Мой Купи-купи-дон

      Открываю глаза… Ох, твою мать! Что за нахрен?       Мое тело… Какого черта так ломит поясницу и тянет ногу?       И… Где я? Это что? Больничная палата? Пахнет во всяком случае медикаментами и стерильной чистотой намытого с хлоркой помещения. Неживой запах.       — Костенька, слава богу, ты очнулся! — надо мной появляется обеспокоенное лицо мамы. — Сыночка, ну что за беспечность? Ты обо мне подумал? Я чуть не поседела вся, когда мне сообщили, что ты с пятого этажа упал! В гроб загнать меня раньше времени решил? — она суетливо поправляет одеяло.       — Мама? — я недоуменно хлопаю глазами.       — С утра во всяком случае я точно была ею, но если ты продолжишь в таком же духе… Останешься без матери! — строго произносит моя любимая женщина. Вздыхает. Гладит меня по щеке. Ее руки теплые… Реальные! Я поспешно обхватываю ее пальцы и целую.       — Мама… Боже мой, мама... — взволнованно бормочу, вглядываясь в ее родные утомленные глаза. Уложенный на затылке пучок волос съехал вниз, выбившиеся из него пряди красиво обрамляют лицо с тонкой сеточкой морщин. — Мама! Я тебя люблю! — добавляю порывисто, пытаясь сесть.       — Да, видимо, головой ты неплохо приложился, — озабоченно цокает матушка, подкладывая мне под спину подушку. Улыбаюсь. Шутит — это хорошо. Только вот…       — Где я? — ничего не понимаю. Бред какой-то.       — В Областной больнице, в отделении хирургии. Где ж тебе еще быть? — поясняет она. — Там Лидочка пришла навестить тебя, секретарша ваша. Бедная девочка… Хуже меня изнервничалась. Пустить ее?       — Да… Да, конечно, — киваю. — А больше никто не пришел?       — Нет, Костенька. И это только подтверждает то, что я тебе всегда говорила… Все твои друзья — говно! — эмоционально заявляет матушка.       Я невольно смеюсь. Мама… Интеллигентная женщина, выдающая порой потрясающие сентенции!       — Ты с ней пообщайся — я к врачу схожу пока. Вроде уже снимки должны быть готовы.       — Ма! А я давно здесь? — устраиваюсь в кровати удобнее. Окидываю взглядом палату — минимализм как он есть: кровать, два стула, прикроватная тумбочка, умывальник. И тошнотворные бело-зеленые стены. С одинокой репродукцией картины Шишкина. Кстати, депрессивная обстановочка.       — Часа три-четыре, — пожимает плечами мама и выходит.       Я чешу затылок. В чем прикол? Мне что… Приснилось всё, что ли? Галлюцинацию словил? Тогда можно позавидовать моему воображению.       В палату влетает Лидочка со слезами на глазах, с пакетом чего-то вкусно пахнущего, прижатым к груди, в еще рабочем наряде — белой блузке и черной юбочке, плаще нараспашку.       — Костя! Как хорошо, что с тобой всё в порядке! Когда твоя мама позвонила сказать, что ты завтра не придешь на работу, потому что упал с пятого этажа в мусорный бак… — возбужденно тараторит она.       Я вдруг начинаю истерически хохотать. Да что тут вообще происходит? И… В мусорный бак?! Кажется, трагедия постепенно снова превращается в комедию. Лида изумленно смотрит на меня, и в следующее мгновение заливается высоким, чистым смехом. Мы хохочем минут пять, пока у меня слезы на глазах не выступили и не заболел пресс. Да и вообще всё тело не начало ныть. Видимо, падение все же было не из приятных.       — Костя, я тебе пирожков купила. Не знаю, вкусные ли. Твоя мама сказала, что ты с яблоками любишь. Надеюсь, понравятся, — Лида отрывает от груди пакет и ставит его на прикроватную тумбочку.       — Лидочка, не стоило беспокоиться, — говорю, беря ее за руку. — Вечно ты обо всех заботишься, — улыбаюсь.       — А как по-другому? Мы же работаем вместе. И ты хороший парень, добрый.       — Да уж… хороший, — хмыкаю.       — Знаешь, я никогда не слушаю все эти сплетни о тебе, — хмурится секретарша, убирая рыжую прядь за ухо. Лида — классический рыжик: белая кожа, яркие волосы, россыпь веснушек. И милая: с темными глазами-пуговками, как у любопытного мышонка. — Чужая личная жизнь вообще не должна волновать. Я просто вижу, какой ты, — пожимает она плечами и немного смущается собственной откровенности.       — Спасибо, Лидочка. Ты замечательная, — говорю искренне и решаю, что с этого момента буду к ней внимателен. — Спасибо, что навестила.       — Слушай, Костя, там мужчина какой-то с тобой еще хотел пообщаться… — она кивает на дверь.       — Мужчина? — приподнимаю брови.       — Да, сказал, что его Виктор Павлович зовут. Позвать?       — Ага, зови, — откашливаюсь. Значит, не приснилось. Ох, кому-то сейчас придется ответить на мои вопросы!       — Костя, я побегу домой, — извиняющимся тоном произносит Лидочка. — Можно я тебе позвоню позже — узнаю, как дела? Что врач сказал?       — Буду рад, очень, — Лида наклоняется и осторожно целует меня в щеку, я ее обнимаю. И мне снова становится стыдно за то, что так часто ее игнорировал. Что странно: ведь и симпатичная, и добрая, и хозяйственная, а не пристроенная. Куда мужики смотрят? Меня в расчет не берем… Я, кажется, конкретно выпал из своей системы ценностей. Вздыхаю. Интересно, а тот, кто ее взорвал… Где он? Где мой Илья? И мой ли он?       Провожаю узкую Лидочкину спину взглядом. У меня вдруг появляется одна занятная мысль, но сначала…       — Палыч! — восклицаю возмущенно, глядя на входящего в мою палату куратора. Он в хорошем костюме, с лысиной для образа, в своих щегольских очках в золотой оправе и с неизменным кожаным портфелем подмышкой. — Что происходит?!       — Привет, Костик, — деловито здоровается ангел и пододвигает стул к моей кровати. Присаживается, достает платок и неторопливо протирает очки. Цепляет их на нос. Принюхивается и заглядывает в благоухающий выпечкой пакет.       — О! Пирожки? Можно один? — спрашивает куратор.       — Ты издеваешься надо мной? — интересуюсь.       — Да! — Палыч смеется. — Ну как ты?       — Как я? Как я?! Понятия не имею… Минут тридцать назад я собирался сидеть под яблоней в эдемском саду с лирой в руках и божественно приятным голосом петь баллады о великой любви! — замечаю. — А вместо этого почему-то очнулся в больничной палате. Что за фокусы?       — Ты чем-то не доволен? Я тебе соло под яблоней еще могу организовать, — хмыкает он. Ловит мой сердитый взгляд и поднимает руки вверх. — Ладно, ладно, всё! Сдаюсь! Отвечаю на твои вопросы.       — Весь внимание, — бурчу. Тоже мне весельчак.       — Дело в том, что рай — это не некое определенное место, как и ад, кстати. Это награда или наказание после смерти, полагающееся душе по ее заслугам. И у каждого они свои. Когда ты сделал выбор — тебя ждала одна участь. Та, на которую ты согласился сам — помнить о своей любви, сохранив вечную память о ней. Ты был бы счастлив — это я тебе точно говорю. Так как ты достиг определенного уровня в духовном развитии — смог бы поддерживать связь со многими другими душами, прошедшими тот же путь, душами, принадлежавшими при жизни порой гениальным людям. Ты бы и дальше рос и совершенствовался. Ларион как всегда тянул одеяло на свою сторону, говоря о том, что рай — это форма существования, при которой душа пребывает в статичном состоянии. Как в аду нет предела падению, так и в раю — нет границ духовному совершенству… Но я тебе не мог этого объяснить, сначала ты должен был преодолеть все соблазны, устоять. Только после этого истина открывается до конца. Рай нужно заслужить! Просто поверив в то, что душа не зря проходит очищение.       — Но… Ведь есть же «но», да, Палыч? — прищуриваю глаза.       — Да, — кивает куратор с ясной улыбкой. — Ты попросил дать Ларе второй шанс. Ты просил за падшего ангела. Более того, ты просил за моего друга… Очень близкого. Это многое значит для меня. Я всегда считал и буду считать, что с ним поступили несправедливо. Но не мне оспаривать решения свыше. Суть в том, что это случилось впервые за всю историю человечества. И взамен… Тебе точно так же дарован второй шанс. На жизнь. На ее продолжение. Эдемский сад и баллады откладываются, Костя, — Палыч хлопает меня по плечу.       — То есть, я жив? Вот так просто?       — Ну… Не совсем все просто, конечно, — ангел поджимает губы.       — Так… — напрягаюсь. — В чем подвох?       — Мм-м-м… Ты вернулся в момент, когда упал с балкона. Но не разбился, а удачно плюхнулся в мусорный бак. И сломал оба средних пальца. Без рентгена тебе скажу, — смеется Палыч.       — Это прикол?       — Ну дай повеселиться напоследок, — хмыкает Палыч.       — Сволочь… — возмущаюсь с усмешкой. — Так я цел?       — Да, полностью. Только сильные ушибы и сломанные пальцы. Отлежишься дома пару недель и на работу — выслушивать подколки от коллег.       — Спасибо, — бросаю. — Удружил.       — Так, ну-ка радости побольше!       Я растягиваю губы в широкой улыбке.       — Во-о-от, — кивает куратор. — Другое дело. Теперь главное: раз ты вернулся во времени назад — ни у тебя, ни у Ильи не останется памяти о произошедшем.       — Как так? — подрываюсь, подаваясь вперед. — Я всё забуду? А как же то, что я осознал… Моя любовь и прочее?       — Костя, твоя душа изменилась, и это необратимо. Памяти не останется, но твое духовное преображение — при тебе. Сердцем ты точно знаешь, что хочешь. И кого ищешь, — ангел касается моей груди.       — Но… Если ничего не было, значит, Илья — всё тот же затюканный студентик?       — Да. Всё тот же. Но он один. И еще не знает любви.       — Ага, здорово! Палыч, но как я, не помня о нем, найду его? Да и вообще… Мы вращаемся в разных мирах. Какие у нас могут быть точки пересечения? Это во-первых, а во-вторых, я, пардон, по бабам всю жизнь специализировался. С чего мне вдруг запасть на него? Бля… Вот вы приколисты, — морщусь, подпирая щеку. — Везде сто тысяч преград!       — Успокойся, Костя. Еще раз повторяю: ты знаешь сердцем, кого ищешь и кто тебе нужен. А перипетии судьбы таковы, что каждому человеку дается шанс встретить свою вторую половину. Не все видят ее, потому что мешают иллюзии, условности, навязанные обществом и окружением идеалы. Но… Ты. Уже. Другой! — Палыч поднимает вверх указательный палец. — Костя, живи! Поверь, такое происходит нечасто! Может, десяток раз и было. Тебе подарили шанс на жизнь! И это настоящее чудо!       — Хорошо, ладно. Но Илья… Он тоже знает, кто ему нужен?       — Илья… Хм… Придется тебе покорять его заново, — пожимает плечами Палыч.       — Класс! — всплескиваю руками.       — А ты хотел бы Илью, который, отказавшись от своих чувств к тебе, любит другого человека?       — Не-е-ет, — тяну. — Не хотел бы.       — Вот именно. Костя, помнишь, что говорил тебе Илья? «Я знаю, что ты мой человек». Просто тебе придется ему еще раз это доказать, — деловито произносит ангел, второй раз засовывая руку в пакет.       — А если не получится? — говорю с сомнением в голосе, наблюдая за тем, как мой персональный ангел лопает мои пирожки. С яблоками!       — Ты думаешь, всё, что вы пережили вдвоем, может просто так исчезнуть? Не бойся, Костя. Всё будет хорошо, — отмахивается он с беспечным видом.       — Поверю на слово, — молчу, обдумывая ситуацию. — Палыч!       — Да? — он с довольным видом жует пятый по счету пирожок.       — А Лара? Он снова станет ангелом? — и между делом убираю у него из-под носа пакет. Мне, конечно, не жалко… Но я бы тоже хотел ощутить на себе заботу Лидочки. Тем более, я внезапно почувствовал бешеное чувство голода, о котором успел подзабыть. И курить захотелось нещадно. И в туалет. Организм оживился.       — Нет, — качает отрицательно головой куратор. — Ему уготована иная участь. Он получит возможность стать тем, кем является по своей сущности… Но это другая история, Костя. Совсем другая история. И, может быть, когда-нибудь ты узнаешь ее финал.       — Лара знает о том, что ему дарован второй шанс?       — Нет. И не узнает. Иначе ничего не выйдет. Его ждет непростой путь.       — Понятно, опять божественные заморочки… Ладно, видимо, меня это больше не касается.       — Это точно. Но я буду с Ларой до конца. Не переживай.       — Уже не переживаю. Слушай, Палыч, еще один момент. Я хотел бы немного реабилитироваться за косяк с первым подопечным.       — Да ну? — куратор выжидающе на меня смотрит с легкой усмешкой.       — Эта… Дима… Я, кажется, знаю для него идеальную кандидатуру, — говорю поспешно.       — И?       — Девушка, которая навещала меня. Наша секретарша, Лидочка. Она точно то, что ему нужно. Зуб даю!       — Молодец! — Палыч с довольным видом хлопает меня по плечу. — Ты правда изменился — тоньше чувствуешь людей. Горжусь тобой. И улажу вопрос в ближайшее время.       — Как там твое продвижение? Баллы добавились? — ехидничаю напоследок.       — Добавились, — бросает Палыч. — Только я отказался от следующей ступени. Мне больше нравится возиться с вами — человеками. Так бы я уже давно стал Архангелом Последнего Суда.       — Наверное, ты лучший в своем деле, да?       — Не знаю. У ангелов нет амбиций. Но определенно каждая спасенная душа делает меня счастливее… Ладно, давай прощаться, Константин, — ангел решительно встает со стула.       — Напутственное слово? — хмыкаю. — От куратора?       Палыч отвешивает мне чувствительный подзатыльник.       — За что? — ору от неожиданности.       — Не лазай больше по чужим балконам! — сурово произносит ангел, но его глаза смеются. — Вот тебе мое напутственное слово.       — Без тебя понял, — отзываюсь. — А крылышками помашешь на прощание?       Палыч меняет обличье, превращаясь в блаженного вида юношу с золотыми кудрями, нимбом над головой и огромными крыльями за спиной. Зависает под потолком, молитвенно сложив ладони. Приоткрывает один глаз и лукаво спрашивает:       — Так пойдет?       — Феерически! — соглашаюсь я, аплодируя.       — Прощай, Костик. Будь счастлив.       — Прощай, Палыч. И спасибо тебе за все.       Он мне салютует и растворяется в воздухе, а я теряю сознание, уплывая в светлые дали сладкого сна. С одной мыслью…       Я тебя найду!       Илюша.