After all this time

Выбранный дом обошли кругом, не оставляя следов на тугом белом полотне засыпанных дорожек. Снег сыпал стеной, скрадывая от посторонних взглядов – вытянутую руку и ту не видно. От погони отбились еще на границе леса, но на всякий случай перепроверили, нет ли слежки. Незваные гости ни к чему. Убедившись, что вокруг тихо, сошлись около задней двери. Один поднял палочку, шепотом коверкая латынь. Второй поднял руку, прерывая начатое заклинание. Первый покорно отступил. Развернулся лицом к снегопаду, привычно прикрывая. Второй пустыми ладонями коснулся дверной ручки, помолчал о чем-то… Тихо щелкнул замок, и дверь плавно приоткрылась, пропуская их в дом. Спина к спине, на изготовку к опасности с любой стороны, вкатились внутрь. Быстро и слаженно обшарили этаж, заглянули наверх по лестнице и вниз, в подвал. Маггловское жилище, давно заброшенное. Мыши и те ушли. Плесень, пыль, изморозь… Но искать что-то получше уже не было времени. За неимением второй палочки, взялись за руки. Зашептали, выплетая защиту, сворачивая заснеженный домик в плоский лист, пряча его в ряду других таких же. Чтобы сам черт не нашел. Соседние заборы срослись, прикрывая проплешину, будто так и стояли. Только тогда оба выдохнули с облегчением и стянули с плеч отсыревшие, тяжелые плащи. Первый, не убирая палочки, прошел на кухню. Тронул кнопку выключателя, заглянул в проржавевшую печь… Мертво, пусто, холодно. Разумно со стороны хозяев покинуть эти места, учитывая, какие у них соседи. Второй шагнул было к окну, задернуть тяжелые шторы. Но не дошел и до половины комнаты, повалился мимо кресла, брякнувшись брошенной марионеткой. Первый вернулся-метнулся к напарнику. Рванул с ближайшего дивана пыльный чехол, завернул в сухую ткань. Бесцеремонно пошлепал по щекам, искренне надеясь, что за наглость прилетит в ответ. Ответа не было. В щелках меж век – белок закатившихся глаз и пальцы ледяные, как сосульки. Еще немного, и иней на щеках. Первый сжал безвольные плечи до боли, прижался губами к светлой макушке напарника, зажмурившись накрепко, вдруг сон и развеется. Не сгинуло. Не очухался. Пережил приступ паники, взял себя в руки. Вспомнил, чем бредил отец, вспомнил рассказы друга и рванул в подвал. Отыскал распределительный щиток, повозился с пробками, попробовал выключатель еще раз. Лампочка вяло разгорелась. При свете отыскал и котел отопления. К нему соваться не стал, незамысловато пнул, прибавив закорючку палочкой – работай, сволочь. Неожиданно подействовало. Отопление запыхтело и заворочалось, обещая согреть дом за час-другой. Слишком долго. Больной столько не продержится. Снова взвыл-ломанулся на кухню. Бесцеремонно обыскал шкафчики, нашел чайник. Набрал в него затхлой воды из-под крана, радуясь, что сильных морозов не было, и трубы не промерзли. Немного неуверенно ткнул вилку в заработавшую сеть, поставил полную емкость на платформу. Перебрал в уме последовательность, спохватился, нажал на кнопку. Чайник ожил, зашуршал, обещая кипяток через пару минут. Можно и палочкой нагреть воды, только дольше будет. Не силен в таких заклинаниях. Вообще, объективно, мало в чем действительно силен. Что примечательно, это не мешало быть одним из лучших. Гермиона, бедная, никогда не понимала – как так, без зубрежки, без правил, вне рейтинга. Недостаточно упряма была, девочка. Никогда не хотела настолько сильно, чтобы сломать сомнения. Вернулся к напарнику, содрал с него собой же наверченный кокон и начал расстегивать мантию. Тот резво очухался и начал вяло от рук отпихиваться, бормоча: - Нет. Не надо! - Хорошо… - Отступил, прищурился и прошипел псевдо-ласково. - Сам давай. Или империо. «Или», видимо, не понравилось. Второй расстегнул пару пуговиц, выпростался из рукавов и шикнул: - Отвернулся бы, что ли. Первый хмыкнул и утопал на кухню, дожидаться кипятка. Когда чайник поспел, вылил весь в подходящий таз. Развел горячую воду пополам из-под крана, чтобы руки не жгло, и вернулся в комнату с готовой ванночкой. На полу валялась бесформенной кучей осевшая, пустая мантия. Не обманулся, пошарил в складках, вытянул на волю совершенно ледяного хорька. Тушка, свернувшаяся оцепенелым бубликом: чахлая белесая шерсть, потухшие алые зыркалки. На коротких когтистых лапках – трогательно-розовые подушечки, будто шелковые. Первый примерился, перехватил хорька за длинную шею и макнул его в таз. Зверек взвился, как китайский дракон. Забарахтался бешеным фонтаном, поднимая тучу брызг. Мокрый с головы до ног первый держал юркое тельце в тазу, не давая вырваться и терпеливо ждал. Пару минут напарник побузил, побился в истерике. Потом понял, что насмерть не утопят, притих и расслабился. Первый выдохнул облегченно. Убрал-зачесал ладонью рыжие сосульки волос, падающие на лицо. Щедро плеснул в таз найденного на кухне жидкого мыла и взбил пену. Ладонью ласково погладил по шкурке, осторожно мочаля. Хорек блаженствовал в теплой ванне, отогреваясь от колотящего холода, безропотно поддаваясь касающимся рукам. Даже нос порозовел, что показатель. Когда из крохотного тельца совсем ушла смертельная стужа, вынул его из тазика. Обернул в вафельное полотенце, едва ли чистое, но сухое. Понес на второй этаж по скрипучей лестнице, в поисках кровати. Котел работал на совесть, наверху было почти тепло. Тушка в руках тяжелела с каждым шагом. Только успел опустить хорька на одеяло в спальне, как белесая шерсть вздыбилась и опала жухлой пеной, спадая с разом удлинившегося, выросшего тела, задержавшись только там, где следует – на голове, подмышками, в треугольнике паха. Первый отвел глаза, старательно не глядя на то, как напарник торопливо забирается под одеяло. Развернулся на выход, бросив: - Сейчас вернусь. Ты спи давай. В ответ раздалось тихое ворчание, неразборчивое, но явно возмущенное. Вслушиваться не стал. Улыбнулся мимолетно и спустился по ступенькам вниз. Проверил защиту. Собрал разбросанные вещи, просушил заклинанием кое-как, унес с собой наверх. По пути заглянул в ванную, проверить догадку, что от котла должна быть и горячая вода в душе. Провернул тугие краны, полилась едва теплая. Для обычного человека не страшно, бодрит. А для беспалочника – как мертвому припарки. Стянул грязную, изорванную мантию, шагнул под прохладную воду, закрывая глаза. Сегодня было тяжело. Случалось и хуже, конечно… Но так облажались впервые. Не то, что не добили, сами едва ноги унесли. Периферийная нечисть, чтоб ее. Самое стыдное – леса-то куцый кусок, до деревни час быстрым ходом. И еще часа три до города, если на метле. Края эти как свои пять пальцев выучил, никогда не думал, что там страшнее упырей кто-то водится. А вот оно как вышло. Если бы не напарник, куковать бы рыжей башке на колу. Белобрысый их двоих вытянул. Выложился так, что едва до укрытия дошел. Хорошо хоть догадался его в анимагической форме в тазик макнуть, чтобы отогреться. А то околел бы от застывшей крови. Не дотерпел бы, пока котел достаточно разгонится. Вода, как по заказу, пошла потеплее, с паром. Рыжий нашарил мыло, шлепнул на грудь, растирая пену, соскребывая с кожи грязь и усталость. До напарника беспалочников не встречал. Знал, что есть, но это как с нарглами – не поверишь, пока не увидишь. За эти три года насмотрелся достаточно. На практике выяснил, что они могут и чего им это стоит. Второй неплохо управлялся без зазубренных в школе взмахов, одними словами. Глазами. Ладонями. Только тратил на это столько энергии, что вечно мерз. Трясся, синел, мог отморозить себе что-нибудь на ровном месте, если переусердствовать. Обычно рыжий этого не допускал. Чувствовал свою ответственность. А сегодня уберечь не вышло… Воду выключил, завернулся в чужой халат по-свойски и прошлепал в спальню. Белобрысый благополучно дремал, подмяв под себя подушку. Первый устало осел в кресло, тяжело присутулился к спинке. Завтра найти еды, накормить до отвала, и будет совсем хорошо. Усмехнулся сам себе. Никогда не думал, что станет так заботиться. Конкретно об этом человеке. Лет пять назад, когда война отгремела, суд условно оправдал белобрысого. Папашу его упекли, конечно, а у сына только свеженькую татуировку свели и палочку отобрали. Мать его тянула с собой, к родне, на континент. Не поехал, хорек. Не понравилось ему в сквибах ходить, нацелился в мракоборцы. Нет, вы слыхали? Еще недавно безносому ботинки лизал, а теперь хочет на другую сторону, в элитную гвардию… Газеты тогда об этом много писали. Суды шли один за другим. Кажется, белобрысый тогда на адвокатов и взятки все деньги извел, что еще оставались после конфискации. Поднял оборванные связи, подмаслил, где нужно и добился частичной отмены запрета. Палочку нельзя. Но колдовать можно. Анимагия. Зельеварение, не сложнее учебника первого курса. Издевка, да. Бесполезная подачка, как обертка от конфеты для бродячей собаки. Другой бы на его месте смирился и оставил идею пойти в мракоборцы. Но не этот упрямый придурок. Пропал он тогда, почти год о нем не было ничего слышно. Потом приперся в академию и сдал экзамен. Без палочки. Взяли. Просто посмотреть, сколько выдержит. Досталось ему тогда от всех, что от учеников, что от преподавателей. Виданное ли дело, единственный змееныш за всю историю мракоборцев. Да еще и с таким прошлым, что впору его на упражнения вместо мишени ставить, не жалко. Мишенью и был. Сам рыжий тогда над ним поиздевался достаточно, до предела, до последнего дня. А когда после посвящения начали разбиваться на пары, неожиданно для самого себя шагнул к белобрысому, потерянно топчущемся посреди зала, и протянул руку. К тому времени лучшего друга уже утянули к себе невыразимцы. Девушка пропадала днями и ночами в министерской библиотеке, не особенно интересуясь миром за пределами книг. Кончилась детская дружба, хлебнул одиночества… Тогда и решил рискнуть. Не пожалел ни разу. Поначалу собачились, конечно, потом попритерлись. Время и общее дело обкатывают характеры, как волны морскую гальку. Белобрысый поумерил пафос, научился слушать. А сам перестал нестись напролом, начал задумываться о последствиях. Понимали друг друга без слов. Выручали, не считаясь. Как сегодня, когда беспалочник вытянул из-под удара, едва сам не подставившись… Кресло скрипнуло, когда рыжий пошевелился, меняя позу. Напарник распахнул сонные глаза и протянул руку, опасливо пробуя воздух за пределами одеяла. - Холодно же. Иди в тепло… Раскочегаренные батареи жарили так, что ошпариться можно. Но белобрысый как всегда трясся. Рыжий перебрался из кресла на край постели, не снимая халата, нырнул под теплый шерстяной покров. Едва успел устроиться на подушке, как к нему прижалось нагое, знобящееся тело. Тяжелая светловолосая голова легла на плечо, занимая привычное место. Первый обнял напарника, притискивая к себе крепче. Потрепал по волосам, скользнул рукой ниже – гладить по спине, усыплять, успокаивать… Снег за окном валил часто и густо, как совиный пух из распотрошенной подушки. Второй сопел во сне тихо и мирно, хорьково так. Года два уже спали вместе, время от времени. Вдвоем теплее. И безопаснее, собраться проще, если вдруг чего. Всегда можно прикрыть друг друга. И не мог уже вспомнить, где и после какого дела впервые оказались в одной постели. Не отложилось в памяти. Зато хорошо запомнил, что ляпнул тогда, с подначкой: - И каково это тебе, делить кровать с гриффиндорцем? Беспалочник запрокинул голову, нахмурившись. Всмотрелся в своего напарника воспаленными серыми глазами, измученными тяжелым днем. Тихо спросил: - Ты все еще живешь школьным делением на факультеты? И отвернулся, не дождавшись песком застывших в горле оправданий. Рыжий тогда полночи ворочался, думал, что сказать утром. А проснулся с белобрысым в охапку, и разговор сам собой рассосался. Не говорили об этом больше. Вообще, избегали многих травмирующих тем. Работали, не трепались попусту. И никогда не позволяли посторонним, даже из числа мракоборцев, ничего лишнего вякать. Время течет. Занятно жизнь складывается, как стекляшки в калейдоскопе. Если бы лет пять назад кто-нибудь сказал рыжему, кому он будет доверять свой тыл прикрывать, с кем будет одним одеялом укрываться… Тот раздолбай посмеялся бы. И пальцем у виска покрутил, комментируя. А теперь… Рыжий зарылся носом в макушку напарника, слабо пахнущую кухонным мылом, прикрыл одеялом тощее выпутавшееся плечо. Себе-то в этом сложно признаться. Но на самом деле ждал, пока проснется и позовет. Хотел быть рядом, греть-обнимать-убаюкивать. И дело не в холоде, ни в опасности, ни в прочих поводах… Просто это нужно обоим. В равной степени.