The Five Stages of Getting Over Kurt Hummel

Блейн положил телефон на стол, пересек комнату и ударил по стене так сильно, как только мог. От звука хруста костей и треска гипсокартона желудок подпрыгнул почти с такой же силой, как боль, которая пронзила его тело. Она ошеломила и понеслась в предплечье, после чего осела кричащей пульсацией. — Черт! — вскрикнул он, хватаясь за поврежденную руку здоровой, и, согнувшись, опустил ее к коленям. Блейн боялся посмотреть на нее. Рука болела слишком сильно, а адреналин разносился по телу, и Блейн чувствовал себя все более разъяренным. Ему было тяжело дышать. Наконец, он опустил взгляд и простонал. Три костяшки треснули, и из-за боли, которую Блейн чувствовал, он был почти уверен, что мизинец сломан. — Черт! — он закричал еще раз, сопротивляясь побуждению хлопнуть здоровой рукой по полу от расстройства. Ему нужно в больницу. Отлично. Блейн обмотал руку полотенцем. Его правая рука. Рука, которой он пишет. И ест. И делает очень много всего. О чем он думал? Ох, правильно. Блейн не думал. Он вообще не думал. Это просто реакция — самая яростная и сильная реакция, которая у него когда-либо была на что-то. Когда Блейн вернулся к тому, что чувствовал в тот момент, его сердце учащенно забилось, и желание стошнить практически овладело им. Блейн не мог думать об этом прямо сейчас. Сначала ему нужно в больницу. Покопавшись в верхнем ящике стола Брендона, Блейн нашел ключи от его машины и направился к парковочному месту. Он очень надеялся, что ничего не сломал. Два часа спустя Блейн притащился обратно в комнату и увидел Брендона, сидящим на кровати. — Где ты был? — осторожно спросил тот, очевидно принимая во внимание то, что Блейн все еще был в том хорошем настроении, в котором был и раньше. — В медпункте, — сказал Блейн, поднимая вверх перевязанную руку и наложенную на мизинец шину как доказательство, а затем указывая на вмятину в стене. — Не заметил? — Нет, думаю, я пропустил это, — сказал Брендон, его счастливое выражение лица плавно перешло в беспокойное. — Что случилось? — Курт звонил. И прикинь, он был пьян. Он хотел снова быть вместе, — сказал Блейн, его ноздри раздулись, и он покачал головой, когда бросил пакеты из Waldreens, полные прописанных обезболивающих, на стол и опустился на стул. Все то время, что он ждал в больнице, Блейн думал. Переваривал. Теперь он практически кипел и был так недоволен и одновременно благодарен, что у него есть кто-то, кому он мог выговориться. — Какого хрена он посмел говорить, что хочет снова быть вместе? Он тот, кто расстался со мной. Я наконец стал чувствовать себя лучше, а он пришел и снова выебал меня? — Он был пьян? — скептически спросил Брендон, встав и присев на стол Блейна. — Очень. Да, мне и самому становилось лучше, но я не был в настроении ходить по вечеринкам и тусоваться, — выплюнул Блейн. — Все именно так и было. Он пошел и напился настолько сильно, что решил, что хочет меня обратно. Если бы он действительно хотел меня вернуть, то сказал бы мне это трезвым. Но нет, ему нужно было напиться и смешать все мои эмоции снова. Клянусь перед Богом, я на самом деле ненавижу его прямо сейчас. Я ненавижу его за путаницу в своей голове. Я ненавижу его. — Ты не ненавидишь его, Блейн, — сказала Брендон. — Нет, я ненавижу его. Не говори мне обратного. Ты понятия не имеешь, чем были последние пару недель для меня. Я буквально превратился в бесформенную массу. Я не знал, что делать с собой. Я думал, что умру, потому что Курт порвал со мной, и я честно не знал, как жить без него. А теперь он посмел позвонить мне и умолять вернуться? Да пошел он. — Многие люди говорят то, что действительно думают, только когда напьются, — заметил Брендон. — Не делай этого, — сказал Блейн, направляя здоровую руку на Брендона. — Нет. Когда мы разговаривали, Курт сказал, что напился, пытаясь забыть меня. Он надеялся, что разрыв со мной сработает, но нет, так что он напился. Я знаю, что он чувствовал то же самое, когда был трезв, и знать это пиздец как отстойно, так что не надо говорить мне об этом. И без того достаточно тяжело. — Может, у него просто не хватило мужества сказать это трезвым. Он тот, кто расстался с тобой, — сказал Брендон. Блейн знал, что тот просто играл адвоката дьявола, чтобы заставить Блейна все обдумать, но это все еще раздражало. — Если бы я на самом деле был важен Курту, он бы сделал это трезвым или не сделал вообще. Он бы знал, как мне будет плохо после невероятно внезапного разрыва, и поговорил бы со мной по-взрослому. Он поступил незрело, неприемлемо, и я не должен давать слабину из-за него. — Ох, и ты знаешь, что еще? Он прислал мне сообщение сегодня, полное скептицизма, насчет того, что я удалил его из друзей на Фейсбуке. У него ушло так много времени, чтобы понять, что я удалил его? Или он просто ждал, чтобы написать мне? Почему он не мог просто сделать это в первый чертов день? Что он надеялся я отвечу? «Ох, да, я случайно. Можно добавить тебя снова?» — кричал Блейн, сжимая здоровую руку в кулак и противясь побуждению стукнуть им по столу рядом с ногой Брендона. Он вечность не чувствовал себя таким… разъяренным. Когда одновременно хотел кричать, бросать вещи в стену, бить что-то, пока его здоровая рука не будет болеть так же сильно, как больная. Его практически трясло, и он изо всех сил делал глубокие, дрожащие вдохи, сжимал и разжимал кулак. — Тебе нужно успокоиться, чувак. Выглядишь, будто у тебя сейчас будет сердечный приступ, — сказал Брендон. Блейн засмеялся, удивившись самому себе, когда понял, как горько звучит. — Да? Может, и так. Вот до чего я дошел. Избиваю стены. Ругаюсь. Вдруг Курт предсказал эти последствия, когда пьяный решил позвонить мне вчера, — сказал Блейн, покачав головой. — Нет, уверен, он предполагает, что я уже в поезде. Мчусь к нему прямо сейчас для нашего счастливого чертового воссоединения. Да ну, серьезно, пошел он. Он может сидеть в своем Нью-Йорке и плакать со всеми друзьями, которые, вероятно, пренебрежительно относились к нашим отношениям. Две недели назад я бы сделал все, чтобы успокоить его, когда ему было грустно, но теперь я надеюсь, что он проплачет весь день, как и я, — сказал Блейн, немного сдаваясь и ударяя здоровой рукой по столу, недостаточно сильно, чтобы сделать что-то или даже действительно почувствовать боль, но достаточно, чтобы вызвать очень громкий звук. — Осторожно, — сказал Брендон. — Если ты повредишь и вторую руку, я не буду подтирать тебе задницу, — Блейн хотел рассмеяться, потому что, да ладно, это было очень смешно, но не мог. Он лишь покачал головой. Мысль о том, что Курт плачет, вызвала боль в его сердце. От этого он лишь разозлился. Блейн не хотел, чтобы какие-либо мысли о Курте вызывали в нем хоть что-то. Эта злость причиняла боль. Физически больно быть таким злым, и всего немного этой боли было от его сломанного мизинца и защитой кожи. Это такое ужасное противоречие — невероятно злиться на Курта и грустить из-за него в одно и то же время. Даже ранее этим днем, когда чувствовал себя лучше, Блейн все еще был грустным. Как он мог не быть? Не так просто за две недели забыть человека, который, как ты думал, был любовью всей твоей жизни. Блейн добровольно признал тот факт, что их с Куртом отношения завершились, и знал, что в конечном итоге с ним все будет в порядке. Но сейчас хватило лишь дуновения, чтобы снова все испортить. Потому что теперь Блейн знал, что Курт скучает по нему. Достаточно сильно, чтобы, напившись, немного сойти с ума и подумать, что позвонить Блейну — хорошая идея. Только так Блейн мог объяснить это. Курт был очень последовательным человеком. Он, вероятно, пришел к решению расстаться с ним, тщательных все обдумав. То, как он повел себя вечером, казалось всем, чем угодно, но не здравым решением. Так что, если Курт действительно хотел вернуть его? Что, черт возьми, Блейн должен делать? Он не мог просто прибежать назад. Его сердце только начало заживать. Раны все еще ощущались такими свежими, как и на руке, но суть была в том, что они начали понемногу заживать. Пару дней назад Блейн, может, отреагировал бы по-другому, но теперь он знал, что должен держаться в стороне. Даже если Курт хотел все вернуть, Блейн не вернется. Потому что Курт порвал с ним. Он потратил время, решая сделать это, даже не поговорив с Блейном, и расстался с ним. Этого предательства Блейн не мог простить. Так же сильно, как он хотел это сделать, он просто не мог. Это будет неправильно. Их отношения всегда будут подпорчены этим. Блейн знал, что больше никогда не сможет полностью доверять Курту, если прямо сейчас прибежит назад. Он постоянно будет переживать, что Курт снова переосмыслит их отношения. Блейн будет пересматривать каждый поцелуй и снова обдумывать каждое замечание, пока не сведет себя с ума. Нет, он не может вернуться. Даже пусть скучал по Курту, а Курт скучал по нему, они не могли снова быть вместе. Они никогда снова не будут вместе, не важно, как сильно хотели этого. — Мы никогда не будем вместе, — тихо произнес Блейн, опустив взгляд на свои руки. — Наверно, нет, — сказал Брендон так же тихо. — Я пойду в кровать, — сказал Блейн, протягивая бутылочку с болеутоляющим Брендону, чтобы тот открыл ее, и насухо проглотил одну таблетку. Он должен был принимать их с едой, но не думал, что сможет съесть что-то в данный момент. Когда таблетка провалилась в желудок, Блейн встал, одной рукой сбросил штаны возле кровати и забрался под одеяло. Рука пульсировала. Сердце стучало, рвано напоминая ему о половине самого жизненно-важного органа, бьющегося о ребра. Раньше он думал, что оно пытается напомнить ему о том, что оно у него есть, но теперь Блейн знал, что оно на самом деле делало. Оно пыталось найти свою потерянную половинку.