Венок Альянса

Вызываю огонь на себя, Принимая кресты мировые, Принимая перста световые, Вызываю огонь на себя. Вызываю огонь на себя, Отворяясь движению слова, Принимая рождение снова, Вызываю огонь на себя. Вызываю огонь на себя, Исполняя на струнах восхода Песню жизни воскресшего рода, Вызываю огонь на себя. Вызываю огонь на себя, И летит над землёю, играя, Дева радости, Правь огневая, Вызываю огонь на себя. Вызываю огонь на себя, В чаше жизни земля молодая, А над нею стезя золотая, Принимаю огонь на себя. Огонь на себя, огонь на себя, Принимаю огонь на себя… О. Атаманов.

      Он очнулся в медблоке. Хотя правильное ли это слово – очнулся? Просто в какой-то момент сквозь носящиеся перед внутренним взором разрозненные картины боя – вспышки выстрелов, огненные волны взрывов, воздух плотный от жара, дыма, поднятого песка, мутное марево, какое бывает в дурном сне во время тяжёлой болезни – стало проступать понимание, что это не реальность. В реальности его тело ощущает иное – что-то твёрдое и холодное под ним, чьи-то руки на плечах, чьи-то голоса вокруг, слабые отголоски боли…       – Где Дэвид? Что с ним?       – Да вон он, - Лаиса махнула рукой в сторону кушеток, - у него сотрясение мозга, а он сокрушается, что ему рог отломили… А ну не дёргайся, я не закончила, сейчас вот попаду иглой куда не туда!       Винтари наконец смог сфокусировать зрение. Нормальный теперь на «Асторини», кстати, медблок, предприимчивые Арвини разобрали стену между ним и соседствующей каютой – расширили. Каюты осталось две, а народу теперь больше. Впрочем, это несущественно, кажется, большая часть этого народа здесь и дислоцируется, несмотря на то, что шесть кушеток и втиснутые между ними шкафы с лекарствами и оборудование свободного места не оставляют вообще. Так что конкретно его и укладывать не стали – просто усадили на стул у стены. Ему, в конце концов, и досталось меньше, чем некоторым, рана на руке только, через туман наркоза, противно ноет… Да уж… кажется, тут половина отряда собралась. И кажется, это не в ушибленной голове звенит, это надрывное гудение систем «Асторини»…       – Мы что, летим?       – Да уж слава Создателю! Пока летим. Прорвались...       Хоть убей, вспомнить, как попал на корабль, Винтари не мог. Стоило закрыть глаза, попытаться вернуться в памяти назад, было только всё то же: Лаиса, зажимающая рану Зака оторванным подолом юбки, Рикардо, раздающий удары прикладом разрядившегося ружья, дымящиеся останки Рафаэля, на которые наступает ногой дракх – и вспыхивает, как живой факел, по мановению руки стоящей напротив Адрианы… В цельную картину всё это никак не хотело собираться.       Реальность, впрочем, тоже кружилась и мутилась перед глазами. Зак, раздетый по пояс и забинтованный как мумия – ранен в спину, в ключицу, в ногу… Дэвид, вяло переругивающийся с Иржаном, пытающимся уложить его обратно… Табер, бинтующая голову Крисанто…       У дальней кушетки, силуэт на которой был пугающе неподвижным, сидел совершенно разбитый, потерянный Клайса, тряс в конец измочаленным гребнем, отчаянно стискивал пухлые руки.       – Брат мой, брат мой, как так… За что же боги так покарали меня – смотреть на тебя, мёртвого, последних слов тебе не сказать? Как мы все теперь без тебя, брат мой? Что я скажу нашим старикам? Что скажу маленькому Рауле?       И нет здесь никого, кто не понимал бы этих неразборчивых всхлипываний на центарине, потому и отводят глаза – какие слова утешения тут покажутся действенными и достаточными?       – Что их сын, племянник, отец, твой брат отдал свою жизнь за Центавр, - раздалось с соседнего стула.       Рикардо говорил медленно – видимо, некоторые особо заметные ссадины под местным обезболиванием, под распахнутой рубашкой тоже виднеются бинты, только поменьше, чем у Зака.       – Да, Джирайя не должен был умирать. Не так – выскочив из корабля, чтобы занести Аду, получить выстрел в спину уже на пороге… Или – именно так. Подвести черту под их преступлениями.       Клайса всхлипнул.       – Черту-то тоже не он подвёл. Эта девушка, Адриана. Такая сила – и психокинеза, и духа…       Рикардо кивнул.       – Да, мы живы благодаря Адриане. Это она создала купол-коридор, по которому мы смогли пройти, неуязвимые для их выстрелов. Но разве подвиг того, кто не имел таких сил, кто спас только одну маленькую девочку – меньше?       Винтари вздрогнул.       – Адриана, она…?       Лаиса покачала головой.       – Мы не смогли её спасти – купол не пропускал нас, как и их… Стала нашим щитом. Десант не мог к ней подобраться. Её накрыли выстрелом с корабля. Она растаяла в огне мгновенно. Бедный Уильям, такое пережить…       Трясущиеся пальцы Клайсы расправляли складки на простыне.       – Да, дети не должны расти сиротами. Но и родители не должны хоронить детей. Если б я лежал на его месте – может быть, нашей семье было б легче это пережить. Но смог бы я спасти девочку, или она погибла бы вместе со мной? А тогда горя не было б меньше. Видимо, иногда погибнуть – это главное, что может сделать взрослый для ребёнка… А ребёнку потом жить с этим непростым грузом, как знает…       В медблок неаккуратной толпой зашли Андо и двое из экипажа «Асторини», погрузили тело Джирайи на каталку, центавриане выкатили её, Андо задержался, чтобы обратиться к Клайсе.       – Тжи’Тен велел передать, что идём заданным курсом. Запрашивает уточнение координат, где остановиться для заправки. Вам лучше вернуться в рубку, вы теперь капитан.       Толстяк поднял опухшие от слёз глаза.       – Я?       – Да, вы, - печально и сурово подтвердил Андо, - здесь нет какого-нибудь Арвини старше вас.       – Да, действительно. Я… боги, за что мне это, за что… Я сейчас приду, да, я должен.       На освободившуюся кушетку уложили вяло отбивающегося Крисанто, который до этого сидел на соседней – в ногах у Милиаса. Рикардо не без явных усилий поднялся.       – Пожалуй, и я пойду туда же. Уступлю этот стул более того заслуживающему…. Да-да, тебе, парень. Цвет твоего лица мне ну совсем не нравится.       – Я в порядке.       Подкравшаяся Лаиса мягко, но неумолимо усадила юношу на освободившийся стул.       – В порядке, в порядке, конечно… Тут ветра нет, чего штормит-то? Кончай геройствовать, сражение позади. Ты уже себе на геройское имя наработал. Отец бы тобой гордился.       – Который? – машинально спросил Андо.       – Любой.       Уже дойдя до дверей, Клайса обернулся.       – Знаете… Я никогда не хотел великой роли. И этот корабль не хотел. Мы, Арвини – скромные торговцы, и я не глава в своём роду… Но случилось так, что я теперь капитан, главный на судне, уводящем от Центавра беду, я отвечаю за всё тут… за всех вас тут. И сегодня я увидел, - он трясущейся рукой указал на кушетку, где некоторое время назад лежало тело Джирайи, - насколько мы… не знаем, как жизнь повернётся и когда мы умрём. И сейчас я отдаю первое распоряжение как капитан. Потому что я не знаю нашей судьбы даже через пять минут и потому что я отвечаю за вас всех, да, отвечаю… Не так это всё должно быть, и не так – я полагаю, будет. Будет большое торжество, когда мы доберёмся до Минбара, разберёмся с этими бомбами… со всем разберёмся. Но я всё же очень горд, что как капитан, могу соединить эти два великих имени, великих судьбы. В общем, вы все свидетели – если я ничего больше в жизни не совершу, если новые беды постигнут нас… вот эти двое, - его палец поочерёдно ткнул в Лаису и Рикардо, - отныне муж и жена. Восславьте же род Алваресов, новую жемчужину приобрёл он, равной которой не было до сей поры!       Когда с тихим шорохом сомкнулись дверцы за Клайсой и Рикардо, некоторое время стояла тишина. Потом снова зашумел, загудел маленький госпиталь – робкими, растерянными поздравлениями.       – Да уж… - пробормотала Далва, медик отряда Зака, - и в самом деле, что за венчание на бегу? Куда торопится? На случай, если бомбы эти, не дай вселенная, сдетонируют? Ну так там и разницы не будет, кто женат, кто нет… Что за праздник-то, среди мёртвых и умирающих?       – А по-моему, он прав, - отозвалась Табер, и никто не спрашивал, конечно, почему она так говорит, - и я поздравляю тебя, сестра. Может быть, то, что комета своим светом озарила ваш союз – залог великого счастья…       Лучше не думать о том, что никуда мы далеко от смерти не ушли. Она здесь, рядом, в трюмах старого, надрывно гудящего корабля. Эти бомбы, которые были в наших мыслях все эти месяцы, и теперь так близко, как только возможно, почти до сердечных объятий…       – Центаврианская формула-то, - важно кивнула Ада, о последних словах Клайсы, - хоть род и не центаврианский… Должны были быть ещё мечи и луки, ну, луки тут взять неоткуда, а вот хоть мой клинок чем плох? Немало крови дракхианской отведал вроде. Ну а второй вон Дэвид бы поднял, уже хоть что-то.       – Деточка, - ласково улыбнулась Лаиса, - ты ведь стоять не смогла б.       Ада удручённо посмотрела на колодки на ногах – пластиковые громоздкие короба, доходящие примерно до середины икр.       – Так заботливо сделали непрозрачными, чтоб видом пациента не пугать… Что толку, я в ваших мыслях всё равно видела. Ну да, противненько. Ну так принц бы меня на руки поднял, разве нет?       Далва отвернулась – якобы за бутылью физраствора, а на самом деле смахнуть слезу. Ноги этой девочки, прошитые очередью дракхианского плазмагана, не факт, что восстановятся, о чём она говорит?!       – Да что говорить, ювелирного-то Арвини ничего достойного не возили, а вот ткани аббайские какие! Мы б в момент какой ни есть наряд из них сообразили… да всё на Центавре выкинуть пришлось, когда бомбы эти грузили…       Вот и Лаиса срочно занялась распаковкой перевязочного материала – а то ведь только разреветься у всех на виду, что больше остаётся.       – А по мне так, - слабо улыбнулся со своей кушетки Крисанто Дормани, - смысл говорить… доступа к императорской сокровищнице никто нам не даст. А лишь там может найтись что-то сравнимое… с этими одеждами, покрытыми кровью и грязью сражений… где в каждой нитке бьётся пульс Центавра…       В углу, у кушетки Уильяма, собралась стихийная телепатская компания. Ада, благо, занимала соседнюю кушетку, бдительно следила за показаниями прибора, отмеряющего антибиотик – в рану Уильяма попал песок, назревало воспаление. Брюс, которому явственно полегчало, по заданию Далвы сортировал какие-то баночки с лекарствами. Рядом дремала та самая четвёртая из отряда Зака – тощая девушка с блёклыми сухими волосами, зябко кутающаяся в наброшенную кем-то великоватую ей рейнджерскую мантию. Или не дремала, просто взгляд полуприкрытых глаз был уж очень апатичным. Уильяму всё равно не спалось, и товарищи развлекали его разговорами. Ну, а какие темы у телепатов, по крайней мере, становятся через некоторое время?       – Уильям, у вас же П12. Как же вы избежали счастливой участи пси-копа?       – Чудом и собственной осторожностью, - улыбнулся вопросу Брюса Уильям, - больше чудом, как всегда бывает… Для начала, меня поздно обнаружили. Способности у меня проснулись в 16, а корпусовские агенты до нашего острова добрались два года спустя. Не сказать, чтоб у нас совсем глушь была, скорее такое место… тихое, но суровое. Где бешеный пульс больших городов почти не чувствуется, а чья-то там телепатия – пожалуй, меньшая из проблем. Я закончил школу, поступил дистанционно в колледж, работал в библиотеке и имел, так сказать, уже сформированное мнение по всяким этическим вопросам… Но дело было даже не в том, что всю прежнюю жизнь я в любом случае потерял бы, и альтернативой стала бы тюрьма или медленная смерть на наркотиках. Мне просто стало интересно. Когда ты юн, крутые перемены в жизни хоть и пугают, но и влекут в то же время. Новые места, новые события, таинственная организация, состоящая полностью из мне подобных… Что вообще знали-то тогда простые люди о том, что там творилось? Естественно, я согласился – раз я телепат, должен быть в Пси-Корпусе, всё нормально. Тем более что сразу демонстрировать мне всю изнанку никто бы и не вздумал. Прежде чем использовать всю мощь высшего рейтинга, надо сначала, знаете ли, научить его обладателя хотя бы азам. Я умел с грехом напополам ставить блоки – освоил сам, стихийно, и это собственно всё, что я умел. Так что первое время я был даже в эйфории – столько нового и интересного, столько совершенно потрясающих вещей… Но как я уже сказал, я ж обо всём имел своё мнение. А мои соседи по интернату – одно общее, корпусовское. И как-то в очередном разговоре о нелегалах я возьми и брякни: а чего бы, в самом деле, не позволить им жить так, как они хотят? Ну пусть не прямо в гуще нормалов, а где-нибудь изолированными поселениями… Подразумевая вот хотя бы городок, из которого я родом – всё его население в этом интернате целиком бы поместилось. В таких местах живут либо те, кто там родился, либо те, кто другой работы не нашёл, но ведь это лучше, чем тюрьма. Хотя бы не разлучали с семьями, позволяли жениться с кем пожелают… На меня посмотрели как идиота. И одна девушка сказала: «Да дело не в том даже, что они могут употребить свои способности во зло… Может, и не употребят… Но они ведь воруют у нас ресурс, покидая наши ряды». Вот тогда я, пожалуй, кое-что понял, когда услышал, что живые люди с их мечтами и чувствами – это ресурс… А потом услышал краем уха некоторые подробности, которые мне слышать было рановато. Нашу группу тогда возили в монастырь на Проксиме – смотреть «переписанных». Высшее на тот момент для меня мастерство в телепатии – превращение преступника, порочной, загубленной личности в нового, чистого, счастливого человека. И вот в то время, когда я переживал священный восторг от увиденного, услышанного и прочувствованного, мы в пути, на некой зачуханной станции, подобрали одного особого агента… Видимо, у него случилось что-то внештатное, раз просить помощи в доставке на Землю пришлось у транспортника с учениками. Важно не это, важны их с нашим куратором душевные воспоминания о былых днях и общих делах. Вот как у меня волосы дыбом встали – любой центаврианин позавидовал бы… Взял челнок и по-тихому исчез. К счастью, Сопротивление нашёл сразу, вернее, оно нашло меня.       – Вам очень повезло.       – Да, не спорю. Когда меня объявили в розыск, меня уже было, кому научить качественно прятаться.       Винтари слушал этот разговор и думал о том, что он показался бы, наверное, бредовым кому-то… Кому-то, кто не был здесь с ними. И не потому только, что некоторые из них, работая вроде бы вместе, над одним делом, только здесь, получается, и знакомятся. Этот человек только что потерял дочь. И, если верить тому, что сказала Ада, так и не рождённого внука. А до этого потерял нескольких своих людей. Но он улыбается этим расспросам, что-то рассказывает в ответ… Быть может, он просто не осознал ещё, что Адрианы больше нет, ведь он не видел её тела, не держал руки, из которых уходила жизнь? За эти три месяца они ведь часто подолгу не видели друг друга… Может, и сейчас у него просто ощущение, что она где-то далеко на задании? Вот старикам Арвини будет тяжелее – мёртвый Джирайя лежит в спешно смонтированной в грузовом отсеке криокамере…       Да нет, что за убогое восприятие нормала. Он не может не осознавать. Он ведь слышал… Слышал не ушами, а сердцем её последний крик. Он как никто – осознаёт. Просто эти дети… Своими разговорами о чём-то как можно более далёком от Адрианы, о давнем прошлом, которое к настоящему моменту можно считать побеждённым, они держат его, они показывают свои протянутые руки так, чтоб он их видел, чтоб не уходил в себя, в скорбь, в которой можно утонуть и не всплыть уже никогда. Ведь можно ли сказать, что ему тяжелее, чем любому из них? Чем Брюсу, потерявшему почти всю команду, чем маленькой Аде, на все лады шутящей на тему этих конструкций, скрывающих ноги, прожжённые до кости? Чем Клайсе, потерявшему обожаемого брата, или Табер, потерявшей Энтони? Или Дэвиду… многие ли здесь могут понять Дэвида? Сейчас он действительно спит, а некоторое время назад – притворялся, что спит. Наверное, потому, что боялся не сдержаться… Можно ли рассчитывать, что кто-то здесь пожалеет о Страже? Наверное, нет. Но для него это – боль. Это существо было ему все эти месяцы ближе, чем кто-то другой. Оно защищало, подсказывало, оно не единожды выручило и в итоге – спасло. И никогда уже не узнать, способно ли создание тьмы действительно начать совсем иную, новую жизнь…       – А я попал уже на расцвет упадка, так сказать, - ответил в свою очередь Брюс, - воспитателей не хватало, занятия велись уже когда как… Мы с мальчишками, помню, иногда по полдня развлекались беготнёй вдогоняшки по коридорам. Иногда сшибая взрослых с ног… Ну да, было весело. Я даже скучаю по некоторым ребятам. Потом, когда Корпус официально расформировали, нас перевели временно в интернаты, частично туда перешли те же учителя, те, кто не попал ни под какой уголовный процесс, то есть, хорошие из учителей… Нам разрешили видеться с семьями…       Ада улыбалась, поцокивая языком сквозь щёлочку между зубами.       – Я слышала, чем ниже рейтинг телепата, тем более… даже приятные воспоминания у него остаются от Пси-Корпуса.       – Ну, это ж логично, их не посвящали в закулисные игры и подробности… неблаговидной деятельности. У них были компании детей, подобных им по способностям, которые не боялись их, как сверстники до этого, были учителя, которых они уважали…       Она была без сознания, когда Джирайя заносил её в корабль, и когда упал, прошитый последним выстрелом дракхов – но действительно ли она ничего не почувствовала? Далва сказала, Джирайя умер мгновенно – тонкий луч перерезал артерию между сердцами. Телепат чувствует смерть иначе, чем нормал…       А он? В какой момент он потерял сознание? Кто, возможно, рискуя жизнью, занёс его внутрь? И не только его… Но всё, что было, последние минуты сражения, их прорыв – как в тумане. Из тумана вставал Дэвид – олицетворённое возмездие с дракхианским кинжалом. Бронежилет поверх центаврианского платья, чёрные волосы по ветру, ядовитый блеск тёмной стали в руке, кажется, не знающей усталости. Наверное, он никогда в жизни не видел ничего прекраснее…       Удар прикладом дракхианского ружья по затылку – и Дэвид падает на изрытый, залитый кровью песок. И после этого последнее, что Винтари помнил – это собственные руки, сжимающиеся на горле дракха…       Взгляд Андо натолкнулся на бесцветную девушку и стал каким-то колючим и мрачным.       – А ты ещё что такое?       – Я Мисси, - голос её тоже был каким-то бесцветным.       – Она тоже из Ледяного города, - пояснил Брюс несколько даже удивлённо, - пришла вместе с Вероникой и Ангусом записаться в отряд господина Аллана… То есть, они были не из Йедора-Северного, а из поселения дальше, наверное, поэтому ты их не знаешь?       – Мне непонятно, как она вообще попала туда. Что она делала в Ледяном городе, и что она делает здесь?       – В Ледяном городе она – живёт, - неожиданно твёрдо ответил Уильям, - а здесь – сражается, как ты, как Зак, как Амина и принц Диус. Это всё, строго говоря, не тебе, Андо, оценивать. Я считаюсь чем-то вроде негласного мэра Ледяного города, и я Мисси – принял. Потому что решение это не моё. Мисси принял тот, пути которого мы все следуем.       – Байрон? Байрон принял… это?       Ада начала грозно подниматься на кушетке, насколько позволяли колодки на ногах. Брюс замахал руками, умоляя прекратить назревающую ментальную драку.       – Андо, я не понимаю… Что ты имеешь против Мисси? Вы вообще знакомы?       – Если б ты, парень, от него взял что-то кроме физиономии, - снова разлепила губы Мисси, - судья, оценщик, тоже мне… Слушать противно.       – Она не телепатка!       – Не телепатка?!       – Я наркоманка, - усмехнулась Мисси, - я думала, Уильям говорил… Хотя зачем бы он это говорил, с другой стороны…       – Я что-то не понимаю, - захлопал глазами Брюс.       Девушка рассмеялась, мантия сползла, обнажив пропитавшийся кровью бинт у неё на предплечье. Далва всплеснула руками и кинулась потрошить новый перевязочный комплект.       – Ну дружище… Ты что, про Прах не слышал? Я думала, ваши про него все всё знают. Особенно если учесть, как они пытались найти и уничтожить все партии, что утекли с Земли, да так и не смогли… Если уж я здесь умудряюсь его достать… Ну, в смысле, на Минбаре…       Нет, Брюс, явно, не понимал. К такому его жизнь не готовила.       – Разве Прах не опасен? Для здоровья, для жизни?       – Опасен, конечно! Так всё опасно… Но вот что от него умирают скоро – враки это всё, я вот на нём… Лет с пятнадцати сижу, это не помню, сколько точно, но…       – Сколько же тебе сейчас, Мисси?       Пока Ада делала подошедшей Мисси перевязку, та и не поморщилась. Словно вообще не чувствовала боли. А у неё, оказывается, ещё и большой ожог под лопаткой, Ада принялась сокрушаться, что аэрозоля-то осталось мало… Зак, в отличие от Дэвида, бодрствующий, резко, как-то нарочито отвернулся, когда Мисси подняла рубашку – к Аде она стояла спиной, а к Заку, соответственно, грудью.       – Ай, не помню, тридцать с чем-то. Чего их считать, сколько есть, все мои.       – А по виду и не подумаешь…       – Ну да, вот вам и побочное действие – организм перестал развиваться. Так и осталась девчонкой, наверное, до старости останусь. С обменом веществ, говорят, что-то. Я ж и ем иногда раз в два дня, и мне нормально.       Завозился во сне Дэвид, и они оба рефлекторно дёрнулись в его сторону, но поймали взгляды друг друга, и Андо отступил, но его взгляд… он был не особо понятным, и если честно, не хотелось его понимать.       – Я и не думал, что однажды в жизни встречу живого… потребителя Праха, - покачал головой Брюс, - у нас это больше легенда. Я думал, все, кто употребляли – либо вылечились, либо умерли.       – С Праха невозможно слезть, по крайней мере, если попробовал больше одного раза. То есть, можно редко принимать, или долго не принимать, если достать негде, но уж если подсел – то забыть-то о нём никогда не забудешь. И это не химия никакая, не физическая зависимость, а… Я месяцами могла не притрагиваться, жила как нормальная, а потом… Без этих голосов уже не можешь. Такая тишина, как будто тебя в колодец, под землю сунули. Просыпаешься и страшно, не в могиле ли. А потом пойдёшь, закинешься… И просто ходишь по улицам, слушаешь. Так всё чудно…       – Непросто, конечно, это осознать-то, - пробормотал Брюс, - телепаты столько лет от своего дара страдали, а кто-то сам в это лезет!       Мисси оправила рубашку, но вместо того, чтоб вернуться на свой стул, подошла к Дэвиду, положила маленькую сухонькую ладошку на его лоб.       – Вообще с Прахом не в том дело, что от него умереть можно, а в том, что за него убить могут. Вот об этом да, не всегда думают, а понимают поздно. Вы что ж, думали, наркоманов со стажем по Праху нет потому, что они от Праха умирают? Не, ну кто и сам, потому что нервы не выдерживают, или насмотрится чего такого… Но это как везде, мало что ли наркоманов себя порешают, от дразийской дури так побольше вообще-то… Ой, да вот давай честно – может, кто и от дара страдал, оно не всем легко, это правда, особенно по первости, когда способности просыпаются, да ещё если никого больше телепатов рядом нет. А большинство – от пси-полиции и от того, что нормалы идиоты. Что-то я не вижу, кто в Ледяном городе страдает-то, не страдать мы все там собрались…       – Но сколько мы слышали… От Праха же люди натурально с ума сходили! Или поражения мозга получали такие, что…       Мисси завела сухую взлохмаченную прядь за ухо, облизнула шершавые губы.       – Да просто о таких только вы и слышали. А когда у кого нормально всё – он и не палится, ну а что до мозга, так это чаще из-за примесей, это опять же как с любой дурью же… Тут как – иногда сырьё само нечистое, как, например, с дразийским куревом. Там надо чисто мякотку сушить-растирать, тогда хорошее зелье, но и дороже раза в три, чем обычно-то. Обычно кора ещё попадает, чистят неаккуратно, волокна не выбирают – тогда голова дурная будет. Иногда по жадности недозрелое гребут, тогда не берёт просто, больше выкуривать надо, выветривается быстрее, а если просушили хреново – не тянется, и с горлом беда потом… А если перемалывают целиком, ещё листва попадёт или цветки тем более – совсем пропасть, тут и в больничку отъехать можно, и вовсе на тот свет… зато дёшево. А бывает, наоборот, сами примешивают для пущего эффекта, но не всегда полезного. Вот в Прах – какую-то фигню для ускорения работы мозга, или для галюнов или наоборот для успокоения… Чистый-то он чисто башку открывает для чужих мыслей. Ну, не говорю, что прямо безвредно, наркоты – её безвредной не бывает, но вот, живу же. Оно ж началось-то как прикол… Ну, был у меня тогда парень, Дик. Мы любили друг друга безумно, но я ревновала его, как дура. Ну, вот он один раз и говорит: «На, попробуй, сама узнаешь». Я даже не поняла сперва, про что он это… Дик сам до этого только раз пробовал, а так перепродавал иногда, когда быстро срубить надо побольше, а себе-то это недешёвое удовольствие всё же, если нормальный брать… Ну, и я сперва тоже, чисто для дела вроде как, получила, что было надо, успокоилась… Нормальное такое доказательство любви, ну да… Потом уже спустя год, что ли, уже Дика не было, один хмырь на Проксиме мне предложил… Ну, я вспомнила – а что, прикольно ж было… Кредиты были, нормально тогда было, почему не гульнуть. А потом, в общем…       – А в Ледяной город-то ты как попала?       – Мы ещё на «Вавилоне» познакомились, - улыбнулся Уильям, - она тогда скрывалась… Пришла пересидеть до своего рейса. Колония тогда казалась местом неприкосновенным…       Мисси обогнула кушетку Дэвида, подошла к Заку, вынула с полочки под кушеткой судно. Тот заранее набычился, как обиженный щенок.       – Там же пси-копы шныряли то и дело, зубами на колонию клацали, уж на что к ним никто попадать не хочет, а меня б они просто устранили, будто и не было никакой Мисси… Вот я и пришла туда. Я, конечно, понимала, где они и где я… Но они меня приняли. …Давайте-давайте, хоть ругайте меня, командир, а хоть бейте, если достанете, а только вставать вам не велено. Я вам шторку задёрну, сделаете свои дела, дальше уж разберёмся…       Тот прошипел что-то неразборчиво, зло вращая глазами, однако желаемого впечатления, кажется, не произвёл.       – Тот, кто спасается от Пси-Корпуса – нам брат, - кивнул Уильям. – Мисси никому никогда не причиняла вреда. Ею двигали не дурные намеренья, только любопытство и незнание. Сейчас уже все знают, что Прах был изобретением Пси-Корпуса, вышедшим из-под его контроля.       Звякнула кольцами ширма, скрывая Зака от бодрствующих товарищей. Мисси улыбалась, глаза её затуманили воспоминания. В этот момент её лицо стало неожиданно живым, даже юношески свежим, вдохновенным.       – Когда вышел он… Я, честно, так и обомлела, когда его увидела. Вот, думаю, до чего красивые бывают… То есть, это даже не просто «красивый» было… Красивых-то мало ли… А это… руки целовать – вот!.. Я сразу себе сказала: «Это мой лидер, это мой бог». Я тогда не всегда помнила, что они-то все меня тоже слышат… Он улыбнулся и сказал: «Здесь тебя не обидят, Мисси». Я сказала, что пару дней только пробуду, до рейса на Дакоту. Что обузой не буду, деньги есть, и вообще помогать буду – посуду там, пол мыть… Я, вообще, как увидела его – так на самом-то деле мне куда-то улетать резко расхотелось. Я б всю оставшуюся жизнь лучше для него пол мыла… Я как-то такое определение любви слышала, тогда не поняла: «Если б он объявил войну всему миру – я б стояла рядом и подавала патроны». Это, конечно, не про него совсем, а просто чтоб силу чувства этого описать, экстазом можно назвать, а больше не знаю, как… И главное – все вокруг с тем же чувством, не в одном только своём восторге с головой купаешься, а всеобщем, таком огромном, что и правда, как об этом говорить, какие слова-то тут могут быть. Никогда до этого такого в моей жизни не было.       Винтари пристально смотрел в лицо Андо. Это ведь она о его отце говорит. Что он чувствует в этой связи? Похоже, ревность? Ну, если задуматься, не так плохо. Значит, что-то человеческое в нём всё же есть…       – Один раз, поздно вечером, он сидел у себя в закутке один… У них там такое кресло было… старинное вроде как, не знаю, откуда притащили… Я зашла принести свежее бельё, бросила на него взгляд… Эти пальцы на подлокотнике… Тогда вот я подумала… не только о том, чтоб целовать эти руки… О том, чтоб лечь с ним в постель… Потом одёрнула себя: ну не совсем ли с ума рехнулась? Он ведь может меня услышать, и не только он… А он обернулся и сказал: «Здесь нет полиции мысли, Мисси. Каждый волен думать о том, о чём думается». Он подозвал меня… Блин, я раньше не знала, что оргазм может быть от одного поцелуя. Я до сих помню запах его кожи, волос… Кажется, он весь пах… добротой… Состоял из неё… Потом я, конечно, улетела. Я не собиралась их собой нагружать, хотя они не против были, чтоб я осталась. Но в то же время беспокоились за меня – если их поймают пси-копы, у них-то, может, и будут ещё шансы сбежать, их-то убивать не хотели… Хотя уже улетая, жалела – да лучше б осталась, ну и убили бы, так ли уж она нужна, жизнь, сама по себе…       Винтари поднялся и скользнул за ширму.       – Зак, ну не ерепеньтесь. Я прекрасно понимаю ваши чувства, но вставать вам нельзя, чтоб не потревожить раны, так что…       Взгляд рейнджера стал прямо свирепым.       – Понимает он, ну надо же… Я б и сам справился, когда нужно!       – Но не справились, и разве плохо, что Мисси заметила ваше беспокойство и правильно его интерпретировала? Не стыдно принимать помощь. Вы здесь лежите потому, что ранены в бою, а не пьяным с дивана упали. В общем, я сейчас выйду и зайду, когда позовёте.       – Ещё наследные принцы за мной горшок не выносили, - прошипел Зак задвигающейся ширме.       А снаружи продолжалась та же беседа.       – А потом решилась прилететь на Минбар?       Мисси рассеянно теребила край рейнджерской мантии.       – Не сама… То есть… Я тогда шлялась с Эшем, отвязный был чувак, местами так полный псих, иногда я даже его побаивалась, хотя меня он ни разу пальцем не тронул… Вот раз обломилось нам много бабла… Ну, больше ему, чем мне, но моя доля тоже была. Ну так вот, думали мы, что делать будем, куда рвануть. Больше он думал, в смысле, а я услышала, что у одного хмыря там Прах есть… Ну и как вот оно, у воды да не напиться? Под Прахом я их и услышала. Они уже месяц там сидели, двадцать человек, двое совсем дети… Слышали, что на Минбаре тайную колонию создали, тоже туда хотели, да ни денег, ни транспорта, и пси-копы по пятам… Ну, вышла я на них, поговорила с ними… Узнала, что на «Вавилоне» случилось… До нас же новости почти и не долетали… Потом пошла к Эшу, потребовала свою часть, поругались мы малость… Наняла развалюху, которой всё равно было, по дороге к чему развалиться… И привезла их на Минбар.       – Мисси спасла их всех. Мы потом узнали, пси-копы нагрянули туда через день, перерыли всё… Никто, конечно, ничего им не сказал…       – У нас своих не сдают, - хихикнула Мисси, - даже таких, как я, какую бы фигню они ни творили. Эш, говорят, их прямым текстом послал… Может, и сканировали они его, да вряд ли чего выудили, я в подробности-то ни с кем не вдавалась.       – Из Ледяного города выдачи нет. И Мисси мы оставили. Вероника очень привязалась к ней, говорила, что если б не Мисси – она б живой не долетела. Мисси ей лекарства по часам давала, капельницы ставила… Места, что ли, во льдах мало? Мисси наша. Она не родилась телепатом, да и сейчас им не стала, но она в одной лодке с нами спасалась, причём не просто сидела, а гребла. Заслужила.       – Согласна, - кивнула Ада, - родилась – не родилась, стала – не стала, а тех дракхов… Я никогда не забуду… А там, в Ледяном городе, ты, Мисси, тоже рукоделием занимаешься?       Та смущённо потупилась.       – Немного. У меня в последнее время сильно руки дрожат, не для тонкой работы. Так, по хозяйству, за детьми ухаживаю… Я очень детишек люблю…       – Её принял Байрон, а такое не оспаривается. Она – не телепат, но уже не нормал. Она наш мост.       – Какой она мост?! – вскипел Андо, - мост, построенный на наркотиках?       – А мосты, Андо, – поднял голову Брюс, - они разные бывают. Бывают на бетонных сваях, бывают деревянные, бывают висячие… Главное – что соединяют два берега. Байрон, если помнишь, изначально не мечтал об изолированном рае для телепатов, он хотел, чтоб телепаты и нормалы были едины, учились понимать друг друга, несмотря на различия. Я не понимаю, почему заветы твоего отца чтут все, кроме тебя.       Андо вспылил и выскочил прочь.       Рикардо снова зашёл в медотсек поздно ночью – по вызову Далвы. Далва и Мисси уже ушли к себе, Уильям и Брюс спали, Зак и Дэвид вполголоса переговаривались. Иржан за ширмой возился с капельницей Крисанто. Милиас не спал. Глаза его на осунувшемся лице выглядели просто огромными.       – Ты это, парень, не вздумай… Если прощаться позвал – то я разворачиваюсь и ухожу. Дотяни уж до Минбара, мы из пекла вырвались! Вон с Клайсиной подачи вся невеликая команда чуть не передралась за роли на будущем свадебном торжестве, а ты чего отстаёшь от коллектива?       Милиас затуманенно улыбнулся.       – Не дотяну… Спросите Далву, мне осталось немного. А вам надо выбрать место для утилизации бомб, я не хочу тормозить вас дорогой до Минбара, это слишком большой риск. Каждая лишняя минута с этим на борту – риск…       Наверное, никто не сказал ему, что они уже полчаса как стоят на зарядке у Беты2. На Минбаре в поговорках о важности мелочей и о том, что не всегда решают физическая величина и мощь, есть общее длинное слово – название одного пустынного животного, очень маленького, с ноготь размером, способного убить своим прикосновением почти любого крупного хищника. Многие союзники-центавриане, особенно из малообразованной бедноты, в первый момент обманывались скромными размерами бомб, но начинали кое-что понимать, когда обнаруживали, что размеры плохо коррелируют с весом, и им в этот момент очень пригодился бы образ мелкого минбарского существа, содержащего в своём теле достаточно яда, чтоб умертвить троих взрослых мужчин. Чернорабочие в Зенуиви физики не знали, но объект размером с колесо погрузчика и весом с него весь грузили с великой осторожностью и нескрываемой радостью от того, что расстаются с ним навсегда. У «Асторини» же не было выбора, кроме как погрузить в себя совокупный вес, который в обычных условиях в ней не поместился бы, и к настоящему моменту просто истощить заряд полностью. Если б корабли могли говорить, то только с ней, «Асторини», мог бы говорить как с равной этот совсем ещё мальчик, тоже перенёсший то, что превышает возможности живого существа. Рикардо смотрел на трубки и провода, уходящие под покрывало, слушал деловитые щелчки приборов и сиплое, прерывистое дыхание, и снова спрашивал себя, был ли какой-то другой путь. И вновь признавал, что нет, не было. Уходить нужно было быстро, очень быстро, и не было абсолютно никого, на чьи плечи можно б было переложить такую ношу…       – Милиас, прекрати, а? Ну не хочешь до Минбара – доползём до любой мало-мальски стоящей колонии или станции…       Милиас поймал его руку.       – Я тоже много бы отдал, чтобы остаться с вами, зет Рикардо, и дальше сражаться под вашим началом. Но я знаю, что этому не бывать, увы. Мы, центавриане, знаем, как умрём. Я видел это в своих снах. В точности так. Эти стены, эти ширмы, и вы рядом… С этим вот растрёпанным гребнем… И я счастлив, зет Рикардо. Счастлив, что учился у вас и счастлив умереть за одно с вами дело. Только одно омрачает мой уход – то, что я не успел завершить то дело, о котором вы просили меня тогда…       – Милиас, ради Пресвятой Мадонны!       – Только первый шаг, только имя, но это самое главное, остальное вы сможете, я знаю… Всё в моём компьютере, я сохранил… Хотя бы это сумел, успел. Я не смог бы описать, как много для меня значит… вот так держать вас за руку… Я никогда никем не восхищался так…       – Ну-ну, парень…       Юноша поднёс его руку к губам.       – Для нас, центавриан, нормально высказывать любую степень восхищения – другом, учителем… Кто, как вы, этого достоин? Разве вы не видите, что так на вас смотрят… многие ваши ученики, и даже Андо… Мне было страшно думать о смерти… Было страшно, пока вы не пришли. Ваш свет озарит мою дорогу… Не о чем жалеть. Я умер за Центавр, может ли быть счастье больше этого? Умер рейнджером, не отступая перед численным превосходством… Спасибо вам, зет Рикардо… За всё, чему научили меня…       Голова юноши бессильно откинулась на подушку. Какое-то время Рикардо казалось, что он просто прикрыл глаза от усталости… Запищали приборы, разжались и выскользнули пальцы из его руки.       – Милиас, Милиас… Совсем ребёнок ведь, жизнь впереди… Сколько народу мы тут потеряли. Отряд Зака, ребята Диуса, Адриана, теперь ты… Ну немного б потерпел, там бы мы уж тебя вытянули, там и не такое чинить умеют. Мы же прорвались… мы победили…       Он очнулся от того, что на плечо его легко, робко легла рука Иржана.       – Зет Рикардо… Зет Рикардо, мне нужно… перенести тело…       Бросил взгляд на приборы – нет, они молчали, они не передумали. Можно подумать, конечно – может, слишком слабы они, и не ловят импульсов, может, ещё жив? Нет, слабы они были, чтоб поддержать жизнь после такой кровопотери. Его руки такие холодные… Они давно уже были холодные, смерть и так прилично ждала. Нет, он был очень сильным. Мало кто на его месте цеплялся бы за жизнь так долго, так отчаянно.       – Да, да, конечно… подожди… ещё немного… - он погладил лицо мертвеца, как гладят уснувшего ребёнка, - это так неправильно, Иржан. Он был таким юным.       – У каждого свой срок, отмеренный не нами. Он был рейнджером и умер как рейнджер. Вы не можете заслонить собой нас всех, зет Рикардо, и не должны. Мы пришли под ваше начало не только для того, чтоб увидеть вживую настоящих героев, но и за правом отдать жизнь с великой радостью… Он очень любил вас, зет Рикардо, и вы должны верить ему… в том, что он не жалеет.       – Да, да… Знаю, что ты прав, Иржан. Вы оба, наверное, правы. И он, и Адриана… На войне не может не быть жертв, были и будут те, кто бросается на амбразуры, и преступно их останавливать, потому что, любя нас, они счастливы, и способны не медлить, не оборачиваться назад… Но я думаю о тех, кто остаётся… Не могу не думать, не могу ждать, что они примут это и переживут. Бедный Уильям, и бедный… её возлюбленный… Они-то не рейнджеры… Как же он отпустил её, доверил нам, эту молчаливую упрямую девочку? Ждал, что она вернётся, что в тёплом ледяном доме появится на свет их дитя…       – Её возлюбленному… можете выразить сочувствие лично. Это Андо.       – Андо?!       Иржан смутился – вроде бы, конечно, не тайну выдавал, никто с него подписку о неразглашении-то не брал, но всё же неловко.       – Да. Я предполагаю, что, быть может… Потому она и смогла… то, что сделала… Что её способности возросли именно потому… Ребёнок более сильного телепата способен передать часть своего потенциала матери. Не знаю, конечно, как у землян… У нас такое возможно.       – Андо! И молчал, паршивец… Обстоятельный, конечно, нам с ним предстоит разговор. Но, разумеется, не сейчас. Сейчас ему это всё пережить надо. И мне… мне тоже. Прав был принц, я должен был раньше…       Лаиса стояла рядом с Рикардо в рубке.       – Так, говоришь, вот это – управление сканерами, а вот это – связью? А вот эта панель, вижу, поставлена недавно… При замене двигателей, да?       Рубка, что ни говори, была тесной, как и вся «Асторини». Три кресла – для капитана и двух помощников, собственно, сейчас таков официальный состав экипажа и есть – Клайса и братья Томори, один из них зять Арвини, по чьей-то сестре или племяннице, тесный семейный бизнес, все свои… Но этого и в обычном путешествии за аббайским текстилем было б маловато, поэтому сейчас выбившихся из сил центавриан сменили рейнджеры.       – Да. Модернизация была проведена очень наскоро, и мы до сих пор не знаем, может ли грузовой корабль ходить на таких двигателях. Досюда мы доскрипели, но «Асторини» – это ходячая катастрофа, не угадаешь, что и в какой момент откажет. В том числе из-за этих двигателей… У нас чудовищный перегруз, у нас отличные двигатели, правда, отличные, со старыми мы б далеко не уползли, только вот, увы, неспособные формировать зону перехода, потому что это уж у нас морда б треснула, и у нас по-прежнему никчёмная ёмкость батарей, потому что какая б она ещё была на старом торговом судне? Это не судно дальней разведки и не боевой крейсер, зачем бы ему было долго держать заряд? …Тут, увы, и показывать особо нечего – вооружения практически нет, бортовые орудия торговых судов это всегда что-то несерьёзное, обычно их просто сопровождает от трёх до десяти «Сентри», в зависимости от ценности груза, а в ту пору, когда в секторах Центавра и Минбара пиратов извели как класс, и в этом надобность отпала… Отдельного орудийного пульта нет, совмещён с пультом сканеров и внешней связи – до сих пор когда б они требовались-то? Лаиса, тебе и правда это всё интересно?       – Спросил тоже! Я ж на корабле до этого не бывала, ни на каком вообще. А тут… и с истребителя постреляла, и в космос вот, с операцией исторической значимости, лечу…       – Может, мне тебя на какую-нибудь «Белую Звезду» оператором орудий тогда устроить?       Центаврианка бросила на него лукавый взгляд.       – Ну, если это вопрос был – так не отказалась бы. Я-то думала, мне только на кухню и прочий быт рассчитывать. Но коль скоро ватага ребятишек у нас расово не предусмотрена…       Рикардо, быстро оглянувшись, не смотрит ли кто, чмокнул возлюбленную в висок.       – Если это проблема, то – ничего обещать не стану, но возможно, она решаема. Для чего существуют генетические эксперименты, как не для таких случаев? Или можем усыновить Андо. Благо, в свете некоторых…       – Командир, тревожный сигнал, - подал голос Тжи’Тен.       Рикардо обернулся, едва не ударившись виском о низко нависающую панель, но надобности в этом не было: подчинённый уже перебросил данные со своего пульта на центральный экран – размером примерно метр на метр, был он столь же древним, как и всё заводское оборудование корабля, но на второй экран, полноцветный, изображение шло с задержкой, полосило и иногда отображалось вверх ногами – видимо, по стариковской вредности посудины, не желающей принимать какие-то новомодные прибамбасы. О голографическом проекторе тут нечего и говорить, сказал Клайса ещё по дороге с Минбара. Инженер Дормани, конечно, был преисполнен оптимизма, говоря, что «Асторини» теперь многое может себе позволить, в том числе, возможно, и аккумулировать энергию взрывов не хуже дракхианских посудин, Джирайя сказал, чтоб проверял эту гипотезу как-нибудь без него и прочих живых существ на борту…       – Что там? …Ну, что ж это ещё может быть! Не надеялись же мы действительно тихо улизнуть? Вообще-то надеялись…       Лаиса хмуро посмотрела на монохромный экран. Весьма стилизованный силуэт на нём ей ни о чём бы не сказал, но какая нужда? Всё говорят лица экипажа. Табер со своего пульта вызывала Клайсу, в голосе слышно было, как много б она отдала, чтоб не делать этого – Клайса ушёл спать всего час назад. По правде, и много ль проку тут с него будет? Как и покойный брат, он совершенно не военный. Но он капитан, «Асторини» его корабль, и порядок требует известить его.       – К счастью, корабль всего один. Видимо, проскочил…       – Нам и одного хватит.       – Мы, конечно, практически не вооружены… Но знают ли об этом дракхи?       Рикардо устало потёр лицо.       – Дружище, поверь, это не проблема. Их сканеры мощнее наших, если не знали – то считай, уже знают. Посылай сигнал «Белым звёздам»…       – Уже послан.       «Белые звёзды» ещё во время погрузки последних бомб подтвердили готовность караулить прорывающихся дракхов, но делать это предстоит с пониманием, что центаврианские корабли в своих пространствах встретят скорее враждебно, чем наоборот. Конечно, если б случилось чудо, и силовой перевес оказался на той стороне, которая тихо мечтала выжить с планеты дракхов и покончить с изоляцией… Увы. Если б такое было возможно, то они бы, поди, и сами как-то с проблемой за 16 лет справились. Варианты в любом случае между получить бой с частью центаврианского флота, напрямую подконтрольной дракхам, и практически всем флотом вообще. Безумцев вроде Мюррея и Джаддо не бывает слишком много. В том и особая прелесть ситуации, объяснял тогда Рикардо бледнеющему Джирайе, эскорт даже одной «Белой звезды» гарантированно привлёк бы к ним все корабли в радиусе досягаемости, тут только надеяться, что они передрались бы за право освободить невинное торговое судно, нагло захваченное вторженцами Альянса.       – Энтил’за, великого полёта мысли муж, помнится, предложил вариант быстро эвакуировать нас и направить «Асторини» в последний путь к ближайшей звезде… Может, настало как раз то самое время?       Время, может быть, и настало, место – точно нет. Это место не подходит ни для чего хорошего. Тусклая звезда Беты2 худший источник для зарядки, но, увы, ближайший, и её орбита худшее место для того, чтоб вызвать корабли для эвакуации, чёрта с два её дали б спокойно провести в такой густонаселённой системе. Но теперь об этом и говорить смысла нет, ввиду таких-то гостей…       – Сколько ему до нас ходу?       – При той же скорости – час.       – А заряжаться нам ещё часов пять, да?       Тжи’Тен забарабанил по кнопкам.       – Судя по данным сканеров – они у нас, понятно, могут и осечку давать – у них на борту нет истребителей. И повреждена часть орудий. Это как-то равняет наши шансы.       – Ничерта не равняет, потому что у нас их практически нет. Чёрт, если б «Асторини» была ну хоть немного побольше, хотя бы под пару «Сентри»… Но что говорить, была у нас целая «Джента», но не под такие надобности. Боевая готовность орудий?       – Неважнецкая, сэр. Корабль противника на дистанции, превышающей их расчётную дальнобойность, а их совместимость с новыми двигателями вообще никто не проверял. Дай бог, чтоб не рванули…       – Не понял, у нас вариантов, кроме «Отче наш», вообще уже не осталось?       В рубку, пошатываясь с наркоза, вошёл Винтари.       – Даже если б «Сентри» были… кому лететь? Большая часть команды в медблоке, половине вставать нельзя, другой половине – встать и при желании не получится… Ни у Клайсы, ни у остальных опыта управления истребителем нет от слова вообще. Я, положим, мог бы… наверное…       Если б спасательный шлюп всё ещё был тут… Это б ничего не меняло, он был вместимостью 10 человек – тот максимум, который обычно бывал на «Асторини», не говоря о том, что там нет условий сразу для нескольких раненых. Но шлюпом пришлось пожертвовать ради размещения «Старфьюри». И шлюп стал бы ещё более лёгкой и безобидной мишенью для врага, который успел бы перехватить направленную на солнце «Асторини», по крайней мере, попытался, если это в его технической возможности. А вот успели бы корабли с Бетани-Марра на помощь шлюпу? Вот это уже менее вероятно.       – Корабль противника вышел на связь.       Монохромный экран мигнул и, видимо, дал понять, что это для него слишком. Тжи’Тен выругался и перебросил на полноцветный. При виде ненавистной дракхианской рожи, периодически накрывающейся вуалью помех, но не становящейся от этого симпатичнее, Винтари захотелось грязно выругаться.       – Мы знаем, что вы украли у нас, - проскрипел голос по-центавриански, - приготовьтесь к стыковке и возвращению украденного. У вас есть час.       – А то что?       – Иначе вы будете уничтожены. Вы на расстоянии выстрела наших носовых орудий. У вас час, - экран погас.       Винтари рухнул в свободное кресло.       – Однако, переплёт… Сомневаюсь, что «Белые звёзды» будут тут в течении часа. Подозреваю, им и там вполне жарко.       Табер подняла тоскливый взгляд.       – Они же не могут вернуться с этими бомбами к Приме, и…       На это ответа не последовало – кто может знать, что могут и что не могут эти не совсем нормальные по общим меркам существа. Если уж не могли они просто покинуть Центавр, тихо или с долгими слёзными прощаниями… По крайней мере, это означает, что у них нет захвата. Кажется, он был всего у одного их корабля, того, который постигла очень большая неудача в попытке атаки на «Дженту». Иначе б они не тратились на разговоры и ультиматумы.       – Есть шанс протянуть время?       – Вопрос хороший. Почему они не начали стрелять сразу?       Винтари неловко повёл плечами – тело слушалось плохо. Точно не так, как нужно б для боевого вылета. Раненая рука всё ещё немного как чужая.       – Потому что бомбы нужны им целыми. Лично в нас они не заинтересованы. Но возможно, это время нужно им так же, как и нам – они надеются, что подойдут ещё вырвавшиеся корабли… Тогда можно и взорвать. А ему одному столько и не надо. По их мнению, мы согласимся выдать бомбы в надежде выторговать жизнь для команды… Хотя это было бы верхом наивности.       – Ну да, а часть бомб, когда подойдут ещё корабли, можно просто взять на борт и взрывать по мере потребности в заряде… В общем, предпочтительнее им получить бомбы целыми, но могут взорвать и на месте, с нами вместе, лучше, чем ничего. А нам так и так хана.       Тжи’Тен потёр подбородок.       – Нет, ну должно быть решение, оно всегда есть… Можем попытаться удрать?       Винтари приподнялся – уступить кресло подошедшему Клайсе, тот отмахнулся:       – Если сяду – отключусь тут же, хоть тут дракхи, хоть Тени, хоть император Картажье воскресни из мёртвых. Простите пожалуйста, это у меня невольно вырвалось…       – Попытаться можем, - продолжал Рикардо, - суметь – вряд ли. Такой мгновенный разгон, чтоб оторваться на расстояние больше выстрела их орудий, «Асторини» нипочём не взять.       – Гиперпространственного привода у неё тоже нет, а на пути к воротам торчат эти мрази… Да что же за…       – И кому казалась блестящей идея бегства на старой развалине?       – Она блестящая, но не идеальная. Если ты не заметил, корабль тут ровно один, а за «Джентой» ринулся бы весь флот, и «Гармы» могли метаться сколько угодно… Они просканировали нас только сейчас, на подлёте, а думали, что преследуют диверсионный отряд. Иначе нипочём не полетели бы одни. Другое дело, что нам теперь и этот один нечем остановить…       Табер впилась ногтями в раму панели пульта.       – Мы не можем капитулировать, не можем! Не за это погибли наши друзья. Не за то, чтоб всё вернулось, как было. Выходит, всё, что нам остаётся – это последовать за ними, здесь найти свою могилу? Комета мой свидетель, я не могу пойти и сказать им это. Пусть они не успеют ничего понять…       – Отставить! – рявкнул вдруг Клайса, но хриплый голос сорвался на отчаянный писк, - не выстрелят… не посмеют! Раз им нужны эти бомбы… а не нужны – так нечего и эфир сотрясать…       Но нужной убеждённости в его голосе не было.       – Эти способны на всё, - скрипнул зубами Винтари, - даже просто из природной вредности…       Клайса покачал головой.       – Из всех бомб мало-мальски надёжно деактивированы только 9, и те могут сдетонировать от взрыва по соседству, а три – такие, что и дышать нужно осторожно, Артемин седой теперь – он их грузил… Как они их передачу представляют вообще, психопаты?       – Ну, это их проблемы, ведь так? Нам ими задаваться незачем, наши проблемы куда серьёзнее. Вот и толку, по итогам… От единственной «Старфьюри» на борту…       Со «Старфьюри» получилось и смешно, и грустно, конечно. Выпустить её в заварушке при первом складе просто не получилось, Арвини не разобрались, как, при втором – хотели, но побоялись, решили, что справятся местной техникой, и в принципе, справились. При старте она во как пригодилась бы, только вот чтоб её выпустить, нужно было поднять сам корабль, а для этого нужно было, чтоб команда была уже на борту, а тогда и смысл уже…       – А вот тут ты не прав, - вскинулся Рикардо, - она заправлена? Шлюз в порядке? Нужно выбрать две наиболее мелкокалиберные бомбы, из тех, что были на складах под… Что у нас с зарядом?       По кнопкам забарабанила уже Табер.       – Тридцать процентов пока… Рикардо, ты что задумал?       – Да есть мыслишка. Если выйдут на связь – скажите, что выслали парламентёра для переговоров. В принципе, я и намерен с ними… переговорить…       За стартом «Старфьюри» с замиранием сердца наблюдали уже шестеро – в рубку вошёл мрачный, как ситуация в целом, Андо. Пожалуй, Винтари его сейчас понимал – тяжело обладать такими силами и именно сейчас ничего не мочь сделать. Прорыв измотал его, а расстояние до дракхианского корабля было слишком большим.       Ожила связь.       – Мы не давали согласия на высыл парламентёра!       – А мы пока не давали согласия на то, чтоб отдать бомбы! – вышел к экрану Винтари, - где наши гарантии? Вы взорвёте нас сразу, как только получите.       – Не в вашем положении торговаться, принц. Вы освободили свою родину – хватит с вас и этого.       Клайса – с окончательно распавшимся гребнем, с мешками под глазами выглядящий донельзя жалко и в то же время пугающе – встал рядом.       – Если мы так и так смертники – какой нам смысл вообще с вами разговаривать? Но вам же нужны эти бомбы?       Каков шанс у Рикардо уболтать их удовольствоваться двумя бомбами? Конечно, даже две им отдавать не стоило б – мало ли, куда их дракхианские жизненные принципы велят сбросить. Но может, получится немного протянуть время…       Послышался треск – слова дракха перекрыла вышедшая на общее вещание «Старфьюри». Она прошла больше половины пути до корабля. Маленькая храбрая птаха против огромной хищной птицы. Отчаянно защищающая своё гнездо…       – Слушайте меня внимательно, дети преисподней! С вами говорит Ричард Байрон, старший помощник капитана «Асторини». Вы не получите бомбы, и не получите никого из них. Вы больше ничего не получите. Вы – наследники Теней, мы – дети Ворлона. Наша война в нашей крови. И здесь она закончится навсегда – вместе с вами!       – Байрон?! Что он…       – «Старфьюри» берёт разгон… Что он делает? Рикардо, что ты делаешь? Изображение задрожало, распадаясь на пиксели и собираясь обратно нехотя, фрагментарно – резкое движение истребителя сбивало сигнал.       – «Асторини», Клайса, вы слышите меня? Приготовьтесь! Развернуть лопасти плоскостями к кораблю! Сделайте так, как я сказал!       – Зет Рикардо, ради всех богов, что… - рука Табер действовала словно по себе, и сам по себе, помимо её сознания, её взгляд темнел от заполняющего его, как вода штольню, понимания.       – И – прочь! Курс – кодовое название «Солярис»!       Экран связи померк – вся энергия истребителя была брошена на двигатели.       – Повторяет подвиг Джона Шеридана… В миниатюре…       Лаиса вцепилась ногтями в руку Винтари – до крови, но тот не заметил.       – Рикардо, нет! Должен быть другой путь!       – Другого пути нет! Хотели бомбы? Получите ваши бомбы! Мы живём ради Единственного и умрём ради Единственного!       На последние несколько мгновений мелькнул на экране русый растрёпанный гребень, бледное улыбающееся лицо в алых ссадинах… Огненная волна разлилась по полноцветному экрану широко – словно птица феникс распластала крылья, ослепляя зрителей своей зловещей красотой. Винтари показалось, что горячий ветер обжёг ему лицо. Истошно завопила Лаиса, рухнув на пол… Или это был крик Андо?       – Корабль врага уничтожен. «Старфьюри»…       – Не успела выбросить спасательную капсулу?       – Даже если б успела – это б ничего не дало. В таком взрыве не выжить.       – Заряд 100%. Капитан?       Клайса очнулся. Да, он капитан… Главное лицо в истинно центаврианском смысле, хотелось ему сказать – отвечающее за всё и бессильное сделать что бы то ни было. Смотреть, как другие гибнут, защищая корабль и его миссию – вот всё, что ему дано. Он не мог заменить никого из них – ни Джирайю, ни Милиаса, ни Рикардо… Он может только испытывать боль от этих обращённых на него глаз.       – Курс – кодовое название «Солярис», - он отвернулся, стараясь, чтоб голос звучал твёрдо, - это была его последняя воля – значит, так мы и должны поступить. Передайте те же координаты ближайшей из «Белых звёзд»… И – к гиперпространственным воротам.       В кают-компании было мертвенно-тихо. Смуглые руки Далвы с чашкой чая дрожали.       – Как Лаиса?       – Спит. Пришлось накачать её снотворным под самый предел нормы. Андо, впрочем, тоже… У него порог оказался ещё выше.       – Вы б тоже поспали, Далва? Вы выглядите совершенно вымотанной. Хотя я сейчас – едва ли смог бы уснуть. Зачем он… Какого чёрта…       – Это действительно был единственный путь, - вздохнул Брюс, - как ни страшно это. За час не успели бы подойти корабли поддержки, хоть с Центавра, хоть со стоянки в гиперпространстве. За час Андо не успел бы восстановить силы, да и в любом случае где гарантия, что у него что-то получилось бы на таком расстоянии. За час мы даже не зарядились бы на полную, чтоб попытаться оторваться. У них был беспроигрышный ход.       Винтари покачал головой.       – А при максимальной удаче они получили бы нас в качестве заложников, чтоб прикрыться и от «Белых звёзд», и от флота Центавра. А кого он мог посадить в «Старфьюри» вместо себя? Мог ли вообще?       «Меня», читалось в глазах Далвы без всяких слов. Гарри, второй врач отряда Зака, не был ей ни братом, ни любовником. Он был ей куратором в Академии, а потом лучшим другом долгие годы, они пришли в анлашок вместе, после одного и того же события, и частичка её сердца сейчас ещё носилась с горячим, горьким ветром по тому ущелью, ещё не легла на покрытые сажей камни. Но она не сказала вслух, не могла. Всё остальное сердце – оно здесь, живо, живо обязанностью позаботиться о всех тех, кто спит сейчас в медблоке. В памяти снова встало бледное лицо в тёмной кабине «Старфьюри». Горящие ссадины, горящие глаза, руки на штурвале… Путь рейнджера прям, как струна, и обрывается так же внезапно и оглушительно.       Брюс поставил допитую чашку.       – Дракхи захватили Центавр самым примитивным шантажом – кто мог бы предпочесть смерть жизни, пусть и жизни в рабстве? От рабства можно однажды освободиться, хоть эта надежда была столь же наивна, как надежда уйти живыми после выдачи бомб. Но такой шантаж не проходит с рейнджером – рейнджер всегда готов к смерти. Древняя посудина, начинённая трупами и калеками, оказалась им не по зубам. Были б умнее – предугадали б такое.       Далва сделала мелкий, явно мучительный для неё глоток.       – Да. Но любой, кто идёт на войну, понимая, что на ней могут убить – всё же полагает, что лично он вернётся живым героем. Я хорошо это знаю, потому что я именно такова, хоть видела смерть много раз… Если б я могла поверить в свою смерть, может, моя боль была чуть меньше. И я… если б я села за этот штурвал, мне было б слишком легко лететь им навстречу, поверьте мне, потому что до последнего своего вздоха я не подумала б о том, что умру, что уничтожу не только их, но и себя. А он… Мне кажется теперь, я видела это, и не только я. Он знал это ещё до того, как появился этот корабль… Мы думали, Клайса выкинул этот фортель с венчанием потому, что был выбит из колеи смертью Джирайи, и боялся, что ни с того ни с сего умрёт тоже…       – Ну у него ещё есть этот шанс, - буркнул Брюс. Клайса лежал на освобождённой Милиасом кушетке – не без силовой помощи Томори удалось убедить его, что переносить инфаркт на ногах это очень плохая идея.       – Нет, он увидел печать смерти в глазах Рикардо. Может, таким образом он хотел отменить неизбежное, брачными узами привязать его к жизни…       – Далва, ну вы чего? Вас что, Табер покусала?       – Нас всех здесь кто-то покусал, - вздохнул Винтари, - невозможно пройти через столько всего вместе – и никак не влиять друг на друга. На многих, не только на Милиаса, как-то повлиял Рикардо, ну так и на него влияли. Тот же Андо, видимо, как ни парадоксально… И я, зоны б меня побрали с этими разговорами про поиск настоящей семьи, и все эти слова о детях, выросших без родителей, родителях, хоронящих детей, и самый Центавр, с его культом Рода, семейных связей… Милиас, по его просьбе, нашёл записи из того космопорта. Он знал дату, примерное описание и… И он смог, смог найти в полноводном пассажиропотоке одну-единственную нужную каплю. Которая не назвала его приёмным родителям своего имени, но в базе-то оно осталось, билеты приобретаются по удостоверению личности… Удивительно, как меняет человека причёска, одежда, разные условия жизни… разный возраст. Близнецы, выросшие в совершенно разных условиях и прожившие разный срок, могут на первый взгляд никому не показаться более, чем смутно похожими. Я ведь тоже так и не мог вспомнить, где уже видел лицо Байрона. И я-то знал, что изначально у землян Байрон – это не имя, а фамилия.       Далва потёрла воспалённые глаза.       – Но… Не понимаю… Рикардо ведь не телепат! Разве близнецы не одинаковы во всём, в том числе в пси-уровне?       – Возможно, они не были полными близнецами. А возможно… Мне вспомнился тут один разговор о неравноценных близнецах. Два организма развиваются по сути из одной клетки, их стартовый набор – заложенные в них гены – одинаков, но вот дальше... Дальше может пойти по-разному. У существ, гибнущих в поражённых радиацией мирах, один близнец забирает себе всю силу для роста и развития, а второй становится его паразитом. Иногда более сильный организм убивает этого паразита, вырабатывая на него антигены. Говорят, во многих мирах телепатия существовала изначально, но была исчезающе редкой чудесной способностью, ворлонцы преобразовали и усилили её, воздействовав, видимо, своими генами или что там у них… Как бы то ни было, это мощное воздействие, сравнимое с радиацией, как думаете? И оно тоже может порождать антигенные войны. Один близнец обладает важным для ворлонцев даром, а другой… вырабатывает совершенную защиту от него.       – Но… Диус, откуда…       – Он забрал компьютер Милиаса, Рим Томори видел, как он что-то просматривал, перед тем как идти в рубку, сменить Клайсу… Создатель, ну зачем он сделал это именно сейчас? Почему не на Минбаре, в спокойной обстановке? Потому, вы считаете, что предчувствовал, что умрёт? Увидеть лицо матери, чтоб узнать его, когда встретит на том свете? Что ж, он увидел. Камеры космопорта сохранили. Если можно найти также сотрудников, дежуривших в тот день на терминале, стоило б устроить им хорошую взбучку. Неужели никто, ни один не заметил, в каком она состоянии? Не проверил младенца, которого в свёртке вообще не было… Конечно, такой поток, такая рутинная суета…       Брюс поёжился.       – Но… но почему…       Винтари телепатом не был, но понял, о чём он.       – Потому что подход Пси-Корпуса к имянаречию безумен на взгляд со стороны и логичен, если понять сам принцип. Они сохраняли фамилии у тех, кто рождён в Корпусе, от союзов, утверждённых руководством, и не слишком заботились об этом для тех, кто рождён в семьях нормалов. Напротив, иногда обрыв всех связей именно и был их целью – нет других матери и отца, кроме Корпуса… Найти то, что не успел Милиас, было не слишком сложно, если понимать, что и как искать, а я понимал… благодаря Дэвиду, я немного разбираюсь в этом вопросе. Мне всегда казалось забавным, что родителей Андо практически все называют по именам, хотя у них были и фамилии. Фамилию матери Андо называет в составе другого имени, а фамилию Могилевски* можно встретить в основном в официальных документах, с некоторым удивлением… Поскольку ещё давно любезная Сьюзен, которую кстати по сию пору называют Ивановой, хотя вообще-то она Коул, просветила меня относительно славянских суффиксов, это навело меня на мысль искать дела Пси-Корпуса, связанные с маленькими детьми, в пределах Российского Консорциума. Да, знаю, это подход дилетанта, потом я это уже понял. И в Российском Консорциуме предостаточно Смитов, и фамилии с такими суффиксами по всему Земному Содружеству встречаются. Но в данном случае мне повезло. Как раз в Российском Консорциуме существует город Мо-ги-лев. Вы, может быть, слышали, что Мак-Эбердин не настоящая фамилия Ангуса? Далва могла об этом слышать, а мне рассказывал Уильям. Просто его «нашли» на окраине города Эбердин, да, и звали его тогда, кстати, не Ангус… Здесь произошло примерно то же самое. Представьте себе картину. Погожий воскресный день, городской парк переполнен гуляющими мамами с детьми, мамы беседуют друг с другом, дети постарше прыгают по лужайкам, лакомятся мороженым, всячески бесятся, малыши гулят в своих колясках, истинная идиллия. И вдруг один младенец, до этого мирно дремавший в коляске, заходится жутким криком. И при этом отчётливо тянет ручки в сторону аллейки, по которой неспешно ползёт мусороуборочная машина… Они там примерно такие же, как во многих колониях, и на Центавре тоже такие есть в крупных городах, но в основном для нас культурно неприемлемо упразднять профессию дворника, а вот земляне на это пошли. Это полностью автоматизированный механизм, проходит по трём аллеям, собирает в себя весь мусор, на перекрёстке, куда сходятся три аллеи, скидывает его в утилизатор и идёт дальше. В тот момент, когда он загружал в себя содержимое очередной урны, в него забралась маленькая любопытная девочка… Немая девочка. Её голосовые связки с рождения были полностью нерабочими, но в остальном это был обычный непоседливый и неосторожный ребёнок. Оказывается, забраться в мусоровоз для трёхлетки ничего не стоит, а вот выбраться из него – куда сложнее задача. Особенно когда ты не можешь позвать на помощь. Если вы полагаете, что мать девочки проявила непростительную беспечность, то представьте, что у вас ещё двое старших, здоровых, горластых, прыгают и вопят здесь же, и в целом вокруг вас носится, визжит, кидается друг в друга мячиками штук 20 детей плюс-минус того же возраста, таких же белокурых и в таких же разноцветных одёжках, как скоро вы поймёте, что одной среди них нет? Быть может, всего через пять минут, но этих минут окажется достаточно. К счастью, малышку извлекли раньше, чем мусоросборщик скинул бы её в утилизатор, когда он остановился перед очередной урной, кто-то из взрослых, уже всполошившихся и кинувшихся на поиски, заглянул туда… По итогам взволнованная родительская общественность добилась какого-то усовершенствования мусоросборщиков, чтоб впредь такое не было возможно, но нам важно не это. А младенец, который не просто услышал мысленный крик девочки, не просто кричал и тянулся в нужную сторону, но и сумел спроецировать в сознание окружающих, заставил и их услышать... И перед ошеломлённой матерью, словно черти из-под земли, тут же выскочили двое в чёрном, закружили вокруг мистическим вихрем, сунули в руки бумаги… Это тоже минут пять, которых оказалось достаточно. Да, я тоже сперва подумал – к чему такая спешка, не грубая ли это работа, вот так, практически на коленке оформлять договор о передаче, потом схватить коляску и усвистать вдаль…       – Потому что потом могло так легко не получиться, - пробормотал Брюс.       – Именно. Пси-Корпус формально призван был защищать нормалов от возможного злоупотребления телепатов, и в случае подростков и молодых людей можно было вообще не интересоваться мнением родственников, действуя в соответствии с полномочиями, потому что за поводами дело не стоит, какие-нибудь нарушения уже наверняка произошли. Но корпусовские-то предпочитали иметь дело не со строптивыми подростками, а с малышами без всякого жизненного опыта вообще, без памяти и грусти о близких людях, материалом, из которого можно вылепить то, что нужно. Нельзя сказать, что родители не могут расставаться с детьми с радостью, особенно когда это дети-телепаты, когда речь идёт о ребёнке, который пошёл в школу, или тем более о подростке, то многие родители в глубине души чувствуют такое противное чувство, что совершили ошибку, когда его завели, что так здорово было б жить без всех этих проблем. Дети – это радость официально и куча проблем на самом деле. И вызвать эти подспудные чувства на поверхность пси-копам не слишком сложно, особенно когда с маленьким телепатом уже связано несколько больших скандалов, иногда пси-копов провожают вполне искренними словами благодарности. Но когда речь о грудном ребёнке, уже сложнее убедить необходимость изолировать его от общества нормалов. Поэтому для работы пси-копа недостаточно одного только рейтинга, нужен талант психолога и немалое красноречие. Нужно ведь убедить, что гораздо выгоднее отдать ребёнка самой сейчас, чем спустя годы, с непоправимо разбитыми родительскими мечтами и бог знает какими пережитыми кошмарами, звать пси-полицию на помощь, а ну как эта помощь опоздает? Сейчас эта кроха – герой, способствовавший спасению жизни, но именно их силы, навыки и компетенции необходимы, чтоб он и вырос героем, а не преступником, готова ли она, бедная девочка, взвалить на свои хрупкие плечи такой груз ответственности? Если вы думаете, что всякая мать должна ответить «да», то вы ошибаетесь. В первую минуту она ответит «да», потому что именно этого традиции, воспитание требуют от всякой порядочной матери, а во вторую она поймёт, что и это требование – тоже груз, который возложила на неё жестокая судьба, она вспомнит, что она вообще не знает, как жить дальше, потому что дилгарская война отняла у неё почти всех родственников, включая мужа, она живёт на пособия, она слишком юная и слишком слабая, а эти люди – сильные и знают, что делать… Но вернувшись домой, она поняла кое-что ещё. Что вскоре они могут заметить, что коляска, которую они забрали, слишком велика для одного младенца, она для близнецов, что им не сложно просто навести справки о ней и о составе семьи, и однажды они вернутся и за вторым её сыном, который недомогал и остался под присмотром многодетной соседки. И она останется совсем одна. Может быть, кто-то и просветил её дополнительно о том, что такое Пси-Корпус, мы это вряд ли узнаем. Факт в том, что взяв второго ребёнка, она исчезла в тот же день.       – Может быть, они и не стали бы его забирать? Проверили, убедились, что он не телепат…       – Она-то не могла об этом знать. Дети были близнецами.       Это какой-то абсурд, думала Далва, гоняя остатки чая на дне чашки. Словно мы говорим не о человеке, которого так давно и хорошо знали, который был таким простым, ясным, таким… однозначным. О ком-то другом…       – Тут имело значение, наверняка, ещё то, - вставил Брюс, - что копы получают поощрения за каждого «найденного» лично ими, если не поторопиться, оставить на самотёк, до жалобы соседей или учителей в школе – с вероятностью, это поощрение получит кто-то другой.       – И наверное, уже не узнать, что случилось с этой несчастной… едва ли что-то хорошее.       – Официально в розыск её никто не подавал – единственная дальняя родственница и жила далеко, и едва ли они тесно общались, возможно, всполошились соседи, подруги… но человек имеет право взять и уехать куда-то с детьми. Наверняка, её разыскивали своими методами пси-копы, но навряд ли писали об этом на передовицах газет. Это то, что требует отдельного кропотливого поиска – сектор Земного Содружества велик, а она могла отправиться и за его пределы…       Винтари замолчал, услышав шаги. В кают-компанию вышли Крисанто с рукой на перевязи и Лаиса, опирающаяся на другую его руку. Далва подскочила.       – Не стоило вам… Вам всё принесли бы в медблок…       Лаиса покачала головой.       – Что принесли бы – ваше совещание? Так надо было. Далеко мы ещё от цели? Что известно с Центавра? Есть новости от «Белых звёзд»?       – Вам вообще-то постельный режим прописан…       – Я ходячий, - Крисанто, сильно хромая, прошёл к столу, - а вам не хватает рук. Одна у меня, конечно, на перевязи… Но вторая-то цела и нормально функционирует.       Лаиса подошла к пищевому автомату.       – Сейчас вот перехватим хоть чего-нибудь – и назад в медблок… Не лежать, конечно. Сменим Иржана, он с ног уже падает. Команда, как-никак, понесла потери. Некогда прохлаждаться.       – Лаиса…       Она повернулась – у неё были глаза Табер, такие же полные осознания произошедшего, навсегда проведённой черты между жизнью и счастьем.       – Мы в строю. Диус, уж поверьте… лежать и вариться без конца в собственных мыслях – сейчас вариант хуже некуда. Он – не останавливался. Не останавливался, что бы ни случалось. Когда не на чем было лететь – он шёл пешком, когда нельзя было идти – он отдавал время тренировкам, составлению и выверке планов, изучению чего-нибудь нового... Он всегда что-то делал – даже если казалось, что он просто лежит и безмятежно мечтает. И будет неправильно, если он остановится… теперь. Теперь я должна не останавливаться, как раньше он. У меня не было фамилии. Теперь есть. Есть имя, есть путь.