Венок Альянса

      Сектор бреммейров действительно находился на краю освоенного космоса, но это место, по крайней мере, было на картах. Правда, без особой детализации – в краях, где пираты гуляли, как у себя дома, картография традиционно продвигалась крайне трудно.       – Бреммейры – молодая раса, в том смысле, что в космос вышли сравнительно недавно. Технологией гиперпереходов они не владеют, корабли их тихоходны, поэтому исследовательские суда, вроде того, который был захвачен зенерами, были посланы без надежды на скорый возврат. Торгуют и взаимодействуют они в основном с хуррами и гроумами, гроумы, можно сказать, за ручку и вывели бреммейров в космос, в обмен на интересующие их ресурсы на этой планете. В общем-то, все три эти расы, как я понял… пока сложные и мало замеченные в общении с цивилизованным обществом создания… Ещё бреммейры, по словам, по крайней мере, учёных с корабля, торговали с Лоркой…       Жрецы и воины вновь воззрились на техномага со смесью неловкости, недоумения и лёгкого негодования.       – У нас нет никаких упоминаний об этом! Мы не знаем названия такой расы!       – Может быть, они представлялись вашим торговцам как-то по-другому, или торговали через посредников? Как бы то ни было…       – Капитан, ответ получен! На связи Великий Правитель Всей Бримы Бул-Була.       – Великий Правитель? Просто и со вкусом… Выводите на экран.       На экране возникла рептилоидная физиономия бреммейра – голова с двумя парами глаз, отростки по бокам головы, напоминающие уши весьма слабо, скорее – зачаточный вариант гребня игуаны, были обильно украшены золотыми серьгами.       – Мы приветствуем могущественных чужаков на нашей территории и заверяем в своём миролюбии к ним, - динамик шуршал и скрипел, перевод с чужого языка шёл тяжко – но почти синхронно, спасибо установленной программе Гелена, - мы сожалеем, но не имеем возможности оказать им всяческую возможную помощь, потому что детей Амын-Тыйнра и Выр-Гыйын и их корабля у нас нет. Они не садились на Бриму.       – Как – не садились? Они направлялись в ваш сектор, они везли к вам ваших похищенных соотечественников!       Рептилоид сложил крестообразно под подбородком чешуйчатые четырёхпалые руки – жест этот смотрелся бы трогательно и умильно, если б не серьёзность ситуации.       – Нам очень жаль. Большой радостью было б для нас помочь могущественным чужакам, но мы ничего не знаем о судьбе Выр-Гыйын и Амын-Тыйнра. Мы надеемся, что удача будет сопутствовать вам в вашем пути, и торжественным парадом проводим удаление ваших кораблей от нашего мира. Мы вознесём молитвы за вас!       Талес и Гариетт переглянулись.       – Нас выпроваживают, что ли?       – Послушайте, - вперёд вышел Аламаэрта, - эти дети… Мы не требуем от вас, чтобы вы совершали нечто значительное, помогая нам их найти, но может быть… Вы лучше нас знаете ваш сектор, скажите, какие здесь есть… опасности, которые могли задержать их в пути? Кто-то из тех рас, с которыми вы взаимодействуете, мог их… перехватить?       По лицу Великого Правителя пробежала непереводимая гамма эмоций.       – О, благородный генерал! Мы прониклись вашим волнением. Мы приглашаем вас сесть на нашей планете, близ нашей столицы. Мы окажем вам всю возможную помощь в поисках ваших детей. Может быть, их корабль сел на планете где-то, где мы не видели, необходимо всё очень тщательно проверить.       – Сесть так, чтоб вы не знали? Вы же Великий Правитель, что может произойти без вашего ведома?       Лицо бреммейра скуксилось, выражая, должно быть, благородную скорбь.       – Наша власть недавно на планете. И хотя мир наш небольшой, очень сложно навести во всём порядок. Так много анархии, так много непослушания, да… Но найти златокудрую Выр-Гыйын и Амын-Тыйра, её возлюбленного – это порядок, да, это нужно сделать. Садитесь в нашем гостеприимном, дружественном мире! Наши корабли с почётом сопроводят вас на лучший аэродром возле столицы. Мы примем славного капитана землян и славного генерала Лорки как драгоценнейших гостей в нашем дворце!       – Что-то мне во всём этом не нравится… - проворчал Ли, когда экран погас, - как-то внезапно он согласился, а? А сперва, кажется, хотел нам ещё пинка поддать, чтоб летели отсюда поскорее.       – Уже возлюбленный? Лихо…       На это Аламаэрта только рукой махнул.       – Мало ли, что им там думается с их особенным восприятием путешествия двоих на одном корабле… Может, посчитали, что…       – Он врёт, - проговорил от своего пульта Талес, - след «Золотого Дара» уходит в их атмосферу.       – Конечно, врёт, - подтвердил Андрес, - откуда он знал, что Виргиния златокудрая, если никогда её не видел?       – Мы разве фотографии не посылали в запросе?       – Нет, только характеристики расы.       – Как бы то ни было, если не сядем, ничего не узнаем.       Гариетт крутанулся в кресле.       – Это может быть… ловушка. Это показное радушие как кардинальная перемена меня как-то не убеждает.       – И никого не убеждает. Но рейнджер не имеет права отступить, поэтому, что бы нас там, возможно, ни ждало, мы садимся. Глупо б было отступить теперь, когда мы снова напали на след.       – Итак, - капитан Ли отошёл от пульта, - садится «Белая звезда». Пойдём я, Талес, Раула, Шу'Дал и кто пожелает из телепатов… если пожелает. Генерал Аламаэрта, вам, по-видимому, необходимо идти тоже. Я предполагаю, они доверяют лорканцам как расе, с которой имеют торговые дела, уж не знаю, каким образом вы сами не знаете, что торгуете с ними, но думаю, это мы тоже сможем выяснить, только когда сядем… Если они и правда торговали с Лоркой, то ваш язык они знают с большей вероятностью, чем наш.       – Это разумно. Я возьму с собой Эртониатту и Синеасдана – он из нас всех знает больше всего языков, если возникнут трудности с пониманием, на него надеяться логичнее всего.       – Остальные останутся на «Сефани», в том числе на «Сефани» мы переведём Виктора. Что касается вас, господин техномаг…       – Я сажусь тоже. Отдельно от вас. Тихо и без помпы. Что-то крепко не нравится мне во всём этом, и я хочу тут немного разведать. Думаю, я смогу сделать корабль невидимым для их радаров, должно же как-то оправдаться их утверждение, что корабль Виргинии и Аминтанира мог сесть на планете и без их ведома.       – Где тут спрячешься для посадки-то… Всего два материка, островные цепи в океане как космодром не годятся совершенно. Да и второй материк малообитаем, топи да болота… «Сефани» остаётся на орбите Бримы.       – Капитан Ли, при всём уважении… Если речь идёт о возможной опасности, то я тоже должен там быть!       – Да, и я!       – Вот уж что нет, дети, то нет. Андо, ты, с твоей силой, необходим нам на орбите, как возможная поддержка. Вы займётесь… сканированием радиоэфира, и, совместно с мисс Карнеску, переводом услышанного. Дело явно тёмное, а значит – нужна вся полнота информации. А ты, Алан, нужен будешь у пульта – людей, как ты понимаешь, не хватает.       – Вы просто не хотите мной рисковать!       – И это тоже. Я имею право рисковать своими подчинёнными, но не пассажирами. Алан насупился.       – Господин техномаг, вопрос можно? Вам не скучно будет одному где-то в местном захолустье садиться? А то б я в компанию напросился. Какая-никакая, но с меня и польза бывает. И корабль техномага изнутри посмотреть – всё, можно в жизни уже ничего не желать.       Все замерли, ожидая, что Андреса сейчас впечатает в стенку. Однако Гелен улыбнулся.       – Думаю, идея хорошая. Посмотрим, стоит ли телепатский мальчик телепатской девочки.       Когда в коридоре послышались тяжёлые лязгающие шаги, Виргиния подняла голову. Массивная кованая дверь распахнулась от мощного рывка, и в камеру втолкнули Аминтанира. Споткнувшись практически на ровном месте, он рухнул на матрас, постеленный прямо на пол, рядом с нею, и затих, вцепившись пальцами в спутанные чёрные волосы. Только когда дверь закрылась и грохот шагов стал достаточно приглушённым, она бросилась к другу. Ни к чему радовать их своими тревогами.       – Аминтанир, Аминтанир! Что случилось, что с тобой? Что они сделали?       Крови как будто не видно, но разве это показатель? Если до сих пор они не производили достаточно серьёзного впечатления – то не значит, что и не произведут. Можно предполагать, они не хотят нанести пленникам непоправимого урона, чисто из соображений рациональности, но они могут ведь и потерять терпение. Благоразумие не кажется их сильной стороной.       – Вопрос не в том, что они сделали, а что собираются сделать, Виргинне!       Камера была откровенно мала даже для одного, ложась и вытягивая ноги, Виргиния упиралась макушкой в одну её стену, а чуть согнутыми ногами – в другую. Это бы, пожалуй, и не удивляло – бреммейры ростом, насколько она заметила, редко превышают полутораметровый. Но всё равно от тюрьмы отчётливо веяло чем-то средневековым, из рыцарских романов и фентези – густо зарешеченное окно под потолком почти не давало света, от каменной кладки стен тянуло сыростью и плесенью. Ну, предыдущая их камера, в другом месте, была почище, но, увы, ещё меньше, и там приходилось всё время сидеть – потому что стоять, согнувшись и протирая лопатками потолок, приятного мало.       – Они сумасшедшие, Виргинне.       Нос, кажется, немного заложило – не проходят даром холод и сырость от старого камня помещения, в котором, видимо, никакого отопления не предусмотрено в принципе, а может – виноваты труха и грибок, которых тут более чем… Но это не так и плохо – меньше чувствуется вонь. Чистили ли когда-нибудь эту камеру со дня постройки? По углам грязь, остатки чего-то условно пищевого, догнивающие лохмотья, спасибо, хоть не останки прежних обитателей. Отхожее место – просто дыра в полу, забранная толстенной решёткой, обросшей… понятно, чем. Колоритное, что ни говори, место. Даже жаль, что фотоаппарата нет.       – Это я как-нибудь уже поняла. Такую тягу к власти никогда здоровой не считала. Ещё когда прошлась по этому дворцу… Всюду золото, ковры, побрякня эта вся – а возле столицы дороги, по-честному, давно ремонта просят, да и граждане, как-то… Может, конечно, у них это культура такая – в гнилые лохмотья одеваться… Хотя по Бул-Буле я б этого не сказала. Но, конечно, он, бедненький, страдает, что ты, народ чего-то их властью недоволен… В тюрьме места уже не хватает, заключённых уже на головы друг другу садят, а всё недовольны! Я удивлена, как они это нам отдельную камеру выделили… И правда, по-царски разместили! Знаешь, что мне это сразу напомнило? Николае Чаушеску, был в земной истории такой типчик…       – Виргинне, в этом и дело всё! Они хотят власти, так хотят власти!       Виргиния переменила позу, стараясь не слишком шипеть на заболевшие синяки и ссадины – Аминтаниру и так достаточно тяжело, чтоб слушать сейчас её нытьё…       – У них тут, как я поняла, профессия психиатра вообще неизвестна. Подлечились бы вовремя – глядишь, и помогло б…       Аминтанир сел, не без брезгливости опираясь спиной о стену. Впрочем, о брезгливости тут приходится понемногу забывать – матрас просто чёрный и мерзко поблёскивает от пропитавшей его грязи, и, как пошутила сперва Виргиния, живущие в нём насекомые могли б переносить его туда-сюда по камере, но сидеть прямо на полу просто невозможно.       – Они действительно торговали с Лоркой. С худшими с Лорки… С теми, кто продавали наследие древних, не думая, ЧТО отдают в чужие руки… Они купили у них одну машину…       – Та-ак. Ну, я сразу поняла, что они заинтересовались нами потому, что ты лорканец. Я, правда, толком ничего не поняла в том бреде, что они там несли…       В кои веки, Аминтанир одет удачнее – на нём одна из пожертвованных Геленом рубашек. А её плащ остался там, в той комнате, а в скудном, хоть и, спору нет, эффектном арнассианском одеянии в данном микроклимате тяжеловато.       – Я сперва не понял тоже. Но, Виргинне, сейчас они говорили – и я понял, чего они хотят! Эта машина… Мы не смели её трогать, потому что мало поняли в древнем языке, из её описаний… Это было последнее изобретение древних на Лорке, это страшное изобретение!       – Мощно. Атомная бомба в переложении на местные эквиваленты?       Местные эквиваленты оценить в полной мере категорически, конечно, не было времени. Грубо и приблизительно если говорить, то с одной стороны технологический уровень… ну, не средневековый, зачем сразу так… самая заря индустриальной эры, кое-какие машины они изобрели и сами. Но их и сравнивать нечего со всем натащенным иномирными гостями. Торговля между мирами, которые более-менее наравне, просто украшает-обогащает рынок, торговля через несколько ступеней развития создаёт картины, которые могло б родить только больное сознание.       – Мы прочитали, что это «машина для изменения сознания», и решили, что нам не нужно такое – наше сознание достаточно меняет вера в Наисветлейшего, иного пути нам не надо. Долгое время машина стояла запертой в одном из старинных хранилищ…       – Пока не спёрли и не загнали этим ящеркам, ага. Продолжай.       Лорканец пытался пригладить растрёпанные волосы.       – Помнишь, Виргинне, я говорил, что бесчисленные грехи и гордыня в нечестии погубили прежних жителей Лорки? Это не так. Сегодня я узнал, что их убило. Их убила набожность! Мы были поспешны в суждениях… Мы только знали – их убили молнии… Молния – гнев божий, иначе мы не понимали. Но это была эта машина. Когда древние лорканцы достигли вершин в науке и изобретении механизмов, они обратили свой взор не к завоеваниям и не к праздным удовольствиям. Они обратили свой взор к горнему, к духовному, они обратились к богу! Но никогда нет единства в понимании бога, и всегда есть печаль, что бог далеко от нас. Тогда они решили сделать эту машину, чтобы она изменила их сознание так, чтоб они всегда знали бога и всегда были с ним, чтобы она собрала их всех к создателю, как птенцов к матери…       – Всегда знала, что религиозный фанатизм…       На воображение как будто не жаловалась. Ну, раньше. Но коллективное самоубийство целого мира, да ещё по такой грандиозной причине, в голове укладывалось с трудом. То есть, у ребят всё было, жить бы и радоваться, а они решили, что если проблем нет, то их надо выдумать, в полном соответствии с той мутью, которую втирал, помнится, профессор философии, что-то о том, что пресыщенность приводит к тяжелейшим депрессиям и росту числа суицидов? Аминтаниру, по его воспитанию, понять то, что религия кому-то дороже жизни, ничего сложного, но техническую сторону не представлял и он.       – Может быть, она втянула их всех в себя, может быть, просто убила испускаемыми ею молниями, но только это не благо, нет, никак не благо… И вот теперь они хотят использовать эту машину здесь…       – Тоже к богу потянулись?       Аминтанир помотал головой.       – Бог у них не много значения имеет. Они только прочитали, что это машина, меняющая сознание, много понять не смогли… Они это по-своему поняли. Что с помощью этой машины можно воздействовать на сознание всего народа Бримы, подчинить их этой власти, чтобы они больше не восставали против неё. Они хотят, чтоб мы, поскольку мы знаем лорканский и сколько-то язык древних лорканцев, помогли им запустить эту машину.       Виргиния присвистнула.       – Однако же! Идейка ничего, блеск, размах, фантазия! Они там что, с головой совсем рассорились? Они не понимают, что они в итоге просто… сдохнут все, как те древние лорканцы? Их ни на какие мысли не навело, что их, в общем-то, больше нет? Теперь, как я понимаю, у нас выбор между мученической кончиной – ибо лично я не стану им помогать ни в коем случае, даже если способна в этой машине разобраться, и тем, чтоб как-то выбраться отсюда и спасти три миллиарда этих идиотов и свои жалкие шкуры заодно.       Аминтанир, вцепившись себе в волосы, бормотал на родном языке проклятья в адрес тех, кто бездумно разбазаривал опасное наследие древних, не видя, кому он его продаёт.       – Не надо отчаиваться, - произнесла Виргиния тоже по-лоркански, положив ему руку на плечо, - мы выберемся. Не знаю, как, но выберемся. Как говорится (эти слова у меня на родине приписывают одному замечательному мужику), первая задача узника – убежать.       – Эй! – послышался хриплый громкий шёпот из-за стены, - вы лорканцы, что ли?       Виргиния подползла к стене, в которой обнаружила очень узкую, но сквозную щель. Видимо, источенный сыростью камень всё же поддавался выкрашиванию.       – Ну… частично.       За стеной кашлянули – булькающе, хрипло, стало понятно, насколько этот голос осипший. Говорил с паузами, выдыхаясь после каждой фразы, и в паузах бульканье срывалось порой в кашель. Что ж, неделька в этом пятизвёздочном отеле – и они будут так же. Вчера ещё думалось – это какой-то дурной сон, это не может быть правдой. Сегодня уже не думается…       – По-лоркански заговорили… Теперь-то понятно, почему вы здесь… Я тоже поэтому. Бежать надеетесь? Я помочь могу. У меня тут заточка… Можно охранника пырнуть, когда зайдёт… Я б сам уже, да у меня неделю как руки за спиной скованы и цепью к стене прикручены, трудно в таком положении-то… Я вам её протолкну, вы охранника уработайте и ключи у него возьмите, они от всех камер в этом коридоре…       – До чего ж доверчив ты, приятель, к тем, кого даже не видел! Впрочем, у скованного какие ещё, действительно, варианты? До горла только этой заточкой добраться попытаться, но это уже если до края дошёл… Надеюсь, там нас не слушает никто, как будто, ушёл этот хмырь?       – Ушёл, ушёл, они не стоят всё время тут. Обходы ходят, но реже, чем надо, у себя сидят… Охраны мало, к счастью, не больно-то много кто соглашается… В основном из гроумов, правда, охрана, это свирепые гиганты. Но сейчас больше стало своих… Видно, гиганты Бул-Буле в дворцовой охране нужнее… Вот и бьют нас так, чтоб не до побегов было… Дальше, как меня вытащите – я покажу, где тут ход в подземелье, дальше уж проберёмся… Тяжело, конечно, там двери такие – вдвоём толкать надо…       Виргиния кивнула – самой себе, собеседник-то её видеть не может. План прост как кувалда – а к местным реалиям кувалда сродственней, чем технологии уровня «Золотого дара». Да, слабых мест… сколько угодно, сплошное слабое место. У них может попросту не получиться. Она уже пыталась вырваться – бока намяли не очень и сильно, главным образом остановила её тогда выросшая на пути глухая стена, но если охранник будет из гроумов, то и их весьма условный численный перевес может не помочь. Да, кстати, за дверью может поджидать второй верзила, или прибежать, услышав крик-шум, пока они будут возиться с ключами, или пока будут искать ход в подземелье… а уж дальше, из подземелья, как, куда – и вовсе крайне туманный вопрос. Но достоверно, если хотя бы не попытаться – сама собой кривая к лучшему не вывезет.       – Ну, там уж мы как-нибудь справимся. Главное выбраться, а уж как добраться до чудо-машины – найдём. А вас как зовут?       Послышалось шуршание, в щель поползла полоска тусклого, тёмного металла.       – Дав-Айыг меня зовут… Торговец я. У нас торговцы, так получается, самые учёные люди, ну, кроме специальных книгочеев… Я с моей конторой и эту машину выкупал – Бул-Булы особое распоряжение, тогда такой честью было… Я здесь месяц уже, они всё меня пытают, думают, я с этой машиной помогу… А я б и рад, может, уже, да ничего в этом мудрёном тексте понять не могу… Я торговец, а не инженер…       Виргиния крепко стиснула заточку.       – Вы один там сидите? Или ещё кто-то есть?       – Трое ещё. Один, правда, мёртв уже, кажется, третий день не встаёт… Хамай-Таффья – товарищ мой, у него руки и ноги переломаны, тоже не жилец уже… Ну и ещё один, тоже к стене прикованный, молчит всё время, только цепь расшатывает… Я его не знаю, он, кажется, из этих, мятежников… Эй, молчун, о тебе говорим!       Кулак Аминтанира врезался в стену над трещиной.       – Такого не должно быть! Просто не должно быть! Прятать людей в тюрьму! Бить! Пытать! Это проклятая власть, неправильная, это не должно терпеть!       – Меньше года этому порядку, - их сосед за стенкой закашлялся, - а вся земля уже стонет, словно настала вечная зима. Все соки вытянули из всей земли, всё стащили во дворцы, пируют и щедро угощают своих иномирных друзей, с золотых блюд кормят тех, кто привозит им мощное оружие… Ну, мне, положим, и не нужны золотые блюда! И кому они нужны! Мы и из простых, если б было, что есть… Если б больше они оставляли народу! Но нет, народ должен работать с утра до ночи, делать больше оружия, чтоб Бул-Була был всех сильнее, вровень со своими друзьями-иномирцами, делать всё, чтоб они были довольны… Должны и мы быть довольны тем, как теперь живём… Всех недовольных в тюрьмы да на добычу металла там, за морем… Тут, наверное, не хочешь, да мятежником станешь, когда уж как дышать, не знаешь… Нас, торговцев, долго не трогали, мы полезные, уважаемые были… Нет, правду говорят, нет уважаемых для Бул-Булы среди тех, кто его породы, видать, хочет он иномирцем стать…       – Мы вытащим вас, слышите? – закричал Аминтанир, - их план им не удастся!       – Эй, кто там орать громко? – в коридоре послышались тяжёлые шаги тех же ног, обутых в огромные кованые сапоги и окрик на очень ломаном лорканском, - на допрос хотеть?       – Очень хотеть! – так же громко ответила Виргиния, - в рожу вашему великому Бул-Буле плюнуть! Можете отвести!       – Я тебя, длинная, сейчас утихомирю!       Дверь камеры снова распахнулась. Практика, наверное, всех миров – что в охрану набирают самых рослых, сильных, агрессивных и, как следствие, не самых умных экземпляров. Умный бы, пожалуй, так не повёлся. Или, по крайней мере, в камеру, где двое не скованных пленников, пусть несколько уже побитых и изрядно поморенных голодом, входил бы более осторожно…       Аминтанир кинулся вошедшему под ноги, Виргиния, караулившая за дверью, напала сверху. Удар в основание черепа прикончил охранника на месте. Выхватить свой замечательный топор, которым он так любил угрожать арестантам, он просто не успел.       – Извини. Может, в глубине души ты парень и хороший, но работал на плохих. Так, помоги мне перевернуть его, где тут ключи… Интересно, а от цепей ключи тоже есть?       Ключи были под стать всему антуражу – один, пожалуй, килограмм весит. Как таскал-то такую связку? На внешний вид они притом не слишком различаются, похоже, у некоторых камер замки одинаковые. Вот и зачем таскать по три одинаковых ключа? Связка тяжеленная, да, размахнувшись как следует, и гроумский череп можно раскроить без проблем, и, наверное, много какой ещё, но мало их, этих ключей. Много меньше, чем должно приходиться на такую-то тюрьму. Логично, если за охранниками закреплены определённые коридоры. Тут же стремятся к установлению порядка. Значит, соваться за ту дверь, что отгораживает эти два или три коридора, и смысла нет.       – Аминтанир, ты туда… - Виргиния осеклась. Как распределить ключи? А, как-нибудь! Времени на переживания и сомнения точно нет. Успеть открыть как можно больше дверей, приблизить к свободе как можно больше товарищей по несчастью, дальше помогут те из них, кто будет на ногах… Ух! Эта камера как будто чуть побольше размером (никакой стандартизации, никакого порядка!), но вонища тут ещё чудовищнее, кажется, что её можно просто руками в воздухе разводить. В углу некая бесформенная тёмная куча – похоже, старые матрасы… прямо очень старые, утратившие не только эстетический вид, коего им тут, видимо, вообще не полагается, но и самую структуру… охране выносить просто лениво. Хотя использовать их по назначению даже в край измученные узники уже не пытаются, предпочитают лежать на грязном холодном полу. Правда, сейчас какие-то перемещения уже и не в их физических возможностях. Виргиния потормошила ближайшего, неловко скрючившегося между дверным проёмом и этой неаппетитной матрасной кучей. Мягкий, видимо, окоченение ещё не наступило. Или живой? Кажется, слабо шевельнулись игуаньи уши, все в корке запёкшейся крови.       – Этому уже и правда не помочь…       В углу согласно звякнули цепями.       – Добей его, чужак. Нехорошо оставлять для агонии. Палачи Бул-Булы мучили его долго, пусть он обретёт покой.       – И меня добей, мне не выбраться, попасть снова в их лапы я не хочу…       – Э нет, приятель, говоришь, в ясном рассудке – пойдёшь с нами! На свежем воздухе быстро очнёшься!       – Куда я пойду, у меня ноги сломаны… Добей, пожалей!       – Заткнись сейчас же! Унесём! Воин не в ногах, воин в голове! Аминтанир, где там топорик этот? Долбани по цепям! Я пока по соседним, заодно, может, найду из какого дерьма и палок соорудить шины. Не обессудь, качество их будет не очень, чисто чтоб кости не растерять…       Это безумие, понимала она сама, скрежеща ключами в скважине, урезонивая узников, чтоб не галдели, не метались бестолково, ошеломлённые происходящим – вот тебе ключ, он от какой-то из соседних, беги проверяй, о, как удачно каменюка из стены выпал, долбани товарищу по цепям… не поможет – долбани по кольцу в стене, стены старые, должно выскочить… У них мало времени, ничтожные шансы, и куда б они ни направлялись дальше – точно не в высококлассный госпиталь, хотя бы и арнассианский. Обременять себя раненым со сломанными ногами – худшее, что можно придумать, а она за время на посту арнасссианского военачальника привыкла не принимать нерациональных решений. Но нельзя. Так нельзя. Ладно те, кто уже агонизируют. Их самое правильное добить, самое милосердное, они уже не осознают происходящего, не понимают, на том они свете или на этом, и если они вдруг и очнутся – то лишь для очередной волны агонии. Но этот в сознании. Он ещё живой. Да если надо, она сама его потащит, в нём метр роста и вряд ли больше 10 кг веса, в фешенебельных местных условиях от тела довольно скоро один скелет остаётся, а она дылда иномирная, она унесёт… За эти месяцы не только командовать приходилось, но и довольно тяжёленькое таскать. Не весит он больше, чем ящик запчастей для истребителя, это уж однозначно. Но если кто-то ещё окажется таким же? Смогут они унести всех? Или всё это только охране на смех по итогам и получится? Слишком много замечательных арнасссианских парней и девчонок умерли на её глазах, и не только во взорвавшихся истребителях, это хотя бы быстро… И Дав-Айыг уже машет руками в коридоре, поторапливает:       – Надо спешить, скоро подоспеет ещё охрана!       О, она определённо подоспеет, без шума не получилось, голоса, может, и можно не услышать сквозь все стены и двери, а вот как она вырубала не поддавшийся замок, слышали, наверняка, и мертвецы в земле. Ну, что ж поделаешь…       – Да и пусть подоспеет, - отвечает, на очень, очень плохом лорканском кто-то, видимо, выпущенный из соседней камеры, - вот я их своей цепочкой угощу! Даром что ли они мне её такую тяжёлую пожаловали!       Эти, стало быть, торговцы или учёные, образованные из местных. А рядом что-то кричат на местном, и некогда отвлекаться на мысли о языковом барьере. Хватит ли этих… сколько, четверо? – для обеспечения переводческих нужд? Вот и как можно бросить этого Хамая, если он один из них?       – Сколько дверей ещё мы успеем открыть?       – Ключи испробованы все. Но они иногда подходят один к двум дверям. Я возьму их все и пойду в тот коридор.       – Не ходи один…       – Я пойду с ним. Я возьму этот топор. Он откроет те двери, к которым не подойдёт ключ!       Виргиния, закончившая раскурочивать дверное полотно, без возражений отдала топор. Да, повезло, что двери в основном не металлические, а только окованные полосами металла. Вот две отличные заготовки под шины… Двое подобрали отодранные полосы металла, взвесили их в тощих, позвякивающих обрывками цепей руках.       – Мы пойдём не с вами, мы пойдём туда, есть у нас хороший разговор к охране, вот этим мы поговорим!       – Это самоубийство! Их больше, они вооружены, они не истощены, не ранены…       Виргиния не закончила фразу – толку-то. Её знания лорканского недостаточны, они не знают земного, Аминтанир, который мог бы перевести – в соседнем коридоре, организует ещё горстку местных. А эти явно уже всё решили, в чём она надеется их убедить? Да и ей ли рассуждать о безумии, сооружая тут из дверных досок и обрывков арестантских лохмотий шины для переломанного соседа?       – Вот мы их немного раним. И задержим, чтоб не помешали вам уйти вниз. А вы бегите быстро! Идите к Сопротивлению, там помогут, это ваша надежда…       Отлично, какое-то Сопротивление тут всё-таки есть… Ну, тягучие жалобы Бул-Булы на это вроде бы намекали, но слова таких типчиков всегда надо делить надвое. Тяжеленная дверь в подполье – узкая каменная глыба – поддавалась с трудом, но не столько из-за веса, сколько потому, что, кажется, её очень давно уже не открывали.       – Там канализация внутри, стоки от отхожих мест. Туда лазить незачем, разве только сбежит кто. Раньше сбегали через дыры отхожих мест, теперь их заделали решётками, не пролезть. Ведёт эта нора под землёй, вместе с другими такими норами, за город, в большую яму…       Виргиния помахала перед лицом рукой, разгоняя дохнувший в щель смрад. Толку, конечно, учитывая, что им туда… Достаточная щель? Бреммейр-то должен пролезть, а она, а Аминтанир? А надо раненого ещё протащить…       – Аппетитненько… Ладно, погнали.       После коридоров и камер тюрьмы, впрочем, канализация такого уж мрачного впечатления не производила. Ну, темно – спасали прихваченные со стен факелы и светильники наподобие керосиновых. Ну, низкие земляные своды – Виргиния могла идти только согнувшись по пояс, все волосы были безнадёжно испачканы в грязи. Ну, вонь… Страшнее бывает… Наверное, если с тобой в одной камере чей-то труп начинает разлагаться – в канализацию ныряешь не задумываясь… Да, кислорода тут, прямо без всяких замеров понятно, по минимуму. Он сюда попадает случайно и понемногу – учитывая-то, что во многих камерах решётки этих самых отхожих дыр запечатаны засохшими экскрементами практически наглухо, и узники, а куда деваться, гадят поверх. Если есть чем гадить, с такой кормёжкой. Что в уборке и починке тут излишнего усердия не проявляют, это ещё по матрасам было понятно. Хрустели под ногами скелеты каких-то мелких животных, наверное, местных крыс. Это понятно, чтоб сунуться в такое место, надо быть или крысой, или сбежавшим из тюрьмы арестантом.       – Канализация – плохое место, конечно, неприятное. Но хорошо в том, что соединяет весь город. Здесь тяжело идти, и иногда опасно, здесь давно не чинили, можно упасть и даже погибнуть… Но если нужно пройти по городу, чтоб не поймали, то только здесь. Солдаты Бул-Булы мало бывают здесь…       Вот и какие вам корабли, какие бомбы, какие машины для изменения сознания, если вы канализацию себе нормальную сделать не можете, бурчала Виргиния. Измените сознание хотя бы в сторону обеспечения санитарных удобств для начала…       – Надо же, чего это вдруг? Как понимаю, они, во главе со своим вожаком, то ещё дерьмо!       – Мы выйдем за город, и там, говорят, есть ход в подземелье. Другое подземелье, от древних времён. Только в темноте. Иначе могут схватить. Бул-Була сильно ненавидит мятежников…       Виргиния присела, уже не беспокоясь о том, что практически в нечистоты, спине необходимо было отдохнуть. Ещё и раненого она тащить собиралась. Как, если сама может идти только скрючившись? Вот и тащат Хамая его приятели. Что только не выдержишь на пути к свободе, но честно сказать, прямо сейчас кажется, что выдержать это невозможно. Не сейчас, так метра ещё через три она точно умрёт.       – Как вам так свезло на такого правителя? Хотя о чём это я… Нам же как-то свезло на Кларка, центаврианам – на Картажье… Наверное, в каждом мире бывал у власти кто-то настолько отбитый на голову…       – Чем больше у кого-то есть, тем больше он хотеть, - проговорил другой бреммейр, его языковые способности, увы, были совсем прискорбны, - быть много царь – любить много иметь, любить война. Кто любить война, кроме царь? Быть один царь – не надо война, говорили. Нет война – хуже быть ещё. Один всё хотеть, всё иметь, весь мир и больше его.       – Всё-таки, наверное, я беспросветно наивна, но сложно мне понять, как можно хотеть больше того, что у тебя есть, если ты и так, мягко говоря, не бедствуешь… У него запасное брюхо, что ли, где-то есть? Ну, чего хотят-то от абсолютной власти? Вкусно жрать, иметь кучу женщин, дорогие автомобили, отдыхать на всяких крутых курортах… Так это всё и при меньшем обрести можно…       Всё это бубнила Виргиния, впрочем, на земном, так что понял её разве что Аминтанир. Ничего не сказал – что тут скажешь-то. А бреммейр, старающийся поднимать свой факел повыше, хоть и видно было, что устают руки – должно быть, из тех соображений, чтоб светить и более высоким иномирцам – продолжал говорить.       – Я считать, что знания – хорошо. Знания – лучше жить. Строить красивый дом, умелый машина, писать книга, изучать всё – сам, зверь, рыба, трава, небо. Другой язык изучать, другой мир лететь. А так смотреть – плохо. Оружие, злой машина, плохой гость, кто брать наше всё, кто убивать нас… Плохо тот, кто знание есть, но не служить Бул-Була.       – Ну, знания, знаете, как авторучка – можно сесть и поэму написать, а можно в глаз кому-нибудь воткнуть…       Дело ведь не в одном только технологическом уровне, рассеянно думала Виргиния. Есть что-то ещё. Разве и в прежней своей, земной жизни она не встречала таких, кто мог отлично разбираться во всякой хитромудрой мути, и при том был совершеннейшим простаком, наивным, как дитя? В колледже это даже объясняли как-то, только если б она слушала внимательнее…       – Хорошо, есть и хороший гость… как ты. Мы хорошо жить, мы хорошо строить, у нас всё. Мы хотеть лететь другой мир, смотреть, где есть друг. Спуститься плохой гость, сказать друг. Помогать Бул-Була взять вся власть. Бул-Була служить им, мы все служить Бул-Була. Брать наш камень, наш металл, наш продукт. Быть здесь они хозяин, не мы.       – Понятно… Аминтанир, как по-вашему будет «неоколониализм»? И научи их, бога ради, языку как следует… Вашу ж мать, а я думала, это я на лорканском говорю с грамотностью умственно отсталой…       Капитан Ли и генерал Аламаэрта молча, настороженно ступали по ярко освещённым, устланным многочисленными мягкими коврами коридорам дворца. За ними в таком же молчании следовали их подчинённые. Зато сопровождавший их бреммейр щебетал без умолку, увы только, всё втуне – языка бреммейров здесь не знал никто. Только по звучавшему время от времени имени Бул-Булы можно было догадаться, что бреммейр восхвалял мудрость и величие своего правителя.       Сам правитель ждал их в богато убранной зале. Впрочем, слово «убранной» тут было как нельзя менее подходящим. Именно уборку Рауле тут сразу захотелось устроить самым решительным образом. Ещё с детства, с дней, проведённых в земной семье, опекавшей её, она терпеть не могла беспорядок. Зала, которая должна была, видимо, потрясать роскошью, напоминала скорее разбойничий тайник.       Бул-Була при их появлении всплеснул руками, указал им на груду мягких подушек, распорядился слуге, видимо, насчёт угощения. Затем сам торжественно воссел на огромную гору подушек (Раула укорила себя за хулиганскую мысль, как было б здорово, если б эта гора поехала и развалилась под ним) и снова умильно сложил руки под подбородком.       – Насладитесь нашими яствами и отдыхом на мягких постелях, могущественные чужаки. Вы проделали долгий путь, и заслужили это. Я немедля отдам приказ о розыске любых сведений о потерянных вами детях и их корабле, и к утру, уповаю, какие-то сведенья уже будут. Очень сложно бывает что-то узнать, очень сложно работать, да. Много невежества, много непослушания.       Генерал Аламаэрта кивнул. Звучало как будто разумно. Точнее, понятно и логично было то, что звучало между строк. Местный единый лидер сам, очевидно, прекрасно понимает, что власть его ещё не тверда и реально влияет он мало на что, но пустить пыль в глаза чужакам, изобразить твёрдую руку – надо. Не получилось, правда. Конечно, это заставляет его нервничать. И ему изо всех сил хочется теперь реабилитироваться в глазах представителей иных миров, политики – они везде одинаковы. Различается разве то, что на Лорке впечатляют гостя обилием предметов культа в доме, старательной демонстрацией набожности и близости к каким-нибудь влиятельным духовным лицам, а в мирах более приземлённых культур – предметами роскоши, подобострастием слуг.       – Я так понимаю, ваша планета… Только недавно приобрела централизованную власть?       – Недавно, недавно, - закивал Бул-Була, - прежде были все отдельно, много хаоса, все порознь, ужасно!       – Междоусобные войны? – понимающе кивнул Эртониатта.       Рейнджеры участия в беседе практически не принимали – она велась на лорканском, а они, за время общения со своими невольными попутчиками, научились понимать только отдельные слова. Так что свои заключения делали косвенно, оценивая обстановку, и заключения эти были в общем-то схожи с мыслями Аламаэрты. Централизованная власть в известном космосе считается признаком высокой цивилизованности, можно представить себе, какой груз ответственности чувствует на себе этот коротышка. Нужно представлять перед чужаками весь свой мир, а он пока не вполне разобрался, как это делать. Делает как умеет. Остаётся надеяться, объяснения насчёт контактов с Лоркой всё-таки последуют. Впрочем, Лорка-то как раз – мир с не вполне централизованной властью. То есть, формально коллегиальное управление семи семей не слишком отлично от системы с единственным императором, всё равно опирающимся на двор, или президентом, всё равно опирающимся на парламент, коль скоро управляют они так или иначе всем миром. Но по факту Лорка уже демонстрировала незнание правой руки о том, чем там занята левая.       Принесли угощения – вид их был достаточно необычен, разве что можно было отличить, где здесь мясо, а где фрукты.       – А нам это можно? – с сомнением покосилась на свою тарелку Раула, - всё-таки, другая раса…       Аламаэрта перевёл её вопрос Бул-Буле.       – Можно, можно. Как посмел бы я предложить дорогим гостям яд? Благополучие наших дорогих гостей самое ценное для нас. Это деликатесы нашей земли, её ценнейшие дары, вкусите их! Это мясо уулы, для вашей расы оно должно быть очень вкусно!       «Откуда они знают, что нам можно? Ну ладно, что я голианка, они могли не понять, это не обо мне было, о землянах… Но тоже…».       Но И незаметно кивнул – значит, не ложь, неприемлемого для их пищеварения здесь нет…       – Позвольте вопрос, досточтимый Бул-Була, - не выдержал Аламаэрта, - откуда вы знаете наш язык? Лично я впервые слышу о планете Брима, а я военный высокого ранга в своём мире.       Бреммейр усиленно закивал, отчего многочисленные украшения на нём зазвенели, как бубенчики.       – Мы совсем недавно вышли в космос, совсем недавно узнали, что есть другие, кроме нас… Но мы стремимся дружить! Мы торгуем с соседними мирами, они говорили нам о Лорке, это великий, славный мир! Учить язык Лорки так же мудро, как учить язык Адромы и Громахи, но ещё и приятно, это красивый, величественный язык!       – Благодарю, мы польщены.       «Не зря, наверное, ох не зря мы взяли с собой телепата, - Ли поколебался, а потом вонзил зубы в нечто, напоминающее куриную ногу по форме, но никак не по цвету, - оно конечно, сканировать без спроса и всё такое… Но чего-то тайны этого бримского дворца меня не позитивят. Чего-то мне начинает казаться, что прав техномаг – бывают ситуации, когда законопослушность и следование порядку нужно засунуть в какое-то тёплое тёмное место…»       После еды клонило в сон. Аламаэрта рассыпался в благодарностях за отличное вино – для огромного лорканца, правда, величина бокала была несущественной. Тот же слуга – хотя сложно поручиться, может быть, и не тот, но щебетал и размахивал руками так же – отвёл их в приготовленные для них комнаты. Что ж, больше-то им ничего не остаётся, кроме как предаться послеобеденному отдыху – что зависело от них, то они сделали. Теперь надо надеяться, что высокую дипломатическую важность поиска двух юных авантюристов Бул-Була сумеет донести до подчинённых. Что вообще они не тратят тут время попусту…       – Во всём этом крепко что-то не так, но не могу понять, что именно, - извиняющимся тоном произнёс И на пороге отведённой ему комнаты, - всё-таки мои силы… слабоваты, и мне никогда не приходилось слушать мысли инопланетян… до этого путешествия, в смысле.       – Ну, что ж поделаешь, не брать же было с собой Филлмора…       – Да сжалится над нами Вселенная, пусть они к утру уже что-то найдут! Я б не хотел задержаться здесь подольше.       – Это да. Давно мы не сталкивались ни с чем настолько… феодальным. Поклясться готов, они в такой роскоши живут, потому что все соки у народа уже выпили, какие могли.       – Не наше дело вмешиваться во внутренние дела, это их мир, их порядки. Наше дело завершить свой поиск и уйти.       – Но кулаки, если честно, чешутся, - проворчал Аламаэрта, - у нас власть, конечно, тоже… не без греха… Не в обиду вам, Синеасдан… Но грешить хоть принято тайно, не напоказ вот так. Это уже – бесстыдство.       – Святый боже, свежий воздух! Я думала, я вытошню там все кишки, уж извиняюсь… Нет-нет, со мной всё в порядке, я могу идти, это я просто… радуюсь так… В ночной тьме пересекать пространство, состоящее из холмов, буераков и зарослей чего-то отвратительно колючего, открывающееся сразу за отстойниками – то ещё удовольствие. Особенно когда руки, ноги, спина – ноют, если честно уж говорить. Побои, тесная камера с матрасом, в котором солома или чего они туда наложили, сбилась комками, путь по канализации в три погибели – этого всего как-то слишком много. Но Виргиния вспоминала рожу Бул-Булы, и злость придавала ей сил. Ну, только получить немного отдыха… А потом, как угодно, раз уж из тюрьмы сбежать удалось, то должно получиться и это – добраться до корабля… И послать с орбиты такой огненный привет Бул-Буле, прямо по его дворцу, чтоб с Минбара было видно!       Уснуть Ли так и не удалось. По причине банальной и для многих невероятной – постель была слишком мягкой. Когда за шесть лет привыкаешь спать на наклонной, твёрдой минбарской кровати (первое время, конечно, пытаясь закрепить её в горизонтальном положении, но качественно и насовсем это удалось пока только Андо Александеру), уснуть в подобии кошачьей корзинки с мягкими пуховыми подушками и нежным и невесомым, как лебяжий пух, покрывалом просто невозможно.       А потом его побеспокоило какое-то движение. Ему показалось, что кровать покачнулась. «Нервы… Давненько я пренебрегаю медитацией, как раз время, пожалуй…»       Однако предаться медитации оказалось ещё менее возможно, чем сну. Кровать, определённо, пришла в движение! Реакции сработали прежде, чем сознание – Ли скатился с кровати раньше, чем разверзшийся в полу люк сомкнулся над уютной чашей, где только что лежало его тело.       «Изящно… кажется, покидать гостеприимный дом придётся не наутро, а прямо сейчас…»       Из своей комнаты уже выскочил Аламаэрта – он на свою кровать не лёг вовсе, суровая выучка воина привила ему такую же несовместимость с мягкими постелями, как рейнджерам. Лёжа на полу, завернувшись в покрывало, он почти задремал, но был разбужен движением кровати.       – Хорошо дела пошли.       – Я вот почему-то не удивлён.       – Надо проверить остальных.       Следующие пять минут показали, что они лишились Талеса и Синеасдана – может быть, они успели заснуть, может, не успели среагировать, но их комнаты были пусты.       – Отлично, - Раула на бегу застёгивала пояс рейнджерской формы, - всего несколько часов на планете, а уже потеряли двоих. Я надеюсь, конечно, что они ещё живы…       – Мне кажется, мёртвыми мы им не нужны, - Эртониатта осторожно выглянул из-за угла, - иначе чего проще было просто отравить нас?       – Скорее, в угощении было какое-то сонное зелье, - проговорил И, - у меня лично голова какая-то дурная.       – А вот это возможно… Кто-то ж из нас больше одного съел, кто-то – другого… Возможно, снотворное в сладкой фруктовой массе, Талес и Синеасдан, кажется, оба на неё особенно налегли.       – Я тоже… Но может, потому, что я голианка, и на меня это так не действует?       В коридоре послышалось движение, и пленники замерли в стенной нише, едва поместившись туда все вместе.       – Скоро они обнаружат, что их улов несколько меньше ожидаемого, надо успеть выбраться из дворца… Да, выбраться! Сейчас мы ничем им не поможем! Нас много, и у нас даже есть кое-какое оружие, но их – больше, и оружие у них тем более есть!       – Рейнджер не должен отступать…       – Да, Шу’Дал, но рейнджер должен делать всё для успеха миссии. И миссия всегда важнее, чем судьба отдельных бойцов. Нам необходимо связаться с товарищами и сообщить им о случившемся, нам необходимо получить больше информации, которую здесь, во дворце, нам очевидно не намерены давать…       Эртониатта положил ручищу на плечо нарна.       – Твой командир прав. У меня тоже кипит негодование. Но что мы сделаем сейчас, куда пойдём? Туда или туда? У нас нет плана дворца, тем более подвалов. Если тут у них ловушки, думаешь, там нет? И если даже будет нам успех – наши товарищи в беспамятстве, как понесём? Как с ними беспомощными пробьёмся? Не погубим ли себя и их? Как ни крути, чтоб помочь им, сначала нам помощь нужна.       И закусил губу.       – Как вы думаете, зачем мы им?       – Вот давайте об этом думать, когда до «Белой звезды» доберёмся?       – И жахнем по этим князькам из бортовых орудий, - скрипнул зубами Аламаэрта, - капитан Ли, ну давайте, скажете, это я, будто вы меня остановить могли!       Из темноты прямо перед ними выросло вдруг нечто, что они сперва приняли за привидение. Существо было одето во что-то светлое, и светлым было само – приглядевшись, они решили, что это, видимо, местный альбинос. Под полой своей хламиды оно прятало слабо светящийся шарик.       – Тише, чужаки! Если вы увидеть, вы мёртвый, - прошептало существо на очень ломаном лорканском, - я дать увидеть, где скрытый выход. Я дать бежать. Бежать, бежать дальше!       – А ты кто такой? Из каких соображений помогаешь? – навис над ним Эртониатта.       – Слуга. Раб. Если вы поймать, вы долго убить, как весь мой семья. Я долго бить, я лишить глаз, - боковой глаз существа, действительно, представлял собой не до конца зарубцевавшуюся рану, - я согласиться работать, служить, только не бить, я нет больше семья, нет больше никто, нет жить, только боль страшно. Но я не как они, я не дать другие боль и смерть. Идти, идти! Тихо, выход близко, но трудно.       Представления о размерах дворца у них сложились самые общие, Ли, некогда изучавший старинную архитектуру, сказал, что это, видимо, пример достаточно примитивной планировки – дворец отличается от жилища попроще величиной, количеством комнат, а не архитектурными изысками. Что ж, может быть, сейчас его ждёт сколько-то удивления, раз здесь есть какой-то скрытый выход…       – Слышь… объяснил бы ты тогда, что ли, что у вас тут происходит?       – Нет время! Вы надо бежать, дальше бежать, бежать вы родное место!       – Они ж поймут, что кто-то нам помог! Нет, беги с нами, по пути как раз просветишь.       – Я страшно, я не больше сила!       – А здесь тебе не страшно, что ли? …Это, что ли? О-ох, и щель, насекомое не проползёт… Пойду первым, пролезу я – и вы пролезете. На одно надеюсь – что у господина техномага всё сложилось удачнее, чем у нас…       У Гелена, успешно посадившего корабль на восточной оконечности материка в небольшом чахлом, сейчас ввиду времени года лысом леске, дела сложились действительно не в пример удачнее – едва только, оставив Андреса бдить у пульта, он вышел осмотреться, как сразу попал в плен. Правда, пленом это было что-то около получаса, пока члены Восточного отряда Сопротивления искали кого-нибудь, кто знает хоть один язык из тех, которые знает он. После этого Гелен, а за ним и Андрес, стали добрыми гостями в подземном убежище мятежников.       – Ваши друзья попали в большую беду, - учёный бреммейр, кроме лорканского знающий весьма неплохо земной и дразийский, был, кажется, старичком баснословного возраста, и говорил медленно, тихо, - из этой беды вам непросто будет их выручить. Они в тюрьме, в главной, самой охраняемой тюрьме в столице. Я покинул столицу вскоре после того, как они прибыли, но слышал кое-что… Им нужны знания лорканцев, им нужна власть. Много власти, вся власть. Над всей Бримой, потом над сектором, настолько, насколько хватит их сил. Жадность их огромна. Они будут держать ваших друзей живыми, пока надеются получить от них что-то, что им нужно, но могут и убить…       – Покажите мне карту столицы, - вскочил Гелен, - полчаса лёта моего корабля – и этой проблемы больше не будет!       – Не спеши, инопланетянин. Ударом с воздуха ты можешь погубить их. Тюрьма соединена с дворцом, мы не знаем, может быть, где-то в подземелье под дворцом их держат… Как многих, очень многих, кто стал сопротивляться. И это не единственная беда, у них укреплённые места везде, Бул-Була очень боится покушения и время от времени вместе с ближайшими сторонниками переезжает из крепости в крепость, мы не знаем точно, где в какой день он может быть. Он может перевезти с собой и пленников.       Рептилоидные коротышки со смешными «ушами», может, и выглядели несерьёзно, но жизненный опыт быстро учит не подходить к таким вопросам стереотипно. Некоторые из весьма злобных и коварных тварей на его жизненном пути были ещё мельче размером, да и те же зенеры, если уж на то пошло, не здоровяки. А когда у коротышек есть оружие…       – Вы говорите, недовольных его властью очень много. Почему же вы его до сих пор не свергли?       Собравшиеся полукругом вокруг беседующих партизаны, выглядящие по преимуществу, если честно, жалкими оборванцами, едва ли хоть слово понимали, но, видимо, вовсю строили догадки. Старик не шикал на них – то ли этот гул ему не мешал, то ли считал, что имеют право.       – Нас много, но мы очень разобщены. Мы вынуждены прятаться в подземельях, как тулуп-тулуппа, нас повсюду выслеживают ищейки и солдаты режима, и хватают, стоит нам появиться в городах. Мы совершаем вылазки, захватываем немного оружия, немного продовольствия, освобождаем немного рабов с заводов и полей, но этого мало… Мы знаем, что и в других частях континента есть Сопротивление, но мы не можем с ними связаться. У них, у Бул-Булы, вся связь, вся техника, всё оружие. Внедрить своих людей в его охрану, в охрану тюрьмы очень сложно, мы много раз пытались. Многие наши солдаты сгинули там…       – Ну, качественную связь я вам, будем надеяться, обеспечу. И если ваш народ в нужный момент поднимется весь, обеспечив Бул-Буле достойную головную боль… Полагаю, мы все от этого только выиграем.       – Есть что-нибудь, Александер, Карнеску?       – Работаем, - Стефания приподняла один наушник, - система начала построение словаря, но язык сложный, пока только могу сказать, что кумулятивного типа…       – Господин Сонара, что-то на радарах! Нарастающий тепловой сигнал… Это… Всевышний! Это лорканская самонаводящаяся…       Последнее слово, Андо почему-то подумалось, непечатно, оно потонуло в грохоте.       – Прямое попадание! Они подбили нас! Гравитационные двигатели выведены из строя, мы падаем в атмосферу!       – С такой скоростью мы сгорим! Тормози!       – Мало…       – Вся энергия на двигатели торможения!       – Мы сожжём двигатели!       – Двигатели дело наживное! Понизить температуру внутренних помещений до минимума! Скоро только это нас и спасёт…       Вернуть управление удалось только в нижних слоях атмосферы, посадить корабль с пылающей, как метеор, обшивкой в прибрежную воду было лучшим из возможных раскладов. Андо резко сдёрнул наушники – его оглушило, пойманное их собственными ещё работающими радарами, громкое шипение взметнувшегося в небо облака пара.       – В течение нескольких часов выходить нельзя – вода кипящая, учитывая, что она ещё и богата солями – остывать будет долго.       – Что с кораблём?       Лаванахал помрачнел.       – Сомневаюсь, что он в ближайшее время взлетит. Полагаю, из двигателей у нас перегорело всё, что могло. Также мы лишились почти всех внешних орудий…       – Что со связью?       – Пытаемся, - Гариетт зажимал окровавленный висок, опираясь локтем о приборную панель, другой рукой перебирая кнопки, - но у нас такая потеря энергии…       – Система жизнеобеспечения сообщает, на сутки осталось.       – Ну, суток нам хватит, чтоб выбраться… Хорошо бы, за это время очнулась связь и мы успели связаться с «Белой звездой» или с Геленом. Что это было, у кого-нибудь есть идеи? Они сбили нас! Сбили сознательно, хотя мы не проявляли агрессивности!       – Может быть, приняли нас за вторженцев, могли же они не понять, что мы прибыли с «Белой звездой»? Может быть, засекли наше сканирование эфира?       – Сонара, Александер, отправляйтесь к пассажирам, выясните, как они… И думается, разбудить Далву в любом случае необходимо…       – Мы на месте, Выр-Гыйын, - перед взором Виргинии, когда они вышли из очередного коридора, слава богу, уже не настолько низкого и узкого, предстала огромная подземная пещера. Что-то наводило на мысль, что пещера рукотворна, во всяком случае, она была явно обжита. На стенах горели светильники – несколько подобных тем, с которыми они пришли, но в основном – серебристо мерцающие небольшие шарики. Свет от них был неяркий, зато, в отличие от светильников, они не сжигали кислород.       Пещера была полна народа – толпа бреммейров разных возрастов, комплекции и роста, виднелось, кажется, даже несколько детей, или карликов – стояли и смотрели на пришедших в четыре глаза каждый. Молчание длилось недолго – один из ближе всего стоящих что-то громко воскликнул на своём языке, вскинул сжатые кулаки, а потом бросился к их сопровождающим. Они обменялись ударами кулаков о кулак с несколькими из них. «Местное приветствие, должно быть».       – Мы в подземном городе, Выр-Гыйын, городе Сопротивления. Эти подземные помещения много старше любого из нас, они построены нашими мудрыми предками, когда-то наши деды укрывались здесь от врага, пришедшего с неба. Долгие годы наши предки жили здесь, когда там, наверху, жить было нельзя, когда там полыхал огонь и ветер поднимал пыль. Вот теперь снова эти своды укрыли нас. Пойдём, Выр-Гыйын, пойдём, Амын-Тыйнра, это теперь и ваш дом.       Виргиния наблюдала, как местные о чём-то переговариваются с их провожатыми, в основном с теми, кого она уже запомнила как Лаук-Туушса и Скхуу-Дыйым, больше всего она общалась именно с ними, они не только знали хорошо лорканский, но и, правда, совсем немного, земной. Они говорили, что они – бойцы Сопротивления, и отведут их к своим друзьям.       «Кажется, нам не доверяют, но только слегка… Больше это всё же любопытство… Ну, Аминтанира они немного побаиваются – логично, наверное, если здесь знание лорканского языка стало поводом к такому пристальному вниманию заплечных дел мастеров…»       – У нас много раненых, - обратилась она по-лоркански к одному из идущих с нею рядом, - вы позаботитесь о них?       Следующее помещение, в которое они вошли, было ещё больше – своды укрепляла система крепких деревянных и каменных балок, и служило, по-видимому, лагерем. На примитивных печках готовилась еда, на лежанках в нишах стен и вдоль стен лежали раненые и дети. Дав-Айыг наконец снял со своих плеч Хамай-Таффью и передал его на руки подбежавших, по-видимому, санитаров.       – Садитесь к огню, чужаки, - из одного из боковых проёмов к ним вышел… а вот это был уже не бреммейр, и заговорил он на чистом земном, - вам надо поесть и попить, и рассказать нам свою историю. Общая беда, общий враг – общий хлеб, общие мысли, как спастись. Правда, не знаю, можно ли это вашим желудкам.       – После тюремной баланды я не думаю, что я чем-то в этом мире отравлюсь… С ума сойти, а – я сидела в тюрьме! Звучит-то как! Помнится, бабушка в детстве пугала, что буду себя так вести – заберут в тюрьму… Как же она права-то была… а вы… Вы же – не отсюда, вы…       – Гроум, землянка. Имя моё – Тай Нару.       О! Гроумов несколько среди освобождённых из зенерского плена было, но познакомиться с их исторической родиной не пришлось – все эти ребята отказались возвращаться домой, все приняли участие в финальной битве, чтоб отомстить за погибших товарищей – выжило их меньше, чем попало в лапы зенеров изначально. Те трое, что остались в живых по итогам, попросили увезти их с дрази, на колонию Латиг. Тогда было не до детальных выяснений, почему так, да и ребята были немногословны. И не надо было быть великого ума, чтоб понять, что граждане не самого кристально честного образа жизни. Возможно, в родном мире они в розыске отнюдь не как без вести пропавшие. Что ж, своей отвагой в бою они заслужили уж по крайней мере возможность отправиться туда, куда хотят, и делать дальше со своей жизнью, что хотят. За время совместной работы с дурной стороны они себя не показали, а свои подозрения она с успехом может держать при себе. Здесь, говорили бреммейры, гроумов немало среди наёмников Бул-Булы и его прихвостней, нескольких и она видела, но поскольку были они в шлемах, закрывающих большую часть головы – только и понятно было, что не местные. Но верно, и правда не самая внешне многообразная раса, этот выглядит как родной брат тех. Лысая бугристая голова, грубые черты лица, тоже лишённого растительности, телосложение атлетическое… Если у них какие-нибудь другие типажи бывают, то ей на таковые пока не свезло. Они сели прямо на пол у печи, гроум, тяжело переступая, налил им по чашке дымящейся похлёбки, отломил по солидному ломтю лепёшки.       – Что же вы делаете тут, Тай Нару?       Что ж, если есть вот они – две иномирные дылды, то может быть и гроум, который не занят ублажением амбиций Бул-Булы, само-то по себе это не удивительно, но интересны подробности. Судя по одёже, довольно ветхой и явно перешитой из местной, он должен быть тут уже довольно долго.       – Сражаюсь за свободу вместе с моими братьями бреммейрами, землянка.       – Что?!       – На моей родине тоже много несправедливости, тоже много угнетения, тоже льются кровь и слёзы. Я не имею возможности сейчас вернуться на родину, там меня ждёт смерть. Но я не складываю рук, не складываю оружия и здесь. Сейчас бью врага здесь, потом буду бить там. Враг у нас один, у него нет расы. Ты знаешь это, землянка.       – Ты… телепат, что ли? Вот это да.       Вкус у похлёбки был… ну, какой-то был. Пресноватое, увы, зелье. Но надо понимать, у местных поваров не слишком много возможностей ходить по базарам выбирать специи. Нашлось, что кинуть в котёл – и слава богу.       – Телепат, землянка. Много слабее тебя, но и это помогает мне в общении с братьями-бреммейрами. Тебе поможет тем более. Ты знаешь, зачем ты здесь.       Виргиния едва не подавилась откушенным.       – И… зачем же?       – Знать, знать, - к их маленькой компании подошёл низкорослый, сгорбленный бреммейр, голову которого украшала цветастая повязка с длинными, до пола, лентами, глаза его были глубоко запавшими и, как сразу поняла Виргиния, незрячими, - ты знать. Такой путь. Звёзды знать. Кто не видеть вокруг, видеть суть, - он указал на свои глаза, - провидеть! Ты знать, как помогать. Ты знать, как помогать снова.       Виргиния уронила кусок лепёшки в чашку.       – Вы, так понимаю, уже успели меня просканировать и узнать об Арнассии? Быстро вы… Но с чего вы решили, что я могу помочь и вам? То есть, поймите, не то чтоб я не хотела…       – Мы не сканировали, - качнул головой Тай Нару, - у бреммейров есть поверье, что тот, кто рано теряет зрение физическое – полностью, как Абай-Абайу – обретает способностью к предвиденью. Ещё до того, как ваш корабль сел на этой планете, они все знали о победе Арнассии над зенерами. Ты теперь для них всех – символ того, что невозможное возможно.       Остальная публика не подходила ближе – не то чтоб из страха, хотя некоторая опаска, разумеется, наличествовала, особенно у тех, кто не знал иномирных языков, не имел дела с иномирцами по роду деятельности, а просто по соображению не мешать трапезе, но смотрели во все четыре глаза без исключения все, кто, по крайней мере, бодрствовал. С их стороны действительно впечатляющая широта души – относиться к ним с Аминтаниром без предубеждения, думала Виргиния ещё по дороге. Мало ли, что их тоже посадили и даже поколотили. Большинство-то гостей с неба тут выступают в роли неблаговидной. А тут вон оно что выясняется.       – Чудно, конечно… Хотя необъяснимо, ну, не может такого быть, ненаучно…       – Телепатия тоже считалась ненаучной на Земле. Ты должна знать, твои слова о том, что враг, как бы ни был силён, будет повержен там, где решил отнять право на мирный труд и свободу, слышали здесь. Враг внешний или враг внутренний – он враг, он должен быть побеждён.       В сумраке поодаль истово кивали ушастые головы – хоть, кажется, едва ли все они понимали разговор.       – Да я с вами полностью согласна, только что я могу вам дать, кроме слов поддержки? Чего я стою без оружия, без своего корабля?       – Виргинне! – Аминтанир схватил её за руку и заговорил с необыкновенным жаром, - ты и без корабля – всё! Это корабль без тебя – ничто!       – Ничто не случайно, - кивнул Тай Нару, - мы все пришли сюда потому, что вместе мы можем это.       Вот и смысл возражать? Она пыталась, помнится, возражать, когда освобождённые арнассиане возносили хвалу своим спасителям. Кто прав-то в итоге оказался? И что можно возразить – не в том плане, что у них нет того, этого, что они сидят как крысы в подземелье, а у Бул-Булы и своих прибамбасов было как у дурака фантиков, а теперь ещё и корабль в его лапах, слава богу только, разобраться в управлении и со всеми накалинскими записями не обучится, извилин не хватит – а вот по существу? Выбраться с этой гостеприимной планетки, не сразившись с силами Бул-Булы, у неё есть какие-то шансы? А если б были – она б так и поступила?       – Так… Ну, если вы настаиваете… - Виргиния отложила опустевшую миску, - перво-наперво мне нужны карты…       – Мы не имеем права вмешиваться в это! Альянс не вмешивается во внутренние дела, по крайней мере, пока о том не просят. Это принцип. Стоит нам один раз так поступить – и всё, на нас посыплются обвинения, что мы, в лучших традициях Земли, «разносим демократию», навязывая свой образ жизни согласным и несогласным!       Командир рейнджеров не знал, спутников ли он хочет убедить, или себя самого.       – Строго говоря, капитан Ли, у нас выбора-то… нет. Ну что, пойдите, попросите их отдать детишек да наших ребят и отпустить вас восвояси – что, отдадут? «Белая звезда» ваша стоит на космодроме – охрана там лучше, чем у вашего президента. Я тут говорил с ребятами местными – это страшное что-то. Солдаты у Бул-Булы, может, и бестолковые, но сильные, и приди вы туда – ни один в сторону не отойдёт. Потому что Бул-Була им золотом платит и продуктов не жалеет, когда в народе-то голод. Это сильно. А за измену тут казнят, и лучше я вам не буду говорить, как. Это не говоря о всей инопланетной сволочи, что тут прикормилась – отборные отбросы что с Адромы, что с Громахи, да и с Лорки есть, будем уж честны… Им-то уж совершенно без интересу, чтоб нас живыми отпустить. Ну, и выберетесь вы, сигнал подадите, ну, заявит Альянс протест – они им, как и нам, отбрехиваться будут, что знать ничего не знают… Напасть Альянс на них не может, не с чего – они не нападали. Экономическая блокада – тоже повод нужен, пока мы докажем всем, что дети тут где-то, пока убедим, что два сопляка из чужих миров – это важно… Месяц пройдёт, другой… Детишки и не дожить могут. Что, будем сидеть, надеяться, что Талес да Синеасдан с ними по соседству окажутся да сумеют с ними вместе сбежать? Это если живы ещё. А мне вот сдаётся, могли и умертвить сразу. Кто мы им? Нежелательные свидетели, вот кто. У нас выбора нет, кроме как вмешаться. Если жить хотим.       – Как ни прискорбно, он прав, - Раула закончила начищать длинный кинжал, презентованный бреммейрами, и вставила его в ножны на поясе рядом с чехлом денн-бока, - я, пока мы сюда добирались, посмотрела на всё это… Рейнджер, конечно, лезть в чужие дела не должен. Но ведь и отступать перед несправедливостью не должен. Так что считайте, что призыв о помощи – он был. Вот они просят. А их, ни много ни мало, только в этом лагере тысяч двести. А лагерь такой не один… Да дело не в том, что мы в чужое дело лезем… Это теперь и наше дело. Мы в одной лодке, так что уж постараемся выплыть.       – Что ни говори, а девчонка в переплёт из-за доброты своей попала. Вот было б ей плевать на этих бреммейров, а то нет же, до дому повезла…       Алан, обернувшись, подал знак товарищам – «опасности нет». Первым, перепрыгивая широкие прибрежные лужи и лохматые кочки, подбежал Ромм, за ним – Савалтали.       – Что там? Кто это такие? Почему они не выходят?       – Местные… Нет, угрозы как будто нет, ни в ком. Страх, любопытство… Страх не сильный – страха у них много было, и мы пугаем не так уж сильно… Они… живут здесь, кажется, как ссыльнопоселенцы, работают… Там, в тех горах – добыча руды… Я видел немного в их мыслях, как их сюда привезли, из-за моря, вопрос, прислал ли нас Бул-Була зачем-то или, как их, сослал…       Сонара оглянулся. Из-за камней и кустов метрах в пяти-семи от них выглядывали головы бреммейров, одетых, насколько он успел заметить, в какие-то одинаковые тёмные халаты.       – У них тут… трудовой лагерь, вроде как. Работают много, с небольшими перерывами на сон… Очень тяжёлая работа, шахты очень вредные, там страшно… Много умирает, но регулярно привозят новых. Они думают, что, конечно, их надзиратели устроят им мало хорошего за отрыв от работы, но им почти всё равно. Они думают, что вряд ли встреча с нами им опаснее, чем надзиратели…       Харроу почесал затылок.       – С ними можно как-то поговорить? Кто-то тут знает язык? Лорканский, хотя бы? Ну, или какой-то другой, какой и мы бы знали? Можно их как-то… спросить?       Из-за ближайшего камня, осмелев, выбрался, хромая, один из рабочих, залопотал что-то на местном.       – Я не уверен, но… Кажется, здесь только простые рабочие, которые языков не знают, всех, кто знает что-то, предпочитают держать там, на том материке.       – Отлично… Мы находимся в какой-то глуши, языка аборигенов не знаем, связи нет, на борту раненые… Как говорится, хорошо неделя начинается…