Раздражение

      …его губы скользят по моей шее, опускаются ниже, и потом – дааа… Я теряюсь в ощущениях, есть только его губы и язык, ласкающие мой сосок прямо сквозь ткань сорочки, в глазах темнеет от подступившего желания, я запускаю пальцы в его волосы, сильнее прижимаю его голову к своей груди, обхватываю его ногами, чувствую его руки на моей спине…       Открываю глаза – на этот раз без труда, надо же! Вообще-то, я никогда не любила утро – момент пробуждения отвратителен по сути своей, это не исправить. Но сегодня мне, кажется, удалось обойтись наименьшими потерями. Вот только что это было? Сон, от которого я проснулась – да я даже покраснела, судя по тому, как горят щеки. Интересно, кто имел несчастье лицезреть меня в столь эпохальный момент?       Так, кто бы мог подумать, тифлинг опять здесь. Хотя что это я, ох уж этот склероз, он же давеча о своих чувствах ко мне распинался. Ладно, живи пока, ты все равно спишь. Кто еще здесь есть, ау! Никого? Вот и славно, замнем эту ситуацию. Интересно, долго ли этот спящий красавец собирается храпеть у моего скорбного ложа? Наверное, неудобно ему так – сидит на полу, голову положил на кровать. Кстати на мою руку, мне тоже неудобно, что уже куда существенней.       Вытаскиваю многострадальную конечность из-под тифлингской головы – на ней отпечаток от его рога, и спасибо, что временный, уж больно скабрезно это изображеньице выглядит (моя репутация девы непорочной и незапятнанной, как пить дать, пойдет прахом), – а Вален, даже не просыпаясь, отбирает ее обратно.       Куда катится мир? На улице холодает, демоны наглеют, из-под одеялка, опять же, приходится вылезать… Нет, руку я тебе не отдам, и без того всякой пакости навалом.       Со всеми возможными предосторожностями (даже не скрежещу зубами!) снова высвобождаюсь из хватки рыжего. Не проснулся, кажется, хотя личико состроил обиженное и недовольное. Ну, еще губы надуй, младенчик.       С одеялом, к сожалению, тоже приходится распрощаться. Бррр! Прыгая, с одной ноги на другую, пытаюсь взглядом найти что-нибудь на замену одеялу – в смысле, одежку какую-нибудь. В идеале, конечно, тулуп с подогревом и такие же валенки, но на крайний случай и плащик меховой сойдет. Что, неужели ничего нет? Не могли же они рассчитывать, что я тут голышом скакать буду? Между прочим, тоже вопрос, кто там осмелился оторвать от меня мою обледеневшую одежду.       Ага, похоже на мою мантию. Заматываюсь в эту жалкую тряпку (ничего дурного не хочу сказать о производителях магических мантий, но следовало бы сделать их более холодонепроницаемыми, налицо серьезная недоработка), под ней даже обнаруживаются сапоги и походный мешок, а в нем – ура-ура-ура! – смена теплого белья.       Теперь я, кажется, готова идти на поиски камина или костерка. Хотя нет, птичье гнездо на голове и заспанные глаза вряд ли будут способствовать налаживанию дружеских контактов с местным населением. Где-то здесь наверняка есть специальные приспособления для умывания (даже боюсь подумать, что местные могут пользоваться для этой цели снегом), и я почти уверена, что банальная расческа найдется на дне моего мешка. Обычно, к слову, я попросту стараюсь пореже распускать то недоразумение у меня на голове, что некоторые ошибочно называют волосами.       Так, кувшин (искренне надеюсь, что это не ночной горшок) и большая миска в углу. Наскоро умываюсь, роюсь в мешке (и откуда там столько всякого барахла?), ага, вот она, расческа моей мечты. Теперь самое время вычесать колтуны. Сколько же я продры… продремала, если они успели так запутаться.       А, черт! Слишком сильно дернула волосы. Мало того, что распрощалась с их частью, что при таком климате значительно, так еще и расческу выронила. Об стену. И еще раз об нее же, и ногой ту же стену – само собой так получилось, честное слово!       - Эйле? – голос Валена звучит неуверенно, а лицо его выглядит слегка ошарашенным, что, в целом, объяснимо – не каждый день увидишь меня с торчащими во все стороны лохмами, скачущую на одной ноге и поливающую окружающий мир нечленораздельными ругательствами. Утро задалось.       Поднимаю расческу присаживаюсь на кровать, поспешно натягивая на лицо дружелюбное выражение.       - Видите, Вален, никаких задатков светской дамы – даже волосы толком расчесать не могу, – в меру веселая улыбка, шутливая жалоба, и он уже улыбается в ответ.       - Позвольте мне, моя леди… – осторожно отбирает у меня проклятый предмет пытки и добавляет, когда я непроизвольно отстраняюсь: – Я буду осторожен, обещаю.       Что ж, осторожен, так осторожен. Наверное, теперь уже не стоит говорить, что я терпеть не могу, когда к моим волосам прикасаются посторонние?       Между тем, он действительно очень бережно распутывает эти морские узлы. Уверена, разодрать их было бы гораздо быстрее, хотя Вален явно не торопится - наглаживает их и даже - ой! - массирует мне затылок и шею... Шею? Стоооп!       - Спасибо, Вален, думаю, вы успешно справились с этим непростым делом, - вскакиваю и быстро заплетаю полураспутанные патлы в косу. - Теперь же я буду благодарна, если вы расскажете мне, где мы находимся, и где наши спутники.       Он выглядит огорченным (это я успешно не замечаю) и неохотно говорит:       - Я провожу вас к ним, Эйле. Там вы узнаете, где мы.