Be.We.

Ханбин затаил дыхание, чтобы не спугнуть. Он наблюдает за Чжинхваном, который сидит у окна и смотрит на раскинувшийся простор полей. На коже Чжинхвана играет солнце уходящего дня. Оно мягко обволакивает светлую кожу, подсвечивает золотым светом и дарит полное умиротворение. Вечера в августе всегда становятся особенными. Каждый умирающий день становится неповторимым аккордом к уходящему лету. Забываются короткие дни и светлые ночи, теряется зной и исчезает духота, уступая место прохладному ветру. Ханбин любит это время, потому что именно в августе природа хватается из последних сил и пытается спасти себя от неминуемого краха. В этом есть что-то завораживающие и пугающие одновременно. Ханбин затаил дыхание, чтобы не спугнуть. Чжинхван жмурится от слепящего света и слега щурит свой нос. Они едут на старом автобусе из Тэгу. Там живут очередные родственники Чжинхвана, которых надо было навестить в свободное от учебы время. А Чжинхван один не может. Чжинхван всегда теряется и просит Ханбина следить за ним, быть всегда рядом. Они пытались купить билеты на поезд, но те были распроданы еще в прошлом месяце. Остались только билеты на автобус, который больше походил на консервную банку. Ханбин долго возмущался и говорил, что не поедет на этой развалине никуда и ни за что. Он чертыхался и говорил, что лучше одолжит хёну денег на самолет, чем они поедут вместе на этом корыте. Ханбин ругался и затем лишь крепче сжимал маленькую ладонь заходя в салон автобуса. А Чжинхван улыбался, как только он это умеет и уводил Ханбина за собой вглубь к дальним сиденьям. В августе слишком часто падают звезды с неба. Ханбин это заметил только в эту поездку с Чжинхваном. В больших городах почти не видно звезд, поэтому и падать там нечему. Но стоило им уехать за несколько сотен километров и Ханбин увидел, как небо опадает. В этом есть маленькая ирония, что с приходом осени опадают даже звезды. "Осень сильнее вечности" звучит слишком, зато в этом есть большая доля правды. Чжинхван рассказывал кучу историй, как убегал в детстве на озеро ночью и смотрел на зеркальное отражение млечного пути в воде. Рассказывал, как уходил оттуда только лишь под утро, когда не чувствовал пальцев на руках и ногах от холода. Чжинхван рассказывал эти истории почему-то шепотом, а Ханбин боялся издать хоть какой-то случайный звук и тихо курил. Сейчас Чжинхван, сидящий у окна, слишком поглощен своими мыслями и не замечает, как Ханбин на него смотрит. Если бы заметил, давно бы покраснел и попросил бы перестать. Из висящего на шее Чжинхвана наушника слышится какая-то музыка, которая вполне могла бы подойти на саундтрек этой поездки. Ханбин улыбается и думает, что каждому бы хотелось, чтобы его самые важные моменты жизни проходили под музыку. Абсолютно разную. Разных ритмов, жанров, на всех языках мира. А в конце каждому из нас бы вручали сборник самых важных песен в жизни записанных на кассету. Воспоминания на магнитной ленте и в пластиковой коробке вместо миллиона слов. Чжинхван прислонился к стеклу и прикрыл глаза. До Сеула ехать еще больше часа, а солнце окончательно сдалось и закатилось за тонкую полоску леса вдалеке. Ханбин переводит взгляд с розовых облаков на рыжую макушку прижимающуюся к окну и ему нестерпимо хочется ощутить пальцами мягкие пряди Чжинхвана. Ханбин слишком хорошо выучил все ощущения, которые испытывает когда дотрагивается до старшего и от этого иногда становится больно. Больно, потому что не всегда можно позволить себе лишние прикосновения. Ханбин исследует взглядом всё лицо Чжинхвана. Ресницы, которые устало опускаются и поднимаются, крылья носа мерно вздымаются и расслабленные губы. Чжинхван медленно отворачивается от окна и смотрит на Ханбина какие-то секунды. Он ничего не говорит, а лишь придвигается поближе и кладет свою голову на чужое плечо. Ханбин затаил дыхание, чтобы не спугнуть. Чжинхван закрывает глаза и еле слышно выдыхает. Ханбин осторожно усаживается так, чтобы было удобно Чжинхвану и позволяет себе дотронуться до чужой руки. Чжинхван не открывает глаза, ничего не говорит, не отстраняется — он лишь сам обхватывает указательный палец Ханбина своей ладонью и затихает. До Сеула остается еще слишком много тишины на двоих.