***
Томас стоял перед зеркалом в одних домашних штанах, взъерошенный после душа, и рассматривал себя. Живот уже был виден хорошо, но его все еще можно было спрятать под свободной одеждой. Бока округлели, даже грудь немного преобразилась: стала больше, соски потемнели, готовясь к выработке молока. Тело понемногу преображалось, вынашивая ребенка и готовясь кормить его. «Ну, малыш… Изменил ты меня. Конец четвертого месяца, а уже такой живот. Под свитером не так заметно будет. Боюсь представить, какой будет к концу срока. Еще и рожать… Ужас. А потом растить. Бессонные ночи, кормежка, пеленки. И все ради твоей улыбки…» Том надел футболку, подошел к окну и облокотился на подоконник, касаясь лбом холодного стекла. «Как я мечтал, надеялся разделить эти моменты с Крисом… Видеть радость в его глазах, ощущать его помощь, поддержку, заботу… Мечтал, что мы вместе будем выбирать имя ребенку… А придется самому давать тебе имя, малыш… Мой ребенок… Мой сын…» Парень оторвался от созерцания улицы, прошел на кухню, где Сюзан ставила чайник. — Будешь? — спросила она. Томас покачал головой, залез в холодильник, достал пакет виноградного сока и направился в гостиную. Там он расположился на диване, попивая сок прямо из горла. Роберт сидел в кресле, кидая взгляды на друга из-за бумаг, что читал. Затем положил их на стол, встал, подошел к бару, налил себе стаканчик коньяка и уселся рядом с Томом. — За будущее, — они чокнулись, и каждый выпил свой напиток. — Не устал думать о нем? — просил Роб. — Устал… — честно признался омега. — Но Лиам сказал, что он скучает по мне. — Это ты о разговоре двухнедельной давности? — Угу. — А после вы общались? — Конечно… Но не поднимали больше эту тему. — Том, — Роберт тяжело вздохнул. — Что же мне с тобой делать? — Любить, кормить и никому не отдавать. — Это запросто, — усмехнулся бета. — Послушай меня. Он посмел тебя оскорбить. Выгнал, не выясняя причины. Сам лишил себя такого сокровища. А узнав, что может быть по-другому, начал жалеть о потере. Мой тебе совет: забудь его. Парень ничего не ответил, уставившись пустым взглядом в потолок. Роберт был прав. Но не в его силах отпустить прошлое. Может, хандра пройдет с появлением на свет ребенка. А пока… — Роб. Сыграй что-нибудь. — Ты издеваешься, — удивился бета. — Я за пианино не садился года два. — Пожалуйста, — Томас сделал бровки домиком, посмотрел на друга печальным взглядом, с чуть дрожащими уголками губ. — Не смотри на меня так, — Роберт спрятал лицо в ладонях. Но через минуту убрал их. — Ладно. Только не смейся, — он встал с кресла, подошел к пианино, стоящему в углу гостиной, сел за него и открыл крышку. Чуть подумав и сосредоточившись, парень прошелся пальцами по клавишам, пару раз нажал на них, слушая звук, и заиграл. Медленная, печальна мелодия захватывала Томаса, трогая до глубины души. Настроение, и так хреновое, медленно начало ползти еще ниже. Почему-то парень начал ощущать себя ничтожеством, слабовольным дураком. Почему жизнь, которая казалась безоблачной, резко пошла под откос? Что он сделал не так? Где принял неверное решение? Почему все, что так было дорого сердцу, внезапно исчезло, растворилось? Почему Крис, такой любимый, нежный и ласковый, ударил в самое сердце, растоптал, смешал с грязью? Даже не дал объясниться. Может, просто не так сильно любил, что смог бросить без сожаления? Том положил ладонь на живот, чуть сжал ее, словно пытаясь защитить ребенка от внешнего мира, и прикрыл глаза. «Ничего… Мы прорвемся… Вдвоем, мы выживем… Я и ты… Теперь ты смысл моей жизни… Ты чувствуешь мое сердце… Ты чувствуешь мою тоску и печаль… Прости, малыш, за слабость отца… Ты не переживай… Все хорошо… Все хорошо…». Он не заметил, как взял одну из подушек, стиснул ее одной рукой, а другой поглаживал выпирающий живот, как по щекам потекли редкие слезы, оставляя за собой соленые дорожки. — Роберт, дорогой, — послышался голос Сюзан, — сыграй что-нибудь по веселее, а то Том совсем раскис. Томас резко открыл глаза и поспешно вытер слезы. В это время Роб перестал играть. — Веселое, говорите, — он взял папку с нотами с рядом висящей полки, пролистал ее, остановился на одной из композиций, поставил папку на подставку и вновь заиграл. Сюзан поставила свою чашку чая на стол, рядом с бумагами мужа, подошла к Тому, подняла его с дивана и закружила в танце. Парень, волей-неволей, улыбнулся и поддался игривому настроению девушки. Роб играл и играл, а Томас с Сюзан танцевали и смеялись. «Как же я их обожаю», — в который раз пронеслось в голове у омеги, когда он уже падал от усталости. На следующий день Том и Роберт начали украшать квартиру к празднику. Сюзан, как только это все началось, тут же смоталась под выдуманным предлогом. — Она не любит всю эту суету, — только пожимал плечами Роб. Первым делом, ребята установили елку и начали ее наряжать. Томас развел такую творческую деятельность, что Роберт предпочел стоять в сторонке и просто выполнять распоряжения. Потому что знал по опыту: когда Том творил, лучше ему под руку не попадаться. Поэтому Роб ползал, бегал, прыгал, чуть ли не летал со стремянкой то туда, то сюда, вешая и приклеивая мишуру, гирлянды, шарики, омелу и прочие атрибуты. И закатывал глаза каждый раз, когда Тому не нравилось, как оплетает люстру мишура и приходилось тут же все переделывать, потому что бета не позволял омеге лазить по стремянке, опасаясь за его здоровье. Но итог стоил всех усилий: елка, не большая, стоявшая рядом с пианино, сияла всеми цветами радуги, когда зажигалась гирлянда, свет отражался в шариках и распространялся по всей комнате. Дверные косяки были украшены разноцветной мишурой, выложенной в виде ползающих змеек, омела на люстрах, там же висели шарики и фигурки в виде зверей. На входную дверь повесили праздничный венок. Томас ходил по квартире и любовался плодами своего труда. — Красота. Роб, пойдем, погуляем, а? — Что ж ты у нас живчик такой… Не сидится тебе на месте… Пойдем… — вздохнул бета. Через полчаса они гуляли в парке, что находился рядом с домом. На улице было холодно, но безветренно, с неба падали редкие снежинки, покрывая недавно расчищенные дорожки, на деревьях красовался иней. — Как в сказке, — произнес Томас, разглядывая окружающее пространство. — Смотри, — он пихнул в бок Роберта, указывая на детей, лепящих снеговиков. Он в ответ улыбнулся: — Ничего. Ты так же скоро будешь наблюдать, как твой сын лепит что-то из снега с друзьями. — Не скоро… Годика через три… А пока будут пеленки, крики по ночам… — Ой, не надо, — скривился Роб, — я как представлю все это… — Но ты же хочешь детей, — удивился Том. — Хочу… Но период до года меня, все же, пугает. Пока ребенок такой маленький, беззащитный, полностью зависит от тебя. Помню, Сюзан пыталась забавно отговорить меня от навязчивой идеи с детьми. Она говорила: «Он же будет постоянно орать, постоянные сопли, надо менять подгузники». А я ей всегда отвечал на это: «Зато он будет улыбаться только тебе, а его смех станет для тебя самым желанным звуком, лучше музыки. А когда он скажет тебе «Мама», это станет наградой за все твои усилия». Томас с улыбкой посмотрел на друга и отвернулся, скрывая навернувшиеся слезы умиления. — Ты неисправимый романтик. — Ага, я такой, — засмеялся бета. Тем временем, ребята вышли к середине парка, где был залит искусственный каток. — Хотел бы я покататься на коньках, — мечтательно сказал омега. — Не сметь. — Не смею. Я пока с головой дружу. Давай выпьем по чашке горячего шоколада? — Ты как хочешь, а я глинтвейн возьму. Купив в палатке напитки с парой бутербродов, они разместились на одном из столиков, стоящих рядом с катком. — Знаешь, Том. С одной стороны, я рад, что так получилось… — Как? — Ну… Так, — замялся Роберт. — Что ты у нас живешь… Не, ты ничего такого не подумай, — тут же добавил он, увидев, как изменилось выражение лица друга, — просто… Просто ты даешь нам возможность, пусть и косвенно, но побыть родителями. Так сказать, вкусить все проблемы. — А-а-а… Я даже не знаю, плакать или смеяться мне над ситуацией. И плюсы и минусы можно найти. Но не будем об этом. Где Рождество будем праздновать? — У меня есть варианты, — медленно произнес Роб. — Выкладывай. — Их три: дома, в ресторане и здесь, в парке. — М-м-м… — Том задумался. Дома ему точно не хотелось быть. Над вариантом ресторана стоит подумать. А парк… А что, свежий воздух, куча увеселительных мероприятий и от дома недалеко, в случае чего. — Я хочу в парке, — наконец, ответил он. Роберт кивнул, задумчиво глядя куда-то вдаль. А Томас с улыбкой смотрел на веселящихся людей на льду, на играющих со снегом детей и представлял, что будет так же гулять вместе с сыном через несколько лет.***
Везде во всю шла подготовка к празднику. Роберт последние дни пропадал на работе, приходя домой только ночевать. Даже сегодня, в канун Рождества, ему пришлось уехать, но он обещал быть к рождественскому ужину. Сюзан в данный момент крутилась на кухне и выгнала Тома под предлогом, что тот мешается, наотрез отказываясь от помощи. Поэтому омежка сидел сейчас в своей комнате на ковре, скрестив ноги, облокачиваясь спиной о кровать, и вертел в руках подарок для Криса: музыкальную шкатулку, упакованную в цветную обертку. «Малыш, как думаешь, понравился бы папе этот подарок? Мне нравится. Жалко, что подарить его не получится… Черт… Опять ты мне бурю в желудке устраиваешь… Ай, как не хорошо папе больно делать. Как же меня замучила эта изжога, кто бы знал…» Томас глубоко вздохнул, выпил стакан теплой воды, что стояла на тумбочке. Потом осторожно снял обертку и вытащил шкатулку. Заведя механизм, парень прикрыл глаза, наслаждаясь мелодией. Он не заметил, как дверь в комнату приоткрылась, и вошел Роберт. — Симпатичная мелодия. Омега вздрогнул от неожиданности и чуть не уронил шкатулку. — Не пугай меня так. — Да, я как-то и не пытался скрываться. Пойдем? — он протянул руку Тому, помогая встать на ноги, и они вместе пошли на кухню. — Садимся за праздничный стол, — с улыбкой сказала Сюзан. А стол был действительно великолепным: множество традиционных блюд, с многочисленными закусками, в виде сыров и колбас, пара видов салатов и напитки: вино для Роберта и Сюзан, сок для Тома. Парень как посмотрел на это многообразие, так сразу почувствовал, как потекли слюнки. Праздничный ужин прошел на ура: насытившись, ребята начали петь рождественские гимны, после перешли на разговоры ни о чем, потом на стол был подан рождественский пудинг, который Томас с удовольствием уничтожал с немыслимой скоростью, на что Роб усмехался и качал головой. Настало время перемещения праздника на улицу. Быстро убравшись со стола, ребята пошли одеваться. Том уже надевал свитер, как почувствовал, что в животе что-то толкнулось. Он моментально замер в неудобной позе: руки задраны наверх, голова наполовину виднелась из-за воротника. Толчок повторился. Парень очень медленно и осторожно натянул свитер, задрал одежду и положил руку на живот. Как будто чувствуя прикосновение, ребенок толкнулся еще раз. Омежка начал задыхаться от волны эмоций. Не сдерживаясь, он пулей вылетел из комнаты, заорав на всю квартиру: — Он шевелится! Стоящие в прихожей Роб и Сюзан моментально уставились на него. — Он шевелится, — уже спокойнее повторил Том. Друзья тут же кинулись к нему, осторожно приложив свои ладони к животу парня. Постояв так некоторое время, они недоуменно смотрели то друг на друга, то на омегу. Но ребенок решил осчастливить и их и пару раз пнул ножкой стенку живота. — И правда шевелится, — восхищенно прошептал Роберт. — Малыш, это чудо. Это самое настоящее чудо. Они еще чуть постояли, потом оделись и вышли на улицу, направившись прямиком в парк. А там праздник шел своим чередом: народ ходил туда-сюда, поздравляя всех направо и налево, проводились различные конкурсы, концерты, слышался смех, видно веселье. В воздухе витала атмосфера праздника. Ребята купили себе напитки и встали неподалеку от сцены, где шел концерт. — Ой, — Том непроизвольно положил ладонь на скрытый под пальто живот. — Пинается. Роберт одной рукой обнял друга за плечи и сказал: — Это тебе подарочек от сыночка, малыш. С Рождеством! — С Рождеством! — вторил ему Томас, ощущая жизнь у себя внутри.