Дом, где живет она

— И как ты это всё собираешься провернуть? — Малфой посмотрел на Гермиону так, что она почувствовала себя последней идиоткой. Он вздохнул и сложил руки на груди. — Я думал, что ты умнее. Как ты вообще пошла на такое?! — он зажмурился и зажал переносицу пальцами, а потом, с некой долей занудства продолжил: — Ты грязнокровка… — Ещё раз произнесёшь это слово, — зашипел Антонин, вставая со своего места, — и я затолкаю твой язык в твою породистую задницу. — Антонин, — умоляюще пискнула Гермиона. Малфой смерил его долгим неприязненным взглядом и продолжил: — Ты маглорождёная и плохо разбираешься во взаимоотношении между магами и магическими существами. — Возможно, я и не родилась в магическом мире, но неплохо знаю его историю, — гордо заявила Гермиона, схватив Антонина за руку и вынуждая его сесть на место. — По учебникам, — презрительно бросил Малфой и вздохнул. — Поэтому ты и не понимаешь, что держит рядом с магами домашних эльфов. Они тысячелетие служат магам, а ты хочешь лишить их предназначения. — Эльфы свободные существа, а вы их держите в рабстве! — вспыхнула Гермиона. Остальные молча наблюдали за словесной пикировкой между ними. — Это по меньшей мере негуманно. — Не знаю ни одного эльфа по собственной воле желавшего уйти от мага, — фыркнул Драко. — А как же Добби? Разве это был не ваш домовой эльф? — Гермиона жадно впилась в Малфоя глазами. Дафна метала взгляд то на неё, то на Драко, ожидая, когда же случится буря. Но, Малфой удивил её. — В семье не без урода, — спокойно ответил он, аккуратно зачесав ладонью выбившуюся чёлку. — Даже в нашем обществе есть такие, кто недоволен нынешним положением вещей. Все вы, — Драко обвел присутствующих взглядом. — Цепной пёс с оборванной цепью, — он посмотрел на Долохова. Антонин еле заметно усмехнулся. — Ронин*, — Малфой кивнул Брустверу. Кингсли опустил голову. — Сорванный цветок, жаждущий пустить новые корни, — Драко ухмыльнулся, наблюдая за тем, как Гермиона краснеет. — А кто же ты? — все обернулись на Асторию, задавшую вопрос. В комнате повисло молчание. — Я? — переспросил Малфой, поворачиваясь к своей невесте. — Это совсем просто. Я – сын, отвечающий за грехи своего отца. Гермиона аж задохнулась от внезапно нахлынувшего на неё понимания. Она повернулась к Антонину, и сжала его ладонь. — В некотором смысле мы все здесь уроды, — заключил Драко и отошел к окну. – Но, всё равно, Грейнджер, это тебя не оправдывает. Ты продала нас всех этим мерзким существам, да ещё пообещала им равноправия. Ты даже не понимаешь, что такого не будет никогда. Это новая война с магическими существами. Если, конечно, нам удастся выкрутиться из текущей. — Я согласна с Драко, — Дафна посмотрела на Гермиону с сочувствием. — Но я даже не знаю, что бы сделала на твоём месте. Поэтому не могу судить тебя. — Сейчас это не важно, — Кингсли выбрался из кресла, подошел к Гермионе и похлопал её по плечу. — Если мы сделаем всё правильно, то возможные негативные последствия можно будет свести к минимуму. — И как же всё сделать правильно? — Малфой недовольно нахмурился. — Правильнее всего будет объединить магических существ и магов против единого врага. Как и предлагала Гермиона. Если всё получится, то на волне всеобщей эйфории можно будет пропихнуть самые крупные законодательные проекты, касающиеся магических существ, — Бруствер посмотрел на Драко, ожидая его реакции. — Значит, господин будущий министр, вы этим и займетесь. Возьмете к себе Грейнджер в качестве главы отдела магического правопорядка, чтобы она вам законы выдумывала. Не забудьте её сразу и главой Визенгамота сделать, — саркастично парировал Малфой. — Обязательно, — довольно улыбаясь, кивнул аврор. — А вас, мистер Малфой, сделаю своим советником. Вот вы уже сколько полезных советов нам дали. Министерству нужны такие ответственные и серьёзные молодые люди. — Очень смешно, — фыркнул Драко. — А я не шучу, — вдруг посерьезнел Бруствер. Малфой смерил его странным взглядом, но промолчал. Как и все остальные озадаченные их перепалкой. Гермиона задумалась. А действительно, кто будет новым министром? Ну уберут они старое министерство, ну устранят Воландеморта, а что дальше? Даже если Малфой всего лишь ёрничал, то его идеи вполне были здравыми. Кингсли был идеальной кандидатурой на пост министра. Конечно, для легитимности происходящего потребуются провести выборы, но это уже будет позже. Сначала нужно возглавить временное правительство, а потом маги сами поймут, что лучшего министра им не найти. Конечно, если не появится другие кандидаты. Всегда найдутся желающие попировать за чужой счёт. Да и ей самой будет необходимо попасть в отдел магического правопорядка. Гоблины и оборотни не смогут долго ждать. Кингсли ещё немного помолчал, оглядывая окружающих и, наконец, спросил: — У кого какие предложения? — Нам нужна мощная реклама, если можно так выразиться, — робко начала Дафна, мельком поглядывая на аврора, и ожидая его одобрения. — Что ты имеешь в виду? — уточнил Кингсли делая ей шаг навстречу. — Ну, я не совсем уверена, — замялась она. — Вроде мы говорили о том, чтобы выйти, наконец, из тени. Вот я и подумала почему бы не осветить этот момент как можно громче и ярче. Например, выпустить плакаты с фотографиями оппозиции. Знаете, такие чтобы чувствовалась сила и вся серьезность наших намерений. А главное привлечь к этому делу Рольфа с Луной, чтобы то, что пишут в газетах хоть чуть-чуть совпадало с реальностью. Можно выпустить листовки с интервью с каждым членом нашей организации. — Я против того, чтобы снимать статус «кво» со всех членов организации, — буркнул Драко. — И заметьте, министр, у вас уже есть глава отдела массовой информации и пропаганды. — В моём министерстве нет такого отдела, — невозмутимо ответил Кингсли. — Но спасибо, советник, за дельный совет. Я найду куда применить эту информацию. Драко хмыкнул и отвернулся обратно к окну. Гермиона задумчиво оглядела присутствующих. Они все называли их маленькую компанию «организацией», будто у неё действительно был какой-то статус. Но и неорганизованным сборищем это было трудно назвать. — Никто не собирается рассекречивать всех членов. Своё лицо покажут только те, кому угрожает наименьшая опасность. Например, я и Антонин. Нам уже терять нечего. Правда? — Гермиона повернулась к Антонину ожидая ответа. Он с тоской посмотрел на неё и кивнул. — Думаю, что Рольф и Луна тоже будут не против. — Я тоже согласен, — твердо заявил Бруствер. Дафна сжала кулаки на груди и жалобно на него посмотрела, но он не обратил на это внимания. — Наша псевдо-смерть дала нам небольшую передышку и время, чтобы собраться с силами и всё хорошенько обдумать. Но бесконечно так продолжаться не может. Остальных, я считаю, выводить из тени небезопасно. — Но нам нужны еще представители разумных магически существ, чтобы весь план сработал, — заметил Долохов, всё ещё глядя на Гермиону с тоской. — Во вторник Малфой получит информацию от Билла по этой части вопроса, — ответила она. — И знаете что? — Что? — озадачено спросил Кингсли. — Нужно как-нибудь назвать нашу организацию. Вроде «Ордена Феникса» или «Отряда Дамблдора». — «Ордена» больше нет. Из членов осталась всего пара человек, — заметил Кингсли. — Не считаю, что эти названия нам подходят. — Я взяла их для примера. Можно назваться как угодно, лишь бы иметь название. Чтобы маги могли нас ассоциировать с чем-то или кем-то, — разъяснила Гермиона. Малфой фыркнул. — Ага, может, отличительные знаки ещё будем носить. Например, как этот, — он ловко расстегнул манжет рубашки и обнажил предплечье, выставляя на всеобщее обозрение метку. Антонин криво улыбнулся, задрал рукав пуловера и показал жуткий, щупальцами расползающийся во все стороны ещё розовый шрам. Гермиона, не раз видевшая это уродство, отвела глаза. Остальные наоборот удивлённо и заинтересованно уставились на шрам. Даже Кингсли с любопытством разглядывал его, будто видел в первый раз. — Как? — едва слышно, почти шёпотом спросил Малфой и посмотрел на Антонина таким страдальческим взглядом, что у Гермионы встал ком в горле от нахлынувших чувств. Антонин недобро усмехнулся и ответил: — Таким заклинаниям в школе не учат, мальчик. Но те, кто знают, ещё тысячу раз подумают прежде чем использовать их на себе. Гермиону передернуло от воспоминаний. Это случилось почти сразу после их побега, на второй или третий день. Антонин тогда ходил всё время хмурый, постоянно огрызался и смотрел на неё волком. А потом он ушёл в лес за хворостом. Через какое-то время Гермиона услышала ужасные крики, долетавшие из глубины леса, будто кого-то медленно и с особым пристрастием убивали, и не могла пошевелиться, парализованная страхом. Она думала, что их нашли и Антонина пытали. Но, спустя час Долохов вернулся, с запястья его левой руки тонкой струйкой капала кровь, оставляя на снегу темную дорожку. Ни слова не говоря, Гермиона разорвала подол своего платья на лоскуты и отдала ему для перевязки. Её колени тут же замерзли, несмотря на согревающие чары. — Если бы я этого не сделал, то нас давно бы уже нашли, — голос Антонина вернул её в реальность. Она вновь пробежалась взглядом по лицам присутствующих. И абсолютно на каждом был отпечатан ужас. А Драко наверняка гадал, что за заклинание Антонин использовал, и хватит ли ему мужества повторить такое. Гермиона и сама не знала, что это было. Вспоминая, как Антонин, поражённый «силенцио», вырубил её в отделе тайн заклятьем, последствия которого она лечила почти полгода, Гермиона не сомневалась, что в запасе у него ещё немало таких фокусов. — Что-то мы отклонились от темы, — напряженно высказался Кингсли. — Кто-нибудь хочет предложить название? Нужно побыстрее решить это вопрос и заняться, наконец, делом. — Уроборос, — громко сказала Астория, её голос немного дрожал. Гермиона и Драко удивленно на неё посмотрели. Антонин усмехнулся, а Кингсли нахмурился. — Почему именно уроборос? — с сомнением спросил он. — Потому что это единство всех истин. Уроборос — это начало и конец всего. Объединение тьмы и света. Незыблемость и неотвратимость, — на одном дыхании произнесла Астория. — Уроборос — змея, кусающая себя за хвост? — спросил Драко. Девушка кивнула. — А что, мне нравится. — Очень древний символ, — медленно проговорила Гермиона. — Встречается во многих культурах. Но не слишком ли круто для нас? Да еще и символом является змея. Не забывайте, что у Упивающихся символом тоже является змея. Не отпугнем ли мы общественность? — Пожалуй, это может стать проблемой, — согласился Бруствер. Астория слегка покраснела и опустила голову. — Может, орден белого единорога? — предложила Гермиона. — Единороги олицетворяют всеобщую любовь и сострадание. И преодоление внутренних противоречий. — Пф, — недовольно скривился Малфой. — Давайте обойдемся без розовых соплей. Если уж брать магическое существо как символ, то пусть это будет кто-то, способный дать отпор. У кого есть мощное тело и острые когти. Например, как… — Грифон, — сказал Антонин, перебив Малфоя. — Да, — согласился Драко, обдав Долохова холодным взглядом. — Грифон вполне подойдёт. Существо с телом льва и головой орла. Очень интересно, — он хищно улыбнулся. — А от змеи мы, значит, отказались. — Не злись, Малфой, — мягко сказала Гермиона. — Грифон является символом возмездия. А не это ли нам сейчас необходимо? — Тогда назовёмся «Орден золотого грифона», — сказала Дафна, и тут же добавила. — Не то чтобы я имела предпочтение к этому цвету, просто как маленькая отсылка к гоблинскому золоту. Звучит достаточно благородно и не слишком вычурно. — Хорошо, — раздраженно согласился Малфой. Ему уже порядком надоела эта тема, и он был согласен уже на любой вариант. Остальные не стали спорить. А Дафна уже рисовала у себя в голове, как будут выглядеть плакаты, и уже накидывала вопросы к интервью. — Я займусь поисками браслета. Нам нужно уничтожить его как можно скорее, — сказал Антонин вставая из кресла. — Нужно связаться со Струпьяром и дать им задание найти Рольфа и Луну. Этим займусь я, — Кингсли тоже поднялся. — Уизли и Диггори на мне, — Драко подошёл к Астории, подавая ей руку. — А я займусь тем же, чем и всегда, — Дафна выудила из-за пазухи мантии перо и скрученный кусок пергамента и тут же увлечённо принялась что-то записывать. Гермиона содрогнулась. Уж больно старшая Гринграсс напоминала ей Риту Скиттер. Антонин аккуратно потянул её за руку. — Нам пора, — сказал он, привлекая Гермиону к себе и трансгрессируя.

***

— Что это? — спокойно, почти благодушно спросил Темный Лорд, тыкая острым когтем в плакат лежавший рядом на столике. — Мой Лорд, это какое-то недоразумение, — попытался оправдаться Руквуд, но сам прекрасно понимал, что словами в этом деле не поможешь. — Орден золотого грифона, Август, — усмехнулся Лорд. — Орден, ты понимаешь? Какое здесь может быть недоразумение? — Этого не может быть. Они мертвы, — Руквуд дрожащей рукой поправил душивший его шейный платок. — Мертвы, — кивнул Лорд. — Я лично убил девчонку и этого шелудивого пса Долохова. Как могло случиться, что они до сих пор живы? — Я не знаю, — глава отдела тайн бессознательно отступил на шаг назад. — Куда?! — хищно оскалившись, выкрикнул Лорд и легонько повел палочкой. Руквуд почувствовал, как его оплетают невидимые верёвки. — Неужели ты думаешь, что сможешь так просто сбежать от меня? — Нет, мой Лорд, я не хотел, — залепетал Руквуд. — Заткнись! — прошипел Лорд, недовольно скривившись. — Ты мешаешь мне думать. Упивающийся перестал дёргаться и смиренно затих. Рэддл встал из-за стола и прошёлся по кабинету туда-сюда, заложив руки за спину. — Значит, этот мальчишка Сакамандер с ними заодно. Теперь ясно кто уничтожил Крауча и Нотта. Когда же Родольфус успел с ним сговориться? М-м-м, — Лорд замер на месте, прожигая стену взглядом. - О, Салазар, как же меня раздражает эта мелкая возня. Эти жалкие черви путаются у меня под ногами. Неужели это всё Антонин? Мой бедный, глупый, старый Антонин? Его нежелание умирать просто выше всяческих похвал. Неужели это всё из-за этой девчонки? Что она могла ему посулить, если он так запросто предал меня? Руквуд вздохнул. Их Лорд был дьявольски умён и коварен, но не понимал простых вещей. Не понимал, что людьми двигает не только страх. — Август, — Лорд обернулся к Руквуду. — Займись поисками браслета, он мне нужен. Не жалей средств. Я знаю, что золота у тебя хватит на всё, — Лорд злорадно ухмыльнулся, наблюдая за тем, как бледнеет Упивающийся. — Неужели ты думал, что я не знаю о ваших делишках с Рабастаном? Не понимаю, почему гоблины ещё не восстали? — Мой Лорд, гоблины, они могут помогать этим «Золотым грифонам», — Руквуд умоляюще уставился на Рэддла. — Не говори чепухи, — резко оборвал Лорд. — Гоблинам дорого только их золото, зачем им помогать кому-то и тратить галеоны на шайку оборванцев? — Но политика Ордена затрагивает права и свободы магических существ. Та листовка наверняка дело рук Ордена, — попытался закинуть удочку Руквуд, но Лорд остался непреклонен. — Нет, гоблины слишком трусливы, чтобы вытворить подобное. Или им нужно пообещать такого, что ни один человек в здравом уме никогда не предложит. Не меньше министерства. Девчонка показалась мне более-менее здравой. Антонина гоблины и слушать бы не стали, он русский. Между нами и этой варварской страной всегда были очень прохладные отношения. Этот аврор? Да, он сильный маг и представитель силовых структур. Пожалуй, ему гоблины могли бы поверить. Но у этих ненормальных авроров честь превыше всего. Взять хотя бы того, который таскается за Пием… — Долиш, мой Лорд? — спросил Руквуд. — Да, — подумав, кивнул Рэддл. — Я позволяю Пию возиться с ним только потому, что знаю, что он безобиден. Для него министерство и министр магии незыблемы, и не важно, кто занимает министерские кресла. Так что аврор никогда не предаст свою страну. Ну почему вы, — Лорд ткнул Руквуда острым ногтем в лоб, — моё детище - не такие же преданные? Почему, стоит мне дать слабину, начинаете разбегаться как тараканы и отрекаетесь от моих идей?! Жалкие слизни! Трясётесь только за свои шкуры! Ни на кого нельзя положиться, всё приходится делать самому. Лорд зло ощерился и сильнее вдавил коготь. Кожа на лбу Руквуда лопнула и кровь тонкой струйкой потекла на бровь и скулу. — Наверняка девчонка знает про браслет. Она единственная, кто может знать, и захочет уничтожить. — Может, — осторожно начал Руквуд, — она его уже уничтожила? — Нет, — прошипел Рэддл. — Я бы знал, я бы почувствовал. — Но почему вы не чувствуете его сейчас? Вы могли бы сказать, в каком районе искать? — Руквуд немного осмелел. — Идиот! — выкрикнул Лорд. — Если бы я знал, где он, то зачем мне нужен был бы ты?! — но немного успокоившись, добавил: — На него наложено заклятье. Браслет активен, только когда находится в руках хозяина. — А кто хозяин? — Антонин, — зло прошипел Лорд, отходя на пару шагов от Руквуда. — Понятно, — затравлено ответил глава Отдела Тайн, Рэддл хмыкнул. — Август, — Лорд пристально посмотрел в глаза Руквуда, — если ты в ближайшее время не найдешь браслет, я тебя убью.

***

— Что слышно в Лондоне? — Кингсли сидел вполоборота к входной двери паба и исподтишка наблюдал за барменом. — Разное, — уклончиво ответил Струпьяр отпивая эль. — Не играй со мной, оборотень, — спокойно ответил Бруствер, но в словах его слышалась угроза. — В основном треплются о нелёгкой жизни, — пожал плечами Струпьяр. — Но и о вас тоже болтают. Настроения у народа неспокойные. Думаю, гром скоро грянет. Мои парни туповаты и мало что понимают в ваших политических играх, поэтому я наказал слушать и запоминать абсолютно всё. Благо денег ты нам на это не пожалел. Но я-то могу отделить зёрна от плевел. Многие недовольны новым министерством, но боятся говорить об этом громко. Да и шёпотом не каждому расскажут. Ваш орден пока не сыскал большой популярности. Но уже поползли слухи, некоторые связывают вас и проблемы в министерстве. Но ваша идея равноправия не всем по вкусу пришлась, даже среди тех, кто в принципе не против вас. Видите ли, им страшно, если рядом будет сидеть оборотень и попивать эль, — Струпьяр гортанно хохотнул и с размаху ударил донышком кружки об стол. — Или тритон с русалкой будут щекотать пятки в общественном бассейне. Однако, против вейл никто ни словом не обмолвился. Мало кто вспоминает, как выглядят вейлы в гневе. Струпьяр рассмеялся, откидывая голову назад. Кингсли поёжился. Он-то в своё время встречался с разгневанной вейлой и знал, чем обычно заканчиваются стычки с ними. И шрам на бедре был лучшим тому доказательством. — Что слышно в Лютном? — спросил Бруствер, дождавшись, когда отсмеётся оборотень. Дно общества всегда было своего рода маркером общественного настроения. Если оно забурлит, то скоро поднятая грязь доберётся и до поверхности. — Слышно-то мало. Жулики и душегубы не особо разговорчивый народ, — меланхолично ответил Струпьяр. Кингсли усмехнулся про себя. Видимо, сам оборотень не считал себя душегубом. – Но, как и четыре года назад возник ажиотаж. Лавочники непомерно задрали цены на редкие ингредиенты, а уж тёмномагические артефакты даже, наверно, Малфоям теперь не по карману. Шейверетч не каждого в лавку свою пускает. Приблизительно смотрит кто побогаче, и у кого мозгов хватит не болтать. А бармен из «Белой виверны» жалуется, что клиентов почти нет. Слышь, начальник, — Струпьяр впился в аврора своими водянистыми, серьезными глазами, — а откуда у вас денежки берутся? — Мои личные средства, — ответил Кингсли, прожигая взглядом в ответ. Струпьяр криво ухмыльнулся. — Пусть будет так, — кивнул он. — Думаю, скоро наступит время, когда все карты будут раскрыты. — Будут, не сомневайся, — жестко ответил Бруствер. — Сильно не светитесь на Косой аллее. Не зачем распугивать народ. — Так точно, начальник, — Струпьяр отсалютовал аврору и поднялся со стула, посчитав разговор оконченным. — А ты не такой уж и безнадёжный, — спокойно разглядывая оборотня, бросил Кингсли. Струпьяр помрачнел и холодно ответил: — Я не всегда был таким. Так сказать, жизненные обстоятельства. — Понятно, — покивал Бруствер. Струпьяр, было, уже повернулся, чтобы уйти, но аврор окликнул его: — Как умер Грэйбек? — Предателем, — Струпьяр сузил глаза и сплюнул на пол. — Понятно, — повторил Кингсли. Оборотень ушёл, а Кингсли остался сидеть. Он прокручивал в голове факты и пытался смоделировать из всего имеющегося последствия. И вырисовывалась не совсем приглядная картина. Обстоятельства не особо благоприятные для смены власти, а действовать придется скоро. Даже очень скоро. Образовался провал между министерством и их новым орденом. Провал из лояльности народа. Лояльности можно было снискать только у маглорожденных и магических существ. Но и для тех, и для других сейчас вход в министерство закрыт. Уже не менее пяти лет их планомерно выдавливают из обычной жизни, лишая палочек и достоинства. Даже полукровки с опаской косятся по сторонам, каждый день ожидая, что и у них отберут палочки. Кто же из этих бедных измученных постоянной тревогой людей согласится участвовать в новом перевороте? Откуда у них возьмутся силы и дух на сопротивление? Причём все понимают, что дело близится к войне, особенно заметно это на примере Лютного переулка. И волна скоро дойдет и до экономического центра Лондона. Чего допускать абсолютно не хотелось. Нужен был молниеносный и точный удар в самое сердце министерства. Нужно было понять, какими силами обладает министерство. На что оно может пойти в случае открытого конфликта. Вероятнее всего, что они способны на всё. Абсолютно на всё. У их лидера нет моральных и формальных ограничений. К тому же, Воландеморт самый лютый и сильный маг второй половины двадцатого века. Его познания в тёмной магии и ритуалах несравнимы ни с кем. Даже Долохов, слывущий в этой области спецом, да и обладающий нехилыми навыками невербальной магии, не мог даже рядом стоять. А у Лорда была ещё и Беллатрикс Лестрейндж. Совершенно безумная волшебница без каких-либо принципов, жаждущая крови. Как она ещё спокойно сидела на месте главы отдела магических происшествий и катастроф было не ясно. Кингсли скорей бы поверил, что это она является виновником магических происшествий. Так же у Лорда были маги средней руки, знаниями уступающие Беллатрикс и Антонину, но всё же опасные. Малфоя можно откинуть сразу, судя по поведению Драко, у них в семье точно не всё гладко. Антонин намекал на то, что у Люциуса какие-то проблемы с алкоголем, а может и что похуже. Если он и выйдет на поле боя, то толку от него будет немного. Да и против сына он, скорее всего, устоять не сможет. А вот Мальсибер был опасным магом в совершенстве владеющий непростительными, но и он не дотягивал до классного специалиста. Очень показательным примером было нападение на Отдел Тайн. С обеих сторон были потери. Но Упивающихся тогда смогли одолеть дети, в том числе и Мальсибера. Макнейр был куда более опасным противником и достаточно прозорливым, сумев доказать свою невиновность. И оставался Август Руквуд. Его можно и нужно было брать в расчёт. Бывший Невыразимец обладал недюжим умом и хваткой, сумел обскакать даже гоблинов, и в его арсенале были достаточно интересные и опасные заклинания. Ещё Джагсон мог помериться силами с Антонином, но о его судьбе не было ничего слышно, как и о Розье. По крайней мере, Малфой ничего о них не говорил. Ордену удалось избавиться от такого опасного, умного и непредсказуемого соперника, как Барти Крауч младший, и это было одним из значимых их достижений. И если бы не Сакамандер, то вряд ли бы они выбрались живыми из того недолгого, но яростного сражения. Нотта и Родольфуса Лестрейнджа можно было не брать в расчёт. Они были не такими уж и сильными дуэлянтами, их таланты располагались в других областях, как и у Малфоя. Хотя Нотт смог неприятно удивить всех перед смертью. И на закуску остались Роули, Рабастан Лестрейндж, Кэрроу, Сельвин и Яксли, о способностях которых было мало что известно. Хотя, Кэрроу успели проявить себя как жестокие ублюдки. Но, Кингсли был почему-то уверен, что с ними в случае войны смогут разобраться преподаватели Хогвартса. Те, кто сумел выжить и остался преподавать. Например, Минерва МакГоннагал, Гораций Слизнорт и Филиус Флитвик. Даже этих троих будет достаточно для защиты школы. Воландеморт до сих пор полагал, что оборотни верны ему. И, скорее всего, рассчитывал на их помощь в качестве пушечного мяса. Для него будет неприятно узнать, что оборотни на стороне Ордена. А нечего было унижать своих сподвижников. Все хотят получить после проделанной работы то, что им положено, а не пинок под зад. Не стоит забывать и о бывших аврорах. Да, были и такие, кто по примеру Гавейна Робардса и Джона Долиша не стал сопротивляться и остался верен министерству. Вот они были тёмной лошадкой. Ещё не известно, на чью сторону встанут в случае конфликта. Пока что, бывший Аврорат никак не проявил себя. Может им не дают никакой ответственной работы, опасаясь предательства? Трудный вопрос, на который ответить может только время. В прошлую войну Воландеморт использовал для нападения на Хогвартс инферналов, акромантулов, великанов и дементоров. В этот раз Орден не должен дать Лорду возможности привлечь их на свою сторону. Если провести молниеносную атаку, то максимум, на который Лорд смог бы рассчитывать — дементоры. Но и они представляли немалую опасность. У Ордена тоже имелись силы, которые он мог противопоставить министерству. Во-первых, это сам Кингсли, Долохов и Гермиона. Наиболее сильные маги во всём ордене. Во-вторых, Малфой, Лавгуд и Сакамандер. Причём, как показала практика, у Рольфа был особый подход к устранению противника. А Малфой наверняка знал много интересных и местами тёмных заклинаний. Сестёр Гринграсс впутывать было нельзя, это не их война. Хотя Дафна, которую обучал сам Кингсли, могла дать достойный отпор. Наверняка на выручку так же придут и Хогвартские, и Билл Уизли, и Амос Диггори. Итого выходило почти равное количество, плюс-минус пару человек с той и другой стороны. Всегда имеется риск рояля в кустах. В-третьих, у ордена были в союзниках магические существа. А это немалое преимущество. Даже не в полнолуние оборотни отличались силой и выносливостью, быстро бегали и больно били. Гоблины, собираясь в хирды, могли быть очень опасными противниками. Да и выкованное гоблинами оружие, обладало удивительными свойствами. Представителей водных магических существ вряд ли удастся привлечь к делу. Они, конечно, были не против, памятуя о добрых отношениях с Дамблдором, но помочь на суше не могли. Может только если в Хогвартсе возникнут проблемы. Кентавров тоже не вытащишь из леса, но они могут по крайней мере остановить акромантулов, если те откликнутся на призыв Лорда. А о вейлах, вампирах и домовых эльфах и думать не стоило. Вампиры и вейлы живут по своим законам, и не будут бороться за какую-то эфемерную свободу. Её у них и так в избытке. Их-то никто не ущемлял. А домовые эльфы — другое дело. Здесь, как правильно подметил Малфой, тысячелетие особых отлаженных отношений. Эльфы никогда не причинят вреда своим хозяевам, даже свободные хогвартские эльфы не способны на убийство. Вот и все, на кого можно рассчитывать. Осталось понять, как и когда нанести свой молниеносный удар.

***

Гермиона спотыкалась и много раз падала, но каждый раз поднималась и продолжала свой бесконечный бег. Но родители всё так же были недосягаемо далеки. Она выбилась из сил и заплакала. Её слезам вторил дождь. Крупные капли били об рыхлую землю, собирались в ручейки и лужи. И вскоре Гермиону накрыла гигантская волна. Она забила руками, заметалась, боясь выпустить воздух, но не выдержала. Она захлебывалась, глотая солёную воду. Легкие раздирало и жгло огнём, Гермиона бултыхалась в тщетных попытках всплыть. Но вдруг все прекратилось. Боль отступила и она, утомившись, просто расслабилась, закрыв глаза. Время отступило, Гермиона забылась. Неожиданно что-то склизкое обхватило её лодыжку и потянуло на дно. Она очнулась и испуганно посмотрела вниз. Дьявольские силки крепко держали её. Она спохватилась, судорожно вспоминая, чем можно их уничтожить. И с удивлением поняла, что подобное уже было. Гермиона попыталась успокоиться и расслабиться, но силки не отпускали её. Тогда она направила на них палочку, невесть откуда взявшуюся в её руках и выкрикнула: «Инсендио!». Но из её рта вырвались лишь пузырьки воздуха и ни единого звука. Гермиона продолжала тонуть, увлекаемая на дно крепким стеблем опасного растения. Солнечные лучи, проникавшие сквозь водную толщу, становились слабее. Она собралась с силами и снова наставила палочку на Дьявольские силки, сконцентрировавшись. Жаркое пламя рассекло водную толщу и опалило стебель. Силки задрожали и выпустили свою жертву. Она немедленно задвигала руками и ногами, пытаясь всплыть. Едва ее голова очутилась на поверхности, как легкие снова скрутило и обожгло огнем. Гермиона закашлялась, пытаясь вздохнуть и, наконец, у неё получилось. Она огляделась по сторонам. Невдалеке обнаружился остров, и Гермиона поплыла к нему. Чем остров становился ближе, тем отчётливее она видела на нём две неподвижно стоящие человеческие фигуры. Она принялась грести усерднее. И когда до острова было около двухсот метров, Гермиона смогла их разглядеть. Это были родители. Она остановилась и облегченно выдохнула. Впервые за долгое время, она была к ним так близка. Гермиона помахала им рукой, они помахали в ответ. Неожиданно за их спинами возникла ещё одна фигура. Гермиона испугалась и вновь принялась грести. Фигура с каждым мгновением становилась всё больше, раздаваясь в стороны и вверх. И уже меньше чем через минуту над её родителями возвышался Воландеморт. Гермиона замерла на месте в ужасе. Темный Лорд хищно оскалился, направил на неё палочку и выкрикнул: «Авада кедавра!». Его голос как гром раскатился по округе. Гермиона отупело смотрела, как зеленая стрела медленно и неотвратимо летит в её сторону. Она зажмурилась, принимая судьбу. В грудь больно ударило, она охнула, резко распахнула глаза и закричала от ужаса: — Не-е-ет! Тысяча зелёных лучей, отскочив от неё, летели теперь в родителей. Гермиона отчаянно замолотила по воде руками, пытаясь доплыть несчастные метры до острова, уже понимая, что это невозможно. — Нет! — заорала она вновь, когда лучи, наконец, достигли целей. — Да проснись же! — Гермиона открыла глаза, её грудь тяжело вздымалась, влажные волосы липли ко лбу. Над ней нависал обеспокоенный Антонин. Она приложила ладонь к полыхавшей огнём щеке. — Я не мог тебя разбудить. Ты кричала. — Это всего лишь кошмар, всё уже хорошо, — сипло ответила она, тяжело дыша. Антонин убрал влажные волосы с её лба, поцеловал и устроился рядом. — Что тебе снилось? — спросил он, пытаясь в темноте разглядеть её лицо. — Родители, — спустя какое-то время ответила Гермиона и повернулась к Антонину. — Я опять их убила. Антонин долго молчал, а потом сказал: — Не вини себя. Твои родители прожили достойную жизнь и сделали самое прекрасное на что были способны — тебя. Где бы я был без тебя? Что бы делал? — Нет, нет, это все моя гордыня… — Нет, — жестко оборвал Антонин. — Несмотря ни на что, ты бы не смогла себя сломать. Не смогла бы стать рабой. Уж такая у тебя свободолюбивая натура. — Ты просто пытаешься меня успокоить, — буркнула Гермиона. — Нет, — почти шёпотом произнес Антонин. — Я говорю это, потому что люблю тебя. Сердце Гермионы внезапно ёкнуло. Удушливая волна смущения поднялась к её затылку и щекам. Она будто онемела. Все материальное отступило на второй план, и она посмотрела на Антонина по-новому. Ей никогда не могло прийти в голову, что она получит признание в любви таким замысловатым способом. Их отношения настолько не вписывались в рамки обыденности, что можно было книгу написать. Да, её мечты о тихой семейной жизни сейчас не имели ничего общего с действительностью. Но она не сожалела об этом. Будущее представляло собой туманную неопределенность. И она внезапно поняла, что времени, возможно, у них двоих осталось не так уж и много. Конечно, она и раньше об этом знала и даже говорила об этом. Но сейчас её охватил настоящий страх, парализующий до кончиков пальцев. Она представила себе мир, в котором вдруг не станет Антонина, и сердце болезненно сжалось. Нет, она не могла позволить случиться такому. — Я тоже тебя люблю, — прошептала она. Антонин вздрогнул, на секунду забыв как дышать. Сердце яростно забилось о грудную клетку. Его обуяло странное желание радостно заорать. Он и не думал, что в его солидном возрасте могут охватывать чувства, присущие безудержной юности. Антонин поймал себя на том, что улыбается как последний, но очень счастливый идиот. Он притянул Гермиону к себе и поцеловал. Робко, почти невесомо касаясь губами её губ, заострившихся скул, закрытых век. Её трепещущие ресницы щекотали щёки, и он улыбался, блаженно жмурясь. Антонин позволил легкой неге разлиться по телу, и зарылся носом в её шею, ловя запах её кожи. В нем не было ничего особенного, просто Гермиона пахла теплом и домашним уютом, чем-то очень родным и привычным. — Хочу тебя, — почти простонала она, чувствуя, как от внезапного возбуждения сводит бёдра и перехватывает дыхание. Каждое невесомое касание Антонина вызывало мурашки. А он будто чувствовал её тело, знал, где самые чувствительные точки. Легкий поцелуй в ложбинку между шеей и плечом, и чуть ниже у самой кромки её маечки. И ещё ниже, где через тонкую ткань виднелась жемчужина соска. Его грубая ладонь уже скользила по ребрам и аккуратно огибала грудь, ловя сосок и пропуская его между пальцев. Его руки и губы — единственное, на чём Гермиона сосредоточилась, желая не упустить ни одного мгновения наслаждения. И вот она уже выгибается в спине, навстречу его обветренным губам, подставляя обнаженную грудь под ласкающие руки. Отдаваясь ему, не желая больше принадлежать только себе. Антонин щекотал её впалый живот бородой и целовал в пупок, вызывая легкую улыбку и желание спрятать пупок руками. Но он не дал и заставил перевернуться Гермиону на живот. Это что-то новое, пугающее и захватывающее. Он знал что делает, оставил дорожку из поцелуев от затылка до самого копчика. Каждая клеточка её тела возбуждена до предела. Она тяжело задышала. Антонин медлил, разглядывая обнаженную спину с острыми лопатками, и подцепил мизинцем кромку трусиков, неспешно стаскивая их. Щёки Гермионы вспыхнули алым румянцем, кончики ушей полыхали огнем. Ей стало немного страшно, будто это её первый раз. Антонин огладил её упругие ягодицы, смял их, вызывая у Гермионы хриплый стон. Стон мучительного желания, стыдливости и нетерпения. Время для Гермионы текло неравномерно, то невообразимо долго растягиваясь, давая ей сполна испить удовольствия, то немилосердно ускоряясь, не давая опомниться. Антонин наклонился к ней и поцеловал за ухом. Она поспешно втянула воздух ртом и сильно зажмурилась, чувствуя на бедре что-то горячее. Одна его рука двинулась вниз по спине, коснулась копчика, на секунду замерла, и осторожные пальцы последовали контуру её бёдер, скользя по ложбинке между ними, и устремились туда, где горячо и уже давно влажно, находя заветный холмик. Каждый раз, когда пальцы Антонина задевали заветное место, Гермиона вздрагивала. Ей очень хотелось, чтобы эти пальцы проникли в неё, хотелось ощутить их прохладу внутри себя, но Антонин дразнил её, подбираясь пальцами близко, но не проникая, вызывая стоны полные негодования. Наконец, когда Гермиона совсем уже измучилась и готова была молить о пощаде, Антонин сжалился над ней. Он подхватил её и посадил себе на бедра, откидываясь назад и подбирая под себя ноги. Гермиона очутилась верхом и от неожиданности покраснела. Но, видя, что Антонин смотрел на неё уже затуманенным взглядом, она расслабилась. Он дал ей возможность вести в этой любовной игре. Гермиона слегка привстала, находя ягодицами член, и медленно на него опустилась. Антонин сдержано выдохнул, закрыв глаза. Это первое движение отдавалось сладостным облегчением, невидимое напряжение спало, позволяя почувствовать каждый дюйм соприкосновения их тел. Она обхватила его руками, подставляя под поцелуи грудь и шею. Он тут же поймал её сосок зубами, слегка прикусил, Гермиона охнула и медленно задвигалась вверх-вниз. Лицом к лицу, глядя друг другу в глаза, будто гипнотизируя. Он позволял ей задавать темп, расслабляясь. Жар возбуждения подгонял её, и она задвигалась быстрее, и плотнее прижавшись к Антонину. Её единственной целью стало довести его до оргазма. В первый их раз она не видела этого, даже не совсем поняв, что произошло. Но, теперь Гермиона была намерена не пропустить этот момент. Он целовал её не отрываясь, не отпуская от себя, боясь отцепиться даже на секунду. Ловил её тяжелое медовое дыхание, щекотавшее кожу. Под ложечкой сладко засосало в предвкушении кульминации. Гермиона скользила вверх-вниз уже запрокинув голову, подставляя под поцелуи ярёмную впадинку. Антонин не выдержал, подхватил Гермиону под бёдра и опрокинул на спину, нависая сверху и тяжело дыша. Было невозможно оторваться от её припухших губ. Он переплёл свои и её пальцы и вытянул руки ей за голову, придавливая собой её хрупкое тело. Сильно толкнулся, и ещё, и ещё. Доводя Гермиону до умопомрачения, чтобы у неё не было сил анализировать. Он подчинял её тело, напряженное, вытянутое в струну, себе, заставлял дышать в такт со своим дыханием. Вырывал из её уст томительные, уже не сдерживаемые стоны. Стоны, предназначенные только ему одному. Он больше никогда не сможет жить без них, как и без её тонких запястий и длинных пальцев, так ласково касавшихся его лица. Без её серьёзных карих глаз. Без заострившихся от усталости и тревоги скул. Без неё самой. Всей и без остатка отдающейся сейчас ему. Антонин уже был готов кончить, и почти проклял себя за то, что его не хватает на большее. Ему было катастрофически мало времени и физических сил для того, чтобы она тоже смогла получить свою порцию удовольствия. Но, раз за разом входя в неё, он уже начал чувствовать, как вибрирует её тело. Как она плотно сжимает бедра, обхватив его за талию ногами. Толчок, и Гермиона выгнулась дугой, протяжно постанывая. Она открыла глаза и удивленно посмотрела на Антонина, её губы медленно расползлись в улыбке. Она расслабилась. Антонин больше не ждал ничего, толкнулся в последний раз, замер, и выпустил воздух сквозь зубы. Руки слегка подрагивали, и он освободил Гермиону, но не спешил выходить из неё, продолжая придавливать к кровати своим весом. Антонин расслабленно устроился у неё на плече. Гермиона устало погладила его по голове, легонько касаясь шеи, и прислушиваясь к его дыханию. Ей самой было немного трудно дышать, но шевелиться и нарушать такое уютное мирное спокойствие не хотелось. Антонин щекотал ей шею своим дыханием. — Кажется, я вспомнил, где нужно искать браслет, — Антонин потянулся и скатился с Гермионы, ложась на спину. — Возьмешь меня с собой? — ей очень хотелось помочь ему в поисках. — Нет, — он вздохнул. — Там дел на пару часов. Лучше придумай способ, как его уничтожить. — Хорошо, — немного расстроено ответила она. — Буду надоедать Биллу или Малфою вопросами. Она поднялась с кровати, стянула одеяло и завернулась в него. — Ты куда? — озадачено поинтересовался Антонин. — В душ. Пойдёшь со мной? — хитро спросила Гермиона. — Конечно, — тут же бодро подскочил он и завернулся в простыню. Они, как нашкодившие дети, выглянули в гостиную, и никого там не обнаружив, хихикая вприпрыжку побежали в чулан, служивший им ванной комнатой. Скидав импровизированную одежду себе под ноги, забрались на маленький каменный пятачок, служивший полом душевой кабинки, Гермиона включила горячую воду. Антонину она показалась еще прекраснее, чем обычно. Её кожа покрылась мелкими мурашками, соски призывно топорщились, тёплые капли воды прочерчивали дорожки, огибали их, скатываясь на впалый живот, на мгновение задерживаясь в ложбинке пупка и устремлялись вниз. Гермиона озорно улыбнулась и прижала Антонина к себе. Они просто стояли под горячими струями и, кажется, целовались целую вечность. Как подростки в свою самую яркую пору. Боясь не успеть насладиться друг другом. И ощущая безграничное счастье. Очень редкое для них обоих счастье, и оттого еще более необходимое. ____________) * - самурай феодального периода Японии, потерявший покровительство своего сюзерена, либо не сумевший уберечь своего господина от смерти. (Малфой умный, но вздорный. Он мог знать)