Герои

Гроза надвигалась медленно и неотвратимо. Мир вокруг замер, предвкушая дождь, и каждый чувствовал это, но только не я. Для меня первые капли, упавшие на землю, стали неожиданностью, потому что, поглощенный собственными переживаниями, я не обращал внимания ни на что вокруг - ни на что, кроме себя. И это по-настоящему хорошо меня характеризует, если задуматься. «У нашего малыша Кайла – золотое сердце, господа», восклицал иногда Кенни, в одном из своих знаменитых приступов красноречия, вдохновить которые могла любая глупость. «Золотое сердце и дрянной характер. Слышали вы когда-нибудь о таком, господа и дамы? Знаком ли вам другой пример такого невероятного сочетания?» Свернувшись на кровати в своей комнате, я слушал, как ветер завывает под карнизом и хлопает не до конца закрытой сеткой от комаров на заднем крыльце. Мама забыла запереть ее, когда вместе с Айком бежала в дом, спасаясь от первых дождевых капель – холодных и удивительно крупных. Вдвоем они снимали простыни с бельевых веревок, натянутых между ветвями старого вяза и стеной дома. Едва успели до начала грозы. Я не видел, но с легкостью мог представить себе, как они спешат к крыльцу, прижимая к себе охапки чистого, свежего, вкусно пахнущего белья; как Айк на бегу прячет лицо в эти простыни, полной грудью вдыхая восхитительный запах чистоты, смешанный с запахом озона. Часть меня хотела бежать рядом с ними, радуясь дождю. Другая часть – часть, которой я отдавал предпочтение – желала оставаться под одеялом до скончания веков. За окном потемнело так стремительно, что казалось, будто весь мир вокруг окутали плотные черные тучи, то тут, то там рассекаемые тонкими паутинками молний. Так оно и было, на самом деле. Первый раскат грома грянул неожиданно, и, казалось, совсем рядом: словно две железные скалы сцепились друг с другом в схватке, прямо как в «Хоббите», то сшибаясь, то откатываясь в разные стороны. Сразу за первым раскатом последовал второй, еще сильнее. Я сжался под своим одеялом, подтянув колени к груди. Темную комнату осветила ослепительная молния... И тут дождь наконец по-настоящему рухнул на Южный Парк. С такой яростью, с такой всепоглощающей мощью, словно небеса имели против нашего тихого горного городка что-то личное. Потоки воды хлестали в стекло, верхушки деревьев за окном шумели и яростно раскачивались из стороны в сторону. Наш небольшой домик кряхтел и стонал, словно немощный старик, у которого из-за перемены сезонов ноют все кости. Из-за всех этих звуков – пугающих и успокаивающих одновременно – мне с трудом удалось разобрать стук замерзших пальцев по стеклу. Сначала я решил было, что мне послышалось, и поплотнее завернулся в одеяло. Однако стук повторился, на этот раз громче и отчетливее. Вскочив с постели, я подбежал к окну, открыл задвижку и дернул оконную раму вверх вместе с сеткой. На мгновение мне показалось, что механизм заело, однако чужая рука просунулась внутрь, чтобы помочь мне, и общими усилиями нам удалось поднять стекло. В комнату тут же ворвался настоящий вихрь из листьев, мелкого мусора, поднятого ветром с лужайки, и дождевых капель. Я зажмурился и прикрыл глаза локтем, спасаясь от этого маленького урагана, а когда вновь открыл их, на подоконнике сидел Стэн – замерзший и мокрый с головы до пят. - Гребаная гроза, - проговорил он, клацая зубами. – Я чуть не захлебнулся по дороге сюда. Неподалеку от перекрестка рухнул здоровенный тополь, задел ветвями провода, и теперь половина города сидит без электричества. Есть у тебя свечи? Что-нибудь в этом роде? Он слез с подоконника в комнату и одним мощным движением закрыл окно. Звуки урагана снаружи не исчезли, зато стали немного тише. Стэн стянул с себя ботинки, повесил куртку на спинку стула. С ее насквозь промокших рукавов тут же закапало на пол, однако меня это не очень волновало. Я пристально наблюдал за ним, сложив руки на груди, ожидая, когда же он объяснит мне свое внезапное появление. - Слушай, ты мог бы позвонить. Или, на худой конец, взять машину. - Нет. Мне нужно было добраться сюда быстро, Кайл. Немедленно. Я усмехнулся. Мы со Стэном выискали и запомнили наизусть множество путей к домам друг друга раньше, чем научились ездить на велосипедах... многие из этих путей были на самом деле быстрыми. Перемахнув через пару заборов и протиснувшись под одной или двумя живыми изгородями, мы могли попасть друг к другу в мгновение ока, гораздо раньше, чем в состоянии была доехать машина или даже его зверюга-мотоцикл. Внезапно я обратил внимание, что Стэн принес с собой свою школьную сумку. - Сбежал из дому? – поинтересовался я. – Здесь жить собрался? - Очень смешно, Кей. А теперь садись и слушай. Сам он забрался на мою кровать, подавая пример. Я уселся напротив него, сложив ноги по-турецки. Стэн уместил на покрывале между нами свой рюкзак, который, странное дело, пострадал от дождя меньше, чем его одежда, как если бы Марш прикрывал его собой, пока добирался сюда. Он был набит под завязку, прямо-таки лопался от содержимого. Расстегнув один из боковых карманов, украшенных множеством значков и пэтчей с названиями его любимых групп, он вытянул из него какую-то фиолетовую тряпочку, а еще - ленту миниатюрных фотографий, какие получаешь, фотографируясь в маленьких кабинках с занавеской в торговых центрах. Он протянул все это мне. Я послушно взял фотографии и комок ткани, при ближайшем рассмотрении оказавшийся ничем иным, нежели кружевными девичьими трусиками из тонкого шелка. - Это Венди, - подтвердил Стэн мою догадку. И продолжил, прежде чем мне удалось раскрыть рот: - А это четыре наших фотографии, и две из них мне по-настоящему нравятся. Мы сфотографировались в одном из автоматов неподалеку от Саут-сквер, и с тех пор я храню эти снимки. Еще у меня была сережка, простая серебряная сережка с маленьким камешком, которую она у меня однажды забыла. Впрочем, возможно, это был вовсе не камешек, а просто кусок подкрашенного стекла. В любом случае, она куда-то задевалась... - Зачем ты мне все это рассказываешь? Думаешь, мне интересно? – спросил я, крепко сжимая зубы. Стэн вынул у меня из ладони трусики, и вместе с фотографиями спрятал обратно в карман. - Это – воспоминания, которые остались у меня о Венди. Кусочки нее, которые я храню, потому что при взгляде на них у меня теплеет на сердце. Потому что они напоминают мне хорошие, веселые дни, в которые я чувствовал себя счастливым. Они заставляют меня улыбаться. С этими словами он потянул за молнию на рюкзаке. Он был набит так плотно, что небольшого движения оказалось достаточно – дальше молния продолжала расходиться сама. - А это – вещи, которые я храню, потому что они связаны с тобой. И Стэн одним уверенным движением опрокинул рюкзак над кроватью, вываливая на покрывало целую лавину всяких штуковин, о которых я давным-давно и думать забыл. Я почувствовал, как у меня перехватывает дыхание, а в горле встает ком. Осторожно и медленно, словно во сне, я вытянул из этой груды первую попавшуюся вещь. Ею оказался старый, обтрепанный шнурок зеленого цвета. Конечно же, я помнил его, помнил отлично. В детстве я провел столько времени, дергая свою зеленую ушанку за эти самые шнурки. Дергал бы и дальше, если бы наконец не вырос из нее к концу начальной школы. Я понятия не имел, куда подевалась шапка потом, что с ней приключилось, никогда даже не задумывался об этом. Однако куда бы она ни делась, один из шнурков лежал сейчас на моей раскрытой ладони. Я поднял глаза на Стэна. Он пристально смотрел на меня, крепко сжав зубы. Скулы у него напряглись, и в глазах тоже плескалось напряжение. Страх. - Давай дальше, - велел он мне. И я стал смотреть дальше. В груде мусора на кровати обнаружились: Дюжина или две записочек, которыми мы обменивались на уроках, не содержащих ничего значимого, ничего важного, кроме наших почерков. Все до единого диски, которые я записал для него и которым собственноручно раскрасил обложку. Множество билетов в кино. Все фильмы, которые мы посмотрели вместе, хихикая рядом друг с другом в темном зале, от старой «Невесты Франкенштейна» до самого «Зимнего Солдата», в мгновение ока пронеслись у меня перед глазами. Резинка, которой я собирал волосы в пучок. Значок с надписью «Денвер = АД», который я привез ему из Денвера, немного подредактировав черным маркером. Листок с моим экзаменом по французскому; листок с его экзаменом по французскому, на котором я нарисовал рыдающего человечка в синей шапочке с помпоном. Огромное, невероятное количество фотографий, на которых мы вместе, и еще несколько, на которых я один. Я перебирал их, не веря своим глазам. Вот мы со Стэном, совсем еще малявки, хохочем в объектив, обнимая друг друга за плечи – оба в футбольной форме начальной школы и с треугольниками пиццы в руках. Вот мы на мотоцикле Стэна – его затянутые в черные перчатки ладони лежат на руле, и он широко расставил ноги, удерживая равновесие, а я обнимаю его сзади за талию, и мой подбородок на его плече. Фотографии из школьного альбома; фотографии одного из выходных, проведенного на пруду в ленивой полудреме; и еще множество, множество мелочей, невзрачных, но в то же время невероятных по своей значимости; я и Стэн, Стэн и я. Видит Бог, я мог бы копаться во всем этом до бесконечности, надолго замирая над каждым сокровищем, удивляясь каждой находке, каждой вещице, о которой и думать забыл, но в этом больше не было никакого смысла. Медленно подняв взгляд, я уставился на Стэна. - Трусы твои у меня тоже есть, кстати говоря. - Он храбро смотрел на меня в ответ. – Ничего такого, наверное, просто перекочевали ко мне в рюкзак вместе с остальной одеждой, когда прошлым летом... Я не дал ему договорить. Чувствуя, что сердце у меня в груди стремительно превращается в кусок пламенеющей лавы, быстро перегнулся через груду всех этих драконьих сокровищ и поцеловал его. Прижался губами к его губам, и Стэн тут же подался навстречу, судорожно выдыхая, словно задерживал дыхание – давно, возможно, всю жизнь. Его вздох облегчения показался мне подозрительно похожим на «Наконец-то, черт тебя дери», но у меня не было времени с этим разбираться. У меня не было времени, чтобы разбираться с чем-либо, помимо Стэна.

* * *

Когда его язык коснулся моего, мне показалось, будто одна из молний, сверкающих снаружи, сумела просочиться сквозь стены и угодила прямо в меня. «О Господи, о черт», билось у меня в висках, и я, наверное, сказал бы это вслух, если бы мог позволить себе отстраниться от него хоть на мгновение. Вместо этого я тихонько застонал Стэну в рот, запуская ладони в его насквозь мокрые волосы. Он тут же оторвался от меня и уставился мне в лицо совершенно диким взглядом. - Извини, - пробормотал я. - Извини? Кей, если ты не сделаешь это снова, я шкуру с тебя спущу. Я собираюсь выдрать из тебя сегодня по крайней мере пятнадцать тысяч таких звуков, так что тебе, приятель, стоит начать немедленно, если собираешься хоть немного поспать. - Не думаю, что мне хочется спать, - ответил я и снова потянулся к нему. Стэн с готовностью подался навстречу, перелезая через кучу мусора из своего рюкзака. Значки, сложенные записки, диски и огрызки карандашей посыпались на пол, когда он толкнул меня на кровать и упал сверху, втискивая колено между моих ног. Обхватив его за плечи, я вскинул бедра, прижимаясь к нему. Футболка и джинсы на Стэне были мокрыми насквозь, мокрыми и жутко холодными. - Заработаешь воспаление легких, - выдохнул я, и потянул за подол его футболки. Стэн кивнул и в мгновение ока стянул ее через голову. - А как насчет этого? – я осторожно положил пальцы на верхнюю пуговицу его джинсов, медленно погладил ремень, пряжку, молнию... ощутил, как вздыбилась под моей ладонью ширинка. - Ты уверен? – спросил Стэн, глядя мне прямо в глаза. Зрачки его потемнели, я видел это даже в сумерках комнаты. Дышал он прерывисто. Вместо ответа я надавил пальцами и высвободил верхнюю пуговицу из тугой петли. Стэн ахнул и снова впился в мой рот поцелуем. Нам пришлось повозиться, избавляя его от джинсов – насквозь промокшая ткань никак не желала сдираться с тела, обнимала его, словно была в него влюблена. Наконец, смеясь и чертыхаясь, он избавился от нее, а потом и от носков, и мы залезли под одеяло, прижавшись друг к другу так тесно, как это только было возможно. Стэна немного потряхивало от холода. Я обнял его обеими руками, переплел свои ноги с его. - Ты боишься? – внезапно спросил Стэн, когда я потянулся, чтобы снова поцеловать его. - Немного. А ты? - Уже нет. Я потерся носом о его нос, сходя с ума от того, что мне и в самом деле позволено это делать. - А раньше боялся? - До чертиков. В тот день на веранде у Картмана – я думал, что рехнусь от страха. - Зачем же ты тогда сделал это? - Потому что не мог не сделать. К тому времени я уже понял, что ты мой, что ты должен быть только моим. Я смотрел на тебя, смотрел, как ты разговариваешь с Твиком, с Кенни, со Стивенс... и до чертиков хотел просто подойти к тебе, толкнуть тебя к какой-нибудь стенке... Стэн прижал меня к себе еще крепче, и я засмеялся, оглаживая ладонями его спину и плечи. Там, где я прикасался к нему, по коже медленно растекалось тепло. - Господи, Кей, ты же знаешь, что всегда заражаешь меня своими идеями. Я улыбнулся ему в плечо. - Это не просто идея, Стэнни, - сказал я, полностью отдавая себе отчет в том, что серьезные разговоры могут и подождать... но в то же время не в состоянии сдержаться. Мне нужно было расставить все точки, убедиться, что между нами больше нет недомолвок. – Это не просто очередное сумасбродство, которое пришло мне в голову. Я люблю тебя. Я люблю тебя с тех пор, как себя помню. На несколько бесконечных секунд Стэн замер, и я замер в кольце его рук. Мы пристально смотрели друг на друга. Наконец он молча подался вперед и поцеловал меня... Так нежно и в то же время решительно, что я почувствовал, как сами по себе поджимаются пальцы у меня на ногах. Целовать Стэна, позволять ему целовать себя, было так же восхитительно, как я себе представлял. От его запаха, его широких ладоней, шарящих по моему телу, у меня кружилась голова; я и сам не заметил, в какой именно момент мягкие движения наших бедер навстречу друг другу превратились в яростные толчки. - Погоди секунду, - шепнул ему я, и, вывернувшись из его объятий, повернулся к нему спиной. Стэн понял, чего мне хочется, в мгновение ока: крепко обхватив меня за талию, он подтянул меня к себе, практически подмял под себя. Его рука тут же поднырнула под мой локоть, и секунду спустя уже скользнула под резинку моих пижамных штанов. Я накрыл его пальцы своей ладонью, сжал их, и толкнулся в его кулак... и примерно с этого мгновения потерял связь с реальностью. Стэн, коротко постанывая, прижимался ко мне сзади – я чувствовал, как его член, твердый, как камень, горячий даже сквозь два слоя ткани, трется о мои ягодицы. Забросив одну руку назад, я запустил пальцы в его волосы и потянул. Стэн чертыхнулся и принялся лихорадочно целовать мою шею, плечи и даже немного затылок, толкаясь сильнее, отчаяннее, жестче. Его рука – та, что не хозяйничала в моих пижамных штанах, не сжимала мой член сквозь тонкую ткань нижнего белья, не доводила меня до безумия, до искр перед глазами – скользнула к моему рту, пальцы осторожно дотронулись до губ, и я с готовностью лизнул один, а потом засосал внутрь. И осторожно двинул бедрами, потерся об него, встречая на полпути его очередной судорожный толчок. Стэн ахнул. - Господи, пожалуйста, еще, - лихорадочно зашептал он прямо мне в ухо, и я почувствовал, как волоски на шее встали дыбом, а член дернулся. – Пожалуйста, Кайл, сделай так еще, Господи, Кайл... Я снова потерся о него, на этот раз увереннее, и Стэн вцепился зубами мне в шею. Этого хватило. Видит бог, этого хватило, еще как, этого было даже слишком много. Его пальцы у меня во рту, мокрые от моей слюны, скользили туда и обратно – не думаю, что он отдавал себе отчет в том, что трахает ими меня в рот, но я отдавал, и еще как. Его горячая, влажная от нашей общей слюны и моей смазки ладонь, крепко сжимающая мой член, ладонь, в которую я толкался, чувствуя его крепкий член между ягодиц, его горячее дыхание на своей шее. И, Господи, просто Стэн – он был со мной, вокруг меня, на мне: задыхался мне в ухо, постанывал, и не переставал шептать срывающимся голосом: - Господи, Кайл... Кайл... Черт возьми, это ты, это и вправду ты. Поверить не могу... Ох, блядь... Поцелуй меня, сейчас же, пожалуйста... Я обернулся, изогнувшись под ним, и Стэн накрыл мой рот своим. Пальцев он не убрал, и наши языки столкнулись на них. Более мокрого, грязного, сладкого поцелуя я и представить себе не мог – Стэн, похоже, тоже, судя по нечеловеческому звуку, вырвавшемуся из его горла. Оргазм накатил теплой и мощной волной откуда-то из-за позвоночника. Я почувствовал, как начинают дрожать от напряжения мои бедра, как огненные струйки наслаждения стекаются со всего тела, от самых кончиков пальцев, и медленно собираются в огромный горячий шар внизу живота. Стэн, похоже, почувствовав, что я вот-вот рехнусь от наслаждения, снова горячечно зашептал мне в ухо: - Давай, Кей, кончи для меня, я хочу увидеть, как ты кончаешь, пожалуйста, Кей... Я держу тебя... Господи, блядь, Иисусе, я хочу почувствовать, как... Дослушать дальше мне не удалось. Огненный шар ринулся вниз, оголяя все мои нервы, и я закричал, все еще с его пальцами во рту. Стэн сильнее задвигал рукой, а потом высвободил ее, мокрую от моей спермы, быстро оттянул вниз мои пижамные штаны и боксеры. Почти теряя сознание от самого яркого, оглушающего оргазма в своей жизни, я чувствовал, как он кончает вслед за мной, как пульсирует и подергивается его член, крепко прижатый к моим голым ягодицам. - Я люблю тебя, Кей, Матерь Божья, я так люблю тебя, что у меня голова кружится, - прошептал он, и я, наконец, выпустил его пальцы изо рта, чтобы ответить ему тем же.