ГЛАВА XVII
Случайности не случайны.
До гнетущей атмосферы, что заполонила всю Столовую, можно было дотронуться рукой. Неуютно себя чувствовали даже овощи в салате Оливии, а буйные рыжие кудряшки Сары грустно поникли, не говоря уже о их владелице, которая вяло ковырялась в тарелке. Дочь Афродиты обвела ребят изучающим взглядом, и отчаянье новой силой сдавило грудь. Всех как будто подменили, от шуток и смеха, что звучали в этих стенах совсем недавно, не осталось и следа. Создавалось ощущение, что вместе с Хелен, Майклом и Сьюзен пропал командный дух, бодрость и уверенность в своих силах. Альберт так вообще уснул, с каждой минутой всё более приближаясь к опасной близости с клубничным кексом. Оливия поминутно вертела головой, ей все казалось, что тени-великаны ожили, посланные Селеной, и беде не миновать. Они танцевали свой дикий танец, порождаемый светом и тьмой, ежесекундно меняли обличья, воплощали страх. — Я больше так не могу! — неожиданно для самой себя воскликнула Хьюстон, и в глухой тишине её голос показался неожиданно громким. — О чем ты? — резко вскинул голову сын Аполлона, едва не потеряв равновесие. — Мы не можем сидеть сложа руки! Оливия почувствовала, как в горле встал ком, и поспешила отвернуться. — И что ты предлагаешь? — нахмурился Мейсон. — Начать поиски, — ответила Сара за Оливию. — Мы прождали достаточно, чтобы понять, что ребята не вернутся. Бессмысленно тешить себя надеждами, что Хелен и Сьюзен просто задержались в магазине. — Да, но… — Что «но», Мейсон? Хочешь сказать, что все в порядке? Или что нам нужно просто пойти спать? Ничего не в порядке! Наши друзья пропали! Я понимаю, тебе плевать на Майкла и Сьюзен, но я думал, что Хелен хоть что-то для тебя значит! — неожиданно вспылил Калеб. — Да я совсем не это хотел сказать! Как ты можешь судить за меня! Я тоже волнуюсь за ребят, и не тебе здесь указывать! — А кому? Тебе что ли? — усмехнулся Чжан, опасно сверкнув глазами. — Калеб, я не знаю, что на тебя нашло, но возьми себя в руки, — Сара попыталась успокоить не на шутку разбушевавшегося парня. — Я прекрасно обойдусь и без твоих советов! - громче, чем рассчитывал, отозвался Калеб. — Тут надо не языком чесать, а пораскинуть мозгами! — вставил свое Альберт. — А по мне, ты только языком чесать и умеешь! — парировал Калеб. — О, я смотрю, ты мастер судить всех кроме себя! — хохотнул Мейсон, непроизвольно сжав руки в кулаки. — А за что мне себя судить? — Есть за что, уж поверь! — крикнул Ал. — Да что ты говоришь! Самый умный значит?! Калеб решительно встал из-за стола, чудом не перевернув его, и резким движением закатал рукава толстовки. — Умничать умеет каждый, а за слова свои ответить сумеешь? — почти прорычал парень, и Эмме на секунду показалось, что он сейчас превратиться в огромного черного пса. — А вот и сумею. Альберт тоже вскочил из-за стола. Эмма и Сара беспомощно переглянулись, не понимая, как воспрепятствовать драке. Вальдес бросила умоляющий взгляд на Мейсона, но тот явно получал удовольствие и был не прочь лично научить выскочку Чжана уму-разуму. Всегда сохранявшая здравый смысл в даже самых экстренных ситуациях, сейчас Сара совершенно растерялась и могла только тяжело дышать и впиваться в Калеба глазами. — Прекратите! От неожиданности Калеб отступил на два шага назад, хотя уже занес руку для удара. Все взгляды были устремлены на Оливию. — Прекратите! — звенящим от негодования голосом повторила девочка. — Вы ведете себя, как настоящие ид… Вы ведете себя глупо! Дракой вы ребятам никак не поможете! Кулаки надо было чесать о Селену, а сейчас возьмите себя в руки! Возможно, именно сейчас им нужна ваша помощь, а вы… вы… вы… Дочь Афродиты от переполнявших её эмоций не смогла больше вымолвить ни слова, но сказанного было достаточно. Пристыженные Альберт и Калеб поспешно сели на свои места и теперь угрюмо молчали. — Мы не знаем, в какой именно опасности ребята, одинаково вероятно и то, что они просто сражаются с монстром, и то, что их похитила Селена. Нужно верить в лучшее, поэтому мы разделимся и вдоль и поперек прочешем этот проклятый город, — Сара снова взяла командование в свои руки, поглядывая на Оливию не иначе, как с уважением. — Да, но, — снова сказа Мейсон и настороженно посмотрел на Калеба, но тот не спешил перебивать, — но мы должны заниматься починкой корабля. — Без Сьюзен, Майкла и Хелен мы все равно никуда не полетим. Займемся кораблем позже. А пока составим план. Карты города, конечно, ни у кого нет? — Конечно есть, я же всегда ношу карты с собой, — попытался пошутить внук Марса. — Постой, её ношу с собой я! — Сару осенило. — У меня же есть пояс папы! Через минуту на столе лежало три карты. Девочка внимательно изучила каждую из них, пробормотав при этом «Совсем крошечный», принялась выделять области. — Делимся на три группы, каждой по карте. Вы проходите выделенную на вашей карте область. Если находите какие-то признаки ребят, даете послание. — Какое? — Мигнете три раза фонариком. Таким же способом сообщаете об опасности, только теперь два раза. Все понятно? — Да, — нестройным хором отозвались ребята. — Хорошо. Я пойду с Калебом, Альберт с Оливией, Мейсон с Эммой, — распорядилась Вальдес. Эмма и Оливия переглянулись. Последняя поняла все без слов. — Мы с Эммой пойдём вместе, ладно? Сара удивленно вскинула брови, ожидая объяснений. Но девочки ничего говорить не спешили, поэтому Сара ограничилась лишь сдержанным вздохом. — Делайте, как считаете нужным. Думаю, Оливия, тебе следует наведаться в оружейную. Хьюстон ответила мимолетной улыбкой. Калеб явно хотел выяснить, почему девочки вели себя несколько странно, но Сара поспешила увести парня, предотвратив возможную вспышку гнева. Оливия, как дочь Афродиты, никогда не посещала тренировки, поэтому не владела никаким оружием. Конечно, пару раз брала меч в руки и пыталась обезглавить чучело, но закончилось все это ничем. — Ты же полукровка, оружие освоишь быстро, — без особой надежды в голосе предположила Чжан. Оливия вместо ответа взяла в руки первый попавшийся меч, попыталась сделать воинственное лицо и замахнулась что было силы. Но меч оказался неожиданно тяжелым, девочка потеряла равновесие и упала вместе с ним, чудом не поранившись. — О, я думаю, меч лучше оставить, — испуганно воскликнула Эмма, поспешив убрать оружие куда подальше. Хьюстон молча кивнула и неуверенно взяла в руки лук. С четвертой попытки ей удалось натянуть тетиву, а с седьмой вставить стрелу. Но выстрел так и не состоялся. Когда девочка попыталась натянуть тетиву вместе со стрелой, последняя выпадала раз за разом. Прошло, наверное, полчаса, прежде чем Оливия бросила это занятие. Следующими на очереди были ножи, которые дочь Афродиты попыталась метать. Получилось убийственно, причем в прямом смысле этого слова: Эмме едва удалось увернуться от крутящегося с невероятной скоростью ножа, в итоге угодившего в стойку с копьями. — Я безнадежна, — обреченно вздохнула Оливия. — Если ты попробуешь ещё раз, все получится! — возразила Эмма, но не было похоже, что она верит в свои слова. — У нас нет времени, искать ребят нужно прямо сейчас. Оливия произнесла это тоном, не терпящим возражений, и Эмме на секунду показалось, что дочь Афродиты использует дар убеждения. — Ты не можешь идти без оружия. — Возьму… э-э… копье. — Уверена, что можешь удержать его в руках? — нахмурилась Чжан. — Нет. Оливия попыталась быть жизнерадостной и хотя бы немного поднять настроение себе и Эмме, но это удавалось из рук вон плохо. И не удивительно. Совсем не просто быть веселой и шутить, когда за плечами у тебя плотно набитый медикаментами рюкзак, а на плечах пятикилограммовое копье. Не способствовало хорошему настроению и выражение лица Эммы. Когда Адели злилась или была недовольна, она морщилась, словно проглотила что-то кислое. Но пустота, отразившаяся на лице внучки Плутона, была в тысячу раз хуже. И только по дрожащим рукам можно было понять, как сильно волнуется девочка. — Эм… у тебя очень необычный меч, — ляпнула Лив первое, что пришло в голову. — Да, Кампилан. У него довольно интересная история. Считается, что непокорный вождь Лапу-Лапу 27 апреля 1521 года в поединке один на один именно этим мечом убил знаменитого мореплавателя Фернана Магеллана. — Здорово! У тебя хорошая память на даты. Как думаешь, у моего копья есть легенда? Эмма неопределенно дернула плечами. Оливия зажмурилась. Её саму била мелкая дрожь. Она пыталась отвлечься, думать о чем-то хорошем, но не получалось. «Что с ними? Где они? Как они?» — проносилось в её голове со скоростью света. Больше всего на свете ей хотелось лечь прямо на дорогу и заплакать, но вместо этого она тащилась следом за Эммой, с трудом перебирая ногами. Она не спала почти сутки, её нервы были буквально истощены переживаниями, и это здорово сказывалось на самочувствии. — Сколько времени? — спросила она. — Половина пятого. И снова тишина. Глухая, пугающая, злобная и колючая. Оливия поежилась и переложила копье на другое плечо. Они идут уже час и не нашли совершенно ничего. Никаких признаков жизни. Город уснул вечным сном, как принцесса Аврора в любимой сказке Оливии. Только придет ли прекрасный принц, чтобы пробудить её? Ну и где ты, Филипп? Как жаль, что принцев Оливия не встречала. Да и Филиппов тоже. Как жаль, что нельзя решить все проблемы поцелуем! Эмма резко остановилась. — Что случилось? — прошептала обеспокоенная Оливия. — Слышишь? — одними губами ответила Эмма. Оказалось, что Лив так ушла в свои мысли о прекрасных принцах и поцелуях, что действительно не расслышала какой-то шум слева. Нет, справа. Или все-таки слева? Девочки стояли прямо на перекрестке, и с обеих сторон доносился шум. — Разделимся, — скомандовала Оливия, в который раз за день, а точнее за ночь, подивившись собственной уверенности. — Что? Нет! Лив, ни за что! Ты же совершенно бес… Но Хьюстон уже неслась со всех ног вперед. Усталость куда-то прошла, адреналин зашкаливал в крови, и девочка не смогла держать сумасшедшей улыбки. Мозг отключился, проснулись инстинкты. Им Оливия и доверилась. Она отпрыгнула в сторону ещё до того, как увидела волка. Это был самый обычный волк, если не брать во внимание, что он был в два раза больше обычной особи. Копье перестало быть таким тяжелым, и Хьюстон с легкостью кинула его прямо в животное. Но промахнулась. Монстр зарычал, демонстрируя острые, как кинжалы, зубы. Оливия разбежалась и, сделав колесо прямо через него, подняла копье с земли. Ей хотелось рассмеяться. Такого заряда энергии у нее не было никогда. Волк ощетинился, пригнулся и прыгнул на девочку. Та подпрыгнула, сделала кувырок и с легкостью вскочила на ноги. Она разбила обе коленки, но совершенно не чувствовала боли. Монстра эти акробатические трюки только разозлили. Он, забыв о хороших манерах, круто развернулся и, не давая Оливии прийти в себя, накинулся на неё. Дочь Афродиты выставила копье вперед и ранила животное. То отпрыгнуло назад и зарычало. Оливия усмехнулась, ощущая бесконечную гордость за себя. Но тут из-за поворота появился второй монстр. Силы, как и уверенность, стали покидать Оливию. Ком возник в горле. С одним волком-переростком она бы как-нибудь справилась, но с двумя! Не давая себе времени на то, чтобы как следует испугаться, Хьюстон выставила копье вперед и со всех ног бросилась на первого. Волк подпустил девочку поближе и отбежал в сторону в самый последний момент. Дочь Афродиты порядком разогналась и с трудом затормозила, чудом избежав встречи с каменной стеной. Впервые в жизни девочке захотелось выругаться. Волки наступали, зажав её в угол. Оливия пошла на отчаянный шаг и метнула копье. Мимо. Что ж, этого следовало ожидать. Но волки совсем не спешили нападать. А как хорошо все начиналось! Где же Эмма? Если они продолжат наступать так же неторопливо, у неё есть шанс. Боги Олимпа… Несколько секунд показались вечностью. Монстры и Оливия стояли и смотрели друг на друга. Спиной Оливия ощущала холод камня, лицом — холод смерти. Она поняла все до того, как волк прыгнул. Просто почувствовала, как сердце останавливается. Её крик потонул в рыке животного, и тяжелая туша повалилась прямо на дочь Афродиты, придавив к земле. Эмма проводила Оливию долгим взглядом и не смогла сдержать обреченного вздоха. Какая же Хьюстон глупая, наивная и самонадеянная! Хотя чем лучше Эмма? Если бы она пошла с Мейсоном, Лив сейчас бы не угрожала опасность. И почему Чжан так много думает о себе? Пора бы уже понять, что она не пуп земли и сделать что-то стоящее. Но вместо этого она стоит, как истукан. Эмма, с трудом подавляя злость на саму себя, со всех ног бросилась в закоулок. Странный шум, служивший до этого ориентиром, прекратился. Девочка остановилась в недоумении, вертя головой, как ветряная мельница. Горло, сухое, как пергамент, ледяной ветер бил по щекам, но все, что замечала Эмма вокруг себя — это красота города. — Какая ты смешная! Эмма подняла меч перед собой ещё до того, как поняла, что произошло. Очаровательная старушка в цветастом платье и ярко-красном платке от души смеялась, сверкая в полумраке ярко-зелеными глазами. — Кто вы? — Обидно, что ты не узнаешь. Ну, а если я немного изменю внешний вид? На мгновенье силуэт незнакомки окутал туман, а когда он рассеялся, молодая женщина предстала перед Эммой в черном балахоне, на подоле которого танцевали языки пламени. Буйные кудри волос украшал остроконечный колпак, а в руке женщина держала метлу. — Ну, а теперь ты понимаешь, кто я? — Если честно, то нет, — пробормотала Эмма. От этих фокусов у неё разболелась голова. Не малейшего представления о том, что сейчас происходит, у неё не было. Может, она уснула? Незнакомка закатила глаза. — Я — Геката! Неужели непонятно? — Вы шутите, — только и смогла вымолвить Чжан. На секунду все мысли из ее головы остановились, а затем закружились с невероятной скоростью. — Я говорю абсолютно серьёзно, дитя, — улыбнулась Геката. — Прости, дорогая, но у нас крайне мало времени. Поэтому сейчас — молчи и слушай, договорились? Отлично. Когда это начнется, вы должны довериться своему внутреннему «я», понять, кто вы на самом деле. Будьте честны друг с другом и сами с собой. А теперь касательно поиска и тебя: ответы на все вопросы у тебя в руках. Буквально, Эмма. Ты сама все знаешь, но просто не хочешь в это верить. Просто шевельни рукой, и все придет, понимаешь? Не бойся говорить, спрашивать. Ответы будут. — О чем вы вообще? — не выдержала Эмма. Слишком много всего наговорила эта загадочная богиня. — Ты все сама знаешь. А то, что не знаешь, узнаешь в скором времени, — улыбнулась Геката. — Что? Что я узнаю? О чем вы? Вы можете сказать хоть что-то конкретное!? — Эмма зажмурилась от пульсирующей головной боли и ужасной тошноты. — Оставьте попытки найти ваших друзей, их нет в городе. Чините корабль и ждите, скоро они дадут о себе знать. — Почему я должна вам доверять? Зачем вы помогаете мне? — Исключительно для своей выгоды. Грядут сложные времена, и мне нужно, чтобы ты была на моей стороне. Помни, кто помог тебе. — Я не понимаю! У нас нет никаких оснований верить вам! — Да, но у вас нет и другого выхода, — женщина улыбнулась, поправляла колпак. — А сейчас поспеши, твоя подруга пытается сражаться с моими любимицами. С этими словами странная богиня исчезла. Оливия умерла. Она точно чувствовала, что умерла, но почему-то продолжала дышать, хоть давалось ей это с большим трудом. Сколько времени прошло, она не знала. Но вдруг отчетливо услышала глухой стон второго волка и грязное ругательство. Оливии хотелось разрыдаться от облегчения. Эмма! Хьюстон собрала всю свою силу воли в кулак и отбросила мертвую тушу. Оливию едва не стошнило от её вида, но два трупа прямо на её глазах обратились в горстку пепла. Девочка хотела горячо отблагодарить спасительницу, но слова застряли в горле. Это была не спасительница. Спаситель. — Кто ты? — дрогнувшим голосом спросила Оливия, впившись в незнакомца взглядом. — Я думаю, что в таких случаях надо говорить «Спасибо». — Кто ты? — упрямо повторила девочка. — Тот, кто тебя спас. А теперь скажи «Спасибо». Давай, это не трудно… — Спасибо, — пробормотала Оливия. — Не за что, — усмехнулся незнакомец. — Хотя наблюдать, как ты танцуешь, было увлекательно. — Что? Ты здесь был с самого начала?! — Оливия почувствовала, что вот-вот задохнется от возмущения. — Да. — И не помог? — Эй, я помог! — возмутился парень. — Значит, это были твои волки? — Что? Конечно, нет! Из-за поворота появилась запыхавшаяся Эмма. Увидев незнакомца и Хьюстон, Чжан застыла на места и недоуменно переводила взгляд с одного на другого. — Что здесь произошло? — О, это твоя подружка? — снова усмехнулся парень, обращаясь к Эмме. — Она тоже танцует? — Что? Танцует? Кто? Я не понимаю! Оливия, кто это? — Без понятия, — вздохнула дочь Афродиты и устало облокотилась о стену. — Я только что спас твоей подруге жизнь. А вот кто вы? — Ты полубог? — вопросом на вопрос ответила Эмма. — Ну, даже не знаю, — парень насмешливо закатил глаза и задумчиво почесал подбородок мечом из стигийской стали. При виде этого оружия у Оливии пересохло в горле. Она никогда не видела ничего подобного, лишь слышала пару историй. — Естественно я полубог. А теперь идемте к вашему кораблю. — Что? — удивилась Оливия. — Откуда ты знаешь? — Так ты не проглотила язык от страха? — изобразил радость незнакомец. — Я направлялся именно туда, пока не стал свидетелем твоего циркового шоу. — Цирковое шоу? Оливия, что здесь произошло?! — На меня напали монстры… — Чертова Геката! — Геката? — теперь настал черед удивляться Оливии. — Этот странный полубог прав, нам пара на корабль. Там все и объясню. Все с беспокойством ждали появления девочек и буквально не находили себе места. Они ходила по палубе туда-сюда и обменивались предположениями, что же могло их задержать. — Эй, привет, — устало улыбнулась возникшая из ниоткуда Оливия. Альберт вздохнул с облегчением, но явно поспешил радоваться — вид у девочки был не важный. — Что с вами произошло? — встревожилась Сара. — Ну как тебе сказать, красотка… Все присутствующие, как один развернулись в сторону незнакомца. — Что? Кто ты? — Это… эм… я не знаю его имени. Он полубог. На меня напали волки, а он… ну, вроде, спас меня, — пояснила Оливия. — А где была Эмма? — удивился Калеб. — Разговаривала с Гекатой. Эмма коротко, но стараясь не пропустить ничего важного, поведала недавний разговор. — Не знаю. Лично мне она доверия не внушает, — пробормотала Вальдес, озадаченная. — Меня больше волнует Оливия. С тобой все в порядке? — удивительно нежным голосом поинтересовался Ал. Незнакомец закатил глаза. — Ну что, давайте знакомится. Я Филипп. Оливия так и подскочила, выглядела она донельзя удивленной. — Все в порядке, красавица? — усмехнулся Филипп. Девочка лишь кивнула, продолжая удивленно рассматривать юношу. Вот тебе и прекрасный принц, о котором она так горячо мечтала… — А фамилия у тебя есть? — с неким вызовом спросил Альберт. — Есть. Ди Анджело. Теперь подскочила Эмма. — Ди Анджело? — переспросила она. — Да что с вами такое? Да, меня зовут Филипп ди Анджело. Что не так? — Погодите секунду, — пробормотала Эмма и куда-то убежала. — Серьёзно, ребят, вы пугаете меня. Не успел Калеб ничего ответить, как Эмма вернулась, прижимая к груди какую-то бумажку. — Что это? — удивились ребята. — Фотография мамы и какого-то паренька, я нашла у нас в домике во время уборки. — Ну и? — ничего не понял её брат. — Посмотрите, как подписана фотография. — «Дети Аида\Плутона», — вслух прочла Оливия. — Прости, Эмма, но я все еще ничего не понимаю. — А теперь посмотрите на эту фотографию. Видите, один и тот же парень. И подписана она «Хмурый ди Анджело». Ди Анджело, понимаете? Наша мама была знакома с кем-то с той же фамилией… — Это мой отец, — прервал Филипп поток догадок Эммы. — Я узнал его сразу, у нас есть точно такая же фотография. Я не знаю, что это за девочка. Похоже, дочь Аида, как и мой отец, Нико ди Анджело. — Не Аида, а Плутона, — на автомате поправил Калеб. — Похоже, что они были знакомы, — сказала Сара, внимательно наблюдая за Чжаном. — Да, но мама никогда о нем не упоминала, — недоуменно пробормотал внук Плутона. — Это странно. — Ничего странного, — хмыкнул ди Анджело. — Зная характер моего папаши, не удивительно, что о нем не то, чтобы говорить, вспоминать не хочется. Вполне понимаю чувства вашей мамы. Оливия удивленно приподняла брови, но промолчала. Этот странный юноша, этот Филипп ди Анджело, совсем не похожий на принца из сказки, пугал её до чертиков. Он был истинным внуком Аида: рваные джинсы, черная футболка, кожаная куртка, спутанные иссиня-черные волосы до плеч. Но дело было не в одежде или волосах, и даже не в грубых чертах лица, острых скулах, вечно нахмуренных бровях или губах, изогнутых в злой усмешке. Дело было во взгляде. От этого взгляда веяло холодом и тьмой за милю, стоит парню бросить на тебя мимолетный взгляд, и рой мурашек незамедлительно бежит по спине. А Филипп бросал эти случайные взгляды на Оливию более чем часто. Из пучины мыслей Оливию вырвал голос. — И что нам теперь делать? — Лично я хочу сходить в душ, — незамедлительно отозвался внук Аида. — Он у вас здесь есть? Сара предпочла проигнорировать его реплику. — Мы не можем верить Гекате и останавливать поиски, они могу быть похищены, отсиживаться в подвалах… — Их здесь нет, это я точно знаю, — снова подал голос ди Анджело. — Откуда? — сердито спросила Вальдес. — Зачем ты вообще сюда пришел? Откуда нам знать, что ты не помощник Селены? Ты же полубог, почему ты не живешь в Лагере? -У вас есть все основания не доверять мне. Можете выгнать меня, мне все равно. Другие полукровки не очень-то жалуют отпрысков Аида, а я терпеть не могу других полубогов, посему и живу с дедом, в одиночку отслеживаю монстров и убиваю. Когда пропало солнце, я сам отправился на поиски Эос, но дед посоветовал найти шайку лагерных детей, то есть вас. Я отследил вас с помощью деда и скелетов. Скелеты типа моих слуг, благодаря им я знаю все и про всех. Поэтому ваших друзей нет ни в городе, ни где-либо поблизости. — Ну и что нам делать? — нахмурился Калеб. — Чинить корабль и ждать знака. Геката права, другого выхода нет, — вздохнула Эмма. — Я хочу в душ. Альберт вызвался проводить нового члена команды в душ и выдать ему одежду, в то время как остальные отправились в свои каюты, чтобы немного отдохнуть. Оливия обессилено опустилась на кровать, спрятала лицо в подушке и разразилась рыданиями. Все переживания последних дней навалились разом, больше сил держать себя в руках просто не было, и девочка позволила слезам двумя половодными ручьями течь из глаз. Хотелось не просто плакать, хотелось кричать, выть, топать ногами, хотелось спрятаться от самой себя, уйти, сбежать, умереть, в конце концов! Почему, почему она такая? Такая бесполезная, ненужная, жалкая, никчемная?! Зачем она здесь? Чем она может помочь? Что сделать? Почему? Она не умеет ничего! Ничего. Ни-че-го. Ни-че-го-шень-ки! Она и в половину не так умна, как Хелен, не так храбра, как Сьюзен, или умела, как Сара. Возможно, с Эммой у них больше схожего, но Чжан хотя бы умеет держать себя в руках. И уж точно не рыдает в подушку, как последняя истеричка. Оливия ненавидела себя! Ненавидела миллион раз! Как можно быть такой? Такой слабой, беспомощной, глупой, ветряной, ничего не значащей! Если она умрет прямо сейчас, заметит ли это кто-нибудь? Почувствую ли сожаление? Изменится ли что-то? Нет, нет, нет. Магия Гекаты дала сбой, Оливия не должна быть здесь, Сьюзен все выдумала о её полезности! Сьюзен… Боги, что с ними? Живы ли они? Как Оливия может думать о себе, когда с её друзьями случилась такая беда! Хелен, Майкл и Сьюзен пропали, корабль сломан, а Оливия льёт слезы, потому что она закомплексованная, неуверенная в себе маленькая девочка. Что ж, она лишь доказала свою жалкость. Вот бы уснуть, забыть хоть на несколько минут о всех своих проблемах! Но Гипнос жесток. Из-за слез разболелась голова, подушка промокла, а одежда пахла кровью и смертью. Если она продолжит просто реветь в подушку, все останется на своих местах. Для того чтобы изменить что-то, ей необходимо встать и начать действовать! И Оливия действительно встала. Она достала из тумбочки шампунь и полотенце и первым делом отправилась смывать с себя тонну пыли и два литра слез. Вода помогла прийти в себя, успокоиться, приглушить головную боль. Интересно, головная боль обязательный спутник поиска? Сначала Хелен, теперь она. Истерика стекла в сливную трубу вместе с темно-коричневой водой. Закутавшись в мягкое и пушистое полотенце, девочка осторожно выбралась из душевой кабины и босиком, по холодному кафелю подошла к мутному из-за пара зеркалу. Оттуда на Оливию смотрела другая Оливия, совсем не та, что она привыкла видеть в зеркале. С красными глазами, с припухшим лицом, со спутанными мокрыми волосами и с царапиной, пересекающей щеку. Может остаться шрам. Но вот что странно: собственная внешность ни капли не волновала дочь Афродиты. Она была просто противна себе. А какая разница, как выглядит человек, которого ты ненавидишь всей душой? Неужели вот такой её видят все? Проще умереть, чем жить с этим. Оливия подавила желание спрятаться под раковину и снова разрыдаться, она решила как можно быстрее одеться и найти ребят, чтобы хоть как-то помочь им. Хотя, что такое ничтожество, как она, сможет сделать для них? Но к приступлению второго пункта своего небольшого плана Оливия не пришла, за невозможностью выполнить первый пункт: она не взяла с собой чистую одежду, а заново надевать рваную, грязную, заляпанную кровью не хотелось. Оставалось идти в полотенце и молиться о том, чтобы не повстречать кого-нибудь. Но когда боги были милосердны к бедной Оливии? Она со всех ног неслась по коридору, придерживая полотенце на груди, и почти оказалась у цели. Но тут из-за поворота появился Филипп. Он застыл от удивления, а Хьюстон густо залилась краской и юркнула каюту. Дверь она закрыла на щеколду, сама не зная зачем. Щеки девочки еще пылали, когда она надевала коротенький нежно-сиреневый комбинезон из хлопка, когда сушила и расчесывала спутанные волосы, когда меняла простынку на подушке. Помидорный румянец сошел только когда Оливия наработанными движениями делала себе прическу, витая мыслями где-то далеко. Теперь самобичевание и даже переживания за друзей отошли на второй план, притесненные Филиппом ди Анджело. Когда дочь Афродиты закончила прическу, то выяснилось, что она сделала «водопад», который часто носила в лагере. Не самая практичная прическа, но переделывать что-либо уже не было смысла. Оставив все как есть, Оливия прижгла рану на щеке перекисью водорода. Она всегда наносила хотя бы тональную основу, не говоря уже о туши, геле для бровей и помаде, но сейчас не хотелось. Без разницы. Все равно, что подумают другие. Что подумает Филипп ди Анджело. Столовая для ребят стала не местом принятия пищи, а скорее местом, где можно собраться всем вместе и обсудить все проблемы, решить, что делать дальше. Ну и заодно поесть. Все выглядели так, будто не спали трое суток, что было недалеко от истины. Жевали без аппетита, почти не разговаривали, буквально засыпали. Не смотря на то, что Оливия нормально не ела сутки, вместо голода она чувствовала тошноту, кусок не лез в горло. Девочка вяло ковырялась в тарелке с брокколи, уговаривая проглотить себя ещё кусочек. Оливия не могла объяснить этот странный приступ тошноты. Конечно, можно свалить на стресс и переутомление, но где-то в глубине души Хьюстон понимала, почему ей так плохо. Она чувствовала себя убийцей. Она убила живое существо. Лишила кого-то жизни. Разве это не ужасно? Здравый смысл кричал, что это монстр (!) и что он убил бы её (!!!), но поделать с собой дочь Афродиты ничего не могла. Она вегетарианка до мозга костей. И дело даже не в том, что есть овощи и фрукты полезно для здоровья и фигуры. Просто Оливия не могла позволить, чтобы живое существо страдало из-за неё, а тем более погибало. И теперь, лишив жизни бедного монстра, Оливия не могла отделаться от навязчивой мысли, что кровь - на её руках. Она даже смотреть на томатный сок Эммы не могла без содрогания. Почувствовав, что на неё кто-то смотрит, Оливия осторожно оторвала глаза от тарелки, но быстро опустила их, встретившись с колким взглядом темных глаз. Оливия уткнулась в тарелку и густо залилась краской, став необычайно похожей на златоволосую помидорку. Почему он смотрит на неё так пристально? Что разглядывает? Смеется над ней? Конечно, ей следует быть наглее, поднять лицо и столь же пристально разглядывать его, но Хьюстон не могла преодолеть сковавшего её смущения и внимательно изучала орнамент скатерти. Филипп не смог сдержать улыбки, глядя на её румянец. В течение завтрака он успел рассмотреть каждую веснушку на её лице, и то, что она так реагирует, очень забавляло его. На самом деле, он разглядывал Оливию не только потому, что ему нравилось смущать её, но это, конечно, являлось причиной тоже. Просто он не мог понять значение выражения её лица. Казалось, она вот-вот заплачет или утопится в своём морковном соке. Что-то явно терзало её, и Филипп не мог понять, что. Оливия кинула беглый взгляд на ди Анджело. Этот парень очень пугал её, заставлял дрожать с макушки до пят. Лицо его было необычайно сурово и жестоко, оно отталкивало. Плюс ко всему она была ему ниже плеча, и, невысокая сама по себе, рядом с ним она ощущала себя совсем крошечной. Филипп ди Анджело пугал её, и в то же время вызывал странный интерес. Почему он такой? Как жил он до этого момента? Что с его семьей? Но, конечно, Оливия не должна думать о таких глупостях, как парни! Она должна переживать за пропавших ребят! И она действительно очень волнуется за них. — Ладно, ребят. Дело принимает серьёзный оборот, нужно быть готовым ко всему. Нам всем нужен отдых, поэтому я предлагаю отправиться спать, но перед этим неплохо бы потренироваться, — сказала Сара. Арену устроили на палубе. Девчонки сели прямо на пол, чтобы наблюдать, как будут сражаться парни. Первый драться вызвался Альберт, вызвав на «дуэль» Филиппа. Оливия с изумлением осознала, как Альберт похож на павлина. Даже в таких сложных обстоятельствах он тщательно следил за собой: волосы уложены, футболка-поло с надписью «Я твое солнышко», выгодно подчеркивающая фигуру, идеально выглажена, кеды в идеальной чистоте. Он выглядел лишь немного помятым и… таким самовлюбленным! Он пафосно махнул головой, отбрасывая волосы назад, повертел в руках меч, обворожительно улыбнулся, демонстрируя белоснежные зубы. От этой улыбки девочка когда-то не спала ночами, сходила с ума, а сейчас она казалось ей наигранной и неестественной. Казалось, что сейчас перед ней совершенно другой человек, совсем не тот, в кого она когда-то влюбилась без памяти. Почему он так изменился? Или это она стала смотреть на вещи по-другому? Филипп вел себя совсем иначе. Оливия пыталась не таращиться, но ничего не могла с собой поделать, и жадно ловила каждое его движение. Парень всем своим видом демонстрировал пренебрежение к Альберту. Без лишних движений достал из ножен меч из стигийской стали, неторопливо завязал шнурки, одернул майку. А потом резко, без предупреждения сделал выпад. Альберт растерялся, явно не ожидая такого напора. Мечи скрестились. Оливия, как завороженная, следила за битвой. Альберт был неплох, но Филипп…! Он двигался молниеносно, наносил удары без малейшего напряжения, с такой ловкостью уворачивался от выпадов Ала! Это было прекрасно и ужасно одновременно. В обычно таких пустых, темных глазах сейчас горел огонь, лицо исказила гримаса ненависти, он дрался так, будто от этого зависела вся его жизнь. В каждом движении была лютая злость. И в то же время он был удивительно красив. Черные волосы хлестали по лицу, жили совершенно своей жизнью, мускулистые руки были поразительно красивы. Он был совсем немного выше сына Аполлона, но гораздо лучше сложен. Он был грациозен, как кошка. Оливия с ужасом подумала, что он действительно красив… А ведь они похожи! Это открытие стало для девочки таким потрясением, что она совершенно растерялась. А ведь и правда: чуть длинноватые черные волосы, нос с горбинкой, высокий рост, темно-карие глаза. Но вместе с тем такие разные! Волосы Альберта гладкие, блестящие, шелковистые, красиво развиваются на ветру, а у Филиппа они спутанные, неухоженные. Глаза Вельо теплые, а у Ди Анджело, наоборот, темные, злые. Да, черты лица внука Аида были жестче, более мужественны, что ли. И оба совершенно чужие. Меч Вельо отлетел в сторону спустя минуту битвы. На память о сражении Филипп оставил ему несерьезную рану на руке. Сын Аполлона выглядел взбешенным, но не растерял своей уверенности. Он, все ещё продолжая улыбаться, поднял свой меч, слащавым голосом похвалил Филиппа и направился к Оливии. Не понятно почему, но Оливия смутилась. — Заштопаешь меня? — ласково улыбнулся Ал. — Конечно, — немного растерянно улыбнулась Оливия в ответ, бросив осторожный взгляд в сторону Филиппа. Тот даже не взглянул в их сторону. Пока Оливия обрабатывала раны Вельо, Филипп за пять минут справился с Калебом, который слыл хорошим фехтовальщиком. Эмма ушла тренироваться в оружейную, Сара кидала чакры в конюшне, осталась лишь Оливия. После поражения Калеб так же попросил её помочь ему, на что дочь Афродиты согласилась с радостью. Пока она возилась с достаточно глубокой раной Калеба, Филипп сражался с Мейсоном, а Альберт что-то рассказывал ей. Хьюстон старалась не следить за битвой, но все равно постоянно поднимала глаза, наблюдая за этим неистовым сражением. Мейсон — лучший фехтовальщик Лагеря, интересно, кто же победит? И победил Филипп. Мейсон от души восхитился им и попросил преподать ему несколько уроков, после чего ушел отсыпаться. Калеб последовал за ним, и Оливия надеялась, что Альберт тоже уйдет, но парень не спешил. Как и Филипп. Он с непроницаемым лицом стоял в сторонке и следил за каждым движением парочки. А Альберта проперло на нежности. Он обнял Оливию, начал целовать, зарылся руками в волосы, но Оливия осторожно выскользнула. Ей было противно. Она не понимала почему, не понимала как, но ей было неприятно находится вместе с этим человеком. — Тебе надо отдохнуть, — натянуто улыбнулась она. Альберт подмигнул ей в ответ и наконец-то удалился. Оливия сама вызвалась подежурить, ибо все равно не могла уснуть. Так что лучше провести это время с пользой. — А ты не собираешься поспать? Ты хорошо поработал, — сказала Оливия. Она обратилась к нему в первый раз за все его пребывание на корабле и с трудом скрыла дрожь в голосе. — Ты так считаешь? — рассмеялся Филипп. — Да, ты был неплох, — деланно равнодушным голосом отозвалась Оливия. — Неплох? — в это устах это слова прозвучало чрезвычайно пошло. Оливия густо покраснела — Наверное. Филипп закатил глаза и пошел в каюту Майкла, выделенную ему на временное пользование. Наконец Оливия осталась одна, чему была несказанно рада. Оливия удобно устроилась на груде пустых ящиков, уперлась локтями в тот, что стоял повыше, подперла кулачком подбородок и устремила взгляд в небо. Её охватил озноб. О чем бы она не думала, какие бы мысли не занимали её голову, она без конца молила всех богов вместе и по отдельности, чтобы с пропавшими друзьями было все хорошо. И даже не замечала, делая это на подсознательном уровне. И сейчас она зажмурилась и принялась шептать бессвязную молитву, содрогаясь всем телом при мысли, что с ними что-то случилось. Как же она устала! Эти бесконечные слезы, проблемы, переживания! Все это буквально съедало её изнутри, как червь съедает яблоко. Оливия чувствовала себя опустошенной, взвинченной, взволнованной и безразличной. Девочка никогда не любила ночь, ведь она всегда навевает все то, о чем так сильно хочется забыть! Луна словно смеялась над ней. И как же она похожа на ту луну! Все так же нет звезд, только чернота, холодный, пробирающий до костей ветер и луна. Блеск стали. Красно. Страшно. Беги! Улица. Ветер. Холодно. Луна. Слезы скатились по щекам и при свете луны напоминали драгоценные камушки. Дочь Афродиты шмыгнула носом. Это воспоминание преследовало её всю жизнь. Днем так просто быть счастливой, но ночью, когда ты остаешься один на один со своими страхами, это почти невозможно. И как же хочется спать! Уснуть, забыть хотя бы на минуту о своих бедах, переживаниях. Просто уйти от самой себя. Почувствовав на себе взгляд, Оливия оглянулась. От удивления и ужаса она не смогла пошевелиться. Перед ней стоял Филипп Ди Анджело, и при таком тусклом освещении казался ещё более пугающим, чем обычно. — Что ты здесь делаешь? — не своим голос произнесла Оливия. — Принес плед, — просто ответил парень. Девочка только сейчас обратила внимание на то, что он держал в руках. Действительно, плед. — Зачем ты его принес? — осторожно спросила Хьюстон, ожидая какой угодно подвох. — Для тебя. Оливия была удивленна настолько, что перестала плакать. — Для меня? — Ого, да ты ещё и глухая, — присвистнул Филипп. - Да, тебе. Сейчас очень холодно, ты замерзнешь и заболеешь. — Чего? — ошарашенно переспросила Оливия. Он заботится о ней? — Да ладно, ты серьёзно глухая! Мда… Да, я принес его тебе. Если ты заболеешь, кто будет лечить всех остальных? Оливия отвернулась. Волна дрожи пробежала по всему телу, и дело было вовсе не в холоде. Слишком страшно, слишком похоже, слишком пугающе, слишком, слишком… — С твоими глазами что-то не так, — изрек Филипп, садясь на ящик напротив. — Они.. фи..олето..вые, — заикаясь от слез, произнесла девочка, спрятав лицо. — Да нет же, они все время зареванные. Почему он не уходит? Пусть просто уйдет! Это невозможно! Ей так плохо! Остаться одной. Спрятаться от этой ночи. Сбежать. Уйти. Скрыться. Пожалуйста! — Пожалуйста, уйди, — прошептала Оливия. — Почему? — Просто уйди. — Нет. — Почему? Оставь меня! — Я не хочу уходить. Мне интересно, какие у тебя могут быть проблемы. Что, ноготь сломала? Оливия закрыла лицо руками и разрыдалась. Её трясло. Она чувствовала, что ещё немного, и она просто умрет от разрыва сердца. Человеку не может быть так больно. — Оу, да тут дело посерьёзнее. Окей, ты испачкала очень дорогую кофточку. Я угадал? Оливия не видела лица Ди Анджело, но если бы взглянула, то сразу бы все поняла. Оно не было насмешливым, ироничным, оно было… сочувственным. — Просто уходи. — Ладно, хочешь, я расскажу тебе одну очень веселую историю? Жил-был маленький мальчик по имени Филипп Ди Анджело. Его мама умерла при родах, а отец делал вид, что маленького Филиппа совсем не существует. Маленький Филипп рос странным мальчиком: повсюду видел призраков, слышал голоса, любил играть на кладбище, разговаривать с мертвецами. Дети не играли с мальчиком, потому что их мамаши-дуры строго-настрого запретили подходить к нему. Да они и сами боялись маленького Филиппа, и всякий раз, когда он появлялся на улице, закидывали камнями. Когда маленькому Филиппу исполнилось семь лет, к нему пришел страшный дядя и забрал его жить к себе в Подземное Царство. Там мальчик узнал, почему он такой странный. До тринадцати лет Филипп не выходил из Царства Мертвых. Учился там разным наукам, в том числе и искусству боя, общался с мертвецами, гулял по Полям Асфоделей. В тринадцать лет дедуля Аид позволил ему выйти на землю. С тех пор Филипп сражается с монстрами, зависает в МакДональдсе и изредка спускает домой. Конец истории. Ах да, отца я не видел с семи лет. За все это время он ни разу не поинтересовался как я, что со мной. Уверен, он сейчас сидит на нашем старом диване в гостиной, смотрит тупую передачу и жалеет себя. Оливия не замечала ничего вокруг себя. Весь мир сузился до маленькой полоски, в которой место было только для Филиппа Ди Анджело. Она не замечала слез, что полноводными ручьями текли по её щекам, она только смотрела на Филиппа, слушала его и не понимала: почему он рассказал ей это? Было удивительно наблюдать перемену, произошедшую с ним: выражение его лица утратило злобу и ненависть, уступив место безразличию, отрешенности, и только в черных, как черные дыры в космосе, глазах была такая печаль, такая боль и горечь, что девочке стало страшно. Он замолчал, устремив взгляд на неё. Оливия больше не чувствовала страха перед этим человеком, она увидела его совсем другим, каким вряд ли его видел кто-либо ещё. И вдруг она поняла, почему. Он открылся ей, чтобы и она открылась ему, выговорилась, сказала все, что так долго держала в себе. Девочка прикрыла глаза, собираясь с мыслями, вздохнула и заговорила. — Афродита разбила отцу сердце. После её ухода он не смог жить дальше, постоянно менял место работы, пил без конца и плакал. У меня была бабушка, которая заменила мне и мать, и отца. Она покупала мне красивых кукол, нарядные платья, пела перед сном, заплетала косы и очень любила меня, окружила бесконечным теплом и заботой. До отца мне не было дела, он почти не существовал для меня. Иногда мне становилось любопытно, и я, спрятавшись за дверью, часами смотрела, как он пьет и плачет, совсем как ребенок. И когда я спрашивала у бабушки «что с папой?», она шикала на меня, давала печенье и приказывала больше никогда так не делать. Отец иногда вспоминал обо мне: сажал на колени, гладил по волосам, что-то бессвязно бормотал о том, как я похожа на мать… Но чем старше я становилась, чем больше он пил, тем сильнее становилась его ненависть ко мне. Он считал именно меня виновницей в своих неудачах, стал бить, но бабушка всегда меня быстро спасала, отбирала у отца бутылку и запирала в туалете, пока тот не трезвел и не уходил на работу. Но однажды, в очередном пьяном порыве, он ночью вломился в мою комнату и стал избивать. Я плохо помню, что он конкретно делал. Все было неважно до того момента, как он достал нож. Тут и появилась бабушка. Когда он занес нож, чтобы убить меня, бабушка резко оттолкнула меня, закрыв собой. Он сошел с ума и между ударами ножа выкрикивал «Старая ведьма! Ненавижу!» А я стояла и смотрела, как умирает самый дорогой человек на свете. Я опомнилась, когда бабушка на последнем вздохе закричала «Беги!». Я выбежала на улицу, где уже стояло несколько машин скорой помощи и полиции. Соседи услышали крики и вызвали. В больнице я пролежала полгода с нервным срывом. На похороны бабушки меня не пустили. Отец скончался в тюрьме спустя год - покончил с собой. Когда меня собрались отправить в детский дом, за мной пришел сатир. С тех пор я живу в Лагере Полукровок. И да, за эти девять лет я не видела Афродиту ни разу. Оливия глубоко вздохнула. До этого времени, чтобы дышать у неё не было. Она вдохнула свежий воздух и почувствовала, как стало легко, как если она девять лет носила на плечах огромный камень, а сейчас бросила его за борт. Слезы высохли ещё на середине рассказа, и теперь девочка просто смотрела на Филиппа. Она почему-то подумала, что он сейчас обнимет её и скажет, что все это позади, что все хорошо. Но ничего такого он не сделал. Просто усмехнулся и сказал: — Да уж, даже не знаю, кому присудить почетный титул «Самое дерьмовое детство в истории». До этого я гордо носил этот титул один, видимо, пришло время делиться. Отломить тебе кусочек? Оливия почему-то рассмеялась. И удивилась, когда Филипп улыбнулся в ответ. Не просто усмехнулся, поморщился, дернул уголки губ. Именно улыбнулся. Хьюстон даже не подозревала, что он умеет улыбаться! — У вас в команде крутые ребята. Правда, эта рыжая, Сара, кажется, явно меня ненавидит. Она странная какая-то. — Ты что?! — возмутилась девочка. — Сара потрясающая! Ты даже не представляешь, какая она умная и способная! Она разбирается в технике лучше всего домика Гефеста вместе взятого! И, кроме того, она очень милая, добрая, веселая, забавная! Оливия замолчала на секунду, чтобы перевести дыхание, и собралась продолжить приводить доводы, но вдруг заметила, что парень улыбается. — Эй! — обиженно воскликнула она — Прекрати смеяться надо мной! — Мне нравится смеяться над тобой, — пожал Филипп плечами. — Тебе нравится смеяться над людьми, это неправильно. — Да, но над тобой мне нравится смеяться больше. — Мне принять это за комплимент? — Как хочешь. — Почему ты пришел сюда? Филипп нахмурился. Если бы он сам знал ответ на этот вопрос. — Тебе надо поспать, ты зеваешь каждую минуту. Держи плед. Дочь Афродиты без возражений укуталась в протянутый плед, удобно, насколько это было возможно, устроилась на ящике и блаженно прикрыла глаза, чувствуя странную легкость в области груди. Она чувствовала себя защищенной, и не могла понять почему… Хьюстон обязательно задумалась бы над этим, как и над тем, что она чувствовала к Филиппу, но не успела, заснув. — Я все ещё считаю, что это плохая идея! — воскликнула Афина, скрестив руки на груди. — Замечательно! А раньше ты этого сказать не могла? — закатил глаза Гермес. — Я говорила, но меня никто не слушал! — Если ты продолжишь так орать, то мы навсегда потеряем способность что-либо слышать, — поморщилась Афродита. Оливия удивленно озиралась по сторонам. Она ни разу не была в тронном зале Олимпа, но из многочисленных рассказов друзей примерно представляла себе, что это за место, и потому сразу поняла, где очутилась. Двенадцать богов восседали на своих тронах. Кто бы мог подумать, сам Дионис здесь! Девочка не совсем понимала, что здесь делает, и почему её никто не замечает. — Не надо затыкать мне рот… — Афина, успокойся! — Гера примирительно подняла руки. — Глупыми спорами мы ничего не добьемся. Мы уже приняли решение, процесс запущен, скоро их силы начнут выходить из-под контроля, и они сделают свой выбор. — Если не сгинут в поиске, — вставил Гефест. Гера прожгла сына гневным взглядом, но промолчала. — Ты сам понимаешь, что помочь мы им не можем, — мягко сказал Зевс. — Очень умно вывести силы наших детей из-под контроля, когда они находятся в и без того сложном поиске, — язвительно заметила богиня мудрости. — Вероятность их гибели растет, а значит, нам придется тратить время на поиск новых полубогов, а это требует времени! Которого у нас нет! Все происходит быстрее, чем мы могли себе представить. Девятка подобралась просто идеальной! — Да, но у них появился десятый… Оливия навострила уши. Речь шла о Филиппе. Она уже давно поняла, что это сон, которые из-за сильнодействующего снотворного ей не снились очень давно. Боги спорили о чем-то непонятном и очень важном. — Да, Мейсон интересный экземпляр, — Зевс выразительно взглянул на Гермеса. — Но мы не имеем права вмешиваться, им предстоит разобраться во всем самим. Что? Мейсон? Она не ослышалась? Что не так с Мейсоном? — Это глупо! — снова закричала Афина. — Мои перепонки, — зажмурилась Афродита. Неожиданно богиня любви посмотрела прямо на Оливию. Она озорно подмигнула девочке и прошептала одними губами «Не благодари. И кстати, он душка». Ди Анджело внимательно смотрел на неё. Странно. Зачем он сидит с ней, нянчится, как с маленькой? Ему не нужны чужие проблемы! Парень пытался уговорить себя, что ему все равно, что ему плевать на эту девчонку, но странное желание защищать её не покидало. И это очень пугало его.