Венок Альянса

      Четверо не духов, не древних тварей из легенд – обычных центавриан, разве что бедно одетых, с неопрятными, плохо поставленными гребнями (но такому ли зрелищу удивляться после путешествия через трущобы)… Почему-то это пугало больше.       – Похвально, что ты готов узнать правду, парень. Лучше сделать это до того, как совершишь что-то непоправимое. Спроси её, кто она такая и что тут делает, ты ведь был с нею честен, наверное, и она будет честна с тобой?       Фальн заслонил собой всё ещё сжимающую голову Селестину.       – Кто вы такие, духи вас забери? Если вас послал её род…       Все четверо расхохотались настолько синхронно, что это ужаснуло Фальна даже сквозь закипающую ярость. Оранжевый свет свечных фонарей в руках искажал их лица, превращая в подобия масок древних богов, пугавших иногда даже привычных островных детей до икоты.       – О нет, едва ли это могло б быть возможным – встретиться с её родом… Спроси её, спроси. Как её зовут по-настоящему, где её родина. По чьему поручению она здесь. Что успела прочитать в мыслях таких же доверчивых простаков, как ты. Она даже не центаврианка, тебя так легко было одурачить – верно, потому, что ты редко имел дело с женщинами? Она – инопланетный шпион, агент Альянса.       Фальн обернулся к Селестине, упавшей спиной на шершавую стену туннеля.       – Мефала, кто это такие? Ты знаешь их? Что за бред они несут?       – Приглядись к ней. Неужели ты так слеп, что не можешь отличить подделку? Вспомни всё, что она говорила, неужели ни разу ничего в её речах не царапало тебе слух, не казалось странным? Как ты думаешь, как давно она говорит на центарине? Что скрывает под платком её подруга, в такую-то жару?       Селестина стонала сквозь зубы – голову словно стянуло раскалённым обручем. «Фальн, Фальн… если б я могла дотянуться до твоего сознания… если б я хоть могла прорваться через их давление! Какая боль это, оказывается… Если б ты мог помочь мне! Ты этого даже не чувствуешь… Помогите мне, кто-нибудь, помогите! Они раздавят меня…»       – Мефала, это правда? Ответь, Мефала, не молчи! Это слишком бредово, ты должна что-то сказать!       «Если б я могла, Фальн…»       Велида схватил девушку за руки, отнимая их от её висков, и в ту же секунду похолодел, осознав, что видит – вену, пугающе контрастную в свете фонарей.       – Мефала, это правда? Просто ответь – это правда, ты землянка?       – Да!       – А твой брат… его любимая… как вы могли вот так – подло? Искусный маскарад… наверное, на всё это выделены хорошие средства? Но что вам нужно здесь? Почему я, почему вам не вить свои интриги в другом месте, подальше от моей жизни?       – Фальн! Я собиралась тебе всё объяснить!       Каких же трудов ей стоила эта очень короткая на центарине фраза…       – Не сомневайся, она объяснит… Сколько лет Альянс мечтал запустить щупальца в наш мир, наконец он сумел сделать это. Эта женщина хорошая актриса, хотя сейчас, конечно, переигрывает с этим неожиданным приступом.       «Фальн! – сознание Селестины снова билось в стальной хватке, сковывающей губы немотой, - они же сейчас передушат нас как щенят… Если б я могла пробиться к тебе! Беги, найди их…»       Но пробить блок четырёх телепатов, чтобы вторгнуться в сознание единственного нормала здесь, нечего было и надеяться. Реальный голос может охрипнуть от долгого крика, мысленный иногда тоже. Селестина сжалась внутри колпака, уповая на одно – больше никакой информации из неё не выудят. Довольно и того, что они уже подслушали.       – Ну и что за спектакль вы тут устроили? – раздался в туннеле новый голос, и на свет вышли двое. Говорил идущий первым низкорослый дородный центаврианин, одетый неброско и даже простецки, но судя по величаво вздёрнутому дряблому подбородку и довольно длинному гребню – явно не мелкий лавочник. Маячащий за его спиной рыжий верзила был, видимо, его слугой или телохранителем.       – Господин… э… откуда вы здесь? Так неожиданно! Мы не ждали вас так скоро! Видите – мы поймали шпионов!       Такая детская радость в голосах, вяло думала Селестина – чего доброго, рука этого господина сейчас нырнёт в карман за леденцами.       – Да я и вижу, что не ждали. Скучно живёте, понимаю. Драматургию тут посреди туннеля развели. Живо хомутайте этих голубков и в гнездо! Ну! Повезло, что они ещё тупее, чем вы, раз не сбежали до сих пор…       – Да-да, сию минуту! – самый проворный подскочил и, выдернув из рук Селестины верёвку, заломил ей руки за спину. Фальн, недолго думая, поприветствовал следующего ударом в челюсть, но силы были всё же, увы, не равны.       – Давайте-давайте, пошевеливайтесь! – аристократ обводил недовольным взглядом всю компанию, - а я бы не появился – вы целый день здесь разводили бы здесь дешёвые страсти? Ну да, других-то дел нет… Не беспокойтесь, обеспечу.       – А может, их прямо здесь… тово? – подал голос ещё один из четвёрки.       Господин возвёл очи горе.       – За что Создатель дарует телепатию идиотам? Видимо, в компенсацию тупизны. Чтобы их трупы нашли следующие, кто сюда сунется? Вы ж не полагаете, что их только вот эти двое? И надо узнать про всех. А потом пожалуйста, кидайте их в какое-нибудь ущелье… или лучше со скалы сбросьте, должны иногда и тела находить, вы с этими загадочными исчезновениями переборщили уже малость. И свети ты нормально, отвернись от тебя все боги! Я не хочу тут все кости переломать…       Идти при постоянных тычках в спину и спотыканиях о камни – светили конвоиры действительно куда угодно, только не на дорогу – было нелегко. Да уж, им тоже непросто приходится – они ведь продолжают держать Селестину «в клещах»…       – Так может быть, кому-то из нас остаться здесь, встретить остальных?       – Ковыляй и молчи! Что твоя мать ела во время беременности, что родила такого идиота? Вас всего четверо, с двоих толку меньше, чем с одного нормального. Я, что ли, должен утихомиривать этих, если им учудить вздумается? И вы что, думаете, их тоже двое пойдёт? Это разведчики, в разведку толпой не ходят. А основной отряд вы даже ментально не забороли бы. Но сейчас никто сюда не пойдёт. Они будут ждать возвращения разведчиков. Минимум до вечера. Так что пошевеливайтесь, надо успеть вытрясти из этих всё, и желательно делать это не здесь. Хотя бы потому, что я ненавижу пещеры.       Они действительно невообразимо огромные и длинные, отрешённо думала Селестина. Первое время она ещё пыталась запоминать дорогу, ещё пробовала путы на предмет выскользнуть – всё же иногда ментальный контроль слабел, и можно было хотя бы думать без болевого эха – но постепенно чувство бессилия, безнадёжности захватывало её всё больше. Несомненно, эти типы знают все эти запутанные сплетения туннелей как свои пять пальцев, и им не привыкать убивать. А этот индивидуум… видимо, их босс. Достаточно красноречиво, если учесть, что они – телепаты, а он – остраженный. Чтобы понять, в какой чудовищный переплёт они попали. Почувствовал ли этот Страж Дэвида? Видимо, нет. Видимо, Дэвид достаточно далеко, и Стражи не родственны… Селестина панически оборвала эти мысли – они не должны слышать больше того, что слышали. Если до сих пор не поняли про ещё двоих – пусть и не поймут. Радует, что Фальн молчит. А ведь мог сдать, в попытке выкупить свою жизнь… Не вышло б, конечно. Его просто уберут как свидетеля. Слишком серьёзные дела здесь делаются. Эти телепаты работают на остраженного… вряд ли они не понимают, что делают. Но иначе смерть, и возможно, смерть близких… Возможно ли достучаться до них, убедить?.. Они ведь должны понимать, что это тупик… Хотя ксенофобия – тяжёлая вещь. Даже Фальн… Если б они поймали Милиаса и… Нет, нет, плохой вариант. Неужели никакого шанса нет? Жаль Фальна, так безрассудно готового к подвигу… Она хотя бы знала, на что шла. Если б они хотя бы достигли цели, его смерть была бы не напрасной.       Гнетущая череда туннелей кончилась совершенно неожиданно, Селестина даже сразу не поняла, что это уже не свет фонаря резанул ей по глазам, что это впереди, за тремя каменными уступами – выход.       В долине среди гор, куда они вышли, было ещё довольно сумрачно – лучи рассвета только пробивались из-за зубчатых вершин, деревья и кусты вдалеке казались кусками ночной черноты. Выходит, они ходили по лабиринту всю ночь? Хотя что в этом странного, летние ночи на планетах, ось которых, в отличие от Минбара, имеет наклон, коротки… Почва под ногами становилась менее каменистой, теперь ноги то и дело путались в густой примятой траве, но в спину подгоняли усердные тычки. Почему обязательно надо подгонять пленников тычками? Если пленники упадут – передвижение это не убыстрит, как раз наоборот. Бессмысленно. Бессмысленно, как всякое реальное зло. Тропы практически нет, места дикие, видимо, некому тут ходить. Только эти вот иногда… И тихо. Только их шаги, пыхтение знатного центаврианина, тихая ругань Фальна да тонкое, печальное посвистывание каких-то птиц далеко в кустарнике. Наверное, здесь красиво – но оценить это возможно при свете дня, который им едва ли приведётся увидеть.       Впереди виднелось низкое прямоугольное здание, кажется, без окон, окружённое ещё несколькими подобными убогими строениями поменьше. По-видимому, туда-то их и ведут – а больше куда? Значит, это остраженный и назвал гнездом? Остроумно… Вблизи ещё больше похоже на коробку. На Центавре в бедняцких районах вообще много домов-коробок, но те хоть с окнами, а здесь только дверь. Их втолкнули внутрь – и снова полумрак, только душный, дымный, а грудь не успела насладиться чистым свежим воздухом после сырости-затхлости пещер. Но уже через мгновение зажжённых фонарей стало больше, и вскоре комната – весь дом был в одну комнату – была вполне прилично освещена. И оказалось, что она полна народу. Человек двадцать уже было здесь, тихие хлопки двери за спиной возвещали, что пришёл кто-то ещё… Кажется, теперь тридцать… Ну да, это тоже человеческое жилище, как ни тяжело это так назвать. По двум стенам – нары в три яруса. Видимо, здесь они все вповалку и спят. Преимущественно мужчины, но есть несколько женщин. Детей не видно. Ни стариков, ни детей или молодых людей, все среднего возраста и несколько за средний, крепкие, жилистые, с нелюдимыми измождёнными лицами. Они толпились на невеликом свободном пространстве вокруг большого, ничем не накрытого стола, занимающего середину комнаты, и напоминали бродяг, которые на вокзалах пытались прорваться в вагоны без билетов. Телепаты. Что собрало их здесь вместе? Вот этот немолодой лысеющий центаврианин, на которого они смотрят с таким почтением и страхом? Что же за власть у него такая? Как телепаты и Страж могут спокойно находиться под одной крышей? Или вовсе не спокойно? Третья стена практически вся была занята огромной печью, заставленной кастрюлями, в которых доходило что-то съестное, четвёртая – та, что с дверью – насколько успела оглядеться Селестина, была застроена полками со всяким инструментом и, кажется, оружием.       Пленников усадили на грубо сколоченные стулья возле этого стола, четверо конвоиров встали попарно за спиной. Если до сих пор ситуация казалась очень скверной, то теперь она точно была хуже некуда. Единственный выход отрезан, даже за минусом верёвок на руках, о численном перевесе не стоит упоминать. Что ни говори, минбарцы молодцы в том, что много внимания уделяют подготовке к смерти, воспитанию невозмутимости воинского духа. Надо было больше с ними общаться…       Остраженный, взяв кухонный нож (Селестина даже не успела вздрогнуть), перерезал путы на их руках.       – Теперь дайте сюда бумаги, лучше побольше. Сейчас эти голубчики нам подробненько перепишут имена и псевдонимы всех их подельников, план и местоположение их лагеря, позывные… если жить хотят, верно ведь?       Ворох листов, которые неаккуратной стопкой перед ней бросили, чистых только в том смысле, что на них ничего не написано, что в этом доме с земляным полом, с чадящей печью, с такими обитателями, может быть чистым дольше пяти минут? И угольный карандаш. Неважнецкое оружие, при попытке кого-нибудь проткнуть может и сломаться. Оба стоящих на столе фонаря – слишком далеко, чтоб быстро их схватить. Впрочем, быстро схватить и размахнуться не получится и тем оружием, которое ближе всего – вот, стулом. Тридцать телепатов вокруг. И на всех лицах, что в поле её зрения – радостное нетерпение. Что прикажет хозяин сделать с пленниками? Кого первым ударить, кого угостить раскалённой кочергой или отрезать ножом палец? А может, прикажет самим что-то придумать, проявить себя? Можно не сомневаться, они проявят. Они не просто успеют вырубить её раньше, чем она подскочит и выхватит стул из-под задницы. Они уже сейчас слышат все её варианты, имеют ответные действия на каждый. И тридцать нормалов были б проблемой, но тридцать телепатов, хоть из них лишь немногие выше её рейтингом – это непреодолимо.       – Можно подумать, после этого вы оставите нас в живых, - мрачно огрызнулся Фальн. Селестина даже обрадовалась, что он подал голос, - дураку должно быть понятно – мы живы до тех пор, пока вы надеетесь от нас что-то узнать. Как только всё узнаете – зачем мы вам дальше? Лично я разыгрывать и тянуть время не умею, и просто мне доставит удовольствие плюнуть вам в рожу и сказать, что вы ничего не добьётесь. Так что кончайте уж сразу, не тратьте время.       Селестина могла поклясться, что на лице центаврианина мелькнуло необычайное удивление, и на секунду у неё возникло ощущение, что во всей этой сцене что-то сильно не так. Что и до этого что-то цепляло её, стучалось в голову, но голова, пришибленная ментальным давлением, неспособна была это воспринять…       – Нахальный-то до чего… И этим ты мне нравишься! Да с чего ж ты решил, что непременно убьём? Эти дуболомы трупов и так немало наделали. А телепатка – это ценность, таким не разбрасываются. Немного душевно поработать с девушкой – и она станет нам так же полезна, как была до этого своим хозяевам. Тем более что я умею быть не только строгим, но и щедрым. Смекаете?       Что-то не верится, усмехалась про себя Селестина, глядя на фешенебельные условия, в которые ты поселил своих людей. Почему здесь нет окон? Неужели сей архитектурный элемент так обременителен? Почему было не построить несколько домов, но с окнами, с нормальными кроватями? Места тут до чёрта. Во времена оны так могли содержать рабов-нарнов, а теперь нарнов на Приме нет, навык глумления приходится реализовывать на собственных соплеменниках. Но может, и правда подыграть твоему самомнению… Просто из тех соображений, что сбежать от тебя по дороге будет проще, чем отсюда. Но нет, что-то ещё есть, чего она никак не может понять…       – Но я-то не телепат, зачем вам сохранять жизнь мне? Такого добра ещё пол-Центавра. Если только для того, чтоб шантажировать её мной…       Босс, перекатываясь с пятки на носок и барабаня унизанными перстнями пальцами по крупным пуговицам сюртука, благодушно скалился.       – Ну хотя бы для этого, да. И повторюсь – ты нравишься мне этой смешной дерзостью. Разве я не могу сохранить тебя… ну, просто для себя?       – А что, эта тварь у тебя на плече тебя плохо удовлетворяет?       Селестина остолбенела. Это… невозможно, нереально! Фальн не должен видеть Стража! Что же…       Одна из женщин между тем подошла к ним ближе.       – Господин… Осмелюсь сказать, господин – я верю им, я вижу, какова их убеждённость. Это фанатики, они действительно не согласятся работать на вас. Разве нас у вас мало? И если вам нужна женщина-телепатка… Мы ведь всегда счастливы послужить вам!       Жалкая тварь, горестно вздохнула про себя Селестина. И как больно знать, что многие женщины из её народа тоже были такими – лебезили, расстилались, готовые продать тело и душу за сохранение жизни… Идиотка, видимо, тут нет зеркала – зачем ты ему нужна, почти старуха в жалких лохмотьях? Если б была нужна – то не жила б здесь.       Женщина коснулась сюртука господина в просительном жесте – и ошарашенно отдёрнула руку. И в этот момент Селестине наконец стало понятно. Странное было в туннеле – странные тени… неправильные. И рука, положившая перед ней лист бумаги – на ней сквозь золото проступил простой металлический блеск… В тот же миг купол над ней разом растворился – ментальные щупальца бросились на другую цель. Лицо центаврианина подёрнулось рябью и словно начало сворачиваться, рыжие волосы безмолвного слуги почернели.       – Милиас?       – Бежим! – заорал Фальн, боднув головой ближайшего из телепатов и первый метнулся к выходу, хватая с ближайшей полки первое, что попалось под руку – мотыгу. Кажется, от шока Селестина просто приросла к стулу, поэтому Милиас бесцеремонно сдёрнул её и практически швырнул к двери, попутно выхватив у подвернувшегося кинжал и тут же рубанув им владельца. Если б шок телепатов был меньше, едва ли они успели б выскочить, все четверо. И явно тот, кто строил этот барак, не мог такого предусмотреть… Дверь открывается внутрь. Сейчас Милиас висел на дверной ручке, а Фальн просовывал за неё древко мотыги, запирая противников внутри. Селестина рухнула рядом с бледным, словно разом потерявшим всю кровь Дэвидом.       – Как?! Как?! Как вы это?..       – Что? Я… я ничего не понимаю!       – Может быть, разберёмся вот с этой проблемой, а потом предадимся лирике?       – А чего с ними разбираться? Найдём что-нибудь металлическое, а то дерево долго не выдержит… Добротная, конечно, дверка, как не в ладонь толщиной, но и их там вон сколько… Посидят, пропсихуются, можно будет говорить. Штук тридцать потенциальных союзников-телепатов – это подарок судьбы просто. Полагаю, лучше работать на нас, чем на… этого… это и идиот поймёт. Фальн, ты в тот сарай, Се…       – Милиас, очнись, какие союзники! – Селестину трясло, слишком много информации разом, слишком много чёрной энергии, слишком много отчаянья, - ты надеешься их убедить? Их?       – А разве не за этим мы здесь? – у Дэвида стучали зубы, хотя утро было не таким уж прохладным, - я думал… ты ведь звала на помощь! Ты передала это всё – образ этого типа, кто он для них… Разве это не твоя ментальная иллюзия? Разве мы не собирались узнать, где их лагерь, чтоб позже …       Селестина чувствовала, что даже хрупкое подобие самообладания восстановить ей в ближайшее время не светит. Чем дальше, тем она понимала всё меньше, мир превратился в какую-то сумасшедшую чёрную карусель, как сон, каких она сама не видела, но видела в мыслях старших.       – Нет! Я представления не имею, о чём ты говоришь! Я звала на помощь, но не представляла, что кто-то может услышать – сквозь их блок… И мне было точно не до создания иллюзий!       Фальн тем временем нашёл лом и просунул его вдобавок к мотыге. Долбёжка с той стороны стала тише – видимо, поняли, что бесполезно, обдумывали варианты. Да уж, не гениально было делать дом с одним выходом, без окон. Через дымоход не полезешь, печь ещё не протопилась… Развернулся к спутникам.       – У меня накопилось много вопросов, господа. И первый – что с ними делать будем?       Стало несколько светлее – рыжее зарево за горными вершинами разгоралось ярче, словно там тоже зажгли старинный свечной светильник, только гигантский. Можно было осмотреться. Похоже, те остальные строения – нежилые, какие-то сараи (или правильнее сказать, что этот дом – обитаемый сарай). Может, для хранения продуктов. Там, за сараями, виднеются, кажется, посадки. По-видимому, это следует считать удачным стечением обстоятельств, что никого из этих мрачных местных обитателей не осталось снаружи, все сейчас в доме. Для хозяйственных работ время слишком раннее, так что снаружи были только какие-нибудь патрульные. Да и те поспешили предстать перед господином…       – В крайнем случае оставим так, - хмыкнул Милиас, - еда у них там есть… Будут расшатывать дверь с перерывами на пожрать, пока расшатают – мы будем уже далеко…       – У меня тоже накопилось много вопросов! – у Селестины была практически истерика, - кто-нибудь объяснит мне, что произошло? Я видела того, кого они – они все – считали своим хозяином! А потом оказалось, что это Дэвид! Фальн, ты видел то же, что и я? Ты видел центаврианина со Стражем на плече?       – А, вот как эта штука называется?       – Но ты понимаешь, что если б это был настоящий центаврианин… ты не должен был видеть Стража! Страж Дэвида показывает себя специально! Но я не создавала эту иллюзию, кто же это делал?       – Страж и делал, - пожал плечами Фальн. Похоже, для него вообще всё было просто. Пять минут назад не знал ни о каких Стражах, десять минут назад не знал о логове телепатов в горах… Свою способность удивляться он, видимо, оставил в туннеле.       – Почему тогда Дэвид уверен, что это была я?       – Хотя бы потому, что я не телепат, разве нет? Я всего лишь вёл себя так, как должен вести их остраженный хозяин… Старался. С подсказок Стража, верно. И Страж показал себя, когда увидел, что вы не понимаете намёков, не подыгрываете… Что тут что-то совсем не так…       Селестина вцепилась в волосы – точнее, в лысину вокруг волос, платок она потеряла ещё в пещере.       – Ментальная иллюзия на шестерых – на нас всех там в туннеле… А потом на более чем тридцать человек. Я бы такое точно не смогла. Это необыкновенная силища. Тем более когда они давили на меня вчетвером… Я даже говорить могла с трудом! Я видела в туннеле тени… Неправильные тени, вас двоих, не соответствующие образу, настоящие. Но не осознала тогда, мне было слишком тяжело под их куполом.       – Какие тени? – не понял Фальн.       – Тени, от фонарей. Две тени в платьях, не одна. И рюкзаки. Тот, кто делал иллюзию, не подумал про тени… И потом, когда пришли сюда, иллюзия, видимо, начала слабеть – начало проступать кольцо Дэвида… И та женщина – видимо, почувствовала платье, когда прикоснулась…       – Господа, - Милиас нетерпеливо переступал с ноги на ногу, - давайте для общего спокойствия решим, что иллюзию сделал я, но всё же что-то решим с нашими запертыми друзьями! Мне лично как-то неуютно, пока их от нас отделяет эта дверь, пусть и запертая на лом. Мне кажется, они намерены нас убить. И если мы хотим убедить их оставить такое намерение, надо как-то начинать. Ну или хотя бы валить отсюда к чёрту… Но это хуже вариант – в конце концов до них вон хоть настоящий хозяин доберётся, и будет у нас тридцать живых свидетелей по нашу душу. А у нас вообще-то ещё дела в этом райончике. Бомбу-то мы так и не нашли.       Селестина подняла на него полные отчаянья глаза.       – Ты ещё не понял? Мы нашли бомбу. Они и есть бомба.       – Что?!       – Ты не слышишь их сейчас, а я слышу. Через стену они не могут контролировать меня, и они просто кричат… Если б ты знал, что это такое. Ты думаешь, что удерживает их здесь, что удерживает под властью этого типа? Алчность, страх? Всего этого мало, поверь. Здесь ведь нет никакой охраны. Они могли б просто убежать. Да, я представляю вполне, что люди могут быть сами себе тюремщиками, если убить их волю, сломить их гордость… Но всё это ничто в сравнении с технологиями Теней. Это программа. Они никогда не будут свободны.       Наверное, прошло не больше двух минут, но это были самые нестерпимо длинные минуты в жизни. Они сидели все четверо рядом на каких-то гнилых досках, лежащих тут, видимо, давно – успели порасти грибами-гнилушками и мелкой травой. Фальн грыз палочку зилу – местное растение вроде очень дешёвого табака, для курения его перетирают и набивают в глиняные трубки, но можно и просто жевать. Милиас тоскливо смотрел на выползающее солнце, словно ждал от него помощи, а солнце всё, недогадливое, не понимало этого.       – Ты можешь снять эту программу?       – Одна, у тридцати? Конечно нет! Мы должны убить их. Именно убить. Не знаю, как, учитывая, что их намного больше… Но должны. Иного способа их остановить нет.       – Нет!       Селестина моляще воздела руки.       – Дэвид, мне это нравится не больше твоего. Хоть и другой расы, но они телепаты. Но они… они уже не совсем они. Живое оружие дракхов, рабы их воли. Тени, если ты не забыл, специалисты в теме рабства, а дракхи их наследники. Как и их хозяева, они знают, что раб, закованный в кандалы, будет мечтать освободиться, и однажды набросит свою цепь на шею владельца, что рабство должно быть не вокруг, а внутри, только тогда оно вечно и нерушимо. Дракхи, как и Тени, ненавидят телепатов, использовать их в своих гнусных целях – для них двойное удовольствие. Они внедрились в их мозги, вывернули их наизнанку… Они многому научились у Теней. Ты знаешь кое-что… Была Кэролин и другие, как она. Была Анна и другие, как она. Кэролин боролась с машиной, внедрённой в её мозг – но силы были слишком не равны. Анна уже ни с чем не пыталась бороться.       Дэвид бросил на телепатку быстрый взгляд и отвернулся. Откуда она это знает, родившаяся много позже тех событий? Кто мог рассказать? Кто-то из взрослых её селения? Или прочитала в его мыслях сейчас? Не вспомнить, кто и когда рассказал ему. Вот они, настоящие ужасы. Никаких монстров из легенд, никаких призраков не надо.       – Они тоже – живые машины. Живые, мыслящие… мыслящие теми мыслями, которые в них вложили. Те из них, кто пытался сопротивляться, бороться с программой – давно мертвы. Они тоже пытались, наверняка… посмотри, что осталось от них.       – Но должен быть способ…       – Нет его. А если есть – нет времени, ни у них, ни у нас. Ты думаешь, они могут тут просто подождать, пока мы найдём все бомбы, пока победим дракхов, пока найдём целителей-телепатов, которые смогут… Извини, это нереально. Их тридцать, и каждый – смертоносное оружие. Программа уже запущена. Тут не помогут уговоры.       – А в чём конкретно состоит программа? – вклинился Фальн, - может быть, её можно как-то… обмануть? Хотя просто улизнуть мы и так можем, а оставлять их здесь, чтоб и дальше заблудившиеся в пещерах пропадали…       Селестина прикрыла глаза.       – Это не против нас, конечно. Мы – не то, что предполагалось планами дракхов. Просто неожиданная помеха на пути… Они всего лишь охраняют тайну своего существования тут. От всех. Пока они просто живут, сами себя кормят, выращивая тут овощи, и никуда не уходят дальше пещер, а их господин приезжает время от времени, чтобы проверить их… А в определённое время они просто выйдут в город… и устроят в нём ад.       – Каким образом?       – Взрывы, массовые убийства, диверсии… много чего. Слабый телепат может то же, что и нормал – например, угнать какую-нибудь машину и на полном ходу врезаться в какой-нибудь ресторан на главной улице. Там всё из стекла – огромные витрины, столы, полы и потолки. Представляете, какой замечательный дождь из осколков окатит каждого, кому не повезёт быть в это время там? А более сильный телепат может внушить какому-нибудь бедолаге-мастеру, что именно сейчас нужно отключить электричество на том участке, где от него запитано что-то очень серьёзное. Охладители того, что нужно охлаждать, какие-нибудь предохранители… Одна авария, другая – а в создавшемся хаосе достаточно бросить одной группе людей, что ответственна вон та группа людей, и получайте вдобавок задорную резню. Ужас, паника – вот чего хотят дракхи… параллельно со взрывами всех этих бомб…       – Зачем им всё это? – передёрнул плечами Милиас.       – Ты меня о логике дракхов спрашиваешь? А какая логика была у Теней? Одни должны побеждать, другие – умирать, оружие существует, чтобы применяться, взрывы, уничтожающие всё живое – просто красиво… Дракхи любят жизнь в борьбе и смерти, не иначе.       – Был бы домик не из камня… - протянул Фальн, - и был бы тут бензин, хоть немного…       – Сжечь?! – ужаснулся Дэвид.       – А что с ними делать? Они хотят уничтожить мой город. Мой. В котором я половину жизни прожил. Не худшую половину. Который я пусть не люблю, но ненавидеть не могу и уничтожить не позволю. Моих друзей, моих соседей. Отличных ребят – Лузано, Паламо, других… Мне их отпустить, подождать, пока они так и сделают? Или бежать предупреждать всех – не знаю только, кто мне поверит?       – Фальн, - измученно улыбнулась Селестина, - один из вопросов, который не даёт мне покоя… Почему ты поверил? Почему ты с нами? Почему не отрёкся?       Тот сплюнул кусочек зилу, колупнул ногтем огрызок палочки – видимо, всё-таки уже жёсткая, задеревеневшая, для жевания больше годятся молодые побеги.       – Больно хороша вышла игра. А таким хлыщам у меня веры нет. Навидался я их. Этот, хозяин садов, вот точь в точь такой, только гребень покороче, а золота, наоборот, побольше – надо ж статус показать. Суть их такая, на морде написанная – на всякого, кто беднее их, моложе, глупее, смотрят так, будто он – их. Будто для того и на свет рождён, чтоб они им всяко пользовались, просто по праву богатого. Другие, конечно, мечтают в личные содержанцы к кому-нибудь с кошельком той же толщины, что пузо, а я – увольте, нет уж. Я сам решаю, с кем встречаюсь и когда, и на сколько. А хочу – так и ни с кем не встречаюсь, вон, на экстремальные прогулки хожу… Всё, что у меня есть – свобода, зато она у меня есть. Голодать буду, подыхать буду, но ничьим не буду. Тем более типа с тварью на плече.       – Эй, я ещё тут, - нервно рассмеялся Дэвид.       – Ну, я не тебе в обиду, сестра. Хотя, конечно, что за Стражи и что за дракхи, вам придётся мне хорошенько объяснить. Как только с этими разберёмся…       – Мы ведь действительно не центаврианки, Фальн. А Дэвид даже не девушка.       Дэвид стянул с головы платок, опостылевший ему за это время не описать как. Сквозь спутанные волосы пробивались отросшие рога. Возможно, Фальн не заметил их, а возможно, просто не понял, что это такое.       – Ну, я, правда, всё же центаврианин, - хмыкнул Милиас, - но я с ними заодно. И вообще, я тоже немного поражён. Другой на твоём месте из истерики или ступора на следующий день вышел. Честно, не могу представить себя на твоём месте.       Фальн догрыз на палочке всё, что годилось, выплюнул ошмётки.       – На моём не представишь. Я островитянин по рождению-то. А у нас жизнь на грани конца всего – норма. Там каждый день прощаются навсегда – то ли вернётся с моря, то ли нет. Матери детей по возвращении пересчитывают – не сожрала ли которого-то тевига. Или зверь в горах сожрёт. Или сожрёшь рыбку – а она травленная, отходов с кораблей наелась, у них от этого нутро шибко портится, желчь ядовитая разливается… Может, дверь хоть поджечь? Дверь деревянная… задохнутся в дыму-то поди. Или выпускать их по одному и вон хоть тяпкой…       – Я могу их убить, - проговорила вдруг Селестина, - думаю, что могу. Есть такие сигналы… И это хотя бы не больно. Не так, как гореть… Хотя знаете… вовсе не факт, что они способны испытывать боль.       – Что?       – Что слышал. Ты видел их? Они изменены. Технология дракхов в их мозгу. Они живут как бледные тени себя. Ты не обратил внимания, что тут нет ни одного ребёнка? Хотя здесь есть и женщины, и мужчины. Не странно?       Заметил, кажется, один Фальн.       – Я подумал… подумал, что детей убивают. Чтобы не были обузой.       – Дети телепатов-то? Которых тоже можно использовать как оружие?       – Ну… тогда забирают… именно для этого.       – Вообще-то дракхи убили столько телепатов, что ничего в этом странного нет, - напомнил Милиас, - может, им больше тридцати не нужно?       Селестина горько вздохнула.       – Логично, но неверно. Дети здесь просто не рождаются. Потому что эти люди не занимаются сексом. Дракхи не оставили им эту излишнюю потребность. Есть, спать, убивать. Всё.       Милиас посмотрел в сторону двери со смесью сомнения, сожаления, гадливости.       – А как же та женщина?       – А как все те женщины, что продают себя – они испытывают к покупателям какое-то вожделение? Не более, чем к вон той мотыге. Мотыга нужна для того, чтоб с голоду не умереть, и член некоего мужика тоже. Чистое желание выслужиться, быть полезной. Быть подле хозяина и выполнять какие-то более серьёзные поручения – это ж куда почётнее, чем прозябать здесь и ждать, когда уже можно будет проявить себя…Оно главенствует в их сознании, всё прочее – подчинено. Есть и спать – чтобы сохранять физическую силу, чтоб в нужный момент пойти куда прикажут и убить кого прикажут. Обрабатывать огород – чтоб было, что есть, патрулировать пещеры – чтоб какие-нибудь любопытные бездельники не дошли досюда и не вернулись с рассказом о таинственных отшельниках в горах. А всё прочее – несущественная ерунда. Они и одежду носят, видимо, лишь для того, чтоб не оскорблять эстетическое чувство хозяина до крайней меры. У большинства из мужчин волосы даже не зачёсаны, просто как попало обстрижены, чтоб не мешались, у женщин все головы в порезах. Да большинство бродяг в сравнении с ними – щёголи и франты.       – Неужели нет никаких шансов пробудить их память…       – О, а ты думаешь, она спит? Если б они были тупыми куклами – наверное, они не были б такими речистыми при знакомстве. И наверное, их не оставляли б здесь на самообслуживании. Нет, они помнят, кем были – просто это для них уже не важно. Они узнают при встрече свою мать, без особого труда. И так же без особого труда убьют, если прикажут.       – Выходит, лучшее, что мы можем сделать – это оборвать это подобие жизни.       – Выходит, что так. Я не знаю, хватит ли мне силы не то что на всех – хотя бы на…       – К чёрту, - Фальн вытряхнул свой рюкзак прямо на траву рядом и ломанулся куда-то в сторону пещер, - не уверен, что я видел именно то, что видел, но если… ждите тут.       Вернулся он через некоторое время с полным рюкзаком длинных узких тёмно-фиолетовых листьев.       – Вот, не ошибся. Дым от этой штуки крайне ядовитый. То есть, если в костёр попадёт – то ещё ничего, там ветер относит, приток свежего воздуха всё-таки, так что голова дурная, рвота, но жить будут. А вот в печь дома если попадёт – всё, никого живого наутро не будет, у нас так два дома умерло. Теперь главное – забраться на крышу и в дымоход это пропихнуть суметь, угли там вроде ещё не остыли…       – Всё же как это ужасно, - пробормотал Дэвид, но тихо, уже понимая, что предложить иное не сможет никто.       Милиас и Фальн вполголоса рассуждали, что делать, если здесь нет лестницы, получится ли забраться на крышу (она не очень покатая), если один влезет другому на плечи, а он неотрывно смотрел на дверь. Её уже не сотрясали глухие удары. Что делают те, кто там внутри – смирились, решили ждать, когда их несостоявшиеся пленники уйдут, или рассматривают варианты, как выбраться? Селестина лучше может знать это, но расспрашивать её, конечно, не хотелось. Дэвиду без всякой телепатии казалось, что он чувствует их злость, их отчаянье – так же, как чувствовал душную сырость туннеля, как чувствовал жар натопленной печи. Злое отчаянье, только отдельными нотками нормальное человеческое, не назовёшь даже отчаяньем зверя. Хотя Тени (и их слуги) апеллируют к животной стороне разумных существ, но они, вне сомнения, «высшие животные», хищники, убивающие ради процесса, ради наслаждения боем, это не отключение сознания, не аффект – это философия. Философия уничтожения. Разумные, изменённые воздействием Теней – не зомби, не механизм без памяти. Это-то и страшно.       – Ну вот, теперь ждём. Для уверенности – полчаса. Как раз есть время рассказать, что ты хотела мне рассказать, да вот нас как некстати прервали. А может, и кстати, конечно… Так как тебя зовут на самом деле? И кто ты среди землян?       Кажется, она немного успокоилась – настолько, насколько это возможно. Решение было принято, было осуществлено – а решать, как с этим жить, в любом случае придётся не сейчас, многим, многим позже. Когда победим, когда совершенно точно выживем, можно будет осмыслять и подводить итоги…       Уже сейчас ясно, говорить себе, что только что убили вовсе не людей, а агентов тьмы, не получится – тот, кого такое соображение успокоило б, сам был бы отличным кандидатом на их место. Разве для этих всех, умирающих сейчас там, все их жертвы, которые были и которые могли быть, не были просто врагами, которых уничтожать легко, естественно и даже приятно?       – Ну, если ты представил меня гениальной земной разведчицей, то эти четверо мне сильно польстили. Я даже не была на Земле… Меня зовут Селестина. Ну, вот такое имя. И я гражданка Минбара. Я телепатка, и для интереса изучала центаврианский, поэтому меня и взяли в миссию. Это не акция какого-либо правительства. Это акция Альянса, против угрозы, опасной всем, не только вам.       – Селестина… на Центавре тоже встречается такое имя, могла и не менять. Ладно. Что это за Стражи, дракхи, чем вы вообще занимаетесь, хотя кое-что из этого я понял уже, но может быть, понял не всё?       – Что ж, со Стражами проще всего, Стража ты видел уже. В строгом смысле это паразит, часть тела дракха, имеющая некоторую самостоятельность, и обычно использующаяся для порабощения и управления кем-нибудь. Но этот вроде как работает на нас, даёт нам информацию… А дракхи – это… ну, про Теней ты ведь знаешь?       – Смотря что называть – знать, сестра. Ты понимаешь, поди, здесь немножко не столица. Не в уши настоящим центаврианам будь сказано, у нас уже второй император упокоился, а мы только начинаем что-то осмыслять о жизни и смерти предыдущего. Есть вещи такой огромной страшности, что о них и не говорят просто потому, что не знают, как. Мы-то на своих островах мало видели, мало слышали. Ну, война вот, да. Зачем, для чего – война да и всё, понятно, никому нам она не была нужна, ну так и тевиги и зверьё в горах не по нашей просьбе сотворены. Стихия. Стихия нам всегда смерть несла. И правительство тоже стихия, как чего придумает – так хоть в гроб. Не помнят о нас – плохо, конечно, потому как говорил, ничего на островах нет, кроме нас самих и что мы тысячу лет назад делали и что теперь, но как вспомнят – так ещё хуже. А как в город попал – тут и другое узнал… Были тут люди, что бежали от преследования, ты понимаешь… Это тоже при любой власти есть, это нормально. Но вот тут как-то многовато. И совсем какой-то могильный холод не столько в словах, сколько в молчании. Тоже хорошо, что много у меня друзей возрастом постарше – больше видели, больше думали, многое могут рассказать… Много и между любовными утехами порассказывать можно, знаешь, люди не столько за шалостью иногда, сколько за утешением, выговориться… Кто о жене, кто о начальстве. Теперь я думаю – из того, что за эту ночь увидел, много клея вышло, чтоб кусочки отдельные в голове сложить, а как ты договоришь – кусочки воедино сложатся.       Тонкие струйки дыма ползли из-под двери. Словно мирный разговор у костра, там, на берегу… Только там умирают люди. Люди? Или уже не люди? Или всё же ещё немного, ещё отчасти, люди? Селестина знала, о чём напомнить. Кошмарный груз «запчастей» для кораблей Теней. Ледяные лбы, скованные зловещими чёрными диадемами. Машина подавляла их личность, которая где-то там, внутри, в собственном теле как в клетке, всё помнила, страдала и ничего не могла сделать. Вместо неё телом командовал бездушный захватчик. Отец говорил, многих из них всё же удалось спасти. Многих, но не всех. И сколько лет это потребовало, и сколько неудачных попыток – а неудачи эти означали не просто разочарование, иногда смерть того, кому пытались помочь. Гибель пациента при попытке извлечь импланты – не то же самое, что ядовитые листья в печи… для нас. А для них? Насколько одна смерть легче, чем другая? Что проку с нашего стыда за мысль, в том и другом случае, что они просто отмучились? Селестина слышит их боль, их агонию… Поставит ли она блок? Легче ли от этого хоть кому-то?       Фальн обратил внимание на сидящего с поникшей головой Дэвида.       – Верно, сестре очень тяжело всё это переносить. Зачем же надо было включать в вашу миссию человека с настолько нежным сердцем? Неужели больше было некого?       – Думаю, он сейчас общается со Стражем. Я, конечно, не могу этого слышать, но полагаю, что это так. Хотя насчёт нежного сердца это правда. Но Дэвида выбрал Страж, перешедший на нашу сторону… Да, это сложно объяснить, тем более после всего, что я уже рассказала. И тем более – да, эту обострённую форму пацифизма… Всё-таки минбарский закон запрещает минбарцу убивать минбарца, а не кого бы то ни было вообще.       – Минбарцы? Ох, сестра, я, конечно, мало видел, мало знаю, но минбарцев я как-то… иначе себе представлял. Или сестра родня тебе? Как получилось, что вы родились на Минбаре? Хотя наверное, это и не относится к делу…       Как ни невесела была обстановка, Селестина рассмеялась.       – Да уж, время тебе нужно, вижу, чтоб осознать, что Дэвид – не сестра, а брат, а уж это…       Милиас поднялся.       – Думаю, можно заходить. На всякий случай, конечно, осторожно, лучше взять что-нибудь покрепче…       – Ну не знаю, если уж в туннелях на нас мертвецы не напали, то там тоже не нападут. Там же ни окна, ни отдушины, дымоход заткнут, тут и от обычного дыма можно к праотцам отправиться…       – Я не слышу никого, - кивнула Селестина, - ни одного сознания. Всё кончено.       Фальн посмотрел на дверь, косо перечёркнутую ломом, с сомнением.       – Так… зачем нам тогда туда вообще?       – Как бы сказать… Было б неплохо обыскать это гнёздышко. Мало ли, что им могли интересного оставить в ожидании торжественного дня.       Некоторое время они стояли по сторонам от дверного проёма, дожидаясь, пока дым выйдет наружу. Фальн велел всем завязать лица.       О первый труп они едва не споткнулись. Та самая женщина, пытавшаяся выторговать себе «повышение». Скрючилась у самого порога, видимо, в агонии скребла дверь, пальцы так и свело судорогой. Несколько попадало у печи – они пытались заткнуть чем-нибудь топку, залить смертоносный дымокур. Не успели. В противоположном углу из-под нар торчало две пары ног, рядом небольшая гора глинистой земли. Пытались рыть подкоп… Фальн поднял и поставил опрокинутый стул, заметил торчащий из-под ближайшего тела свой платок, вытащил – и бросил обратно, весь в грязи. Селестина подобрала один из листов, на котором они должны были сочинить, по плану Дэвида, какое-нибудь признание для отвода глаз и возможности уйти… Он был исписан. Весь. Лихорадочными, безумными каракулями. О чём может писать умирающий раб дракхов? Может быть, перед смертью программа ослабила над ним власть? Письмо родным, если они остались, конечно?       – Кажется, это вообще не центарин.       – Я не знаком, конечно, с письменностью дракхов…       – Думаешь, это послание для хозяев?       – Думаю, это не лишено логики. И считаю, эти бумаги следует взять с собой.       – Надежд отдать на расшифровку как-то маловато.       – Оставлять здесь ещё хуже вариант.       Милиас поднял ещё один листок.       – А вот здесь центарин… и только одна фраза.       – Что там?       – «За дымом – огонь». Что это значит?       – Не представляю… - Селестина внезапно обернулась и вскрикнула в ужасе. Трупа у порога не было. Тело женщины исчезло.       – Что за…       – Бежим! Вот теперь очень быстро!       – Как?! Духи вас всех забери, как?!       Они вылетели наружу, панически заозирались. Кажется, что там за кустами мелькает стремительно удаляющийся тёмный силуэт, или это оптическая иллюзия утренних сумерек? В восточную сторону всё просматривается куда лучше, много открытого пространства, занятого огородом, в южной метрах в трёх груды камня и досок, видимо, строительный мусор, и его много, через это не переберёшься быстро. Проверить сараи? Или броситься следом за маячащим тёмным пятном, которое сейчас уже точно кажется тенью среди кустов? Селестина выбрала второе, и ничего не оставалось, кроме как последовать за ней.       – Я должна была предположить… - выдыхала она на бегу, - проекция мёртвого… Она же лежала у двери, она дышала в щель под дверью… Просто спроецировала, «переодела» своё сознание… в агонию умирающего, потом в пустоту мёртвого… Наши старшие многие умеют… Так прятались от копов… Мы упустили свидетеля…       – И куда она могла побежать? У нас одна дорога, у неё десять, фора небольшая, но и она – не мы…       – Мы упустили не свидетеля, а убийцу! Чего тут не понимать? Мы обнаружили их, мы поставили программу под угрозу срыва. Теперь она попытается её выполнить. Хотя бы свою часть.       – Что?       Они остановились на входе в туннель, чтобы включить фонари. Говорили отрывисто, панически.       – Угроза смерти… провоцирует нападение… точнее… выполнить приказанное во что бы то ни стало… она побежала в город.       – Чтоб!.. надо её остановить!       Милиас отчаянно тряс рукой, выпутывая фонарь Селестины из верёвки. В фонаре Дэвида, хоть они и погасили его после встречи с четвёркой и их арестантами, оставалось уже мало заряда, а в Селестинином сэкономлен за счёт фонаря Фальна.       – Успеем? Мы даже не знаем, куда именно она побежала! И не знаем, какой путь в этом лабиринте – кратчайший! Заблудиться сами всё ещё можем… Кто-нибудь хотя бы эту дорогу запоминал?       – Страж.       – У нас ещё остались и мел, и верёвки.       Селестина опрокинулась спиной на стену туннеля.       – Отлично просто… Ладно, получится так быстро, как получится. А пока надо думать, что именно она изберёт своим объектом. Где здесь самое людное место? Или где можно принести самые большие разрушения?       – Ну вообще-то, вариантов много. Рестораны, храмы, завод… А может быть, она вообще отправится на пляж и будет резать всех подряд?       – Рановато для пляжа.       – Пока доберёмся, самое время будет.       – Стоп! А с чего вы взяли, что она вообще будет выбирать? Может быть, она попросту выполнит СВОЁ задание? А мы представления не имеем, в чём оно состояло.       – Ещё лучше. И что мы сделаем? Попытаемся всех предупредить? И кто-то нам поверит? Тем более что вас вообще лучше не показывать… официальным лицам разным…       – Разберёмся на месте. До сих пор нам здорово везло. Пусть повезёт ещё раз, а? Не за себя ж просим…       До первой развилки они пролетели, ничего не замечая, не спотыкаясь лишь благодаря фонарям, и там лишь немного сбавили ход из-за обилия неровностей пола – а дальше пришлось признать, что без Стража они, может быть, и выбрались бы, но времени это потребовало б в три раза больше. Память такого существа даже не все типы данных способна хранить, но такие, как оказалось, как раз может.       – Да уж, о везении… Что всё-таки за странность с этой иллюзией? Как вышло, что вы думали друг на друга, но ни один этого не делал?       – Не знаю! – хором ответили Дэвид и Селестина.       – Нда… Не особо я до сих пор в богов верил, но может, длань Иларус над вами всё же?       Дымом начало тянуть ещё издали. У колодца в деревне стояла толпа разновозрастных оборванцев, указывала на поднимающийся вдали широченный чёрно-рыжий столб и живо обсуждала.       – Помойка, что ли, опять горит?       – Что-то сомневаюсь…       Длинный двухэтажный дом – когда-то самое большое общежитие рабочих ныне покойного завода, Селестина вчера чуть не назвала его Великой Китайской Стеной, вовремя осеклась – представлял собой сплошную стену огня. Полыхало так, что гудел воздух, стонала земля под ногами. Словно горел не дом, а состав цистерн с горючим. Лохматые оборванные бродяги – жители соседних домов – в большинстве стояли разновеликими кучками и тупо глазели на смертоносное зрелище. Лишь несколько, помоложе и порасторопнее, бегали с вёдрами. Поливали не пожар, конечно. Поливали стены своих домов и землю вокруг – чтобы пресечь распространение огня. Где-то голосили женщины и хныкали дети.       – Там… там ведь были люди?       – Наверняка.       – Пожарную службу-то кто-нибудь вызвал?       – Ещё чего, даже думать нечего. Они сюда не поедут.       – То есть, как это – не поедут?       Огибая очередное сборище зевак по канаве, едва не переломали ноги.       – Вот так. Спасать бродяг и занятые ими развалины – только время зря терять. К тому же, не забывайте, заняли-то они это всё самовольно, без всякого разрешения здесь живут. Того им как раз и не хватало, чтоб обвинили в пожаре, заставили выплачивать…       – Кому, за что? За вот эти сараи?       – Городскому правлению. За сараи, за землю, если надо – то и за воздух. Брат, ты-то вроде центаврианин, а такие смешные вещи говоришь!       – Надо помочь бедолагам, пока, в самом деле, не перекинулось… Если у них тут ещё не дырявые вёдра найдутся…       Только когда они подбежали к месту происшествия – на то расстояние, какое позволял нестерпимый жар, Селестина поняла, что отчаянная пронзительная нота, звучащая как часть этого жуткого гудения пламени, становящаяся всё громче, взрывающаяся звоном, с каким лопается и осыпается раскалёнными каплями стекло – это отзвук в её голове. Эхо предсмертной агонии. Снова. Людей, падающих из верхних окон, мечущихся живыми факелами и затихающих на почерневшей траве. Людей там внутри, задыхающихся от дыма, в панике забирающихся в шкафы и чуланы, где огонь их всё равно достанет. И её. В центре, где-то в сердце этого костра.       – Безумие. Поджечь дом с бродягами… Зачем? Какой-то акт бессмысленной, чудовищной злобы…       – А зачем вообще убивать людей? Зачем взрывать Центавр? Просто. Просто они такие есть. Красота агонии, красота разрушения… Дэвид! Дэвид, стой! Там уже никого не спасти, это бессмысленно!       Дэвид медленно брёл навстречу пожару, слегка вытянув вперёд ладонь, словно хотел потрогать огонь. На земле тут и там валялись тлеющие ошмётки, разлетающиеся от этого чудовищного костра, он перешагивал их, не замечая – хорошо, что подол платья не настолько длинный, чтоб затлеть. Фальн догнал, схватил, развернул – и ужаснулся огромным, чёрным на бледном лице глазам. Дэвид не видел его. А что он видел?       Подбежавший мужик с чёрным от сажи лицом опрокинул на Дэвида ведро ледяной воды, досталось и Фальну.       – Забирай свою девку и вали отсюда, полудурок! Не знал, что ли, что она у тебя ахари? Следить же за такими надо!       – Что такое ахари?       – Ну… если переводить – наверное, «огненный спящий». «Огненная сомнамбула». Это местное, из поверий… Считалось, ещё в незапамятные времена, когда вулканы были действующими, и часто бывали пожары – что духи огня входили в некоторых людей, иногда в младенцев в утробе матери… Жил как бы наполовину человек, наполовину – нет. При приближении к огню в таких людях раскрывалась их вторая сущность, они могли видеть невидимый мир, общаться с духами, с умершими… Рождённый в огне стремится вернуться к огню. Таких людей почитали, как колдунов или провидцев, но и оберегали – от них же самих. На праздниках чествования предков люди общались со своими умершими через ахари, но крепко держали их, чтобы они не шагнули в костёр. Ну и ведро воды держали наготове, вода успокаивала ахари, огонь ведь боится воды. Случалось, матери, не желавшие для своих детей такой судьбы, топили их – пытались изгнать духа огня.       Они сидели в задней комнате дома одной местной пьяницы, которой было практически всё равно, кто толпится в её жилище. Толпились сейчас в основном в передней комнате, где хозяйка, грузная неопрятная старуха с сиплым голосом, помешивала в большой бадье кисловато пованивающее варево – «вот-вот дойдёт». Доносились смех, грохот чашек-плошек, при всём обилии незнакомых просторечных слов было в целом понятно, в основном обсуждают пожар. А больше что. В заднюю, по счастью, не совался никто – а что там делать. И хорошо. Им всем необходимо было где-то посидеть в покое и прохладе – нужно окончательно придти в себя Дэвиду, да и Стражу, выбился из сил и Милиас, в программе рейнджерской подготовки тушение пожаров даже имеет место, но в виде моделирования, на развитие скорости реакции, а не проверки физической выносливости. Физической выносливости, конечно, у островитянина больше, но и он признался, что малость устал.       – Жуть. Нет уж к чёрту, это не про Дэвида.       – Ну, сейчас в это никто и не верит уже. Почтение как-то забылось, осталась жалость к ненормальным. Да и ахари уже как-то редко встретишь. Как сменили люди духов на более респектабельных богов – так не стало и ахари, и разных других духовидцев. А может, просто гадости много всякой с дымом потреблялось, травились люди, на голову вот действовало… Вот штука эта, которой мы остальных потравили – отчего она такая ядовитая? Чем-то таким из земли напитывается. А растёт на камнях. А камни это что? Вулкану прямая родня…       Селестина положила Дэвиду руку на плечо. Он покоился на сложенном в три слоя одеяле, с холодным компрессом на лбу. Рядом дремал Страж, от бессилия лишь частично пребывающий в инвизе.       – Как ты? И… сам-то что скажешь, что с тобой было?       Дэвид потёр красные, воспалённые от дыма и жара глаза.       – Я… я не знаю, как это описать. Это как сон наяву. Я был действительно не здесь. А где – не знаю. Может – там, а может… Может, и правда в мире огня, в мире мёртвых из поверий. Я не уверен, но… мне казалось, что они зовут меня, нуждаются во мне… или я в них.       – Кто? Погибшие там люди?       – Не знаю. Как будто у меня есть что-то там… там, за стеной огня.       Милиас запустил руку в шевелюру, окончательно растрепав и так серьёзно пострадавший гребень. Очень хотелось так же, как Дэвид, откинуться на грязные дырявые одеяла – а кроме этих сомнительных подстилок в комнате не было вообще ничего, никакой мебели, и это казалось даже совершенно нормальным, комната-то маленькая, даже одна кровать и шкаф загромоздили б её полностью – но тогда можно нечаянно закрыть глаза и отрубиться, а это было б очень некстати.       – Что ж… мы можем полагать, что наша миссия тут закончена? …вашу ж мать, у нас же ещё встреча с информатором! Мы её ещё не пропустили? И что у нас по деньгам-то? Совсем глухо? Чёрт знает ведь, куда теперь придётся отправиться…       – Фальн… - Селестина облизнула пересохшие губы, - не знаю, как подойти к этому вопросу, за последние сутки многовато произошло… Но и не задать не могу. Я хотела предложить тебе отправиться с нами. Такой человек, как ты, очень пригодился бы нам – отважный, многое знающий, многое умеющий… Немаловажно, конечно, и то, что теперь, когда ты знаешь некоторые вещи, я уже не могу быть за тебя спокойна, не могу не думать, что у тебя не получится вернуться к обычной жизни, они могут найти тебя… Но мне не хотелось бы, чтоб ты выбирал от безысходности. Ты можешь просто уехать… Или затаиться на время. Пересидеть на островах… Никто ведь не ожидает, что ты можешь вернуться на острова?       Фальн посмотрел в дверной проём – задняя комната выходила в огород, преимущественно заросший бурьяном, над которым возвышался лишь остов какого-то сарая да старое, корявое дерево парчили, в ветвях которого громко ссорились невидимые птицы. Почесал лоб, размазывая пятно сажи.       – Да уж не знаю, сестра, чего я там знаю и умею, что могло б быть ценным для вас. Это вы ведь открыли мне мир. А тут ты не соврала, после этого жизнь прежней не будет. Только не ты тут виновата, а именно что они. Не легче бы мне было беспечно жить, а потом дождаться, когда они все выйдут в город, все тридцать... Так что ты знаешь, ничто меня тут особо-то не держит, добра не нажил, семьи не завёл. Потому что очень, я говорил, ценю свободу. А теперь о свободе как раз и речь.