Мой Купи-купи-дон

      Все воскресенье мы провозились с проектом Ильи.       Теперь я понимаю, почему у него зрение -5: у меня бы от такой работы, вероятно, вообще -12 было бы или ослеп к черту. Суть заключалась в том, что ему нужно было согласно чертежам разработать объемный дизайн-проект в специальной программе, чтобы затем его визуализировать и наглядно показать, куда крепить фасадную лепнину. А чертежи требовалось проверить и перечертить в некоторых местах согласно его задумке.       Он пыхтел за ноутом, я по распечатке правил чертежи. В данном случае моя дотошность и внимательность к деталям сыграли нам на руку. У меня при жизни был пунктик на незначительные мелочи, и к документации я всегда крайне аккуратно относился. Что, кстати, и помогло мне в продвижении по карьерной лестнице. Потому что у меня на каждое слово клиента была по всем правилам оформленная (мне не лень было) и лично подписанная им бумага, а когда продаешь машины и совершаешь миллионные сделки — это очень помогает. Особенно, когда речь идет о претензиях по браку, ибо сильно умных хватало в моей практике, и благодаря моей занудливости клиент съезжал с темы, так и не разведя контору на бабки. Правда, со стороны автоцентра тоже имелись проколы, но… Это ведь бизнес! А на честном ведении дел далеко не уедешь.       — У тебя неплохо получается, — замечает Илья, склонившись надо мной и проверяя чертежи.       — А то! — гордо возвещаю. — И заметь, я никогда раньше этим не занимался.       — Ну… Под копирку рисовать — великого таланта не требуется, — бормочет Илья, с линейкой вымеряя масштабы.       — Лишний комментарий, — говорю. — Мог бы просто поблагодарить.       — Благодарю, — протягивает он, бросив на меня быстрый взгляд и хмыкнув. — А ты кем работал?       — По сути, продавцом. Но крутых тачек, — называю ему марку — Илья присвистывает. — Хотя перед смертью я уже замдиректора был. Более серьезными вопросами занимался. Еще пара годиков, и меня бы, наверное, в столичный филиал пригласили, — задумчиво заканчиваю.       Мне нравилась моя работа, если честно: в этом был свой лоск, этакий шик… Размах глобальный: все-таки не покупка велосипеда, и контингент — местная элита. Но меня больше всего цепляли тактика и бизнес-стратегия продаж, доведенные до совершенства. Продуманность во всем, в каждой проговариваемой клиенту фразе. Я постоянно мотался в Германию на семинары и тренинги, поражаясь тому, насколько логично немцы умеют выстраивать цепочку: мониторинг клиентских предпочтений — исследование рынка — создание новой модели — реклама — продажи.       Все это я рассказываю Илье, пока мы сидим на полу и жуем заказанную на ужин пиццу и роллы. Никогда не устану удивляться специфическим российским предпочтениям мешать в одну кучу итальянскую и японскую кухни.       Он слушает молча, лишь иногда на меня поглядывая, но особых восторгов по поводу моих достижений не выражает и даже обычного интереса не проявляет, и я сворачиваю рассказ, бросив предложение на середине.       — Ты не договорил, — замечает Илья, обернувшись ко мне.       — А смысл? — обиженно кидаю. — Я так понял, всё, что касается моей персоны, тебя не сильно волнует.       — Почему ты так думаешь? — Илья вытягивает ноги, снимает очки и трет покрасневшие глаза.       — Не знаю. Стоит мне заговорить о себе и о своей жизни, ты делаешь такое лицо… Пуленепробиваемое. Собственно, я не настаиваю. Оно, может, и правда ни к чему: зачем тебе знать что-то обо мне? Меня все равно уже нет, — пожимаю плечами.       — Ты не прав, — коротко бросает Илюша, но опять как-то без эмоций, сухо.       Ну и ладно, по фигу. Это моя задача — все узнать о нем, а его — снять замки, и личность моя тут ни при чем. Жил и жил. Умер. Глупо, так и не сделав по сути ничего путного. О чем тут говорить?       Ночью я наконец добираюсь до интернета. Проверяю социальные сети, где у меня были странички. И лучше бы я этого не делал. Потому что… Судя по всему, сильно о Константине Переславском никто не горевал. И более того, некоторые, кого я считал своими товарищами, даже между делом умудрились пару шуточек ввернуть в комментариях о причине моей смерти. На правах тех самых друзей.       Ну и идите вы к лешему!       Отключаюсь от интернета, покидаю телесную оболочку и взлетаю на крышу. Хреново — сил нет. Я, когда про маятник Фуко Илье рассказывал, значительно преуменьшил степень моих мук: томление в ожидании решения своей участи — еще полбеды.       Хуже всего осознание того, что ты четко помнишь свою жизнь и все сделанное тобой. И выходит, что вроде я и жил, а вроде — не было меня. Что бы я мог сделать? Не знаю, но, возможно, хотя бы поймать несколько ярких мгновений, которые грели бы мне сейчас душу, напоминая о моей небесполезности пребывания на земле: например, я мог бы чаще проводить время с мамой. Мог бы придумать себе какое-нибудь хобби, увлечение. Мог бы больше путешествовать. Мог бы хоть раз влюбиться, чтобы под звездным небом признаться в сокровенных чувствах. Но ничего этого не случилось со мной, потому что… Я ведь молод — еще успеется. Ан нет!       Теперь сижу на крыше семнадцатиэтажки и думаю о том, что даже гребаную квартиру не выкупил из ипотеки, и теперь матушке морока: или дальше ее проплачивать, или продавать — гасить кредит, а разницы там не так уж и много по деньгам останется. А мог бы! Чем бабки спускать на баб и друзей, которые с легкостью вычеркнули меня из своей жизни. Про девиц бывших молчу: думаю, большая часть из тех, с кем я переспал, лишь злорадно ладошки потерла, мол, так ему и надо.       Только поздно сожалеть. Нить мою перерезали хладнокровные и безучастные Мойры.       И даже студентику Илюше я не интересен.       Всю рабочую неделю я таскаюсь с Ильей на его лекции в колледж, затем еду с ним на работу, а если уж совсем тоска и скука одолевают — играю в примерную домохозяйку: готовлю, стираю, белье глажу, уборку делаю. Заняться мне вообще нечем, потому что среди однокурсников Илюши и его коллег по работе примечательных для близкого знакомства героев я не увидел, а раньше пятницы протеже мой наотрез отказался в общественной жизни участвовать. Упрямый — сил нет. Так бы и дал по лбу!       — Слушай, драгоценный мой, — говорю подопечному в четверг вечером за поздним ужином, потому что с работы Илья пришел с кучей чертежей аж в десять вечера, замотанный, осунувшийся и бледнее обычного. Поразительные упорство и трудоголизм! Я бы двинулся от такой нагрузки — никакие нервы не выдержат, а с учетом того, что он и в выходные чаще всего сидит за подработками… А если и отдыхает — то делает это за кропотливым созданием диорам… Не мудрено, что ему нужна помощь. — Ты так заездишь себя раньше времени. К моменту окончания колледжа заработаешь кучу болячек и нервный срыв, и жить уже на полную катушку не получится.       — И что ты предлагаешь? — Илья без аппетита тыкает вилкой в жареную картошку с мясом, без конца зевая.       — Уменьшить нагрузку и в выходные забывать обо всем, отключаться. Поменять отношение и к учебе, и к работе. Относиться ко всему чуть проще. Поверь, с твоими способностями это никак на твоих успехах не отразится, а вот для личной жизни и здоровья полезно будет.       — Такой умный, — устало произносит Илюша.       — Не жалуюсь, — отвечаю. Подсаживаюсь к нему ближе, толкаю в бок. — Мон шери, у меня есть предложение: давай мы из моих денег проплатим твою квартиру на год вперед, и ты позволишь себе немного расслабиться.       — Заманчиво, конечно, но я не могу принять ТВОИ деньги.       — Почему? Нужно обоснование для твоей порядочности? О’кей, я живу тут. Считай, это мой взнос в общую кассу. И вообще, во имя нашего общего дела. Иначе у нас ничего не выйдет. Как можно с кем-то познакомиться, если ты кроме дома, работы и колледжа света белого не видишь?       — Делай что хочешь, — отмахивается Илья и перебирается на кровать, так толком и не поужинав. Утыкается лицом в подушку.       — Отлично. Так и поступим, — убираю тарелки и падаю рядом с ним, подложив под голову руки. — Слушай, а тебе какие в целом парни нравятся? Ну, на внешность. Есть же, наверное, актеры любимые…       — Не знаю, — Илья переворачивается на спину, чуть приподнимается и обнимает подушку, прижимая ее к груди. — Я как-то не думал. Я на внешность вообще редко смотрю. Мне кажется, если человек интересен и духовно богат, то внутренняя красота и внешнюю облагородит.       — И все-таки?       — Ну… Мне Джонни Депп нравится, — признается он. — Я даже из-за него всех этих идиотских пиратов пересмотрел.       — Чегой-то идиотских? Хорошие фильмы! — возмущаюсь.       Илья с усмешкой косится на меня. А я вдруг кое-что соображаю.       — Так, подожди… Джонни Депп, говоришь? Значит… — широко улыбаюсь, — я в твоем вкусе?       — С чего вдруг? — фыркает Илюша.       — Вообще-то, я на него похож, не заметил?       — Вот еще! Кто тебе такую чушь сказал?       — Да ты посмотри внимательно, — разворачиваю его к себе лицом. — Волосы, глаза, скулы…       — Знаешь, я вот поражаюсь твоей самовлюбленности. Оттого, что у тебя волосы длинные и глаза карие… Извини, конечно, но ты с ним даже рядом не стоял, — замечает он насмешливо. — По правде говоря, ты мне на внешность, если уж разговор об этом зашел, вообще не нравишься.       — Что?! — я аж подскакиваю на кровати. — То есть какая-то дылда Сергей тебе нравится, а я нет?       — Не могу сказать, что я был сражен наповал тем барменом, но у него, по крайней мере, харизма есть.       — Что?! — опять восклицаю. — Да… Ты… — у меня слов нет. Нет, вы посмотрите на него! — Да ты знаешь, какие девки за мной бегали?       — Ну и флаг им в руки, — передергивает плечами Илья. — Чего ты так завелся? Какая разница, нахожу я тебя привлекательным или нет?       — Никакой, — бурчу. И ехидно:       — Если уж я такой несимпатичный тебе, чего ты тогда так расклеился в моих объятиях, а? Когда я тебя танцевать учил? И не говори, что не было такого!       — Поддался очарованию момента, — бормочет Илья, глядя в сторону.       — Ага, так я и поверил.       — Не верь, — фыркает студентик. — Это ровным счетом ничего не изменит. Только в очередной раз доказывает, что при жизни ты был недалеким человеком, которого, кроме шмоток, собственной внешности и, блин, крутизны тачек, ничего не интересовало, — жестко заканчивает он.       Я молча встаю и ухожу на кухню. Перекурить.       И с грустью признаю, что он в целом прав. Так оно и есть. Наверное. Но ведь не совсем же я пропащим был! За что-то мне дали шанс на исправление? Правда, ему я это не хочу объяснять.       Очкарик несчастный. Правдолюбец херов.       И все мои попытки как-то сблизиться с ним раз за разом терпят полный крах. Но хотя бы понятно почему. Раздражаю я его. Всем своим существом. И даже мое искреннее желание помочь… Блин, а я ведь действительно к нему всей душой. Переживаю за него. Только игра в одни ворота выходит.       Впрочем… Может, это и правильно. Кто я ему? Никто. Навязанный свыше деятель. Ладно, зато, по крайней мере, ясно кого искать. Такого же задрота и зануду, как он! Чтобы сидели долгими вечерами и духовно мозг друг другу трахали, душами возвышенными любуясь.       Окончательно психанув, я покидаю тело и, шагнув прямо через стекло, медленно опускаюсь на тротуар. Надо пройтись, остынуть.       — Что? Неприятно слышать правду о себе? — рядом со мной пристраивается Палыч.       — Вот только тебя и твоих нравоучений не хватало, — бормочу, засунув руки в карманы.       — Никаких нравоучений, — отмахивается куратор, подхватывая неизменный портфельчик подмышку. — Только ты подумай… Илья, на самом деле, — парень, который не умеет врать, и говорит все, что думает. Возможно, в сегодняшней жизни — не самое полезное качество, но определенно сильное. А все твои друзья так называемые… Как думаешь они были ими?       — К чему этот разговор сейчас, а? — взрываюсь, резко останавливаясь. — Умер я уже, нет меня. Ничего не исправить! Что ты хочешь услышать? Признаю ли я, что просрал свою жизнь? Да, признаю! Горько мне от этого? Да! Почему я был таким? Не знаю! Наверное, пустышка я! И зачем, Палыч, зачем биться за мою душу, объясни мне?       — Потому что ты был хорошим человеком, — спокойно отвечает мой куратор. — Просто не увидевшим правильных ориентиров. Но поверь мне, не у многих хватает смелости, да и чего там… душевной глубины признать свои ошибки. А ты смог!       — И что дальше? Что это мне дает?       — Возможность распахнуть глаза шире и продолжить порученное тебе дело, — говорит Палыч. — А еще… Попытаться доказать хотя бы одному человеку — Илье, что ты гораздо лучше, чем кажешься.       — Не хочу я ему ничего доказывать, — вздыхаю. — Нам с ним не дружить. Это сделка, разве нет? Вы-со-ко-духовная! — ерничаю.       — Угу, конечно. А почему тебя тогда так задело, что ты ему не нравишься? — хитро улыбается Палыч. — Разве не твои слова, что девушку надо брать не внешностью, а обаянием, поразить ее воображение? А тут, как девчонка пятнадцатилетняя, оскорбился, что Илью глаза твои не тронули и улыбка, а?       — Пошел ты! — иду дальше.       — Костя… — зовет меня куратор. — Не только ты должен помочь ему. Но и он тебе. Ты еще не понял?       — То есть?       — Ориентир, Костя, — ключевое слово. Если ты докажешь такому, как Илья, что ты не пустышка, — твоей душе станет легче, — говорит он, проницательно глядя на меня. — И пусть правду о тебе будет знать только один человек, но он стоит тысячи — поверь мне. Пойдем, покажу кое-что.       Он хватает меня за руку — мы взмываем на шестнадцатый этаж, влетаем в квартиру Ильи и повисаем под потолком в гостиной.       Илюша сидит с бледным, несчастным лицом, прижав колени к груди и обняв их руками.       — Кретин… — бормочет он, — какой же я кретин… Сволочь бессердечная. Ну кто меня за язык тянул? — вздыхает. — А если он не вернется… — и трет лицо руками.       — Вернусь, — бросаю я, принимая земной человеческий образ и опускаясь рядом с ним.       Илья вздрагивает и испуганно на меня смотрит.       — Прости, — на его щеках выступает румянец. — Прости меня, пожалуйста. Я… Сам не знаю, зачем иногда говорю такое.       — Проехали, — притягиваю его к себе, и он обнимает меня, просовывая руки под моей грудью и пряча лицо у моей шеи. — Не мой вариант обижаться на правду.       — Костя… — Илья садится ровно и потирает виновато запястье. — Я тут подумал… Что… Наверное, шанс на исправление дают не каждому. И я, в общем, не прав, что делаю выводы, не пытаясь тебя узнать. Это неправильно. Но… если… Когда ты уйдешь, что я буду делать?       — Жить долго и счастливо, — улыбаюсь. Так вот в чем причина: он так же, как и я, боится сближения. Потому что оно кратковременно. — Не забывай, я уйду только после того, как найду тебе вторую половину. У тебя будет близкий человек. Да и обо мне ты не будешь помнить — не переживай.       Он с грустью в утомленных глазах качает головой. Но ничего не говорит.       — У меня идея! — говорю за пятничным завтраком.       — Мм-м? — Илья торопливо ест, поглядывая на часы.       — Мы пойдем сегодня вечером в гей-клуб! — я вчера нашел в интернете у нас такое местечко.       Студентик мой давится яичницей и, округлив глаза, недоверчиво на меня смотрит.       — Ни за что! — говорит он. — Даже не думай.       — Блин, а чего такого-то? — я сижу на подоконнике и курю в форточку. — Где еще знакомиться? Не будем же мы с тобой преданно каждому встречному и поперечному в глаза заглядывать, гадая, натурал это или твой суженый-ряженый!       — Костя, нет. Я тебя умоляю — выкини эту идею из головы.       — Илюша, давай сходим! Во-первых, это прикольно, — хмыкаю — меня от любопытства разбирает, если честно, никогда не бывал в подобных клубах. — Во-вторых, где твой азарт? Тем более, я с тобой рядом буду.       — Не убедил, — Илья встает из-за стола и бросает:       — Спасибо за завтрак. Я за эту неделю, наверное, даже поправился. Вообще… Спасибо за твою заботу, — добавляет он тихо.       — Не сходи с темы! — восклицаю, но мне приятно. — Короче, сегодня идем туда, и точка. Разведаем обстановку: стоит ли вообще брать такой вариант в расчет? Потому что, знаешь ли, сайтам знакомств я еще меньше доверяю.       — Авантюрист ты, честное слово, — усмехается Илья. — Хорошо. Мы сходим. Но если мне там не понравится — я делаю ноги. Поспешно!       — Договорились, — улыбаюсь я и приподнимаю бровь. — Мне кажется, та твоя футболочка с ромашечками — самое оно будет, — и смеюсь.       Илья улыбается в ответ и пожимает плечами:       — По-моему, она забавная.       — Безусловно! — меня уже распирает. Как представлю себе эту ромашку в желтых штанцах…       — Иди ты… На фиг. Дома или со мной? — уточняет.       — Дома. Буду валяться на диване, есть мороженое и смотреть твой дурацкий арт-хаус.       — Черт… — он тяжело вздыхает. — Хотел бы и я так день провести.       — Так давай проведем, — предлагаю. — Возьми отгул на денек. Уверен, тебе его с удовольствием дадут. Посмотрим кино, я тебе помогу твоих человечков клеить. А вечером сходим в клуб. Давай, — киваю ему призывно головой. — Ну же!       — А давай! — вдруг соглашается Илья, стаскивая через голову белую рубашку.       — Маладца! — ору. — Дай пять, ботаник!       — Мажорик, — отзывается он, ударяя меня по ладони.       День пролетел незаметно. Клеить диорамы оказалось весьма веселым занятием. Ну, для меня так точно. Илья занимался реконструкцией сцены бала из эпопеи «Война и мир» Льва Толстого. На мой вопрос, что за причуда, он ответил, что тот период был потрясающим по своей трагичности и в то же время мощи и силы духа. А еще ему нравилось, как одевались люди в ту эпоху. И пока он наряжал Пьера Безухова, уже готовые Болконский и Наташа Ростова в моем исполнении вовсю занимались непотребством прямо на балу, за крошечной шторой. Илья смеялся и качал головой, но не мешал мне развлекаться.       Ничего сногсшибательного и супер-выдающегося в гей-клубе я, к своему разочарованию, не увидел. Обычный бар с танцполом, интерьер — без претензий, но миленький. Разве что по парам тут бились не М и Ж, а М и М и Ж и Ж. Как-то так. Встречались и смешанные компании. Музычка играла приличная — преимущественно синти-поп. В целом, атмосфера приятная и дружелюбная, я бы сказал: сидят себе люди, пьют, общаются, возможно, флиртуют, строя планы на ночь. Как и везде. Никто никого не трахает прямо на барной стойке, и даже целующихся мужиков я не приметил. Блин, а так хотелось посмотреть!       Илья заказал себе пива и двинулся в сторону свободного столика, осторожно разглядывая публику. Но в целом чувствовал себя гораздо увереннее, чем в прошлый раз.       — И что мне делать? Сидеть и цедить пиво? — спрашивает он одними губами.       — Хрен его знает. Я мужиков не кадрил, — говорю. — Хотя… Принцип, наверное, один и тот же.       — Про розу благоухающую точно не прокатит, — язвит Илюша.       Я кидаю на него суровый взгляд, но студентик мой лишь выгибает ехидно бровь и улыбается. Зараза такая.       — Сиди, короче, по сторонам смотри, — даю указание. — Если кто понравится — будем знакомиться.       — Насчет знакомиться — это мне тогда не пиво надо пить, — бормочет Илюша. — А чего-нибудь покрепче.       — Щас! — кидаю, присаживаясь на край стола. — Еще не дай бог…       — Что? — он поднимает голову.       — Ничего, — затыкаюсь. А про себя договариваю: «Падла какая-нибудь состоянием дружочка моего воспользуется и…» Это ж мужики, как ни крути. А тут ромашка такая, причем на сто процентов невинная. Все только на трезвую голову!       Но через полчаса Илья скучнеет, опять ему никто не нравится, да и вроде все заняты или по компаниям сидят.       — Я спать хочу, — шепчет мне подопечный. — Пошли домой! Может, правда, анкету на сайт знакомств выложим.       — Может, — даже я растерял боевой настрой.       — Все, я допиваю пиво, и идем, — решает радостно Илья.       И тут…       К нашему столику подходит молодой человек, под тридцатник. Высокий, не меньше метра восьмидесяти пяти, светловолосый, худощавый, с аккуратной короткой стрижкой, без всяких модных закидонов в виде челки или хохолка, в простом джемпере и строгих брюках, но — мой глаз не обманешь — вещи дорогие, хорошие, на лицо — так себе, не красавец: брови светлые, острый нос, тонкие губы. Но очень выразительные голубые глаза — живые, въедливые.       — Не занято? — спрашивает он вежливо, внимательно глядя на Илью.       — Н-нет, — запинаясь, отвечает мой подопечный и, как зачарованный, разглядывает незнакомца. Я пересаживаюсь со стола на сиденье рядом с Илюшей и наблюдаю за ним. Если я правильно расцениваю вспыхнувшие искорки любопытства в его глазах — этот фрукт его чем-то зацепил. Понятно, при таком раскладе, конечно, я не во вкусе Ильи… Черт, да зачем я опять об этом думаю?       — Максим, — представляется молодой человек и протягивает руку для пожатия.       — Илья, — бормочет смутившийся донельзя мой протеже, встает и отвечает на рукопожатие.       — Ты здесь впервые? — новоявленный знакомый опускается за стол напротив Ильи, подзывает уверенно официанта. — Позволишь тебя угостить?       — Не… Не нужно, — качает отрицательно головой Илюша. Я шепчу ему на ухо: «Чо ты выпендриваешься опять? Пусть угощает!»       — А я все-таки угощу, — решительно произносит Максим и заказывает виски — две порции. Закуривает, пристально изучая Илью. — Так как? Впервые здесь?       — Да. А вы… ты? — интересуется подопечный.       — Случается захожу, — пожимает он плечами. — Но я не большой поклонник таких заведений.       — Почему? — прямолинейно в лоб спрашивает Илюша.       — Неуютно себя чувствую. Но… Через интернет знакомиться еще хуже, — хмыкает он.       — И часто ты знакомишься? — нет, ну тактичности! Толкаю Илью в бок и шепчу ему на ухо: «Поделикатнее», но он лишь передергивает плечами, мол, отстань, сам разберусь.       — Нет. Не часто. Собственно, я лет пять этого не делал. Но после расставания тоска поджирать начала, — спокойно, без эмоций на лице объясняет Максим.       — Печально слышать.       — Обычное дело, — произносит Максим и подталкивает в сторону Ильи принесенный официантом стакан с виски. — Иногда люди расстаются, — он на секунду нахмуривается, но через мгновение снова с буддийским выражением на лице смотрит на моего студентика. — А тебя как занесло сюда?       — Понятия не имею, — косится на меня Илюша. — В большей мере из интереса.       — И какой же у тебя интерес — партнер на ночь? — зашибись, еще один гений тактичности! Я качаю головой.       — Что? — вспыхивает Илья.       — Извини. Просто уточняю, — говорит Максим.       — Нет. Я в таком… не заинтересован, — бормочет Илюша.       — Тогда за знакомство! — неожиданно улыбается Максим, и от этого меняется в лице. Со лба убегают морщинки и будто светлеет. Мой подопечный широко улыбается в ответ и поднимает стакан.       И далее — два часа оживленной беседы, во время которой я чувствую себя не просто третьим лишним, а вообще больше не нужным. Я и не знал, что Илья может быть таким — не бурчащим, не огрызающимся без конца, а приятным, милым и увлеченным. Видимо, в хмыре этом есть нечто, чего нет у меня. И они явно на одной волне… И фильмы-то им одинаковые нравятся, и музыка, и сферы работы — близкие, только этот Максим — руководитель целого проектно-архитектурного отдела в крупнейшей строительной фирме.       Я незаметно выскальзываю на улицу, присаживаюсь на крыльцо. И ощущаю неприятное покалывание в области сердца, от которого хочется пнуть что-нибудь… или кого-нибудь… светловолосого.       И чего я так злюсь? Все же хорошо, кажется, мы на верном пути.       Максим сажает захмелевшего Илью в такси, предварительно продиктовав ему свой номер телефона.       — Позвонишь завтра? — спрашивает он, и я слышу надежду в его голосе.       — Обязательно, — улыбается мой подопечный.       — Я буду ждать, — говорит Максим и легонько касается губ Ильи. — До встречи?       — Хорошо, — расплывается от счастья Илюша, вообще меня не замечая.       Дома он в радостном возбуждении переодевается, улыбаясь своим мыслям, вдруг оборачивается, находит меня взглядом и с облегчением выдыхает.       — Ага, вспомнил, — кидаю, надувшись.       — Извини, — Илья подходит ко мне. От него пахнет клубом, виски и чужим парфюмом. Я морщусь. — Спасибо тебе.       — За что?       — За то, что вытащил в этот клуб.       — Не за что, — бурчу.       — Ты… — Илья вопросительно на меня смотрит. — Что-то не так?       — Всё так, — вздыхаю. — Значит, вот какой тип тебе нравится?       — Наверное, — пожимает плечами Илюша с задумчивой улыбкой. — Но… Я еще никогда не общался с человеком, который был бы таким… понятным, — заканчивает он. И добавляет:       — И умным.       — Ясно. Золушка нашла своего принца, — говорю тихо.       — Что? — Илья поднимает голову.       — Спать ложись, — бросаю.       Он спит. Как всегда — крепко. А я снова сижу на крыше. Курю. Кажется, я наконец-то сделал что-то хорошее. Только вот… Какого черта мне так хреново? Я ревную?       Глупости.       Ну, не узнает он, какой я замечательный. Ну и хрен с ним.       Моя история всё равно уже закончилась.