Кровь за кровь

Пилат словно ждал прихода Каифы, и, когда первосвященник влетел в зал, лишь поднял на него глаза, а после углубился в свои мысли, улыбнувшись едва заметно. - Что привело тебя, Каифа? – спокойно поинтересовался прокуратор. – Ну, присядь со мной, первосвященник. Приказать подать вина? Может, желаешь ли чего-нибудь еще? - Ты невероятно гостеприимен сегодня, игемон, - сдержанно ответил первосвященник. – Но я откажусь. - В таком случае, просто присядь. Что же привело тебя ко мне? – Чуть более настойчиво переспросил Пилат. Каифа вздохнул, но сел в соседнее кресло. Пальцы его чуть дрожали, что не укрылось от прокуратора. - Не твои ли люди, игемон, убили славного Иуду Искариота, помогшего нам изловить опасного сумасброда Га-Ноцри? - О чем ты, Каифа? – Пилат чуть заметно ухмыльнулся. – Иуду я не давал приказа убивать. - Я знаю, что ты жесток, Пилат Понтийский, - осторожно ответил первосвященник. – И что ты воспылал к обманщику и богохульнику Иешуа. - Будь осторожней, Каифа, - предупредил прокуратор, подобравшись в своем кресле. – Следи за языком своим. Первосвященник склонил голову, давая знак, что понял предупреждение. Пилат безмятежно смотрел на него. - У тебя все? – сдерживая улыбку, вопросил игемон. – Или же ты еще что-нибудь сказать желаешь? - Значит, это все же твой приказ был, - чуть слышно прошептал Каифа. Глаза прокуратора потемнели. - Иди отсюда, - с отчетливой угрозой прошептал он. В голове прокуратора созрел план, и он торопился исполнить его. Испуганный Каифа поспешно распрощался, оставив Пилата Понтийского наедине с собой. Игемон уселся на пол перед своим креслом, раздумывая о сделанном выборе. «Банга, Банга!» - негромко позвал Пилат собаку, тут же подбежавшую и нашедшую хозяина на месте для пса. Банга тревожно заскулил, тычась влажным носом в щеку прокуратора. Пес неистово стучал хвостом по мраморному полу, пытаясь улечься рядом с хозяином. Грубые ладони человека опустились на собачью спину, лаская и успокаивая. Женский силуэт скользил по дворцу, ища прокуратора. Солдаты к женщине в одежде служанки были равнодушны, давая ей возможность беспрепятственно бродить здесь незаметной тенью. - Эй, ты! – женщина обернулась на оклик, готовясь к самому худшему. – Приказано подать прокуратору вина, где ты бродишь? Займись делом сей же час! Женщина кивнула, радуясь этой единственной возможности. Добавить купленную настойку в вино – и месть ее свершится. - Вино, игемон, - быстро, не глядя в глаза мужчине, проговорила женщина. Лицо ее скрыто было в тени, руки свои она старалась прятать. Но Пилат ее узнал. - Мария. Мать Иешуа. – Мария вздрогнула; накидка от неловкого движения соскользнула назад. Глядя в полные страха глаза иудейки, прокуратор улыбнулся. – Не по мою ли душу ты пришла, Мария? Напрасно. - Нет, игемон. Пилат понюхал принесенное вино и зажмурился. - Ты пришла мстить. Я чую запах яда, Мария, и твой страх. Будь это чистым вином, разве ты боялась бы меня? - Что вы сделаете, игемон? - Скажу правду и отпущу. Есть ли чистое вино? - Да, игемон. – испуганно прошептала Мария. - Налей себе чистого вина и сядь со мной. – Иудейка непонимающе посмотрела на Пилата. Прокуратор встал со своего места и силой усадил женщину в кресло напротив себя. – Налей себе вина. Мария подчинилась, недоверчиво смотря на мужчину. Пилат, меж тем, себе налил отравленного вина. - Что вы делаете, игемон? – тихо спросила женщина. Бокал в ее разбитых руках подрагивал. - Я хотел сделать это позже, в одиночестве. Но к чему сводить на нет твои труды? Ты готова слушать? – Мать Иешуа склонила голову в знак согласия. - Что слышно в Городе? – спокойно спросил прокуратор. - Слышно, что нашли Вар-раввана мертвым поутру две самаритянки. – Отвечала Мария. - Что еще слышно? - Слышно, что кончил с собой Иуда Искариот, продавший моего сына фарисеям Анне и Каифе, - покорно отозвалась иудейка, непонимающе глядя на Пилата. – Но что тебе с того, что слышно в городе? - Хочешь правды? Это я убил их. И Вар-раввана, и Иуду. Прокуратор поболтал вино в бокале, ожидая ответа женщины. Мария же молчала, и слово вновь взял Пилат. - Что же ты молчишь, Мария? - Ты ужасный человек, игемон, от того и молчу я. - Твой сын таковым меня не считает, - с усмешкой произнес прокуратор. – И ты не далеко ушла от подлого Пилата Понтийского. Не ты ли подала яд в вине? - Что тебе угодно, игемон, сделать со мной? Вновь страх отразился в темных глазах женщины. Мужчина решительно поднял свой бокал. - Скажи мне, боишься ли ты смерти? Или же ты так же смела, как твой сын? - Не поминай моего сына, ты предал его в руки смерти. Как ты смеешь говорить о нем со мной? - Иудейка решительно отставила вино и собралась встать. - Вспомни, Мария, вспомни, что кричали иудеи на площади, когда я вышел к ним на балкон. Они хотели Вар-раввана, - зло ответил Пилат, тоже встав с кресла. – Руками иудеев погубил Каифа Иешуа. Мария взглянула на прокуратора затравленным взглядом. - «Значит, я зря пришла сюда сегодня», - прошептала она, бледнея. Не в силах более глядеть на прокуратора, Мария опустила голову. - Так скажи мне, боишься ли ты смерти?! – воскликнул прокуратор. - Я… не боюсь, игемон. Не боюсь, - чуть слышно прошептала иудейка. - Помоги завершить месть. Скажи, что отравила меня по указу Каифы, Мария, - горячо прошептал Пилат, подаваясь вперед, к женщине. Мария отшатнулась, когда грубая рука мужчины сжала ее плечо. Краткий миг женщина испуганно смотрела в безумные глаза прокуратора. - Возьми, - в исцарапанную ладонь женщины лег тяжелый кованый кинжал. Отступив прочь от Марии, Пилат поднял бокал с вином. - «Проклятый град, ты погубил меня!» - подумал прокуратор, поднося бокал с отравленным вином к губам. – «Так исчезни же ты с лица земли, Ершалаим!». Он пил вино долгими глотками, чуть морщась от едва приметной горечи во вкусе. Иудейка не сводила взгляда с лица прокуратора. Чуть пошатнувшись, Пилат Понтийский отставил бокал прочь; на лице его выступила испарина. - Банга, взять! – тяжело выговорил он, указывая на Марию. Верный пес поднялся, угрожающе рыча, прыгнул вперед, исполняя приказ любимого хозяина. Мария подняла руку с оружием, защищаясь от клыков пса. Короткий взмах – верный Банга напоролся на острие кинжала грудью и упал на пол, едва слышно проскулив. Теряя сознание, пятый прокуратор Иудеи слышал, как на шум борьбы и вскрик Марии ворвались в зал легионеры. «Жди, Иешуа, я иду к тебе!»