джон…       — А вдруг это вообще бандиты, и мы свяжемся с ужасной компанией?       — Джон! — Чес прикрикнул; Константин приостановился и глянул в его серьёзные глаза — теперь ему казалось, что тот куда взрослее его самого. И умнее. «Боже, да что со мной?»       — Джон… — добавил чуть мягче и улыбнулся, похлопал по плечу. — Я понимаю, что мы сейчас в ужасном положении, ты — особенно, но нам нельзя терять голову.       Константин задумался, хмыкнул и прошёл мимо Креймера, но остановился буквально на секунду рядом с ним и прошептал:       — Мы уже все потеряли голову. Давно. Если ты не в курсе… — и вышел из-за поворота по направлению к мужикам. Честно говоря, только сейчас он осознал одну отвратную вещь (хотя её отголоски приходили к нему мимолётными выводами ещё давно): что если бы не Чес, он не решился идти к кому-то, помогать, куда-то стремиться… он бы просто завис где-нибудь в подвале и, возможно, сдох бы от голода; только Креймер был его пинком к дальнейшему существованию; нет, терять его нельзя. И не только из-за личных каких-то причин — он понял, что на себя ему по общему счёту плевать, а из-за того, что и он чем-то нужен Чесу. Чес нуждался в нём: в каком-нибудь дурацком понимании, в заботе, порой едва заметной и непохожей на неё вообще, в мимолётном общении, в глупых самонадеянных словах, да просто в том каком-то особом отношении, что всегда было между ними. И они оба это знали; да и глупо было этого не знать после стольких лет.       Джон понял, что жутко отвлёкся; каждый раз он задавался какими-то повторяющимися, и так логичными мыслями. Между тем люди заметили их (Чес догнал его и ступал где-то рядом) и теперь с недоверием оглядывали их. Наверное, они, раненые, с рваной и грязной одеждой, в пыли и с измождёнными лицами выглядели странно; двое мужчин остановили свою работу и весьма недружелюбно на них смотрели. Когда Джон был в метрах пяти от них, один из них, мужик повыше и покрепче, с каким-то типичным грубым лицом, которое Константин даже не стал утруждаться запоминать, предупреждающе крикнул, выставив перед собой пистолет:       — А ну стоять! Кто такие? — Джон сделал пару шагов и нехотя остановился.       — Мы разве похожи на опасных, собирающихся вас ограбить личностей? — усмехнувшись, спросил. Мужики переглянулись, и, видимо, до них всё-таки дошло, что это не логично; первый, который с ними заговорил, теперь хмыкнул, но пушку не убрал.       — А какого хрена вам здесь нужно? — Теперь настало время переглядываться Джону с Чесом; этот вопрос казался удивительным и отнюдь не таким, какой они хотели услыхать. В беседу вступил Креймер.       — Мы искали людей. Почти никого нет в округе. Но мы услышали голоса и пошли на них. Быть может, есть смысл объединиться и идти дальше вместе…       — Слишком многого хотите, — отрезал первый, махнув рукой и оборачиваясь к ящику.       — Но мы вам не враги, — настаивал Чес, сделав шаг вперёд. — Объединившись, можно добиться куда больших успехов. К тому же, в настоящей ситуации другого выхода нет… по одиночке гибнут.       — Ну вот и подыхайте! Мы не обязаны таскать за собой едва держащихся на ногах людишек! Зачем нам лишняя ноша? — Они вновь принялись ковыряться в ящике, как и прежде, будто бы их и не было. Джон уже, если честно, хотел всё бросить и поворотить назад, но Чес удержал его за рукав и заговорил:       — Мы не лишняя ноша. Мы можем… помочь. Например, с этим ящиком, — собеседники заинтересовались и поворотили свои бритые головы в их сторону; их похожие тупые серые глазки заблестели алчным огнём, и Константину это ух как не понравилось!       — Хотите сказать, что откроете его? — заговорил второй, который был чуть ниже и голос его был более прокуренным. — Вы? Да не смешите!       Они оба усмехнулись и, приняв за очередную шутку, вскоре разгоготались. Но Чес был настойчивым.       — Я не шучу. Мы откроем эту хренотень. Только теперь уже не бесплатно… — Мужики напряглись, обернулись почти одновременно и сурово глянули на него, но Креймер стоял прямо, уверенно смотрел на них сверху. Джон ведь знал, что, если б они захотели прибить его, уж давно бы одной левой это сделали; но Чес был куда сильнее в эмоциональном плане. И это порой было похуже любых мускул. Вскоре те двое лениво переглянулись друг с другом, вздохнули, и первый спросил:       — Ну, и сколько бабок хотите?       — За идиотов принимаешь? — ухмыляясь, говорил Чес. — Какие деньги, ты что? Только натуральный обмен! Взамен мы возьмём столько продуктов, сколько нам понадобится, — заметив напрягшиеся лица собеседников, он добавил: — Мы много не едим.       У обоих лица побагровели, скулы свелись, глаза заиграли злобным огоньком; Джону даже стало неприятно: неужели из-за нескольких ящиков так реагировать? Или у них были какие-то веские причины? Быть может, они несли еду женщинам и детям?.. Константин окинул их пристальным взглядом ещё раз и точно сделал вывод, что нет: такие только о себе и заботятся.       — И ещё… — он одёрнул начавшего говорить Чеса и вопросительно глянул на него, типа «Чего творишь? Куда ещё? У них от этого-то скулы сводит!». Но Креймер, мелко улыбнувшись ему и спокойно кивнув, продолжил: — И ещё: этот грузовик работает?       — Да… — злобно прошипел первый, вставая в полный рост и ненавистно глядя на Чеса.       — Вы собираетесь куда-то ехать? Знаете о каких-либо группах вокруг?       — В Ориндж.       — Тогда мы проедем с вами ровно полпути, — что-то прикинув в уме, выдал Чес. — А взамен откроем все ящики…       Мало сказать, что эти парни не доверяли им — они их уже теперь просто ненавидели; но пока не было прямых намёков, не было и решительных действий с их стороны, так? Джон чувствовал напряжение Креймера, чувствовал его неуверенность, свою неуверенность, их общую нервозность, но видел, что тот решился и отступать явно не собирался. А значит, и он сам не отступит. Тогда Джон понял одну неважную, но тогда вроде как нужную ему вещь: что Чес одновременно его копия и антипод. И лишний раз разъяснять себе простые истины он точно не хотел.       Их собеседники зло переглянулись снова, немного помолчали, потом угрюмо посмотрели на них, и в итоге второй прохрипел:       — Ладно. Будем считать, что мы согласны. Открывайте! — Они отошли якобы за следующим ящиком, но на самом деле — чтобы поговорить. Джон подошёл к ящику, присел и принялся осматривать его; Чес подошёл к нему вплотную сзади и, присев рядом на корточки, скоро зашептал:       — Я не доверяю им. Как и они нам. Нужно быть на стрёме, Джон, — Джон обернулся и встретился с его беспокойным, даже каким-то нездоровым взглядом и слишком бледным лицом. Только сейчас он заметил, как убито выглядит его напарник; он и позабыл, что тот страдал от последствий своей тяжёлой операции… Наверное, Чес всё-таки крепился, мужался, не выдавал своей слабости. Как-то тревожно вдруг стало Константину, но на деле он лишь отвернулся и небрежно бросил:       — Да знаю и без тебя!       Между тем проблема перед ним стояла куда серьёзнее: вот Креймер начал так здорово рассуждать и уверять, что он точно откроет, а на самом деле?.. Глянув на железный ящик, хорошо завинченный со всех сторон, Джон начал судорожно думать, как ему своим мультитулом открыть это нечто, кажется, завинченное всё-таки не просто хорошо, а ужасно хорошо. Он поворочал ящик с одного бока на другой — тот был небольшим и достаточно лёгким — и заметил одну вещь: шурупы, причём весьма стандартные на вид, к которым бы отлично подошла его отвёртка. Можно открыть, например, верх и снять его; правда, тогда бы не развалить весь остальной ящик, но, доставая мультитул, Джон уже отнюдь не думал о последствиях — тут бы просто добраться до содержимого, хоть как-нибудь. В самом грузовике слышался хриплый шёпот — нынче никто никому не доверял, это аксиома. И только в такой момент понимаешь, кто твой настоящий… и нет, не друг, а просто… есть ли такое слово, обозначающее человека, который понимает, кроме всех известных? Джон решил так и назвать — понимающий; и у него этот понимающий был самым ценным из всех-всех людей в ту… Он усмехнулся: да что уж — в те моменты жизни; а может, и саму жизнь.       — У нас нет ничего, чем бы мы смогли защититься… — шёпотом говорил Креймер, подозрительно косясь на него и на мужиков.       — За поясом. Посмотри. Только не пались… — коротко бросил ему Джон, доставая отвёртку из мультитула и начиная откручивать первую гайку. Чес понял сразу и аккуратно залез рукой ему за пальто, медленно нащупывая пальцами пояс. Он старался делать это незаметно; Константин усмехался.       — Да найдёшь ты или нет? Они уже косо посматривают на нас, — Чес тут же заторопился, и его ладонь таки наткнулась на холодный пистолет, который Джон унёс ещё давно из первой группы и догадался не положить в рюкзак. Креймер сконфуженно убрал руку и хмыкнул.       — А ты хоть сможешь…       — Убить? Издеваешься? — Константин быстро шептал и после недовольно на него посмотрел.       — В этом сомнений нет, — Чес улыбнулся, даже горько. — Вовремя достать пистолет, я имел в виду. Они ведь тоже не без пушек, Джон… Успеешь ли?       — Жить захотим, успеем всё, — бросил на него многозначительный взгляд, как бы говоря не волноваться; между тем открутил две гайки, ещё немного — и сможет снять верхнюю крышку. Работа шла на удивление легко, и это уже не радовало Джона с его-то опытом сотрудничества со злодейкой-судьбой, что действовала не по правилам и давала мелкую милость только тогда, когда перед и после забирала всё самое важное, да ещё и с процентами.       Их весьма дружелюбные собеседники вернулись из грузовика с двумя ящиками — значит, кое-как, с тщедушным скрипом, но договорились.       — Ящиков не меньше двадцати. Если управитесь за пятнадцать минут, наш договор в силе, — говорил второй, сбрасывая ящики на землю. Константин ненавистно глянул на него, потом вопросительно — на Креймера, но тот отрицательно покачал головой, говоря, что не стоит делать того, что было очень в стиле повелителя тьмы. Джон изнывал от злости и их ущербного положения и, скрипя зубами, откручивал, как последний раб, грёбаные ящики; однако выхода больше и правда не было. Либо так, либо идти пешком и ставить под опасность не только себя (что уж о себе-то печься?), но и парнишку. Константин не мог идти на такие жертвы лишь из-за какой-то своей тупой гордыни; а раньше шёл, не правда ли?..       А ещё он заметил, как нерационально поступают их «товарищи» — сбрасывают ящики на землю, хотя можно было вполне открутить их в самом грузовике. Это не очень понравилось ему, и, когда те ушли за очередным ящиком, он быстро зашептал Чесу:       — Послушай, мне не нравится, что они выбрасывают ящики нам, а не позволяют войти внутрь грузовика. Будто и не имеют у себя в планах довезти нас… похоже ведь, ну? — Креймер нахмурился, устало вздохнул и потёр лоб; выглядел он, мягко сказать, не очень. И всё причиной — курение и недосыпание. Константин понял, что выбросит к чертям собачьим эту пачку, даже (Господи!) пожертвует своим драгоценным курением, но только ради того, чтобы не вызывать соблазна у Чеса. Джону было даже самому необычно понимать такие странные и совсем глупые жертвы, но в тот момент желание спасти, не потерять, сберечь взыграло в нём до такой степени, что… что хотелось наплевать на все свои принципы, утверждения и клятвы! Просто побыть хотя бы в чём-то человеком, хотя бы с кем-то, к тому же, понимающим — пожалуй, уже хорошо.       Чес громко закашлялся, где-то с полминуты не мог остановиться, а Джон не знал, что делать, и лишь сожалеюще смотрел на него, и сам зная, что никому не нравится эта дешёвая жалость, а уж тем более бывшему водителю. Наконец, откашлявшись, красный, с слезившимися глазами, он наконец на выдохе проговорил:       — Можно напомнить им об этом… только не так, не в твоём стиле… — вдохнул и выдохнул вновь, горько улыбнулся. Джон кивнул и задумчиво опустил голову, оглядывая первый открытый ящик — не дне валялись консервы, правда, уже другие, чем вчера — рыбные. А в ящике рядом, откуда крышка снялась также легко — из говядины; в следующих было почти то же самое «разнообразие» — мясо рыбы или другого животного плюс зелёный горошек, кукуруза и иже с ними… Он лишь приоткрывал крышки, чтобы узнать самому ассортимент, но потом аккуратно оставлял их на месте.       Чес всё видел и видом показывал, что вполне доволен; Константин ощутил, как стало ныть плечо, и переложил отвёртку в другую руку, но левой оказалось жутко неудобно. Креймер вдруг это заметил и тут же всполошился:       — Джон, чёрт, я ведь и не подумал… так резко всё решил и совсем забыл, что у тебя рука! Я говнюк, да. Давай помогу? — он протянул руку и заботливо посмотрел на него; Константин помотал головой, аккуратно повёл плечом и продолжил.       — Не нужно. Я сам. Нужно ведь разработать плечо, верно? Да и ты говорил, что всё в порядке, оно заживает.       — Перенапрягать себя нельзя, — коротко добавил Чес, и больше они ни о чём не говорили в течение последующей работы; Джон мог поспорить, что напарник сейчас жутко винил себя, но… «Пускай», — как-то равнодушно и удивительно для самого себя ответил Константин и сам едва не блеванул от такой… ладно, прикрасы, но не лжи.       Когда в очередной раз ящики с чем-то лёгким брякнули о землю рядом, Джон резко бросил работу и встал с места; Креймер, боковым зрением увидел он, проводил его удивлённым взглядом.       — Зачем выбрасываете ящики из грузовика? Не легче ли будет нам забраться туда и там продолжать работать? А то ведь потом придётся затаскивать их обратно…       — О, о нас не волнуетесь! — усмехаясь, говорил первый, как-то недобро переглядываясь с напарником. — Мы не настолько слабы.       — А я и не о вас волнуюсь. О нас. Больно странно это, вам не кажется? Будто поиспользовать нас хотите и пинком выбросить, как котят. Не получится провести, обмануть. Мы ещё и не такое видали. Так что-либо вы даёте зайти нам внутрь и отбрасываете свои гадкие планы, либо мы забираем уже всё открытое и уходим. И да, ваши пушки нам не страшны — и у нас есть кое-что получше, — Джон похлопал себя по пояснице, где находился пистолет; конечно, их положение было более чем провально: как он ни говорил, а почти большая часть его слов — глупое преувеличение, ведь пушка у них была куда хуже их, сил куда меньше, а дерзости зато — целый вагон, которую такие амбалы, как они, жутко не любили. Сказав это всё, Константин уже был готов обороняться, но мужики, как-то странно друг с другом переглянувшись, в итоге не сделали ничего такого, а который повыше из них добавил:       — Ну заходите. Только не разбрасывайте ничего, — Джон многозначительно глянул на Чеса — тот пожал плечами, но кивнул, хотя по его глазам понял, что так просто решиться дело сейчас не могло — не взяли здесь, так возьмут с процентами чуть позже. Но делать нечего; они встали и направились к грузовику; между тем их «собеседники» принялись затаскивать каждый ящик обратно, предварительно его осматривая и о чём-то тихо совещаясь.       Даже полностью увлечённый работой Константин замечал их гневные взгляды на себе, и, честно говоря, ему становилось не по себе и скорее не от того, что он боялся за себя, а оттого, что боялся за парня рядом: может, он сам-то и сможет выжить, убежать, подраться, придумать что-нибудь, но Чес, который едва на ногах держится от усталости и которому бы прожить свою последующую жизнь без тревог и тяжких злоключений?.. Он навряд ли сможет; поэтому Джон вёл себя крайне осторожно, так, как не повёл бы себя обычно.       Он уселся на сухой пол в грузовике, Чес устроился где-то рядом; работа продолжалась медленно, но активно; рука перестала ныть — тогда Джон понял, что труд действительно может помочь ему.       По истечении десяти минут работа была окончена, все двадцать с лишком ящиков были вскрыты; плечо, наперво вроде бы не болевшее, теперь тихо ныло, но, в общем, не доставало проблем. Константин выпрямился и окликнул мужиков, курящих рядом с грузовиком. Те зашли и стали проверять поочерёдно каждый ящик; Джон решил не выходить и Чесу приказал также остаться, положив руку ему на плечо и вновь усадив рядом со стеной. Когда проверка закончилась, хриплый прокуренный голос в полумраке ему сообщил:       — Что собираетесь брать? Какие ящики и сколько? — у него уже был готов ответ — пока открывал, приметил нужные.       — Я их отложил около стены. Мы возьмём содержимое трёх, — выражение лиц мужиков в тот момент было шедеврально и смешно: ну, кто будет так пафосно дуться из-за каких-то трёх ящиков, когда имеет двадцать? Джону стало и горько, и смешно; между тем мужики почти незаметно перебросились парами фраз, и голос почётче ответил им:       — Хорошо.       Константину не слишком понравилось это «Хорошо» — так просто и лаконично у них не решались проблемы, это можно сказать с уверенностью. Он был готов поспорить на что угодно, но знал, что за этим стоит какой-то подвох — эти парни договорились о чём-то, потому и спокойно соглашаются на всё, хоть скажи он, что хочет взять все ящики и грузовик. Он ощутимо сжал плечо Креймера, который сидел рядом с ним, и после увидел в сумраке, как тот понятливо кивнул — здесь и лишних слов не надо было, понимание между ними витало в воздухе и для них было явным. Константину тогда не было времени думать об этом, но потом, несколько позже, он вспоминал эти сцены и вспоминал не без улыбки — вот уж где точно и остро он осознал, что они как одно целое. И ведь только вчера он думал, как далёк от него Чес, а уже сегодня!.. И кто-то серьёзно может думать, что Джон и сам что-то понимает в этой ситуации? Это вызывало у него только лёгкую безумную усмешку; а вдумываться в первопричины — нет, не для него, увольте!       Мужики вышли из грузовика и направились на водительские места, перед этим бросив:       — Мы выезжаем сейчас. Поедите внутри. Створки слегка прикроем, чтобы товар не вылетел. — Пока они возились с дверцами, Джон обошёл Чеса и сел рядом с ним. Когда те закончили и отошли, Креймер скоро зашептал:       — Слышал? Проговорились: товар! Значит, где-то ещё сохранился прежний порядок и даже рынок есть. И даже не где-то, а в Ориндже. Может, есть смысл доехать туда?       — Нет. Думаю, во-первых, они не повезут нас далее Ред-Хилла, во-вторых, если мы решили направляться туда, значит, доедем и посмотрим. Я верю Анджеле.       — Она могла ошибиться… — в полумраке Джон видел слегка робкие, но серьёзные глаза: Чес уже не боялся спорить об этом, быть может, вчерашний разговор слегка расхрабрил его.       — Как и эти олигофрены. Кто знает, может, они приедут торговать, а там уже всё сравнялось с землёй? В таком случае, когда ошибаться могут все, я буду верить Анджеле. К тому же, когда она разговаривала со мной, то скрывала от своих напарников это. Значит, об этом месте знают единицы; там будет лучше, я уверен, чем в том же Ориндже или, не дай Бог, Лос-Анджелесе.       — Ладно, я согласен с тобой… — сдался как-то неожиданно быстро, будто вспомнил нечто, и теперь этот спор казался ему дурацкой мелочью, только мешающейся. Джон глянул на него: тот опустил голову и чему-то усмехался.       — Ну? Чего? — Константин не любил неизвестности, поэтому спросил резко, даже грубо. Где-то впереди захлопнулись двери, и пронзительно завёлся мотор; скоро поедут.       — Да так. знаешь, иногда я скучаю об этом городе. В нём весь я, всё моё прошлое, все мои самые яркие воспоминания. А теперь он почти скоро обратится в ничто. Если уже не обратился… — Чес вздохнул, покачал головой и как-то грустно улыбнулся. — Тебе не понять этой дребедени, верно?       — Как сказать… — Джон хмыкнул и задумался. — Я никогда об этом не думал. Но всё же этот город мне не чужой; хотя я его и не любил… как-то возненавидел потом, — вот здесь он понял, что сказал лишнее — ведь, по идее, было не так сложно отгадать причину его нелюбви к мегаполису. Однако на самом деле он не хотел признавать эту причину теперь даже у себя в голове — становилось стыдно… стыдно, непонятно отчего. Грузовик нехотя тронулся с места, перед этим глухо крякнув, и медленно поехал; створки задёргались в такт движению; дорога была плохая. Креймер пристально смотрел на него, и этот пронзительный взгляд был виден даже сквозь почти плотный сумрак. Джон знал, что он догадывается.       — Возненавидел… разве из-за?..       — Возможно. Но много о себе не думай, — Константин равнодушно откинулся на стену, запрокинув голову вверх. Да, политика несближения была нужной, серьёзной и такой правильной (почему?), но он, чёрт возьми, раз в жизни хотел довериться, сказать, наконец освободить своё переболевшее многими болезнями сердце на время; он знал, что поплатится, возможно, слишком дорого за это, но сейчас хотелось сказать правду; а ведь это и было правдой. И Джон болел этой правдой целых три с половиной года; так имеет ли он право наконец её высказать адресату?       Чес даже едва заметно отпрянул, слегка приоткрыл рот и замолчал; Константин усмехался.       — Что, удивительно видеть правду, а, Креймер?       — От тебя это всегда выглядит странно и… равносильно чему-то необычному, — Чес отвернулся и тоже опёрся о стену; теперь их качало в разные стороны, равномерно, спокойно, даже усыпляюще…       — Ну, так наслаждайся, — Константин краем глаза посмотрел на него и, встретившись с удивлённым, но явно оживившимся взглядом, подмигнул. Пару минут они помолчали; Чес прижал колени к себе и обхватил их руками. Потом не выдержал, таки спросил:       — Значит, тебе доставляет удовольствие видеть, как этот город рушится? — Джон задумался, покачал головой и хмыкнул. Всё у того были какие-то странности и крайности.       — Не совсем. Не из-за тебя же одного мне только ненавидеть его? Там было много и приятных моментов. Да и вообще: глупо это, привязываться к городам. Будто воспоминания — такое уж и важное!       — А что важное? — вдруг прервал его Креймер, нахмурившись. Константин усмехнулся.       — То, что ты взял из них, какие выводы сделал и что ощутил. А ностальгия — явно привилегия только слишком слабых людей! Лично я взял то, что нужно, и доволен. И больше не вспоминаю об этом городе… — произнёс и сам задумался, глубоко так… А разве не называлось ностальгией то, что делал он вчера или все эти три года? Не себя ли он сейчас так жёстко критиковал? Он выдохнул и опустил голову; благо, что в темноте не было видно всех его эмоций. Но ведь Креймеру порой и не нужно было видеть это, верно? Константин глянул: тот пристально смотрел на него, хотя его глаз почти не было видно.       — Ладно, допустим и так… Я слабый человек, — Джон видел его неуверенную, но хитрую улыбку. «Подлец!..» — неосознанно возникло в его голове яркой вспышкой. Ну, если Чес слабый, тогда он что, получается, сильный? Константин видел эту странную аллегорию, странную антитезу и метафору, что скрывались в тех решениях и словах; ведь по делу всё было наоборот, наоборот так, как это вообще могло быть. Но Константин не был бы собой, если бы вовремя не замял этот разговор…       — Я только теперь понял всю опасность нашего решения ехать на грузовике — в любую секунду в нас может попасть снарядом, и взлетим мы тогда как пташки, — Джон напряжённо вслушивался во внешние звуки, силясь услышать сквозь гулкий мотор другой шум, на самом деле куда более громкий, но поначалу — обманчиво тихий. Конечно, ставшая постоянной паранойя не отпускала, потому и казалось, что огромные корабли уже подлетали к ним — этот противный свист всегда звенел в ушах, но Константин честно старался отбросить это глупое чувство от себя. Чес пожал плечами и повернулся к нему.       — У нас выбора не было с начала этой катавасии, а сейчас и подавно. Пешком по-любому было бы не вариант, так что… нужно быть просто на чеку и надеяться на то, что нас пронесёт…       — Надеяться? — с усмешкой спросил Джон и едва сдержал смех. — Тебе самому не смешно от этих слов? Какие надежды, ты что! Глупо верить в хорошее после всего того, что с нами было.       — Ты просто отчаялся до самого конца. Я же не хочу; я хочу верить, Джон, и всегда верю в хорошее. И в тебя, — и Джон посмотрел на него и, ощутив непомерную горечь, покачал головой.       — Зачем в меня, дурак? Это более чем глупое занятие, — Чес улыбался. Константин искренне не понимал.       — Потому что всегда верил. И это не только оттого, что так было всегда — теперь я точно убедился в этом. Ты просто боишься разочаровать, потому и отнекиваешься.       — Хватит нести чушь!.. — устало, тихо, жутко неуверенно бросил Джон, решив хотя бы так закрыть тему. Креймер вновь всё понял без слов и, отвернувшись, замолчал; и Джона вновь раздражила та понятливость, тот всюду проникающий взгляд — даже сквозь толщи его дерьма в душе Чес смог углядеть лёгкое желание. Его вновь раздражало это и вместе с тем заставляло испытывать нечто приятное. Будто гордость. На деле он был благодарен Чесу за то, что тот был таким, однако не хотел признавать даже у себя в голове, и в этом-то и был его огромный минус; впрочем, даже это Константин знал, но ведь знать — полбеды.       Опять разговор зашёл в самый что ни на есть глухой тупик; лишь грузовик всё продолжал неспешно ехать по ухабистой дороге, спотыкаясь через каждые пять метров на каком-нибудь бугре. Поездка была не из лучшей; даже Джону стало плохо из-за постоянной качки, что уж говорить по Креймера, сейчас бледного, как полотно, что даже его было видно сквозь сумрак. Константин подумал, что те парни решили всерьёз от них избавиться, и если не напрямую, то вот так, по такому хитрому способу. В их памяти никогда в жизни не бывало такой ужасной дороги и таких отвратных водителей, даже когда они гоняли по лесу или по просёлочной дороге в Богом забытой деревеньке.       Чесу не потребовалось много времени, чтобы понять ещё очень давно: их хотят сжить с этого света. И если раньше хоть была какая-то гарантия того, что они попадут либо в Небеса, либо в шипящий котелок с демонами, то теперь, когда высшая сила отсутствовала уже очень давно и не вмешивалась (хотя это правильное решение), становилось непонятно, что их ожидает после смерти — может, как раз то забвение? Но этого никто не хотел. И умирать теперь никто не собирался; даже Джон. Вот поэтому, многозначно переглянувшись с напарником, последний проверил пистолет, зарядил его оставшимися патронами, которые небрежно валялись по карманам и часть их давно растерялась, и хмыкнул. Времени на достать-застрелить у них и правда может не быть — кто они против этих закалённых амбалов? Но, тем не менее, раз умирать никто не собирался, значит, всё возможно; Константин вновь припрятал пистолет. Креймер пристально следил за ним.       — Нам нужен план… — на выдохе сказал он. — На все случаи…       Джон с подозрением слышал его уверенные слова, но в противовес этому видел его бледное, почти как полотно, лицо, и вновь слишком не подходящий ему вопрос запершил у него в горле.       — С тобой всё в порядке? Выглядишь не очень…       — Укачивает от такой отвратительной езды… ничего страшного, — Чес развернулся к нему полностью и выдавил слабую улыбку. — Не просить же их ехать медленнее или аккуратнее?       — Если это нужно… — начал было Джон, не совсем понимая, что говорит, и понимая, что несёт чушь; как в тот момент он не был похож на себя! Креймер лишь усмехнулся.       — Нет-нет, не нужно лишних забот! Спасибо конечно, но, боюсь, у нас с тобой нет сейчас такого права — что-либо указывать им, — Чес отвернул лицо; Джон мог не переставая доказывать, что тот жутко смутился. Да и ему самому стало как-то не очень хорошо от своих собственных слов… будто он предавал себя и свой давно и искусно строящийся образ. И сейчас самое время что? Правильно, как всегда профессионально замять разговор!       — Сядь поближе к выходу — там хоть воздуха побольше. А над тем, что нам делать в критических ситуациях, я подумаю… подумаю, не переживай.       — Боюсь, нас обманут, а мы не успеем и пальцем пошевелить… — с трудом проговорил он, перебираясь в начало грузовика, к хлопающим дверцам. Константин с каким-то слишком пристальным вниманием выслушал его и сильно задумался; но хоть какие-нибудь очертания плана ему на ум не приходили — всё какие-то обрывки других, совсем сейчас ненужных мыслей… Так и прошли их последующие двадцать минут езды.       Ничего лучше, чем всегда быть на стрёме и держать пушку под рукой, на ум в итоге не пришло. Джон вновь чувствовал себя отвратительно: разболелось всё, тело затекло вновь, плечо запульсировало, и начало подташнивать; короче, расклеился он так, будто бы и был не мужиком. Константин понял, что просто давненько его в жизни так не встряхивало — и правда, три года супружеского житья-бытья превратили его в тряпку; то ли дело было в прошлом — тогда он за день, наверное, мог запросто спасти весь мир и ещё съездить по своим делам да убить парочку демонов. А теперь что: от одного ранения, почти бессонной ночи и трясучей езды он уже стушевался так, будто был готов помирать! Джону даже противно стало от самого себя в тот момент; если не соберётся, то навряд ли сможет спасти себя, что уж говорить про кого-то другого, сидящего здесь неподалёку.       Раз триста (без шуток, он сосчитал, но сбился на сто пятидесятом) Джон проверил пистолет, нервно перещёлкивая с предохранителя и обратно, каждый раз проверял пули, вытаскивая их оттуда, пересчитывал и вновь запихивал обратно; даже одну умудрился потерять, когда грузовик резко подскочил на бугре и все они рассыпались в разные стороны. В темноте искать было сложно, но Константин был готов даже на эту рутинную работу, лишь бы не сидеть и думать… думать о чём-то уже на сто раз передуманном и пережёванном, но таком соблазнительном; правда, потом уже становилось тошно от этих мыслей — известно, что повторение вызывает отвращение…       Чес болезненно молчал; Джон порой был готов попросить его уже начать говорить о чём-то, но потом вспоминал, что сам же первым бы и окончил этот разговор. Глупо и парадоксально, но он желал и не желал этого одновременно. Двадцать минут не просто ползли, неспешно текли или какие там ещё синонимы изобрели для обозначения черепашьего хода — они стали просто каким-то тугим, с шероховатым низом желе, находящимся на вершине лишь слегка наклонённой плоскости и пытающимся достичь конца этих самых двадцати минут. Джон вновь был до одури рад, что у него есть часы, умудрившиеся не сломаться и не разбиться во время всего этого безумия; и он вновь был по-детски счастлив, что часы — это просто механизм, не подвергающийся никаким внешним факторам или эмоциям, у него есть своя программа, свой цикл и порядок, такие правильные и рациональные, что порой Джон хотел обратить всю свою жизнь в такой вот механизм, чтобы больше не теряться в действиях и не делать ошибок. Но тогда он понимал, что наиболее важные ошибки уже сделал и нет острой необходимости в рациональном механизме; всё самое отвратительное — уже было, и эти последствия он сейчас как раз таки расхлёбывает. Хуже быть уже не может — знакома фраза? А Джону уж — тем более; только вот теперь он не был уверен в ней, в том, что он и так в полной жопе; с его-то способностью притягивать к себе самое говнище можно добиться ещё больших успехов! И сейчас — как раз подходящая ситуация.       Креймер продолжил сидеть рядом с дверцами, опустив голову и внимательно слушая их хлопки, будто в этом и состояла задача всей его жизни; Джон порывался прекратить молчание и вновь прикрывал рот, понимая, что оно всё равно возникнет, причём не абы какое — всё-таки молчать нормально, — а какое-то гнетущее, подминающее под себя все чувства и эмоции, которое говорило опять и снова: что ни делай, как ни пытайся, какой апокалипсис вокруг ни устраивай, а они всё-таки останутся далёкими друг от друга. И в этом сыграли не то чтобы те три с половиной года (хотя и они имели вес, но больше выступали как отягчающее обстоятельство), а прошлое до их разъединения. Впрочем, глупо всё повторять заново: если не были близки, то никогда не станут.       Но почему-то у Джона эта мысль с каждым приходом вызывала только горькую реакцию, а не абсолютное равнодушие, как должно было быть к уже семидесятому разу; он был подавлен и раздавлен этой мыслью, она подминала его под себя, наползая сверху и закрывая вид на перспективы. Понимая, что таким темпом с ума сойти недолго, Джон всё же окликнул Чеса:       — Эй, как ты? — эта банальщина была единственным, не давшим ему сойти с ума. Чес осторожно поднял голову; Джон не видел его лица — оно было в тени, но что-то ему подсказывало, что оно было до ужаса бледным.       — Ничего… в норме, — прокашлявшись, выдал он, наверняка улыбнувшись.       — Где мы едем?       — Я не знаю… правда, — Джон услышал эти неуверенные нотки в его голосе и подполз к нему — вставать и идти было делом опасным в вечно шатающемся грузовике. Пейзаж пустынной дороги и разрушенных серых домов по бокам ничего познавательного не дал; Константину это не понравилось почти сразу же — откуда они могут знать, что эти парни везут их в верном направлении? Может, они давно едут в противоположном направлении, в какую-нибудь ещё более безлюдную местность (хотя куда уж безлюднее?), чтобы там пристрелить их, а перед этим предварительно встряхнув им мозги?       Джон в решительности достал пистолет; Чес проследил за его движением.       — Нам нужно… сам понимаешь, Креймер, — тот судорожно кивнул головой. — Либо они, либо мы; тебе должен быть знаком этот закон.       — Знаком… — Чес вновь кивнул, слышно сглотнул и судорожно выдохнул; неужели боялся?       — Мы должны убить их. И чем раньше, тем лучше, — говорил Джон, потрясая пистолет в руках и пристально глядя на сумрачные очертания напарника впереди; свет падал только на одну его сторону лица, и то плохо, но он видел болезненную нерешительность и даже страх.       — Ты что, боишься? — насмешливо спросил Джон, даже сам не поняв того высокого уровня иронии в своём голосе и не умерив его. Чес молчал, сжав губы и обхватив колени руками. Грузовик буквально подскочил вверх на каком-то камне или чём-то ещё, и их резко дёрнуло в обратную сторону от двери. Грузовик толкнулся и остановился, шипя мотором, но не двигаясь дальше; он застрял на том самом камне и теперь наклонился вперёд. С шумом повалились в ту сторону ящики; Джон упал на бок, Чес — кажется, на живот. Когда они встали, Креймер ответил:       — Если честно, то боюсь. Убивать… я давно не видел этого. К тому же, вроде нет необходимости…       — Придурок! — злобно шикнул на него Константин. — Разве непонятно: либо они, либо мы? К тому же, я не поручаю это тебе — на тебя нельзя положиться. Всю самую грязную работу я выполню сам. Тебе будет достаточно молчать и стоять в сторонке, — он встал, выпрямился и глянул на Чеса, только-только поднимающегося; злость закипала в его душе, но как-то искусственно — будто бы надо было злиться, и он злился, но сам навряд ли хотел этого. Искусственная злость была ему не чужда с… с какого-то момента. Всем известного и понятного.       Чес вызывающе посмотрел на него, вставая; Джон был счастлив, что сумрак скрывал этот выдирающий все внутренности взгляд. Хлопнули двери, послышались голоса — это их «товарищи» вышли глянуть, что случилось. А они с Креймером всё стояли и смотрели друг на друга, силясь победить в этой немой схватке. Мужики были где-то около их дверц и кричали им, кажется, выходить. Чес спросил:       — Сомневаешься? Во мне?       Джон припрятал пистолет, но так, чтобы в любой момент легко достать его и выстрелить, и пошёл на выход. Придётся наверняка вытаскивать и ящики, чтобы легче было грузовик толкать; он размотал проволоку, которой были скреплены дверцы, и раскрыл их. Непривычный дневной свет резко ударил по глазам, и, сощурившись, нельзя было увидеть многого; Джон бы привыкал к нему с минуту, но кое-что заставило его привыкнуть куда быстрее.       — Выбрасывайте оружие, говнюки! Руки вверх, выходить по одному!       На него были направлены два пистолета с обеих сторон; Джон выдохнул, приподнял ладони кверху и спрыгнул вниз. Времени на достать-застрелить было, конечно, много.       — А ну бросай свои пушки! Сюда! На землю! Больше ни шагу — пристрелим тут же! А ну!.. — махал пистолетом тот, который заговорил с ними первым. Джон медленно сунул руку за пояс, вытащил пистолет и бросил перед собой.       — Отбрось дальше! Ногой толкни, придурок! И пусть твой дружок выходит, да! У него пушки есть? — Константин, толкая свой пистолет дальше носком ботинка, исподлобья смотрел на него и молчал; где-то позади слышались шаркающие шаги — подходил Чес, уже давно всё услышавший.       — Чё молчишь, а? — прохрипел второй, потрясая пушкой. — Есть у него оружие или нет? А то пристрелим.       — Нет! — злобно крикнул им Джон. Рядом спрыгнул Чес, также невысоко приподняв руки; они переглянулись каким-то пустым взглядом, словно понимая, что это может быть их последним действием, и стараясь сказать им всё, что не получилось словами. Константин видел эти тяжко смотрящие тёмные, отчаявшиеся глаза, это худое, бледное и грязное лицо, растрёпанные пыльные волосы, превратившуюся в рухлядь одежду на исхудалом теле и искусанные губы и понимал, что если это конец, то… можно ли уже начинать сожалеть о том, что он не сказал или не сделал раньше? И где гарантия того, что после смерти они хоть ненадолго, но увидятся? А помолиться?.. Можно ли отмолить последние грехи перед уходом? Константин только горько и усмехался своим мыслям, понимая, что это пустое; Креймер, видимо, заметил это и в ответ мягко, едва заметно, но улыбнулся ему. Джон ничего не понял, удивился, но тут начал говорить первый мужик.       — Мы бы вас пристрелили, но не будем — всё-таки, вы открыли нам все ящики. Но специально везти вас до Ред-Хилла и отдавать вам три ящика — увольте! Ребята вы опасные, поэтому пришлось так… с угрозами, — он ухмыльнулся, скривив свою страшную рожу. — Берите один ящик, какой мы вам скажем взять, и валите куда подальше! Пушку твою заберём — ящик с консервами не стоит её, продать можно в три дорога. А ну, подай им ящик, который мы выбрали.       Второй аккуратно обошёл их, грубо толкнул Креймера и запрыгнул в грузовик, через полминуты скинув им самый задрипанный ящик, который, к тому же, полностью развалился, когда прилетел на асфальт. Джон смотрел на эту груду досок, консервов и шурупов и понимал, что… ах, может быть, кто-нибудь уже догадался о последующем слове? Впрочем, это так банально; он вновь понимал, что грубо ошибся, что опять и снова дал осечку, что надо было пристрелить этих гандонов как только он увидел их, не раздумывая, не давая шанса! Не он ли это говорил: либо они, либо мы? Не он ли обрушил ведро дерьма на Креймера, а потом всё равно дал провести им себя, как пятилетнего ребёнка? Не он ли… как всегда мягкосердечный идиот, которому уже и судьба орала во всё горло «Стань жестоким, стань жестоким! Вот тебе даже смерть собственного ребёнка, но стань жестоким!», а он всё равно осознанно игнорировал?       Он точно не помнил, как его жестоко отпихнули в сторону, как столкнули грузовик с преграды и поехали дальше своей дорогой, счастливые, эти имбецилы, впрочем, оказавшиеся намного умнее их. Остались только они с Чесом посреди пустой дороги, на фоне плачевных пейзажей и с кучкой консервов, из которых непригодными и нечаянно раздавленными грузовиком оказалась целая треть.       Джон чувствовал себя отвратительно, что уж и говорить: мало того, что вновь завёл их в тупик, лишился оружия, так ещё и плюнул в душу того, кто был сейчас почти единственным человеком, могущим его понять и поддержать, кто прощал его дерьмовый характер и имел терпение, достойное Оскара. Он посмотрел на Креймера: тот вздохнул, глянул на кучу консервов и, не чураясь, сел на асфальт и стал собирать в кучку годные и не повреждённые. Джон тут же бросился помогать ему, правда, молча; они лишь раз пересеклись взглядами — какими-то тяжёлыми, даже пустыми, но понявшими чувства друг друга мгновенно. Пошло опять всё по кругу: чувство вины, «а почему так?», разочарование в себе, желание наговорить кучу ненужных, но сблизивших бы слов, ощущение пустоты на сердце.       Чес, пока они собирали, вдруг заговорил — так просто и легко для возникнувшей ситуации:       — Знаешь, Джон, в этот момент я был рад тому, что ты не такой, как они, не жадный, готовый убить из-за куска хлеба, не скупой кретин, а всего лишь заносчивый кусок говна.       — Полегче с выражениями! — но Джон был счастлив, ведь это буквально значило отсутствие всякого недовольства им.       — И, поверь, заносчивость и дерьмовый характер пережить намного легче, чем скупость души; так-то человек ты хороший, с широкой и щедрой душой, — как ни в чём ни бывало продолжал Чес, собирая консервы в стопку и откидывая раздавленную в лепёшку банку. Джон улыбался; поразительно, как порой несколько простых предложений могли повлиять на его состояние — минуту назад же думал, что ситуация нерешаема, а теперь… Впрочем, Константин понял одну такую вещь: всю жизнь мы ищем одобрения и порой от разных людей, но всё не удовлетворяемся и ищем новые проблемы, чтобы вновь чувствовать себя виноватыми, но на самом деле нам достаточно лишь одного такого человека, настоящего, одобрительных слов которого хватит сполна и надолго. Джона всю жизнь лихорадило от одного человека к другому; знал ли он, что нужный человек был под боком всегда? Конечно! Просто не верилось с самого начала в простоту в этом сложном мире…       Джон облегчённо усмехнулся, подумал, вновь встал перед каким-то уже знакомым выбором между делать-не делать и решил сделать, потому что ему давно надоело плясать под дудку своих якобы рациональных мыслей; точнее, плясать дальше он под них собирался, но не сейчас; сейчас — исключение.       — Ладно. Спасибо, — негромко ответил он, долго не решаясь на это «Спасибо», считая его чем-то непомерно сближающим. Но в данной ситуации вновь молчать и врать себе!.. Джона уже тошнило от этого; Чес, видно было, удивился нехило, но ответил лишь тихой ухмылкой.