Дом, где живет она

      Антонин трансгрессировал в лесок за бывшим поместьем Крэббов – домом, служившим ему убежищем, а самое главное, домом, где жила она. Блёклое одинокое здание с колоннадами по обеим сторонам и высоким шпилем на куполе основного здания - образчик барочной архитектуры, проглядывающее через тощие стволы молодых деревьев, смотрелось угнетающе в ещё по-весеннему серых предрассветных сумерках. Крэбб Хауз с мрачным спокойствием и укором смотрел на него тёмными провалами окон, перемежавшимися белыми ионическими колоннами, напоминавшими зубы. Антонин смахнул с мантии тяжёлый мокрый снег, упавший на него с дерева от трансгрессионного толчка, и медленно зашагал к дому, проваливаясь в сугробы. Обойдя колоннаду левого крыла, Долохов встал на пяточке перед центральным входом, и, с каким-то щемящим в груди чувством, распахнул их. Из недр дома тут же пахнуло сыростью и пылью. Практически всю зиму дом стоял брошенным, и сейчас как уличный пёс завшивел и заболел. Вокруг стояла мёртвая тишина, даже первые весенние птицы умолкали рядом с этим умирающим гигантом, а рахитичный лес лишь усугублял общую невзрачную картину.       Антонину этот дом никогда не нравился, он был абсолютно не его. Ни стиль, ни дух Крэбб Хауза не вызывали в груди приятной теплоты. Долохов, который видел всё изящество и грацию барочных ансамблей Петергофа и Ленинграда, континентальных соборов, не мог воспринимать это поместье как нечто искусно сделанное. Он толком не знал этот дом, едва ли не две трети комнат остались закрытыми и не исследованными. Антонин не хотел их знать, ему было достаточно общей гостиной, столовой, кабинета и собственной спальни, которая служила прежним хозяевам гостевой комнатой. Ещё он знал, где жила Гермиона и даже пару раз заглядывал туда, но остальные помещения в течение двух лет, что они жили здесь, оставались нетронутыми. И если кто и бывал там, так это Поппи, неустанно стиравшая пыль с консолей, полочек и столиков.       Но всё же Крэбб Хауз стал его домом, пусть Антонин и не мог вспоминать о нём с теплотой. Много ужасных вещей, о которых Долохов будет жалеть до конца своих дней, произошло в этих стенах. Здесь они с Гермионой ни секунды не были счастливы; здесь он собственными руками ломал её хрупкое тело; здесь Лорд пытался их убить; здесь до сих пор витал дух бывших хозяев. Антонин не был близко знаком с мистером Крэббом, но точно знал, что это был один из умнейших людей, которому удалось наравне с Малфоем отвертеться от Азкабана и остаться при этом наплаву.       Долохов шагнул в холл и повёл палочкой, обнаруживая сигнальные чары, которые были установлены почти на каждом шагу. Он брёл по коридорам, отменяя их, и пытаясь возродить хотя бы одно приятное воспоминание. Антонин добрался до гостиной, которую они с Гермионой так спешно покинули, и в нос ударил неприятный запах разложения. Он оглядел комнату, зажав нос рукавом мантии, и обнаружил у камина что-то, напоминающее груду грязного тряпья. Именно этот объект был источником запаха. Он подошёл ближе и нагнулся, с сожалением понимая, что это Поппи. Долохов поджал губы, еле сдерживая гнев, представив, как храбрая домовуха бросилась на помощь своим хозяевам, и погибла от руки одного из этих мерзавцев. Антонин, выпрямившись, вновь окинул гостиную взглядом. На столе до сих пор стояли шесть чайных пар и заварный чайничек. Рядом стояло кресло, в котором он сидел, а на подлокотнике которого, примостилась Гермиона. Думая об этом, Антонин почувствовал разливающееся в груди тепло. Пожалуй, это было самое приятное воспоминание, которое могло родиться в этом доме.       Но развивать мысль дальше у него не было времени, он должен был выполнить миссию, оказавшуюся внезапно очень важной. Если бы он тогда знал, что этот брачный браслет будет настолько им необходим, то обязательно бы запомнил место, где его выбросил, точнее. Но сделанного не воротишь, и нужно было хотя бы попытаться вспомнить. Антонин подошёл к тому месту, откуда, как ему помнилось, они трансгрессировали, и закрыл глаза. И перед его внутренним взором восстали воспоминания того дня. Он вспомнил собственные злость и бесшабашное отчаянье; вспомнил, как в первый раз бессознательно попытался защитить Гермиону, сжимая её руку в своей ладони; вспомнил безразличие в глазах Малфоя; и, наконец, вспомнил, какой образ родился в его голове перед взмахом палочки. На самом деле образов в его голове было много, но Антонин недавно гулял по очень уединённому месту в разбитом за Крэбб Хаузом парке. Он даже понял почему выбрал именно это место. Оно находилось на небольшом уклоне, ведущем к заболоченному озеру, и казалось ему наиболее защищённым, тенистым из-за свисавших длинными плетями ив. Антонин прятался там от Гермионы, не выдерживая её молчаливого презрения, бесконечного хруста её костей и собственного бессилия.       Он взмахнул палочкой и трансгрессировал туда. Его ноги тут же утонули в снегу, и Антонин покачнулся, припадая на оба колена. Не желая медлить, он принялся поднимать в воздух снежные пласты размером с обеденный стол, просматривать оголившиеся участки земли, вглядываясь в пожухлую траву, а потом как сквозь сито просеивать тяжёлый мокрый снег. Он делал всё с оглядкой, боясь, что его могут подловить в самый неподходящий момент. Хоть Антонину ничего и не приходилось делать руками, но ему всё же стало жарко и спустя полчаса безрезультатных поисков, он повесил свою зимнюю мантию за капюшон на так удачно торчащую в сторону сухую ветку вяза. Работа продолжалась, и Антонин начал задумываться о том, что возможно он выбрал неправильную стратегию поиска. Непроверенных участков становилось всё меньше, а браслета нигде не было видно. И на ум приходила так старательно отгоняемая им мысль, что он выбрал не то место, и ему только казалось, что они с Гермионой трансгрессировали именно сюда. Ведь были же ещё места, которые приходили ему в голову тогда. Но Долохов сжал зубы и упрямо просеивал снег участок за участком, понимая, что если не найдёт браслет с первого раза, то повторит процедуру вновь. А если после этого не найдёт, то перейдёт на другие участки.       Совсем потеряв надежду и отупев от усталости, он принялся за последний участок – где сейчас стоял сам. Не без сарказма Антонин подумал, что будет презабавно найти браслет именно здесь. С мрачной торжественностью он поднял снег вверх и принялся перетряхивать его. В снежной гуще мелькнуло что-то металлическое, и сердце Долохова ёкнуло. Он аккуратно свалил остатки сугроба на соседний проверенный участок, и бросился к тому месту, куда упал предположительно браслет. Он был готов молить всех богов, лишь бы это оказался именно браслет, а не как несколько предыдущих раз - камни и прочий мусор.       Но не успел он опуститься на колени, как его мантия, раздуваемая весенним южным ветром, неожиданно вспыхнула и рухнула в снег вместе с обломанной веткой. Антонин замер в нерешительности, анализируя происходящее. Похоже, кто-то принял его мантию за него самого, и только чистая случайность и необычайное везение уберегли его от смерти. Он быстро поднялся на ноги и спрятался за стволом вяза, очень тощего из-за близости испорченной воды. Сердце колотилось, отсчитывая бесконечно медленные секунды. Он слышал собственное громкое дыхание, чувствовал лёгкую дрожь в руках. С трудом справившись с волнением, Антонин заглянул за ствол, пытаясь найти неожиданного гостя. Руквуд пробирался через сугробы, помогая себе руками. Долохов догадался, что где-то он прокололся с сигнальными чарами, если его нашли уже через полтора часа на такой большой территории парка. Но он и не слишком рассчитывал, что всё пройдёт гладко. Делать нечего, похоже, революция начнётся гораздо раньше, чем все думали. И начнётся она со смерти Августа Руквуда.       - Антонин, старый друг! – выкрикнул Руквуд, наставляя палочку на ивовые заросли, где, как ему казалось, укрылся Долохов. – Не прячься от меня, не будь трусом.       Антонин молчал, не желая выдавать своего местоположения, и лишь одним коротким взмахом палочки срубил сухую ветку с дерева немного правее от себя. Руквуд отреагировал незамедлительно, послав туда сгусток огня. Долохов понял, что Август настроен серьёзно и вряд ли будет его слушать.       - Где ты? – немного раздражённо спросил он. – Где? Опять прячешься за юбку своей девчонки? Думаешь, она стоит того? – Антонин проигнорировал его слова. Но Руквуд не желал оставлять пространную беседу о Гермионе. – Лорд не может понять, чем она тебя так привлекает. Но я-то знаю чем. Любой, кто хоть раз видел эту фурию в бою, захотел бы обладать ей. О, как мы потешались над твоими попытками приручить её. Да, да, Лорд был так любезен, что рассказал мне и Люциусу об этом. Бедный Антонин, ты даже не представляешь, как был далёк от своей единственной цели. Но я так понимаю тебя, я понимаю твою похоть.       Антонин сморщился, но предпочёл промолчать. Ничего этот идиот не понимал и никогда бы не понял.       - Она действительно чудесна. Ах, как она была восхитительна – эта твоя дикая кошечка, когда Роули приволок её бесчувственное тело. Её милая мордашка, испачканная сажей, всё равно была прекрасна. А её тело…м-м-м, - Руквуд закатил глаза и с чувством выдохнул. - Какое прекрасное у неё тело. Какая нежная кожа. Я до сих пор чувствую на своих пальцах её кожу. Кажется, что они всё ещё даже пахнут ей…       Антонин озверел. Он зажал палочку в кулаке и, развернувшись лицом к Руквуду, ударил его невидимым хлыстом. Долохов бил и бил, не разбирая направления, хлестал со всей дури. Снег разлетался в клочья от его хлёстких ударов. Сквозь свист от взмахов и острые щелчки ударов кнута слышались подлые смешки Руквуда. Антонин будто обезумел от слов Августа, и ему даже в голову не приходило, что он говорит это специально, чтобы разозлить его.       - Глупый, глупый Антонин! Женщина сделала тебя слабым, - с наигранным сочувствием выкрикнул Август уже из другого места. Долохов чертыхнулся. Ему нужно было немедленно успокоиться, но мысли о Гермионе и о том, что кто-то помимо него мог касаться её своими грязными руками, приводила в бешенство. Он уже начал понимать, что слова Руквуда лишь уловка, не имеющая с действительностью ничего общего, но смириться всё же было трудно. Долохов глубоко вдохнул, сдерживая дыхание и мечущееся в груди сердце. Краем глаза он заметил, как чёрная дымка скользнула по парковой дорожке вверх по склону, и тут же последовал удар Бомбарды в его укрытие. Антонин еле успел перекатиться к корням злосчастных ив. Чуть отдышавшись, он наметил себе путь к отступлению в сторону Крэбб Хауза, и как можно лучше представил себе маршрут. Его тело полутенью* пронеслось над снежным кровом, скользя между стволами деревьев. Долохов чувствовал, как Руквуд не отстаёт от него.       Плюхнувшись в сугроб со всего маху, он тут же выставил щит, ища глазами Августа. И он не заставил себя долго ждать, неожиданно выскочив из-за спины. Антонин успел использовать Конфринго, оплавляя снег и взрывая дерево в щепки, и рассыпаясь в пыль, скользнул вверх ближе к поместью.       Антонин спрятался в галерее, примыкавшей к основному зданию, и отдышался. Руквуда нигде не было слышно и видно, но Долохов даже не надеялся, что так просто смог от него избавится.       - Где же ты? – пропел Руквуд, выходя на дорожку перед Крэбб Хаузом, открытую всем ветрам. Барочная архитектура всегда славилась своими каскадными парками, разбитыми перед домом. Вазоны и статуи, покрытые снегом, возвышались по периметру и на перекрёстках прогулочных дорожек. Антонин стоял за колонной, и Август действительно его не видел. Долохову оставалось выждать момент, когда голос Руквуда переместиться чуть правее, чтобы совершить мгновенную атаку.       - Скажи, она хороша в постели? А? Она страстно стонет под тобой, или терпеливо и с отвращением ждёт, когда ты закончишь, чтобы потом смыть с себя позор? Ты доводишь её до оргазма? А может ты того… уже не способен? Говорят, после Азкабана не у всех работает, а ты так долго там сидел. В таком случае она должна любить тебя платонически! – он гадко рассмеялся, но Антонина больше не задевали его слова. Он смог побороть в себе демонов ревности и неуверенности в себе, и терпеливо ждал, когда Руквуд, наконец, сдвинется с места, чтобы добить этого ублюдка. Но, похоже, Август догадался, что на него больше не действуют подколки на тему их с Грейнджер брака, и решил сменить тактику. Он бил Бомбардой по колоннам, намереваясь обрушить галерею.       - Давай же, чёртов бесхребетный червяк, выползай из своей норы! Будь мужчиной до самого конца. Я не верю, что Лорд мог ценить тебя так высоко. Ты - жалкое посмешище, а не маг. Ни на что не годный старик. Я обрушу эту колоннаду тебе на голову, если не вылезешь оттуда! – он замолк, ожидая реакции, но Долохов молчал. - Ну и чёрт с тобой, умри, тогда как шелудивый пёс! Бомбарда Максима!       Антонин выскочил из своего укрытия ровно тогда, когда Руквуд меньше всего этого ожидал – в момент произнесения заклинания. Он оказался не готов к напору Долохова и лишь чертыхнулся, выставляя щит. Антонин молниеносно лупил по нему мелкими быстрыми заклинаниями, уходя от ответных замедленных атак Августа, оборачиваясь в чёрный туман. Он кружил вокруг Руквуда, как оса, не давая прийти в себя. Не позволял ему выйти из круга, который очертил, оттесняя его к центру парка, туда, где нельзя было укрыться. Антонин на краткий миг представал перед Руквудом целиком, отталкиваясь ногой от земли и выстреливая Экспульсо или Дефиндо, и снова рассыпался вокруг Упивающегося дымкой, в которой трудно было что-либо различить. Времени на более сложные заклинания у него не было.       Лицо Августа заливала кровь, левая рука беспомощно повисла вдоль тела, он еле держался на ногах, проклиная Антонина. Но и Долохов уже почувствовал усталость. Ему не хватало дыхания, и лишь годами отработанные движения палочкой не давали ему запнуться и сдаться. Кисть онемела и затекла оттого, как он крепко сжимал палочку. Заклинания становились с каждым мгновением всё слабее. И Антонин гадал: насколько его ещё хватит. Он решил, наконец, добить Руквуда, выбрав для последнего удара более изощренное заклинание, чтобы он помучился перед смертью. Недаром он считался мастером пыток.       Но, видимо, Август пришёл в себя, и просчитал момент между атаками, всадив в Долохова Бомбардой в тот момент, когда он материализовался. Два мощнейших заклинания встретились, лопнув большим огненным шаром. Антонин увидел, как земля поменялась местами с небом несколько раз, услышал, как ветер свистит в ушах, и почувствовал, что плечо его обожгло ужасной болью. Тело его, безвольной куклой врезалось в сугроб. На мгновение всё померкло. Боль волнами пульсировала в районе правой руки. Он боялся посмотреть в ту сторону. В какой-то момент ему показалось, что руку вовсе оторвало, и он тут же представил себе, что бы сказала Гермиона, увидев его таким. Он собрал оставшиеся силы и с трудом повернул голову вправо. Рука была на месте, но плечо и предплечье явно были сломаны в нескольких местах. Крови не было, а это значит, что переломы закрытые. Медлить нельзя, иначе можно действительно потерять руку. Он, полежав так ещё с пару минут, шипя от боли, сел в сугробе, в который так удачно прилетел, и пытался понять: почему Руквуд до сих пор не добил его, хотя он Мерлин знает сколько времени провалялся здесь в отключке. Антонин оглядел поляну вытоптанного снега и увидел тело Августа, лежавшего навзничь. Долохов посмотрел вокруг себя в поисках палочки, и обнаружил её обломки у себя под ногами. Невесело ухмыльнувшись и превозмогая боль во всём теле, он поднялся на ноги и заковылял к Руквуду.       Тот ещё дышал, но уже был готов отдать душу дьяволу. Антонин припал перед ним на колени, схватился за его палочку, до сих пор зажатую в кулаке, и попытался вырвать. Но Август держал её крепко, сверля Долохова ненавидящим взглядом. Из его горла вырывались ужасные булькающие звуки, а у губ пенилась кровь. Но он не переставал бороться.       - Отпусти, ублюдок, тебе всё равно пришёл конец, - прохрипел Антонин. В голове у него звенело, и он с трудом фокусировался на лице Августа. Руквуд что-то злобно булькнул, отчего пена на его губах вздулась большими бордовыми пузырями. Не найдя в себе сил бороться дальше, Антонин оставил палочку в покое, схватил пригоршню снега и закинул Руквуду на лицо. Он зачерпывал ещё и ещё, пока вместо головы Августа не образовалась горка. Антонин положил ладонь сверху, придавливая мокрый снег, и наблюдал, как он розовеет от крови. Руквуд беспомощно задёргался в предсмертных конвульсиях, выгибаясь дугой, ноги его отплясывали джигу. Антонин надавил на снег сильнее, чтобы снежный холм не рассыпался. Через неопределённую бесконечность времени Август затих, палочка выпала из его ослабевших рук. Антонин горько рассмеялся, подхватил палочку и встал с колен. Ему ещё нужно было забрать браслет, но на трансгрессию уже однозначно не хватит сил. И кто знает, найдёт ли он браслет в тех сугробах, он так и не понял. Из-за Руквуда он не успел ничего разглядеть. Да, права была Гермиона: нельзя надеяться только на молниеносную атаку, нужно ещё уметь защищаться. А он опять рассчитывал только на свою отменную боевую технику. Похоже, он стал действительно стар для таких вещей, раз даже Руквуд смог его одолеть. Антонин был единственным из старой гвардии Лорда, кто дожил до этого дня. Остальные – это в основной массе дети, стоявших с ним у истоков. Они все моложе него лет на двадцать пять. Пожалуй, только сам Рэддл мог с ним поспорить, но у него было новое тело, а это многое меняло.       Пока Антонин, с трудом передвигая ноги, волочил себя к браслету, он нашарил в кармане фальшивый галеон. Кое-как нацарапал на нём:        «О нас уже знают. Готовьте атаку. Браслет почти у меня.»       Подобрав со снега галеон, он зажал его в кулаке, ожидая ответного послания. И оно не заставило себя ждать. Он разжал кулак и прочитал:        «Всё почти готово, ждём тебя»       Антонин болезненно скривился, понимая, что они вполне могут его не дождаться, но продолжил свой путь. Он, наконец, дошёл до того места и чуть не расплакался, расчувствовавшись. Прямо на том месте, где и предполагал Долохов, на снегу блестел золотом злосчастный браслет. Антонин сел под вяз, не находя в себе сил двигаться дальше и отправил ещё одно сообщение:        «Он у меня. Нужна помощь. Гермиона. Парк за Крэбб Хаузом»       Через секунду пришло ответное: «Иду!», и Антонин расслаблено откинулся на ствол дерева. Он не знал сколько времени прошло, казалось, что целая вечность, а Гермионы всё не было. Он принялся считать секунды, но быстро запнулся. В голову почему-то лез куплет из песни времён второй магловской войны, который распевали тогда полуголодные и замерзшие солдаты. Антонин был тогда ещё маленький, но всё же запомнил один единственный куплет. Его губы с трудом разлепились, и он почти шёпотом произнёс:       - … за тех, кто неделями долгими В мерзлых лежал блиндажах, Бился на Ладоге, бился на Волхове, Не отступил ни на шаг.       Он повторил куплет несколько раз, но неожиданно к горлу подступила тошнота и сознание его начало мутиться. Антонин почувствовал себя отчаянно беспомощным, как ребёнок. Ему было досадно и горько оттого, что он так мало сделал, оказался таким бесполезным. Не смог даже довести миссию до конца. В последнее время его преследовали неудачи. И только Гермиона вытаскивала его наружу. Перед глазами проплыло что-то серебристое, и Долохов услышал знакомый голос. Его нашли, и он позволил себе закрыть глаза на мгновение. Тут же его обмякшее тело подхватили ласковые руки, и Антонина закрутило в цветном вальсе, от которого его затошнило ещё сильнее. Снаружи, за темнотой, в которой он прибывал, разносились разные голоса, кто-то бил его по щекам. Правую руку тут же ошпарило кипятком, и он окончательно выпал из реальности. ***       Гермиона ещё с утра, сразу, как ушёл Антонин, почувствовала себя не в своей тарелке, и попросила Кингсли связаться с оборотнями на всякий случай. Она ожидала, что Антонин найдёт браслет и им придётся экстренно предпринимать меры. Рэддл просто не мог не отреагировать на это. И, если он с помощью браслета их обнаружит, то им придётся не сладко. Лучше сразу быть готовым ко всему. Бруствер согласился с её доводами, допил чай и отправился на встречу с оборотнями в условленное место. Всё вокруг дышало беспокойством. Она связалась с Сакамандером и попросила их с Луной и кентаврами быть ближе к Хогвартсу и Хогсмиду. В случае опасности они должны будут встать на сторону профессоров.       Сама же она собиралась в Гринготтс, поговорить с Биллом и Гамбольдом о способе уничтожения крестража. Она надеялась, что гоблины дадут ей что-то на подобии меча Гриффиндора, или Билл найдёт какой-то другой способ. Ведь он был взломщиком заклятий и знал очень много интересного.       - Не думайте, миссис Долохова, что пообещав нам Британию, вы получите помощь и в этом деле тоже! – надменно заявил управляющий. – Мы платим золотом за будущее, которое, как вы могли заметить, ещё имеет только вероятность случиться. И в ваших интересах, чтобы оно случилось. Иначе вы пожалеете.       - Как вы не понимаете, если не уничтожить эту вещицу, то никакого будущего не будет. И если вы думаете, что мне есть дело до ваших угроз, то вы жестоко ошибаетесь. Это в ваших интересах предоставить мне артефакт, способный уничтожить тёмную и древнюю магию, иначе вам некому будет мстить. Да и вам, судя по всему, придёт конец. Не думаю, что тот-кого-нельзя-называть, - Гермиону передёрнуло от собственных слов. Она всегда презирала такую формулировку, но другого выхода не было, - погладит вас по головке за предательство. Он убивает и за меньшее. И ему не нужны доказательства. Он сам себе прокурор, судья и палач. Вы же знаете, что и так находитесь под прицелом его палочки. Чего же вы так упираетесь?!       - Нет, - сказал, как отрезал Гамбольд.       - Ну почему?! – чуть не взвыла от негодования Гермиона, и умоляюще посмотрела на Билла. Но тот лишь ухмылялся, наблюдая за её попытками добиться своего.       - Потому что доверие стоит дороже золота, миссис Долохова.       - Я не нарушала своих обещаний, - зло бросила она. – У вас нет причин мне не доверять.       - Отнюдь, - премерзко улыбнулся управляющий. – Вам перечислить по пальцам все причины, по которым мы вам не доверяем?       - Извольте, - ехидно улыбаясь, брякнула Гермиона.       - Во-первых, - гоблин загну мизинец, - вы ограбили этот банк. Во-вторых, подвергли заклятию «Империо» одного из наших сотрудников. В третьих, украли дракона. В четвертых, разрушили здание банка. В пятых, украли меч Гриффиндора. В шестых…       - Я поняла! – выкрикнула Гермиона. – Я поняла. Вы решили припомнить все мои грехи. Но я же сама к вам пришла. Я обещаю возместить убытки после войны.       - Как я уже говорил: доверие нельзя измерить галеонами, - гордо заявил управляющий.       -Правда? – саркастично усмехнулась она. – А я слышала, что гоблины меряют всё только галеонами. Вас можно продать и купить.       - Оскорбление нашей расы не прибавляет вам очков доверия, миссис Долохова, - холодно заметил Гамбольд. – Мы могли бы вам простить всё это, но похищение гоблинских реликвий – никогда. Один меч Гриффиндора лишает вас права на доверие. Вы можете считать нас продажными и златолюбцами, но вам никогда не понять, что такое гоблинская честь.       - Да как же вы не понимаете, уважаемый Гамбольд, что сейчас дело не в доверии и чести! Сейчас дело в наших с вами жизнях! Здесь и сейчас вершится судьба нашего с вами мира, нашего будущего! Отказывая мне сейчас, вы лишаете право на существование будущие поколения магов и гоблинов. Это выше всякой этики. Это важнее всего на свете!       - Можете говорить всё что угодно, но меня это не убедит. Мы зрим в будущее, но и настоящее нас тоже волнует. Обманутые единожды, мы не хотим быть обманутыми дважды. Вы не получите то, за чем пришли. Это моё последнее слово.       - Да что с вами не так?! – закричала на гоблина Гермиона и соскочила с высокого стула. Но на её плечо легла широкая ладонь Билла, и она осеклась.       - Пойдём, - коротко бросил он и развернулся к выходу. – Доброго дня вам, уважаемый Гамбольд, - бросил он, не оборачиваясь, и выше за дверь. Гоблин крякнул и недовольно посмотрел на Гермиону. Она зло зыркнула на него и тоже буркнула:       - Доброго дня.       В ней клокотал котёл негодования. Она не могла понять, почему эти гоблины такие упрямые. Чего они так уцепились за эту треклятую честь? Почему они не желали смотреть на вещи через призму доверия и здравого смысла.       - У-у-ух! – разъярённо выдохнула она, заходя в кабинет к Биллу и плюхаясь на стул. – Какие же они всё-таки!       - Я тебя предупреждал. С ними не получится играть в игры. Они даже при хороших отношениях могут подсунуть тебе козу. Не понимаю, на что ты рассчитывала?       Билл смотрел на неё с искренним удивлением, его голубой глаз будто видел её насквозь.       - Тебе в Авроры нужно идти. Смотришь, как дознаватель, - буркнула Гермиона. Он хмыкнул.       - Почему ты всё же обратилась к гоблинам?       - Потому что больше не к кому. У Малфоя нет таких артефактов, а если и есть, то они хранятся в сейфах Гринготтса, и без ведома Люциуса Малфоя их не достать. Гринграссы отродясь ничего подобного не держали. Остальные бедны, как церковные мыши.       - Почему не обратилась ко мне?       - Я и хотела, - расстроено сказала Гермиона, но тут же с надеждой встрепенулась: - А у тебя есть что-то такое, что может нам помочь?       - Нет, - улыбнувшись, ответил Билл. И Гермиона устало откинулась на спинку. Она не знала где ещё можно достать что-то магически настолько же сильное, как и меч Гриффиндора. Никто из её знакомых не умел обращаться с Адским пламенем. Антонин и Кингсли опасались его вызывать, считая, что могут не справиться, и Гермиона прекрасно их понимала. Она сама по той же причине не решилась использовать его. А когда увидела его в действии, то порадовалась, что не попробовала. Вот если бы Дамблдор был жив. Она тяжело вздохнула.       - Но, я знаю, кто тебе сможет помочь, - внезапно добавил Билл. Гермиона перевела на него заинтересованный взгляд и нахмурила брови.       - Кто это, Билл, не томи! У меня нет сил играть в эти игры, - жалобно взмолилась она. Но Билл лишь покачал головой и улыбнулся.       - Сегодня вечером. Ты узнаешь сегодня вечером. Думаю, нам всем будет приятно видеть его.       - Значит, я его знаю? – спросила она. Билл кивнул. Гермиона пару секунд молчала, но все же спросила: - И у него будет артефакт, который поможет разрушить крестраж?       - Ну, артефактом «это» трудно назвать, но определённо оно обладает таким магическим потенциалом, что даже сама-знаешь-кто не сможет устоять.       - О! Это должно быть что-то великое. Не могу вспомнить ничего подобного так навскидку, - раздумывала вслух Гермиона.       - Поверь мне, ты хорошо знакома с этим магическим объектом, - похлопал её по плечу Билл. – Вечером ты всё узнаешь.       Гермиона больше не спрашивала об этом, понимая, что скрытный Уизли всё равно не расколется. Они выпили по чашечке чая, болтая о всякой ерунде, но Гермиону не отпускало напряжение, и она заторопилась домой.       В доме Гринграссов её ждал сюрприз, от которого она ещё сильнее почувствовала нарастающее напряжение. Оно уже звенело в ушах, обещая вот-вот лопнуть. Не успела она шагнуть из камина, как почти врезалась в спину высокого сутулого молодого человека. Он, как медведь, неуклюже развернулся к ней, и Гермиона ощутила неприятное покалывание в затылке.       - Миона! – радостно воскликнул молодой человек и зажал её в своих объятиях. Она придушено охнула.       - Виктор, что ты здесь делаешь? – спросила она, едва Крам отпустил её.       - О! – воскликнул он. Его густые брови тут же сошлись на переносице, а глаза зажглись праведным огнём. – Я не мог, понимаешь? Не мог! Я должен был приехать. Но меня не пускали сюда. Англия закрыта. Но мистер Малфой нашёл способ. Я безмерно благодарен ему!       - Малфой? - недоуменно переспросила Гермиона.       - Да, Драко Малфой, мой добрый друг! – лицо Крама посветлело, и он обернулся куда-то в сторону.       - Друг? – ещё больше растерялась она.       - Да, Грейнджер, друг. Или ты думаешь, что у меня не может быть друзей? – надменно вздёрнув подбородок, ответил Малфой.       - Но, как?! – Гермиона переводила взгляд с Крама на Драко, всё никак не соглашаясь верить в происходящее.       - Если ты про дружбу, то это давняя история. Виктор очень хотел попасть в Англию сразу после войны, но его естественно не пускали. Я иногда помогал дяде в Отделе Международного Сотрудничества, так сказать для опыта и хорошего резюме, - он кисло улыбнулся, и в его серых глазах проскользнула безжалостная уверенность в бесполезности всех его действий. Гермиона сглотнула. - На этой почве мы и сошлись с Виктором. А если ты спрашиваешь о том, как мне удалось протащить его сюда, то это ещё более занятная история. Он мой личный гость. Видишь ли, с некоторых пор у меня есть некоторые привилегии, и я могу пользоваться служебным положением. Наш Министр был так добр, что разрешил моему близкому другу, а за одно и знаменитому ловцу Болгарской сборной, приехать в гости. А теперь забирай своего Крама поскорее, а то он мне все уши прожужжал тобой.       - Мной? – Гермиона слегка порозовела.       - А чего думаешь ему здесь надо? Спроси его сама, - Драко недовольно поджал губы и отвернулся.       - Виктор, зачем ты приехал? – обратилась она к Краму с капелькой осуждения.       - Не ругайся, Миона. Я хочу помочь. Драко сказал, что тебе нужна помощь и вот я здесь, - он развёл руками и неуверенно улыбнулся, ещё больше напоминая медведя. Гермиона с болью посмотрела на этого болгарского увальня, который ради неё приехал сюда.       - Виктор, ты не представляешь, что тебя ждёт! – накинулась она на него. – Ты можешь погибнуть! Ты понимаешь это? Мы здесь не шутки шутим, у нас здесь, на минуточку, революция! Малфой, как ты мог? Зачем ты это сделал?!       - Миона, - Крам схватил её за руку и прижал к себе, глядя со всей серьёзностью. – Не ругай Драко. Он говорил то же самое. Он пытался меня отговорить. Но я не мог не прийти, понимаешь? Ты… Я…       Ему не хватало слов, чтобы выразить свои эмоции, но Гермиона и так обо всём догадалась. На мгновение она вспомнила Святочный бал, как Виктор кружил её в танце. Как они были счастливы в тот момент. Тогда она позволила себе забыть о Роне.       Гермиона вымучено посмотрела на Виктора, и её сердце сжалось. Она не могла запретить ему рисковать собственной головой. От этого ей становилось ещё хуже. Это была не его война, но он всё равно приехал.       Малфой повернулся к ним и кашлянул. Виктор выпустил Гермиону из объятий. И только сейчас она поняла, что кроме них троих в комнате ещё были Дафна и Астория, всё это время наблюдавшие за происходящим из своего угла, тихо как мышки. Отчего-то на лице Астории застыл неловкий румянец.       - Мне пора, - чопорно попрощался Драко со всеми, пожал руку Виктору, поцеловал Асторию и направился к камину, добавив: - Работа не ждёт.       Галеон в кармане нагрелся сразу, как только Малфой ушёл. Гермиона быстро прочитала сообщение и окаменела.       Вот оно!       Пузырь напряжения, наконец, лопнул. Антонин нашёл то, зачем отправился в Крэбб Хауз, осталось дождаться его возвращения. Она нервно сглотнула, обвела присутствующих внимательным взглядом, осознавая, что и остальные догадались о происходящем. Обе Гринграсс стали белыми как полотно. Как хорошо, что она, Гермиона, ещё держит себя в руках.       - С тобой всё в порядке? Ты будто цвет потеряла, - настороженно спросил Виктор, пытаясь понять, что происходит.       - Всё, - кивнула Гермиона, едва шевеля пересохшими губами. – Началось.       Виктор немигающе уставился на неё, но будто действительно понимая всё, кивнул. Через минуту пришло ещё одно сообщение через галеон. Вероятно от Кингсли. С этого мгновения минуты растянулись в часы. Гермиона сидела на диванчике в гостиной, не зная, что делать. Люди вокруг неё суетились, что-то делали. Виктор пытался с ней разговаривать, но она не могла ему ответить. Гермиона думала, что готова ко всему, что все фронты закрыты настолько, насколько это вообще возможно в их ситуации. Но теперь ей казалось, что они жалкая кучка людей, не способных серьёзно вести такую масштабную войну. Приступ паники всё накатывал и накатывал со страшной силой. Ей вдруг захотелось закричать, расплакаться, забиться в угол, и чтобы её непременно обнял и успокоил Антонин. Но его не было рядом. И уже целую бесконечность не приходило от него никаких вестей. Гермиона не находила в себе сил подняться с места и сделать что-нибудь полезное. Она ощущала себя крайне никчёмной. Вдруг галеон в зажатом кулаке стал нестерпимо горячим. Она быстро разжала ладонь и жадно впилась глазами в выступившие буквы. В голове пульсировало, а в горле пересохло.       Помощь. Антонину нужна её помощь. Гермиона резко сорвалась с места, накинула на себя мантию и сбежала по ступеням в холл, отправляя на бегу одно единственное слово, дающее, как она надеялась, Антонину надежду. Следом за ней побежали все. Дафна что-то кричала ей в след, но Грейнджер было не до этого. Она, закусив губу, лихорадочно перебирала в голове, как и чем она может помочь Антонину, но мысли путались и она бросила это бесполезное занятие. Выскочив во двор, она хорошенько сконцентрировалась, представила себе Крэбб Хауз и трансгрессировала. Гермиона даже не подумала взять с собой подмогу, совершенно не зная, что её может ждать впереди.       Очутившись перед поместьем, Грейнджер огляделась по сторонам, ища глазами Антонина. Её взгляд натолкнулся на нечто чёрное, лежащее посреди парка. Сердце, кажется, пропустило пару ударов. Она, забыв как дышать, бросилась туда. Упав на колени перед телом, Гермиона принялась разгребать кучу розового снега с головы. Она уже понимала, что это не Антонин, но ей необходимо было убедиться в этом. Это оказался Руквуд. Он глядел в небо замерзшими чёрными глазами, рот, набитый снегом, был искривлён в мучительном оскале. Отвратительное зрелище. Она расплакалась. Разрыдалась в полный голос.       Снежное полотно было так вытоптано, что Гермиона не смогла определить: чьи следы куда ведут. Временами ей казалось, что Антонин и Руквуд едва касались земли, встречая в сугробах одинокие следы. Левая колоннада была практически обрушена. Она без страха пробежалась по ней, ища там Антонина, но ничего не обнаружила. Грейнджер закричала в бессильной ярости, не зная, как найти его. Территории парка и леса были настолько огромны, что ей не хватит и суток всё обойти. Вдруг ей вспомнился меч Гриффиндора и то, как Гарри нашёл его. Она, ни секунды не раздумывая, вызвала Патронус. Выдра суетливо нырнула в глубь леса. Гермиона, с трудом пробираясь по сугробам, следовала за ней. Невдалеке обнаружилась дорожка следов, и она поняла, что движется в правильном направлении. От сердца сразу отлегло.       Выдра замерла на месте около ивовых зарослей. Гермиона, всхлипнув, бросилась туда. Антонин еле живой сидел, привалившись на ствол дерева. Рядом с ним валялся злосчастный браслет, она сразу сунула его в карман мантии, стараясь как можно меньше касаться его, и обернулась к Антонину. Грейнджер едва узнавала собственного мужа, такой измученный и бледный он был. Она успела его коснуться, и Долохов тут же потерял сознание. Ей пришлось крепко его обхватить, чтобы трангрессировать. Во дворе дома Гринграссов её ждали все сразу. Виктор и Кингсли подхватили Антонина на руки и поволокли в дом, уложив в холле на диван. Гермиона шла за ними следом, сжимая на груди руки. Астория тут же засуетилась. В её маленьких ручках, вдруг откуда не возьмись, появился экстракт бадьяна. Она направила палочку на руку Антонина и произнесла какое-то заклинание. Кости хрустнули, и рука сразу приобрела более естественные черты. Астория, разодрав рукав рубашки, щедро плеснула бадьян, и Антонин тонко застонал.       - Ему нужно пару часов и он придёт в себя. Вот, - Астория протянула Гермионе два флакона, пояснив: - Кроветворное и обезболивающее. Он скоро очнётся. Дашь ему сразу оба. И Антонин будет как огурчик уже к завтрашнему дню.       - Завтрашнему дню? – пробормотала Гермиона, понимая, что у них нет столько времени. Но выхода не было.       Мужчины помогли ей перенести Антонина наверх, в комнату для гостей, и Гермиона осталась у его постели, ожидая, когда он придёт в себя. Она не могла оставить его даже на секунду, но и то, что происходило там, внизу, в гостиной тоже пропустить не могла. Её разрывали чувства, и она чуть не плача закрыла лицо руками. Гермиона проклинала себя за то, что позволила ему уйти одному. Она знала, что всё могло закончиться ещё хуже, что Руквуд мог убить его. Но, посмотрев на бледное заострившееся лицо Антонина, к ней внезапно пришло успокоение. Она перестала плакать, выпрямилась на стуле и глубоко вздохнула. Ей резко стало наплевать на то, что творилось в гостиной. Пускай сами разбираются. Их там много, они все взрослые мужчины. И уж точно могут самостоятельно организоваться без неё. Гермиона пересела на край кровати и взяла ладонь Антонина, перепачканную чужой кровью, в свои руки.       - Пить, - полушёпотом попросил Антонин спустя примерно час. Гермиона сорвалась с места, как ошпаренная, и налила из графина воды, подсунув стакан к самым его губам.       - Астория сказала, что ты должен выпить это, - она протянула ему два флакона, и он, ничего не спрашивая, выпил их.       - Хм, а девчонка молодец, - одобрительно сказал Антонин, укладываясь обратно на спину. – Через час я буду на ногах.       - Нет! – возмутилась Гермиона. – Астория сказала, что только завтра тебе можно будет встать.       - Брехня. Дай мне час, - отрезал Антонин. – И принеси что-нибудь поесть.       Гермиона не знала радоваться ей или плакать. Но если он хочет есть, значит идёт на поправку. Она спустилась до кухни и домовуха собрала ей поднос.       Антонин ел аккуратно, орудуя ножом и вилкой, как заправский лорд на приёме у королевы. Казалось, его правая рука ничуть не доставляет ему хлопот. И только белое бескровное лицо, выдавало в нём признаки недомогания.       - Мне повезло, что Руквуд оказался таким рохлей. Если бы он был чуть сообразительнее, то мне было бы трудно с ним тягаться, - ответил на её немой вопрос Долохов, вытирая губы салфеткой.       - Я знаю, - обхватив себя за плечи, сказала Гермиона. Антонин пристально посмотрел на неё, но ничего не добавил к уже сказанному. – Я всё видела.       - Ладно, - сухо отозвался он, не желая мучать её. – Мне нужен час, как я и говорил. А ты отправляйся вниз. Узнай как там дела.       - Но… - попыталась было возразить Гермиона, но Долохов посмотрел на неё так, что она стушевалась.       - Иди, - в голосе его звучала властная сталь. Впервые Грейнджер слыша от него подобный тон, и подчинилась. Она неловко поцеловала его и вышла из комнаты, оставляя его наедине с собой. Не смея отойти далеко, Гермиона остановилась в коридоре и прислушалась. Из-за двери донёсся заглушённый стон. Сердце её сжалось, слезы снова выступили на глаза, но она зло смахнула их и, не оборачиваясь более, спустилась в гостиную.       Все будто поджидали её, и как только увидели на пороге комнаты, соскочили со своих мест.       - Как он? – напряжённо спросил Кингсли.       - Просил дать ему час, - мрачно ответила Гермиона, мельком виновато посмотрев на Асторию. Кингсли кивнул и ответил:       - У него будет час. Дольше нет смысла ждать. Малфой, наверно, там с ума сходит.       Камин неожиданно вспыхнул зелёным, и оттуда вышел Билл Уизли. Волосы его не в пример обычного, были убраны в конский хвост на затылке, открывая взорам окружающих суровое лицо, разрезанное глубоким шрамом. Голубые глаза его ярко полыхнули, он обвёл присутствующих проницательным взглядом, и на секунду задержался на Струпьяре, которого Гермиона только что заметила. Оборотень беззлобно улыбнулся, и поправил элегантный, но довольно засаленный шейный платок. Билл ничего не сказал, и даже взглядом не выдал, что ему неприятно общество оборотня.       - Мы кого-то ждем? – уточнил он, и тут же, не дожидаясь ответа, сообщил сногсшибательную новость: - Гоблины говорят, что кентавры обороняют Хогвартс от акромантулов. Идут ожесточённые бои. Профессора зажали Упивающихся в подземельях. Не знаю, сможем ли мы рассчитывать на их помощь в дальнейшем. Всё-таки там студенты, которых тоже надо защищать. Упивающиеся могут выслать туда подмогу. Но, думаю, кентавры справятся.       Новость ошеломила всех. Казалось, что происходит что-то невообразимое. Неужели браслет стал причиной всего случившегося? Гермиона внезапно вспомнила, что вещица до сих пор лежит у неё в кармане мантии, будто безделушка. Она поймала Билла за руку и отвела в угол, пока остальные обсуждали новость.       - Где твой обещанный гость? – требовательно спросила она. – Нам срочно нужно избавиться от браслета.       - Его ещё нет, он должен прибыть позже, - раздосадовано ответил Билл. Никогда ещё Гермиона не видела его таким потерянным.       - Делать нечего, - сдержанно ответила она, не желая выказывать своё недовольство. Но от Билла вряд ли можно было скрыть подобные чувства. – Придётся потерпеть. А гоблины? Они пойдут с нами?       Билл отрицательно покачал головой.       - Ну и чёрт с ними, - зло бросила Гермиона, не особо рассчитывая на их помощь.       Она обвела присутствующих взглядом, подсчитывая: сколько всего человек собралось. Получалось не очень много. Кингсли, Билл и Антонин – их передовой отряд. Она сама, Крам и Малфой. Гринграссы не в счёт. Рольф и Луна, если смогут вырваться из Хогсмида. Возможно, Макгонагалл, Слизнорт и Флитвик, если оставят студентов. Но Струпьяр, со своими оборотнями могли дать большой перевес. Она вновь окинула гостиную взглядом, ища других оборотней, но натолкнулась только на маленького коренастого типчика. Ей стало не по себе и она решила выяснить всё на месте. Гермиона подошла к Струпьяру, попивающему чай из маленькой кружечки, элегантно оттопырив мизинец с острым длинным когтем, и обратилась к нему с суровым выражением на лице:       - Где остальные?       - И вам добрый вечер, мисс, - осклабился оборотень, поворачиваясь к ней всем корпусом. Грейнджер почувствовала себя глупо. Она уже начала забывать об элементарных правилах приличия. Но, кажется, Струпьяра не сильно волновали приличия, и он не пытался её усовестить. Но всё же. – Они все сидят в безопасном месте.       - Они к нам присоединятся позже? – пыталась уловить суть сказанного Гермиона.       - Нет, - помотал головой оборотень и улыбнулся.       - Нет? – повторила она, не понимая, что происходит. – Но как же тогда ваша помощь? Вы же обещали. Вы дали непреложный обет!       - Я дал непреложный обет, и я, как видите, здесь, - сухо ответил Струпьяр. – Остальные никакого обета не давали.       - Но, а как же он?! – зло бросила Гермиона, ткнув пальцем в коренастого. – Он тоже обет давал?       - Нет, - спокойно отозвался оборотень. – Кишкоблуд здесь по собственной воле. К тому же у него есть палочка.       - Я не понимаю… - растерянно пробормотала Грейнджер, вопросительно глядя на Струпьяра.       - Если вы думали, что я позволю использовать оборотней, как пушечное мясо, то вы ошиблись, - холодно ответил он. – Они беззащитны как дети. Они не грамотны. У них нет палочек. Как, позвольте узнать, они должны сражаться против магов, да ещё таких сильных?       - Как дети?! – зашипела Гермиона. – Как дети?! Почему-то этот вопрос вас не волновал, когда вы атаковали Хогвартс? Вы тогда нападали на детей!       - Видите ли, мисс Грейнджер, тогда у нас был другой лидер, - ничуть не смутившись парировал Струпьяр. – Сейчас главный я. И я не позволю вновь проделывать с нами всё то, что вы - маги, привыкли делать. Как вы хотите строить новый мир, если используете старые инструменты? Чем вы лучше этих, которые сейчас протирают задницы в Министерстве? Я пытаюсь создать для оборотней приемлемые условия для жизни. Пытаюсь вытянуть их наверх. Не мешайте мне, мисс, делать это. Мы не звери и не нелюди. Мы такие же как вы, только пока без шансов на нормальную жизнь. Пока без шансов. Думаю, вы меня поняли.       Гермиона потерянно отступила на шаг назад. Она не подозревала, что этот человек имеет такие великие цели. Амбиций ему было не занимать. Честно говоря, она до этого разговора вообще не воспринимала оборотней всерьёз, и слабо верила словам Кингсли. Да, она действительно собиралась подло использовать оборотней в своих целях. Гермиона слишком хорошо понимала, что на войне все средства хороши, и, если нужно кем-то жертвовать ради достижения своей цели, то она готова была пойти на это. В конце концов, она жертвовала и собой тоже. И всеми теми людьми, которые сейчас находятся в этой комнате. Но Струпьяр оказался и умнее её, и благороднее. Он не позволил манипулировать собой.       - Так-то, мисс Грейнджер, - с усмешкой произнёс оборотень, в ответ на её замешательство. Она посмотрела на него с уважением и пониманием, и поспешила отойти.       В гостиной началось какое-то шевеление, и Гермиона не сразу поняла, что это из-за Антонина, который стоял в дверях. Все обратили на него внимание.       - Как ты? – скупо поинтересовался Бруствер, и Долохов качнул головой, ответив:       - В норме.       Гермиона, конечно, не поверила ему. Он явно был не в норме, но перечить или возмущаться не посчитала нужным. Это бы ничего не изменило.       - Выдвигаемся, - Кингсли вытащил свой галеон и что-то написал. Карман мантии Гермионы тут же нагрелся. Она сунула туда руку, натолкнулась на браслет, и брезгливо отдёрнула её, беспомощно наблюдая за изменившимися, посерьёзневшими лицами окружающих. Галеон снова нагрелся, но в этот раз Грейнджер всё же сделала над собой усилие и достала его. На нём чётко виднелось «Жду». Наверняка Малфой открыл все камины в Министерстве и теперь ожидает их. Народ вокруг зашумел и зашевелился. Хмурые лица мелькали тут и там. Казалось, один Струпьяр идёт не на войну, а на спектакль в театр, благодушная улыбка играла у него на лице, и он даже что-то насвистывал. Антонин схватил Гермиону за руку, и она почувствовала некоторое облегчение. Но всё же тяжкие думы не оставляли её.       Она гадала как обстоят дела в самом Министерстве. Знает ли Лорд, что они скоро придут? Малфой сегодня был особенно молчалив. Наверно, Рэддл всё уже давно знает и держит своих Упивающихся поблизости. Он не мог не знать. Гермиона это прекрасно понимала, и лежащий в её кармане браслет был тому доказательством. Руквуд был лишь началом. Она снова ощутила панику, с новой силой накатившую на неё, но даже Антонину было не под силу успокоить её. Наоборот, он был одной из причин беспокойства.       Гермиона вновь посчитала всех собравшихся и пришла в ужас. Нет, определённо невозможно при таком раскладе выйти победителями. Их слишком мало, катастрофически мало! Один Тёмный Лорд стоит всей их шайки, их ордена «Золотого Грифона». Мерлин, какие же они глупые и наивные! Ей снова захотелось плакать. Но неожиданно Гермиона поймала на себе взгляд Кишкоблуда. Он смотрел на неё серьёзно и с пониманием. И не было в нём, в этом странном человеке, ни страха, ни разочарования, лишь одна решительность и уверенность в своих силах. Гермиона сомневалась, что он владеет магией хотя бы на базовом уровне, не говоря уже о боевой. Сегодня было не полнолуние, и он вряд ли мог воспользоваться своим физическим преимуществом. Но он шёл с ними. Возможно, шёл на смерть. И делал это по собственной воле. У него была цель.       Гермиона разозлилась. Она пристыдила сама себя. Нет, она не могла и не должна была думать про себя и всех остальных, что они жалки и беспомощны. Она не имела на это никакого права. Каждый здесь находится ради чего-то. Кто-то пытается уберечь своих близких, кто-то верит в светлые идеалы, кто-то ищет выгоду во всём этом кошмаре. Здесь нет лишних людей, каждый на своём месте. Пусть им суждено сегодня погибнуть, но они сделают это не просто так. Наверно любой солдат на любой войне думает точно так же. Гермиона воспряла духом.       Все зачерпнули горсть летучего пороха и выстроились в шеренгу перед камином. Первым шёл Бруствер. Гермиона стояла почти последняя, и ей довелось увидеть, как дорогие её сердцу люди по очереди исчезают в языках зелёного пламени, не зная, что ждёт на том конце. Вот, наконец, пришла и её очередь. И она, перешагивая решётку, не ощутила ни страха, ни волнения. _____ * - использовала тот же приём, что и Йетс в «Ордене Феникса», который очень хорошо показан в битве в Отделе Тайн. Знаю, мама Ро такой магии не придумывала, но какого чёрта?! Это же круто смотрится!