Свет Амана в глазах

Преодолев множество испытаний, Берен и Лютиэн добыли в конце концов Сильмарилл. И случилось так, что выбрала Лютиэн путь людей, отказавшись от своего бессмертия, и, когда настал их с Береном час, оба умерли. Погиб так же от рук гномов и король Тингол. И стал Диор, внук его, новым королем Дориата. Диор задумчиво повертел письмо в руках, плохо представляя себе, что теперь в сложившейся ситуации ему следует делать. Феаноринги просят его о встрече. Прекрасно. На каком основании, он догадывался. О чем пойдет речь, тоже подозревал. Он хорошо знал историю Сильмарилла, но понимал так же, что не отдаст его. Но это ведь еще не повод не выслушать их, ведь правда? Вдруг он ошибается в своих предположениях и им нужно от него что-то совсем иное? И Диор, наскоро набросав несколько слов прямо под письмом, передал его назад ожидающему гонцу. — Пусть едут, — сказал ему король Дориата. И гонец, взяв послание и кивнув, вышел. — А ведь только их крепости защищают Семиречье от орд с Севера, — Имринэль собирала волосы Эльвинг в высокую парадную прическу и, конечно же, говорила о том, что занимало всех обитателей Дориата вот уже который день: с тех самых пор, как от высоких лордов нолдор прибыли гонцы с просьбой о встрече. Впрочем, тех, кто думал так же, как нандэ, в Дориате было мало: нолдор здесь не жаловали. Эльвинг никогда не понимала почему: госпожа Галадриэль, жена лорда Келеборна, всегда казалась ей мудрой и отважной эллет. А ее подарки, сработанные мастерами ее народа украшения и светильники, поражали воображение тонкостью работы. Эльвинг не застала времен, когда квенья был запретным языком в Дориате, и, хотя и слышала, отчего так произошло, но не стеснялась использовать выученные от Галадриэль слова, когда ей казалось, что они лучше передают ее чувства. Хотя Эльвинг никогда не призналась бы в том отцу, но думала она скорее, как Имринэль. Нандэ закончила с прической и встала за спиной принцессы с зеркалом в руках, давая ей рассмотреть себя со всех сторон. Эльвинг заинтересованно вгляделась в свое отражение в большом настенном зеркале: очень нечасто она позволяла себе тратить столько времени на свой внешний вид. Гребни в волосы или простая лента — такова была обычная прическа принцессы Дориата. Наряд также подбирался обычно из соображений простого удобства. Ведь нужно было торопиться, открывать для себя отцовы владения. А посмотреть там было на что: не смотря на то, что майа Мелиан покинула Средиземье, чары ее все еще отражались в зеркалах небольших лесных озер, прятались в гротах, полных диковинных светлячков, способных превратить день в ночь, смеялись в брызгах Семи Водопадов. В Дориате было столько всего, о чем нужно было непременно узнать, что времени на пышные платья и прически у принцессы просто не оставалось. Эльвинг видела, что мать не всегда понимает ее, но отец был на ее стороне: наверное, считал, что такой неугомонной ее делает его кровь. А еще его кровь была, несомненно, виновата в том, что платье, сшитое всего лишь год назад ко дню Пробуждения, жало Эльвинг в плечах и в груди. Впрочем, мастерица Сильвин неплохо справилась с этой проблемой, и сейчас Эльвинг была похожа на настоящую принцессу: прекрасную и неприступную. Была похожа, пока, вдоволь не налюбовавшись собой, не сорвалась с места, словно испуганный зверек. Впрочем, испуганный вскрик Имринэль: «Эльвинг, шпильки!» напомнил ей о том, что бежит она не к друзьям, а на важный прием. «Что ж, поиграем», — подумала Эльвинг и вышла из комнаты важно, как подобало бы особе королевской крови. В тронном зале Менегрота, казалось, собралось пол-Дориата. Зал был полон шепотов. Благо тема для обсуждения была благодарной. — Трусы они, вот кто! Как же: в Черный Замок дорога и длиннее, и опаснее, а у нас теперь защиты, кроме стрелков Маблунга, и не осталось вовсе. — Как раз после гибели тогдашнего короля, брата Белой леди, это случилось. Другой ее брат, что теперь в потайном городе правит, он когда-то приезжал и сюда, все леди Мелиан о чем-то спрашивал, грустный такой… Так вот, этот брат, правитель, посчитал, что они в той смерти повинны. — Да уж, им не привыкать… Но орки их боятся, говорят, больше, чем нас. Говорят, что свет Запада пугает их. «Наверное, так же шумно здесь было в тот день, когда Лютиэн привела Берена к своему отцу», — подумала Эльвинг, усаживаясь в кресло, стоящее рядом с креслами родителей. Малышей на прием, конечно, не взяли. Хотя вряд ли они были против этого: разве мальчишек в семь лет интересует политика? Эльвинг, конечно же, тоже не было до нее дела, но очень уж хотелось посмотреть на тех, о ком в Средиземье ходили самые невероятные байки. И они не подвели. Когда внезапно стало тихо и родители поднялись, приветствуя вошедших, Эльвинг чуть не забыла встать сама. Потому, что там, среди гордых воинов с резкими и холодными чертами лица, стоял тот, кто порой снился ей ночами: молодой эльда с грустными глазами. Видно было, что ему не нравится делать то, зачем они пришли сюда. Но было понятно, что он сделает все, что, как ему казалось, было его долгом. Вот один из нолдор вышел вперед, обвел всех прибывших рукой, представляя себя, брата и сына. Сына? Так значит тот грустный эльда его сын? Как оказалось, она уже слышала о них от отца, и они были для нее в некотором роде не совсем чужие. Кажется, Келегорм был влюблен в ее бабку. И внук Феанора. Эльвинг, задумавшись, мысленно произнесла эти слова еще раз. Они звучали для нее как-то странно. Волнующе? Разговор, между тем, уже начался. — Мы хотим вернуть Сильмарилл, — говорил блондин. Келегорм, кажется. Диор понял, что угадал со своими предположениями. Покачал головой. — Мы считаем Камень своим и я вам его не отдам, — прозвучал ответ. Келегорм напрягся, гневно сдвинул брови и открыл было рот, но тут брат его, положив руку ему на плечо, заставил того замолчать и вышел на шаг вперед, взяв слово. — Я думаю, вы знаете о том, что мы поклялись, — заговорил он. Диор кивнул. — Знаю. — Знаете и содержание нашей Клятвы. — Новый кивок. — Так зачем же искушать судьбу? Пальцы Диора медленно сжались в кулак. Эльвинг испуганно посмотрела на отца. — Не нужно нам угрожать, сын Феанора, — медленно проговорил он. Куруфин сделал предостерегающий жест рукой. — Я не угрожаю вам, я лишь поясняю ситуацию. Больше всего на свете мне хотелось бы избежать кровопролития. Достаточно уже народу пострадало из-за тех слов. Мой брат, которого сейчас здесь нет, Макалаурэ, которого вы зовете Маглором, и мой сын, — кивок в сторону Келебримбора, — уже не раз нам говорили об этом. Не один год предостерегали они от исполнения наших замыслов. Но мы все же должны исполнить нашу Клятву, тут мой брат Келегорм совершенно прав. Мы должны потребовать наш Сильмарилл. Верните же его. Добровольно. Диор устало вздохнул, на миг прикрыв глаза ладонью. Прошло едва ли более получаса, а ситуация уже порядком вымотала его. Он не отдаст им Сильмарилл, это ясно. А они не отступятся, у них своя правда. Ситуация зашла в тупик, это было очевидно, и он не видел из нее выхода. — Поймите же и вы нас, — как можно спокойнее обратился он, наконец, к сыновьям Феанора. — Мои родители ради него рисковали жизнью. Он слишком много значит для нас. Все, что скажет дальше отец, Эльвинг прекрасно знала, а потому перестала вслушиваться в его слова и вновь обратила свой взор на Келебримбора. С интересном разглядывала она его, его фигуру, его лицо, его черные волосы. Принцесса неожиданно поймала себя за размышлением, а какие они на ощупь. Мягкие ли? Или нет? Она пыталась поймать взгляд этого грустного эльда. И ей это удалось! В какой-то миг он все же почувствовал, что кто-то рассматривает его, и тоже посмотрел не нее. В его глазах, и правда, был свет. Нездешний, но отчего-то такой привычный, что уже через секунду Эльвинг стало казаться, что она всегда видела его. Или что всегда мечтала увидеть. И он улыбнулся ей! Только ей одной — она знала это. Эльвинг почувствовала, что краснеет. Отчего-то захотелось отвести взгляд, но пошевелиться она не могла, будто зачарованная им. И ей нестерпимо захотелось услышать его голос. Но, к ее немалому огорчению, он пока не заговорил ни разу. Диор был занят, что-то отвечая посланнику, но Нимлот видела все: и улыбку юноши, и румянец, вспыхнувший на щеках дочери. И она знала, что это судьба. «Стены Менегрота уже видели такое. Изгнанник и принцесса. О, Валар, пусть в этот раз с них не потребуют цену крови!» — Тьелпэ, пойдем, — неожиданно ворвался в мысли Эльвинг голос лорда Курфина, и девушка вздрогнула. Перевела взгляд на Диора, тут же все поняла и огорченно, устало вздохнула. Они, как и ожидалось, не смогли ни до чего договориться, и теперь сыновья Феанора покидали Дориат. Насовсем. Насовсем. От этой мысли Эльвинг ощутимо вздрогнула, так что даже ее мать обернулась, вопросительно приподняв брови. Девушка почувствовала, как перехватывает дыхание. Захотелось вдруг броситься за ними вслед, что-то сказать, удержать. Не всех, нет. Но хотя бы его. Зачем? Эльвинг судорожно вздохнула, впуская внутрь струю воздуха. Опустила еще ниже голову. И, не посмотрев на родителей, выбежала вон из тронного зала. Диор и Нимлот встревоженно переглянулись. На такой эффект от этого посещения они не рассчитывали. В тот же день сыновья Феанора и Келебримбор покинули Дориат.