Игнорируете меня? Или молча наслаждаетесь моим обаянием? Доктор Хаус
— Я в полном порядке, — проговорил он на одном дыхании. — Да? Не сказал бы… — руку мою секретарь сжал так сильно, что её и тисками теперь вряд ли выдернешь. Хватка у Потапыча — что надо, как у армрестлера со стажем. Однако меня больше волновала сыпь: — И так до этого твоя борода раздражала, а это красное пятно вместо лица — вообще катастрофа. — Вашими силами, Юлий Павлович. Еле сдерживая себя, чтобы не ответить потоком матов, я стараюсь вразумительно сказать: — Мой секретарь не должен так выглядеть. Ясно? — Прикажете сбрить бороду, как Пётр первый? — Уже приказал, — одариваю ехидной улыбкой Михаила, и всё-таки умудряюсь вырвать руку из его звериной хватки. Резкая попытка — и вуаля! Моя ладонь на свободе. Затем договариваю: — Завтра жду тебя в нормальном виде. Всё уяснили, Михаил Владимирович? — А если не смогу? — спрашивает Потапыч. — Тогда завтра утром я лично буду сбривать твою растительность. — Вы хоть знаете, как это делается, Юлий Павлович? — лукаво улыбаясь, интересуется секретарь. — Разберёмся по ходу пьесы, — тут же отвечаю я. — И подлечи свою физиономию, ради всего святого. А то, чувствую, клиентура до моего кабинета не дойдёт. Увидит такую секретаршу, и бегом из офиса. — Если бы не ваше маниакальное желание выгнать меня из компании… — Да-да-да, всего этого не было бы! Я понял, на что ты намекаешь, вскинув руки, честно признал поражение. — Иди уже домой, не маячь перед глазами. Полчаса как контора должна быть наглухо зашторена и закрыта. — А как же собака? Мы хором покосились на блаженно спавшего чихуахуа. — Отвезу к хозяйке, — наконец, подал голос я. — Вас подвезти, Юлий Павлович? Я удивлённо глянул на своего подчинённого. Странно с его стороны предлагать руку помощи, после того, как я две недели измывался над ним и пытался выкинуть из компании. Хотя, с какой стороны ни посмотри, а подвезти меня действительно нужно (не тащиться ведь в дождь через весь город?). Мои права отобрали полгода тому назад за вождение в нетрезвом виде. Нет, меня, конечно же, не остановило бы отсутствие столь важного документа — я бы спокойно обошёлся и без этой бумажки. Только вот отец взбесился и забрал мою машину на «неопределённый срок». Так что уже несколько месяцев я передвигаюсь своим ходом. Глупо отказаться от предложения Михаила. — Да, я буду признателен, если ты меня подбросишь. Только не возомни о себе невесть что. С секретаря на должность личного водителя ты не перескочишь, — усмехнувшись, заметил я. — А теперь хватай ключи от офиса, и пойдём уже на парковку. Поживее, Потапыч. Поживее!***
Машина у Михаила была дорогая, престижная. Конечно, не высший класс, но для его положения «секретаря» — это тачка действительно роскошная. Удивительно, как у него только денег на такую хватило. По-моему, подобные стоят больше двух миллионов, но я могу ошибаться, ибо в машинах смыслю столько же, сколько и в женщинах. Меняю словно перчатки, и никогда особо не заглядываюсь на ценники. Вечная беда богатеев. Мы не запоминаем, сколько и на что тратим. Экономить? О чём вы? Вести какой-то блокнот с расходами и доходами? Не слышал. Может быть, мой отец и разумно тратит деньги, подсчитывает убытки и прибыль, но лично я бездумно швыряюсь купюрами налево и направо. Ещё одна причина, почему папаша назначил мне в секретаря «проверенного товарища», толкового и коммуникабельного Михаила. Меня даже одолевают смутные догадки, что Потапыч — шпион. Я уверен в этом на процентов девяносто. Однако доказательств о том, что мой секретарь сливает информацию обо мне отцу нет, а значит, десять оставшихся процентов могут иметь место. Да, если честно, и пофиг, ябедничает Михаил или нет. Без разницы. Я уже согласился оставить его в конторе на постоянной основе. В конечном итоге, он неплохой парень. «И что это за проявление „доброты“ с моей стороны?» — думал я, пока мы выезжали с парковки. — «Как ни суди, а этот Потапыч забавный малый. Хоть он и старше меня, но ведёт себя так, будто я действительно его начальник. Не помню, чтобы он когда-то повышал голос или упрекал меня за то, что я… иногда пользовался своим высоким положением над подчинёнными. Он, пожалуй, первый человек, который не пытался втолковать очередную лекцию о моральных качествах человека. Просто выполнял мои поручения. Ха-ха, а тот случай с кофеваркой? Надо же было присобачить её в моём кабинете! Любой, кто способен вытерпеть мой ужасный характер — сумасшедший, в этом и сомневаться не приходиться. Он точно чокнутый. Или ему приказано делать всё, что я говорю. За деньги». — Откуда ты знаком с моим отцом? — задал я вопрос, когда мы попали в пробку на одном из многочисленных перекрёстков нашего города. — Вас это так интересует? — Да, — упрямо проговорил я. —…Мой отец когда-то давно работал на вашего, Юлий Павлович. У них был совместный проект, где они выступали, как соавторы. Очень важный и прибыльный. Но, к сожалению, этому проекту не суждено было осуществиться. — Почему? — Потому что мой отец погиб. Как раз в это время. У него случился инфаркт, прямо на улице. Его успели довезли до больницы, но спасти не смогли. Из-за этого пришлось приостановить деятельность совместной фирмы, и закрыть проект. А теперь я тут. Работаю на вас. Потому что ваш отец посчитал это правильным — обеспечить сына того, с кем ты когда-то работал над одним делом. Я не могу так просто покинуть место секретаря, Юлий Павлович. Я должен оправдать надежды, возложенные на меня вашим отцом… Мне не хватило духу ответить ему. Не хватило духу сказать, что на самом деле я думал о нём совершенно другое, что я считал его верной собачкой папаши, которая должна шпионить за мной за жалкие купюры. Я усомнился в этом человеке, и теперь мне было стыдно. Уже третий раз стыд уничтожал моё эгоистическое и самовлюблённое эго. Мне даже не хватило духу сказать, что я соболезную. Потому что именно в этот момент стало ужасно тошно. Я почувствовал себя самым конченным на земле уродом. Я почувствовал себя ничтожеством. Сравнил с отцом, и понял, насколько далёк я от того идеала истинного «начальника», каким бы хотели меня видеть все остальные. Я грязный, подлый человечишка. Не способный на сострадание даже к тем людям, что так упорно трудятся на меня. Отец, сколько я себя помню, был совершенно другим. Он никогда не шёл на омерзительные вещи ради собственного удовлетворения, в отличие от меня. Да, он увольнял людей. Однако он делал это без всякого удовольствия, не то что я. Даже когда он уволил Наденьку (мою предыдущую секретаршу, если вы помните) — он вручил ей целую упаковку денег на дальнейшие расходы во время поиска новой работы и… извинился. Извинился за меня. Будь я на его месте, уже давно выкинул бы такого нерадивого сыночка на улицу. Но он слишком сильно любит меня. Я творю разные гадости, а он всё равно прощает, закрывает глаза. Сейчас мне кажется, что отец и сам глубоко в душе проклинает себя за то, что так мягко со мной обращается. Наверное, ему было бы куда легче, если бы на моём месте оказался Михаил. О таком достойном, прилежном, честном сыне можно только мечтать. «Я должен оправдать надежды, возложенные на меня вашим отцом», — сказал он. «Ты их оправдаешь. В отличии от меня», — хотелось ответить мне.***
— Приехали, Юлий Павлович, — проговорил Михаил, остановившись у пятиэтажного здания, расположенного на краю города. Я сидел на переднем сидении, отвернувшись к окну. На душе скреблись кошки. Чувство опустошённости — такое со мной впервые. За эту поездку я много чего успел обдумать. Много чего успел взвесить и проверить. Выводы были крайне неутешительными. На меня буквально напала апатия и депрессия, застали врасплох. Вот так. Неожиданно я осознал, что являюсь самым скверным человеком во Вселенной. Может, преувеличиваю, но на тот момент мне казалось именно так. Не было никакого желания выходить на мокрую улицу, подниматься по вонючему и исписанному подъезду, звонить Галине Константиновне, отдавать Марселя, оставаться на чай, болтать о чём-то приятном и будничном. Единственное, чего я хотел — поскорее вернуться домой, в трёхкомнатную квартиру с золотым унитазом, и хорошенько выпить. — Отнеси собаку сам. Я останусь в машине и подожду, — не оборачиваясь, продолжая смотреть куда-то в окно, сказал я. Через секунду добавил: — Первый подъезд, квартира четырнадцать. В отражении стекла я увидел, как Михаил посмотрел на меня с подозрением и сочувствием одновременно. — Пошевеливайся! — не выдержав его взгляда, крикнул я. Секретарь медленно вышел из машины, шлёпая по лужам. Я слышу, как он открывает дверь сзади и забирает Марселя, который начинает тут же гавкать своим ужасно звонким и бесящим голосом. На улице льёт сильный ливень, потому Михаилу приходится прикрывать псину своим плащом, а самому мокнуть под дождём. Зонтик он взять не догадался. — Придурок, — красноречиво ругнулся, взглядом провожая фигуру, исчезающую в дверях подъезда. Михаил вернулся через двадцать минут. Я пропустил тот момент, когда он подходил к машине, так что напугался, когда передняя дверь резко открылась. Но, похоже, моего удивлённого взгляда секретарь не заметил. Он просто бухнулся за руль, закрыл дверь, снял мокрый плащ и бросил его на задние сидения. Лицо его покрылось новым слоем сыпи. Всё-таки, очередной контакт с собакой не пошёл на пользу. Опять я поступил эгоистично. Опять мне стыдно. Опять я упираюсь лбом в окно. Настроение ухудшается с каждой секундой. Может, я заболел? Подхватил какой-то вирус, и всё. Это, конечно, не объясняет того, что я вдруг осознал всю свою сволочность, но… Ой, чёрт с ним! Сейчас я хочу побыстрее добраться до дома. Больше мне ничего не нужно. Я просто переутомился. Просто переутомился. Переутомился. Только и всего. Мы едим в полной тишине. Слышен только звук мотора, и то, он слабый-слабый, да трение шин по дороге. Если бы Михаил не включил радио для разрядки обстановки, я бы уже через пару минут езды заснул. А так, продолжал тупо пялиться в окно, и мысленно говорить себе: «С тобой всё хорошо. Ты не отпетый мерзавец. Ты ничего плохого людям не делал». Правда, чем больше я себя убеждал в этом, тем больше разум подкидывал нехороших мыслей: «Ну и что с того, что уволил ты за пару месяцев почти весь штат работников. Сменил больше десяти секретарш, и почти с каждой умудрился переспать. Ничего страшного нет в том, что ты гоняешь бедных подчинённых, как рабов. Это нормально. Абсолютно нормально. И в этом нет ничего плохого». На этом все мои размышления прерывались. Ведь, как бы не хотелось признавать, но факт остаётся фактом, моё пожизненное клеймо — начальник-дьявол. И гореть мне в аду за такое обращение с работниками.***
Машина резко затормозила. Я глянул в окно и обнаружил, что мы остановились… не у моего дома совершенно. Более того, я не знал даже примерно, где мы находимся, в каком районе города, на какой улице. Единственное, что я видел — это вход в здание, над дверьми которого висела постоянно мигающая табличка: бар «Ковбой из Айдахо». Сказать, что мои глаза стали размером с две тарелки? Не то слово! Гримаса шока на моём лице отпечаталась так, будто я несколько минут назад увидел приведение своей покойной бабушки. — Ты куда меня привёз, грёбанная секретутка?! — заорал я, не сдерживая голос. — Слушайте, Юлий Павлович… — начал было Михаил, но, похоже, не найдя нужных слов для своего оправдания, он решил убить меня наповал одной фразой: — Давайте просто зайдём туда и выпьем по рюмочке. — Та-а-ак… ты себя в зеркало видел вообще? Тебя по фейс-контролю не пропустят! Ты же выглядишь, как больной, сбежавший из-под карантина! Да лучше я тебя в аптеку свезу или к какой-нибудь бабке лекарше, чтобы ритуал провела по уничтожению твоих прыщей. Ты совсем из ума выжил? Тебе делать больше нечего? А ну живо разворачивайся, и вези меня домой! — Не истерите вы так, Юлий Павлович… — Я не истерю! — чуть ли не завизжал я. — А это, как по-вашему называется? — еле сдерживая смех, интересуется Михаил. Но понимая, что так он только усугубит своё положение, продолжает более спокойным тоном: — Я просто подумал, что вам неплохо было бы чуть-чуть расслабиться. Последние три часа вы ведёте себя очень странно, и это меня, как вашего секретаря, пугает. Но если вы не хотите в бар… хорошо. Я отвезу вас домой. Так будет лучше? Я сижу поникший. Думаю. Вроде бы и сам собирался напиться, приехав домой. А тут… бар. Хоть мы сейчас и находимся в какой-то глухомани, но почему бы и нет? Результат-то один и тот же — головная боль завтра с утра. Одно меня только смущает… — Это ведь не заведение для голубых? — спрашиваю я, чисто для справки. — С чего такие выводы, Юлий Павлович? — усмехается Михаил. — Ты гей, — рассуждаю я, затем тыкаю пальцем на мигающую вывеску, продолжаю: — Это — незнакомый мне бар, название которого не внушает доверия за свою драгоценную пятую точку. А теперь сложи два и два, и получи мой вполне логичный вопрос. Потапыч улыбается так, будто поражён моей догадливостью до глубины души. Прямо как если бы я был Шерлоком, а он Ватсоном. — Нет, это не бар для геев, — успокаивает меня Михаил. — Можете не переживать за свою пятую точку, босс. Да и, в любом случае, если к вам кто-то начнёт клеиться, я, как верный секретарь, тут же отгоню охоту нерадивым пикаперам. — Засчитываю это за неудачную шутку, Потапыч. — Как пожелаете, Юлий Павлович, — теперь улыбка Михаила натянута до ушей. — Я лишь хотел сказать, что ваше достоинство останется не тронутым, пока я буду рядом. Можете не переживать. Секундная пауза. — И после таких слов ты мне говоришь «не переживать»?! Не переживать?! — возмущаюсь я. — Нет уж! Никакого бара! Живо вези меня домой! — Юлий Павлович, вы снова истерите по пустякам. Прекратите. Давайте выйдем из машины и пойдём отдохнём немного за барной стойкой. Или вы пить не умеете? — последние слова звучали, как вызов, а ухмылка Михаила только подтверждала мои опасения. — Да ты хочешь затащить меня в бар! — Возможно, — лукаво улыбнувшись, сказал мой секретарь. — Так вы пойдёте со мной, или же останетесь сидеть в машине и ждать у моря погоды? Я могу посадить вас на автобус, если хотите. — Р-р-р, ладно. Идём, — соглашаюсь я, однако тут же добавляю: — Но никаких покушений на мою… в общем, ты понял. Держи свои руки и руки разных подозрительных личностей от меня на расстоянии. Только если там будут симпатичные цыпочки — их можно, и даже нужно, подпустить. Ты, по всей видимости, сегодня не только секретарь, но также водитель-телохранитель. И посмотрим ещё, кто из нас не умеет пить!