Венок Альянса

      Пожилой минбарец с жиденькой бородкой склонился в почтительном поклоне.       – Разумеется, имя доктора Элайи Гроссбаума хорошо известно нам. Фриди Энх часто говорил о вас, как об одном из самых уважаемых и дорогих ему коллег-неминбарцев…       Борода землянина, такая же седая, но куда более широкая и густая, коснулась пальцев, сложенных в том же минбарском приветственном жесте.       – Я предпочёл бы называть себя не коллегой, а учеником блистательного фриди Энха. Его труды, и наша совместная работа в течение тех трёх лет на Тавалане оказали на меня ни с чем не сравнимое влияние! И я рад знакомству с его учеником, о котором я слышал столько хвалебного уже тогда. Разрешите представить вам моих детей, Ноэля и Эстер. И, хотя мне очень хотелось бы расспросить о здоровье и делах почтенного Энха, я позволю себе сразу перейти к тому, что привело нас сегодня к вам. Мы возвращались в родной мир после пятилетнего отсутствия – эти годы нам пришлось провести на Шри-Шрабе – и встретили в гиперпространстве дрейфующий корабль. До сих пор не решусь даже предполагать, что же там произошло… Мы обнаружили на этом корабле женщину. Единственного человека, больше – ни выживших, ни тел. Женщина в очень тяжёлом состоянии, предположительно – это травма ментального характера, от очень сильного ментального воздействия… Других предположений, собственно, и нет. Моя область, как вы знаете, касается врождённых дегенеративных заболеваний нервной системы, и по правде, я не знаю никого на Земле, кому мог бы предложить настолько сложный случай. Ваша же специализация, а также ваш опыт, внушают мне хотя бы надежду. Я знаю, что минбарские врачи готовы оказывать помощь бесплатно, однако всё же здесь не идёт речь о гражданине вашего мира, и оборудование и препараты всё же стоят денег… Но я полагаю, моих скромных средств будет достаточно…       Минбарец бросил взгляд на мобильную платформу, по обе стороны которой молчаливыми стражами стояли очень похожие между собой юноша и девушка.       – Поверьте, доктор Гроссбаум, одного вашего имени, вашей дружбы с фриди Энхом, достаточно, чтобы мы не отказали вам в такой просьбе. Но что же насчёт родственников этой женщины? Они дали своё согласие на её лечение на Минбаре? Или, вы полагаете, они погибли на том корабле?       Землянин испустил тяжкий вздох.       – Родственников… Можно считать, что нет. Её зовут Офелия Бестер, её мать умерла несколько лет назад – я слышал об этом от коллеги, как раз незадолго от своего отбытия, довольно серьёзная патология, операция закончилась неудачно… А отец – известный преступник в моём родном мире, осужденный на пожизненное заключение. Никакой помощи своей дочери он оказать всё равно не может.       Минбарец проследил взглядом диаграмму на маленьком экране, возвышающемся над платформой, и его лицо стало ещё мрачнее.       – Бедная девушка… воистину ужасная судьба. Значит, никаких других родственников у неё нет?       – Наши биометрические базы устарели на пять лет, да и прежде не были исчерпывающе полны. Насколько я знаю – нет. Единственный её родственник находится в её чреве. И об этом мне особенно мучительно думать. То, что несчастное дитя ещё живо – несомненно, божье чудо, но как отзовётся на нём то, что произошло с его матерью? Не родится ли этот ребёнок единственно для того, чтобы страдать?       – Мы сделаем всё возможное, доктор Гроссбаум. У нас много прекрасных специалистов. Если помочь этим несчастным созданиям в силах современной медицины – это будет сделано.       – Мы отправимся на поиски вместе с генералом Аламаэрта, иного и разговора быть не может. Но мне кажется, сперва мы должны долететь до Минбара и высадить вас…       – У нас нет на это времени! – Алан стиснул кулаки, бледный, злой, - и мы не можем вернуться без Виргинии. Права не имеем, понимаете? Мы должны вернуться все вместе!       Андрес посмотрел на него с неким энтомологическим интересом.       – Влюбился, бестерёныш?       – Тебе какое дело? Я просто не успокоюсь, пока её не найдут!       – Да не успокаивайся, ради бога, я-то, в общем-то, того же мнения, но первым пунктом у нас починка, потом связь с Минбаром… И вот если оттуда нам прикажут сначала возвращаться и ссадить всех гражданских – что делать будешь?       – Отправлюсь её искать.       – Сам?       – Сам.       Шеннон фыркнул и покрутил пальцем у виска, Блескотт хотел, видимо, сказать что-то едкое, да раздумал.       – В общем-то, мальчик прав, - к столу, шаркая ногами, подошёл Филлмор, в его дрожащих руках вибрировал стаканчик с кофе, - нам, конечно, всем не терпится поскорее добраться к исходному пункту назначения, некоторых тут на Минбаре ждут близкие… Но если мы сейчас потратим время на ремонт – ну, тут ничего не поделаешь – а потом на доставку нас до Минбара, то можно считать, что мы на девочку плюнули. И сейчас-то уже, боюсь, шансы найти её живой-здоровой невелики…       – Давайте всё же без мрачных мыслей! Если так рассуждать, то вообще отказаться от поисков?       – В конце концов, кому не терпится – могут слезть на Лорке и оттуда отправиться на Минбар…       Старик скривился – то ли кофе не понравился, то ли эти слова.       – А с Лорки что, ежедневные рейсы до Минбара ходят? Или вообще куда-нибудь, кроме Бракоса? Как хотите, но я лично пас. Лучше я год буду болтаться на этом корабле, пока он облетит все закоулки вселенной, куда этот маньяк мог утащить девушку, чем рискну сдохнуть на целой планете таких ненормальных. Извините. Я вообще откровенно боюсь оставаться в чужом мире, где даже нет земного посольства, тем более – в мире таком.       – Вообще-то, вот как раз вам, Филлмор, лучше б с путешествием не затягивать. Ваше здоровье…       – Девочка моя, я понимаю, что ты врач и у тебя это профессиональное, но у моего здоровья были проблемы, когда тебя ещё на свете не было. Торчать на этой планетке – вот что точно на моём здоровье отразится плохо! Что-то гадкий кофе пошёл, а, на зубах скрипит…       – Согласен, - кивнул Моралес, - у меня от этих ребят тоже мороз по коже. А если рейса придётся ждать месяц, два? Место, как бы сказать, не туристическое. Если какой торговый возьмёт нас из жалости… Все кредитки-то того, я лично гол как сокол.       – Ну, может быть, лорканцы, в качестве жеста доброй воли…       – Если кому интересно моё мнение, я пока не готов проникнуться к ним таким высоким доверием. Они уже вон как отплатили на нашу помощь…       – А вы, мисс Карнеску, что бы выбрали? Остаться на Лорке или продолжить поиски?       – Хороший выбор, в котором вообще нет выбора! Оба варианта хуже некуда!       – А может быть, нас смогут добросить до Бракоса? Оттуда хотя бы…       – Вы имели дело с бракири? Я имел. Не дай бог быть что-то должным этим ребятам!       – Ну, лично я готов рискнуть. Поиски могут затянуться надолго, учитывая их фору. Меня ждут жена и дочь.       – Поганая ситуация, что ни говори, поганая.       Известие о произошедшем на орбите Лорки было ударом для всех. На Кэролин Ханниривер попросту больно было смотреть.       – Как? Как это могли допустить, как позволили, чтобы это произошло? Что этот ненормальный собирается сделать с моей дочерью? Куда он её потащил? И где были все они, когда он её похищал, почему никто не услышал, не пришёл на помощь?       – Но что же с остальными, сколько нам ждать возвращения наших близких?       – Рейс из-за нас и так порядочно задержали. В конце концов, просто невежливо заставлять всех ждать из-за нас…       Шеридан выдохнул.       – Десмонд Хауэр, Роберт Шеннон и Виктор Грей планируют остаться на Лорке в ожидании рейса до Минбара. Ну, не напрямую до Минбара, наверняка с пересадкой, но полагаю, максимум через пять дней они будут здесь. С ними отправляются два рейнджера, чтобы сопроводить Дэрека Германа, который… серьёзно пострадал. Я надеюсь, что многоуважаемые ваши будущие попутчики согласятся подождать…       – Слава Мадонне!       – Надеюсь, больше в пути они не встретят никаких неприятностей…       Никто здесь и не помыслил бы вторгаться в мысли президента, Кэролин Сандерсон не помыслила б тоже. Её тревога за сына не была меньше тревог всех этих людей, но для неё не заслоняла, а как будто странным образом резонировала с эмоциями Шеридана. С тем усталым, тоскливым состраданием, с которым он смотрел на них всех. На ещё один неожиданный якорь, держащий его в жизни, заставляющий отчаянно бьющийся синий огонёк цепляться за воздух, за топливо, которого почти не осталось, гореть даже с риском догореть быстрее… Это открытие не заставило её вскрикнуть, выдать себя хоть какой-то реакцией. Таким оно было абсолютным, абсурдным, горьким превыше всяких слёз. И она не стала б винить остальных, что они не видят этого, а ведь могли б, это определённо не способствовало б улучшению настроя. Кэролин Ханниривер, как нормалка, не может знать, в её голову не бьётся эта волна… понимания и сопричастности, и ещё некоего чувства, которое не зависть, не пожелание удачи, схожее и совершенно иное. Шеридан думает о сыне, который тоже сейчас далеко. Его не похищали никакие лорканцы, ему не нужны никакие таблетки, он просто в мире, с которым почти нет связи. Просто в неизвестности. Есть надежда, что всё будет хорошо, её-то сколько угодно. Нет надежды увидеть и обнять… Они, обе Кэролин, могут только ждать… ждать и дождаться, их жизнь не догорает хрупким трепетным огоньком.       Миссис Хауэр о Лорке не знала до недавнего времени ничего, только что это какой-то мир под протекторатом бракири. Теперь немного разузнала – более всего от своей соседки Дженны, и услышанное не внушало сплошного позитива. Религиозные фанатики! Хуже нет – попасть в такой мир, когда даже не знаешь, во что они верят и какие там заповеди. Вдруг нарушишь какую-нибудь и упекут в тюрьму? Или заставят принять их веру, а тех, кто откажется, казнят? Дочь всеми силами убеждала мать не рисовать таких мрачных сценариев. Фанатики не фанатики, они подчиняются бракири, а бракири рациональны и не захотят скандала на всю галактику. Они не допустят. Бракирийский посол вообще намекнул, что лорканцы, во искупление своей вины, готовы даже лично доставить тех, кто высадится в их мире, сюда, тогда получится даже быстрее. Миссис Хауэр и верит, и не верит. Она не может не тревожиться. Её тревога такая… без неистовой любви, через 17-то лет брака. Как за брата. Это не должно бы, но вызывает мысли – если б у них с Альфредом могли когда-нибудь установиться такие чувства спокойной, обыденной привязанности, которую многие считают смертью любви… Наверное, они даже правы, только лучше называть это не смертью, а старением. Лица и фигуры 50-летних отличаются от 20-летних, и чувства тоже. Это не что-то желанное, просто естественное, как прожить долгую жизнь и умереть своей смертью. Альфред прожил долгую жизнь. Она – рано судить, но кажется – проживёт тоже долгую жизнь. Но эти жизни пересеклись ненадолго, только краешком… И их чувства не стали спокойными, никогда б не стали, они только научились почти полному отсутствию внешних проявлений. Как тогда, когда улеглась безумная, мучительная радость от того, что ей удалось добиться этих свиданий, что ей, маленькой женщине, жалкой «меченой», система уступила, сначала все встречи были при сопровождении, потом они, видимо, установили скрытое наблюдение, и вот тогда, в первое их свидание один на один, она подумала, что было б таким же безумным и естественным броситься в объятья друг друга, заняться сексом прямо на этой кровати, что на это сказали б незримые наблюдатели, а? Альфред не мог слышать её мыслей, больше не мог, она могла, соблюдая предельную внешнюю сдержанность, думать об этом сколько угодно, это было её естественным правом, когда держала его за руку – без всяких перчаток, теперь уже никогда никаких перчаток. Он не слышал её мыслей, не видел того, что она позволяла себе представлять, зная, что некому подсмотреть (а если вдруг будет, если кто-то пройдёт мимо – что ж, это ему думать, как дальше жить с этим) – но он многое понимал по глазам, по прикосновениям, словно эти мысли пробегали где-то у неё под кожей, и он удивлялся. Чему? Тому, что она всё ещё жива, всё ещё женщина? Тому, что и он – помнит всё то, что между ними было, вспоминает, представляет… Они не сделали б этого, конечно, нет. Но думали – оба, знали, что думают оба, и это знание вполне заменяло неосуществлённое действие.       – Погодите, а что же насчёт остальных?       Такие крупные и резкие черты, как у Натальи Блескотт, у людей мало ассоциируются с переживаниями, растерянностью, беспомощностью, но именно это она сейчас испытывает, хоть, конечно, не показывает и ни за что не покажет. У неё нет оснований ожидать со стороны лорканцев каких-то диких выходок – но нет оснований и для доверия. Но неизвестность, неопределённость – вот что гнетёт её больше, чем какие угодно беды, названные по имени. Ещё недавно самым страшным было – лежать в спасательной капсуле, беспомощной щепкой, отданной в волю гиперпространственных волн. Но тогда помимо веры в то, что её успеют подобрать, держала ещё более абсурдная вера, что в какой-нибудь соседней так же будет болтаться Мэтью. Почему, почему он не выскользнул в ту дверь? Она не собиралась занимать мысли вопросом, кто в таком случае должен был остаться вместо него, это никоим образом не зависело б от её решения. Разве много она хотела – нормально, по-человечески проститься со своим братом? Он ведь знал об этом, почему, почему он отказался сойти на Лорке?       – Остальные передали послания… Полагаю, мисс Блескотт, лучше, если вы прочтёте это лично. То же касается и вас, мисс Сандерсон.       Виргиния зачарованно трогала приборные панели – они радужно переливались и тихо гудели под её пальцами.       – Какая красота, какое чудо… И ты действительно умеешь этим управлять?       – Не так чтоб совершенно, Виргинне. Я изучал эти технологии, но никогда не видел такой корабль изнутри.       Да уж, кто видел – того вряд ли получится ещё чем-то в этой жизни впечатлить. Голографическими панелями нынче не удивишь, а здесь голографическим кажется всё – даже материал стеновых панелей так таинственно мерцает, что глазам нужно привыкнуть, пока что они не всегда верно определяют границы предметов. Юный лорканец скользил вдоль пульта, его длинные пальцы касались каких-нибудь рычажков так невесомо, что не всегда можно было понять, что-то меняет он, отдаёт какие-то команды, или так же, как она, любуется. Многоцветье бликов на его волосах и металлических бляхах на поясе играло и переливалось, как россыпь драгоценных камней. Наверное, и её эти отсветы так же разукрашивают, как рождественскую ёлку?       – Ну, я смотрю, ты хорошо справляешься. Я же говорила, всё у нас получится! Теперь надо задать координаты… я записала, теперь бы ещё перевести их на ваш язык… Ой, что это?       Корабль слегка качнуло, потом снова и снова. Аминтанир нажал несколько кнопок, включая внешние сканеры. Когда на видеозаписи такое видишь – словно стены растворяются, исчезают, словно стоишь прямо посреди космической бездны, или, в данном случае, тёмно-красной пучины гиперпространства – это уже впечатляет, а вживую! Кажется, сейчас закружится голова – и успеет ли Аминтанир её поймать, или она упадёт, канет золотой капелькой в этих багровых облаках, уплывёт, увлекаемая их хаотичным движением? И эта мысль даже не пугала как следует, слишком всё фантастично для страха. Кажется, протяни руку – и коснёшься этих облаков, они, должно быть, мягкие и чуть влажные на ощупь, почувствуешь это движение, протекающее между пальцами как струи ручья, колеблющее распущенные волосы, нашёптывающее над ухом тайны вселенной – чего не рассказывать их всякому встречному глупому земному существу просто из озорства, оно ведь не знает этого языка…       – Это… Странные корабли, никогда не встречал упоминаний о таких… Они окружили корабль! Их множество!       Виргиния вгляделась в медузообразные силуэты, плывущие в фиолетовом сиянии между ней и лорканцем. Сперва их было трудно различить глазу, их движение вплеталось в движение багровых облаков, казалось частью игры света и тени. Но сейчас их медленный вальс ускорился, заструился поперёк и даже против течения, свился в таинственно мерцающий водоворот вокруг центра – «Золотого дара».       – Это не корабли вовсе… Я читала о таких. Это какие-то примитивные существа, их часто видят в гиперпространстве. Возможно, они живут здесь. Их привлекают движущиеся объекты, но они неопасны, неагрессивны…       Сквозь прозрачные стены – иллюзию прозрачности, конечно, ведь эти стены, сигналы с которых транслируются сюда, они там, дальше, за коридорами, за переборками, которых сейчас как бы нет вовсе – видно, как существа сплетаются тонкими гибкими конечностями, касаются обшивки, словно подбадривая друг друга или хвастаясь, что им повезло обнаружить на своём пути.       – Что они хотят с нами сделать?       – Они… играют с кораблём, - Виргиния запрокинула голову, улыбаясь, - мы им нравимся! Они так забавно переговариваются между собой… им нравится то, что корабль такой гладкий, как… как мячик, не знаю, есть ли у них мячики, но другого слова я тут подобрать не могу, и их забавляет то, что внутри нас двое. Двое в одной забавной скорлупке… Они думают о том, что им никогда не попадалось ничего настолько… милого… Это совсем молодые особи, очень весёлые и игривые…       Глаза Аминтанира были огромными – практически их только она и увидела, обернувшись на его изумлённое восклицание:       – Виргинне! Ты Всеслышащая?!       – Что?! А, это ваше название телепатов?       Голос лорканца дрожал от восхищения.       – Это значит, что на тебе особый знак Наисветлейшего! Только святые, безупречные люди могут быть Всеслышащими! Даже в семьях Великих вождей нечасто рождаются Всеслышащие!       Однако! А капитану Лауноскору об этом сообщить забыли? – очень хотелось спросить. Или он, как и остальная команда, слишком занят был вещанием, чтоб кого-то слушать, и просто упустил из внимания тот факт, что на буксирующем их корабле этих Всеслышащих несколько человек?       – Ваше б восприятие услышали на Земле… некоторые… Хотя, у нас своих маразмов хватает, в самую разную сторону. Ну да, я телепатка. Занятно, мы столько с тобой говорили, а о таком факте я упомянуть забыла! Как видишь, у нас на Земле телепаты рождаются у кого ни попадя, моя мать точно под ваше определение святости не подпадает…       Медузообразные силуэты между тем, пританцовывая щупальцами, уплывали за предел видимости, очерченный параллелепипедом голограммы.       – Они уходят? Оставили нас в покое?       – Я сказала им, что мячику нужно продолжить путь, а их ждут их старшие… Жаль, конечно, я б не отказалась побольше узнать об этих существах. Но нам нужно спешить, верно? Так… координаты вроде прошли… Готовимся к прыжку!       Дейл, занимавшийся поиском по базам, явился, стоило Шеридану дойти до своего кабинета. В пару кликов открыл на этом устройстве результаты своих изысканий. Круг подозреваемых сузился до тех, кто не смог (или не захотел) эвакуироваться – только легче от этого пока что не стало.       – Вот, стало быть. На Алана Сандерсона практически ничего, родился, лечился, учился, никаких грехов за ним вроде нет, что папаша-то Бестер, так это не грех… правда, диагноз у парня многозначительный…       Отчаянные, умоляющие глаза Кэролин Сандерсон без всякого специального воспоминания возникли перед мысленным взором. Ал хороший мальчик, разумный мальчик, он никогда по своей воле не пошёл бы на такое безумие… Почему же сейчас этот мальчик пошёл на такое безумие – не сойти на Лорке, не использовать шанс как можно скорее воссоединиться с матерью? Из непонятного чувства долга перед мисс Ханниривер, которая была к нему добра? Из опасения, что может случиться, если его недуг столкнётся с большим количеством лорканцев? И почему никто взрослый и рассудительный не сумел его переупрямить?       – Второй, Андрес Колменарес, поинтереснее. Тоже в эталоны психического здоровья не метит, пять лет провёл в сумасшедшем доме, в прошлом из нелегалов – с пятнадцати лет скрывался от Пси-Корпуса, состоял, как говорят, в террористической группе, ответственной за взрыв гостиницы в Каракосе в 62 году, там останавливались корпусовские агитаторы перед съездом…       Шеридан с сомнением вглядывался в лицо бывшего нелегала – после выданной характеристики чего ж не сказать, что на лице этом крупными буквами написано, что за субъект. На самом деле, если отрешиться от услышанного – такие лица можно встретить среди артистов и лётчиков-испытателей, рейнджеров и монахов, нет в нём никакой особенной скрытой угрозы, есть тоска человека, которого жизнь помотала несколько сильнее, чем большинство, и он не уверен по сей день, что выплыл. Мотив, мотив… Соблазнительно считать всех террористов едино рабами безумной любви к громкому бабаху, но неверно. Какая цель могла б у него быть на Минбаре? Представить-то можно – и по сей день, хоть уже реже, случаются громкие расправы бывших нелегалов над ускользнувшими от правосудия корпусовскими, и не только в городах Земного Содружества. Но с каких бы пор и с какой стати их при этом перестало устраивать их обычное оружие?       – С пропавшей девушкой пока сложно, дочь министра, информации в свободном доступе не так много, но ребята работают.       Рассеянный кивок. Какие основания вообще подозревать юную Ханниривер? То, что летели третьим классом, при всех финансовых возможностях к первому? Это объясняется спешкой, тем, что решение было принято в последний момент, а это уже объясняется тем, что мать, совсем недавно схоронившая мужа, не готова была лишиться ещё и дочери. Она и не стала в полной мере готова, она хранила надежду, что Виргиния передумает, она… порой казалось, миссис Ханниривер что-то недоговаривает, что почти готова договорить, но останавливает себя в последний момент. Фьялетт, присутствовавшая при их беседах, заверила, что с происшествием на борту это не связано никак, это семейные дела, и не выдала больше, разумеется, никаких подробностей. В профессионализме Фьялетт сомневаться причин нет, замешана ли младшая Ханниривер – до конца не закрытый вопрос, но старшая не замешана точно.       – Вторая девушка, которая Карнеску… Тоже ничего. Я даже удивлён, что существуют такие персонажи. Выросла в детском доме, о родне в свободном доступе ничего, мы работаем и над этим, но подозреваю, смысла с этого будет немного. Училась, потом работала, связей не то что преступных, вообще никаких, кажется, кроме учёбы и работы её ничего в жизни не интересовало. Характеристики отовсюду сдержанные – похоже, характер у мисс Карнеску тот ещё, но закон никогда не преступала. Серьёзно, даже лёгкую дурь не употребляла…       Шеридан усмехнулся, кивая Дейлу, что он может перелистывать файл.       – Как знать, как раз людям с образцовой биографией иногда меньше всего причин доверять… Ну, далее?       – Август Филлмор… Оно, может, и опрометчиво так думать, но полагаю, ему попросту по возрасту уже не до авантюр. Ему 79 лет. Год назад перенёс операцию на сердце, непростой восстановительный период… В прошлом – коммерческий телепат, характеристики в основном очень хорошие – первый год в Корпусе провёл в лагере «меченых», после этого, видимо, старался вообще ничем не вызывать неудовольствия. Из родственников – только дальние среди нормалов, жена и сын погибли в 64м, внучка умерла во время дракхианской эпидемии… В общем, думаю, нет, не наш клиент.       Как знать, как знать… Старик, потерявший всю семью и стоящий одной ногой в могиле – в равной мере кандидат в смиренные монахи или в террористы-смертники. Если жена и сын погибли от рук нелегалов… то чего он, в то же время, ждал столько лет? Неужели подходящих мишеней для его гнева до сих пор не нашлось? Или именно сейчас, среди пассажиров к новому миру, всплыл тот, к кому у него личные счёты? Личные счёты, однако же, можно свести и проще…       – Роберт Шеннон – в прошлом преподаватель математики в корпусовском интернате, в последние годы – школьный учитель, в характеристиках отмечены неуживчивость, склочность, два года назад привлекался за драку в общественном месте, впрочем, зачинщиком был не он. Первая семья погибла при попытке сбежать в подполье, вторая семья – во время теракта Земной Гвардии… Но проблем с законом не имел никогда, от Бюро о нём тоже характеристики хорошие.       – Добропорядочные корпусовские ребята, понятно…       Дейл крякнул как-то очень довольно.       – Ну, Сидней Ромм – не очень добропорядочный. Чтобы не сказать – совсем не… Удачливый карточный шулер, по мелочи ещё некоторые мошеннические дела, Корпус охотился за ним десять лет, по-моему, это рекорд в подобной категории. Несколько раз арестовывался полицией Земли и гвардией Центавра, службами безопасности космических станций. Сбегал каждый раз. Отсидел свою десятку уже после падения Корпуса, сел как раз перед дракхианской чумой, то есть, освободился вот недавно. До чего ж удачливый чёрт…       – Ну, значит, не настолько удачливый, раз на сей раз не смог сбежать.       – А зачем? Во время чумы в тюрьме было безопаснее. Ну а потом как-то остепенился, что ли, увлёкся там музыкой, не поверите…       Президент, покусывая губу, вглядывался в фотографию Ромма. Обычно самые удачливые мошенники имеют простодушные, дурашливые физиономии, об этом всё-таки так не скажешь, видно, что хитрый лис. Хотя может быть, опять же выданная характеристика искажает восприятие? Просто обаятельный и знающий о своём обаянии хлыщ…       – Проверить, в общем, этого субъекта стоит как следует. С такой-то яркой биографией… Кто там ещё остался? За китайца, сколько помню, горячо ручалась его сокурсница…       Экран мигнул, являя взору молодого субтильного азиата.       – Да наверное даже, правильно ручалась. Мальчик то же, что и мисс Карнеску, из тех, кого ботаниками называют. Институт экстерном, аспирантура, невероятная куча олимпиад, начиная с младшей школы… И специализация – энтомология, это, то есть, ну вообще никак… Из знакомств вне сферы научных интересов только несколько друзей по корпусовскому интернату, тоже низкорейтинговых и увлечённых либо наукой, либо искусствами, из родственников осталась тётка, но они не общаются… Ну, по Блескоттам всё примерно как и сказала мисс Блескотт, у Хауэра из того, о чём умолчала жена – тяжёлая история с предыдущей семьёй, долгий бракоразводный процесс, суд, там чудом не дошло до криминала, но с нашей историей тоже никакой связи. Тяжелее-то всего с этими Викторами…       – Викторами?       Дейл крутанулся в кресле, отворачиваясь от экрана.       – Ну так, Викторов Греев только в нужном возрастном диапазоне двадцать человек нашлось, это тех, кто по последним данным проживал на Земле, а не в колониях. Уж сразу бы Джон Смит… Увы, пока нашего среди них не нашли, видать, что-то ввели неверно, может, жил он не на Земле – на Марс мы запрос пока не посылали… Ну да, только на него и Сандерсонов нет биометрии, билеты без бронирования, только роспись. В некоторых кассах на Земле до сих пор удивительный бардак творится…       – Так… Что-то мне не нравится во всём этом… Куда это нас вынесло? Я не изображаю из себя эксперта по картам, конечно, но как-то это отличается от того, что мы сейчас должны видеть. Вот это, например, что за дрянь здесь? Газовое облако? Вроде, я не столько отсутствовала, чтобы пропустить такие масштабные астрофизические процессы… Ой, что это? Сигнал? Кто-то пытается выйти с нами на связь?       Аминтанир включил трансляцию.       – Это автоматический…       Сначала сигнал шёл на других языках, потом на земном. Из правого верхнего угла голографического экрана, являющего зеленовато-голубое пятно планеты, выплывала сверкающая звезда о четырёх лучах – маяк.       – Вы пересекли границу запретной зоны, планета на карантине, биологическая угроза, просим немедленно повернуть назад…       Видимо, то же самое последовало ещё на нескольких языках. Маленькая команда панически запереглядывалась.       – Карантин, биологическая угроза? Ого… Теперь я точно уверена, что нас вынесло не туда… Но как это получилось? Аминтанир, разворачиваемся!       – Я пытаюсь, но Виргинне, скорость слишком высока!       – Ты знаешь, что такое карантин по биологической угрозе? Если эта штука, которая нас засекла, не подобьёт нас сейчас – то точно собьёт, когда мы пересечём орбиту планеты! Ей как-то плевать, что мы не здесь рассчитывали оказаться! Это кроме того момента, что если мы попадём в зону гравитационного воздействия – мы рискуем лично познакомиться с этой биологической угрозой, а ты, вроде, с другими вещами рассчитывал знакомиться!       – Я пытаюсь, Виргинне, но это то, что я не очень хорошо знаю в корабле… Они готовятся стрелять, да?       – Аминтанир, я знаю об этом корабле ещё меньше твоего, и тебе вот на такой скорости трудно маневрировать, а мне – сканировать эту штуку! Я вообще, знаешь, без году неделя у пульта, до тебя мне только Андрес… Ай!       Луч чиркнул по обшивке корабля вскользь – Аминтаниру всё же удалось совершить манёвр уклонения. Однако и этого хватило…       – Мы падаем! Падаем в атмосферу этой планеты!       – А вы почему не хотите сойти, Блескотт? Если лорканцы и в самом деле готовы доставить нас до Минбара… Чёрт их знает, конечно, таких кукукнутых, я вот лично им свою жалкую жизнь не доверю, но мало ли, вот Хауэр верит. Хауэр вообще, кажется, готов хоть с пак'ма‘ра лететь… У вас ведь там сестра. Она так беспокоится о вас…       – Да в этом и дело, Харроу, в этом и дело.       – Не понял?       Блескотт мрачно мял в пальцах последнюю сигарету. Как-то бросать курить у него в планах не было, но всё, кроме початой пачки, сгинуло с багажом, а путешествие затянулось, а в возможность купить сигареты на Лорке верилось немногим больше, чем в наличие там секс-шопов.       – Моя сестра… Она ведь мне сводная сестра, на 20 лет меня младше. Папаша на старости лет отчудил, женился на малолетке, кажется, она несовершеннолетняя даже была, студентка-младшекурсница… Обсмеял его, как услышал – понятно, седина в бороду, бес в ребро, но что ж настолько-то. Поругались маленько. Я с нею и знаком-то не был, я работал тогда на Ио, семью навещал редко… Потом она исчезла. Вот просто исчезла и всё. Ну, я, конечно, решил – сбежала, хватило с неё семейной жизни, дитё даже не пожалела… Папаша-то понятно, убивался, искать её пытался, чёрта с два его было убедить, что там любовью вселенской и не пахло… Снова поругались, посильнее. Наталью я видел раза два, сперва работа-работа, потом война эта, потом снова работа, да и сам женился, развёлся, снова женился… В общем, когда спохватился семье письмо написать – узнал, что сестру в Корпус забрали, она телепаткой оказалась. Отца с горя сердечный приступ схватил… Я тогда в запой ушёл малость, но не об этом речь. И вот только когда Корпус медным тазом накрылся, мы с ней встретились. Точнее, она меня нашла… Уже развелась с навязанным там мужем, фамилию родную вернула… В общем, как бы это сказать? Ну какое такое понимание-то у меня есть, что она мне сестра? Не, понимание-то как раз, умственное, есть. А внутри вот что-то не понимает. Не росли же вместе. Встретил уже взрослой женщиной, красавицей. А самое паршивое, что и у неё ведь что-то такое прорезаться стало. Я уже пять лет как во втором разводе, она, конечно, всё своего любимого вспоминает, но всё-таки сколько лет назад это было – она девчонка совсем была, и он пацан, с тех пор и погибнуть мог, и другую найти, что угодно… Но уж пусть она его найдёт, или другого кого встретит, поди, немало там неженатых… Не хочу я, чтоб она ещё, чего доброго, из-за меня осталась. Тогда уж у нас неровен час до греха дойдёт, на одной планете нам не жить лучше. Я и провожать её не хотел, да настояла же.       Харроу потёр шею с видом то ли озадаченным, то ли восхищённым.       – Ну и история. Не думал, что такое бывает…       – А чего не бывает-то? Не совсем родная ж, только наполовину, да и не росли вместе… - Блескотт осёкся, увидев, что к ним приближаются ещё двое. Харроу приветственно махнул рукой.       – А вы, Шеннон, просто боитесь на рейс опоздать, или к кому-то конкретно рвётесь?       Математик зыркнул в ответ откровенно недружелюбно.       – А чего не так, не пойму? Веские основания нужны, круги с вами по вселенной не наворачивать? Я на это всё не подписывался, не в моём возрасте, извините! Я билет на нормальный рейс из конца в конец покупал, а не на такие вот аттракционы! Ладно, корабль этот отбуксировать – понимаю, сами по краю прошли, порядочность элементарную надо иметь… Но ещё за синими маньяками я по околоткам вселенной не гонялся! Ну и да, родня у меня в том Йедоре оказалась. Мы друг друга мёртвыми считали, так уж я хоть посмотрю на них, лететь или нет – там решу…       – Ну как трогательно-то, - пробурчал подошедший следом Ромм, - долгожданное воссоединение семейства с отцом, который их же и сдал! Это да, раз тебя на корабле не убило, так может, там убьют…       – Я смотрю, кто-то язык за зубами вообще не держит! С ним как с человеком говоришь, сокровенным, можно сказать, делишься, а ему, посмотри, чужая жизнь навроде анекдота! «Сдал»… Хотя с кем я говорю-то, эталон морали с послужным списком толще Библии…       Ромм презрительно дёрнул длинным носом.       – В моём послужном списке предательства нет. Ты ж когда их планы копам сдавал – ничего, нормально было? Ну так и меня треплом не называй. Про мораль он ещё заикаться будет… 20 лет как спалось, считая, что жену и сына собственными руками, считай, убил?       – Я тут перед ничтожеством, которое от Корпуса по трущобам и борделям ныкалось, ещё не оправдывался! Тебе-то хорошо спалось – нормалов как липку обдирать? А теперь посмотри-ка, с вещами прямо из тюряги в телепатский рай собрался! Он для таких, как ты, и есть, уж точно…       – Я тебе сейчас показать могу, на чём я твой Корпус вертел! Вот не подумал я у всех подряд фраеров спрашивать, на что мне свой талант тратить, на карты или на что! Что наработал – за то отсидел, а вот ты за своё не сидел, к сожалению – жертва, твою мать, обстоятельств! Может, меня туда, конечно, и на порог не пустят – пойму, чего уж! Но корпусовских-то выродков прямо на этом пороге убивать надо!       – Эй, парни, парни, остыньте!       Куда там, остынут они. Лысина Шеннона цветом почти что как свёкла.       – Ты это, про корпусовских выродков, и Филлмору, и Хауэру, да? И Грею?       И лисье прищуренные глаза Ромма – как наведённый прицел, и кажется, встрёпанная шевелюра ещё больше дыбом встала.       – Филлмор хоть пытался сопротивляться. Хоть слабак, конечно, зато не предатель. Хауэр тоже мешок с дерьмом, но там и жёнушка первая была – Бестер в юбке… А Грей что, чем не выродок-то?       – В лицо ему это скажи!       – Погоди, а что с Греем-то не так?       Ромм оскалился.       – А попробуйте сами его спросить, а? Знаете, как таких между нами называли? «Жучки»! Вон у Колменареса спросите, он должен знать…       Виргиния наконец решилась открыть глаза и выпустить из рук поручень мостика. В падении это лучшее, что она могла сделать – вцепиться покрепче в ближайшую конструкцию, чтобы в болтанке её не швырнуло о стену или, того хуже, приборную панель. Аминтанир до последнего пытался вернуть управление кораблём, но в конце концов тоже вцепился в кресло, другой рукой прикрывая лицо.       – Так… Смотрю, мы живы…       Лорканец в порядке подтверждения на родном языке нараспев произнёс какую-то благодарность божеству.       – Всё же Наисветлейший благоволит к тебе, Виргинне! Хоть ты из не почитающего бога народа, но ты Всеслышащая, в этом есть знак!       Свечение панелей изменилось – можно, наверное, считать за аварийное освещение? Было довольно холодно, Виргиния шёпотом прокляла своё платье, но что поделать, переодеваться перед побегом было и некогда, и не во что.       – Я что, спорить буду? Может, и есть. Я о боге мало что знаю и судить не собираюсь.       – Неужели ты не думала сейчас, Виргинне, что может быть предстать перед Наисветлейший?       – Говорят, в падающем самолёте атеистов нет… Некогда в падении о боге и покаянии думать! Тут думаешь, как не разбить башкой какой-нибудь монитор, и какие могут быть повреждения у корабля, а большинство мыслей вообще непечатны… А сейчас меня больше беспокоит диагностика. Похоже, мы здорово приложились оземь…       Один из экранов пискнул, выдал череду непонятных значков, ярких пятен и сменился непритязательной заставкой со звёздным небом.       – Системная ошибка, я так понимаю, - глубокомысленно изрекла Виргиния, - что-то в его электронных мозгах здорово перемешалось, и я даже не могу понять, что… Да, не на ту профессию я пошла, теперь вижу…       Второй экран выдал уже что-то более осмысленное, сквозь помехи проступил забортный пейзаж – высокие деревья, густые заросли каких-то кустов, сквозь которые проступала поляна.       – Отлично. Себя он пока осознать-осмыслить не может, так хоть вокруг оглядеться… Как будто тихо-мирно всё. Формы жизни – сто… двести… Ого, планетка-то живенькая! Никаких технологий в радиусе… Сейчас попробую увеличить… Ну, похоже, никто на нас нападать не собирается, спасать, впрочем, тоже.       Аминтанир провёл ладонью вдоль экрана, меняя угол обзора – деревья, безмятежно голубое небо в их просвете, снова деревья, верхушки которых покрыты понемногу испаряющимся на солнце снегом. На «Золотом даре» много бесценной автоматики, вот к примеру – при подобном аварийном приземлении, для противодействия трению, температура внешнего слоя очень значительно понижается. Иначе б здесь сейчас бушевал пожар, но они не смогли б этого оценить, так как сгорели бы внутри. Здесь же тоже было довольно холодно – при падении система все силы бросила на торможение, климат-контроль был уже побоку, можно предполагать, что теперь система исправит положение, но гарантий нет – несмотря на предельно сниженную скорость, встряска была явно серьёзная.       – Нам придётся выйти наружу?       – Можно и ещё сколько-то посидеть внутри, конечно, но, боюсь, божественное озарение отладить системы мне не поможет. Ты пробовал запустить двигатели – что они выдали? То-то же. А порошки от простуды тут вряд ли где-то завалялись. Здесь же должны быть скафандры? И какое-то оружие, в котором ты более-менее уверен, что знаешь, как пользоваться?       Корабль словно задумался, прежде чем открыть шлюз. Но открыл. Скафандры – Виргиния предположила, что они, как и корабль, остались в наследство от расы, прежде населявшей Лорку – не стесняли движений, но непривычно хрустели, что первое время нервировало.       – Странно… Что ж такое случилось с этим миром, что прямо биологическая угроза-то? Датчики не показывают ни ядов, ни опасных вирусов…       – Быть может, это неизвестный им вирус.       – Думаешь, чума дракхов? Так её вроде бы везде… Ладно, пока скафандры снимать не будем, осмотримся…       Пока что негустой лес, на краю которого им повезло шлёпнуться, производил самое идиллическое впечатление. Стоял солнечный день, лёгкий ветерок покачивал древесные кроны, ветви прогибались под прыжками неведомых созданий – взгляд ловил порой то ли длинный хвост, то ли ещё более длинные концы маховых перьев, то и дело прямо перед самым стеклом скафандра пролетало какое-нибудь насекомое. Запахи скафандр, естественно, не пропускал, и как всё это раскинувшееся вокруг многоцветье благоухает, можно было только представлять, зато вот как звучит – они могли оценить. Что-то низко гудит, что-то тонко и быстро-быстро попискивает, а что-то вдалеке начинает с низких нот и заканчивает задорной трелью на соседней октаве. Симфония!       – Было б время – конечно, запустили б сканирование ещё из атмосферы, определить, есть ли здесь разумные формы жизни… Но не до того было. Ну, если не найдём тут разумную жизнь, к тому же доброжелательно настроенную – придётся как-то самим…       Аминтанир остановился перед неким растением, по форме напоминающим лисичку-переросток, только вместо спороносной изнанки шляпки – короткая толстая бахрома с бледными цветочками на конце, и перевёл сканер в режим фотографирования.       – Быть может, мы упали в необитаемой области. Но это не страшно, если они есть, они засекли наше падение и найдут нас.       Виргиния в это время осторожно тенькнула по крупному цветку, похожему на колокольчик. Из недр бутона показалось шарообразное насекомое, усеянное хитиновыми шипами – явственно казалось, с недовольной физиономией.       – И вот тогда будет страшно, ага. Я просто тут как-то некстати вспомнила, как в некоторых мирах, включая наш, было дело, реагировали на что-то вот так упавшее… Ну да ничего, как-нибудь прорвёмся. Интересно другое – насколько они потенциально готовы и согласны нам помочь. Если у них тут биологическая угроза – им и без нас проблем выше крыши… Слышишь? – Виргиния вдруг выхватила бластер.       – Ничего не слышу.       – Вот именно – ничего! Только что тут такой гомон был, такая трескотня – просто хоть записывай хиты дикой природы. А тут – раз, и стихло всё. Папенька говорил, не к добру такое. Когда вся природа стихает – значит, чувствует угрозу.       Аминтанир с сожалением отступил от гигантского гриба.       – Быть может, они испугались нас?       – Да нет, тут другое. Нас они и два километра назад испугаться могли.       Виргиния остановилась, сделала знак и Аминтаниру замереть. За ближайшими деревьями что-то мелькнуло…       – Чтоб я сдохла! Это что, осьминог?       Аминтанир увидел то, на что указывала спутница, не сразу – буроватая туша была того же цвета, что и древесные стволы, только движение выделило её.       – Внешне это похоже на осьминога, или же, в нашем мире есть подобные существа, они называются…       – Но осьминоги же не бывают сухопутными?       – Я мало изучал биологию иных миров, это не входило в мою программу, поэтому не знаю.       – И я вот такого не знаю. Похоже, оно готовится к прыжку…       – Они хищники?       – Ну, по идее да, но что-то вот это какой-то совершенно психованный…       Молодые люди синхронно пригнулись, и неправильный осьминог пролетел у них над головами. Упав в траву, он сгруппировался, поднялся на двух щупальцах, угрожающе вытянув в их сторону третье. На огромной голове блеснули маленькие злые глазки.       Виргиния включила внешнюю связь.       – Эй, тварь, если ты разумен… Хотя бы немного… Не нападай на нас, мы не враги тебе. Мы не пришли захватывать твой мир, нам самим нужна помощь.       – Мозг! Разумный мозг! Моя добыча!       Существо ответило на земном – скрипучим протяжным голосом, можно было полагать, что и слова Виргинии оно поняло – только они не возымели эффекта.       – Что? Пожелал мой мозг? Не могу не похвалить твой выбор, но мне он самой пригодится! Ты что, питаешься мозгами? Ты осьминог-зомби?       – Не надо бежать! Это не боль, не смерть! Станете как мы! Как все до вас!       Тварь, спружинив щупальца, совершила ещё один бросок. Виргиния и Аминтанир открыли огонь одновременно, и не прекращали, пока основательно прожаренная туша не шлёпнулась неаппетитной склизлой кучей в полутора метрах от них.       – Ну и дела… У них тут случился зомби-апокалипсис? Хорошо, вопросов про биологическую угрозу больше не имею.       – Думаю, нам следует вернуться на корабль.       Виргиния, пошевелив бесформенные останки палкой, вернула бластер в кобуру.       – Мысль разумная, но неверная. Ты слышал, что он сказал? «Станете как мы, как все до вас». Значит, здесь были какие-то все, кто-то пытался колонизировать эту планету! Ну, это можно было понять уже по тому, что кто-то ж поставил охранный маяк… Не факт, что это были земляне, может, для них все двуногие на одну морду… Но говорил он на земном, это повышает наши шансы на то, что в возможно оставленных здесь средствах связи, какой-нибудь технике мы сумеем разобраться.       Андрес медленно брёл по ровному, заросшему высоким цветущим сорняком полю, начинавшемуся сразу за космодромом и простирающемуся до самого горизонта, где в синеватой дымке просматривалось, кажется, что-то похожее на крыши жилищ. Хорошо всё-таки, что космодромы окружает такая солидная буферная зона – прогуляться по твёрдой земле хочется до боли, до зуда в ногах, но если вспомнить, в каком мире вынужденно довелось гостить, можно понять Харроу и Моралеса, сказавших, что носа из корабля не высунут до старта.       Но, к счастью, если велеречивые поклонники Наисветлейшего и склонны прогуливаться на природе, размышляя о величии своего божества, то, во всяком случае, не в этот день и час. Только тихий посвист каких-то насекомых в траве, только шорох сминаемых при ходьбе стеблей, только лёгкий, как шлейф духов незнакомки, запах цветения. Одиночные цветки по стеблю – лиловые, густые соцветия – бледно-голубые, кажется, так пахнут именно они. Медоносы, не медоносы… Если подумать, что тут ещё какие-то пчёлы есть… Усмехнувшись почему-то этой мысли, Андрес прорезал собой очередную лиловую полосу, вклинивающуюся в бледно-голубую, и остановился, едва не споткнувшись о лежащего прямо на земле, заложив руки за голову и созерцая высокое светлое небо, Андо.       Парень перевёл взгляд на источник наползшей на него тени, сколько-то времени обозревал упирающуюся в небо фигуру с некоторым удивлением, а потом осторожно сел, подтянув колени к груди и обхватив их руками.       – Здесь очень тихо, - медленно произнёс он, - так тихо, словно эта планета никогда не знала войн. И это так странно, именно здесь. Когда я был на Земле, даже в местах, удалённых от мегаполисов, нет таких участков, от которых не исходил бы крик боли… потерь. А здесь словно этого никогда не было.       Андрес обернулся в сторону сооружений космодрома, сверкающих в солнечных лучах, словно сказочный дворец. Всевозможные технические звуки от него сюда действительно не долетали, они гасли уже метрах в пяти. Там многое автоматизировано и работает при этом совершенно бесшумно, эскалаторы и створки терминалов не издавали, кажется, даже тихого шороха – если б не собственные шаги, можно б было подумать, что оглох. Говорят, всё это тоже наследство прежней расы, внесённые нынешними лорканцами изменения несущественны, все относятся к тому периоду, когда их мир взяла под покровительство Синдикратия. А ведь это немногим больше века, до тех пор они не проявляли к космодромам никакого интереса, кто знает, может, если б не бракири, подавшие сомнительный пример коммерческого мышления, то и теперь держались бы позиции оставить весь остальной бездуховный космос навеки позади… Дай бог нам всем когда-нибудь достигнуть такого качества, чтоб созданная нами техника оставалась в столь достойном состоянии спустя столетия!       – Ну не знаю, если у них есть доблестная и какими-то там заслугами богатая армия… Впрочем, это не то, о чём мне хотелось бы знать больше. Подозреваю, какие-то войны были и здесь, 500 лет не тот срок, за который подобный народец не смог бы подраться между собой по вопросу, кто правильней поклоняется Наисветлейшему. Не знаю даже, что удивительно – то, что они не самоуничтожились окончательно, или то, что они ещё не заполонили собой всю планету, при их жизненных ценностях… В общем, пусть это прозвучит сейчас сколь угодно невежливо, но отрадно пройтись по такому приятному, спокойному месту и не встретить ни одного лорканца. Видит бог, они за дорогу сюда вывели из себя даже терпеливых рейнджеров, а если нам ещё предстоит совместная с ними экспедиция… Но деваться-то некуда.       Андо прикрыл глаза, опрокидываясь обратно на траву, раскинув руки. Такое спокойствие – словно затишье перед бурей, почему-то настойчиво носилось в голове.       – Не думал о лорканцах в таком ключе. Честно говоря, я вообще о них не задумывался, пока мы не прилетели на их планету. Гораздо более интересующий меня вопрос к ним совсем не относится. Череда случайностей могла привести к возникновению каждого прекрасного мироздания, которое я видел, череда случайностей приводит их к гибели. Но в каждой такой череде есть закономерность, и в том, что произошло с вашим рейсом, она тоже есть. Вопрос в том, кому и зачем было нужно проносить с собой это на борт. И знал ли он о том, что на самом деле представляет из себя то, что он осмелился взять в руки. И чем это может обернуться – чем, как он думал, это должно обернуться... Насколько я знаю, те, кто обладал такими технологиями, не были самоубийцами. Это даёт мне право предполагать, что их последователи, или самозваные наследники, также не готовы отдать свою жалкую, никчёмную жизнь ради мнимого ощущения власти.       На последних словах руки Андо сжались в кулаки. Андрес присел поодаль, оглаживая пальцем узловатый стебель с редко расположенными пучками листьев.       – Не могу ничего сказать о пользователях таких технологий… кроме того, что земля им стекловатой. Когда-то это было поджанром кошмарных баек, какие рассказывают у костра. Лучше б таковыми и оставалось. Чувствуется, сейчас многие жалеют, что на волне определённого настроения после Кларка, потом после Корпуса многовато рассекретили. Об этих экспериментах с ископаемыми Тенями. У нас некоторые до последнего не верили, что Корпус в этом замешан – на что мы этих ребят не идеализировали, но такое-то слишком. Ну, это сейчас не важно, важно то, что нет на этом корабле тех, кого б эта хрень не одолевала. Я имею в виду вот эти все вопросы – кто, зачем и где он сейчас. Что не добавляет здоровья атмосфере, но что делать – не знает никто, вернее, никому не хотелось бы совершать первое действие… Лично я уверен в двух вещах. Первое – тот, о ком мы говорим, всё ещё среди нас, это там, на корабле, можно было считать подозрением, теперь это уверенность. Второе – что это телепат. Не только потому, что нормалов, не успевших эвакуироваться, было количественно меньше, но и потому, что будь это нормал, я его уже бы вычислил. И вот именно это ставит в тупик и не предлагает ни одного вразумительного шага – как телепат мог не понимать, с чем имеет дело? А если понимал…       Парень повернулся на бок, подложив руку под голову.       – Телепат. Без сомнения, телепат, никто другой не смог бы так долго не проявить себя. И мне кажется, он прекрасно понимал, что делал… Это то, чего я никогда не пойму и не приму никаких оправданий. Естественно… ибо я тот, кто я есть, и не могу не испытывать омерзения при одном упоминании... И несмотря на всё, что я видел и слышал, сам и в той памяти, которую оставила Лита – мне не дано понять тех, кто умеет каким-то образом задавить в себе естественное для всякого разумного, всякого дитя божьего, отвращение к подобному. Это знание без понимания – как они смеют, или как вмещают столько тьмы в себя. После той войны, после чумы дракхов... Почему всякий раз, как только уничтожаешь эту дрянь в одном месте, она тут же возникает в другом? На другом конце галактики и с другим лицом, но она всё та же дрянь. Почему последователи всё ещё находятся даже для такого наследия?       Андрес отрешённо наблюдал за ползущими друг к другу по травинке букашками.       – Звучит идеалистично, а мало кто оперирует такими категориями, если уж даже соображения собственной безопасности не останавливают… Ну, нет толку предполагать, сколько эта штука может стоить, там, где речь о больших деньгах, многие понятия меняют свою несомненность… Зачем это могло потребоваться везти на Минбар? Я не малюю минбарцам нимбы, боже упаси, но подозреваю, это последняя раса, которая могла бы заинтересоваться в чём-то подобном. А даже если – для благих целей, для изучения, чтобы разработать оружие против – то они совершенно точно нашли б иной способ доставки, без угрозы для гражданских лиц. Просто договорились встретиться с покупателем на Минбаре? Нашли место… Нет, это что-то другое, что-то вполне конкретное другое, но не то, что произошло, это было неожиданностью и для него…       Андо сел, тут же принявшись ожесточённо выдирать из встрёпанных волос травинки и листики.       – Неожиданностью, это верно. Это не Алан, это верно. Это не Виргиния – потому что я уже разговаривал с ней, и это не ты – потому что ты бы уже не разговаривал со мной. Это телепат, имеющий свои представления о том, для каких целей позволимо использовать подобные устройства. Телепат, имеющий своё представление об устройстве самого мира. И, если мы правы, то конечно же, он не был вам случайным попутчиком. С Минбара он отправился бы с вами последним рейсом к новому миру… действительно последним. Только это снова возвращает нас к пункту, что среди них нет самоубийц.       Длинные пальцы путались в рыжих прядях, то и дело Андо сдувал с лица паутинки волосков, норовивших попасть в глаза. Руки его дрожали, в голове роилось очень много мыслей, одна мрачнее другой.       Андрес растянулся напротив него, примяв собой густую, упруго свившуюся в плотное покрывало траву.       – Эту хрень предполагалось притащить в новый мир? Ну, мысль не внезапная, сам её думал буквально недавно… Но зачем? Зачем, с учётом того, что ему самому, так сказать, с подводной лодки деться было б некуда? Ну да, мы не знаем свойств артефакта, а он, предположим, знает… Может быть, речь не об уничтожении – корабля или целого мира… То есть, мы не знаем этого наверняка, это правда, и мы, возможно, всё же ошибаемся, сбрасывая со счетов тех, кто спасся, и тех, кто погиб – мог же он пасть жертвой собственного идиотизма? Сплошь и рядом такое случается… Только тени мысли «Боже, что я натворил» я не ловил за всё это время ни разу. А вот другое ловил… Паранойя, как я сам сказал Виргинии. Занятно, что ты выводишь из-под подозрения и её, и Алана, и, спасибо, меня… Ну, сам-то я знаю, что это не я, а от других ждать доверия не вправе… А почему, хотя вроде бы, нет у нас особых оснований, мы всё время сходимся к убеждению, что это именно телепат, и что это именно телепат, оставшийся среди нас? А вот, если принять все эти допущения, которые, кстати, всё же могут быть ложными, то либо это должен быть конченый псих – а конченых психов на корабле, не считая лорканцев, трое, и всех троих ты за подозреваемых не считаешь – либо это сильный и опытный отморозок, который… твою ж мать!       Андо резко обернулся – просто как оборачиваются на крик, будто что-то ещё нужно было ему в самом лице Андреса, помимо той сумасшедшей карусели образов, эмоций, обрывков логических связей, что вспыхнула, посредством резонанса, и в его голове, чередуя прозвучавшее недавно со сказанным вчера и почувствованным ещё на погибшем шаттле, и заканчивала свою круговерть лицом этого человека. И действительно, кого ж ещё! Несколько секунд обмена обрывками мыслей, метаний взглядов – друг за другом – глаза в глаза и в сторону сверкающего комплекса космодрома – пальцы сомкнулись на запястье, ноги выпрямились сами, в висках заколотилось единое, единственно возможное сейчас: «Скорее! Нельзя допустить, чтобы он успел скрыться!»       Алан готов уже был, смирившись, вернуться на корабль, но наконец увидел в дальнем конце мостка искомую фигуру.       – Господин Грей, господин Грей, подождите, пожалуйста!       Металлические листы настила так грохочут – не факт, что он услышит… Ну и во всяком случае, он может сделать вид, что не услышал. Однако он остановился, и встретил подбежавшего мальчика даже вполне благожелательной улыбкой.       – Да, ты что-то хотел, Алан?       – Я… - мальчик дико смутился и отчаянно теребил руки, тот порыв, с которым он летел сюда, разом улетучился, разбившись о достигнутую цель, как волна о камень, - я понимаю, что покажусь наглым и назойливым, но… Если вы окажетесь на Минбаре раньше нас, можете кое-что передать? Письмо моей маме… Я не могу в каждый сеанс связи просить времени для себя, это нахально, да и что это для неё – увидеть меня на экране не дольше минуты… Я написал ей большое письмо, обо всём, что произошло, о том, что со мной всё в порядке, что не о чем волноваться. То есть, конечно, есть, о чём, но я просто не могу иначе… А если мы прилетим раньше вас – то тоже хорошо, я расскажу всё маме сам, а вы просто выбросите этот кристалл. Вот. Я не хочу, чтоб вы подумали, что я обратился к вам, потому что вы… потому что мистер Шеннон и мистер Хауэр такие раздражительные, они думают только о своих семьях, им не до того, чтоб бегать по моим просьбам… Я не хочу, чтоб это звучало обидно и к ним тоже. Никто не обязан бегать по моим просьбам… Это только если вас не затруднит. Я не прошу вас успокаивать её, хотя и боюсь, что она не слезет с вас живьём, пока вы не расскажете ей всё обо мне на десять раз. Что поделать, она такая… Но надеюсь, моё письмо ободрит её. Простите, может быть, для вас всё это звучит каким-то странным ребячеством, но для меня это очень важно. Мой отец умер, так и не услышав от меня тёплых слов, я не могу продолжать так…       Широкая ладонь Грея обхватила его руку, принимая кристалл.       – Всё в порядке, Алан. Она ведь твоя мать, и ты самое дорогое, что у неё есть. Я бы предложил тебе всё же остаться, и постараться как можно скорее добраться до Минбара, но если уж и капитан Ли полагает, что тебе будет лучше под присмотром рейнджеров – как я могу настаивать?       Алан заставил себя поднять взгляд на возвышающееся где-то высоко над ним, как некий каменный истукан древности, лицо Грея.       – Даже если капитан Ли так не полагал бы – я всё равно не мог бы остаться в стороне, пока они ищут Виргинию. Она была добра ко мне, я должен тоже чем-то ей отплатить. А… вы, господин Грей? У вас есть семья? Вы не говорили об этом… Извините, если спрашиваю о чём-то болезненном.       Виргиния рассказывала о той стычке между ним и Колменаресом, и у Алана по итогам этого рассказа осталось ощущение смутной досады. И не в том даже дело, что вступаться за неё Виргиния не просила, ничего особо приятного послужить просто поводом для стравления взаимной неприязни. Но если так посмотреть, Роберт Шеннон, даром что старше и должен быть спокойнее, случая не упускал с кем-то погавкаться, Десмонда Хауэра тоже душой компании не назовёшь. Тем не менее – с ними чаще кто-нибудь общается, чем с Виктором Греем. Но если кто-то ничего не рассказывает о себе – разве оттого, что нечего рассказывать, а не оттого, чтоб не беспокоить окружающих своими проблемами, переживать их тихо внутри себя? Нет, он меньше всего хотел сейчас выпытывать у Грея, что есть у него за душой, ждёт ли его на Минбаре возлюбленная, или ребёнок, а может быть – мать, прав лезть в душу у него нет. Он лишь хотел показать – он не пренебрегает…       – Разумеется, есть, Алан. Все телепаты – моя семья.       Сложно судить по такому малоэмоциональному лицу, но кажется, он это серьёзно. Чего Алан категорически не умел, просто не имел такого опыта – так это выражать кому-то поддержку. И наверное, это не лучшие обстоятельства, чтоб этому научиться, но уж какие есть.       – Да, но… Простите. Мне подумалось, хотелось спросить… Не потому ли вы решили остаться здесь, что вас как-то… ну, не очень приветливо воспринимают. Мне, поверьте, знакомо это, хотя со мной неправильно сравнивать… Вас отторгают потому, что вы были в Корпусе, хотя ведь не только вы… Это очень грустно, сколько лет прошло, а бывших нелегалов и бывших корпусовских всё равно мир не берёт.       Виктор неловко потрепал его по плечу.       – Ну, тут ты не прав. Конечно, врать тебе не буду, до полной идиллии далеко, но всё же Бюро объединило нас всех, особенно это касается молодёжи, они уже не делят себя на тех и этих… Вон, твоя сестра вышла замуж за сына Литы Александер, это ли не пример?       Алан вздрогнул.       – Откуда вы знаете?       – Так… Андо сказал. И вообще, разве это тайна?       – Андо не говорил с вами ни разу! А Офелия… Она же всех сторонилась! Даже мы с мамой ничего не знали…       – Бог мой, Алан, я просто слышал об этом, что в этом такого?       Алан и сам, на самом деле, думал уже, что ничего такого. Но что-то не отпускало его, никак не отпускало. Ему подумалось вдруг, что если быть честным – нельзя сказать, чтоб все особенно сторонились Виктора, или же Виктор сторонился всех. Скорее, его словно… не было. Словно он сливался с фоном, растворялся, становясь «одним из», а не собой конкретно. Что-то говорил отец как-то о том, как и почему так делают, если б он слушал отца, а не себя…       И Алан сделал то, что не думал, что когда-нибудь сделает. Он вцепился в руку Грея – Бюро не требует от телепатов ношения перчаток, храни его господь хотя б за это! – и ментально «врезался» в его сознание.       – Что вы скрываете?       Разница в две позиции не стоит ничего, когда один – хорошо обученный взрослый, а другой – юноша с ментальными проблемами и сложностями с самоконтролем. Но Виктор не ожидал… И в сознании его, всего на миг, мелькнул раскрытый чемодан с покоящимся в нём тёмным предметом, похожим на мяч для регби…       – Вы! Это были вы! Какого чёрта, как вы могли!       Широкая и сильная ладонь зажала ему рот.       – Молчи! Несчастная насмешка над именем великого отца… Есть вещи, в которых ты ничего не понимаешь, поэтому молчи о них!       «Что здесь нужно понимать? Вы чуть не убили нас всех!»       «Откуда я мог знать, что вас с матерью понесёт на этот рейс? Ты сорвал всё! Это ты чуть не убил! А я должен был – вернуть…»       «Помогите! Помогите, кто-нибудь!»       Алан неловко отбивался руками и ногами, но с тем же успехом, кажется, он мог подраться с вот этим кораблём за его спиной. Он пытался бить ментально, но это тоже было уже бесполезно – ограждённый безупречным блоком, Виктор только морщился, словно просто ветер бросал в лицо холодные, злые дождевые капли. Он подтащил мальчика к зазору в конце мостка, откуда хорошо виднелись внизу огромные тяжёлые шестерни подъёмного механизма…       Только убедившись, что все окна и двери в доме надёжно заперты, они смогли наконец перевести дух.       – Запас воздуха в баллонах на исходе.       – Я думаю, скафандры всё же можно снять. Я несколько раз смотрела на датчики – по-прежнему ничего. Видимо, биологическая угроза это всё же вот оно, по-моему, на одну несчастную планету достаточно…       Аминтанир некоторое время ещё колебался, но когда Виргиния без дальнейших раздумий освободилась от скафандра, последовал её примеру. Жилище иномирцев, совершенно не похожее на лорканское, не внушало ему ощущения безопасности, но то иного плана чувство, духовного. Немало самых заблудших и греховных созданий дышат таким же воздухом, как избранный Наисветлейшим народ.       – Честно говоря, это прекрасная возможность… обзавестись чем-то полезным, - землянка прошлась по комнатам, захлопала дверцами шкафов, - не знаю, как ты, а лично я не против бы была переодеться. Не то чтоб меня что-то не устраивало в моей одежде, но я живу в ней безвылазно уже как-то ненормально долго. А военная форма, которая имеется на нашем корабле, во-первых, немногим лучше твоего нынешнего одеяния, во-вторых, не по размеру ни тебе, ни тем более мне.       Их шаги по пустому дому разносились оглушительным грохотом – полы не имели никаких покрытий, а снаружи не доносилось никаких звуков. На всех поверхностях слой пыли, свидетельствующий о том, что дом уже невесть сколько не знал прилежной хозяйской руки, дом пропах пылью – вот, выходит, каков он, дух запустения, который, говорят, стоял в домах прежних обитателей Лорки, которых поразила рука Наисветлейшего!       – Виргинне, но это… это чужое!       – И где в ближайшем радиусе ты видишь собственников этого добра? По-видимому, они бежали без оглядки, раз побросали это всё… А может быть, стали жертвами этих вон любителей свеженького мозгового вещества, и в таком случае одежда им тоже едва ли нужна. Знаешь, что мне это напоминает? Компьютерные игрушки… У вас, конечно, ничего такого в помине нет, ну, я тебе покажу при случае… О господи, нет, ну удачно мы попали! Эти ребята одевались ещё зачётнее вас, как в этом можно ходить? У нас это был 19 век.       Аминтанир рассеянно переминался с ноги на ногу, пока Виргиния пренебрежительно перебирала длинные пышные платья и замысловатые корсеты. Что ж, если так смотреть… они когда-то заняли опустевший дом Лорки, спали под сводами, возведёнными не ими, и поныне пользуются орудиями, созданными не их рукой. Но такова была воля Наисветлейшего, даровавшего им землю, очищенную им от грешников… допустимы ли такие сравнения?       Но по крайней мере, допустимо получить этот опыт, который тоже может послужить для духовного роста. Учителя говорят, что разница в обыденной жизни лорканцев и иных народов такова: в доме чтущего Наисветлейшего всё, что можно назвать красивым, роскошным, так или иначе связано с именем божьим, с его прославлением, а в домах иномирцев – с услаждением их страстей. Но они не приводили примеров, не показывали изображений внутреннего убранства жилищ грешников – верно, по принципу не касаться греховного даже взором, а как может тот, кто стремится к духовному, представить стремление к противоположному? Может быть, и правда незачем упражнять свой ум такими задачами, но ясно представляя то, к чему следует стремиться, не стоит ли представлять и то, чего следует избегать?       – Ничего не поделаешь, придётся остановиться на мужском прикиде, как куда более практичном… Да, кстати, если тебя всё ещё мучит вопрос, где мы, то я, в кои веки, кажется, знаю. Папаша как-то читал статейку, пересказал потом мне. Мы, что печально, в секторе Центавра, то есть, неплохо я дала маху при вводе координат… Или это так извращённо их интерпретировал компьютер, хотелось бы знать, почему?.. И что ещё печальнее, мы на карантинной планете, не помню, увы, её название, населённой на редкость замечательными существами… Ну, мы с ними уже познакомились… Так, с нижним бельём всё как-то совсем печально, то ли они не оставили ничего сносного, то ли просто обыкновенный бюстгальтер для них совсем культурно неприемлем, везде только эти корсеты…       Виргиния сбросила блузку, Аминтанир моментально отвернулся, едва не хлопнувшись с обморок. Пожалуй, когда говорил, что готов к любым испытаниям выдержанности своего духа, он был непростительно самонадеян!       – Так, посмотрим, нет ли здесь ещё чего, что может пригодиться…       Дверь ванной комнаты Виргиния открывала, на всякий случай, с оружием наизготовку. И не зря – внутри их поджидали.       – Ну блин… Двери и окна заперли, да… Так вот – оно внутри!       Тварь, покачнувшись на гибких щупальцах, спружинила, бросилась… В бластере, как нельзя более своевременно, кончился заряд. И Виргиния просто шарахнула монстра ментальной оплеухой. Совершенно не задумываясь, как и что делать, автоматически. Тварь сползла по стене, издав утробный вяк, и осталась лежать у плинтуса, вяло подрагивая щупальцами – по-видимому, оглушённая, но живая. Виргиния, вернув в кобуру бесполезный бластер, взяла запасной и для верности – какой-то длинный металлический шест, нашедшийся в углу – кажется, это была оконная гардина, и приблизилась. Кажется, или этот чуть помельче того, что был в лесу? Или просто рядом с огромной центаврианской ванной и такая вот туша – её едва ли получилось бы обхватить руками, не только потому, что не больно-то хочется – теряется? Получается, состоит из головы и трёх конечностей. Точнее, не имеет чётко обособленной головы, в этом неправильной формы студенистом шаре – всё, и голова, и брюхо, и задница… Мелкие глазки твари встретились с её взглядом.       – Сильное сознание… Много мыслей… Не хочет умирать, злится… Хочет вернуться домой… Волнуется за мальчишку… Много… Хорошо…       – Что ты там бормочешь?       Существо возвысило голос.       – Хочу ещё твои мысли! Больше!       – Что? Ты… Тебе что, понравилось, как я тебе врезала?       – Сильное сознание. Жаль, молодое. Но сильное. Очень хорошо.       Виргиния перехватила гардину поудобнее.       – Так… Если мы способны к диалогу, то предлагаю следующее. Ты следующие пять минут на меня не бросаешься, а я следующие пять минут тебя не убиваю, и я задам тебе пару вопросов. Идёт? Так я и думала. Так вот… Вы – те, кого называют заглотами, верно? И вы живёте на этой планете?       Тварь подтянула под себя щупальца – но не с целью прыжка, как явствовало из её настроя, а из опасений, как бы Виргиния не отдавила одно из них ботинком.       – Нас зовут накалины, или заглоты, двуногие, что были здесь. Накалин – нас зовут двуногие, которые носили эту одежду, что на тебе, и жили в этом доме. Заглот – зовут нас двуногие, говорящие на том же языке, что ты сейчас. Мы живём здесь, это наш мир.       – Понятно… Значит, на вашей планете высадились центавриане, в надежде её колонизовать… И некоторое количество землян с ними были тоже?       – Не очень хорошие сознания. Слабые, много тумана. Много употребляли того, от чего портится память.       – Понятно. Чернорабочие из бродяг, нанятые центаврианами, пили больше самих центавриан… Но от них вы знаете наш язык, верно? И вы… вы стали нападать на них, высасывая их мозг. Точнее, даже не сам мозг, а… память. Как вы это делаете? И зачем?       – Нам нужно зрелое сознание. Нам нужна связанная мысль. Мы сами не связываем мысль. Самые старые из чужаков – лучше всего. Наше тело устроено так, что мы можем выпить мысли.       Виргиния задумчиво покачивала гардиной.       – Связанная мысль – это, ты имеешь в виду, память, способность… как это по-научному бы сказать… иметь понятие о развитии событий во времени, об анализе? Ну, то есть, то, что человек помнит день вчерашний, позавчерашний, своё прошлое год назад, помнит своих родственников так же вчера и год назад, помнит, как, например, менялась окружающая природа от сезона к сезону?       Мелкие глазки мигнули, как показалось, мечтательно.       – Да, ты близко к этому говоришь. Это зрелое сознание, оно много держит, много времени, много связей, много лиц и предметов.       – А зачем это вам? И почему, ты говоришь, вы сами этого не можете?       – Мы устроены так. Такими мы рождаемся. Если не везёт с добычей – такими мы умираем. Если мы получаем зрелое сознание, мы наслаждаемся. Это великое умиротворение, как хорошо поесть. Мы сразу знали много, видели много. Очень хорошо.       – А… нескромный вопрос позволь… Пока не высадились к вам эти колонисты-неудачники – вы кому мозги потрошили? У вас тут жил какой-то подобный вид? Или друг друга?       Заглот пошевелился, видимо, устраиваясь поудобнее, но нападать снова, явно, не торопился – понимал, должно быть, что этот новый бластер в руке – с полным зарядом, да и гардиной получить – мало приятного…       – Не знаю, это давно, слишком давно. Столько никто не может помнить. У нас, когда рождается, память его чиста. Нет ничего в голове, нет памяти. Когда растёт – небольшая память есть, совсем небольшая. Помним, что видим. Лес, река, где что растёт, где стоят дома пришельцев. Когда старый умирает – у него есть какая-то память, он выбирает молодого, кому подарит её. Тогда можно помнить, где сам не был. Где другой лес, где дома пришельцев. Если много молодых, плохо – старых не хватает для всех. Очень хорошо было, когда были пришельцы – у них много памяти, много получили. Но много они и убили, и потом ушли из нашего мира. Очень жалко. Не всё сохранили. Все сохранили важное – надо искать пришельцев, у них большое сознание, много о том, где не был, и даже чего видеть нельзя, трогать нельзя, о том, что больше всей жизни, дальше глубоко. История. У нас нет истории, от пришельцев узнали. Берегли, передавали. Я забрал только у одного, кто говорил как ты. Слабое сознание, много тумана. Он не умел как ты, жалко.       Виргиния присела рядом, внимательно, с интересом разглядывая заглота.       – Да, захватывающе… Исследовать бы вас. Что за мозг у вас, что за… Как вы такие получились-то… Если бог есть вообще, он порядочный юморист. Создать расу, которая сама не способна к развитию сознания, но наделить её способностью высасывать память из других. По сути, получается, вы переписываете память из других, потому что не способны приобрести что-то такое самостоятельно… И вот были вы совсем безмозглыми, делили как могли вашу скудную память, а потом встретили чужаков – и они стали для вас то ли редким деликатесом, то ли наркотиком… А я, получается, шибанув тебя телепатией, дала возможность переписать тебе часть моей памяти, не стирая её при этом из меня? Ну да, видимо, среди тех центавриан и земного отребья телепатов не было, или они не додумывались так… Логично…       Аминтанир всё это время продолжал стоять у порога, но спокойно смотреть оттуда, как землянка так беспечно рискует если не жизнью, то своей личностью, он больше не мог.       – Виргинне, зачем ты всё говоришь с ним? Он опасный!       – Знаю. Но подожди, у меня тут возникла кое-какая, смутная пока, мысль… - она осторожно подцепила щупальце существа, разглядывая вяло колышущиеся ядовитые иглы, - опиши мне, как сам понимаешь, что происходит при… Как вы высасываете память, что при этом происходит с мозгом человека?       – Верно говорят, у дураков мысли сходятся, но как-то поздно. А ещё правильней сказать – нормалам на смех. Каждый сам себе детектив, все чего-то подозревали, а сесть, обсудить и связать это всё – ну никак!       – Ну, я, если честно, подозревал девчонку. Она ж всё с мальчишкой шушукалась. И на корабле она осталась, хотя её мать эвакуировалась…       – Шеннон, ты больной! Сам-то в эту дверь не полез, небось!       – А я думал, всё-таки это он сам. Ну не со зла, то есть, видно ж по нему, что с головушкой не всё ладно…       – И вот смех, спасибо лорканцам, кто б мог подумать! Мы-то пока б добежали…       – Против лома нет приёма, даже телепатического. Хорошо, что насмерть не убил, его ещё допросить надо бы…       – Да, вовремя. Ищи-свищи б его потом, что-то мне кажется, такой жук и с Лорки б выбрался, да ещё прихватил бы чего плохо лежало… А как вы поняли-то, что это он?       – Скорее – как мы не поняли это раньше, сразу! – Андрес нервно взлохматил волосы, - я ж сразу, сразу видел, что это за фрукт… Таких за годы нелегальской жизни учишься жопой чуять, иначе, собственно, не выжить. Но мало ли всяких «бывших» тут и там теперь встретишь, война кончилась, всё, вот и уговаривай не наброситься и в фарш не забить…       – Ничего не понимаю! – растерянно переводил взгляд с одного на другого молодой китаец, который, зачитавшись выпрошенной у кого-то книгой о лорканских чешуекрылых («маньяк и на За'Ха'Думе своё найдёт», сказал об этом Ромм), умудрился прозевать все события, - он же не пси-коп, действительно, рейтинг…       – А что, кроме пси-копов в Корпусе ничего замечательного не было? – хмыкнул Ромм, - всегда смешно, когда о Корпусе больше знают те, кто там не был! Смотри-ка, вон и Филлмор сидит глазёнками хлопает. Ну да, что бы ему с его пятёркой там такого открыли, уровень не дорос…       – Ты нос-то опусти, со своей единицей! – не преминул вставить Шеннон, - П1, ба, я думал, вживую такое не встречу…       – Да хоть П0,5, зато я Корпусу не отсасывал, в отличие от некоторых тут… А вам бы и подумать, и не трагическими историями жизни поделиться, а тем, что высокорейтинговые среди нас – все молодёжь да нелегалы… кроме одного! А чтоб надеяться эту дрянь под контролем удержать – мало даже рейтинг иметь, надо и всяким примочкам быть обученным. Опять же, и необученный уже раз двадцать бы спалился б, особенно при этом вот, - Ромм кивнул на Андо, - он потому, поди, и слинять теперь решил, что в одном корабле с таким ему как на бомбе сидеть. Это не мелочь низкорейтинговую за нос водить, да вас дураков… Тут уж одним «рассеиванием» не обойдёшься.       – Что такое рассеивание? – подал голос молчавший до того Моралес.       Ромм вальяжно откинулся на стену.       – Приём такой. Простейший, правду сказать, если постараться, то и тебя научить можно, но настоящее-то, качественное «рассеивание» начиная с пятёрки получается. У нас это ещё называлось «отведиглаз». Просто получается как бы, что человека нет. И есть, и нету, никто не заостряет на нём внимание, не ловит его мыслей. Это не блок, блок – это заметно и понятно. Это как бы растворение себя во всём и всех вокруг. Вот ты вон ту плитку покрытия видишь? Ну, теперь видишь, как я тебе показал. А до этого? Она просто сливается со всем остальным, не выделяется, ты скользишь по ней взглядом и забываешь. Или лежит вот горсть семечек, сколько их тут? Не узнаешь, пока не сосчитаешь. Исчезнет одно – поймёшь? Ну вот это примерно и есть «рассеивание». Ты не только не ловишь мыслей, настроений, намерений человека – ты даже не удивляешься, что не ловишь.       – Высокорейтинговые это, правда, чувствуют. Такое, знаете… словно боковым зрением промелькнувшую тень увидел, оборачиваешься – ничего.       – Ой, а тебе-то с твоим откуда знать?       – А ты со своим мне что-то по существу возразить можешь?       – Вы уж простите, я что-то ничего не понимаю. Он зачем это сделал-то? Ну, пронёс эту дрянь? Чего хотел?       Андрес скрипнул зубами.       – Мальчишка немного успел увидеть, я тем более. Я так понял, эта штука предназначена не совсем для воздействия на корабли. Вообще-то – на мозги. Что они хотели – это чтоб как можно больше беглецов собралось в одном месте, почему и был последний рейс-то, не рейс интересовал, а пункт назначения… А что дальше – спросим этого типа, когда очнётся.       Виргиния выпрямилась.       – Вот что… Есть у меня кое-какая идея. Безумная, как всегда, но много ли у нас вариантов. Теперь надо ещё как-то суметь прорваться к кораблю, но оружие у нас есть, а в комбинезонах, как я поняла, мы можем их не бояться…       Щупальце твари обвилось вокруг её ноги.       – Возьми меня с собой! В большие миры, где много сильного, взрослого сознания!       – Что?!       – Я буду полезным! Буду защищать!       – Звучит заманчиво, но я пока не совсем спятила, чтоб притащить на Минбар, допустим, такое чудо и сказать: «Здравствуйте, это мой друг заглот, он, правда, имеет привычку высасывать мозги, но в целом неплохой парень». Как-то это непорядочно по отношению к любому миру.       Можно сказать – накалин попытался запрокинуть голову, но поскольку практически головой он весь и был, то выглядело это очень своеобразно.       – Но у вас же есть какие-нибудь… недружественные и нехорошие миры? Я могу пойти туда!       – Тоже мысль ничего, конечно… Например, тот же Праксис… Там такие кадры собираются – отборные удобрения! Вот было бы неплохо дать им шанс начать всё заново и с чистой головой может стать порядочными людьми… Но нет. Что ты-то будешь делать, насосавшись дерьма из их памяти? Это уже по отношению к тебе не очень хорошо. Однако всё же мне есть, что тебе предложить. Конечно, это связано с риском, серьёзным риском… Но рискуем тут мы все…       Велев Аминтаниру запаковаться в скафандр (перед этим едва ли не насильно переодев его в центаврианскую трофейную одежду, в которой он, по крайней мере, не будет путаться при ходьбе и которую не придётся с такими трудами и муками заталкивать в скафандр), Виргиния перехватила поудобнее бластер и осторожно выглянула за дверь. Пока всё было чисто, но судя по девственной тишине вокруг, собратья её нового приятеля были где-то рядом. И вряд ли окажутся такими же склонными к мирным переговорам…