Мой Купи-купи-дон

      — Мон шери… — я сижу в кровати напротив сонно улыбающегося Илюши, от которого еще веет теплом нагретой постели и безмятежным спокойствием.       — М-м-м? — мычит он, зажмурив один глаз, млея над чашкой с зеленым чаем.       — Еще блинчик? — спрашиваю, макая свернутый в трубочку блин в сметану, и подношу его ко рту моего подопечного.       — Ты издеваешься? — Илья плотно сжимает губы. — Хорош прикалываться!       — Ну, скушай, зайка моя, — прошу медовым голосом, тыкая блином в Илюшины губы.       — Убери это от моего лица! — пытается злиться Илюша, но тем не менее таким образом он уже слопал штук пять, не меньше. А меня плавит… И от его конфетно-желанного вида, и от вымазанных сметаной девичьих пухлых губ, и от уютно-вкусного запаха его тела. В общем-то, я тоже впервые влюблен, поэтому хочу кормить его завтраком в постели, хочу целовать между чаем, блинчиками и его тихими притворно-недовольными матюками, хочу называть всеми невыносимо-сахарными словечками, которые только придут в голову.       — Котеночек, не упрямься — ешь, — требую и подаюсь вперед, нежно касаясь его губ.       — Ты с ума сошел? — подозрительно прищурив глаза, спрашивает Илюша.       — Да, мон шери, сошел… И только что ты разбудил во мне грозного волка, который сейчас съест свою Красную шапочку! — отбираю у него чай, отставляю в сторону поднос с блинами и заваливаю на кровать, впиваясь в его губы. — Проси пощады!       — Еще, пожалуйста, — улыбается Илья и кусает мою нижнюю губу во встречном поцелуе, приподнимаясь на локтях.       — Ах, еще? — задираю на нем футболку и щекотно-кусачими прикосновениями прохожусь по ребрам. Он хохочет, отбрыкиваясь.       — Ты! О боже, Костя…       — Что? — отрываюсь от него и нависаю сверху.       — Ты… Хватит, кстати, сюсюкаться со мной, — бурчит Илюша. — Я тебе девочка, что ли?       — Блин, ну тебе жалко? — спрашиваю. — Дай дурака повалять.       — Дурака, значит, — он склоняет голову набок. — Ну ладно, пупсик, валяй.       Я утыкаюсь лбом в его грудь и смеюсь.       — Черт, как же мне хорошо с тобой, — бормочу, сжимая его крепче в своих объятиях. — Илюш…       — Что? — он перебирает пряди моих волос.       — А давай ты притворишься больным до конца недели… И не будешь ходить ни в универ, ни на работу, — я жду привычного отказа, но Илья вдруг произносит:       — Хорошо. Я сам уже думал об этом.       — Всё, испортил мальчика! — улыбаясь, кладу подбородок на его грудь и смотрю снизу вверх.       — Между прочим, у нас разница в возрасте — всего четыре года! — насупливается он. — Какой я тебе мальчик?       — Самый-самый сладкий, — хмыкаю, за что получаю щелбан по лбу.       — Чем предлагаешь заняться? — Илья выжидающе разглядывает меня, и в глазах его пляшут недвусмысленные озорные огоньки.       — Ты не передумал на моих племяшей-пельмешей посмотреть?       — Не-а.       — Света, Мишкина жена, обычно в пять вечера выгуливает Петьку с Ванькой в парке, на детской площадке. Можем совместить приятное с полезным: взглянуть на мелких, пройтись по набережной озера, посидеть в кафе.       — А до этого? — Илюша сползает ниже, полностью оказываясь подо мной. Я прекрасно чувствую его разгоряченное поцелуями тело, и толще намека не придумаешь.       — Плавать! Предлагаю поехать в бассейн! — восклицаю, подлетая вверх. Мне точно не помешает. Раз десять — туда и обратно, по пятьдесят метров за один заход. Остудить пыл.       — И кто из нас девственник… — пожимает плечами Илья.       — Рыжий — это Петька, он первый класс заканчивает, — показываю Илье пальцем старшего из племянников. Мы пришли чуть пораньше, заняли лавочку неподалеку от детской площадки в парке аттракционов, куда я и сам лично любил приводить пацанов. — Белобрысый — Ванька, он еще в детский садик ходит.       — Такие прикольные, — улыбается Илюша.       — Не то слово, — я слежу за мальчишками, бегающими по всей площадке с воплями раненых тиранозавров.       Их маман — Светлана-ибн-Петровна — как всегда стоит в сторонке и чешет языками с товарками — такими же озабоченными проблемами международного масштаба мамашами. Не то чтобы у меня с ней были плохие отношения, но хорошими их тоже назвать сложно.       Света деликатно, а порой в открытую презирала меня с момента нашего знакомства. Всегда строила из себя этакую образцово-показательную девушку и ставила перед собой четкую цель — оженить быстрее на себе Мишку, ибо была старше его на пять лет. Собственно, я в их отношения не лез, хотя испытывал к ней взаимную неприязнь. Какой-то она мне всегда фальшивой казалась. И, в общем, однажды суть свою Светлана продемонстрировала, когда до бешеных белок в глазах напилась на Новый год и полезла меня соблазнять. Вульгарно и беспощадно. Еле отделался от нее. Несмотря на всю свою беспринципность, трахаться с девушкой брата, которую он отчаянно любил, я не стал бы. Да и на тот момент я еще только познавал радости бытия в компании дяди Сережи — мне было всего семнадцать. А ей, кстати, двадцать семь!       Светка, сука востроносая, чисто по-женски не простила мне отказа и тихой сапой провела подпольные партизанские действия по уничтожению моего авторитета в глазах Мишки, с которым мы до появления этой чумички крепко дружили. В итоге общение сошло на «нет», и только с появлением Петьки, а потом и Ваньки отношения между нами потеплели, ибо у моей мамы сил справиться с ними не хватало, да и я не разрешал борзеть Светке и сплавлять внуков. С удовольствием сидел с ними сам, а когда появилась собственная квартира — забирал к себе на выходные. Потому что пацаны вышли изумительные: внешностью больше на мамашу, конечно, похожие, но характером — в Мишку. А мой двоюродный брат, на самом деле, отличный мужик. Про жену молчу, но живут же вместе восемь лет. Значит, всё устраивает.       Всё это я рассказываю Илье, пока мы следим за исходящими паром и писающими кипятком племянниками, которые на улице всегда дуреют до состояния невменяемости.       — Ой, Костя! — вдруг подрывается Илья. — Смотри, куда Ваня полез!       Я подскакиваю вслед за ним — мелкий пополз на высоченную лестницу за более ловким братом и беспомощно застрял, не умея еще правильно спуститься вниз. Светка, естественно, ноль внимания — вся в болтовне.       Мы несемся с Ильей к Ване, потому что пацан того и гляди сорвется и упадет. И успеваем как раз вовремя, чтобы поймать его. Светлана, наконец обратившая внимание на сыновей, с воплями бежит к Илюше, который все еще держит на руках Ваньку.       — Куда ты опять полез? — орет она, выхватывая из его рук мальчишку. — Сколько раз я говорила — не лазить! Ты чем думаешь? — это уже ревущему Петьке. Бросает быстрый взгляд на Илюшу и хмурится:       — А ты зачем здесь пасешься, на детской площадке? — грубо спрашивает она его вместо благодарности. Типичная Света! Илья растерянно хлопает глазами.       — Просто мимо проходил, — пожимает он плечами. Я обнимаю его за талию и увожу под прицелом дурных глаз свояченицы.       — Не обращай на нее внимания, — говорю. И вдруг слышу удивленный голос Вани:       — Костя…       Я останавливаюсь и оборачиваюсь к племяннику, который тычет пальцем в меня и начинает истошно кричать на всю площадку:       — Мама, мама! Там Костя! Костя! — он пытается вырваться из рук матери.       — Какой Костя, малахольный? — орет Светка.       — Там, там! Костя!       Я сглатываю. Как такое может быть?       — Он… тебя видит? — ошарашенно спрашивает Илья.       — Не понимаю, — бормочу и всматриваюсь в Ваню, которого Света насильно уводит с площадки. Домой.       — Но там Костя… — плачет мальчонка, беспомощно кидая в мою сторону несчастные взгляды.       Я судорожно вздыхаю и поспешно шагаю в противоположную сторону. Илья бросается за мной. Останавливаюсь только возле набережной. Стою, вцепившись в перила, и пытаюсь прийти в себя. Илья застывает рядом, с жалостью глядя на меня.       — Извини… Опять я заставил тебя страдать, — бормочет он виновато.       — Ничего, — отмахиваюсь. — Всё в порядке. Просто… Меня никто не может видеть, кроме тебя. Как?       — Не знаю, — произносит Илюша. — Может… Он очень сильно тебя любил?       От его слов я закрываю лицо руками. Я много думал о том, какую боль причинил своей матери, и сейчас впервые осознал, что, вероятно, еще большую — своим племянникам.       — Пойдем, — тянет меня за рукав Илюша. — Пойдем. Тебе надо успокоиться.       Мы очень долго гуляли по набережной, несколько раз обойдя кругом озеро. Я говорил. Без остановки. Вспоминая забавные случаи из моего общения с пацанами. Илюша внимательно слушал, не перебивая, и крепко держал меня за руку.       Домой мы вернулись, когда начало темнеть. Проигнорировали кафе — не хотелось. Заказали пиццу. Расположились на полу перед телевизором.       — Завтра мы поедем на море, — решает Илья, тепло улыбаясь. — А вечером пойдем на латинские танцы. И я буду тебя соблазнять.       — Согласен, — киваю.       — Иди ко мне, — просит Илюша, раскидывая в приглашающем жесте руки в стороны. Я с удобством устраиваюсь у него на груди, а он обнимает меня и успокаивающим голосом шепчет на ухо:       — Ты самый лучший. Дети не могут так сильно любить плохих людей. Значит, ты точно был самым лучшим для них. А эта Света… — и он выдает тираду, от которой у меня ползут брови вверх.       — Не думал, что ты знаешь подобные слова.       — Знаю, — произносит Илья. — Как можно быть такой бессердечной?       — Ты не прав, — тихо говорю. — Она, в общем-то, неплохая мать. Я серьезно… Только от базарной бабы много.       — Я заметил, — бормочет Илюша.       — Не хочу больше о ней говорить, — откидываю голову на плечо Илье и смотрю на него.       — Не будем, — он трется носом о мою щеку. — Еще весь вечер впереди. Чем займемся? — целует, прихватывая губами мочку уха.       — Будем учиться готовить! — восклицаю, резко поднимаясь и утягивая Илью за собой.       — Готовить, значит? — уточняет Илья, поправляя футболку с лукавым видом. — Ты серьезно?       — Да… А то твоя беспомощность порой пугает.       — И что мы будем готовить? — он соблазнительно прикусывает нижнюю губу.       — Мы… Это… Блины печь… — не могу от него глаз оторвать.       — Костя, масленица месяца этак три назад была, — замечает Илья.       — Ну и что? — поправляю джинсы, которые уже жмут в непотребном месте.       — Ладно, — кивает Илюша. — Блины — так блины! — решительно соглашается он.       Плохая идея…       Пока я с умным видом демонстрирую Илье, как приготовить тесто, он отвлекает меня с невероятной изобретательностью: то прижмется сзади всем телом, пройдясь нежно кончиком языка по линии шеи от роста волос до ворота футболки, то запустит руки в карманы моих джинсов, словно ненароком почти касаясь… ага, там, где надо, то утянет в затяжной поцелуй. И в этот момент у меня горят и блины, и крыша полыхает!       Но я стоически держусь, хотя, кажется, скоро выкину белый флаг. И это происходит очень быстро — когда Илья умудряется чихнуть, подняв облако мучной пыли, которая оседает на его лицо и футболку. Он удивленно смотрит на меня широко раскрытыми глазами… И на темных выразительных ресницах — тоже пылинки муки.       — Допрыгался… зайка! — бормочу, откидывая в сторону лопатку и выключая плиту.       Подхватываю его под ягодицы и сажаю на стол, сдираю с него футболку. Окидываю жадным взглядом. Может, я и не имею права пойти до конца, но испробовать на вкус каждый сантиметр желанного человека мне никто не помешает.       Илья откидывает голову назад, подставляя шею под мои не знающие тормозов поцелуи. Обвожу языком линию его скул, глажу всей поверхностью ладоней его горячее и податливое тело. И каждое прикосновение… Всё ощущается иначе. Словно точечными разрядами тока пробивает.       Возвращаюсь к его шее, кусаю мочки ушей, ласкаю ключицы, спускаюсь ниже. Он выгибается с тихим стоном, запуская руки в мои волосы.       — Только не останавливайся, — слышу. — Прошу тебя… — тяжело дышит Илья, прикрыв глаза.       Отвечаю ему поцелуем в губы, от которого самого потряхивать начинает. Запускаю руку под резинку его спортивных штанов. Глажу, чуть сдавливаю, вырывая из Илюши чувственный стон на выдохе. Я ровным счетом ничего не понимаю и понимать не хочу, но то, что издаваемые Ильей звуки, прекраснее любой музыки — это точно.       — Люблю тебя, — шепчу ему на ухо, позволяя своей руке преодолеть все барьеры и уже откровенно его ласкать. Безотрывно смотрю на его возбужденное лицо с легким, проступившим на щеках румянцем. Красивый, обжигающий. Словно расплавленное золото. Такой недосягаемый для утоления моей страсти.       Илья приоткрывает глаза, ловит мой пытливо-изучающий взгляд и тихо произносит:       — Ты все равно будешь моим. Я хочу, чтобы это был ты. И никто другой.       — Нет, — качаю головой, целую его за ухом.       — Да, — шепчет Илья и снова прикрывает глаза. Его грудь вздымается и опускается, выталкивая горячий воздух, опаляющий мой разум. Так близко… Сводит с ума. Как часто я отдавался именно этому пороку страсти, но только сейчас, впервые, не чувствую пошлости, похоти, грязи. И мне не нужно брать — я готов отдавать и наслаждаться только видом ускользающего сознанием в сладкие дали Илюши.       Прижимаю его к себе, когда он резко опадает, теряя силы. Нахожу его губы. Он обнимает меня и руками, и ногами, и мы на некоторое время замираем.       И, кажется, земной шар остановил свой бег.       Пытаюсь отправить его в душ, но он насильно утягивает меня с собой.       — Хочу видеть тебя, — бормочет Илья, раздевая меня. Я уже не сопротивляюсь. Просто отдаюсь во власть его нетерпеливых, исследующих мое тело рук, губ. Стою под струями воды и наблюдаю за его неумелыми, но такими честными действиями.       — Можно? — он вопросительно приподнимает брови, опускаясь на колени.       Киваю и закрываю глаза.       Фейерверком взрывается реальность — мозг отказывается воспринимать происходящее, потому что слишком хорошо. Потому что более острых ощущений я не испытывал никогда. Потому что возможность отдавать и принимать ласки любимого человека не имеет сравнения, не поддается описанию, не должна быть обозначена эпитетами и метафорами. Это нужно пережить… Хотя бы раз.       — Тебе было хорошо? — робко спрашивает Илья, заглядывая в мои глаза. Я провожу большим пальцем по его распухшим губам и бормочу:       — Что же ты делаешь со мной?       Он прижимается ко мне влажным телом и шепчет:       — Это ведь только начало, да? Обещай, что это только начало… Я так тебя хочу.       И меня накрывает новой волной бешеного возбуждения.       Обессиленные, обнаженные, мы лежим в обнимку на кровати. Я невесомо касаюсь губами его лица… И понимаю, что он добьется своего. Провалиться мне в ад. И не потому, что я не могу сопротивляться своему желанию, я не могу устоять перед его. И, кажется, только вопрос времени, когда он сломит меня, заставив овладеть собой.