Сгорая в ней

      Интересно, сколько раз за вечер он пожалел, что вытянул язык и ввязался в эту авантюру, выдуманную его неугомонной сестрой. Мало того, что целых три дня он терпел её бесконечное присутствие и бессмысленные разговоры об организации вечера; людей, которые то и дело подъезжали к дому и выгружали требующиеся для мегаулётной вечеринки атрибуты — начиная от коробок с закусками и напитками и заканчивая различными интерьерными примочками, так теперь ему ещё приходится изображать добродушного хозяина, позволяя всему этому сброду оккупировать первый этаж.       Только первый.       Второй остаётся его личной территорией.       Вечеринка набирает обороты, а подвыпившие подростки добираются до бассейна и бильярдной комнаты, заставляя хозяина дома положить на них все маты. Он рассчитывал как минимум человек на сорок, но когда в его дом ввалилось около сотни студентов, приглашённых и пришедших за компанию, Клаус не выдержал и поднялся наверх, взирая на всю эту шумную компанию с полумрака второго этажа. Впрочем, его мало кто интересовал, и сейчас, опираясь руками о перила, он высматривает лишь одну — ту, что как нарочно избегает его всё это время.       А ведь весь этот балаган в его доме был задуман ради неё.       Ради Кэролайн.       И ради её безопасности.       На удивление, она почти не участвовала в организации вечеринки, объясняя это загруженностью по предметам и свалив основные проблемы на Ребекку, поэтому Клаус видел её не более двух раз и то мельком, когда Кэролайн передавала ему нужные наставления. Это изводило его и делало всё более несдержанным.       Демоны становились сильнее и вырывались наружу. А он... Он больше не хотел с ними бороться. Он устал. Ну или они оказались сильнее.       И сейчас, сжимая руками полированные перила лестницы, Клаус сканирует помещение в надежде увидеть Кэролайн. И он видит её. Сидящую на диване рядом с сестрой и держащую в руках стакан с пивом. Откровенно короткое платье с глубоким вырезом, длинные стройные ноги, облачённые в чулки, кружевная резинка от которых мелькает, когда Кэролайн закидывает ногу на ногу. Такая недоступная, но в кричащем наряде. Скромная и одновременно развязная, когда, бросая призывный взгляд на какого-то парня, машет ему рукой.       Сплошные противоречия.       Так возбуждающе.       Это сносит крышу, и Клаус, облизнув вдруг пересохшие губы, отводит от неё взгляд и окидывает комнату в поисках какой-нибудь девчонки на ночь. Ведь это так просто — трахать одну, а представлять себе другую. Нужно просто отвлечься и выпить чего-нибудь крепкого.       Да, определённо.

***

      — Так и знала, — Кэролайн зло смотрит на входящих в дом людей и делает большой глоток пива. Её уже начинает раздражать эта вечеринка, и эта музыка, и эти парни, уже довольно подвыпившие, чтобы начать искать себе жертву. Выглядит более чем пошло.       — Что знала? — довольная Ребекка и её дружок с другой стороны, всё ближе прижимающийся к ней, открыто поглаживающий её бедро и шепчущий какие-то пошлости на ухо.       — Тайлер не придёт, хоть и обещал мне.       — Разве ты не знаешь?       — Что не знаю?       — Тайлер в больнице. — Удивлённый взгляд и смутное чувство тревоги, зарождающиеся в сердце. Этого не может быть. Опять? Только она познакомилась с достойным парнем, а он оказался в больнице. Да, он не свалил от неё как все остальные, но, чёрт побери, почему это случилось именно с ней?       Проклятье?       — Ты, видимо, шутишь, Бекс, я только позавчера его видела на занятиях.       — Она не шутит, — подслушивающий их разговор Метт выныривает из-за плеча подружки. — Тая избили. Говорят, он связался с плохой компанией и задолжал им денег. И ещё будто бы дело попахивает наркотиками.       — Отлично, — Кэролайн разводит руками и встаёт с дивана. — Бекка, здесь есть что-нибудь покрепче?       — Наверное, надо спросить у Ника, — пожимает плечами и показывает в сторону лестницы, а потом совершенно не обращает внимания на подругу, увлёкшись поцелуем с Меттом.       — Спросить у Ника. Спросить у Ника, — Кэролайн упорно пробирается сквозь толпу и решительно поднимается по лестнице.       — Извините, мисс, но второй этаж закрыт для гостей, — вынырнувший из ниоткуда охранник преграждает ей дорогу, и Кэролайн недовольно чертыхается. Чёртов Майклсон и его правила.       — Слушай, Ник попросил меня подняться к нему. Я надеюсь, ты догадываешься для чего? — томный взгляд, прикушенная губа и ладонь, скользнувшая по бедру. — Я — Кэролайн, его хорошая знакомая. О-о-чень хорошая. И сейчас он ждёт меня в спальне, так что с дороги.       Минутное замешательство мужчины и галантный жест, позволяющий ей пройти дальше.       — Идиот.       Кэролайн не спеша идёт по коридору, абсолютно не зная, где найти Клауса и уж тем более выпивку. Куча дверей, в которые она осторожно заглядывает и натыкается на темноту. Никого. Шаг за шагом. Дверь за дверью. И тишина по сравнению с оглушительным шумом первого этажа.       — Супер. Придётся довольствоваться пивом, — и только она собирается развернуться, как в очередной открытой ею комнате замечает включённый свет. — Клаус! Эй, Клаус, ты здесь?       Несмело проходит внутрь и... застывает на месте.       Сотни её копий, укоризненно смотрящих со стен на нежданную гостью. Сотни взглядов, улыбок, выражений, оттенков. Кэролайн, сама того не ведая, оказывается в собственном мире, наполненном её отражениями. Она прикрывает рот ладонью и проходит дальше, по дороге рассматривая все эти рисунки, разбавленные красочными фотографиями. Вот они сидят в кафе, а здесь они репетируют с группой поддержки, а на этой карточке Кэролайн выбирает платье для вечера.       Что здесь происходит?       Сердце бешено стучит, и страх от осознания увиденного медленно проникает в кровь, разрывая остатки самообладания и сковывая движения. Ей страшно. Страшно и непонятно. Кэролайн окидывает комнату растерянным взглядом и подходит к столу, где монотонно гудят работающие мониторы. Экран. Другой. Третий.       — Ублюдок, — она уже не может скрыть слёз, узнавая знакомые очертания своей комнаты, и судорожно хватает ртом воздух. Ей надо успокоиться. Взять себя в руки. Дышать... Дышать... Господи, дышать...       Кэролайн обхватывает голову руками и закрывает глаза. Кто он? Почему весь его кабинет увешан её портретами? Зачем он наблюдает за ней? Множество вопросов и ни одного ответа. А от этого жутко. И Майклсон — долбанный псих.       Она справляется с нарастающей паникой и вновь осматривается, обращая внимание на подсвеченную доску на противоположной стене. Десятки снимков, перечёркнутых красным маркером. Подходит ближе и вглядывается в знакомые лица.       — Тайлер. О, боже, нет, нет, — она проводит пальцем по его фотографии и всхлипывает, понимая причину, по которой он оказался в больнице. Вздрагивает, когда слышит тихие шаги и звук закрываемой двери. На ключ. Кажется, она сама себя загнала в ловушку.       — Кэролайн, — его голос подозрительно мягкий, а движения плавные и неторопливые. Так двигаются хищники, когда загоняют жертву, уверенные в том, что она никуда не денется, что у неё нет шанса на спасение.       — Что всё это значит? — она даже не оборачивается и обнимает себя за плечи, пытаясь справиться с всё нарастающей дрожью. Ей никогда не было так страшно. Она не может поверить своим глазам, не может принять тот факт, что добрый старина Клаус, да-да, тот самый Клаус, которого она знает с детства, который был для неё настоящим другом, лишь другом, всё это время наблюдал за ней и распоряжался её жизнью. Так, как он того хотел.       Марионетка для своего безумного кукловода.       Тишина и её прерывистое дыхание.       — Что. Всё. Это. Значит? Чёртов. Долбанный. Псих, — она срывается и, одним движением сминая фотокарточки парней, посмевших к ней подойти, разворачивается и бросает их в лицо Клауса.       Он спокоен. Даже больше. Ни один мускул не дёргается на его лице, когда грубая бумага касается кожи, лишь горящие сердитым блеском глаза и сжатые кулаки.       Ты играешь с огнём, Кэролайн.       — А ты не видишь? — Клаус разводит руками и делает шаг вперёд.       — Я... Я не понимаю, — она обречённо пожимает плечами и вся сникает от переизбытка эмоций. От разочарования, витающего в воздухе и въедающегося в кожу. От слёз, подступивших к горлу и мешающих дышать.       Всё это время она не принадлежала себе.       — А знаешь? Это даже хорошо, что ты всё узнала, — он уже близко, на расстоянии вытянутой руки, и, пользуясь замешательством и ее растерянностью, постепенно оттесняет стене. Ненавязчиво, но и не оставляя выбора, как подчиниться ему.       Безликий взгляд Кэролайн и ноль реакции, когда он зарывается пальцами в её волосы и наклоняется над ухом.       Она с ним.       В его руках.       В его мыслях.       — Моя глупая девочка. Ты даже не представляешь, как давно я мечтал об этом. Как желал прикоснуться к тебе, почувствовать тебя, — нежные пальцы поглаживают затылок, а вкрадчивый голос гипнотизирует, лишает воли, обезоруживает. А ещё рождает страх. Страх перед необъяснимым и непредсказуемым. Он безумен. А безумцы всегда вызывают ужас. Кэролайн приходит в себя, когда горячие губы касаются её виска, и испуганно смотрит на Клауса, всё больше и больше прижимающего её к стене.       Нет, это не Клаус.       Он никогда бы не сделал этого.       — А ты всегда выбирала смазливых щенков и безмозглых качков. А теперь посмотри, Кэролайн, где они все? — горячее дыхание на её шее и ладонь, спускающаяся вниз по бедру. — Глупышка. Ведь ты принадлежишь мне.       Знала бы она, с каким трудом он себя сдерживает, чтобы не наброситься на неё прямо здесь. Его дыхание сбивается, а тело лихорадит от такой манящей близости, от её запаха, от её тепла.       Слишком больно держать её в своих руках.       — Ты больной. Ты сумасшедший, Клаус. Отпусти же меня, — Кэролайн упирается в его грудь ладонями, но вызывает лишь слабую улыбку на перекошенном от гнева лице.       Больной?       Сумасшедший?       Разве не по её вине он стал таким?       — Тшшш, sweetheart, — он с лёгкостью ломает её сопротивление и ещё сильнее вжимает в стену. Пусть. Пусть она почувствует, как он хочет её.       Его пальцы скользят по внешней стороне бедра и задирают подол платья, пока Кэролайн безрезультатно пытается отстраниться. Даже смешно. Что значат эти слабые попытки против его желания? Она уже не сдерживает слёз, когда он наклоняется к её губам и застывает над ней, наблюдая за ее реакцией. Неужели так противен? Кэролайн поджимает губы и с ненавистью смотрит на уже бывшего друга. Подчинение никогда не вызывает положительных эмоций. Тем более сейчас, когда он загнал её в угол, и когда страх перед настоящим Клаусом оказался сильнее, чем тёплые чувства к нему в прошлом.       — Разожми губы, — он шипит, грубо хватая её за подбородок и не давая шанса отвернуться. — Я сказал, разожми губы, Кэролайн.       Отрицательное движение головы и с каждой секундой усиливающаяся хватка.       — Я закричу. — Момент потерян, и Клаус исступлённо приникает к губам, сразу же врываясь вовнутрь, углубляя поцелуй и не давая возможности сомкнуть зубы.       Господи, его по-настоящему трясёт.       Накрывает неконтролируемое желание.       Эйфория, заставляющая наплевать на чувства любимой женщины.       Только она. Её тело. Её дрожь.       Ты действительно безумен, Клаус.       — Пожалуйста, — она плачет, когда он отстраняется, и умоляюще смотрит в наполненные похотью глаза. Вряд ли её слёзы трогают безумца, одержимого манией обладания. Слишком долго и сильно он болел ею.       Клаус обхватывает красивое лицо ладонями и приторно нежно стирает слёзы подушечками больших пальцев.       — У тебя нет выбора, Кэролайн, — шёпот, вызывающий ещё большую дрожь, и рука, скользнувшая по груди, животу... ниже. Она инстинктивно сжимает бёдра, но Клаус с лёгкостью протискивает колено между ними и заставляет её развести ноги. Теперь его пальцы двигаются по внутренней стороне бедра, касаются границы чулка с обнажённой кожей и продолжают свой путь. Выше... Выше...       — Ты не посмеешь, — в её голосе нет уверенности, в её сердце нет смелости, на её лице читается испуг.       Ты слишком плохо его знаешь, Кэролайн.       Клаус отодвигает полоску трусиков, и она дёргается, тут же оказываясь прижатой к стене. Его ничто не остановит. Даже наполненный болью взгляд.       — Посмею, love, и ты будешь послушной.       — Да пошёл ты...       — Я убью всех, кто касался тебя когда-либо. Я убью твоих друзей, Кэролайн. Знакомых, любимых. Я разрушу твою жизнь, и ты навсегда распрощаешься с колледжем, а заодно и с мечтами на счастливое будущее. Я отравлю тебя, love. Я обещаю.       Фанатичный блеск в глазах и его непроницаемое лицо.       Он не бросается пустыми обещаниями.       И она знает об этом.       Настойчивые пальцы скользят по горячей плоти, и Клаус рычит, прикрывая глаза и стараясь глубоко дышать. Ему сложно. Ему физически больно и практически нереально сдержать нахлынувшую похоть. Но так хочется оттянуть момент обладания — самый сладкий момент в его жизни.       Одно движение, и Кэролайн громко всхлипывает, чувствуя, как в неё проникают. Боже, пусть это окажется сном. Лишь кошмаром. Лишь выдумкой. Но ритмичные движения пальцев внутри возвращают её в реальность.       — Я тебя не возбуждаю. Да, Кэролайн? — он чувствует её сухость и высвобождает руку. Проводит чуть влажными пальцами по её губам, а потом с маниакальным удовольствием облизывает остатки смазки.       Этот вкус.       Вкус любимой женщины.       Рождает болезненную потребность.       И Никлаус, сбрасывая с себя последние капли терпения, без жалости срывает с нее кружевную вещицу.       Она почти не сопротивляется и лишь всхлипывает, всё больше и больше пугаясь его поведения, проникаясь этой реальностью и своим положением. Он опасен. Для неё. Для друзей. Для близких. Для жизни.       Звук расстёгиваемой ширинки и горячие губы на её губах. Грубые и властные, сминающие все остатки сопротивления. Он проводит твёрдым членом по горячей плоти, и Кэролайн напрягается, пытаясь сомкнуть ноги.       — Расслабься, я не хочу причинять тебе боли, — Клаус закидывает её ногу себе на бёдра и входит в жаркое лоно одним осторожным движением. Громко стонет, оказавшись внутри и чувствуя тугие мышцы, обхватившие его. Разве может быть так безумно приятно? До головокружения и напрочь сбитого дыхания. До необъяснимого покалывания во всём теле и сладкой неги внутри. Кажется, одно движение и он кончит.       Дыши...       Проходит несколько секунд, прежде чем он берёт контроль над своими ощущениями и начинает двигаться. Медленно... медленно... Почти полностью покидая податливое тело и вновь врываясь на всю длину.       Вот только ей всё равно. Ни одной эмоции на бледном лице. Пустой взгляд и отчаянье во всей её позе. Она разбита этой правдой.       Она осталась наедине с твоими демонами и слишком слаба, чтобы бороться с ними.       Она не хочет тебя, Клаус.       Зато ты хочешь её.       Толчок за толчком. Поцелуй за поцелуем. Невнятные слова и стоны. А потом сильная дрожь, пронзившая всё тело и заставившая его закричать её имя.       — Кэролайн, — Клаус утыкается в её шею и с трудом приводит в норму дыхание. Ни с одной женщиной ему не было так хорошо. Ни одна женщина не вызывала в нём столь ярких эмоций. Ни одну женщину он не хотел столь сильно.       Его мечта осуществилась.       — Теперь ты принадлежишь мне, love, — он, наконец, аккуратно покидает её тело и заботливо поправляет задравшееся платье, — и только я имею право быть в тебе, касаться тебя, владеть тобою. Ты поняла меня, Кэролайн?       Слишком сладкая нежность и ласковые ладони, обхватившие заплаканное лицо и заставившие её посмотреть в его горящие маниакальным блеском глаза. Чувственные губы изгибаются в улыбке, и Клаус целует безразличную ко всему девушку в лоб.       — Поняла. Ты ведь такая умная. А теперь иди, веселись. И не вздумай нажаловаться Ребекке, иначе твой новый знакомый не переживёт очередную операцию.       Клаус делает шаг назад и вкладывает в дрожащую ладонь Кэролайн ключ от двери.       — Увидимся после вечеринки, sweetheart.