Раздражение

      Возвращаясь в храм Спящего, я непрерывно трясусь и ругаюсь про себя. Чертова тряпка! Отвратный дьявол Груул (стоило ему нахамить, как он разом подобрел и даже представился, сопроводив это нелепым жестом, призванным подчеркнуть величие своего имени), так вот, этот извращенец все-таки нашел возможность надо мной посмеяться. Как и обещал, продал мне мантию, отлично защищающую от морозов Кании, вот только с побочным эффектом. У этих мантий без такого никак - то ли особые возможности можно приобрести, лишь заплатив соответствующую цену, то ли (и это мне сейчас кажется даже более вероятным) пресловутые изготовители все как на подбор обладают весьма оригинальным чувством юмора. Как и Груул, если уж на то пошло. Надо бы поинтересоваться при случае, нет ли у него в роду лепреконов - думаю, это само по себе будет неплохим оскорблением. Нет, вы только подумайте, защищать от мороза при помощи постоянного озноба! Я бы посмеялась, если бы зубы так не стучали, боюсь, сломаются. Впрочем, я хотя бы не помру от переохлаждения, хотя с такими трясущимися руками будет не так просто даже вилку взять, про магию я даже не упоминаю. Надеюсь, в дальнейшем подвернется что получше, не могу же я все время ходить, трясясь, как старый пьяница с перепоя.       По привычке, раз уж мы там оказались, осмотрели с Дикином каменоломню, с натяжкой сходящую за местную достопримечательность, и провели сбор подписей местных рабочих на улучшение условий труда. Дикин оказался прирожденным агитатором-революционером, и надеюсь, Груулу еще долго придется расхлебывать заваренную нами кашу. Один из бесенят все жаловался, что ему с раздробленной рукой и с дробилкой не сладить, а некоторые из Элизиума спят веками, и никто им не мешает, и где равенство и справедливость? Нашел, что искать в аду.       Пока мы пробираемся к храму, Дикин придумывает лозунги типа "Вся власть - рабочим", "Даешь свободный труд" и "Равенство во всем", по каждому спрашивая моего мнения.       - Босс, Дикин мог бы помочь им занять достойное место в мире! Как народ Дикина, они подчиняются силе и совсем не видят светлого будущего, но Дикин просветит их!       - По-моему, они занимают в своем мире вполне подходящее положение, Дикин, не уверена, что нам следует начинать восстание. В конце концов, мы ведь планируем вскоре покинуть это негостеприимное место, - вижу, как поник Дикин, и торопливо продолжаю: - Думаю, когда-нибудь они и сами поймут несправедливость своего положения и постараются его изменить, и вот тогда-то, если они не справятся, ты сможешь им помочь. У тебя ведь богатый опыт, верно? Ты вывел свой народ в свет, - кажется эта мысль по душе моему спутнику, о чем свидетельствует радостная, хоть и немного клыкастая, улыбка. - Но всему свое время, ты согласен? Кстати, к вопросу о лозунгах, как тебе такой: "Мефистофеля - на тряпки!"? Думаю, он будет...       Тут мои отвлеченные рассуждения прерываются самым немилосердным образом - бросившейся под ноги собакой... или чем-то вроде собаки, или... даже не знаю, как это описать, но размером с собаку. С панцирем. Пока я поднимаюсь с земли, потираю отбитые об окаменевший лед места и пытаюсь свести окружающий мир воедино, Дикин с этим странным созданием обнюхиваются и, кажется, каким-то образом общаются.       - Дикин...       - Да, Босс?       - Ты понимаешь, чего хочет это... существо?       - Это Писец, Босс. Он хочет, чтобы мы помогли ему найти дорогу.       - Дорогу куда?! - я откровенно в шоке, вот ведь и здесь нашлись жаждущие помощи. А казалось, такой тихий, спокойный и обреченный мир. Да черта с два я теперь здесь останусь! - И как ты его понимаешь? И почему Писец, что он такое пишет - здесь, в Кании?!       - Босс иногда бывает слишком подозрительным, - доверительно поясняет Дикин собаке в панцире. - Это потому что Босса часто стараются убить, хотя Босс поет не так уж и плохо.       - Спасибо, что напомнил, дружище, - вздыхаю я, и в этот момент псевдособака, которой, кажется, надоела наша перепалка, обращает на меня взгляд.       Странно, но глаза у него необычайно выразительные, с серебристыми радужками, окаймленными широкими полосами, и крупными зрачками, в которых, кажется отражается весь мир. Я непроизвольно наклоняюсь, всматриваюсь в них...       За короткие мгновения я узнаю, что в этом мире, куда до недавнего времени попадали лишь совершившие самые темные преступления, лишь одно могло принести им покой. Стать обреченным, смириться со своим грехом и своей судьбой, стать частью ледяного мира... И безобидный с виду Писец, не желающий никому зла, мог сделать их такими, начертив их имена на стене, на которой уже так много имен, что жизни не хватит, прочитать все. Потом, будто в ответ на свой вопрос, я узнаю, что для мятущихся, несчастных душ, медленно, но верно приближающихся к безумию, это своеобразный акт милосердия. А потом я вижу женщину, бросившую вызов Мефистофелю...       И опять, здравствуй, здоровое земное притяжение, тебя приветствует моя пятая точка опоры. Впрочем, оно того стоило.       С помощью подсказок, вызванных видениями, мы медленно находим нужное место, и пока Писец выводит на стене ее имя, я чувствую вокруг дыхание магии. Обернувшись, вижу открывшийся вход в пещеру. Проклятье, там еще холоднее, чем здесь. Смотрю на Писца с надеждой, что нам не сюда, но маленький предатель уже преспокойно удаляется прочь. Не могу отделаться от мысли, как заманчиво было бы последовать его примеру, что, мне больше всех надо? А, была не была!