Мой Купи-купи-дон

      Уборкой квартиры этого чучела огородного и неряхи распоследнего я занимался всю ночь! Я понимаю — квартира съемная, но не до такой же степени ее запускать!       В итоге я выдраил полы, отмыл окна, сантехнику, вытер везде пыль, оттер фасады кухонных шкафов, почистил холодильник, плиту, прикрутил на место плинтуса и уголки, отремонтировал краны и сливной бачок, разложил на места все вещи. Вы не думайте, я хоть и выгляжу несерьезно, но… Батя у меня был суровым мужчиной. С детства к порядку приучил, причем делал это в самой жесткой форме. Затрещины от него зубодробительные получал, если вовремя не вытирал пыль или барахло свое раскидывал. За что я ему, кстати, до сих пор благодарен — аккуратность и привычка к порядку и в работе оказались полезными.       Вообще, мой отец был славным мужиком, настоящим… Жалко умер рано — инсульт. На работе допекли. Мне семнадцать лет было, когда он нас с мамой покинул. Мать его любила… И слышать не хотела, чтобы как-то свою личную жизнь устроить после него — она у меня еще ого-го! какая… И мужчины за ней ухаживали. А мама решила, что ей и меня хватит для счастья.       В кого тогда я такой бабник уродился? Я вам отвечу — в дядю Сережу, родного брата матушки. Тот еще пройдоха. Собственно, с его участия в моем воспитании (племянник же любимый!) и начался мой затяжной загул. Он меня был старше на десять лет, поэтому по клубам и ресторанам вдвоем шлялись: ему требовалась компания (сидящая и смотрящая на него, открыв рот), а у меня гормоны кипели. Мама противилась как могла влиянию беспутного братца, но поезд уже было не остановить.       Когда мне исполнилось двадцать, дядя Сережа уехал жить в столицу — хотел и меня прихватить, но я не мог оставить маму в одиночестве. Спустя два года Сергей погиб в автокатастрофе: пьяным за рулем гнал по трассе, не справился с управлением и вылетел с дороги — смерть была мгновенной. С ним вместе разбилась насмерть еще какая-то девчонка-малолетка — едва восемнадцать исполнилось.       Извлек ли я из его смерти урок? Да. Не ездить пьяным за рулем. А девиц я и дальше продолжал любить и менять, как перчатки.       — С добрым утром, страна! — восклицаю, расталкивая Илью. Пока я тут из себя Золушку вместо него строил, этот поганец ни разу не проснулся — дрых, как убитый.       — Который час? — спрашивает он, сонно смаргивая.       — Восемь, — отвечаю ехидно, потому что сегодня — суббота. А вот хрен ты у меня поспишь!       — Черт, я же опоздаю! — подорвался с постели парнишка. — Блин, я из-за тебя вчера будильник забыл завести.       — И куда мы торопимся? — интересуюсь.       — На учебу! — Илья несется в ванную.       — Какая учеба в субботу?       — Обычная, — фыркает он, умывая лицо. — У меня сегодня две пары.       — Прогуляй! Мы на шопинг собирались и в салон красоты! — говорю, рассматривая ногти. Жалко меня никто не видит, кроме него, я бы себе маникюрчик сделал. Любил я трепаться за жизнь с маникюршами, а потом… трахаться с ними.       Илья замирает с зубной щеткой у рта, несколько раз хлопает глазами и произносит:       — Ты дебил, что ли? Какой шопинг и салон красоты? У меня дел по горло. Да и вообще… Отвяжись от меня. Не пойду я никуда.       — Пойдешь как миленький, — киваю. — У меня есть план, и я его должен выполнить. Твое мнение не учитывается.       — У меня тоже есть план, — злится Илья. — Сходить на пары и закончить проект по работе. Ты в него со своими идиотскими предложениями по благоустройству моей жизни не входишь! Еще раз говорю — я НИ О ЧЕМ не просил! Меня и так всё устраивает!       — Лапшу мне на уши не вешай, — начинаю злиться я в ответ. — Если бы тебя всё устраивало — меня бы здесь не было, ясно? А раз я здесь — значит, тебе требуется помощь. Всё, тема закрыта, — говорю строго. — И вообще, ты бы хоть «спасибо» сказал — я всю ночь уборку делал. Такой свинарник развел! Ты вообще понятие о швабре имеешь?       Илья вдруг становится красным, как помидор, и тихо бурчит:       — Спасибо.       — То-то же! — успокаиваюсь.       — У меня просто… времени на это не хватает, — оправдывается он, опуская глаза и рассматривая сверкающий при свете лампы кран.       — Угу, конечно… Запомни, бардак дома — бардак в голове, — это я вроде как слова булгаковского Преображенского переиначил на свой лад. — Привык, наверное, что за тобой мама всё делает!       Илья вспыхивает, обжигая меня взглядом, но молчит. Передергивает плечами и продолжает умываться.       — Ладно, — примирительным тоном говорю. Ссориться в мои планы точно не входило. — Впредь запомни: ты взрослый парень, и если живешь один — это еще не повод запускать себя и свой дом.       — Я понял… — бормочет Илюша и тянется за полотенцем. Но я его опережаю и, видимо, вжившись в роль феи-крестной вытираю ему лицо, удивляясь тому, какая у него чистая молочная кожа. Ни одного изъяна и намека на щетину. Пальцы сами потянулись проверить ее гладкость.       — А ты вообще бреешься? — интересуюсь.       — Убери. От. Меня. Руки, — медленно произносит Илья, сведя брови к переносице.       Я резко отдергиваю пальцы, вешаю полотенце и ретируюсь на кухню — варить кофе и соображать: это что сейчас было? Зачем я его лицо трогал?       — Только не говори мне, что ты со мной и на учебу пойдешь, — произносит Илюша, натягивая свои страшнючие туфли.       — Конечно, пойду! Я же должен проникнуться подробностями твоей жизни! Не бойся, меня все равно никто не увидит, — отвечаю, разглядывая его обувь.       — Я вижу! — ерничает парнишка.       Но я не обращаю внимания на его язвительный тон.       — Бля, я не могу… — выдыхаю. — Нельзя идти в таком виде! — и лезу в обувной комод проверить, есть ли у него другие варианты. Нахожу классические темно-синие кеды, прикидываю, что если выправить рубашку с джемпером, поменять туфли и небрежно уложить волосы — уже ничего будет. Терпимо.       — Снимай туфли и надевай кеды, — командую и пытаюсь выправить из его брюк рубашку и свитер.       — Не трогай меня! — взвизгивает он.       — Вот, другое дело, — я ему на хипстерский манер выпускаю рубашку из-под свитера и одергиваю ее, расстегиваю верхние пуговицы и поправляю воротник.       — Иди на фиг! — восклицает Илья и заправляет рубашку обратно. И пытается туда же свитер вернуть.       — Так! Молодой человек! — я снова хозяйничаю в районе его талии. — Послушай моего совета. Так будет лучше!       Илья вдруг начинает махать руками, как девчонка, и бить меня по ладоням, пытаясь высвободиться из моих цепких рук.       — А ну угомонись! — рявкаю на него. Илья затихает, ошарашенно на меня глядя. — Хватит уже лошару из себя изображать! И кто так дерется вообще? Хочешь ударить — бей по-мужски, вот так! — я сжимаю кулак и изображаю удар. Только на беду в этот момент Илья дернулся вперед, и я точнехонько зарядил ему в скулу. Несильно, но, думаю, чувствительно. Он спотыкается от неожиданности и с грохотом валится на пол.       — Ой… Извини, — бросаюсь к нему, но он шустро отползает назад и прислоняется спиной к двери, глядя на меня с вселенской скорбью на лице. Елки… Да что ж у меня всё с ним через пень-колоду идет! — Илюш, — присаживаюсь рядом на пол. — Ну прости… Я нечаянно.       Молчит. Руки сложил на груди и надулся, как мышь на крупу.       — Ну, хочешь ударь меня в ответ. Как раз удар отработаешь, — предлагаю.       — Хочу! — с внезапным радостным энтузиазмом отзывается мой подопечный и встает. Я поднимаюсь вслед за ним и замираю напротив, объясняя:       — Вот смотри: надо кулаки сжать так, чтобы большие пальцы были здесь, — показываю. — И стойку надо правильную принять, устойчивую, локти прижать, сгруппироваться… Будто ты пружинка сжатая, — я драться умею. Боксом очень долго занимался. — И еще главное — эффект неожиданности, понял?       — Ага, понял, — кивает Илюша и лягает меня резко ногой, попадая прицельно между ног.       — Что же ты творишь… сука… — сгибаюсь пополам, схватившись за причинное место. — Я ж тебя не этому учил, — от боли аж слезы на глазах выступили.       — Эффект неожиданности, — пожимает плечами Илья, заправляя снова рубашку в брюки. Правда, свитер не трогает и нехотя меняет туфли на кеды — ну хоть что-то.       — На лету схватываешь, — бормочу, приводя дыхание в норму. — Ладно. Квиты?       — Квиты, — бурчит Илья.       — Дай волосы поправлю, — прошу.       — Поправляй, — обреченно вздыхает он. — Только не лапай меня. Задолбал уже.       — Да нужен ты мне… Сто лет в обед, — отвечаю беззлобно и ерошу его волосы, раскладывая пряди в хаотическом порядке, прикрывая его уши, но убирая их со лба. — Ну вот, теперь другое дело.       — Пошли, я опаздываю.       И пока мы идем в колледж, я вдруг понимаю, зачем Илья свитер в брюки заправлял… Чтобы не сползали! И теперь он через каждые две минуты их подтягивает, и даже ремень не помогает. Полный… Всё, молчу.       В аудитории Илья занимает первую парту, раскладывает тетради, письменные приборы и как порядочный готовится слушать лекцию. Я замечаю, что в субботу на первой паре народу как-то не очень. Всего пять человек. Вот же ботаник!       — Слышь, ну и чего ты сюда пришел? Мог бы и прогулять разок, — говорю ему.       — Не мог бы! — огрызается шепотом Илья, глядя прямо перед собой.       — Господи. Ты студент! Прогуливать — это же часть учебы!       — Слышь ты, умник, знаешь, какой ценой мне далось поступление? — прищурившись, спрашивает он. — Я год готовился, безвылазно сидя за книжками и чертежами, чтобы поступить на бесплатное. Учебу мне оплачивать некому. Сдал экзамены, и я знаю, что хорошо сдал! Только блатников много было, и у меня полупроходной балл вышел. И моей маме пришлось все сбережения с книжки снимать и идти унижаться к ректору, так как это дружок лучший папеньки моего. Думаешь, отцу было дело? Нет. А эта скотина деньги-то взяла. И только после этого меня приняли. Как думаешь, маме приятно было?       — Думаю, нет.       — Вот именно! И я буду последней падлой, если подведу ее. Другим, может, и можно прогуливать, а мне — нет! Поэтому закрой рот и не мешай мне слушать лекцию! — пылко заканчивает Илья и хмурится.       Мне становится неловко. У меня проблем с поступлением не было — я на платном учился: в принципе неплохо учился, мог бы и лучше, но… Это же студенческие годы! Время приключений и отрыва. А у Ильи подобного, похоже, не намечается. И не только потому, что он учебой занят. Как я отметил, те четверо, что тоже пришли на лекцию, сидели от него особняком на задних партах и весело переговаривались, не обращая на моего подопечного никакого внимания. Даже не поздоровались. Словно и нет его тут. С таким подходом к жизни, впрочем, неудивительно.       Лектор — жутко унылый мужик с монотонным голосом. Я скучать начал после первых пятнадцати минут. Тем более, в целом далек от темы. Решил развлечь себя тем, что позаимствовал в ближайшем газетном киоске несколько глянцевых журналов с целью найти Илье подходящий образ. Всегда хотел поработать стилистом — думаю, у меня талант.       Я внимательно изучал картинки, прикладывал журнал к лицу Илюши и листал дальше. Мой подопечный пыхтел, хмурился и нервно дергался каждый раз, когда я всматривался в его внешность.       Наконец нашел!       Ему определенно нужна короткая стрижка, чтобы открыть лицо: у Ильи слишком выразительные глаза и губы — непозволительно отвлекать от них внимание. Но при этом надо оставить чуть удлиненный верх, чтобы его назад зачесывать. Тогда овал лица станет четче и уши не так выделяться будут. Да я гений!       А стиль… Смарт-кэжуал. Точно. Классика пополам с повседневной одеждой. Строгая рубашка и пиджак, но драные джинсы и полуспортивные туфли. Классические брюки, но джемпер нестандартного цвета и мокасины. Вообще, цвета можно больше дать… С его идеальной кожей. Главное — в оттенках не ошибиться. И все должно сидеть идеально по фигуре. Может, он и худой, но это сейчас в тренде. Если грамотно подчеркнуть его пропорции…       Я еще раз покосился на Илью, мысленно примерил на него новый образ и остался доволен. Дело за малым — затащить его в магазины и салон красоты.       — Не пойду! — вредничает Илюша, сложив руки на груди.       — Нет, пойдешь! — напираю я.       Мы полчаса стоим в тени деревьев, чтобы одиноко стоящий и разговаривающий сам с собой парень не так бросался в глаза, и бодаемся.       — Нет, не пойду!       — Тогда я выкину из окна всю твою одежду, и тебе придется это сделать!       — Выкидывай! А я все равно не пойду! Буду до конца дней своих в этом ходить! — бросает Илья.       — Господи, да в чем проблема, а? Мы же, кажется, договорились.       — Ни о чем мы не договаривались! Ты сам все за меня решил. Но я не соглашался!       — Какой же ты упрямый! Идем, — я дергаю Илью за руку, но он упирается в меня руками и ногами и не двигается с места.       — Оставь меня в покое! — бухтит парнишка.       — Слушай, ну чего ты уперся рогом? Ты посмотри на себя… Такое ощущение, что ты свои шмотки, блин, лет пять носишь! Они ж не просто убогие, они заношенные до безобразия! — кричу.       Илья дергается как от пощечины, и его нижняя губа вдруг начинает дрожать.       — А если и так? — спрашивает он дрогнувшим голосом. — Если так и есть? Я что теперь неудачник, да? Лузер? Лошара? Не стать мне без этого никогда счастливым?       — Да я не об этом, — сбавляю обороты и перестаю его тащить за собой.       — А о чем? Что-то ты ангел больно хреновый, если все к одному сводишь! Я думал, душа прекрасная ценнее будет!       — Опять: «Снова — здорово», — морщусь. — Я тебе уже объяснял, кажется.       — Что ты мне объяснял? Что у тебя есть божественный мега-план? А ты не подумал о том, что я просто не могу себе позволить купить новую модную классную одежду, нет? У вас там о материальном не думают на небесах? — Илья пошел красными пятнами от волнения и обиды. — Может, мне и хотелось бы красиво одеться, но я не могу этого сделать, понимаешь? Просто не могу! Нет у меня пока такой возможности! Мне приходится после учебы сразу бежать на работу и браться там за любую подработку, мотаться по стройкам, ночами корпеть над проектами, писать курсовики особо активным и умным студентам… А знаешь, на что мне хватает? Оплатить квартиру, потому что места в общежитии мне не дали, и на еду, а если остается свободная пара тысяч — я их маме отдаю, потому что не хочу, слышишь, не хочу, чтобы она ходила в старых туфлях и заношенных платьях. А я успею еще покрасоваться, — он неожиданно затихает, отвернувшись в сторону.       Вот это Илья меня сейчас припечатал! Я стою и не знаю, что сказать в ответ, потому что… Ну да, я никогда не знал проблем с деньгами. Семья у нас была не то чтобы богатая, но стабильно обеспеченная. И папа, и мама зарабатывали прилично, практически на равных.       Родители один раз вложились в обычную «трешку» и больше не заморачивались на этом, предпочитая не отказывать мне и себе в обычных жизненных удовольствиях — путешествия, рестораны по выходным, модная одежда. Мне всегда давали много денег на карманные расходы. Отправили учиться на престижный факультет менеджмента и финансов, после которого мама по старым папиным связям пристроила меня на работу в автоцентр и сразу на хорошую должность с достойной зарплатой. Там я не облажался и шустро сделал карьеру, через пару лет прыгнув в высшее руководящее звено местного филиала.       И хотя я помогал маме, но это было чисто символически — она обеспечивает себя сама. Моя матушка — женщина деятельная и оборотистая: работает в некоммерческом пенсионном фонде директором, так что, сами понимаете… Но ведь не все такие. Характер нужен: моя мама — женщина внешне мягкая, но это ооооочень обманчивое впечатление. Она и папой исподволь крутила как хотела. Хотя со стороны никогда никто подобного бы не сказал. Очень умная женщина, по-женски мудрая, наверное, поэтому и супружество у них с отцом было таким счастливым, потому что у бати характер был — кремень. А вот ради матушки соломкой стелился.       Так, это лирика. Вернемся к текущей ситуации. О деньгах я, честно скажу, не подумал. Но! У меня возникла идея. Я часть накоплений всегда хранил дома в той самой валюте. Родители приучили — страна у нас такая, что готовым надо быть ко всему. И я точно знаю, что они на том же месте, потому что мама еще не оправилась от моей смерти и квартиру мою не трогала. Один раз там была и пока оставила всё как есть.       — Палыч! — свищу своему куратору. — Гони мои бабки!       — Держи, деятель, — возникшая из пустоты рука вкладывает мне в ладонь пачку купюр. — По курсу.       — Даже так? — удивляюсь.       — Ну так, контора веников не вяжет! — слышу насмешливый голос. — Ну что? Не очень получается нахрапом проблемы решать?       — Спокойно, товарищ! Всё под контролем, — отвечаю.       — Я вижу. Удачи! — и Палыч растворяется в воздухе, точнее, его рука.       — Илюш… — зову тихо студентика своего.       — Чего? — он поправляет сумку на плече и смотрит на меня исподлобья.       — Слушай, я был не прав. Насчет тебя. Признаю. Ты молодец, что такой вот ответственный. Но я тебе, вообще-то, предлагаю за счет небесной канцелярии повеселиться, — про себя умалчиваю — придется тогда карты раскрыть.       — Это как? — не понимает Илья.       — А вот так! — вкладываю ему в ладонь деньги. — Бухгалтерия божественная выделила на ваше преображение. Фея-крестная не дремлет. Раз палочка волшебная не котируется нынче — выкручиваемся современными методами, — и подмигиваю ему.       — Но… Я…       — Никаких «но»! Идем. Больше отговорок у тебя нет, — заявляю и тяну его за собой, обнимая за плечи. — Ничего? Можно? — на всякий случай уточняю, а то еще опять лягаться начнет.       — Можно, — разрешает Илья. — И что за тяга…       — К обнимашечкам? Ну вот такие мы, ангелы, любвеобильные — так и норовим облапать всех кого не лень, — хмыкаю.       В торговом центре разыгрывается форменное представление. Когда мы заходим в правильный на мой взгляд магазин, Илья смотрит на ценники и в ужасе оттуда выскакивает под презрительные взгляды продавщиц.       — Нет! — цедит он. — Сдурел, что ли? Там футболка обычная стоит половину моей зарплаты.       — Да бабки ж есть, пойми, чудак-человек, — подталкиваю его обратно.       — Ни за что! — сопротивляется Илья, и я представляю, как это выглядит со стороны: стоит посреди холла парнишка и дергается туда-сюда, словно в припадке.       — Илюшенька, солнышко мое, не сопротивляйся! Мне уже твое упрямство — поперек горла! Сколько можно?       — Боже! Ну пойми ты меня: не смогу я такие вещи носить! Всё время буду думать, что вместо этого дурацкого гардероба мог бы на два года вперед квартиру оплатить!       — Хрен с тобой, — сдаюсь я. — Что ты предлагаешь?       — Вон туда зайти. Там вроде цены нормальные.       — Потому что там шмотки дерьмовые! — злюсь. — Тупик какой-то.       — Ну давай нечто среднее найдем, компромисс, — просит он примирительно, и я аж расцветаю от счастья. Крепость пала!       С горем пополам находим волшебное место, отвечающее и моим запросам, и Илюшиному спокойствию. От радости я набираю ему груду шмотья и уже оргазмически предчувствую каноническую сценку из «Красотки», но Илья выкидывает половину вещей и запирается в примерочной, гневно зыркнув в мою сторону.       — Чего? Даже подсмотреть нельзя? — интересуюсь, заглядывая за ширму.       — Извращенец ты какой-то, а не ангел, — бросает Илья и задергивает шторку.       Подумаешь… Больно надо на его тощие телеса любоваться! Меня же процесс волнует. Все-таки мой дебют в роли стилиста. Но этот засранец втихую всё перемерил и вышел с недовольным видом.       — Как дебил гламурно-пристукнутый, — произносит он и отдает барахло продавщице.       — Как же с тобой тяжело… Ну, а что тогда ты хочешь?       — То есть я могу сам наконец-то выбрать себе вещи? — уточняет ехидно Илья.       — Валяй, — вздыхаю я. — Какой у тебя минус? — ловлю непонимающий взгляд. — Глаза? — киваю на очки.       — Минус пять.       — Фигасе, — выдыхаю. — Пойду линзы тебе контактные поищу.       — Что? Участвовать не будешь?       — Иди уже. Язва.       Хм… Что я могу сказать? Оторвался Илюша.       Три белые рубашки, два джемпера — черный и... черный, классические брюки и темно-синие прямые джинсы (карнавальная феерия!). Еще туфли. Черные. В таких хоронят обычно.       — Ты издеваешься надо мной? — спрашиваю.       Он стоит с независимым видом, вздернув подбородок. Но потом вдруг широко улыбается, тыкает в меня пальцем и орет, так что на него оборачиваются, и мне приходится на него шикнуть:       — Попался!       И достает из-за спины другой объемный пакет.       — Та-да! — шепчет он с довольным выражением на хитрой мосе.       Я заглядываю внутрь и тихо начинаю балдеть, перебирая вещи. Футболки с бешеными рисунками, красные, зеленые и желтые джинсы, причем в хорошую обтяжку, две рубашечки с заковыристыми принтами и приличная кожаная куртка.       — Пойдет? — смеется Илья.       — Никогда бы не подумал, — бормочу. — Но мне нравится. А то тогда что?       — Ну я же не могу в колледж и на работу ходить в этом!       — В колледж как раз можешь, — замечаю.       — Не, однокурсников инфаркт хватит, — качает он головой.       — Блин, не думал, что в тихом омуте…       — Что? Не так безнадежен? — усмехается Илья.       — Очки снимем? Будем учиться людям в глаза смотреть?       — Снимем, — решительно кивает он головой.       — А чего вдруг такая перемена в настроении? — спрашиваю, когда мы выходим на улицу. — За чужой счет азарт проснулся, а? — толкаю его в бок.       — Да не тратил я ваши небесные пенендзы, — бросает Илья. — На, держи. Потратьте их на помощь бабуле какой-нибудь, — и протягивает мне нетронутую пачку купюр.       — Не понял… А на какие ты шикуешь?       — С карты снял своей. Я все время откладываю. По чуть-чуть. Хотел в Европу съездить на каникулах.       — Ну ты дурак… И зачем?       — Показать тебе, что я не такой уж отсталый! — Илья хмурится. — Всё у меня в порядке и со вкусом, и с желаниями. Просто надобности во всем этом никакой пока не вижу. У меня есть колледж и работа. Еще мои диорамы. И где мне красоваться? Да и зачем? — он пожимает плечами.       — Но желания же есть? — говорю, пряча деньги. Фиг с ним, потом придумаю, как их ему вернуть. Поездка в Европу — дело хорошее. Ему точно нужное.       — Есть. Я нормальный парень, поверь. Просто решил для себя, что сейчас такой период, когда нужно перетерпеть. Вот закончу колледж, устроюсь в более крупную компанию, начну нормально зарабатывать… Тогда и остальное будет.       — Но… Сейчас… — запинаюсь, потому что сам не знаю, что хочу сказать, но этот парень однозначно поднялся в моих глазах на сотню пунктов вверх. И я даже в некотором роде кретином себя чувствую. Опять я в нем ошибся.       — Что сейчас? Костя, — Илья впервые называет меня по имени. — Согласен, я может чересчур зануден, но… Нет у меня других вариантов, понимаешь? Нет. Или так, или я вообще ничего в этой жизни не добьюсь. А я хочу! Хочу, чтобы у мамы была обеспеченная старость. Хочу сам жить полной жизнью. Хочу отцу своему в рожу плюнуть и показать, что без него справились! Без его жалких подачек! — последнюю фразу Илья буквально выплевывает. — Он же, сука такая, разводиться не хотел! Хотел с нами жить, типа, порядочный, а сам по любовницам шастать. Никогда ему не прощу, что он маму предал. Еще и издевался над ней потом все это время, мол, ну как ты без меня, дура бесполезная… Ненавижу его! — Илья потер лицо руками.       Я увожу его в глухой пустынный двор и молча обнимаю. Он упирается лбом в мое плечо.       — Ты всё правильно делаешь, — говорю ему. — Ты молодец. Поэтому достоин лучшего. На небесах об этом знают, поверь, — и глажу его по волосам.       Мы стоим так еще минуту. Илья приходит в себя, успокаивается.       — Еще стрижка? — спрашивает он.       — Да ладно! — восклицаю с улыбкой.       — Ну чего уж теперь… Давай до конца идиотничать, — хмыкает Илюша.       Перед салоном красоты я объясняю своему протеже, что хотел бы увидеть в итоге. Он понятливо кивает головой и ныряет в помещение. Я с ним не иду. Мне надо выдохнуть и переварить услышанное.       — Что? Не прост парнишка? — спрашивает меня Палыч, присаживаясь рядом.       — Ну и сука ты все-таки, — говорю. — Блин, аж курить захотелось.       — Держи, — Палыч протягивает мне сигарету и прикуривает сам. — Это тебе урок. Никогда не делай выводов о человеке по первому впечатлению о нем. Люди сложнее, чем кажутся. Не все, замечу. Есть — что снаружи, что внутри — болванчики. Хотя в этом тоже сначала надо убедиться. Но чаще всего… Нельзя на раз-два разложить человека. И одна из составляющих настоящей мудрости — принять, что все всегда сложнее, чем кажется. И глубже. И у, казалось бы, поверхностного человека есть свои скрытые достоинства, которые, возможно, не раскрылись только потому, что никто в нем не захотел их увидеть.       — Ты про меня, что ли? — кошусь на куратора.       — И про тебя в том числе, Костик, — отвечает Палыч.       Когда Илья выходит из салона красоты, я теряю дар речи. То есть от слова «вообще». Как рыба открываю и закрываю рот. А он стоит передо мной и лыбится в тридцать два зуба.       Ибо… Ибо он постригся, как я его просил. Но еще и покрасился.       В брюнета. Жгучего.       И в контрасте с его светлой кожей и зеленющими глазами…       — Мать моя женщина, — выдавливаю из себя, сглотнув.       — Плохо? — нервничает Илюша.       — Да нет. Слишком хорошо, — отвечаю.       — Шансы есть? — спрашивает он, снова расплываясь в улыбке.       Я многозначительно молчу. Я б с таким типом девок снимать не пошел — пришлось бы остатками довольствоваться.