Венок Альянса

      Иногда бывает так, что планы нарушает банальная погода. Точнее, непогода. Очень сильная непогода. Унылый ливень, нормальный в общем-то в это время года на этой широте, продолжался всего пока три дня, но за эти дни снискал общую ненависть, потому что конца ему не предвиделось. Рикардо вполголоса матерился – давно пора было выдвигаться на другую позицию, аппараты связи почти разрядились, но куда-то двигаться, когда дороги превратились в сплошное грязное месиво? Сам он, может быть, и не колебался бы, но с собой была дорогая аппаратура и раненный Андо…       Утешало только то, что по таким дорогам и до них едва ли кто-то добрался бы, если б всё же напал на след. Их хижина была надёжно укрыта перелесками и окружена хорошей буферной зоной полей – к тому же не ровных полей, а изрытых. Когда-то тут стоял завод, вокруг небольшое поселение, потом надобность в заводе, ввиду перехода на другие технологии, отпала, завод стоял и сам собой потихоньку разрушался, народ тоже разъехался, и покинутые домишки разрушались ещё быстрее, потому что выстроены были из обычных в таких случаях дешёвых материалов. Потом собирались тут что-то строить, срыли все имеющиеся постройки… так дальше и не собрались. Этот домишка на отшибе поселения был единственным, что сохранился практически полностью, здесь даже можно было развести огонь – это не было бы подозрительным, в этих развалинах часто останавливались бродяги. Правда, по ночам сюда же наведывались дикие звери из ближайшего леса – или, возможно, это было что-то вроде местных одичавших собак, так что время от времени приходилось выходить и взрывать хлопушку, отпугивающую их в среднем на сутки. «Какой же ты разный, Центавр… - думал Рикардо, выглядывая в забрызганное грязью окно, где за пеленой дождя упадочными виденьями вставали остовы стен с торчащей из сколов арматурой и корявые стволы мёртвых деревьев, - у тебя больше ликов, чем богов в твоих больших и малых пантеонах, чем бриллиантов в сокровищницах твоих владык… Чем бедствий у простых твоих подданных».       Винтари, строгая лучины для растопки, думал примерно об этом же. Следовало признать, за последнее время он ночевал в местах куда хуже. Здесь по крайней мере они были одни, могли говорить без постоянной оглядки и не опасаться за кошельки. Если б было ещё не так сыро и холодно… Такая печь, царствующая в середине дома, изначально сконструированная под более экономичное и энергоёмкое синтетическое топливо, могла б обогреть и большую площадь. Но – видимо, перестав получать брикеты топлива с завода, прежние обитатели реконструировали её под дрова, благо, ближайший лес по классу качества болтается в конце классификации, за незаконную вырубку даже преследовать не стали бы (да и сколько она продолжалась, эта вырубка?). А после того, как эти обитатели, осознав, что завод всё, умер, и они рискуют последовать за ним, отправились, как и их бывшие соседи, на поиски лучшей доли, дом, отапливаемый от случая к случаю, отсырел и обветшал. Крыша пока держалась и почти не текла. Почти. Кровать, стоявшая в том злосчастном углу, который как раз с протечкой, при попытке оттащить в более выгодное место развалилась. Это пресекло какие-либо споры о том, кому или в какой очерёдности спать в более достойном положении, единственную уцелевшую кровать отдали раненому. Остальные спали на одеялах вокруг печи. Из щелей под дверью и в единственном окне очень тянуло холодом. Вот так лёжа и слушая бесконечный шум ливня снаружи, было сложно верить в висячие дороги, аэрокары, космопорты и сверкающие вывески. Представлялся конец цивилизации, мир, утонувший в грязи и дожде, медленно гниющий, как перекрытия этого дома, и если есть ещё в нём живые люди – им никогда не встретиться…       Впрочем, один человек сюда пробраться, несмотря на творящийся снаружи кошмар, умудрялся. Всякий раз спасая пленников непогоды от подступающего такого же серого и плотного, как влагоносная завеса на небесах, отчаянья.       Агентурная сеть Арвини не была слишком многочисленной, что в целом неудивительно, зато она была, как оказалось, почти по всей планете. И среди самого разного народу. Сейчас Лаиса снова постучалась в их двери с очередным сообщением – что по периметру всё спокойно, а также гостинцем – горячими припасами и лекарствами для раненого.       – Ну и погодка, конечно… - она нагнулась, входя в низкий дверной проём, - вас тут ещё не заливает? А то как бы… домик-то значительно в землю утоп…       Это было правдой. Дом просел по одному углу, отчего порог перекосило, пол был немного наклонным, и окно приходилось практически вровень с землёй. Под две ножки стола пришлось подложить дощечки, чтоб по наклонной поверхности не скатывались информкристаллы и прочие мелкие, но важные предметы.       – Вот, поживитесь. И мальчику сейчас перевязку сделаем. Эта штука – антисептик, какому равного нет, любую заразу убьёт. Хоть бы ненадолго распогодилось, а, мне этот городок уже надоел…       Определять возраст центаврианок иногда та ещё задача и для центавриан. Сколько может быть Лаисе? Точно не 20 и едва ли 60, это изречение Милиаса вся компания наградила ироничными аплодисментами, но и оспорить не могла. Любой возраст в этом диапазоне можно было предполагать. Будучи представительницей бездокументных центаврианских низов, Лаиса отличалась не только несомненной красотой, которой не стёрла столь же очевидная потасканность жизнью, но и удивительной силой, и физической, и душевной. Чтобы приходить сюда из города – пешком, в такую погоду, с огромным коробом провианта и перевязочного материала – сила нужна практически божеская. А чтоб вырастить из традиционного хвостика такую длинную тугую косу, неизбежно поражавшую воображение – и подавно. Она не помнила родителей, никогда не имела своего дома, скиталась из провинции в провинцию, промышляя на жизнь там-сям сезонными работами и по большей части – проституцией, она бывала во многих городах и везде имела каких-то знакомцев, что помогало ей в агентурной работе как нельзя больше. Там, где она не добывала сведенья сама, работала хотя бы связным. Сейчас она шла с ними уже со второй «точки» - сердцевины «звезды», помогая заботиться о раненом Андо. Ранен-то он был не тяжело… Зато в ногу, передвигаться самому ему было тяжеловато, хоть он и храбрился.       Рикардо развернул туесок с едой.       – Чтоб я сдох, да это ж бурритос? Лаиса, вы где это достали?       Гостья, уже скинувшая дождевик и высокие болотные сапоги, обернулась удивлённо.       – Сама состряпала, да и никакое это не бурритос, а живаса. Здесь, почитай, в каждой забегаловке продают, но там брать не советую – одни боги ведают, что они туда понапихали. Я-то мясо умею выбирать… Да вы б на печку-то сначала всё же! Полтора часа дороги по такой-то погоде, никакие эти термосберегающие короба ничего не сберегут…       Но это был тот случай, когда рейнджерское самообладание отступает.       – Не важно, как бы ни называлось… Видимо, открытие Г’Кара о фрикадельках и их бесчисленных аналогах было неполным, только первым в серии подобных… уммм, Лаиса, почему на вас до сих пор никто не женат? Это ж… это… ммм, как помолодел на десять лет!       – Куда молодеть-то собрались, до пелёнок? Вам тридцать-то есть?       – Окомплиментили, но не правы…       Андо приподнялся на кровати, когда Лаиса подошла к нему с бинтами и баночкой чего-то пахучего.       – Не бойся, парень, без ноги не останешься. Давай сюда свою конечность…       По пирогу и миске салата получили и Винтари и Милиас, подсели за стол к Рикардо. У обоих был хмурый и сосредоточенный вид – у Милиаса, который, собственно, и прилагался к дорогой аппаратуре, ввиду того, что работа продвигалась многим медленнее, чем ему бы хотелось, а у Винтари наоборот, из-за вынужденного бездействия, но горячая еда принесла хотя бы некоторое умиротворение.       – Всё же хорошо, что мы успели передать информацию агентам, прежде чем тут застряли… Плохо, что не знаем, принесла ли она какие-либо плоды. Такая проволочка в мои поправки на ветер не входила.       Насколько возможно при таком освещении оценить состояние раны – состояние это Лаиса, видимо, нашла вполне удовлетворительным, промокнула набежавшую сукровицу и теперь щедро накладывала свою целебную мазь, сочувственно улыбаясь то ли Андо с его стоически-непроницаемым выражением лица, то ли остальной команде с их естественными тревогами.       – К счастью, без связи тут не абсолютно все и всегда. Вчера звонил Кония, слышимость была так себе, но если я правильно разобрала, всего было вывезено около двадцати штук, а если неправильно – то может, даже и больше. Жаль, конечно, что мы не получили точных координат остальных…       – Ну что поделать, что успели. Андо и так проделал большую работу… Учитывая, какой был риск… Передо мной уже так и маячил призрак блестящего провала. Которое утро удивляюсь, что я всё ещё живой и на свободе.       Милиас помотал головой – всякое упоминание об этой недавней истории вызывало у него смесь восхищения и ужаса.       – Неужели они в самом деле ничего не заподозрили? У них из-под носа вывозят бомбы, у них совершенно так случайно, от нежданного-негаданного взрыва погиб один из их генералов… И они не чешутся?       – Да чешутся, просто смотря в каких местах, - ухмыльнулась Лаиса, закончившая с перевязкой Андо и теперь поправляющая на нём худое одеялко, - у них там обнаружились в тылу какие-то диверсанты.       – К-какие диверсанты? – побледнел Винтари, которого все эти дни ела тревога за Дэвида.       – Думаю, если б речь шла о вас, я бы уже знала. И вы бы уже знали. Подробностями, увы, небогато, в новостях об этом не пишут, да и слухов на чайную ложку… Всякое такое, знаете – там груз до места не доехал, а сям человек с поручением не доехал. А где-то утечка случилась, да такая, что поверить невозможно. Может быть, это и обычное раздолбайство, но их дракхианские милости явно считают иначе, и теперь они ищут, кто это им пакостничает.       – Ну, я пакостничаю, - хмыкнул Милиас, - правда, делаю это так тихо и медленно, что как будто и не делаю вовсе. Грубо говоря, на один шаг в направлении цели приходится десять шагов на то, чтоб сбить их со следа.       Рикардо помотал головой.       – Милиас, умоляю, делай именно так, как делаешь. Времени у нас мало, но излишняя спешка тоже может нас погубить. За всеми Каро установлена слежка, а они не такие большие мастера водить шпионов за нос. Они держатся только надеждой на нас. На их землях теперь уже, получается, двадцать чёртовых бомб, они под надёжной охраной, но такая концентрация в одном месте это опасно. Мягко говоря. Если мы не придумаем, как привести их в негодность прямо здесь – а я не думаю, что способ мы найдём так уж быстро – следует озаботиться тем, чтоб вывезти их с планеты. Вот это-то вряд ли мы сможем сделать незаметно… И самое паршивое – что мы не можем начать вывозить сейчас, любое откровенное телодвижение – или любой твой просчёт – и они усилят охрану оставшихся бомб. А то и взорвут какую-нибудь для острастки. Что бы это ни были за диверсанты – если они сумеют качественно отвлечь внимание от нас, то помогай им абсолютно все центаврианские боги.       Винтари кивнул. Он думал, что нервозность будет уменьшаться с каждой найденной и вывезенной бомбой – он ошибался. Чем больше было выполнено – тем больше тревоги за то, что предстояло выполнить. Не оступиться, не проколоться на последних шагах… То, что бомбы сейчас в их руках, слишком зыбкий повод для радости. Их ещё могут отнять обратно, они ещё остаются, при своём небольшом размере, очень мощными взрывными устройствами, трагическая случайность может оставить одни воспоминания от всего региона. Им слишком часто везло, но везение – штука переменчивая. Они были в двух шагах от провала, когда Андо и Рикардо, прибывшие к очередному объекту для «прощупывания» одного подозрительного военного чина, обнаружили, что «не их случай» - фигурант не остражен… но не успели этому порадоваться. С ним рядом был телепат. Средний по способностям, наблюдение Андо он не засёк, а вот наблюдение Рикардо – да… И чем, кроме чуда, можно было объяснить, что их так и не раскрыли? Рикардо считал – чудо. Второе чудо в его жизни, значит – бог есть, и ему не всё равно…       Они прочесали весь город, но здесь ничего не обнаружили. Пошли на позицию сбора, на чистом интуитиве сделав крюк через Дорами – столицу провинции, хотели собрать новости… И получили улов больший, чем были готовы – живого дракха.       Дракх почувствовал Андо. Нет, не приблизился даже, не узнал ни имени, ни намерений. Просто почувствовал силу. У них это расовое, неизменное и неизбежное… Как и было заповедано, его нельзя было отпускать живым. И не дожидаясь, когда дракх сообщит о несомненной угрозе, Андо нанёс визит первым.       Что он делал здесь? Возможно, преследовал того телепата и его центаврианина, возможно – ожидал какой-то важной встречи. Андо не волновали мелкие детали. Он желал, раз уж придержал немного своё естественное стремление испепелить враждебную тварь немедленно, получить всё, что возможно. Всё, что может быть им полезно.       Разумеется, никакую подмогу дракх вызвать не успел. Его жизнь, правильно будет сказать, оборвалась уже в тот момент, когда его ментальное поле соприкоснулось с ментальным полем Андо. К тому времени, как Андо и Рикардо добрались до его физического тела, оно было ещё живо, но ненадолго. Они получили информацию о размещении половины из имеющихся бомб – часть из этих бомб они уже обнаружили и вывезли. Остального дракх то ли не знал, то ли просто не успел вспомнить раньше, чем его сознание растворилось в уничтожающем огне. Но было и ещё кое-что, чему радоваться можно было даже больше, чем точным координатам и именам тех, кого надо будет нейтрализовать для успеха спасательных операций. Это была информация о дальнейших планах дракхов. О их разработке нового двигателя, способного, с помощью трёх огромных выдвижных лопастей-«зеркал», запитываться энергией излучения звёзд… или взрывов. Вот для чего им нужно было уничтожение Центавра – взрыв такой силы зарядит батареи сотни кораблей практически за мгновение. Все эти годы они не только строили новые мощные корабли. Они тайно посылали экспедиции к границам исследованного космоса. И похоже, обнаружили там что-то, что теперь было их целью. Может быть, новый мир для себя, но скорее – новое оружие. И теперь им нужна была вся их мощь, чтобы захватить это оружие и вернуться непобедимыми.       Что это – Андо понять не успел. Понял, что, кажется, речь не о материи, не о машинах или артефактах, скорее какой-то вид энергии. Координаты в сознании умирающего были уже смазанными, но совершенно точно можно было сказать – исследователи миров Альянса туда не ходили. Туда никто, насколько известно, не доходил…       Оставлять улику в виде мёртвого тела, со следами телепатического насилия, было б в высшей степени неразумно. Просто спрятать или уничтожить труп – тоже, дракхи обычно без вести не пропадают. Поэтому Андо и организовал этот взрыв, при котором, к несчастью, пострадал сам.       Кость не была задета, но глубокая рана причиняла немало беспокойств – учитывая, что обратиться за медицинской помощью было проблематично, да и некогда. Винтари думал о том, как прискорбно, что Андо не успел завершить обучение – его мощи могло хватить на то, чтоб зарастить рану, по крайней мере, точно на то, чтоб остановить кровь и предотвратить воспалительный процесс. Сейчас же они могли предоставить ему только Лаисины перевязки и относительный покой – в переходах на новые объекты его по очереди несли на руках то Винтари, то Милиас, то Рикардо, чаще Винтари и Рикардо – Милиас был слишком субтилен комплекцией, ему было тяжеловато, а вот Рикардо, сказались годы подготовки, особых трудностей, похоже, не испытывал.       Хорошо, по крайней мере, что удалось сбить температуру… Первую ночь из-за жара Андо не мог уснуть, и порой не понимал уже, в котором из миров находится. Блок держать не удавалось, и даже в такой глуши до него доносился гул тысяч голосов. Слов было не разобрать – они причудливо искажались, переплетались, словно река, в которой отдельные струи текут не в одну сторону, а как им вздумается. Сумрак хижины, едва разбавляемый светом настольной лампы, играл с ним – прятал то одну, то другую стену, открывая вместо неё проход в старинный храм или тронный зал покинутого дворца, или панораму унылой пустыни обратной стороны луны, или бескрайний холодный космос, и звёзды – ни одной знакомой – равнодушно проносятся мимо…       Смутные тени шевелились рядом. Наверное, конечно, это были Милиас и Винтари, вполголоса по-центавриански ругавшиеся на отсыревшие дрова, никак не желавшие разгораться… Он не видел их лиц, не видел очертаний. Только смутные тени, только движение. В этом заброшенном доме, окружённом лесом, развалинами и стеной серого холодного дождя, всё было таким тёмным, колеблющимся, не имеющим чёткой формы. Не как дракхи, нет. Как сумрак диких мест, где все рукотворные изделия так же, как и все порождения земли, медленно и неуклонно рассыпаются в труху…       В какой-то момент движение вдруг оделось плотью. Из космической тьмы к нему вышел… отец. «Байрон…»       Андо не удивился. Этой встречи он ждал, таким ожиданием, которое с рождения живёт внутри, как у других вера в чудеса, творимые богами против всякой логики. Тот, кто был мёртв ещё до его рождения, всегда жил в его памяти, а значит – не мог не явиться на его зов. Это прекрасное, святое лицо склонилось над ним с безграничной тревогой и любовью, спутанные русые волосы почти коснулись лица… Андо протянул руки навстречу, обвил шею – видение не растворилось, ответило теплом, а не холодом космоса.       – Байрон…       Его горячие, сухие губы, потянувшиеся в приступе жажды к губам призрака, смазано скользнули по щеке, слепо ткнулись в ухо. Память, сохраняющая образ в мельчайших деталях, в малейших пронзительных нотках – это такая боль… Он есть, этот образ, так несомненно есть, но только в горячечном полусне его возможно коснуться. Его волосы пахнут травами, дымом и дождём…       – Всё хорошо, малыш, тише, успокойся, - прорвался сквозь пелену голос Рикардо, - эк от тебя пышет-то… пожалуй, нам так и печки не надо!.. На вот, выпей. Держись, боец, первое ранение, у тебя ещё все подвиги впереди…       Прохладные капли стекали по подбородку Андо, он с трудом вспоминал, как глотать. «Отец… Не уходи… Не оставляй меня…»       Солнце выглянуло только через два дня. Ненадолго, они смогли лишь немного зарядить батареи переговорников, но этого хватило, чтоб узнать – уже тридцать… Больше половины. Милиас в волнении ходил от стола к окну и обратно – невелико пространство, чтоб метаться по нему, как тигр в клетке, и это дополнительно нервировало.       – Люди Каро обеспокоены, и это понятно. Мне тоже кажется, что необходимо думать о вывозе. Тридцать – это ещё не все, но это очень много. Но разве нам доступен другой местный корабль, кроме «Асторини»? А появление здесь инопланетного…       Допустимо только при завершении миссии, и говорить нечего.       – «Асторини», если порожняком, вполне способна их все вместить. А грузовой шаттл – нет. А слишком частое курсирование в регионе, где у Арвини нет крупных торговых дел, привлечёт внимание. Рискнуть посадить «Асторини» прямо там? Это тоже риск без права на ошибку. Чего у этого корабля нет… почти ничего нет. Особенно – надёжности и быстроходности.       С точки зрения Рикардо, правда, надёжность «Асторини» была выше всяких похвал, если этот корабль до сих пор не развалился к чёртовой матери, с чего б ему это делать прямо сейчас. С другой стороны, закон подлости никто не отменял. Им и так слишком везло. Им повезло начиная с того, что все бомбы, которые они до сих пор обследовали, определённо активируются с небольшого расстояния. То есть, вариант, снившийся в кошмарах, в котором дракхи стартуют и преспокойненько взрывают собранный в одном месте опасный груз со своего единого пульта, малореален. Судя по уже найденной Милиасом информации, у взрывов есть график. Предположительно, позволяющий в регионах, до которых волна ещё не дошла, затеять эвакуацию, но не позволяющий её успешность. И как предположил Андо, для дракхов особое удовольствие состоит в том, чтобы привести взрывные устройства в действие чужими руками. Может быть, остраженных (едва ли для них морально неприемлемо пожертвовать собственными Стражами), может – таких же запрограммированных, как те телепаты в горах, может – просто несведущих несчастных, которые и понять не успеют, что за кнопку на самом деле они нажали. Какое-то непонятное, нелепое усложнение, недоверчиво передёргивал плечами Милиас. Но разве нелепым усложнением не является само это порабощение Центавра, возражал Рикардо. Если б дракхи руководствовались только соображением выживания, они б свалили как можно дальше за пределы известной нам галактики, туда, где никто их не знает, никто не предъявит за былое. Но им нужна месть. И как можно больше глумления над своими жертвами.       – Кония говорит, после этого загадочного затопления их старт должен сдвинуться примерно на месяц, не знаю, насколько это утешает при оставшемся объёме задач. Я тоже думаю, что нужен второй склад, потому что Каро не обязаны верить, что эти бомбы не сдетонируют случайно или что склад не окружат пешки дракхов со своими этими ядерными чемоданчиками. Потому что мы сами в это не настолько уж верим. Но разве в таком случае нам не потребуется уже два корабля? Конечно, при полной готовности мы можем свистнуть сюда сколько надо «Белых звёзд»… и можно не сомневаться, их встретят огнём и спокойной погрузки не светит. Но какую-либо местную посудину, отличную от состояния «Асторини»… Арендовать нам не на что. Угнать?       Рикардо с хрустом потянулся.       – А чем не здравый вариант? Проблема, в том и другом случае, кроме поиска подходящего подставного лица, в поиске самого корабля. Который отвечал бы требованиям и был на ходу.       Милиас и Винтари уныло кивнули. Реалии режима изоляции преследуют и здесь. Когда даже рейсы до колоний всё более редки, все корабли на ходу наперечёт и под строгим надзором. Часть парка законсервировано на космодромах, вместе с космодромами. Проникнуть туда непросто, но реально. А проникнув, можно обнаружить, что здесь работы на полгода. Едва ли центаврианский транспортник может придти в полную негодность за 10-15 лет стоянки без обслуживания и ремонта, но и взлететь без долгой предварительной подготовки, проверки и калибровки всех систем – тоже. Дракхи на совесть заботились о предельном ограничении технических возможностей подконтрольного мира.       Скрипнула входная дверь.       – Совещаетесь, воины? Дело годное, завтра вроде вёдро обещают, пора в путь, нагонять график.       – Лаиса, богиня хороших новостей! – Рикардо поднялся из-за стола и согнулся в поклоне.       – Ну, стараюсь. Принесла тут вам переодеться, а то на вас уже смотреть больно. Гребни вам ещё поставить обратно, после этого дождя ничего не осталось… Это уж не знаю, как у меня получится, не больно-то я парикмахер… Сейчас переодевайтесь! Я хоть это ваше тряпьё состирну… То, что не выкину…       – Лаиса! Тебя что, не смущают голые мужчины?       – Чего я там не видела?       – Голые земные мужчины, Лаиса!       – А вот это бы даже посмотрела, когда ещё приведётся… Да, вот вам перекусончик, сегодня, увы, немного, накормите в первую очередь мальчика, голоден, небось…       – Как заглот, - кивнул Винтари. Лаиса посмотрела на него с укоризной.       – Заглот-то, он того… мозгами питается.       – Поверьте, этот тоже.       Милиас держал в вытянутых руках чистую рубашку, любуясь ею, как неким сокровищем.       – А вы пойдёте дальше с нами, Лаиса?       – А куда ж я денусь? Помощь вам, как ни крути, ещё потребуется, да и я тут ничего не забыла – городишко дрянь, из толкового только базар… С вами – с вами, никто по мне тут скучать не будет – вроде, не город развлечений, а проститутка каждая вторая. Ладно, пойду я, может быть, удастся раздобыть повозку. Ну, если не удастся – так не обессудьте…       С повозкой у Лаисы срослось. Легче от этого, правда, было ровно в том, что не на ногах – чоби, местный аналог земного животного осла, только раза в два крупнее и раза в три грузоподъёмнее, отличался тотальным равнодушием ко всему в жизни вообще, и двигался немногим быстрее, чем двигались бы они сами пешком. Поэтому непрерывно в повозке находились вещи, Андо со своей больной ногой и Лаиса, имеющая навык управления данным транспортным средством, прочие время от времени спускались и шли рядом – и ноги размять, и повозку разгрузить. Зато зарядились капризные переговорники, и начали поступать первые сигналы. Уильям и Дэвид сообщили, что приближаются к точке сбора (у Винтари сразу отлегло от сердца), Ада доложила, что тридцать первая, извлечённая из жерла вулкана, уже тоже отправилась в сторону склада – им с Иржаном несказанно повезло, он вычислил местного телепата, который согласился им помочь.       – В жерле вулкана… дёшево и сердито, а что!.. И искать едва ли кто полезет, и разрушений…       – Погодите-погодите, что значит – Иржан вычислил телепата? Он же… Он же сам – не телепат? Как он может вычислить?       – Иржан – не телепат, - подтвердил Милиас, в данный момент идущий рядом с повозкой, - но способен телепатов чувствовать. То есть, он может, только увидев человека, сказать, обладает ли он пси-способностями… ну, как-то так.       Винтари неверяще помотал головой.       – Такое возможно?       – У него это от матери. Ну, то есть, его мать была телепаткой…       – Э? У него тоже всё сложно с происхождением? Мне казалось, его мать жива-здорова, это отец, как и ваш…       – Жива, конечно. Она именно была телепаткой. То есть, у неё способности проявлялись иногда. Первый раз во время полового созревания, как это часто и бывает… Потом на какое-то время они пропали. Снова проявились во время беременности, и постепенно сошли на нет после рождения Иржана. Когда она была беременна второй раз, Иржану было десять лет. Она вступала с ним в мысленный контакт, сумела научить его блокировать сканирование и научить распознавать телепатов, просто чувствовать их. Я не знаю, как…       Заинтересованно приподнял голову и Андо.       – Я не знал, что такое вообще возможно…       – Может быть, у землян не бывает такого. Это и у нас не рядовой случай, но примеры известны. Мать Иржана унаследовала свой переменчивый дар через отца от бабки – телепатки, принятой в род по обычаю усыновления. У неё всё было так же. По-видимому, хотя передаваться способности в их линии могут и через сыновей, но проявляются только у женщин и только в период наибольшего пика уровня гормонов.       – Необычно. Но как же их род избежал неприятностей в связи с преследованиями телепатов дракхами?       – А я бы не сказал, что – избежал. Но это несущественно на фоне прочих неприятностей. Да, после того, как отца Иржана арестовали, к ним снова наведывались некие таинственные субъекты с вопросами, как давно у матери последний раз проявлялись способности, у кого ещё из внуков её бабки они проявлялись, и где кто из них сейчас находится. Это тоже было дополнительной причиной отослать Иржана подальше. Он единственный сын, вторую беременность мать потеряла, и едва ли у неё будут ещё дети. Но лучше иметь живого сына вдали от себя, чем…       – Но на каком основании-то? – вклинился Винтари, - ведь сам Иржан – не телепат, его отец – не телепат…       – А им, если что, достаточно. Вспомните, на Нарне Тени уничтожили не только самих телепатов, но и их семьи, всех их родственников. А это – продолжатели их традиций.       Солнце перекатилось через середину неба, а они всё ещё были в пути. Пустыри по обе стороны дороги, перемежающиеся разновеликими неаккуратными пучками кустов и деревьев, были довольно однообразны. Жарко не было, но от ходьбы устали понемногу все, так что шла рядом с повозкой теперь Лаиса, уступив место возничего минимально проинструктированному Милиасу.       – Я начинаю чувствовать, будто родился в этой повозке, и в ней и умру, - ворчал Винтари.       Рикардо растянулся, заложив руки за голову, любуясь наконец ясным, безмятежным небом, покусывая сорванную по дороге травинку.       – Расслабься, парень. Позволь реке жизни самой нести тебя. Спокойствие духа здорово бережёт силы, а они ещё пригодятся. Стоит ли пытаться грести быстрее течения, особенно если у тебя нет весла?       – Как вам это удаётся?       – Годы тренировок и понимание, что от моих нервов всё равно ничего не изменится. Посмотри, что ли, какая красота кругом! Красота, которая не ведает, что где-то совсем рядом незримая война. Подумай заодно, что и эту красоту мы должны защитить… И порадуйся недолгому отдыху, впусти в себя эту безмятежность.       Винтари выглянул за борт повозки самым скептическим взглядом. Вероятно, чтобы увидеть в этом красоту, тоже нужны годы медитаций, тренировок и руководства группами разнорасовых и горячих сердцами шалопаев. Или годы мотыляний по околоткам вселенной по поддельным документам… Пустыри и мелкие лесочки образовались на месте давно выработанных раскопок, кажется, высококачественной глины. Это было несколько столетий назад, природа медленно, но уверенно брала своё…       – Мы сейчас, наверное, со стороны так мирно смотримся… Обычная крестьянская семья едет куда-то по своим крестьянским делам. Отец, мать, сын, дочь – нетленная картина…       Винтари не удержался от смеха.       – Ну, я-то староват для сына… Брат, может быть. Вот Андо – пожалуй.       Рикардо оглянулся на дремлющего Андо, невольно вспомнив ту ночь, когда тот в бреду принял его за своего отца.       – Его отец сейчас мне ровесником бы был… Он не успел узнать об Андо – и я вот думаю, лучше так, чем умирать, зная, что оставляешь малыша, и не будешь видеть, как он растёт, и ничего уже, как отец, для него не сделаешь. Как ужасно расти сиротой – это любой скажет, чаще всего без всякого понимания. Если потерял родителей маленьким, не успев их запомнить и полюбить – оно, может, и лучше. К другим людям привыкнешь. Мои вот умерли, когда я уже взросленький был, и что-то мне совсем от этого не легче. Во всякое время люди умирают, и обычно люди не одинокие. Не война так хоть авария какая, и разве хоть у которого-то из погибших не остались вдовы и сироты?       Действительно, усмехнулся про себя Винтари, как-то больше принято жалеть о гибели молодых родителей, и жалеть тем более, чем младше возрастом их дети. Но малое дитя и в долгую рабочую поездку отпускать родителя не хочет, для него нет такого понятия – через месяц, или даже через неделю. Кажется, что взрослому смириться с потерей легче – он уже понимает все эти вещи, что такое война, или взрыв, или смертельная болезнь, делающая невозможной дальнейшую жизнедеятельность организма. Но и о том, что такое любовь, привязанность, потеря – он понимает тоже больше. И лично он в детстве просто не мог бы испытать таких чувств, не было у него для этого никаких предпосылок. Смерть тех или иных престарелых дядюшек, вроде того, в доме которого он отсиживался во время парада Теней – это, вне сомнения, событие, и даже печальное. Потому что ничего весёлого в запахе лекарств и тления, в гнетущей тишине и неком подспудном нетерпении окружающих – когда уже всё закончится – нет. Просто это нечто совершенно противоположное живости детской натуры. О смерти Картажье не пожалело ни одно живое существо на Центавре, не был таковым и его малолетний сын. И если б умерла леди Вакана, это тоже не было б трагедией, потерей, поводом для искренних слёз. Настоящий страх смерти – своей или чужой – он узнал только теперь.       – За кого ты больше всего волнуешься? – спросила Ада, просто чтоб отвлечь разговорами. Осень только начиналась, но ночь казалась невероятно длинной.       – За Диуса, конечно. И за Андо.       Света зажжённой перед кумиром лампады – зажжена она была, конечно, не из почтения, а просто чтоб не переломать ноги в незнакомых интерьерах – только и хватало, чтоб разные детали этих интерьеров не превращались посредством беспокойного воображения во что-то, настроения не улучшающее. Эти статуи по углам Ада, например, с большим удовольствием вынесла бы вон. Остановило даже не то соображение, что не подымет (вот не факт!), а – как бы проблем потом не было за такую вопиющую непочтительность. Ну да чёрт с ними. Всех остальных они, кажется, никак не беспокоят.       – За Диуса – понимаю. А за Андо почему? Он ведь самый сильный среди нас. Да он вообще, наверное, самый сильный во вселенной! Хотя наверное, не умея управляться с такой силой, можно здорово наломать дров…       – Вот именно. Да и способности сами по себе не дают неуязвимость. Он не знает этого мира, он чужой ему, наверное, более чужой, чем всем нам. Андо просто тут очень тяжело. И сейчас я чувствую – у него что-то случилось.       Огонёк в лампаде тихо колебался, повинуясь неким движениям воздуха – возможно, и от их ворочанья и разговоров, и казалось, что золотое лицо богини то улыбается, то многозначительно прикрывает глаза. Нет, в общем-то, ничего пугающего в окружающей обстановке нет. Нынче такое время, когда понимаешь, что темноты бояться нормально не только для маленьких детей. Как её не бояться, когда знаешь, что тени – не всегда только тени. Но не здесь. Уж куда-куда, сюда дракхи точно не сунулись бы, даже и представить смешно.       – С чего бы? – пожала плечами Ада, - почему именно с ним? С любым из нас, то есть, может что-то случиться, в этом мы уже могли убедиться. Но почему именно с Андо? Хотя возможно, дело просто в том, что он мне не нравится. Да он мало кому нравится, как мне кажется. И это естественно – очень уж он мрачный и недружелюбный. Хотя с тобой-то он ведёт себя иначе. Даже странно, почему ты это так простодушно принимаешь. Может быть, конечно, тебе просто лестно, что с тобой он не ведёт себя как свинья.       – Ада, ну так нельзя. Он просто ребёнок, которого никто не научил дружить и общаться. Но он очень серьёзно относится к нашему делу…       Ада скорчила гримасу, запоздало расстраиваясь тому, что собеседник в полутьме едва ли сможет её оценить.       – Ребёнок здесь я. А таких, как он, у нас, детей, называют подлизами и зазнайками. Тебя он считает достойным своего расположения, а остальные рангом не вышли. Ладно, об этом можно говорить долго, а лучше всё-таки поспать.       – Я не могу уснуть.       Просто свинство, хотелось сказать. Постель такая мягкая, такая широкая – спи хоть вдоль, хоть поперёк, хоть по диагонали, подушку обнимешь – кажется, что обнимает тебя в ответ. Бельё на ней, правда, «промежуточное», использующееся между заселениями гостей, для которых постели застилали в соответствии с их изысканными вкусами, но вот уж к чему претензий нет. Пусть невзрачное, зато чистое. В смысле, несколько запылённое, потому что лежало тут всё то время, что дом стоял незанятым, зато на нём до них точно никто не спал.       – Сможешь, если выбросишь из головы все эти пустые страхи. Случилось с Андо что-то или нет – завтра и узнаем, а сейчас ты всё равно ничего не можешь сделать. А невыспавшийся воин – подарок для врага. Уильям и Иржан давно уже поди десятый сон видят… Давай, не заставляй меня петь тебе колыбельные. Я уж лучше тебя покусаю. И ничего мне за это не будет. Я ж ребёнок.       На самом деле, конечно, тревога грызла всех четверых, и были причины. С местом сбора в этот раз всё получилось сложно. Здание на краю леса существовало, как оказалось, только на карте, в реальности же его уже давно не было. Причём совсем не было – развалины всех устроили бы. Дэвид, пошарив в густом бурьяне, нашёл фрагменты фундамента, все вяло обругали Иржана за пользование настолько устаревшей картой, но что-то делать надо было. Ближайшее достаточно уединённое место было капище Ли, пошли через лес, молясь о двух вещах – добраться до темноты и чтобы остальные тоже сообразили искать их там. Экстравагантное место для сбора диверсантов, но выбирать не приходится. Благо, капище, по сезону, не изобилует посетителями. Проще говоря – пусто. Большая часть жрецов разъехалась до весны по домам, единственный вышедший к ним был то ли пьян, то ли под действием каких-то дурманных веществ, появление путешествующей семьи и их намерение переночевать здесь его не удивило и не обескуражило, он несколько раз повторил про необходимость сделать пожертвование храму (Иржан выгреб горсть мелочи, Уильям и Ада простеньким приёмом увеличили её значимость в глазах жреца, что было несложно ввиду его нетрезвости) и отвёл им один из маленьких домиков в гуще белёсого кустарника, после чего потерял к ним интерес и скрылся где-то в своих покоях - «продолжать восхваления», как хихикнул Иржан.       Практически любой крупный солидный храм – это не просто культовое сооружение, это целый комплекс, включающий гостиничные помещения, лавки всякой всячины, рестораны и кабаки, дома многочисленной храмовой обслуги. Большая часть этого всего сейчас была закрыта – путники по этому поводу не очень переживали, на сегодня провиант был, а назавтра они надеялись добиться от жреца, солидарными усилиями со следующими, кто прибудет, хотя бы скромного обеда.       Храмовый комплекс Ли имел свою вполне понятную специфику – здесь всё было предназначено для максимально приятного времяпрепровождения. Сюда приезжали справлять медовый месяц супруги, приезжали пожилые пары оживить свои отношения, приезжали компании молодёжи на поиски дорогих и разнузданных услад. Естественно, здесь всё дышало красотой, наслаждением, эротизмом. Весной и летом – когда и праздновалось большинство праздников, посвящённых Ли – здесь всё было в цветении. Сейчас цвели немногочисленные растения с очень долгим циклом, а у большинства заканчивался цикл завязи и плодоношения. Весной же это был сплошной огромный сад – грандиозные клумбы, сплошные стены вьюновых, увивающие домики и беседки, аллеи цветущих деревьев и кустарников. Кроме местной флоры, была и инопланетная – сюда добросовестно свозились саженцы всего, что находилось красивого в колониях, в мирах, с которыми были тесные торговые отношения, и что могло прижиться на центаврианской почве. Облака благоухания были, казалось, осязаемы, к ним примешивались ароматы изысканных вин и блюд, дурманящих курений и афродизиаков. И так же, как благоуханием, воздух был наполнен музыкой, пением, смехом, звоном монет и украшений, сладострастными стонами. «Это концентрированный Центавр, - усмехался Иржан, - праздник жизни, наслаждения. Начало весны – это праздники молодёжи, богатой молодёжи, конечно. Не то чтоб для них было проблемой устроить оргию где угодно, но если можно облечь оргию в религиозную форму – это ведь двойное удовольствие, сами понимаете. Бедная молодёжь тоже участвует – юноши и девушки приезжают продавать свои услуги. Если природа не обидела – можно за пару сезонов неплохо поправить своё материальное положение. Правда, и конкуренция высока, и ценз высокий… Разгар весны – это праздники молодожёнов. Многие семьи стараются устраивать свадьбы к этим датам. Съезжается много парочек, расселяются по этим домикам… Вода как раз уже неплохо прогревается, купаются и танцуют в полупрозрачных одеяниях. Некоторые юноши и девушки из сексуальной обслуги остаются и на этот сезон – многие парочки не против некоторого… разнообразия. Учитывая, что многие семейные пары бывают… не очень гармоничными, как по возрасту, так и по внешним достоинствам, то оплаченный семьями знатный кутёж является некоторым весьма неплохим средством уложить новобрачных в постель и получить хоть одного наследника – входить в супружескую жизнь… э… в не очень трезвом состоянии это некий наш вид гуманизма. Нет, представители моей семьи никогда не бывали здесь – моя семья, как и большинство семей, с которыми мы знаемся, поклонники культов Иларус и Хиллины, но мне немало рассказывали… Некоторые родственники моих друзей воспитывались в семьях, где культ Ли имел большую значимость, у них считалось необходимым посетить это место хотя бы раз в жизни, если уж не на медовый месяц, то позже – праздники давно состоящих в браке, как ни странно, дешевле. Но можно предполагать, не менее… весёлые. Это середина и конец лета, сезон изобилия. Больше пьянства и обжорства, конечно, но не только…» Уильям и Дэвид хором выразили полное отсутствие сожаления, что не оценят это место в самый разгар сезона. Ада без этого уж точно обойдётся. Мужчины ульмативно определили «девушкам» единственную в домике, широченную, почти во всю комнату, пышную кровать, а сами устроились на полу в ванной комнате – такой же огромной, как жилая, ввиду того, что сама ванна в форме чашечки цветка могла вместить, наверное, человек десять. И сейчас уже спали. А Аде, за компанию с нервно ворочающимся Дэвидом, пока не спалось. Неподвижность и выровнявшееся дыхание пока ни о чём не говорит – медитирует, точнее, пытается управлять сном. Для минбарцев обычное дело, а вот для полуминбарца, получеловека – когда как. Ада об этих техниках много слышала и немного пробовала сама – ничего, конечно же, не вышло, в голову сразу начинала лезть всякая чепуха, начинали чесаться то голова, то пятка, потом в туалет хотелось, или попить, или лежать в одной позе было страшно неудобно. Хорошо быть минбарцем. Нарном тоже, в общем-то, неплохо – они сильные, крепкие. Вот землянином быть так себе. И центаврианином. Тысячи лет терпеть столько всякой дичи… Жаль, что ни говори, что телепатическая связь не работает как межпланетная. Ну хоть иногда. Хоть разочек. Мама ведь там с ума сходит. Это президенту она может что угодно говорить, а на самом деле волнуется. А зря совершенно. Опасно? Ну, какие тут опасности… Детей никто не ест. Ну, обычных детей, с телепатами-то вопрос другой. Но пока тут, кажется, кто угодно проблемы имел, но не она. Здесь легко устроиться хитрым и наглым, а наглости и хитрости у Ады хоть отбавляй, это мама сама сколько раз говорила. Что надоело тут уже маленько, и просто хочется домой – это верно… Но надо доделать дело до конца. А потом будет, наверное, здорово вспоминать всё это и рассказывать тем, кто не был… Когда проходит время, всё вообще куда интереснее и занимательнее кажется.       Ада встала и тихонько вышла за дверь – когда не спится, полезно свежим воздухом подышать. До рассвета вроде ещё далеко, хотя точно не определишь – от множества фонарей вокруг очень светло, только где-то вдалеке, за деревьями, проглядывает чернильная ночная темнота. Всю эту иллюминацию, пояснил жрец, пока обустраивал их в домике, не отключают и в межсезонье – обитель Ли должна сиять всегда, а электричество здесь дешёвое, свой генератор… Вот в сезоны паломничества зажигают фонари с живым огнём – не очень удобно, не очень дёшево (масло там какое-то особое) и не очень безопасно, но – традиция. А за традиции центавриане в лепёшку расшибутся, это всем известно. Предписывают традиции носить эти дурацкие длинные пышные платья в век космических перелётов – носят. Предписывают традиции кучу богов и полубогов, их статуй, храмов и недешёвых праздников – выбрасывают в трубу кучу денег и прочих ресурсов. Ну, иногда, конечно, какие-нибудь мелкие надоевшие традиции какой-нибудь император-новатор волевым указом упраздняет, или наоборот что-то новое вводит – и вскоре это тоже становится традицией. Потому как безропотное подчинение императору – это тоже традиция. Ну, не у всех прямо – ближайшее-то окружение не столь трепетно, поэтому отнюдь не все члены императорских семей умирали своей смертью…       Девочка насторожилась, услышав вдали шум и голоса. Жрецов, что ли, вдруг куда-то понесло? Нет, непохоже, не со стороны их покоев это… Конечно, надо б побежать к домику и растолкать остальных. Но дурное дело не хитрое. Кое-кто там если уж уснул, так пускай спит наконец. Если злоумышленник столь неосторожен, то и справиться с ним несложно, даже двенадцатилетней, но очень боеспособной единице, при помощи вот этой вот хотя бы палки. Но скорее это просто случайно заблудившийся бедолага, направившийся к ближайшим увиденным огням. Или не случайно…       – Диус! – Ада повисла на шее принца, - ой, и Рикардо! Вы нас всё-таки нашли! Рикардо крепко поцеловал Аду в гладко выбритую макушку.       – А чего тут не найти… Куда идти-то больше? В лесу нору рыть или шалаш ставить? Хотя это-то тоже вариант… на зависть… Нам хоть позволят тут остальных дождаться?       – Ну, жрецов тут сейчас мало, мы и числом возьмём. Есть ещё, правда, скотники и садовники вроде, мы их не видели. Надеюсь, можно. То есть, если раскошелимся, то точно можно, но это иллюзия нужна. Благо, они сейчас в сезонном запое, и стараться особо не потребуется.       Новоприбывшие хором присвистнули.       – Что ж они так мало охраны оставляют – не боятся, что ограбят? Ладно, это точно не наша забота. Что, мы пошли за ребятами, а ты буди пока остальных…       – Да Дэвид, наверное, и не спит. У него в последнее время со сном так себе.       – Почему? Что-то случилось?       Ада махнула рукой.       – Ну, если случилось, то не сейчас. Объясняет тревогой за друзей, это вроде бы и понятно, после некоторых новостей… На самом деле ему кошмары снятся.       – Кошмары? – нахмурился Рикардо, - нет, не то чтоб это удивительно…       Самое время, да, спросить, кто за язык тянул? Вот нет им с дороги большей радости, как про чьи-то кошмары слушать. С другой стороны, они тут взрослые и умные, вот пусть и придумают что-то.       – Я думаю, после того случая в Селижани. Уильям полагает, правда, что не только в этом дело… не знаю. Он психует, когда надо ложиться спать, потому что боится опять увидеть огонь и гибель этих людей… Тут ещё вбил себе в голову, что с Андо что-то случилось.       – Ну, с Андо-то случилось… Должно же было однажды случиться. Нет, он жив и практически здоров. Ногу вот повредил малость… Сейчас приведём… принесем… в общем, надеюсь, хоть на этот счёт успокоится.       – А где он? Почему не с вами?       – Потому что въезд закрыт, а по объездной мы на этой колымаге никак. Мы вот пошли разведать, здесь ли вы вообще, а Милиас пока сторожит женщин и детей.       На звук голосов из дома вышел Дэвид. Поскольку голоса узнал, то набрасывать платок не стал, наслаждался редким счастьем пожить без него. Два редких нынче удовольствия – вымыть голову и чувствовать, как ночной ветерок развевает волосы, касается кожи – и в один вечер. И ещё один прилив нереального облегчения.       – Диус! Вы уже здесь, наконец-то!       – Ну да, добирались бы, наверное, дольше, но нам тут посчастливилось купить машину… Ну, не так чтоб очень хорошую, но мы все в ней поместились и она только дважды в пути ломалась. Чоби практически не ломается, зато ползет как умирающий. Так что машина лучше. Жаль, вряд ли это надолго – во-первых, однажды у нас уже не получится её реанимировать, во-вторых – может ведь и примелькаться… Можно перекрасить, правда…       Ада выразительно загудела.       – Как вы денег-то на неё насобирали? Дорого ж, наверное.       – Не, такой антиквариат всё же не в цене. И вообще, тут спасибо Лаисе. Точнее, её подруге… ну, не важно. В общем, ждите, поговорить-то будет, о чём. И связаться с остальными, понять, долго ли их ждать…       Вопрос спальных мест несколько, конечно, беспокоил, но до утра ни духовных, ни более приземлённых местных лиц решили не тревожить – меньше знают, крепче спят. Да и не факт, что кому-то в этом доме удастся уснуть. Предварительно решили, что на кровати, кроме Ады с Дэвидом, разместится также Андо со своей больной ногой, Дэвид заявил, что тут и четвёртый спокойно влезет, и Рикардо настаивал, чтоб это была Лаиса, а Лаиса – чтоб уж тогда Диус, у которого в колымаге всё тело затекло, а она, женщина простая и ко многому привычная, и на полу на покрывале страдать не будет. На полу тут ковры вон какие мягкие. Уильям и Иржан выползли из ванной комнаты – как-никак, среди новоприбывших были желающие использовать её по прямому назначению. Лаиса, грешным делом иногда забывающая, какого всё-таки Андо пола, предложила ему свою помощь, Андо попытался гордо проявить самостоятельность, но был бестрепетно перехвачен Уильямом.       – В этой ванне, честно говоря, и грех мыться в одно рыло, - хихикнул Иржан, - вы её видели? Я встречал бассейны поскромнее.       – Иржан, тебе не стыдно? У мальчика травма!       – У мальчика по жизни травма, - проворчала Ада, - и благодаря ему не у него одного.       Милиас встревоженно оторвался от исследования встроенного холодильника.       – Это ещё что?       – Что слышали. Уильям, конечно, отмахивается и ничего прямо не говорит, особенно мне, ага, я ж ребёнок и ничего не понимаю, но мне кажется, кошмары Дэвида как-то связаны с Андо.       – Ада, прекрати! – взвился Дэвид. Куда там, Рикардо уже впился обеспокоенным командирским взглядом в них с Адой в обоих.       – Что ты имеешь в виду? Андо, может быть, и бывает неаккуратным со своей силой, но причинить какой-либо вред намеренно, тем более Дэвиду, он точно не мог.       – «Тем более намеренно»! А что, если в этом и дело?       – То есть?       Дэвид перестал корчить предупреждающие рожи, осознав, что бесполезно, и просто мрачно отвернулся.       – Пока не могу сказать точнее, - насупилась Ада, - не всё понимаю сама. От Дэвида ничего особо не добьёшься, от Уильяма тем более, а вы все мне сейчас собираетесь сказать, что я наговариваю. И с кошмарами вроде как всё просто, Дэвид не может забыть этот ужасный поджог в Селижани – ну да, я, наверное, тоже не забыла бы… Только вот Милиас – как? Он не видит этих кошмаров? У Селестины и Фальна-то, понятно, не спросишь…       – Вот это сейчас звучит как обвинение меня в толстокожести, - ответил Милиас, выпрямляясь с находками – холодильники вне заселений тоже были в режиме логического минимума, в основном лёгкая недорогая выпивка, но немного сушёных, долго хранящихся закусок тут тоже было, - я видел кошмары. Первые дни...       – Угу, а Дэвид – регулярно. Конечно, и то, что случилось с Селестиной и Фальном…       – Думаю, тут никто не принял это легко. Всё-таки это ведь первые наши потери…       – Не первые, - вздохнул Винтари, - днём раньше погиб Кристиан. Лучший мой ученик, кстати. Блестящее дарование, и как телепат, и как диверсант. Мы эту операцию практически на нём одном вытянули, он держал иллюзию до последнего… Ну, вы-то об этом не знали, понятно.       Ада поникла, обхватив руками плечи. Теперь-то уж точно ничего мрачного и гнетущего в окружающей обстановке нет, дом наполнен светом нескольких ламп, голосами друзей, и статуи уже не кажутся тянущими загребущие руки монстрами, на одну из таких томно отведённых рук кто-то повесил вещмешок… Мрачного мы предостаточно приносим с собой. Она сама… нет, кошмаров не видела. Она просто перед сном вспоминала Селестину, их вечернюю болтовню в Эльхе – тогда ещё у них обоих на головах было подобающее землянкам количество волос, и Селестина то и дело подбирала выбивающуюся из-за уха прядь, слишком короткую, чтоб попасть в хвост – и пыталась осознать, что этого не будет уже никогда. Не потому, что их разведёт жизнь – возможно, Селестина осталась бы в Тузаноре, пошла учиться практикам минбарских телепатов, она говорила, что это очень интересно… Минбарцы верят в реинкарнацию. Только этим и остаётся утешать себя – эта замечательная девушка когда-нибудь родится вновь. Только это когда ещё будет. А завершать миссию, побеждать дракхов придётся без неё.       – Селестина и Фальн тоже стояли до последнего. У инженера было в кабине два места – для него и ещё одного. Ни один из них не захотел бросить другого. И не знаю, насколько утонуть – это лучше, чем сгореть… И мне кажется, что Дэвид как-то обострённо чувствует смерть. Чувствует… Что Андо ему что-то передаёт. Не знаю, каким образом.       Рикардо знаками велел передать ему баночку ягодного вина – оно бывает чересчур сладким, но на Центавре вообще многое чересчур, а пить после утомительной дороги хотелось чудовищно. Безалкогольной продукции же тут и было мало, и лучше оставить её для Ады и Дэвида. К услугам прочих вода в кране, но сейчас ванная занята, да и долго ещё будет занята…       – Вот именно – каким, если его даже не было рядом?       – Ада, тебе, вроде бы, хорошо известно, что даже человек с высшим пси-рейтингом не может слышать мысли того, кто находится от него за сотни километров, а о нормале тут и говорить не стоит.       – Скажите это моей матушке, - усмехнулся Милиас, - она всегда утверждала, что ей сердце подсказало, что я оступился и вывихнул палец.       – Я вообще-то ещё здесь, - фыркнул Дэвид, - хватит это обсуждать. Мы тут все кое-что пережили, и кошмары… пройдут. Справлюсь.       Ада бросила взгляд в его сторону. Страж сейчас сидел на его руке, крепко обвив щупальцем. В отсутствие посторонних лиц он в инвиз не уходил, демонстрируя лояльность. Да уж… вот и минус полноценного освещения, эту рожу видно со всей отчётливостью. Конечно, паразиту и поработителю такая отвратительная рожа ничем не помеха, очаровывать они никого и не собирались, а вот в его случае всё-таки минус, и так и хочется попросить, чтоб был невидимым чаще. Хотя, в темноте, сидящий на светлом платье Дэвида, он выглядел как… что там за сказка, где жабы превратились в розы? Хоть и превратились, а этот момент почему-то всё равно воспринимался ужасно жутким. Сколько ж на Земле жутких сказок. Да и на Центавре. То ли дело минбарские. Кроме тех, которые про шаг’тотов, эти тоже все страшные.       – Сам ты, конечно, об этом не сказал бы. Ни о том, как на тебя повлияла эта трагедия – ты ж хоть и в платье у нас, но крепкий мужик, не жалуешься, даром что просто боишься засыпать, ни тем более о том, что в твоих снах каким-то образом присутствует Андо – вдруг ещё подумают что не то… Но вот незадача, к тебе же телепатов приставили!       – Ада, а как же телепатский кодекс?       Ада зыркнула на Иржана так, что ему сразу расхотелось узнавать, где она этот кодекс видала.       – Кстати, хотите ещё новость для взрыва мозга? Там, в Селижани, это Страж остановил Дэвида. В смысле, замедлил его путь, когда понял, что что-то не то происходит. Те центавриане подумали, что Дэвид эта… огненная сомнамбула, а я думаю, что дело в другом. Жаль, нельзя расспросить Стража, мы можем что-то узнавать от него только через Дэвида…       – Может, допросим? – кровожадно пошевелил пальцами Милиас. Но его реплику, кроме Ады, никто и не заметил.       – В любом случае, теперь думается, что отпустить на следующее задание Дэвида с Андо – не лучшая идея.       – Я вам дам, «не лучшая идея»! – вскипел Дэвид, - напомнить, что вообще-то это Андо главным образом поручено надзирать за мной – ну да, надзирать, потому что у меня Страж, мало ли, какой можно беды ждать – потому что он сильнее всех остальных? И хватит говорить обо мне так, как будто я болен, как будто со мной происходит что-нибудь такое, чего все ещё на Минбаре ожидали! То вы не доверяли Стражу, теперь ещё и Андо, мне, видимо, в принципе не доверяете… Ну дайте кого-нибудь третьим, объекты, как я понимаю, остались сложные…       Милиас с Диусом, вздохнув, тоже взяли по баночке и ещё одну передали Лаисе, роющейся в вещмешке в поисках гребня и заколок – Рикардо ультимативно распорядился, что следующей в ванную идёт она, даже очень сильный организм нуждается в капле неги и комфорта, горячая вода тут от единой местной котельной, но в межсезонье она работает в эконом-режиме, следующая порция, может быть, только к утру нагреется. Такое вино взрослому здоровому центаврианину чуть хмельнее газировки, а вот всё остальное там уже крепче. Вот не планировали попойку, но обстоятельства не благоволят…       – И кого третьим? Послать нормала – мало толку, а поставить двух телепатов – роскошь, у нас уже минус два. Телепаты везде нужны.       – Тогда доверяйте Андо. И мне.       – Извините, - прокашлялась Лаиса, - я, может быть, не всё понимаю… Но исключён вариант, что Дэвид тоже телепат? Это бы многое объясняло, наверное. Бывает же позднее пробуждение способностей?       Вся компания обменялась ошарашенными и растерянными взглядами – им такой вопрос в голову не приходил и придти не мог, но следовало признать, что вопрос этот естественный. В рамках поиска объяснений некоторой чертовщине – не хуже прочих.       – Ну, в 16 лет действительно бывает… Но не, не. В роду Дэвида не было телепатов, и наверное, его учителя что-то заметили б, среди них же есть телепаты, разве нет? Это кроме того, что и будь он телепатом, он не смог бы слышать Андо на расстоянии, так?       – Я не слышу ничьих мыслей. Ни ваших сейчас, ни чьих-то ещё. Да, во сне мне иногда казалось, что Андо говорит со мной… или просто, словно Андо рядом, я его чувствую, даже если не вижу… А что, ни у кого такого не бывало? Это настолько экстремально?       – Нет, кроме одного вопроса, - тон Винтари был откровенно ревнивым, - почему именно Андо?       – Я тоже здесь и всё слышу, - Андо ковылял из ванной, опираясь на плечо Уильяма, - лучше вам перестать думать, что я могу причинить вред Дэвиду. Мне-то всё равно, что вы думаете, но Дэвиду это неприятно. Вам, может быть, не нравится, принц, что мы делим Дэвида, но так будет.       – Отличный поворот сюжета!       – Лучше бы тебе тоже не говорить, мальчик мой, - Лаиса повернулась к Андо, - что тебе всё равно, что думают твои товарищи. Вы одно дело делаете, причём такое, для которого даже тебя мало. Если вы будете подозревать друг друга чёрт знает в чём, это дракхам прямо лучший подарок. Нет ничего здорового, что тебя подозревают, видимо, в насылании кошмаров…       – Не насылании, а…       – А тебе плевать. Вроде, у нас тут три телепата, а скоро больше будет? Гуртом-то сможете разобраться? Тут вот Милиас мне рассказал, кстати, интересную историю, о том же Селижани. Об иллюзии, которую неизвестно, кто создал. Точно не Фальн, потому что нормал, и у него, как и у Селестины, опять же, не спросишь… Вам не интересно, что это было? По рассказу – чистая фантастика!       Иржан растерянно почесал растрёпанную после мытья и недолгого сна голову.       – Ну, строго говоря – а что мы знаем о способностях Стража не от самого Стража?       – Вообще, - мрачно подал голос Андо, - я б хотел, чтоб мы занялись обсуждением некоторой новой информации, а не меня.       В итоге четвёртым на кровати заснул порядком вымотавшийся Милиас, заснул как-то нечаянно, потому что к такой волшебной мягкости у него и по счастливому, обеспеченному, но всё же достаточно скромному детству иммунитета не было, а после долгой дороги и примерно месяца ночёвок в местах, иногда вообще не подходящих для жизни – и тем более. В ванной спали теперь трое – кроме Уильяма и Иржана туда же ушёл Винтари, с тем чтоб утром, как только снова пойдёт горячая вода, организовать мытьё для тех, кому не повезло ночью, в том числе и себя, и через некоторое время бодрствующими остались только Лаиса, сушащая длинные распущенные волосы и копающаяся в местной аптечке (кое-что найденное там полезное уже было применено к Андо) и Рикардо, вносящий уточнения в карту. Вопрос, нужно ли выставлять дежурного, так и не был решён, кроме пьяных жрецов, гостей ожидать вроде и не приходится, да и много ли осталось той ночи…       – Вот это я, в общем, позаимствую. Они тут не обеднеют. За время, оставшееся до конца срока годности, это скорее понадобится нам, чем кому-то здесь. Остальное так, труха всякая. Вы б, Рикардо, тоже поспали. Если кому-то здесь бдить, так уж мне. Может быть даже, сходила б пошуршала с жрецами, но сейчас уже вряд ли кто из них способен связать два слова, лучше завтра. Так забавно, Ли считается покровительницей нашей профессии, но большинство из нас поклоняется Иларус, потому что удача в нашей жизни значит больше, чем страсть.       – А вы?       – А непременно ли надо кому-то поклоняться? Не знаю, верю ли я на самом деле в каких-нибудь богов. Скорее нет. Боги Центавра таковы же, как его знать, до бедняков им дела нет. Когда я была много моложе, я иногда приносила дары в храмы – не потому, что действительно рассчитывала приобрести так милость богов, а просто потому что нравилось. Потому что некоторые храмы очень красивы, там есть на что посмотреть. Поводы, может, и дурацкие, а таланты художников, скульпторов и ювелиров настоящие. А потом… либо это надоедает, либо просто грустно. Возьмём вот Ли, и это восхитительное капище – можно ли найти лучше пример беспомощного лицемерия и тщеславия? Сюда приезжают, возносить молитвы и предаваться разврату, мужчины и женщины, которые едва ли испытывают друг к другу что-то, хоть отдалённо похожее на любовь. По сути, они пытаются выпросить у божества достаточно действенного дурмана, чтоб ненадолго представить себя такими, какими были её первые почитатели. Она ведь привечала в своём доме влюблённые парочки, предоставляя место для свиданий и тайных свадебных обрядов… Законы тех времён и мест были порой очень интересными. Хотя современные свадебные традиции тогда уже формировались, был и старинный, ещё от кочевых племён, обряд – король его не запретил, потому что по этому обряду венчались родители его матери, его бабка была из князей того племени, это значило б поссориться с всё ещё могущественной роднёй и вдобавок самого себя объявить незаконным. Этот обряд не требовал присутствия всей родни вплоть до пятиюродных и даже санкций короля – на щеках молодых людей выжигалась специальная печать, знак брачного союза. Большинство таких печатей было утеряно или расплавлено, до наших дней не дошла ни одна. Но Ли удалось завладеть одной такой…       – Жутковато.       – Зато действенно и наглядно. То, что не потеряешь, не выбросишь, ничем не закроешь. Даже если попытаться свести – след на щеке будет говорить о том, что такой обряд был. Юноши и девушки, любящие друг друга и не желающие вступать в брак с нелюбимыми, пошли б и на большие жертвы, чем скромное вознаграждение и недолгая боль. Ли нажила себе немало могущественных врагов и в итоге погибла при таинственных обстоятельствах, но до конца дней отстаивала свой принцип – брак должен быть основан на любви, супруги должны дарить друг другу как можно больше ласки, недопустимо ложиться в постель с тем, кто тебе противен. Что общего это имеет с тем, что происходит здесь?       Рикардо свернул карту и вытянулся на разложенных на полу подушках.       – Так, наверное, происходит со всеми религиями, со всеми обычаями. И либо потомки открывают заново позабытые смыслы, либо они умирают навсегда.       Лаиса вынула гребень, принялась, начиная с кончиков, расчёсывать волосы – и хотелось спросить, зачем она, при бродячем-то образе жизни, так мучается, и не хотелось. Действительно, что-то в этой жизни стоит мучений.       – И вот теперь она – покровительница тех, к кому бегают от нелюбимых мужей и жён… Я понимаю тех, кто бегает, и даже тех, кто называет это способом сохранить брак, получая некую отдушину – тоже. Понимаю, но оправдать не могу. Их не силой волокут под строем скрещенных мечей, и сюда – тоже не силой. Если б им хоть капельку мужества тех парней и девушек, которые шли к Ли, или этих бедных детей, Селестины и Фальна. Что-то меня дрожь пробрала от этой истории, что когда первый раз её слышала, что теперь… Каково это – остаться, зная, что умрёшь? Что у тебя осталось, самое большее, полчаса, пока вода доберётся до тебя… А потом она будет заполнять капкан, в котором ты оказался, и ты будешь карабкаться повыше, чтобы ещё немного подышать, и в то же время ждать, когда же уже всё закончится, потому что выхода – нет…       – Они не смогли выбрать, кому из них жить, и решили остаться оба. Логично, хотя это логичность отчаянья. Но думается, только так могут поступить люди, которые по-настоящему дороги друг другу.       – Вы полагаете, что это была любовь?       – А что ж в этом такого невозможного? Если не держать всё время в голове, что мы разные расы, то ведь мы очень похожи. Всё же, когда они познакомились, она прикидывалась центаврианкой. Потом он узнал правду, но отсутствие этой изначальной установки, что она инопланетянка, оно ведь могло… Да имеет ли это значение, любовь, не любовь. Случается, жертвуют собой ради братьев, друзей, а иногда и малознакомых людей. Случается, те, кто клялись друг другу в верности – не важно, по какому обряду – предают. Важно то, что эта история в своей трагичности содержит такое удивительное жизнеутверждающее начало – пока для нас есть кто-то или что-то, что дороже даже жизни, мы способны на то, что кажется невозможным. Даже Андо по этому поводу сказал… что-то, что от него никто не ожидал услышать. Обычно у него для окружающих либо презрительное молчание, либо что-то такое, за что его, закономерно, многие не любят. Ну, что тут жаловаться – у меня и так очень хорошая команда, странно б было, если б в ней не было хоть одного трудного подростка.       Лаиса хитро прищурилась.       – Разве одного? Никогда не бывает, чтобы конфликтовала одна сторона, всегда есть ещё хотя бы одна. Послушайте меня, глупую женщину, господин Алварес – эти трое, Андо, Дэвид и Диус, в ближайшее время лёгкой жизни не дадут ни себе ни вам. Сами видите, когда в одной точке собираются двое – то ещё ничего, когда все трое – жди взрыва. И это надолго. То, что между ними есть, это не просто бытовая приязнь-неприязнь.       – Да и сам вижу… хотя не понимаю. Ладно б, кто-то из них был девушкой, действительно, любовный треугольник-то можно понять…       – Ох и наивные ж вы, земляне. Хотя видеть это как простую ревность в самом деле было б наивно. Это их дух. У каждого из них сильный дух, возможно, сильнее их самих. Этот дух руководит их жизнью, может быть, даст им силу, может быть – приведёт к падению.