Венок Альянса

      Когда состоялся сеанс связи с Центавром, Винтари встал поближе к Амине – чтоб её отец видел его, чтоб, если они там всё ещё колеблются – это тоже могло послужить аргументом… Кроме него и Шеридана, в комнате присутствовали зет Рикардо и Тжи’Тен.       – Моя дорогая дочь… - голос пожилого центаврианина был тих, но Винтари мог поклясться, что в нём не было ни раздражения, ни тем более презрения, а скорее усталость, - наконец я вижу тебя, хотя бы на экране! Я должен многое тебе сказать, и не знаю, смогу ли… Я готовился к этому разговору долго – и всё равно не чувствую себя готовым. Я должен признаться тебе, что я, всегда последовательный в своих решениях и поступках, здесь претерпел слишком много… метаний и сомнений, испытал слишком много противоречивых чувств. Когда ты сбежала… Первое время я просто негодовал. Твоя мать могла бы подтвердить, нечасто можно увидеть, как я мечусь по дому, кричу и топаю ногами, но тогда был именно такой случай. Я был разгневан – и потому решил не искать тебя. «Ну и пусть уходит из нашего дома эта недостойная! – сказал я, - пусть, если так мало ценно для неё всё то, что я ей дал, пропадёт там в неведомых краях, погубит свою жизнь… Не стану ей мешать!» После того, как злость схлынула, меня охватила тоска… Ты всегда была светом моей жизни, Амина. Цветком весны в осени моей жизни, отрадой моей старости. Не каждый отец бывает так счастлив, любуясь, как растёт его дочь, радуясь её красоте и талантам. Ты знаешь, в жизни для меня было лишь две цели – благо моего города и благо моей семьи. Моего большого гнезда и моего малого гнезда. Я не считал, что должен замахиваться на большее, решать судьбы, вести народ… Каждый должен делать своё дело, кто-то большое, кто-то малое. Но я не считал, что моё дело – забота о моём городе и о моей семье – это мало. Это те кирпичи, из которого строится благополучие всего мира, и качество каждого кирпича определяет качество стены. И охваченный тоской, я всё спрашивал себя, в чём же была моя ошибка, что я сделал неправильно, или чего не сделал, что ты так поступила… И признаюсь, моё согласие на твой брак с Данторией было продиктовано, в немалой степени, желанием, чтоб он нашёл и вернул тебя, чтобы мы наконец смогли поговорить. Это было недостойной слабостью с моей стороны – что я не хотел заниматься этим сам, не хотел отступить от своей гордости… Сейчас я думаю о том, что, говоря, что ты погубишь себя, едва сам не погубил тебя ещё вернее и хуже… Сейчас, моё дорогое дитя, я хотел бы послушать, как ты там, какова твоя жизнь вдали от родного дома.       Амина вышла вперёд, молитвенно стиснула руки на груди. Винтари заметил в её глазах слёзы – так она была взволнована.       – Отец, ты знаешь, мне всегда хотелось служить и быть полезной. Быть полезной родному дому, быть полезной Центавру… Такой ты меня родил и воспитал, и я не могу быть другой. Я не хочу, чтобы ты или кто-нибудь думал, что я ушла потому, что не хочу быть центаврианкой, что выбросила родину из моего сердца. Нет, другие, возможно, пусть так думают… но только не ты. Не бывало утра, когда бы я проснулась без мыслей о тебе и родном доме. Но иногда быть всего полезней можно, будучи вдали от родного дома. Мне повезло стать рейнджером, членом организации, о которой во вселенной ходят восторженные легенды. Я горжусь тем, что я первая центаврианка в их рядах. Каждая похвала в мой адрес – это похвала и Центавру тоже, тебе, воспитавшему меня, земле, которая меня вскормила. Всё, что я приобретаю здесь – я приобретаю и для Центавра, для всего мира. Да, я не вышла замуж, как ты того хотел, огорчила тебя, нарушив твою волю… Поверь, мне так хотелось, чтоб ты однажды понял меня. Быть может, я и проявляю излишнюю амбициозность, не подобающую роду Джани, но мне было мало того, что мне могли дать там, я желала знаний, желала действий. И сейчас я хочу и дальше, как все эти два года, представлять наш мир в анлашок, и если однажды беда подойдёт к родному порогу – хочу быть в первых рядах тех, кто сможет дать отпор, защитить.       Старик наклонил голову – жидкий седой гребень печально колыхнулся – таким же движением, какое делала Амина, когда хотела скрыть невероятное смущение.       – Моё возлюбленное дитя… Нет, наверное, отца, который не был бы разгневан и огорчён, когда нарушают его отцовскую волю. Но нет, пожалуй, и такого отца, который не был бы горд за ребёнка, достигшего успеха. Проявившего настойчивость и волю. Я слышал, что служить в анлашок трудно… И я долго не хотел этого признавать, но я горжусь тобой. Конечно, мне хотелось бы видеть тебя здесь, дома, живущей по нашим правилам и традициям. Мне не хотелось бы слышать о своей дочери, что она ослушница и отступница… Но если мы делаем только то, что нам позволяется, в чём нам готовы помочь – велика ли наша доблесть, наша ли это доблесть? Ты поступила вопреки – и преуспела. Так может быть, ты и в самом деле будешь полезней там, будучи голосом нашего мира и примером того, насколько сильны и мужественны могут быть центавриане?       Шаг вперёд сделал Рикардо.       – Позвольте мне сказать… Я учитель в лагере, к которому приписана Амина Джани, и могу вас заверить – у меня было немало, конечно, поводов для гордости среди учеников, но сказать вам, что Амина – один из таких примеров, я б не мог. Амина – это в большей мере не моя гордость, а… ваша. Гордость учителя – суметь обучить трудного ученика, преодолеть барьеры непонимания, страха, комплексов, свойственных молодости. Амина не такова. Она с радостью и энтузиазмом берётся за любое задание, рутинные дела не вызывают у неё скуки, а сложные – протеста. Она сочетает в себе любознательность с дисциплинированностью и исполнительностью, что с точки зрения учителей, поверьте, просто подарок. Она обнаружила потрясающие способности к языкам, что позволяет ей, в частности, оказывать неоценимую помощь принцу Винтари в его трудах, а её дружелюбие и отзывчивость служат прекрасным примером для остальных членов отряда. В отряд входят представители разных рас, он один из самых пёстрых по составу, и очень важно найти то, что всех бы объединяло. Сейчас всех объединяет тревога за Амину и желание, чтобы она осталась с ними. Несомненно, вы могли б гордиться своей дочерью, если б она вернулась на Центавр и, как примерная центаврианка, вышла замуж и заботилась о семье. Но такие дочери есть в каждом роде. Однако гораздо больше вы можете гордиться первой центаврианкой-рейнджером, которая сумела стать образцом в отряде и примером для представителей других рас. Такая девушка есть только в роде Джани.       – Отец, я хотела бы быть твоей гордостью, а не твоим позором. Твоя любовь ко мне всегда была так велика, ты так редко мне в чём-либо отказывал… Вправе ли я желать большего? И всё же сейчас я прошу не отказывать мне в этом. Не возвращать меня домой, хоть моя тоска о тебе так же велика, как твоя по мне. Я знаю, что ты хотел бы мне счастья и только счастья, но поверь, даже если ты найдёшь мне в мужья лучшего мужчину на Центавре, это не сделает меня счастливой. Счастье моё здесь…       Пожилой центаврианин прервал её.       – Дочь моя, теперь ты меня послушай. Мне важно было послушать тебя, прежде чем сказать то, что скажу. Я говорю с тобой не из нашего дома, и даже не из Тулани. Для нашего разговора император Моллари выделил мне непрослушивающийся канал, секретность разговора объяснена щепетильностью ситуации и защитой чести древнего рода, но времени у нас не так много… Он был, честно говоря… не вполне в ясном сознании, и не всё из того, что он сказал, я понял… Но если император сказал, что это важно – я должен подчиняться. Он сказал, что не может говорить прямым текстом… Что я, как отец, если дорожу жизнью дочери, должен изыскать любые причины, чтобы она не вернулась на Центавр. Чтобы не только семья, но и никто другой не вздумал требовать её возвращения. «Пусть окажется, что она умерла, сменила пол, беременна от пак’ма’ра – что угодно, что лучше, чем то, что ждёт её здесь. Потому что даже я не смогу гарантировать её безопасность – они не допустят, чтоб хоть один рейнджер ступил на эту землю» - так он сказал. Не спрашивай меня, кто такие эти они – я сам этого не знаю. Я только знаю, что если кто-то или что-то угрожает самому императору, так что он в приватной беседе не может сказать всего, что хотел бы – значит, опасность, нависшая над нами, серьёзнее, чем все дворцовые склоки и подковёрная борьба за власть. И приехав сейчас на родину, Амина, ты погибнешь, но родине не поможешь. А оставшись там, можешь помочь. Выясни, что происходит…       В полном шоке Амина оглядывалась на спутников – слышали ли то же, что она, так же смущены и встревожены?       – Как я выясню, если вы там, а я здесь?       Старый центаврианин печально пожал плечами.       – Ты рейнджер, у тебя есть доступ к информации, к которой нет доступа у меня. Император, хоть и не мог говорить прямо, дал несколько намёков-ключей. Он сказал: «Скоро наследнику будет шестнадцать. Это должны видеть. Есть те, кто способен видеть. Жаль, что я тогда не смог выпить с Шериданом». Я не знаю, что это значит. Ещё он сказал: «То, чего нет у нарнов и чего скоро не будет у нас. Чего нет подле меня, хотя должно быть». И сказал также: «Их высочество помнит, что сделал некогда его отец и что сделал я. Он должен понять, что у господ остаются слуги». Так вот, я поручаю тебе, Амина, разобраться, что всё это значит, и найти способ помочь Центавру. В том, что император Моллари – да, стар, да, злоупотребляет спиртным, но никак не сумасшедший – я уверен. Я никогда до сего дня не был во дворце… Но уж точно не думал, что он произведёт на меня столь тягостное впечатление. Впечатление, как будто сами стены недобро наблюдают за тобой… Я никогда в жизни не видел призраков, дитя моё, но думаю, даже призрак покойного предыдущего императора не мог бы… создать такую атмосферу… Разве что была бы сотня таких призраков. Амина, я объявлю теперь, что дозволяю своей дочери находиться на Минбаре и учиться в анлашок. Пусть объяснение это для излишне любопытных будет и не слишком красивым, основанным на том, что ты приёмная дочь, что кровь простолюдинов повлекла тебя к нарушению наших устоев. Более того, император велел, чтоб принц Винтари прислал свою книгу лично мне, и я займусь её изданием… пока я это могу. Вскоре они доберутся до этой записи… Доверенные люди перемонтируют её, избавив от всех нежелательных упоминаний, но я всё равно попаду под прицел, и тогда едва ли смогу много… Но если до тех пор я смогу устроить так, чтобы ещё хотя бы один молодой центаврианин покинул Центавр и присоединился к рейнджерам – и это будет хорошо. Чтобы вы вернулись, когда будете знать, что делать… Тебе придётся нелегко, дитя моё, но поверь, нелегко будет и мне. От тебя отказался Дантория – хвала всем покровителям нашего рода, но ты девушка, исполненная многих достоинств, помимо твоей очевидной красоты, немало может найтись таких, кого не смутят условности, кому довольно того, что ты моя дочь и воспитывалась в доме Джани, или кто решит выказать мне расположение, посватавшись к тебе – и мне нужно будет что-то более весомое того, что ты не дочь твоей матери. Я не должен слишком явно выказывать своё одобрение твоему жизненному выбору – ибо в таком случае мне не позволят сделать и того малого, что я намерен сделать. Настоящее спокойствие нам дало бы, если б у тебя был муж, разделяющий наши цели, только где ж ты найдёшь такого на Минбаре? О, дочь моя, если б только ты не была столь добродетельна, если б способна была дать какой-то повод для пересудов, кроме того, который дали мы, твои родители, обстоятельствами твоего рождения…       Винтари искоса поглядывал на Амину, оценивая её реакцию, пытаясь угадать её мысли. Предложить сейчас себя на роль такого повода выглядит логичнее всего. Но один раз она уже отказалась, да и старик Джани – будет ли в восторге от такой идеи, решится ли доверить ему свою дочь хотя бы формально?       – Твои слова жгут сердце, отец. Будучи избалованной девчонкой, ещё не знающей любви, я не подчинилась твоему решению, как сделать это теперь, когда знаю – не опьянение прекрасной наружностью и сладкими речами на пирах юности, и не привычку, рождающуюся в браке, а то именно чувство, воспеваемое, но чаще проклинаемое, потому что нарушает привычный центаврианский уклад? Если б ради блага отечества, воли твоей и нашего сиятельного императора потребовалось умереть – я б сделала это, коль это не противоречит принципам анлашок. Но стать хоть женой, хоть любовницей человеку недостойному я не смогла б и раньше, а достойному – не могу теперь, ведь достойный заслуживает обладания не только телом, но и тем, чего я уже не могу ему дать.       Старик прищурился.       – Вот как, выходит, разведка Дантории не слишком и сгущала краски, относительно иномирного влияния на тебя? И кто же твой избранник? Он человек, минбарец?       Разведка Дантории именно краски и сгущала, хотелось сказать, как для красного словца не приврать. Соглядатай Дантории – скорее всего, это землянин или дрази, они охотнее всего берутся за такие заказы (берутся, например, и бракири, работают качественнее, но и оплачиваются дороже) – едва ли был в Эйякьяне, там не дураки сидят, быстро раскусили бы такого «новобранца». Вероятнее, что он видел Амину либо на съезде в Доме Сборов (однако опознать кого-то в таком столпотворении – задача непростая, к тому же в таком случае и письмо Дантории должно было последовать раньше), либо во время учений в космосе, когда рейнджеры останавливались заправляться на Вавилоне-5. В любом случае это была обстановка, в плане личной жизни не показательная. И в любом случае приписать бедняжке роман с гостящим на Минбаре принцем – нужно слишком пылкое воображение…       Амина стояла бледная, всей собой воплощая отчаянную решимость, готовность к громам, молниям, проклятьям и пожеланиям смерти – ради самого дорогого для неё, правды.       – Он нарн, отец.       Что же такое увидел, услышал этот старик во дворце, если слова дочери не ввергли его в подобающий ужас!       – Это превосходно. Ты очень помогла мне, дочь моя, больше, чем я мог рассчитывать. Итак, в случае, если найдётся благожелатель, настаивающий на том, чтоб вернуть тебя под отеческое крыло, я обеспечу, чтоб было кому разнести нужные слухи, чтоб постыдная тайна вышла наружу: моя дочь оставила нашу веру и традиции и обесчестила своё имя с нарном. Чтоб заговор молчания сложился вокруг твоего имени. Пусть род Джани и будет подвергнут позору – но это даст вам необходимое время… Ради спасения империи можно пожертвовать честью рода. Это самое малое, что я могу сделать.       – Отец…       Губы старого центаврианина дрожали. Тжи’Тен опустил голову – похоже, тоже скрывая наворачивающиеся слёзы.       – Не думал я, что так повернётся, моя дорогая. Но сейчас именно то время, когда мало значат наши желания. Я думаю о том, что мне придётся сказать много скверных, жестоких слов о тебе, и сердце моё заранее обливается кровью… но я должен, Амина. Ради того, чтоб ты была жива и преуспела, я растопчу и свою гордость, и даже самые надежды однажды ещё хоть раз тебя увидеть. Нас из поколения в поколение учат поступаться чувствами ради блага отечества, и теперь судьбе угодно было проверить, как мы освоили урок. Возможно, это последний мой откровенный разговор с тобой, дочка. И я хочу, чтоб ты знала – я благодарен твоей матери, леди Лукусе, за то, что она сделала. Сам я не посмел бы… А она подарила мне высшую радость – позволить тебе вырасти дворянкой, получить образование, подарила нам объятья друг друга… Я люблю тебя и горжусь тобой, дочь моя.       Когда сеанс связи был окончен, долго царила тишина. Все пятеро сидели вокруг стола, погружённые в хаос мыслей.       – Я ждала, что отец не поймёт меня, осудит, проклянёт… - нарушила наконец тишину Амина, - не ждала я его… радости… такой.       Лицо Тжи'Тена было сосредоточенным и хмурым.       – Если сам Моллари поручает тебе быть здесь, но при том не может дать прямого объяснения даже твоему отцу… Что же там происходит? Не то, чтоб поведение центавриан не казалось странным все эти годы… да оно всегда было странным! Но эта изоляция, длящаяся годы, никто не допускается в их мир и почти никаких контактов не имеют они сами… мягко говоря, неестественно для расы, вечно всюду совавшей свой нос. Или у них проблемы… или у нас скоро будут проблемы.       Винтари кусал губы – слишком много вопросов, слишком мало информации. Что дома что-то происходит – и это что-то нехорошее, очевидно уже давно. Он мог понять это и до своего отъезда, но тогда он был слишком юн, слишком далеко это было от его интересов. Слишком легко было что-то списать на растущее недовольство длительной изоляцией, что-то – на обычные интриги, угрожающие чьему-то положению. Вспомнить бы, что мелькало иногда в обмолвках друзей – напрямую к их семьям не относящееся, разве что косвенно, что же за провинции там упоминались… Почему сейчас это кажется важным?       У господ остались слуги… Кто имеется в виду – если слуги его отца, то увы, да, их осталось предостаточно, Дантория лишь один из примеров. Один из самых ярких примеров, но не единственный. Тот недолгий, но страшный период поспособствовал возвышению отменнейшей мрази. От них всех не стоит ожидать ничего хорошего, однако то плохое, чего от них следует ожидать, вполне укладывается в обычный порядок вещей – хищники прекрасно понимают, что завоёванное надо оборонять, что на том уровне, на котором они волей судьбы оказались, им никто не рад. Но кого из них настолько, до какого-то прямо мистического ужаса, мог бы бояться Моллари? В претенденты попал только Дантория, только у него для этого достаточно и возможностей, и амбиций, прочие распределились по лагерям поддержки кандидатов, и за Данторию при этом не большинство. Большинство как раз устраивает Котто – Моллари вёл весьма умеренную политику, ничем не пошатнув их положения, того же можно ожидать от его любимчика, а вот от Дантории те, кто воочию наблюдал его восхождение, как раз хорошего не ждут, с него сожрать бывших подельников ещё как станется. Можно ли полагать, что сейчас, с этим неуспехом, позиции Дантории пошатнутся? Очевидно, что ради своих целей этот тип способен на всё, но заговор против Моллари – это едва ли. Тут на его стороне играет беспощадное время, все желают императору долгих лет, бодрости и здоровья, все понимают, что их у него не будет. Кутария уже отправился к праотцам, и здесь тоже надо проявить лишь немного терпения. Все усилия он сосредоточит на уничтожении соперников.       – Мы не вмешивались, потому что никто не просил нашей помощи, - молвил Рикардо, - но это-то – уже призыв о помощи… Завуалированный, но тем и страшней. Насчёт проблем – ситуация с Центавром такова уже много лет, а пока всё тихо. Чего они ждут? Три загадки императора… Ответ, как я понимаю, должен быть один?       Тут должно быть что-то ещё, одними только интригами и заговорами центаврианина не напугать, уж точно не такого, как Моллари. Может, он и сдал за последние годы, но едва ли забыл, как сам когда-то пришёл к власти. При всех тревогах за будущее, рождаемых мягкотелостью и инфантильностью Котто – он ведь немало сделал для укрепления своих и его позиций… Почему настойчиво кажется, что это связано с недавно посетившим вопросом – куда утекают деньги?       – Как он сказал? «Скоро наследнику исполнится шестнадцать»… Кого он имел в виду? Их высочеству давно уже больше шестнадцати лет, другим претендентам тем более.       На этих словах он выпал из задумчивости.       – Я думаю, господин Шеридан, имелся в виду ваш сын Дэвид. Вы, верно, заметили, что центавриане склонны специфически воспринимать Альянс как галактическую империю, а вас как императора, и поэтому, видимо, порываются называть его принцем… Когда так машинально назвала его Амина, он вспылил: «Да вы что, все такие?»       – Но это бред! Что он наследует? У нас выборное правление. Я пытался это объяснить Моллари в ту нашу последнюю встречу, когда он… - выражение лица Шеридана менялось на глазах, - вручил подарок Дэвиду… На шестнадцатилетие…       Собеседники запереглядывались. И это ведь из них разве что Амина знает, что такой традиции, о которой наплёл Моллари, никогда не существовало. Достаточно логически подумать, что если б существовало – эта реликвия была б уничтожена Картажье. Какие разговоры о наследниках могли быть при том, кто собирался жить вечно?       – Может быть, ответ – в подарке?       – Видимо.       Шеридан помотал головой, словно отгоняя дурную мысль.       – Не верю, что Лондо… что он мог желать зла моему сыну!.. Этот подарок удивил и обескуражил меня, встревожил Дэленн, это верно, но предполагать какое-то покушение со стороны Лондо, покушение на ребёнка, который на тот момент ещё не родился… Нет, это абсурд!       – Он – наверняка, нет. Вы ведь слышали, он не мог говорить напрямую. Может быть, и он сам имеет столько же понятия о содержимом этого сосуда, сколько и мы тут. Или по крайней мере, имел на момент вручения.       Винтари покосился на Рикардо с неуловимой усмешкой. В принципе, доводы вполне резонные, малевать из Моллари святого не станет и страдающий иногда излишней отходчивостью и сентиментальностью Шеридан, он не станет тем более, но – какие выгоды центаврианскому императору несёт убийство сына президента Альянса? Учитывая, что на тот момент он даже не мог знать, что родится именно сын. Если судить об Альянсе по центаврианским меркам, то судить уж полностью, и полагать, что дочь была б лишь промежуточным звеном наследования, а уж до внуков Шеридана Моллари определённо не светило дожить! Действительно, абсурд, и Винтари расхохотался бы, если б не неподобающая для этого обстановка.       – Он сказал: «Это должны видеть. Те, кто могут увидеть». Что это значит? Что это, что не каждый может увидеть?       Старый мерзавец выразился максимально загадочно, это верно, стоило б рукоплескать ему стоя. Любого минбарца заткнёт за пояс.       – На самом деле, - вздохнул Шеридан, - то, что это связано со злополучным сосудом – только наши домыслы. Как и то, что связано с Дэвидом, если уж совсем строго. Наверняка немало тех, кому исполнится шестнадцать раньше, чем ему, и среди них найдутся наследники чего-либо!       – Меня беспокоит вторая загадка, - подал голос Тжи’Тен, - «чего нет у нарнов и чего скоро не будет у нас». Что он имел в виду? Чего у нас нет? Не волосы же он имел в виду.       Винтари хмыкнул.       – Дальше ещё интереснее. «Чего нет подле меня, что должно быть». Вот уж действительно интересно, что же! Не о том же он вдруг решил вспомнить, что его единственная императрица живёт отдельно, а прямых наследников вовсе нет. Он-то это проблемой не считал никогда, на все упрёки отвечал, что ради Республики готов на всё, кроме ещё одного брака.       – «Их высочество знает, - Амина нервно покусывала губу, - что сделал я и что сделал его отец». Император Моллари, можно сказать, был на хорошем счету у вашего отца…       – Не можно, а нужно! Тех, кто был на плохом счету, потом хоронили в закрытых гробах.       – Но что они сделали вместе, что тут можно подразумевать?       – А может, тут не в смысле «вместе», а в смысле противопоставления?       Рикардо энергично почесал макушку, взлохматив и без того лохматую русую шевелюру до неприличия.       – Ну, что нам об обоих субъектах говорит сухая история? До чёрта всего, оба фигурки одиозные. Картажье стал императором после кончины Турхана, и совместно со своими приспешниками… сделал всё, короче, чтоб не забывали его ещё долго, использовали его имя как синоним дьявола. Вы извините, ваше высочество, против вас я ничего не имею, вы, видимо, целиком в матушку удались... Удивил отечество такими репрессиями, каких оно, кажется, вообще никогда не знало. Развязал войну едва ли не со всей вселенной, заключив сотрудничество с Тенями… Вернее, заключил его, как выяснилось, ещё Моллари…       Тжи'Тен просиял.       – Вот оно! Вот оно, что сделал Моллари и что сделал Картажье, что их объединяет! Оба служили Теням! Но ведь Тени ушли за Предел, вместе с другими Изначальными, так какая разница, кто кому когда-то служил? Больше у нас этой пакости нет, это главное. Если всё время поминать прошлое – так никогда мира не будет.       Голубые глаза Рикардо встретились с алыми.       – А ещё он сказал: «У господ есть слуги». Одних таких слуг мы знавали довольно тесно. Флот дракхов был разбит наголову в финальной битве в секторе Земли, и грандиозная идея с чумой не помогла… Но был ли это весь их флот? Плюс, дракхи ведь наверняка были не единственными слугами Теней. Как раз перед тем, как Центавр ушёл в эту изоляцию, когда регент воспользовался технологиями Теней, чтобы… чёрт… Я знал, я чувствовал, что история на этом не закончена! Эти блоки дистанционного управления – не единственное… Где б этому наследию сейчас быть, как не на Центавре?       С минуту все молчали, пытаясь справиться с продравшим по спинам морозом. Вот уж о чём тут каждый надеялся не вспомнить больше никогда! Чума дракхов была побеждена, а недолгий период правления регента терялся на фоне предшествующей феерии Картажье. Удобно так терялся. Практически, никто, кроме глубоко интересующихся историей, не вспоминал, что был ещё какой-то регент. Идиотские выходки которого и привели к уходу Центавра с галактической арены. Можно понять, что так соблазнительно было прибрать к рукам артефакты Теней – а вот честно, кто удержался б, кроме разве что чистоплюев-минбарцев? Но пускать их в ход сразу – не изучив сначала как следует, не выждав удачного момента, по горячим следам безумной тотальной войны… Ничего удивительного, что так единодушно поддержали кандидатуру Моллари – образец здравомыслия на этом фоне, удивительно то, что никто не вспомнил, что идиота-регента когда-то выдвинул тоже он.       Всё это дело прошлого, а прошлое не изменишь, но вот его влияние на настоящее… В самом деле, какие основания были полагать, что тогда были задействованы ВСЕ попавшие в распоряжение правительства регента артефакты древнего зла?       – Я не знаю, если уж говорить о Тенях, - собрался наконец с мыслями Винтари, - верно ли предположить… То, чего нет у нарнов – это телепаты. Непреложной традицией Центавра с давних времён было, что каждый род, каждое семейство, хоть что-то из себя представляющее, обзаводилось телепатом, иногда и не одним. В период правления Картажье телепаты многих именитых родов, приближенных ко двору, были убиты. Кто-то казнён по надуманным обвинениям, кто-то просто устранён тайными убийцами… На это не обращали особенного внимания, кровь тогда лилась рекой. Ликвидация Гильдии тоже не удивила – Картажье легко мог ликвидировать целый город, если там недостаточно усердно возносили ему славословия. Но и при Моллари Гильдия и традиция усыновления телепатов не были возрождены, и можно уверенно утверждать – ни у одного рода, члены которого имеют честь предстоять перед императором, телепатов нет. Почему, если Теней больше нет? Более того, император Моллари – уже второй император, при котором нет лидара* – четырёх прислужниц-телепаток, по обычаю сопровождающих императора всюду. Последним императором с лидара был Турхан. Картажье нарушил эту традицию, потому что сотрудничал с Тенями, боящимися телепатов как огня, лидара Турхана были убиты по его приказу. Почему его линию продолжил Моллари? Почему он не отдал приказа о поиске новых детей-телепатов, которые в будущем могли бы быть лидара? Это – факты, присовокуплю к ним и домыслы, доказательств которым у меня, сами понимаете, нет. Иметь среди себя телепатов, особенно в кровной родне, теперь едва ли не признак неблагонадёжности. О них стараются не упоминать, многие из них, насколько знаю, высланы в колонии или бежали сами. Телепаты семейств моих предков – те, что уцелели – живут в колонии Винтари, я их и не видел никогда. И что интересно, всему происходящему нет абсолютно никаких официальных объяснений.       – Тогда всё сходится – потому что на Центавре осталось что-то из наследия Теней. Что-то, что телепаты могут обнаружить и, возможно, обезвредить. Как всё это связано с шестнадцатилетием Дэвида – не знаю, и честно говоря, не очень хочу знать. Предпочёл бы, чтоб эта угроза перестала существовать гораздо раньше. Вот что, Амина. Это теперь ваша личная война. В кратчайшие сроки помогаете Винтари заканчивать его книгу, пересылаете её отцу… Это важно сделать до того, как на него там обратят нездоровое внимание. И к книге присовокупите всю имеющуюся у нас информацию по дракхам – весь доступ Иванова тебе даст, я распоряжусь… Больше стоило б надеяться на нелегальные каналы, но пока есть хоть какие-то легальные – надо пользоваться. Недавно их высочеству высказали несправедливый упрёк в том, что он собирается представить великое, священное явление анлашок в виде какого-то приключенческого романа, а то и сказки. Знаете, это навело меня на мысль – так и следует сделать. Я имею в виду – подумать над легкомысленным на первый взгляд оформлением, которое создаст у вероятных соглядатаев превратное представление. Не гарантия, но всё же.       – Рискну вынести встречное предложение, господин президент. В ходе изучения минбарских языков я нередко переводил сказки, песни и предания. Переводы мои едва ли можно назвать достойными, однако никаких иных переводов всего этого на центарин не существует. По крайней мере, прямых переводов, а не с промежуточным переводом на земной. Я могу, с неоценимой помощью Дэвида и леди Джани, довести их до максимально возможного совершенства – и оформить всё единой серией вроде «Мифы и легенды Минбара». У меня нет уверенности, что это действительно запутает и усыпит бдительность тех, кого не решается назвать прямо Моллари, но попробовать стоит.       – Что ж, это действительно звучит интересно.       – Кроме того, мне придётся вновь поработать над технической частью… в сторону её сокращения и упрощения на сей раз. Сами подумайте, если мы предполагаем, что на Центавре окрепли и активизировались силы, которым не дают покоя лавры моего отца и регента – ведь мы предполагаем именно это? – худшее, что мы можем сделать это дать им слишком много информации о флоте и оружии Альянса. Если ваши сектора вновь наводнят корабли, начинённые артефактами Теней, хотелось бы иметь хоть какие-то шансы, не правда ли? Разумеется, многое им может донести разведка – как-то они выяснили местонахождение Амины Джани, с чего б считать, что это единственное, что их там интересовало. Но зачем облегчать им задачу?       Рикардо повернулся с замысловатой улыбкой.       – Однако, высочество, интересный вы тип. Сдаётся, если б кто на родине услышал такие ваши речи, даже у меня было б больше шансов на императорский трон.       – К трону, господин Алварес, надлежит стремиться не для того, что фамильные кресла недостаточно удобны заднице, а для блага отечества. Что блага отечеству точно не принесёт – это война в ближайшем обозримом будущем. А тем более – заигрыши с наследием Теней. История уже показала, что они ничем хорошим не кончаются, только видимо, кому-то все уроки истории побоку. Центавр должен вернуться из изоляции для того, чтоб занять подобающее место в галактике – место оплота, гаранта и образца для подражания, а не вселенского пугала.       Шеридан помолчал, потом медленно и мрачно кивнул.       – Как бы меня ни расстраивал такой поворот разговора – возразить на это нечего. Кроме того, надо подумать, как переслать на Центавр вакцину от чумы дракхов – центавриане единственная раса, которая не была от неё вакцинирована. На всякий случай просто. Потому что бережёного бог бережёт. Мало ли, что там ещё из этого самого наследия могут распаковать эти самые «они». Я не знаю, насколько это реально – доставить сразу большую партию, да ещё и распространить…       – Об этом я позабочусь, господин Шеридан, - хлопнул ладонью по столу Винтари, - через неделю на Минбар прибывает торговец Арвини. Он со времён до изоляции и по сию пору имеет беспрепятственный доступ во все миры, это могло б сделать его первым подозреваемым в шпионаже – и именно поэтому, мне кажется, от такого подозрения он может быть свободен. Те, кто готов на столь крупные и опасные игры, не могли б позволить себе такие очевидные глупости. Впрочем, дополнительно проверить его не мешает. Возможно, с участием телепатов – здесь их, благо, найти не проблема. И если он действительно чист, во что мне хочется верить, я поручу ему это. Он очень стар, но думаю, не откажется послужить империи… по-настоящему… Дадим ему столь крупную партию, какую он только сможет увезти. Его грузы обычно не привлекают пристального внимания.       – Хорошая идея, ваше высочество, я сам думал о том же. Недели нам как раз хватит, чтобы собрать нужное количество вакцины, необходимую информацию…       Винтари не сводил с Шеридана глаз. Он видел сейчас – словно вдруг помолодевшего, подобравшегося перед сражением, готового броситься на защиту воззвавшего о помощи – того самого человека, выигравшего войну Теней, и в груди у него закипала звериная нежность.       «Просто всегда будь… Я всегда буду рядом с тобой. Идти за тобой, идти по твоему слову… Я всё для тебя сделаю… Отец…».       – А когда он сможет прибыть в следующий раз?       – Ну, обычно его рейсы нечасты, но если сделать ему какой-то заказ… То хоть через неделю обратно.       – Нет, привлекать внимание не следует. Следующую партию Арвини заберёт не с Минбара, а, скажем, из сектора аббаев.       Рикардо в тот же момент развернул голографическую карту, размеченную рейнджерскими базами и маршрутами патрулирования и учений, и они с Тжи’Теном вполголоса делали первичные намётки.       – Но позвольте вопрос, господин Шеридан… Вакцину ведь нужно адаптировать под каждую расу, разве нет? Откуда же у вас вакцина, адаптированная под центавриан? Ведь тогда, когда бушевала эпидемия, Центавр почти не имел контактов с вашими мирами?       – Ключевое слово – почти. Хотя дипломатические представительства к тому времени, действительно, были свёрнуты – нескольким мелким торговцам не повезло оказаться на Земле именно тогда. Так мы узнали о действии чумы на центаврианский организм – благодаря слаженной работе вирусологов, сразу организовавших направления по всем застигнутым карантином на Земле представителям других миров, и в большей мере чуду. Потому что они умерли в числе первых. Если вы слышали, что представляла из себя эта чума, то знаете, что единой симптоматики у неё нет – она подстраивается под особенности организма, находя в нём слабые места… Вашим слабым местом является сложный состав крови. Преимущественной стратегией чумы в вашем случае стали кровепаразитарные заболевания – она поражает эритроциты, делая их совершенно неспособными к переносу кислорода, а кроме того – макрофаги, которые в норме должны уничтожать поражённые эритроциты, вместо этого же они принимаются уничтожать здоровые, не оставляя организму ни единого шанса. Поэтому как только мы получили средство, способное воздействовать на вирус, мы занялись разработкой и центаврианского варианта вакцины тоже – понимая, что если дракхи снова выйдут на сцену, даже одного года, как у зандериан, у вас не будет. Мы располагали единицами добровольцев, но всё же они были. Отбывавшие наказание в иномирных тюрьмах преступники, бывшие рабы, чудом выжившие на подобранных в гиперпространстве разбитых кораблях… Кроме того, всё это время на Минбаре был один центаврианин.       – Кто?       – Ваш первый посол, принц. Тот самый, кто отказался от гражданства Центавра и сбрил свой гребень, оставшись жить и прислуживать при храме Дома Майра. Он был первым добровольцем. В конечном итоге, мы получили рабочую вакцину. Правда, сам бедняга посол не успел этому как следует порадоваться – он был уже стар, и эксперимент подорвал его здоровье.       Винтари почувствовал, что количество шокирующих новостей за последнее время было чересчур велико.       – Великий Создатель! На родине его клеймили, считая предателем и сумасшедшим… А он отдал жизнь за свой народ. Как сказал доктор Франклин: «Камень, отверженный строителями…»? Эти слова следовало бы высечь на надгробии этого великого мужа.       Рикардо грустно улыбнулся.       – На его могиле был разбит кристалл, создающий свечение… Вы, несомненно, читали об этой традиции, знаете, что она означает. В храме, где он служил, его почитают почти за святого – когда шла война Теней, когда на Центавре царил мрак, он много ночей простаивал в молитве, говорят, его слёзы прожгли следы в плитах храма.       – Следовало не молиться, а поехать на Центавр и оторвать голову моему отцу… Простите. Что теперь об этом. Но перед ним, перед его светлой памятью мы теперь тоже обязаны изгнать тьму с родной земли.       – Амина, ступай. Передашь моё распоряжение Ивановой и Дэленн. Чем раньше мы начнём, тем лучше.       – Да, господин президент.       – Рикардо, думаю, имеет смысл организовать череду тренировок в том секторе космоса, где у нас сейчас есть всё для реконструкции боёв с дракхами. Последними их тактику отрабатывали, кажется, ллорты… Свяжитесь с ними, пусть всё подготовят. Ну и… особые части по-прежнему на тебе. Надо бы шевельнуть этот вопрос.       Когда дверь за Аминой закрылась, Тжи’Тен вымолвил:       – Странная штука – вселенная. Мы думаем, что путь наш хаотичен и случаен, а она приводит нас туда, где мы должны быть. Амина металась, желая лишь вырваться из тисков аристократической неволи… А теперь она спасает Центавр. Меня, конечно, интригует вопрос, кто тот нарн, из-за которого она отвергла авансом всех благородных центавриан, которым может придти в голову постучаться в двери её отчего дома… Ведь ему нужно будет… поддержать её в трудный час, чтобы сделать их союз… ну, несомненным для Центавра…       – Ну, судя по тому, что ты это спрашиваешь – Амина таки решила отложить объяснения до совсем уж драматического момента. Я полагаю, - усмехнулся Винтари, - то есть, готов поклясться своим гребнем, что это ты, Тжи’Тен.       – У вас нет гребня, принц.       – Потому и клянусь.       – Эти центавриане… их невозможно понять!       – Видишь ли… просто тебе я ещё согласен уступить такую девушку. Кстати, теперь-то ваш круг примет последовательницу Г’Квана как равную? Я уже сам с нетерпением жду этого вашего праздника, мне не терпится выпить с Аминой за выход моей книги.       Арвини сделал своё дело как нельзя лучше. Этот пожилой центаврианин вовсе не рвался в герои и предпочёл бы, конечно, прожить оставшуюся часть своей жизни так же тихо, как её всю. Но он был торговцем, а торговля очень страдала от режима изоляции. Узнав, что за происходящее есть с кого спросить ответ, он был рад оказать посильную помощь. Пробный тираж – получилось три тома, цифра священная не только на Минбаре, но и ещё в некоторых культурах – широко разошёлся по Тулани, а потом и соседним провинциям, Джани радостно организовал дополнительную печать, прибыль не поражала размерами, но книгопечатный двор Тулани за последние годы нечасто получал такие крупные заказы, а имя принца действительно способствовало росту интереса к сборнику. Дополнительно интерес был подогрет разгромной статьёй критика из соседней провинции Десало – он работал на Данторию и не упускал ни малейшей возможности пройтись по двум первым претендентам, тем более что второй из них так удачно много лет был далеко от дома. Если что-то так ругают – значит, как минимум не лишне ознакомиться, не одна только Амина Джани способна так решить. При этом второму тому, в который и входила книга о рейнджерах, досталось меньше всего, по-видимому, читать это критику было скучно, пройтись по сказкам, «жалким, нелепым и глубоко чуждым центаврианскому духу», было легче, так что излишнего внимания он не привлёк. В провинции Дорами, где позиции Дантории были довольно сильны, сборник к распространению запретили… надо ли говорить, что уже через месяц не нашлось бы ни одного молодого человека, что его не читал бы? К тому же, книги были привлекательно оформлены – тут уж упрекнуть в несоответствии традициям не вышло бы, портрет принца на корочке был обрамлён рамкой из драгоценных камней, выложенных в форме звезды… действительно камнями были все, кроме одного, который был информкристаллом с информацией о дракхах и событиях, непосредственно предшествовавших изоляции, информация о том, что обложечка с секретом, передавалась уже устно. Это не предполагало никаких гарантий от попадания не в те руки, но на такой счёт у книгопечатного двора Тулани всегда лежало несколько экземпляров, в оформлении которых все кристаллы были обычными, самыми что ни на есть декоративными. Понять, что собеседник лжёт – это на Центавре полдела, попробуй ещё поймать его на этой лжи.       Отдельной огромной проблемой была вакцинация. Объявить о подобном риске, как чума дракхов, прямо – это, выбирайте на вкус, паника, если этому объявлению поверят, и клубок теорий заговора размером с саму Приму, если не поверят. После этого добровольно согласятся на вакцинацию единицы, и дракхи, если б вернулись из заслуженного небытия, не могли б пожелать лучшего подарка. Действовать необходимо быстро, но при этом осторожно – что в данном случае взаимоисключающие понятия. Почему, ворчал Винтари, распылить сам вирус в атмосфере Земли было можно, а аналогично распылить средство против него – нельзя?!       Вакцинация, это никто не осмеливался бы оспорить, началась с провинции Тулани – сложно сказать, насколько этот регион стратегически важен, но не важных жизней нет, так в безопасности будет хоть кто-то. И там Джани мог действовать как хозяин, его внезапная забота о здоровье населения (он объявил кампанию по вакцинации, за счёт средств бюджета, от десяти различных заболеваний, некоторые из них требовали более чем одной инъекции, сложно ли тут обсчитаться, правда?) воспринималась как попытка поднять свой рейтинг в обществе после скандальной истории с младшей дочерью. Высокородные, потирая предплечья, посмеивались, что, по-видимому, изобретена вакцина от авантюризма, действенная ли – будет видно, нищие, многие из которых получили такое грандиозное внимание к своей персоне впервые в жизни, судачили, чего теперь ждать дальше. Аналогичным образом Джани надеялся решить вопрос ещё с парой провинций, с правительствами которых у него были тесные, в том числе родственные связи. Как быть со всем остальным Центавром – пока страшно было и думать. Сначала нужно произвести следующую партию вакцин, получить первые данные разведки на предмет наличия и характера этого самого наследия Теней, которую обещал организовать Арвини, подключив к делу семьи племянников – по торговым делам они бывали в разных уголках планеты и могли собирать информацию. Таким образом можно по крайней мере определить регионы, находящиеся в первейшей зоне риска и уточнять стратегию с учётом этого.       – Если резервуары с чумой действительно обнаружатся, а главное – мы будет располагать доказательствами, Двору придётся принимать меры. Тут останется уповать на здравомыслие Моллари и Котто, с заговорами они имели дело много раз, а вот с террористическими угрозами? Печальная ирония в том, мой дорогой принц, что если такие резервуары будут найдены – это внесёт ясность, покажет, что мы действовали правильно, а вот если не будут… это ещё ничего не означает.       Винтари, проведший последние дни за изучением материалов о чуме на Земле и Зандере-2, уныло кивнул. Всех бы устроило узнать, что этой проклятой чумы в списке припрятанного тёмного наследия нет, но кто позволит ознакомиться с этим списком?       – Крайне паршиво действовать тайно, без преувеличений диверсионно. Формального повода для вмешательства у нас по-прежнему нет, и геноцид телепатов сюда тоже не приплетёшь, данных слишком мало. Если Арвини удастся организовать толковую агентурную сеть и мы получим доказательства, в идеале – живого сбежавшего телепата… Тогда может быть…       Толку говорить, что если Моллари не мог говорить о происходящем иначе, чем замысловатыми загадками, в духе приснопамятных ворлонцев, если не мог сам разобраться с таинственной внутренней проблемой – то только диверсионно тут и можно, всё содействие, какое возможно, они, по-видимому, получили. Винтари скучать и тревожиться становилось всё более некогда. Кроме переводческой деятельности – сейчас он переводил несколько книг по центаврианской истории для Минбара, до сих пор эти издания не имели переводов вообще, так как и на Центавре по причине «антипатриотической позиции», то есть, критичности и объективности, имели малое распространение, но сам он со студенческих времён сохранил их в личной библиотеке – его подключили к преподаванию центарина. Настала пора вернуться к осмыслению этого феномена, печальному осмыслению. Действительно можно было полагать, что речь шла о том, чтоб поприветствовать триумфальное возвращение из многолетней спячки соответствующе пышными фразами? О нет, подразумевался какой-то подобный сценарий. Возможные неприятные сюрпризы. С аристократией никогда не было проблем поговорить и на земном, а вот если, в случае наиболее мрачного развития событий, придётся иметь дело с толпами беженцев? Если (раз уж кто-то там на Приме обезумел сверх допустимого приличиями уровня) дойдёт до гражданской войны… Центавр может быть сколько угодно не членом Альянса, Альянс остаться в стороне не сможет – слишком обширная часть известной галактики рискует погрузиться в хаос.       Но его учениками, надо сказать, были не эйякьянские рейнджеры, и он много бы отдал за то, чтоб узнать, откуда вообще такие. Насколько открытыми и общительными были эйякьянцы, настолько замкнуты и странноваты – эти юноши и девушки, к тому же были это исключительно земляне, а ни один рейнджерский лагерь не был абсолютно однообразен по составу, хотя бы одного иномирца включали всегда. Порой, он должен себе признаться, от общения с молчаливыми, словно бы вечно погружёнными в себя молодыми людьми у него по спине продирал холодок. Впрочем, учились они прилежно, хотя особых педагогических талантов он за собой не чаял.       Под конец года их ждали и другие организационные проблемы.       Как выражался об этом Маркус, «бесконечно можно смотреть на три вещи – как горит огонь, как течёт вода и как Сьюзен и Дэленн заботливо и интеллигентно отбирают друг у друга пост». Иванова обижалась и шипела, что сама Дэленн в своё время декретного отпуска почему-то не оформляла, что нет-нет, ей-то и заместителем, правой рукой, исполняющей обязанности и как это ещё называется, вполне комфортно быть, воспитание двух спиногрызов ей не мешало – и третий ничего качественно не изменит. Она за пышными званиями не гонится, карьерных достижений ей и в Космофлоте Земли хватило, но вот кое-кто тут вслух переживал, не сложилось бы у центаврианского принца превратное понятие о роли и задачах энтил’зы, и этот кто-то была не она. Дэленн хоть и была всячески согласна, что выход искать надо, потому что это неправильно – когда приходится срываться с обсуждения планов модернизации гуманитарного транспорта единственно для того, чтоб вслух засвидетельствовать своё полное согласие с решением Сьюзен, но решать эту проблему за счёт Сьюзен и тем более детей всё же неправильно. Мужья обеих от вопроса деликатно устранились, опасаясь, видимо, попадать под горячую руку.       На Минбаре нет традиции тестировать детей на телепатические способности сразу после рождения, кто хочет – может это сделать, но как нормы жизни такого нет, когда проявятся – тогда проявятся, и последует очередная мини-лекция о величайшем даре. Однако Иванова о таком тесте попросила, и возможно, то, что маленький Уильям оказался нормалом, как-то всё же усилило её аргументацию. Ещё можно было утверждать, что воспитывать двух погодок-телепаток это совсем не то же самое, что одного рогатого, который без подходящей компании действительно не додумывался ни до угона гравилётов, ни до игр с гоки, после которых порядок в подсобке храма наводили полдня. Но маленькие мозгошмыги теперь вверены попечительству наставников, с которыми не забалуешь, а с их братиком и вовсе можно действовать, так сказать, по обычному протоколу. По крайней мере, не компасировать мозги исключительно ей, вот она волевым решением фактически-исполняющей-обязанности как оформит Маркусу декретный отпуск – и что он, спорить посмеет? У нарнов вообще выкармливанием младенцев мужчины занимаются, а философия анлашок допускает заимствование полезных практик, так что... Поэтому когда, уже после обсуждения всей обрядовой стороны вопроса, когда дело было только за датой, Сьюзен попросила о полной и категорической отставке, Шеридан, считавший, что его не удивит в этой жизни уже ничто, был в настоящем шоке.       – Мне стыдно возвращать пост Дэленн, она действительно перегружена, и я не знаю, сможем ли мы подобрать адекватную замену в кратчайшие сроки. Ты знаешь, я никогда не ставила личное выше общественного, никогда б не поставила – так я думала. Ничто из возможного не заставило б меня так поступать – но случилось невозможное.       Да уж пожалуй, должно было произойти что-то действительно нетривиальное, раз для разговора она пригласила его приехать лично.       – Понимаю… Точнее, ничего не понимаю. Если тебе требуется отпуск, всё-таки три ребёнка это сложнее, чем два… То отставка – это слишком радикально. Ты прекрасно справлялась все эти годы, и лучше тебя на этом посту я не могу никого представить, и Дэленн, если честно, не может представить тоже. Есть что-то, чего я не знаю?       – Отпуск, Джон, у меня был роскошнейший с рождения Софочки и вплоть до того, как мы окончательно перебрались сюда. Заботы о моём семейном гнёздышке мне и со стороны Земли хватило. Да, есть кое-что, чего ты не знаешь. Я не думала, что появится что-то, что потребует… куда больше моего времени. Всё моё время, возможно. Прости, что не сказала тебе раньше. Просто не знала, как. Я сама говорила, что мне без разницы, как я называюсь официально – энтил’зой, консультантом, старшим помощником младшего заместителя, для меня главное не дуреть без работы. Будь у меня двадцать детей, это мало что изменило бы. Видимо, жизнь решила хорошенько проучить меня за самонадеянность.       Она сделала ему знак следовать за ней. Вглубь дома, к запертой комнате, где, он слышал, кто-то тихо возился. Переступив порог, Шеридан невольно зажмурился, привыкая к неожиданной темноте.       – Извини, но она не позволяет никакого света. И не позволяет мне отлучаться от неё куда-то дольше, чем на полчаса. Я даже помыться нормально не могу, только ионный душ.       Вглядевшись в дальний угол, Шеридан разглядел на матрасе в углу скрюченный силуэт женщины. Кажется, она смотрела в его сторону.       – Кто это?       Такого горестного вздоха он не слышал от Ивановой уже давно…       – Помнишь, меня неделю назад вызывали в колонию Вега? Мне сказали, там есть нечто, что… нужно увидеть именно мне. Я была, мягко говоря, озадачена, но всякое ведь бывает. Ты, может быть, помнишь, слышал, что через Вегу проходили маршруты эвакуации во время войны с Пси-Корпусом? Её нашли на одной из покинутых баз Пси-Корпуса. В нижних, подвальных помещениях, где у них были… лаборатории. Там всё было разворочено взрывом, и доступ к нижним этажам был запечатан намертво, потому, видимо, их и не забрали при бегстве корпусовские – просто не смогли, не успели туда пробраться. Её и ещё семерых выживших выкопали оттуда спустя семь дней, чудо, что они уцелели. Да, чудо… те, кто был ближе к обвалам, погибли, и сдаётся мне, им больше повезло. Все эти люди… Тех, остальных, смогли идентифицировать. Это были подпольщики, бойцы Сопротивления, отловленные агентами Корпуса и… Думаю, ты представляешь себе, во что они превратились. Трое умерли вскоре. Четверых забрали родственники, друзья – кто-то, кто мог о них позаботиться. Её не забрал никто – никто не смог установить, кто она такая, все файлы базы были уничтожены. Она сама… тем более не смогла помочь. Меня предупредили, что она совершенно слепа, и полностью утратила рассудок. Она не говорила ни слова, только иногда кричала. Думали, что говорить она и не способна. Но однажды при ней кто-то произнёс имя Сьюзен… Кажется, так звали одну из сиделок. Она закричала: «Сьюзен, да, Сьюзен!» - это единственное, что от неё слышали с тех пор… членораздельного, то есть… Но не общаясь речью, она общалась по-другому. Говорили, с ней рядом с самого начала было тяжело находиться, она посылала в мысли присутствовавших совершенно невообразимые кошмары. И вот однажды, очередной сиделке, она послала мой образ… Сиделка узнала меня, и связалась с анлашок. Джон, когда я её увидела… Когда я подошла к ней… Она вцепилась в меня мёртвой хваткой, я поняла, что без неё уехать не смогу, просто не получится. Все, в общем-то, хотели того же – там не могли ей помочь. «То, что с ней сделали, у нас не умеют лечить. Может быть, на Минбаре ей помогут». Джон, это был сложный выбор, но я не колебалась. Я должна сделать всё, чтобы помочь ей, моей Таллии.       Шеридан снова посмотрел на женщину – теперь он разглядел её лучше. Незрячие глаза смотрели безумным, страшным взглядом. Что ни говори, человек никогда не бывает готов к встрече с призраками прошлого, тем более – с такими. Из всех воскресений из мёртвых это – одно из самых кошмарных.       – Сьюзен, то, что тогда произошло…       – Сьюзен! – эхом-стоном отозвалась женщина.       – Я здесь, милая, всё хорошо, - Иванова шагнула к ней, погладила по сухим седым волосам, та вцепилась в её мантию и уткнулась в её колени, - я помню, Джон. Это не её вина. То, как с ней поступили… Мы все залечили раны тех лет, насколько смогли. Пора бы сделать то же и для неё.       – Я знаю, Сьюзен. Я понимаю тебя. Но… возможно ли это? Я знаю, что если человек верит во что-то – преступно отнимать у него эту веру… Но если все твои усилия будут напрасны… Не убьёт ли это тебя?       Она только коротко помотала головой.       – Во всём этом есть только одна проблема – мне придётся расстаться с Уильямом. По крайней мере, до тех пор, пока я не буду знать, что такое соседство ему не угрожает. С тех пор, как она здесь, она не касалась ни одного оказывавшегося рядом нормала, она не касается тебя сейчас. Но нужно несколько больше уверенности. Возможно, через какое-то время я смогу отлучаться на более долгие периоды, когда она поймёт, что я не покину её, что всё равно вернусь. Мне жаль. Но как бы я ни была хороша и даже гениальна – анлашок сможет без меня. И мои дети – крепкие, здоровые, любимые не мной одной – смогут. А она – нет. Она – будет бесконечно переживать то, что самое правильное называть предсмертной агонией, попутно заставляя проходить через ту же агонию тех, кто вынужден за ней ухаживать. Я больше не могу этого допускать. Я буду делать столько, сколько потребуется. Я её слышу, Джон. Я всё время её слышу. Это впервые, когда я так кого-то слышу, после мамы. Дети не в счёт… Я её вытащу. Клянусь. Чего бы мне это ни стоило, вытащу.       Итак, с начала следующего месяца анлашок возглавил Маркус – Иванова решила далеко не ходить с подбором замены, и выбор её был логичен – мало было в её деятельности фактически-исполняющей-обязанности того, чего бы Маркус так или иначе не знал. Чему бы не был наблюдателем или участником. И в конце концов, он был одним из опытнейших рейнджеров, хоть семилетнее выпадение из жизни несколько и портило ему солидный трудовой стаж. Какие-то возражения против этой кандидатуры, конечно, были, но малочисленные и на итоговое решение не повлияли. Зет Зехси, при том, что тихо надеялся на выдвижение собственной кандидатуры, вообще заявил, что давно следовало поступить именно так. Коллектив учителей из жрецов заключили, что человек, воскресший из мёртвых, в символическом отношении кандидатура, которой сложно что-то противопоставить, коллектив учителей из воинов хотели сказать что-то столь же глубокомысленное, но принципиально иное, но так и не придумали, что. Коллектив учителей из мастеров про себя тихо ворчал, что теперь всю процедуру начинать заново, а так нормально…       Винтари потребовалось, конечно, некоторое время и необычный экскурс в прошлое, чтобы понять, что вообще произошло и почему всё так непреодолимо и трагично. Он подумал бы первым делом, что таинственная больная – сестра Ивановой, если б не слышал не единожды, что у неё был только брат. Суть и причину этой странной привязанности ему было сложно постичь, с учётом истории взаимоотношений телепатов и нормалов на Земле (и то, что он слышал об этом на Центавре, вводило его в немалый шок, а после одного разговора с Дэвидом, о тех самых его обидах на вторую родину, он решил узнать об этом побольше), но он понял главное – больной и физически, и психически необходимо постоянное присутствие именно Ивановой. Сиделку тут не наймёшь, сиделок у неё уже много было, и ломать психику ещё одному человеку было б бессмысленной жестокостью. Незащищённый мозг нормала не выдерживает ментальных атак больного сознания. Да, выглядит это всё бессмысленным и безнадёжным, но что тут можно предложить? Прервать страдания больных тела и души? Такую мысль если кому и допускать, то самой Ивановой. Конечно, воспринимались эти неожиданные пертурбации в такой непростой, нервный период, как особая злокозненность богов. Но увидев, что Шеридан успокоился, перестал переживать и Винтари. Нормальный ход подготовки не нарушился, волнения среди рейнджеров улеглись достаточно быстро… Жестокая правда в том, что проблемы отдельно взятой Ивановой меркнут в сравнении с проблемами, зреющими кое-где по соседству – это сказала сама Иванова. «Если вы сейчас будете водить вокруг меня хороводы вместо того, что должны делать – все наши страдания могут прекратиться самым печальным и окончательным образом раньше, чем нам бы хотелось. Я стала, на неопределённое время, узницей собственного дома, но я не умерла. Я жду от вас хороших новостей…»