Чай с медом

Кортни обидно и немного непонятно. Еще ей, конечно же, одиноко, ведь Мэри вроде бы здесь - но они видятся настолько редко, что ее почти не ощущается. Кортни немного грустно, но уже привычно. Дождь настойчиво пытается выбить стекла, пока Кортни пытается заняться подготовкой к зачету. Погода вписывается в ее настроение. Мэри где-то далеко, у нее сейчас нет времени - на Кортни уж точно. Кортни думает об очередной чашке кофе, о симпатичном новеньком с четвертого курса, обо всем. Кортни думает обо всем, кроме Рэйчел. Это обещание, данное самой себе. Конечно же, оно постоянно, постоянно нарушается. А Кортни все больше и больше сравнивает их - Рэйчел и Мэри. Они похожи - внешне, конечно же. Только у Мэри волосы больше отливают золотом, чем осенней листвой. Сравнить их характер - Кортни давится истерическим смехом при мысли об этом. Мэри - это такой ураган, сметающий все на своем пути. А Рэйчел лечила души, отдавая всю себя за это. И бесконечно много улыбалась. Кортни, смеясь, никогда ее не винила. Мэри возвращается поздно вечером; на ее волосах - капли дождя, серый шарф плотно замотан вокруг шеи. Мэри не плачет, но Кортни точно знает, что ей отчаянно, чересчур больно. Запредельно больно, так, что это выворачивает тебя изнутри, выедает, оставляя потом только серую пустоту и усталость. Кортни с этим живет. Она понимает. Мэри - Рейчел, Мэри, Рейчел, Мэри - ничего не рассказывает, просто греет руки о чашку с чаем (с медом, конечно же, как иначе). Мэри и не спрашивает, но Кортни все равно говорит. Открывает рот - и все само собой выговаривается, выплескивается. Мэри молча кладет голову на плечо Кортни и закрывает глаза. Чай в ее руках уже давно остыл, а они так и не двигаются. Страшно потревожить острые осколки пустоты внутри себя. Иногда Кортни хочется написать письмо, даже целую кучу писем, написать всем, так, чтобы от нее хоть что-то осталось. Чувствовать себя живой. "Эй, Мэри, а я ведь в тебе нуждаюсь". "Ты простишь меня, Рейчел?". Кортни больше некому писать. Кортни сдает зачет за зачетом, Мэри, устало улыбаясь, получает все автоматом - в конце концов, она написала отличную статью о Рио-де-Жанейро. Мэри никогда не рассказывала, почему она не осталась там. Кортни не спрашивала. Наверное, за это они и ценили друг друга: сдержанность. В последнее время единственным мостом между ними остался чертов чай с медом. Кортни смеется так, что ребра начинают болеть, и что-то внутри, остаток стержня, шатко пытающийся поддержать, уже на грани поломки. Сама она уже давно разбита, и остатки самой себя режут руки. Мэри пытается жить и быть счастливой. У нее, конечно же, не выходит. Об этом Кортни знает, но никогда не скажет. Кортни срывается в предпоследнюю неделю октября. Рамка с фотографией Рейчел разбита, в комнате разгром, и когда Мэри возвращается - она понимает. Чувство вины ломает. Мэри - или же все-таки Рейчел? (Кортни не может определить) - готовит ей приторно-необходимо-сладкий чай с медом, садится плечом к плечу и молчит. Лучше и нельзя попросить рассказать. Кортни давится чаем, слезами и болью, захлебывается виной, бормочет - тихо и сбивчиво, мол, как-же-я-могла, Кортни на одном дыхании рассказывает о том, как это странно - видеть в ней, Мэри, Рэйчел, и почему они такие одинаковые, и почему она не может без хотя бы одной из них. Мэри тихо улыбается и с какой-то тоскливой горечью выдавливает из себя слова, будто - определенно - не желая говорить. - Ты не знала? Рейчел - моя сестра.