Венок Альянса

      Ли тревожился напрасно – встретившие их лорканцы рассыпались в благодарностях на безупречном земном. Виргиния и Алан, напросившиеся с рейнджерами (интересно ведь посмотреть на живых лорканцев, когда ещё увидишь, Андрес вот отказался, заявив, что всё, что он знает об этом народце, к личным знакомствам не располагает, а Виргиния ответила, что глупо ориентироваться на слухи, лучше доверять собственному опыту), с любопытством оглядывались. Было темновато – аварийное освещение, экономия энергии, разглядеть обстановку было трудно, и самих-то лорканцев, как один синелицых, длинноволосых, одетых в длинные просторные балахоны, меньше всего ассоциирующиеся не то что с космическими полётами, а вообще с каким-то удобством, было видно не очень хорошо.       – Хвала небесам, Наисветлейший услышал наши молитвы и не оставил нас на краю гибели! В безграничной мудрости своей он послал к нам вас… Помогите нам добраться до Лорки, благодарность наша не будет знать границ!       – Не вопрос, отдавайте команде распоряжение об эвакуации.       Синелицые замялись, запереглядывались.       – Видите ли, да простит благороднейший капитан Ли нашу настойчивость, но для нас желательно забрать и корабль тоже. На корабле находится особо ценный груз, потеря этого груза нанесёт слишком непоправимый урон нашему миру.       – Наши грузовые отсеки невелики, зато почти пусты, перенесём груз к нам.       Лорканцы замахали руками.       – О нет, нет, это совершенно недопустимо! Видите ли, груз слишком хрупок, его ни в коем случае нельзя трогать с места, мы сможем вынести его, лишь когда прибудем на родную планету…       Теперь переглянулись рейнджеры. Хрупкий груз, ну да… То немногое, что они уже слышали о лорканцах, говорило, что некоторые нечистые на руку из них не прочь продать на сторону что-то из технологий, оставшихся им в наследство от предыдущих обитателей планеты, причём технологии эти часто превышают их собственное разумение, так что логично, что они сами боятся лишний раз тронуть этот груз, тем более при общей нестабильности систем корабля.       – Не могли бы вы… Если только это возможно… Взять нас на буксир? Наши технологии позволяют это.       Кроме очевидных минусов – скорость с таким буксиром при самом оптимистичном раскладе упадёт вдвое, и можно ожидать самых разнообразных системных ошибок – есть и столь же очевидный плюс – «Белая звезда» сейчас и без того перенаселена, и даже если всю дорогу до Лорки никто из команды в свои каюты не вернётся, это означает, что кому-то из пассажиров-землян пришлось бы соседствовать с лорканцами, и кажется, от такого соседства обе стороны были б не в восторге.       – Чёрт с вами, попробуем синхронизировать наши системы. Для этого несколько наших людей останутся здесь у вас, такую работу просто не проведёшь с одного конца. Да и хотя бы немного отладить ваши системы стоит, а у вас, как я понял, просто не хватает людей…       Синелицые хотели было что-то возразить и на это, но махнули рукой. Видимо, висеть в гиперпространстве несколько лишних часов им не хотелось совершенно. Виргинии надоело слушать их дальнейшие разливания, и она тихо вышла в коридор. Здесь свидетельства аварийного состояния корабля были тоже очень явными. Мерцало освещение, что-то тревожно гудело, автоматические двери заклинило в разных стадиях открытости, а некоторые всё ещё ходили, открываясь и закрываясь, только не так яростно и зло, как это было на погибшем шаттле, а куда медленнее, можно даже сказать – сонно. Улучив момент, она проскользнула за одну из них. И попала в каюту… А может быть, тюремную камеру. На неё из сумрака уставились два огромных блестящих глаза. Притерпевшись к темноте, она разглядела лежащего на кровати связанного лорканца, по-видимому, довольно молодого. Две пряди на его голове были заплетены в косицы, переплетённые красно-золотыми лентами.       – Кто ты, девушка? – голос его, искажённый акцентом и сильным волнением, прозвучал для неё полной неожиданностью, - ты землянка? Откуда ты здесь?       – Да вот, пришли вас спасать… В смысле, очень кстати пролетали на пути вашего сигнала бедствия. Здорово, видимо, вам досталось…       – Тогда помоги и мне. Развязать это!       – Э нет, приятель. Откуда я знаю, кто ты? Если тебя везут в родной мир в порядке экстрадиции за что-нибудь очень весёленькое, мне, полагаю, ни ваши, ни наши спасибо не скажут. Напишут на надгробии что-нибудь очень обидное – красней на том свете всю загробную жизнь…       Юноша кивнул.       – Я понимаю. Вы можете думать, что я какой-то преступник. Но это не так. Я всего лишь бежать из дома. Я хотеть смотреть ваши миры, это так мало, от это мало есть вред! Но они говорят, я ещё молодой и слабый духом, чтобы видеть другой мир, это может быть вред мне. Мне надо учиться, перед куда-нибудь лететь, если мне будут разрешить. Это удача для них быстро поймать меня и вернуть, я сын одного из семь великих вождей.       То немногое, что Виргиния знала о Лорке, говорило, что правление у них по сути теократическое. Или геронтократическое. Или то и другое вместе. В общем, вся власть принадлежит жрецам и передаётся по наследству.       – Ух ты! Вроде как, их принц? …Да, классно, что тебя обучали нашему языку, но обучили, ты уж не обижайся, не очень. Мама говорит, хорошо язык и не выучишь, пока не погрузишься в языковую среду, то есть, лучше всего общаться с носителями, а ещё лучше – отправиться туда, где на этом языке говорят.       Арестант моментально погрустнел.       – У вас так легко ехать в мир, какой хотеть. У нас кто молодой, ещё нельзя. Надо иметь твёрдую веру…       В мыслях юного лорканца всё было как-то совершенно беспросветно и уныло, видно было, что перспектива возвращения домой приводит его в отчаянье.       «Совсем они его там заколебали… Правильно мама говорит, хуже зла, чем родители религиозные фанатики, ещё не придумано…».       – Слушай, мне идти надо. Чего доброго, меня скоро хватятся. Может быть, ещё увидимся когда-нибудь, кто знает. Ну, ты не вешай нос!       Вернулась в рубку Виргиния как раз вовремя – капитан Ли совместно с лорканской командой формировал ремонтный отряд. Её отсутствия никто, кажется, не заметил – лорканцы как раз высказывали, с бурными эмоциями и жестикуляцией, своё потрясение от того факта, что среди посланных к ним мастеров будет женщина.       – В компетенции нашего специалиста можете не сомневаться, - температура тона капитана Ли неуклонно снижалась, - Раула прекрасный мастер, мы отправляем её к вам именно как одну из лучших.       – О, поверьте, капитан Ли, мы нисколько не хотели оскорбить вас недоверием, мы знаем, ваши традиции допускают, чтобы женщина занималась той же работой, что и мужчина…       – У нас президентом Земного Содружества два срока была женщина, - вставила Виргиния, - не говоря уж о том, сколько в Альянсе миров, где матриархат.       Лорканцы захлопали глазами, явно снедаемые желанием ответить на это что-то вроде «вот потому вы и живёте в разврате и бездуховности, не то, что мы», но сдержались.       – Мы совсем о другом. Что скажет муж этой женщины, узнав, что она отправилась на корабль, где одни лишь мужчины? Разумеется, ни один из нас никогда не дал бы ни малейшего повода… но вы ведь понимаете…       Нет, капитан Ли явно не понимал.       – У Раулы нет мужа. И если б был – поверьте, вашего слова, капитан Лауноскор, нам тоже достаточно как гарантии. В свою очередь гарантирую, что Раула не будет приставать к вашим мужчинам. Она рейнджер, у неё других дел достаточно.       – Ясно, - зевнула Виргиния, - типичный такой гнилой патриархальный мирок, где всем заправляют религиозные мракобесы. И как это свойственно религиозным мракобесам, считают, что если от женщин ненадолго отвести свирепый взгляд, они тут же ринутся в бездны разврата… с кем-нибудь попривлекательнее этих мракобесов. Мне непонятно, кто вас таких вообще в космос выпускает?       Алан ощутимо ментально пнул её.       «Ты б поделикатнее, что ли? Мы у них на корабле».       «И что они сделают, в открытый космос меня выкинут? Не в их положении сейчас ссориться. Нужна помощь – пусть берут, что дают, и не выпендриваются».       Однако, чего бы Алан ни боялся, боялся он напрасно – лорканцы, выслушав всё это, так и просияли.       – О, капитан Ли! Мы были бы рады, если бы и эта женщина осталась на нашем корабле.       – Виргиния? Но она не член нашей команды, она вообще…       – Более того, мы были б счастливы пригласить её в наш мир. Нам нужны подобные примеры! Она не уважает старших, перебивает, она груба и самолюбива! И она носит такую развратную одежду! Она прекрасный пример для наших граждан, насколько надо ценить наших добродетельных женщин!       Виргиния ошарашенно окинула взглядом футболку и шорты, выданные ей на то время, пока чистильный аппарат обрабатывает её платье. Если это для них развратно – что они скажут, когда она переоденется обратно? «Вроде как комплимент, а вроде как помоями облили… Ну держитесь…».       – Ничего не понимаю… Никак не получается привести её в сознание. Посмотри на показатели её мозга, я никогда не видел ничего подобного.       Старик вслед за детьми подошёл к экрану, где струились – точнее, вели бешеную пляску – графики электрической активности.       – Боже всемилостивый… Боюсь, сын мой, я тоже. Как при этом она может быть ещё жива?       Изображение сменилось на иное, почти статичное – только едва заметное шевеление угадывал взгляд где-то в середине, где словно светлая ягодка покачивалась на черенке.       – Хуже всего то, что она беременна. Срок примерно 15 недель…       – А вот это очень, очень скверно. Как раз сейчас идёт процесс дифференцировки мозговых структур и… Ты считал биометрические данные?       Парень старательно расправил складки покрывала, словно это хоть как-то могло помочь пострадавшей.       – По правде, толку с этого будет не очень много, наши базы ведь устарели…       – Не настолько, я всё же полагаю. Дети, если есть, всё равно слишком малы, чтоб связаться сейчас с ними, муж в жизни современной женщины – понятие переменное, но дочь всегда остаётся дочерью своих родителей. Они должны узнать…       – Не судил бы ты, отец, по себе всех родителей мира… - пробормотала девушка, большие карие глаза которой неотрывно следили за происходящим на экране, в то время как её пальцы вслепую порхали над кнопками.       – …разумеется, отец, это первое, что я сделал. Можешь посмотреть…       …Изображение на мониторе давно сменилось снова заставкой в виде молекулы хантингтина, а старый доктор всё молчал, хмурясь и кусая губу.       – Да, несомненно, есть грехи, за которые Господь наказывает род даже до седьмого колена… Нет смысла искать её семью. Её отец, если и не воссоединился уже с её матерью, не сможет сидеть сейчас у её одра. Думаю, я знаю, к кому мы можем обратиться. Ноэль, меняй курс, мы летим на Минбар. Я свяжусь с фриди из своей каюты.       – Но отец, нас давно уже ждут на Земле. Думаю, слушатели уже оккупируют кафедру…       Старик в жесте мягкого протеста воздел ладонь.       – Они ждали пять лет, подождут пару дней. Как бы безнадёжно ни выглядело то, что ты и я видим, я не могу не использовать этот маленький шанс для этой несчастной и её дитя. Это не моя сфера, но фриди Энх посвятил 20 лет изучению ментальных травм, сейчас он, разумеется, уже отошёл от дел, но оставил немало способных учеников… Один из них, думаю, примет нас. Дальше будь что будет, но на моих руках её крови не будет.       В детстве, когда мама читала ей «Снежную королеву», Кэролин думала о том, что немного жалеет главную злодейку. Наверняка ведь она не со зла… Её царство, конечно, холодное и безжизненное, но оно тоже по-своему красивое. Но, наверное, ей там было очень одиноко, потому она и похитила Кая. Чтобы у неё кто-то был, чтобы живой беседой ещё больше украсить ледяное великолепие своего мира. Да, через колдовство, пренебрегая болью его близких, предельно эгоистично. Наверное, она просто не может иначе. Не умеет, не знает иных способов. Может, от одиночества, может, оттого, что кто-то когда-то научил её, что это лучший путь… Позже она не раз возвращалась к этим мыслям после ссор с Альфредом. Это будет невозможно кому-то объяснить, в том числе ему самому, думала она, он как будто последний кандидат на такие сравнения. Если не думать о том, что зачарованному Каю Снежная королева могла видеться иначе, чем всем… или о том, каким мог вырасти Кай под её властью. Наверное, именно таким – источающим живость, тепло, обаяние. Обнаруживающим под ними осколки злого зеркала всякий раз, когда почти поверишь, что он настоящий, живой… Наверное, он тоже просто не умеет иначе, ему тоже нужна помощь, но осколки в глазах и сердце не позволят ни просить этой помощи, ни принять непрошенной. Почему Снежная Королева требовала от Кая собрать из кусочков льда именно слово «вечность»? Что это слово значило для неё? Почему именно «вечность», не «любовь», не «счастье»? Наверное, потому, что лёд ассоциируется с долгой жизнью, а долгая жизнь – это неизбежные потери… Нет, едва ли, это ассоциация современного человека, знающего о криотехнологиях. Она не знала, какое слово нужно сложить для Альфреда – «верность», «понимание», «прощение»?       Минбар ей сперва показался похожим на сказочное царство Снежной Королевы. Сияющие грани кристаллов, холодные огни фонарей, хрустальные брызги колокольчиков, степенные, чопорные минбарцы в длинных одеждах, проходящие мимо неслышно, как тени. Так казалось, впрочем, не долее нескольких первых часов, когда она блуждала по улицам и площадям Тузанора, где решила скоротать время, услышав, что президент пока на важной встрече. Она была сколько-то с миссис Ханниривер, впавшей по приземлении в отчаянную растерянность, нужно было восстановить какие-то документы, которые были не с собой, а остались в багаже, купить кое-что хотя бы самое необходимое – золотой человек президент Шеридан распорядился разместить их в гостинице «вплоть до разрешения всей этой ситуации», так что хотя бы об этом не пришлось беспокоиться, посидела сколько-то времени вместе с ней и встречавшими их людьми Ледяного города – сейчас уже полностью переселившимися из северных широт в Тузанор, потом, улучив момент, тихо выскользнула из комнаты. Миссис Ханниривер поймала её в коридоре, Кэролин почувствовала вдруг дикую неловкость, словно её застали за воровством или каким-то пакостничеством.       – Я… Я просто хотела пойти, немного подышать свежим воздухом, ну, прогуляться по городу, немного успокоиться в одиночестве…        – Кэролин, может быть, я и не кладезь житейской мудрости, но мне кажется, именно сейчас то самое время, чтоб с одиночеством наконец – завязать. Вам нужно научиться не сторониться этих людей, раз уж вам жить с ними в одном мире.       Кэролин неловко улыбнулась.       – Да, вы, конечно, правы, миссис Ханниривер… Просто… я пока не могу начать прямо сейчас. Слишком тяжело уложить всё это в голове, просто успокоить нервы. Они все очень, конечно, сердечные, душевные люди… Дело, думаю, именно во мне, это во мне слишком не хватает открытости и искренности… и я слишком много за последнее время была на виду у множества людей, я отвыкла от подобного, от невозможности хоть ненадолго заползти в какую-то свою норку… Всё будет нормально, Кэролин. Обещаю вам, я не потеряюсь.       Идти за одиночеством в центр города – в этой мысли, пожалуй, есть, чему улыбнуться. Но способ давний, не ею придуманный. Деликатные минбарцы не склонны приставать с расспросами к одиноко сидящей у фонтана женщине, разве что спросят, не заблудилась ли она. Она узнала, что это место называется площадь Тафьел, и решила посидеть здесь подольше, запомнить… Место понравилось ей, здесь было легко, приятно. Холодная водяная взвесь в воздухе, успокаивающее журчание за спиной, фонари-деревья с раскрытыми книгами, наверное, являющими наиболее интересные, полезные изречения… увы, она не знала минбарского языка.       Поэтому сообщение от президента она пропустила, ей передала его Наталья Блескотт по возвращении. По сердцу Кэролин словно полоснули раскалённым ножом. Опять задержка, опять ей надо ждать, надо надеяться на лучшее… Почему, за что, неужели они мало перенесли, неужели и эту простую радость – снова обнять своего сына – ей нужно вымаливать у судьбы?       – Мисс Сандерсон, прошу вас, успокойтесь. Они ведь сказали, со всеми всё в порядке. То есть нет, не со всеми… Но с нашими близкими – да. Поверьте, мы все тут волнуемся, я за своего брата – не меньше, хотя ему 60, а не 16. Рейнджеры позаботятся о них всех. Это трагическая случайность, но надо ведь понимать, что для этих людей это работа – помогать. Всем, не только вам.       – И можно так же вспомнить, что благодаря вашему сыну мы все оказались в такой ситуации, - прошипела миссис Хауэр.       – Мама, перестань, а?       – Ну строго говоря, она права, - проговорила молодая азиатка, - надо ведь понимать, то, что он выжил, это уже чудо…       Кэролин молча, опустив голову, отправилась в свою комнату. Они правы, они даже сами не знают, насколько они правы. Ребёнок это чудо – расхожее выражение… редкий ребёнок бывает чудом настолько. Чего стоило сохранить ему жизнь, благополучно родить его, чего стоил каждый день его жизни, чего стоило пережить каждую ночь его кошмаров… Те, кто сами матери, могли б её понять. Могли б… если б он едва не стал причиной гибели их детей. Она поколебалась, не послать ли вызов… Но подумав, набросила плащ и тихо вышла, спустившись по другой лестнице. Может, это наглость, это назойливость, но кажется, что личный разговор тут уместнее видео.       Президент, однако же, любезно согласился её принять, и эта любезность тоже ранила. После всего, что было связано с нею, что было связано теперь с Аланом… Удивительный человек, которому хватает и времени, и широты души на всех. Как же он постарел… Его многие считают практически сверхчеловеком, кажется, но разве даже сверхчеловек мог бы выдерживать подобный груз так долго? Она смотрела на его совершенно серебряную голову и вспоминала своего отца – он был таким же в те последние дни… Отставной военный, надеявшийся на спокойную старость в тихом уголке среди практически девственной природы, и потерявший жену, а теперь получивший известие, что у него забирают единственную дочь… А ещё она невольно вспоминала Альфреда, его совершенно седую голову на её коленях, его тихий голос. «Зачем ты приходишь, Кэролин? Я ничего тебе не дал, и ничего уже не смогу тебе дать. Я лгал всю жизнь, я обещал тебя защитить – и здесь тоже солгал…».       Шеридан пригласил её не в кабинет, а в залу, похожую на гостиную, с большими светлыми окнами – видимо, хотел, чтоб встреча прошла в более спокойной, непринуждённой обстановке. Она подспудно промелькнувшей мыслью отметила, осторожно садясь на широкий мягкий диван, как приятно матово переливается ворс его обивки. Что-то такое стояло в их гостиной… Мебель, доставшаяся от бабушки, отцу больших трудов стоило перевезти её, но он ни за что не соглашался продать её и на новом месте заказать новую… Не странно ли, что сейчас она всё ещё в состоянии вспомнить что-то такое?       – Я понимаю ваши чувства, мисс Сандерсон. Мне действительно жаль, что всё так печально совпало, но поймите и нас – ситуация не допускала промедления. Корабль, потерявшийся в гиперпространстве, обречён…       – Нет-нет, я понимаю, поверьте. Мой сын и другие пассажиры эвакуированы, это главное, как бы мучительно ни было это ожидание – я помню, что этих бедняг на пострадавшем корабле тоже кто-то ждёт. Они в том же положении, нельзя спасать одних, пренебрегая другими… Я пришла совсем не поэтому. Алан… Я беспокоюсь не из-за себя. Понимаете, они ведь передали, что не стали спасать багаж… Его лекарства остались там.       Она постарела. Такая простая и жуткая фраза, не выражающая всего. Не вспомнить, какой она была тогда – не только за давностью лет, но и потому, что хищное сплетение проводов и кабелей, сумрак аварийного освещения, а потом и пластик криокамеры заслоняли её лицо тогда – заслоняли и впоследствии в памяти. Они неизбежно должны были больше рассмотреть, больше запомнить машину, чем её саму. Он точно помнил только одно – она была молодой. Такой контрастно молодой в сравнении с Бестером… Криотехнологии не сохраняют молодость, они её крадут, сказал кто-то. Это неверно по отношению к Маркусу, хотя Сьюзен считает, что дело не в нескольких годах в холодном ящике, это его собственное свойство, просто есть люди, которые стареть не умеют, не научились вовремя и вряд ли уже научатся. Но это верно по отношению ко всем этим… всем этим людям. Людям, а не деталям, как год за годом пытались доказать медики – теряя их одного за другим. Каждый новый испробованный способ извлечь импланты стоил чьей-то жизни. Наука как поиск проб и ошибок наглядно. Они не винили медиков в их неудачах, до самой последней минуты в сознании и рассудке не винили. Они повторяли – пробуйте, пытайтесь, рискуйте. Они молили, требовали этого. Смерть была для них предпочтительнее ада в чёрном кошмаре во власти машины. И всё же она была одной из последних попыток… Могли они сами себе сказать чётко, что берегли её? Тогда пришлось бы ответить – а ради чего? Ради Бестера, сначала направлявшего отряды обороны Корпуса на тех, кто не хотел быть такими новыми Кэролин, потом скрывающегося, а потом сидящего в тюрьме? Или ради этого мальчика, гарантий выживания которого никто не давал и тогда?       – Это очень скверно. Без них он может…?       – Нет, он не умрёт. Проблема в другом. Я не знаю, сказал ли он, я надеюсь, что сказал, если нет – свяжитесь с ними, пожалуйста, и скажите… Он должен спать в одиночестве. В отдельной комнате, желательно с как можно более толстыми стенами. Во сне ему тяжело контролировать это, и его кошмары… плохо влияют на тех, кто рядом. А на кораблях часто очень тонкие перегородки, а у него всё же очень высокий рейтинг… Вот почему мне так хочется, чтоб он как можно скорее вернулся ко мне. И… Не знаю, может быть, абсурдом было надеяться, что среди тех, кто отправился в новый мир, найдётся кто-то достаточно сильный, чтобы справиться с этой проблемой, исцелить его…       Президент мягким движением руки остановил её.       – Думаю, мисс Сандерсон, не стоит беспокоиться, время, которое потребуется для отбуксировки лорканского корабля… оно едва ли будет очень велико. Он не успеет уснуть. К тому же, он ведь и сам помнит о своей проблеме? Хотя, конечно, то, что ему необходим постоянный приём препаратов, усложняет дело, и ставит капитана Ли в очень сложное положение…       – Нет-нет, я не готова сказать, что ради одного Алана и его проблем стоило бросить подбитый корабль на произвол судьбы. Просто… нужно соблюдать осторожность, понимая, что…       – Если уж говорить об осторожности… мисс Сандерсон, я вынужден задать этот вопрос. Этот артефакт, из-за которого всё произошло… Вы видели его раньше?       Шеридан понимал, что этот разговор может и не дать толку. Когда он говорил с другими пассажирами, рядом с ним была телепатка, которая могла оценить искренность их ответов, сейчас же он просто не успел никого вызвать. Но он надеялся, что может и сам понять, лжёт ли ему Кэролин.       Она прикрыла глаза – видимо, старательно вспоминая эту кошмарную вещь, во всех подробностях, которые могли б пригодиться. Возможно ль представить, чего ей это стоит.       – Нет… Такого – нет. Конечно, я видела разное в то время, когда… Когда со мной сделали это, вживили эту машину в мою голову. Там, в лаборатории, были различные устройства… Некоторые из них наводили ужас на самих… учёных… Но с тех пор, все эти годы – я ничего такого не видела, надеялась, что не увижу.       Очень похоже, что она говорит правду. Либо она так хорошо играет…       – Что ж, тогда ещё один вопрос. Вы помогали сыну укладывать вещи? Он делал это при вас?       Глаза Кэролин расширились в испуге. На какой-то миг вспомнились, вспыхнули в памяти её глаза тогда, открытые, помнящие, страдающие… молящие о помощи того, кто помочь не мог.       – Вы имеете в виду... Вы полагаете, это Алан пронёс на корабль это отвратительное устройство? Нет, нет… Это невозможно, он бы… Где бы он это взял? Он ведь почти никуда не ходил, только в школу и в больницу, точнее, периодами в школу, и часто лежал в больнице, и там с ним обычно была я, это почти всю его жизнь, понимаете? Его круг общения… был невелик, и просто некому бы было… втянуть его в подобное. Я понимаю, вы, может быть, не поверите мне, скажете, что любая мать будет оправдывать сына, но Алан действительно не тот, кто мог бы связаться с подобными вещами! Даже обычное оружие вызывает у него неприязнь. Он даже алкоголь никогда не употреблял! И он… поверьте, он прекрасно понимает, как серьёзно всё то, что с ним происходит, он не станет сам добавлять себе проблем!       – Однако же, получается, добавил, когда взял в руки этот артефакт.       Кэролин облизнула пересохшие губы.       – Видите ли, господин президент, как раз в том и дело. Алан… он ведь понимает, что его сознание уязвимо перед… этими технологиями. Он не стал бы так рисковать, и он… Если б он коснулся этой вещи хоть раз до того момента – я б знала об этом, поверьте. Боюсь, что и много кто знал бы… из новостей.       Шеридан кивнул. Звучит разумно. Если Алан не способен устоять перед притяжением этих технологий – может быть, Кэролин излишне высокого мнения о благоразумии сына, полагая, что он не мог бы ввязаться ни в какую авантюру, но то, что в таком случае соединение с артефактом и последующие проблемы случились бы раньше – мысль, заслуживающая внимания. Может быть, Сандерсонов и рано сбрасывать со счетов, но круг подозреваемых, как бы то ни было, всё более сужается, по мере того, как он переговорил уже почти со всеми спасшимися пассажирами. Нужно, конечно, дождаться ответа на запрос – обо всех пассажирах и экипаже, и желательно до возвращения «Белой звезды» и до отправки рейса к новому миру. Возможно, одному из этих людей надлежит отправиться совсем в другое место…       Андо медленно шёл по кораблю, касаясь пластиковых серых переборок и прикрыв глаза. Коридоров на «Белой звезде» было всего три, и, кажется, во время своей прогулки он шёл уже по последнему неизученному им. Его окружали звуки, жужжание сплетённых систем двух кораблей, треск электричества, гул голосов и мыслей тех, кто был поблизости. Если закрыть глаза, можно было представить тот самый, первый не-сон, который Андо видел ещё совсем маленьким. Песнь корабля, рыжие кудри, полуулыбка на губах матери, меняющиеся картинки на стенках каюты, блики в графине с водой. Если закрыть глаза и просто отдаться этому ощущению, то можно почувствовать себя дома, в странном месте, которое сердце определяет, как родное. Синтез технологий Минбара и Ворлона тоже пел, голосом, который слышал Андо, словами, которые понимал Андо. Сквозь пелену этого почти счастья телепат почувствовал диссонанс, словно недоумение и настороженность в этом поющем голосе, вопрос о чём-то, что выбивалось из картины, что было противопоставлено непостижимой гармонии, а потом присутствие, узнаваемую тревожность мыслефона совсем рядом, и распахнул огромные серые глаза. Прямо перед ним на скамье сидел носитель диссонанса, источник печали, вперив взгляд в невидимую точку.       – Здравствуй, Алан, - остановившись перед скамьёй, проговорил Андо, - ты, наверное, не помнишь меня. Наша первая встреча не была из тех, какие можно назвать приятными, но я всё же рад с тобой познакомиться.       Улыбка далась почти легко, только уголки губ дрогнули, словно в спазме, но в целом он справился. Если смотреть на этого мальчика вот так, то можно и не замечать тёмного, враждебного внутри него... Нет, не замечать не получится. Любому, у кого есть самый малый пси-уровень, тем более тому, кто был Центавре, в чьей памяти ещё звучат голоса дракхианских командиров – вживую или мысленно, кто видел их дымно, смрадно колышущиеся физиономии, маслянисто переливающуюся кожу Стражей. Смотрел в эти глаза, в которых ничего человеческого действительно нет. Тьму, истинную тьму, не опишешь тому, кто её не видел. Только видевший знает, насколько это не поэтический образ, насколько тьма материальна и чудовищна. Эти юноши и девушки, росшие после войны, не были готовы, никто не был по-настоящему готов… кроме него, знавшего всё это и более того. Знавшего из песен корабля и прекрасное, и чудовищное, и материю и дух света, струящегося в голосе матери, и материю и дух тьмы, уродующей своими чёрными щупальцами всё, чего касается. Переборов желание сейчас же залезть в эту злосчастную голову и выжечь ко всем чертям этот чёрный, оседающий на сознании дым – рано, рано, нельзя действовать на порыве, безрассудно, он должен быть готов, он должен довериться – Андо присел рядом. Земной костюм, который он не успел сменить на свою привычную одежду, сейчас показался безумно неудобным, чуждым. Почти не было тех, кому он представлялся бы в этом. Земная одежда легка, божественно легка в сравнении с одеянием нарнской военной аристократии, и, конечно, не диссонирует с его лицом, что было значимо во время прогулок по улицам Земли и Марса, но эта лёгкость теряет весь свой смысл, когда происходит знакомство. Если на тебе нет нагрудника и наручей – то в сущности не важно, что на тебе, можешь быть даже голым.       – Я… Думаю, ничего, спасибо. Нет, я помню… почти всё. Помню, что это вы уничтожили артефакт. Как вы смогли это сделать? Для этого ведь нужна невероятная сила…       Андо не смотрел в его сторону, созерцая свои руки, сжимающие пиджак. Ни к чему, довольно и того, что он чувствует и мыслефон, и ток крови по телу, всё. Он не всегда умеет смотреть так, чтоб не получалось бесцеремонное разглядывание – по крайней мере, чтоб не воспринималось так. На это дитя таращились в жизни немало. Сын преступника, сын женщины из криокамеры. И можно понять тех людей, в их предубеждении и опаске, а тем более уж этих людей, после того, что они пережили.       – Мои способности гораздо выше того, что ты видел. Этот дар передался мне от матери. Странно видеть перед собой телепата, которому не показалось знакомым моё лицо. Впрочем, это хорошо, мы сможем начать знакомство с абсолютного нуля. Если говорить моё полное имя, то Г'Андо, сын Г’Кара, другое имя – Андо Александер.       – Мне знакомо ваше лицо. Точнее… я понимаю, о чём вы говорите. И понимаю, что моя реакция должна быть какой-то другой. Но у меня плохо с реакциями, особенно сейчас. Поэтому я просто не знаю, что сказать. Кроме благодарности за то, что спасли нас всех, не убив при этом меня.       Нет нужды заглядывать в мысли, они окутывают тонкую фигуру обширным тёмным коконом, они читаются без усилий. Он привык к одиночеству и сейчас тоже хотел бы отгородиться от всех, что и понятно. Но в то же время уже хочет и противоположного, ведь кроме стыда за случившееся есть и сочувствие, и благодарность – к той девушке и к нему…       – Я знаю, уже до меня тебе сказали, что ты не должен себя винить. Не ты пронёс на корабль это устройство, и не ты вложил тьму в свою голову. И также я знаю, что ты благодарен за эти слова, но они проходят мимо тебя, потому что зная свою проблему, ты не позволяешь себе никакой надежды. Но подумай о том, что сам тот факт, что ты сидишь здесь живой и невредимый, сам тот факт, что мы встретились, хотя наши пути могли разойтись – должен давать надежду. Чудеса бывают, и иногда эти чудеса можем совершать мы сами. Значит, и то, что ты полагаешь для себя невозможным сейчас – жить без страха, вины и отчаянья – может осуществиться однажды. На Минбаре тебя ждёт не только мать, но и сестра. Ради семьи нужно учиться вере в лучшее.       Приглашение остаться на корабле, впрочем, Виргиния восприняла с радостью – как потому, что хотела ещё раз увидеть лорканского принца (если он действительно говорил о себе правду, то теперь она прониклась к нему нереальным сочувствием), так и потому, что добровольцем на починку вызвался Андрес, который, как все, кто долгое время жил, мягко говоря, на не очень легальном положении, умел много что, и заявил, что хоть эти синерожие и бесят его своим ханжеством, у него уже руки ноют без дела. Алан же вернулся на «Белую звезду», сказав, что не мытьём, так катаньем намерен выклянчить у Далвы какие-нибудь стимуляторы – дорога, из-за чудовищной нагрузки на двигатели «Белой звезды», обещает быть долгой, и он не уверен, что сможет не спать всё это время.       – Оно точно, – улыбнулся Андрес, - иди уж. Мне, например, тоже и своих психозов хватает.       И Виргиния, и Алан уже знали, что говорится это совершенно беззлобно. Андрес бывает своеобразен в выражениях, но это особенность натуры, которая шокирует разве что с непривычки. Поэтому, напросившись к нему в подмастерья, Виргиния охотно слушала байки о его бурной юности, стараясь не думать о том, как грустно, что он не мог бы быть её отцом, и не только в силу возраста.       – Так вот, Лаура… Мы её называли просто Малышка. Знаешь, такая вот… Росту полтора метра с кепкой, отваги – вагон. Я, когда Марат мне её в напарники назначил, пальцем у виска покрутил, он говорит – увидишь… Ну и увидел. Ну, проникли мы туда благополучно, Малышка загодя форму спёрла у какой-то санитарочки, меня под стекольщика, значит, переодели… Но на втором этаже нас остановили, тоже всё же у них охрана не дремала… Ты бы видела, как она у них под ногами проскочила! Они на полу так и растянулись оба… Ну, добрались мы до щитка… После этого у них проблем и без нас хватило, там все психи повыбегали… Малышка ещё возле щитка дымовую шашку взорвала, всё вслепую…       Виргиния уже вернула себе свою одежду, хоть и не имела уверенности, что это было стратегически мудро ввиду перспектив нырять в электронные недра, но просто неловко было пользоваться чужой, сколько бы Далва ни уверяла, что хоть совсем забирайте – было уже понятно, что одежды у рейнджеров не завались, всё очень скромно. Пусть вон лучше Харроу переоденут, он помогал вытаскивать разрубленного, его одежду машина и со второго раза так и не отстирала. А ей от того, что Андрес оглаживает взглядом её ноги, в общем-то никакого убытку. Он это всё равно без далеко идущих намерений, так, чисто эстетически.       – Ну, нашли мы Диего, Салли нашли… Диего с нами связь держал, говорил, к Салли почти получилось подобраться, пока у него передатчик не отобрали, за ручку приняли, подумали, он ею заколоться хочет, придурки… А мы уж там не знали, что и думать, чего Диего замолчал… А как выйти – там уже на выходе… Ну, тут Диего помог, конечно, вырубили там парочку, раздели… Мы с Салли через чёрный ход, Малышка с Диего через главный. Диего говорил, ещё разоралась там, вроде как, чего вы здесь столпились, там пожар, там люди без сознания… И Диего у неё на плече, якобы без чувств, дыма наглотался. Их в «скорую», они на той «скорой» к точке встречи и приехали – водителя выкинули по дороге… Марат потом сказал: у вас без нахрапа бы это не получилось, а больше нахрапа, чем у Малышки, ни у кого нет. Пошёл бы кто не такой отмороженный – десять раз бы успели схватить. Нас, конечно, ещё Луис прикрывал, у чёрного хода ждал – мне одному Салли б нипочём было не дотащить, пристрелить проще сразу… Но думаю, Малышка б и одна справилась, да вот Салли в лицо только я знал.       Погружаться почти полностью в глубокую стенную нишу, утрамбованную пучками проводов и кабелей, разновеликими панелями с разноцветными лампами, рычажками и штуковинами, которые описать с ходу и слов не найдётся, было страшновато. Участок обесточен, конечно, но мало ли… где-нибудь какое-нибудь остаточное электричество… И кроме того, что страшно, было попросту тесно, а надо ещё умудряться по командам Андреса что-то отвинчивать, привинчивать, протягивать ему, пребывающему в причудливых позах то на полу в клубах проводов, то под потолком. Ему не легче, как бы не потяжелее, болтать приходилось вот так – пыхтя, с паузами, периодически сквозь зажатые в зубах инструменты.       – А Салли – он кто? Тоже из ваших был?       – Ага. У него способности проснулись уникально поздно – в тридцать лет. Таких случаев раз-два и обчёлся, обычно или сразу, или в подростковом возрасте, а тут – в тридцать. Представляешь, мужик успел жизнь построить, образование получить – гениальный химик, между прочим, как химик он и их, и нас интересовал… И ведь всего П3, тьфу, а жизнь сломало…       Горка перегоревшей электроники выросла приличная. А заменить не всё из этого получится – что-то притащили из закромов максимально соображающие в таких вещах лорканцы (обоих техников, как выяснилось, при пиратской атаке убило первыми), что-то спустили с «Белой звезды», теперь Андрес чесал буйную шевелюру, пытаясь понять, что из этого и как можно между собой сочетать.       – А как он в клинику-то попал? Я, вообще, думала, у Пси-Корпуса свои клиники.       – Обычно свои. И вот из них чёрта с два так просто сбежишь. Но вот не успели они его вовремя заграбастать, на наше счастье. Он это… у поздних это бывает, особенно у низкорейтинговых, они не сразу понимают, что с ними, думают, мозгом тронулись, иногда и правда трогаются. Особо нервные начинают ещё антипсихотиками закидываться, если могут достать. А для него, химика, что сложного достать? И врачи тоже не сразу докумекали, психоз же реально был, и плюс не подросток же. Подростков с голосами и видениями сразу тестируют, а тут мужик взрослый. Потом уж додумался кто-то копам капнуть, но чего-то они провозились, видимо, что он не в кондиции, решили подождать, пока в себя придёт… А мы вот резину тянуть не стали. Нормальным он так до конца и не стал, но человек хороший был… Диего тоже так и не оправился после той операции, через два года с печенью окончательно загнулся, он же, чтоб попасть туда, столько галлюциногенов выжрал…       – И всё ради того, чтоб вытащить одного человека?       Андрес захлопнул стеновую панель – здесь пока всё, лучше уже не сделаешь, и нацелил отвёртку на другую, на противоположной стороне, квадрат меньше полуметра стороной.       – Ну ты шутишь! Какую-никакую, но жизнь мы этому человеку спасли, не там, так в Корпусе его б доконали, а так всё же… Домой-то ему всё равно не судьба было вернуться… А какие бомбы мастерил! Вот такая, со спичечный коробок, а как рванёт… Это уж как того стоило. Ох, это что, как мы в одну конторку через вентиляцию ползли… Малышке-то хорошо, а я там едва не застрял, всю операцию чуть не провалили… И самое противное, обратно тем же путём пришлось. И шустро, тут уже таймер подгонял. Я вот тогда понял, что такое клаустрофобия.       Виргиния вздохнула. Вот это прямо очень своевременно сказано. Хочешь не хочешь, а предстоит лезть в этот чёртов короб, этот самый выпрямитель… распределитель… ну короче, вот эта собранная Андресом хрень сама себя не привинтит. Какая сволочь проектировала этот корабль, она его обслуживание потом как вообще представляла? В некоторые щели её рука с трудом проходит, а надо ещё и инструментами как-то ворочать. Нельзя сказать, чтоб лорканцы были такими уж изящными. Да ещё свет от налобного фонаря – это в погружённом во тьму коридоре так удобно, что он такой яркий, а когда бликует от всяких металлических деталей там, внутри, то уже неоднозначно.       – Да, не поздоровилось бы мне, узнай твоя мамочка, какой романтикой я тебя тут кормлю.       – Да ничего такого, она по молодости тоже чудила будь здоров, поверь.       – Да теперь уж верю, в кого-то ж ты такая уродилась.       Виргиния долго колебалась, рассказывать ли ему – те его комментарии о её «заколочке» нельзя было назвать однозначно негативными, но надо ли говорить, что и без того напряжённую атмосферу они не улучшили. Когда где-то собираются бывшие корпусовские и бывшие нелегалы, она приятной и расслабляющей быть и не может. Но Андрес, при всех своих особенностях, внушал странное доверие. И, мало ли… Всё же его своеобразное прошлое может послужить источником понадёжнее официальных.       Но Андрес удручённо помотал головой.       – Извини, красавица – не наш уровень. Местных своих мы, конечно, всех знали… Ровно настолько, чтоб своевременно прореживать их ряды, - он хищно вонзил отвёртку в гнездо, - даже на региональных шишек нарыть какую-то информацию – это совсем не баран чихнул.       – Ну да, глупость с моей стороны, пожалуй, мы ведь даже жили… очень далеко друг от друга. Хотя это так себе аргумент на самом деле, они-то везде ездили, по всему сектору, не то что по всей планете. А ты, то есть… ты с самого начала среди нелегалов был? Тебя даже не забирали в Корпус?       Повернули рубильник обратно. Виргиния невольно вздрогнула – всё-таки когда знаешь, что там, за вот этой переборкой – космический вакуум в разгерметизированном, повреждённом прямым попаданием отсеке, это, ну, заставляет нервничать. Едва ли от какой-нибудь их ошибки здесь что-нибудь рвануло б, максимум – ничего не изменилось бы, но всё же, всё же. Ну что ж, теперь починить часть линии, идущую до внутренних коридоров – и одно маленькое, но важное дело сделано, и лорканцы могут приступить к завариванию пробоины. Правда, на самом деле вряд ли они будут это делать – этим не по чину, они жрецы, скорее всего, корабль просто доведут до Лорки и ремонтировать будут уже там. Но по крайней мере, теперь система меньше будет психовать…       – К счастью, нет. Мне удалось сбежать сразу, как почуял, чем запахло.       – А… почему? Ну, я понимаю, вопрос может звучать глупым и даже кощунственным, но ведь были и те, кто вступали. Тем более, тебе было только 15, ты ведь мог ничего ещё не знать, а с их психологической обработкой задурить мозги ничего не стоило. Многие же верили…       Потолочная плита отошла с громким скрежетом – кажется, эти полозья довольно давно не смазывали.       – Ну как сказать, - зло усмехнулся Андрес, - может, потому, что 17 детей, зачатых в одной и той же клинике искусственного оплодотворения, выросли чересчур похожими друг на друга? И 10 из них – с телепатическими способностями… Трое из них – два телепата и один нормал – жили в нашем районе, мы ходили в одну школу. Каково это было для моей матери, женщины глубоко религиозной, кристальной чистоты, которая вышла замуж девственницей, которая и помыслить никогда не смогла бы об измене мужу? Она всего лишь хотела подарить своему мужу хоть одного ребёнка, да вот увы, естественным путём это всё никак не получалось!       – Боже, они что…       Андрес подтянулся на руках и практически в прыжке вырвал из гнезда сгоревший предохранитель – каким-то образом, научился угадывать их в этом электронном многоцветье, хотя их встречалось уже несколько форм и размеров и это явно ещё не весь ассортимент.       – Да-да, так точно! Разумеется, это вопиющее нарушение, и врачебной этики, и правил Корпуса, наверное, тоже, только вот знаешь, что? Никто так и не понёс за это наказания! Того врача, разумеется, не нашли – я полагаю, не очень и искали. Двое из тех детей всё же попали в Корпус, потом умерли в лагере «меченых», одна девушка покончила с собой сразу после пробуждения способностей, ещё двое вместе со мной ушли в подполье. Остальные выбрали приём лекарств… Сейчас из этого выводка остался, насколько знаю, только я.       – Какая же жуть…       Аналогичной – прямо точного внешнего подобия – детали среди имеющихся не обнаружилось. Придётся идти пытать лорканцев, чем из наличного добра это заменить можно, а пока всё-таки оставить этот участок обесточенным – благо, не смертельно, большая часть датчиков на корпусе всё равно была уничтожена обстрелом, ну так хоть с остальных не будут поступать ложные и искажённые сигналы.       – Корпус – это воплощение двуличия. На словах они стояли на страже порядка, помогали и телепатам – раскрыть и отточить способности, и нормалам – защититься от неподконтрольных телепатов, которые, конечно же, все как один будут им угрожать… А на практике они не против посоздавать эту угрозу сами, и не было такого, чего б они погнушались ради своих целей. Больше телепатов – больше их сила. Так что незаконнорожденные дети – это и правильно, и прибыльно, главное, конечно – не спалиться. А почему твоя мать сама не узнала? Подать запрос, после падения Корпуса, было ведь не сложно, тем более при её связях, она б его из-под земли достала.       Виргиния вздохнула.       – Ну, она материалы судебных дел просматривала – среди них его не было вроде… А глубже копать боялась. Прямо запрос-то официальный подавать…       – Чего тут бояться?       Теперь ещё инструменты, хотя бы часть, рассовать по своим гнёздам в сумке…       – Как бы сказать-то… самого интереса такого боялась. Мы с ней до последнего ругались на эту тему, пока я её не переломила. Да, она боялась… Раскрытия этой истории боялась, и не только… Она ж не знала о нём ничего, что из него там могло вырасти! Вдруг, решил бы меня отобрать? Корпуса уже нет, а наследие осталось.       – Тут она, конечно, права, девочка. Война долго бывает не закончена после того, как объявят об её окончании.       С помощью Андреса она, когда чинила автоматику в коридоре, сделала для себя копию карты для комнаты, точнее, камеры лорканского принца.       Первым делом, конечно, она забежала навестить Алана. Он, в отличие от лорканца, похоже, обрёк себя на заточение добровольно. Ему пошли навстречу, выделив отдельную каюту – учитывая, что кают всего 10, а население увеличилось более чем вдвое, это сильно. Остальным предстояло размещаться по двое, а кому и по трое. Как, при величине каюты чуть больше шкафа? Андрес выдвинул рабочую гипотезу – друг на друге. Что непросто, при неравном количестве мужчин и женщин, но он, как бисексуал, впадать в уныние не собирается.       – Далва сказала, что не даст мне стимуляторов.       – Ну, наверное, Далве виднее, она всё-таки врач. Стимуляторы садят сердце, развлекаться подобным смолоду не стоит. Хотя и в старости не стоит…       Сидящий в изножии наклонной кровати, закутавшийся в термопокрывало – одежда ещё сушится – Алан казался сейчас совсем мальчишкой. А сколько ему? Он ведь говорил… 16? Или даже 15? Да он и на этот возраст не выглядит, со своим не атлетическим телосложением. Теперь даже несколько неловко за насмешки над малым ростом. Тут и наследственность, и ещё некоторые обстоятельства, не способствующие усиленному росту и развитию…       – Далва ничего не понимает! Лучше одно испорченное сердце, чем десяток спятивших мозгов! Мало вам Дэрека?       – Вот знаешь, строго говоря, у тебя нет никаких доказательств, что ты что-то там усугубил в состоянии Дэрека. После того, что он пережил… Я б тоже свихнулась, даже без всякого тебя рядом.       Алан покосился на неё с тоскливо-иронической усмешкой.       – Ты ж, помнится, сказала, что ничто не способно свести тебя с ума?       – Так и есть, на его месте – свихнулась бы, но я ж не на его, а на своём. Имею в виду, мало кто способен остаться в душевном здравии и приподнятом настроении после такого вот. У кого настолько от природы нервы крепкие – те на другой работе работают. И третьим классом вряд ли летают. Короче говоря, хватит психовать, мы уже скоро прибудем к Лорке, может, у них там есть что-то наподобие твоих лекарств? Ну, ребят с приветиком у них там, как посмотрю, навалом, должны ж как-то выживать, как раса?       – Не смешно.       – Да это вообще неблагодарное дело, тебя веселить. Но смотреть на кислую рожу, знаешь…       – Не смотри, не приглашали.       – Я всё равно буду помнить, что она у тебя кислая. Настройся на позитивный лад, а? Скинем это синее недоразумение с себя – и на всех парусах на Минбар, там наши мамочки хороводом по потолку ходят…       Видимо, так совпало, что именно в этот момент нервному напряжению угодно было дойти до своего пика, и Алан зашёлся хохотом.       – Зачем ты это сказала? Ой, не могу… я ж представил!       – Заткнись, я теперь тоже!       Атмосфера немного разрядилась, и Виргиния сумела свернуть на привычную и любимую струю – азартной и беспечной болтовни. Да и всё же, тем, кто оказался заложником одной и той же страшной и непонятной ситуации, неизбежно хочется поделиться друг с другом, поговорить о жизни, о семье, о страхах и привязанностях, обо всём, что на душе и хорошего, и плохого. И как бы Алан ни старался дистанцироваться и оберегать всех от любого лишнего соприкосновения с ним – ему это на самом деле тоже совсем не чуждо.       – Вот такие дела, ага. Побочных детей у моего отца куча – от секретарш, официанток, горничных… До женского пола папаша всегда был охотник, а избавлялись от последствий далеко не все – папочка относился к этому своеобразно, щедро выплачивал алименты, пристраивал байстрюков в хорошие школы… Что его имя треплют, так это его не волновало. Ну, мать ему, конечно, скандалы устраивала, но как-то без огонька – видимо, потому, что сама не без греха, хотя об этом отец так и не узнал. Искренне удивлялся, откуда в семье телепат, сроду такого не было… Мы общались немного с некоторыми из этих сводных – кто жил не сильно далеко. Хорошие ребята. Милли одно время дичилась, не знала, как себя вести, это ж сплошная неловкость, а Джо попроще. Радовался даже – тоже ведь родня. Хорошо, когда семья большая.        – А у меня только одна сводная сестра – Офелия. Мы мало общались. Теперь жалею.       – Ой, думаю, и не одна. Может, и в этом корабле какие-нибудь твои родственники есть. Ни у одного нормала нет столько внебрачных детей, как у телепатов, это все знают. Потому что им положено размножаться строго по регламенту и с кем прикажут, а сердцу, да и другим органам, на пси-уровни плевать. А что эта Офелия? Она уже улетела, не ждала, как вы, до последнего?       Алан вздохнул.       – Офелия… Пытаюсь осознать, что её тоже увижу, когда вернёмся на Минбар. Такой бред, на взгляд нормального человека – я услышал о ней от незнакомца, который, оказывается, её муж. Вообще-то, должно быть стыдно. Она моя сестра, а мы почти не общались. Мама стеснялась её лишний раз трогать, и Офелия нас, кажется, стеснялась тоже. У Офелии своя жизнь, муж, и скоро вроде как будет ребёнок… И с одной стороны, незачем мне с нею общаться, я не та родня, которой можно радоваться. С другой – я всё же должен с нею встретиться. Должен, и всё. Просто чтобы она не думала, что мне наплевать… Отец так и умер, думая, что мне плевать на него. Нельзя так поступать с ней. Интересно, встретилась ли с нею мама… Ей всегда было тяжело даже говорить об Офелии…       Андресу вот о своих сводных братьях и сёстрах говорить легко. Как он сам сказал – уже легко. Они все мертвы. Нет ничего лёгкого в такой мысли на её взгляд – они не были все ровесниками, но и старшему из них было б сейчас, допустим, около полтинника… Это не тот возраст, чтоб быть мёртвым, причём давно мёртвым. А тогда? Как это было тогда? Сперва удивление, сперва забавно – надо же, встреченный на прогулке в парке малыш так похож на нашего сынишку, правда, милая? Сперва не более чем курьёз – обознался, принял за друга незнакомого мальчишку. А потом? Косые взгляды жён на жён и мужей на мужей – кто к кому влез в семью непрошенным гостем, кто мало того, что изменяет, ещё и не желает честно в этом признаться, наверняка ведь были очень тяжёлые выяснения отношений, наверняка, чей-то брак мог не устоять… Наверняка, были те – в религиозной среде уж запросто – кто голосил, что вот пожалуйста, говорено ж, что противно богу и морали это искусственное оплодотворение. Не подлость же, не злоупотребление служебным положением винить, и не собственную косность. Это слишком сложно.       – Ну, это бывает, когда у одного мужчины две семьи… Женщины при этом как-то не знают, как себя вести. И ты тоже не стыдись этой неловкости. То, что вы брат и сестра, не значит, что вы обязаны обожать друг друга, как бы жестоко это ни звучало. Вы не выбирали личную жизнь ваших родителей. А у тебя девушка есть? А хоть была? Ой, ну не смотри на меня волком! Ладно, побегу я посмотрю, что там у лорканцев. Хоть свет наконец нормально отладили, и с криокамерами теперь никаких сбоев, а то уже хотели перетаскивать ихние трупы к нам, а они б наверняка разорались, что наши криокамеры совершенно бездуховные, и их высокоморальные трупы наберутся от такого соседства всякой скверны…       – Ого, я смотрю, они тебя развязали? Прогресс в отношениях.       При виде вошедшей Виргинии арестант просиял.       – Да! Они решили, что теперь, на подлёте к дому, я уже никуда не денусь…       Землянка удовлетворённо хмыкнула, отметив, что эффект от их занятия по языку есть.       – …К тому же, мне необходимо молиться сейчас, а это делать следует только стоя подобающе.       – О, извини, я не вовремя зашла, пойду, не буду отвлекать...       – О нет-нет, Виргинне, прошу, остаться, отвлекать меня!       – Что?!       Видимо, от волнения у лорканца снова начались трудности с подбором слов, не говоря уж о грамматическом построении.       – Это очень хорошо, если ты делать чтобы отвлекать меня. Это проверять, что крепкая вера. Когда крепкая вера, ничто не отвлекать от молитвы на Наисветлейший. Но как я знать, крепкая ли моя вера, если ничто и не отвлекать?       Виргиния, периодически приподнимая бровь, наблюдала, как юный жрец перебрасывает через плечо длинное полотнище, по виду тяжёлое, как ремонт последнего хвостового отсека по правой стороне, как повязывает на лоб широкую повязку, к концам которой привязаны медно звенящие круглые коробочки или сосуды, сложно решить, как это назвать. Не бубенчиками – это явно, бубенчики величиной с яблоко, таким, размахнувшись, убить, наверное, можно.       – Чудно… Ну ладно, если что, ты сам это предложил. А твои надсмотрщики не заявятся совсем некстати? Хотя они вроде бы заняты там…       Лицо принца стало грустным.       – Они говорят, что я ещё молод и некрепок, они б очень рассердились, если б узнали, что ты здесь. Но это оскорбительно для меня. Я уверен, что это мне не во вред.       Через некоторое время, впрочем, Виргиния с некоторой улыбкой подумала, что взрослые были насчёт юного принца правы. Сосредоточиться на молитве он так и не смог. Видимо, потому, что для общения с этим самым Наисветлейшим у него и так было всё время между её визитами, и вообще – Наисветлейший в ближайшую вечность никуда не денется, а их пути, возможно, уже завтра разойдутся навсегда. И ведь вроде бы всё под благовидными предлогами…       – А ты веришь в бога, Виргинне?       – Да не знаю. У меня как-то не было времени подумать об этом.       – Как это – не было времени?!       Рассматривать в этой клетушке, немногим больше кают на «Белой звезде», было особенно-то нечего – простая кровать, раздвижные створки, вероятно, шкафа, да низкий стол, покрытый бледно-зелёной скатертью. Поэтому разглядывать оставалось самого юного жреца – в конце концов, если верить ему самому, такую диковину увидеть в жизни мало кому дано. Если они не позволяют слишком юным согражданам покидать родной мир, то пусть не обижаются на создавшийся по итогам имидж, возраст их явно не красит. А у этого птенца черты лица даже изящные, хоть выдающийся подбородок и напоминает каких-нибудь аристократов из старинных мультиков, волосы густые, насыщенно чёрного цвета, а не блёклая пакля его стражников.       – В том смысле, что моё воспитание не предполагает выделение в день какого специального количества времени на размышления о боге, как это делают у вас, да и не только у вас… И вообще. Мы, конечно, не атеисты, нет, некий религиозный минимум у нас всегда был. Но подчинять этому всю жизнь… Это для фанатиков. Говорят, конечно, человек обращается к богу в трудную минуту… Не знаю. Я вот в эти часы на корабле, охваченном этой жуткой хренью, не обращалась. Наверное, просто было совершенно не до таких мыслей, или ещё пока недостаточно отчаялась… Мама вот говорит об этом, что у бога и так дел предостаточно, и не стоит его беспокоить по каждой нашей проблеме. Раз мы дети божьи, так вот, хорошие дети – это которые справляются со своими проблемами сами, а не дёргают родителей по каждому поводу.       Интересно, насколько скверным эти старшие назвали б то, что сейчас они сидят на одной кровати, пусть и на разных её концах? Наверное, можно б было ожидать даже обморока. Но увы, больше тут сидеть просто негде.       – У твоей матушки странные взгляды.       – Пожалуй. Ну, какое-то время в юности она религией баловалась, тусовалась там с какими-то… Не то кришнаитами, не то ещё кем. Но не пошло ей это, говорила, скучные они. Ну нельзя нормально общаться с людьми, настолько обеспокоенными душой, чистотой и прочей там лабудой! Ты вот сейчас что-то из того, что я сказала, понял?       Лорканец нахмурился.       – У вас вера не передаётся от родителей к детям, нет соблюдения традиций…       – Вера – не сахарный диабет, чтоб по наследству передаваться. Хотя вообще ты не прав, есть у нас и семейные традиции, и религиозное воспитание. Иной раз чересчур даже религиозное, фанатиков и у нас хватает, они везде, по-моему, есть… Но это личное дело каждой семьи, а так религия у нас отделена от управления обществом, что обществу только на пользу пошло.       Сидеть в пол-оборота всё-таки не слишком удобно, и парень вслед за ней подвернул ноги по-турецки – нервно расправляя полы балахона, чтобы закрыть колени, хотя голыми они и не были, обнаружившиеся под длинным, в пол, одеянием штаны шились явно на вырост и в ширину, и в длину, наверное, ходить надо каким-то особым образом, чтобы в этом не спотыкаться.       – Чем же вы руководствуетесь в управлении обществом?       – Законом. И гуманизмом. По-моему, это сочетание оптимально. Если человеку так уж нужна религия – пусть верит во что хочет, хоть в бога, хоть в чёрта, главное, чтоб его религия другим не мешала.       Кажется, из обмолвок Андреса, его родителям религия всё-таки не доломала то, что сломал один нечистый на руку и кое-что ещё тип. Религия не помешала матери обратиться к достижениям науки, не помешала и отцу поверить жене и сделать правильные выводы. Любовь, из которой проистекало доверие друг к другу, оказалась сильнее обстоятельств. Но всё же эта женщина страдала, не могло быть иначе. Мнение окружающих, гадавших, от кого она приблудила малыша, не было для неё важнее мнения мужа, но это было… тенью на честном имени, ударом по вере. Она старалась жить в соответствии с заповедями, в которые верила, а в глазах, не находивших сходства между её мужем и сыном, все эти старания были лицемерием. Даже когда уже сопоставили два и два и вроде бы и ребёнок должен был понять, что к чему, шепотки не стихли полностью. Вот что невозможно уложить в голове.       – А к тебе кто-то уже сватался? – вдруг спросил принц. Виргиния даже пришла в некоторый шок от такого поворота.       – Э-э… Прямо свататься – нет, пожалуй, нет.       – Почему? Ты ещё не достичь брачный возраст? Или по мнению ваши мужчины не являться желанная для жена? Ты ведь, так я понимать, достаточно высокородна, многие семьи должны хотеть породниться.       Виргиния растерянно почесала за ухом.       – Ну, то, что я дочь бывшего министра и семья у меня богатая – это, конечно, аргумент, не спорю… Но таких мы с маменькой отшиваем на подлёте. Вообще, брак – это дело серьёзное, тут должно быть и сильное чувство, и единство взглядов, и характерами надо сойтись… и вообще, куда спешить? Брачный возраст – это начиная с которого можно жениться, а верхней-то планки нет. Я, конечно, дружила с несколькими… Но это ничего серьёзного, так, лёгкое увлечение.       Она невольно слегка прикусила язык. За себя б говорила, да. А не за некоего предприимчивого кадра, успевшего в своих планах родить с нею детей и почти успевшего выбрать им учебные заведения, когда ему совершенно внезапно щёлкнули по носу. У этого-то всё было серьёзно, даже чересчур!       В больших тёмных глазах сквозило явное осуждение.       – Как можно пренебрегать твоя девичья чистота, твоё доброе имя как будущая жена и мать? Или высокий род есть важнее, что можно не иметь добродетель? Да, старшие говорят, что ваш мир совсем не важно добродетель, и даже лучше отсутствие добродетель, но я надеяться, это не вполне так.       Землянка аж присвистнула.       – Ничего так ты выразился! Ну… во-первых, если твои старшие тебе нарассказывали, что у нас кругом разврат и пороки, и наши мужчины и женщины совокупляются со всеми без разбору и удержу – то они несколько приукрасили! А во-вторых… А кому от этого плохо? Семья, муж, дети – это всё прекрасно, но в своё время, когда подходящий человек встретится. И у обоих будет готовность к этому этапу жизни, что ещё важно. А до тех пор почему не дружить, ходить вместе в кино, гулять по красивым местам, болтать о чём-то приятном, ну и… ну да! Ну вот может, не такой это человек, с которым хочется встретить старость, но он красивый, интересный, и не всю жизнь, а вот это определённое время с ним провести всё же стоит? Почему просто не позволить себе в жизни удовольствие? Небо от этого не рухнет, проверено. Мама об этом говорила: «Если бог и правда добр и создал вот это всё, то ему не будет абсолютно нисколько неприятно, если я за обедом съем добрый кусок мяса или если пересплю с понравившимся мне мужчиной. Он ведь всё это создал и для меня тоже». Бог ведь дал нам тела и вещественный мир, чтобы мы могли получать удовольствие – иначе одной только души было б достаточно. Вот ваш Наисветлейший, ты говорил, увёл вас из погибающего мира в новый, и подарил вам эту прекрасную планету, богатую и ресурсами, и наследием прежних обитателей, так что вам не пришлось испытывать трудности, обживаясь на новом месте, начиная опять с каменного века. Значит, он любил вас, хотел, чтоб вам было хорошо. Мог бы и похуже куда привести. Значит, он хотел бы, чтоб вы наслаждались.       Юноша посмотрел на неё с сомнением.       – Наши Великие Вожди, через них говорит сам Наисветлейший, учат нас…       – А, ну это-то да. Знаешь, сколько у нас таких за всю историю было, через кого сам бог говорил и делал? Ни насчёт кого из них бог пока не подтвердил.       – Капитан, подходим к Лорке, - возвестил с экрана первый помощник Талес.       – Слава богу.       – На радарах неопознанный корабль…       Присутствующий здесь же лорканец обратил к командиру рейнджеров вдохновенную физиономию.       – Нас встречают. Сейчас этот корабль возьмёт нас на буксир и доставит в наш благословенный и преисполненный божественного духа дом, а вы сможете отсоединиться и продолжить свой путь, озарённый нашими молитвами. Если, конечно, о достойный капитан Ли, вы не пожелаете спуститься в наш мир и принять подобающую награду из рук Великих Вождей, осиянных светом самого Наисветлейшего.       Рейнджер призвал на помощь всё наличное самообладание – в конце концов, близкое расставание действительно воодушевляло.       – О нет, благодарю, капитан Лауноскор, помочь вам было само по себе честью для нас, и вдобавок к той небывалой щедрости, с которой в дороге вы просвещали наши тёмные умы светом Наисветлейшего, нам ничего не нужно, кроме разве что приветственной открытки к Рождеству.       Восклицание Гариетта заставило его обернуться:       – Капитан, посмотрите! Я никогда в жизни ничего такого не видел!       На экране сиял корабль – гладкая золотая капля, двигающаяся с поразительной быстротой.       Капитан Лауноскор сиял как минимум с той же светимостью.       – О благородный капитан Ли, я буду иметь честь представить вам генерала Аламаэрта, величайшего и достойнейшего воина нашей армии! Заслуги и доблесть его так велики, что ему был доверен один из лучших, совершеннейших кораблей, настоящее чудо техники.       Капитан Ли, не вдаваясь даже в размышления, какие заслуги могут быть у военных лиц Лорки, кажется, сроду ни с кем не воевавшей, мысленно застонал, от счастья лицезреть ещё одно сиятельное лорканское лицо, но времени предаваться эмоциям особо не было – нужно было готовить системы к стыковке с ещё одним кораблём.       – А это вообще реально? Они… несколько, я б сказал, слишком разных модификаций… Меня удивляет, как вы с «Белой звездой»-то смогли состыковаться.       – О, все наши корабли имеют такую возможность. Божественная технология, данная нам…       – Наисветлейшим, я понял, - хмыкнул Андрес, - то есть, спёртая у предшествовавшей цивилизации. Ну надеюсь, вы достаточно сумели в ней разобраться.       Он подумал, что на экране происходящее сейчас выглядит довольно комично – к вытянутому эллипсоиду корабля, на котором они сейчас находились, сверху лепилась «Белая звезда», а снизу – золотистая капля, прибывшая с Лорки. Их стыковка прошла гораздо быстрее и легче, чем с «Белой звездой», корабль только слегка тряхнуло – и лорканцы принялись колдовать над панелями, переводя системы «Веринте» под контроль генеральского корабля. Генерал вместе с двумя помощниками – а это, собственно, был весь экипаж золотого корабля – поднялся, по просьбе капитана Лауноскора, очень уж напоследок желавшего блеснуть не только величием технологий, но и величием кадров, на борт корабля соотечественников. В сравнении с Лауноскором и его свитой он производил, пожалуй, даже благоприятное впечатление – был молчалив, сдержан, подтянут, на нём и его помощниках были хоть и мешковатые, но всё же комбинезоны, а не просторные хламиды с множеством расшитых перевязей, и их волосы были собраны в аккуратные пучки.       «Всё-таки армия, как бы я к ней ни относился, должна быть похожа на армию, - подумал Андрес, - интересно… Почему особо ценный груз, на который и дышать-то надо осторожно, сопровождают Лауноскор и эти клоуны – и ни одного военного?»       Генерал Аламаэрта степенно поклонился капитану Ли, затем протянул руку.       – Благодарю вас за спасение моих соотечественников, достойные земляне, - акцент у него, стоит признаться, был чудовищный, но выговор уверенный, - вы проявили милосердие и доблесть, и будьте уверены, мы позаботимся о том, чтоб вы были представлены к награде.       – Лучшей наградой для нас станет возможность продолжить наш путь, - улыбнулся Ли.       И в этот момент корабль тряхнуло… Послышался непрерывный тревожный сигнал – сразу с «Веринте» и с «Белой звезды».       – «Золотой Дар» удаляется!       – Капитан Ли, у нас потеря мощности 75%!       – Что происходит, чёрт побери?!       Система «Белой звезды» заголосила ещё протяжнее – передачу управления завершить не успели, и теперь, по отсутствию адресата этой передачи, система, логичным образом, пыталась откатить к предыдущему состоянию, только вот потеря мощности не позволяла это сделать. Система «Веринте» же, выдав серию ошибок, часть из которых, кажется, Лауноскор видел впервые, просто перестала отвечать.       – Кто увёл корабль?       – Невозможно, мы все здесь…       Раула не слишком вежливо отпихнула от пульта Таувиллара и принялась водить по сенсорной панели, параллельно координируя действия с Талесом. Один из экранов «Веринте» соизволил отмереть, чтобы показать, как гаснут в космической тьме последние сполохи разверстой здесь миг назад воронки гиперпространства.       – Управление восстановлено? Хотя бы одним из кораблей?       – Андрес, Раула, думаю, нам лучше вернуться на «Белую звезду»…       Андрес заозирался.       – А… Где Виргиния?       Вскоре обнаружилось, что кое-кого не досчитались и лорканцы…       Капитан Ли обратил на капитана Лауноскора взгляд немногим теплее айсберга.       – Почему вы не говорили, что на «Веринте» есть ещё один пассажир?       – Мы… не сочли это достойным вашего внимания, достойнейший капитан Ли. Это наши внутренние дела…       – И что теперь будем делать? Куда это ваше внутреннее дело потащило Виргинию, и самое главное – зачем?       – Мы… Не знаем… Но мы, конечно же, приложим все усилия к тому, чтобы… Видите ли, Просветлённый Послушник Аминтанир…       – Кто?!       Один из лорканцев снизошёл наконец до подробных объяснений.       – Как мы уже упоминали, наше общество управляется семерыми Великими Вождями. Это старейшие, мудрейшие и святейшие среди нас, их устами вещает сам Наисветлейший. Их родственники и особо приближённые лица составляют круг Просветлённых Учителей, помогающих им. А дети и молодые люди, не достигшие ещё совершенных лет, из этих почтенных семейств, именуются Просветлёнными Послушниками. Просветлённый Послушник Аминтанир, сын одного из семи Великих Вождей, да продлит Наисветлейший их лета, несомненно достойный и чистый душой юноша… Но он поддался искушению, свойственному юности, что может выдержать соблазны ваших миров, и покинул отчий дом, чтобы испытать себя. Мы были посланы вернуть его под кров достойнейшего отца и благотворную опеку учителей… И поверьте, для нас огромное расстройство потерять его уже почти на пороге родного дома…       Андрес оборвал эту поэму раньше, чем капитан Ли решит, допустимо для его рейнджерского ранга орать на духовное лицо другого мира или нет.       – Куда он мог полететь? Он упоминал какие-то конкретные места, где он хотел бы побывать? Раз он взял с собой Виргинию – можно полагать, что он полетел к Земле?       Генерал Аламаэрта задумчиво потёр подбородок.       – Все наши корабли имеют особую маркировку в системах, по которой можно по крайней мере попытаться отследить их путь. Проблема в том, что вся необходимая аппаратура для этого есть только у нас на базе, мощностей «Веринте» для этого едва ли хватит, «Веринте» дезориентирована, теперь ещё больше. Если мы возьмём оборудование…       – Только сделать это нужно быстро, потому что течения в гиперпространстве за это время безнадёжно исказят след, верно? И у нас снова будет миллион возможных направлений вместо одного или двух?       Капитан Лауноскор вцепился себе в волосы.       – Спустившись на планету и представ перед начальством, я вынужден буду отвечать за то, что потерял Просветлённого Послушника у самой планеты и представления не имею, где он сейчас и как повлияет эта развращённая земная женщина на его неокрепший ум! Нас всех поразит гнев Наисветлейшего!       Генерал скрипнул зубами.       – Спустившись на планету и представ перед начальством, я вынужден буду отвечать за то, что потерял один из лучших наших кораблей. Я подчинился вам, как духовному лицу, явившись сюда вместе с помощниками, считая, что моему кораблю ничто не угрожает… Уж простите меня, капитан Лауноскор, но вам нельзя было доверять даже выкатить годовалое дитя на прогулку, я настаивал, чтобы эту миссию поручили военным, но вы, видите ли, боялись огласки! Если сейчас с этим мальчиком что-то случится – в этом будет и ваша вина.       – Вы забываетесь, генерал, и совершаете двойной грех, говоря сейчас на языке чужаков!       Аламаэрта вздёрнул внушительный подбородок.       – За свои грехи я как-нибудь отвечу, когда предстану перед Наисветлейшим, а сейчас я отвечаю за потерю корабля. И считаю, что иномирцы имеют право на исчерпывающую информацию о происходящем, потому что несут тоже немалый риск – на корабле их человек. Нам необходимо спуститься на планету. Нашим кораблям необходима починка и отладка систем после потери мощности из-за экстренного, неправильного отсоединения «Золотого Дара». И мы должны оказать содействие в ремонте этим людям, корабль которых потерял недопустимо много энергии. После чего мы должны сказать, что, как виновные в произошедшем, сами отправимся на поиски «Золотого Дара», и вернём и Просветлённого Послушника, и похищенную им женщину. Вот что нам нужно сделать, я полагаю.       Выражение лица Лауноскора было кислым.       – Как бы то ни было, избежать огласки больше не удастся, - задумчиво проговорил Ли, - нам следует разослать ориентировки всем «Белым звёздам», находящимся сейчас в патрулях. И, чёрт возьми, нам тоже предстоит сейчас непростой разговор с начальством…