Людской маяк

- Доброе утро. Далия с трудом поднимается на локтях и замирает, когда Эффи целует ее в макушку. Всю ночь они были вместе, возможно нарушая правила Игр, но женщина даже не предпринимала попытки уйти. Каков смысл, если они и без того наказаны, и на кону стоит самое дорогое. - Где папа? – Далия осматривает комнату, но не замечает следов его присутствия. - Он будет ждать нас за завтраком, - Эффи встает с кровати и продолжает после недолгой заминки, - дорогая, есть еще кое-что. Ты привыкла видеть его таким, каким он стал только рядом с тобой. Здесь… - Всё иначе, я знаю. Я понимаю, мама. Эффи медленно выдыхает, встречаясь с холодным спокойствием собственной дочери, и с коротким кивком уходит в ванную. Вцепляясь в раковину побелевшими пальцами, женщина поднимает голову и смотрит на себя в зеркало. Она всегда боялась этих детей. Это не был страх перед ними, диктующий команды для собственного спасения. Она боялась их, когда они смотрели на нее с тихой ненавистью и недоверием, когда закрывались от внешнего мира, когда они с чистотой и легкостью понимали, что больше никогда не вернутся домой. Но все эти дети исчезали где-то на заднем фоне, растворяясь в шумах. Никто из них, как бы жестоко то ни было, не имел такого значения, не был важным именно для нее. Она переживала, плакала, и неизменно менялась под давлением от каждой новой смерти. Но сейчас все было иначе. Настолько, что она просто не могла взять себя в руки. - Мам, все в порядке? Эффи поспешно выключает воду и протирает лицо полотенцем, подталкивая дверь от себя. Далия заходит в ванную, попутно стягивая пижаму, и Эффи выходит, на секунду задерживая ладонь на ее плече. Впереди их ждал важный-преважный день. - Ну и как она? Хеймитч сидит за столом и внимательно смотрит на Эффи, появившуюся в зале. Первостепенным желанием было встать и обнять ее, уверяя, что всё хорошо или, по крайней мере, будет, но Эбернети не врал себе и не собирался врать ей. - Держится, - Эффи обходит его стороной и остервенело перекладывает приборы вслед за персоналом, не обращая внимания на удивленные взгляды. - А ты? Два небольших слова, и женщина готова вцепиться в него и закричать на весь Панем, что там – ее ребенок, что это ее дочь участвует в Играх, что она никогда в своей жизни не испытывала большего страха. Но вопреки своей воле, Эффи почти заставляет себя опомниться и признать, что Хеймитч боится не меньше. - Нормально, - она цедит ответ сквозь зубы, вздергивает голову и в упор спрашивает, - где ты был всю ночь? - О чем ты говоришь?! - Черт возьми, Хеймитч! Далия… Эбернети прерывает ее кивком в сторону, и из-за его плеча Эффи видит Далию и Нотта, входящих в комнату. Женщина бросает вилки с характерным грохотом, нацепляет привычную улыбку сопровождающей и проходит вперед. - Не стойте, мои дорогие. Блюда сейчас подадут. - Миссис Эбернети, вам не нужно притворяться, - Нотт садится за стол и отламывает кусочек от булки, обмакивая его в шоколад, - это только всё усложнит. От неожиданности Далия ударяет чайной ложкой о кромку фарфоровой чашки и резко поворачивается к партнеру, но Хеймитч не дает ей раскрыть рта. - Парень, дело вот в чем. Далия наша дочь, в этом ты прав, но мой опыт показывает, что хороший союзник в Голодных Играх никогда не бывает лишним. Можешь сколько угодно ставить на себе крест, но если выпадет шанс вытащить вас обоих, мы это сделаем. - Но если его не будет? – Нотт задает вопрос с интересом делового партнера, попутно накладывая себе еду. - Ты знаешь ответ. - Папа! - Хеймитч! Далия смотрит на отца настолько осуждающе, насколько это возможно, но Хеймитч даже не ведет бровью. Заинтересованно намазывая хлеб маслом, он ждет ответа от Нотта и усмехается про себя. - Далия, миссис Эбернети, все в порядке. Я принимаю эти условия. - Нет никаких условий... - Есть. И довольно простые, - Хеймитч накрывает ладонью стакан, в который официант пытается налить вино, и показывает в сторону чая, - молодец, парень. Оставшаяся часть завтрака проходит практически в тишине. Нотт пару раз перекидывается с Эбернети отдельными фразами, но диалог не завязывается. В конце концов, Далия грубо вытирает рот салфеткой, шумно отодвигает стул и быстрым шагом уходит в комнату, напоследок смерив отца злым взглядом. - Я попробую поговорить с ней, - Нотт заканчивает есть и встает вслед за Далией, - правда, она все равно меня не послушает. Она вообще никого не слушает. Многочисленно кашлянув, Эффи смотрит на Хеймитча, но тот лишь разводит руками. Когда Нотт уходит и дверь за ним закрывается, женщина резко поворачивается к мужу и разве что не шипит: - Как ты можешь, он ведь еще ребенок! - А она – наша дочь, - Хеймитч широко зевает, но даже не пытается подумать о возможности сна, - подготовь их к встрече с остальными. Увидимся вечером. «Далия наша дочь». Как бы то ни было, Эффи понимает. Чужие дети оставались чужими, сколько бы жалости и сострадания она не внесла в них. А там, за стеной, ее ребенок не мог заснуть. Это ее девочке снились кошмары. И это она плакала на плече, содрогаясь всем телом. - Хорошо. Хеймитч поворачивается и немой вопрос так и остается незаданным, потому что в следующую секунду Эффи твердо кивает, смотря на него в упор. - Делай всё, что считаешь нужным. Всё что угодно.

***

Тренировочный комплекс был куда более впечатляющим, чем Далия могла себе представить. Если ее фантазии и хватило на длинные коридоры, стеклянные потолки и десятки стен, то масштаб представших ей комнат поражал с лихвой – дети ходили друг за другом почти толпой, иступлено мотая головой из стороны в сторону. После войны все неофициальные центры подготовки закрыли за их ненадобностью, оставляя лишь некоторые павильоны под нужды армии. Дистрикты выровнялись, а физическое превосходство отдельных личностей объяснялось одним только желанием проявить себя в спорте. Со временем в Капитолии появился отдельный блок телепрограмм и новостных каналов, рассчитанный на новый вид развлечений – давно забытый, но восставший вновь бокс, баскетбол, дзюдо, а искушенные телезрители могли насладиться даже фехтованием. Появлялись и целые команды, представляющие тот или иной раздел спорта, и поколение родившихся после войны детей должно было стать достойной заменой прокладывающим путь старикам. Вот только рейтинги каналов были отнюдь не такими, как при трансляции Игр. - Вы все знаете, что будущее соревнование рассчитано на умение выживать, - женщина средних лет выходит на помост, и шепот вокруг замолкает, - этому отнюдь не простому искусству я постараюсь научить вас в ближайшие дни. Те из вас, кто считает себя выше моих тренировок, могут быть абсолютно свободны. Женщина оглядывает детей тяжелым взглядом и удовлетворенно усмехается, когда никто не сдвигается с места. - В таком случае, начнем с самого простого – выбора. Выбора между тем, чтобы бежать или схватить нож, торчащий из коры дерева, выбора, где зажжение спички может стоить вам жизни. Выбора, где вам придется решать – пощадить или убить соперника. Я расскажу вам, как взвешивать ваши решения и как грамотно распределять имеющиеся при вас ресурсы. Без рационального анализа и оценки ситуации вы ничему не научитесь. Махать кулаками умеет каждый дурак, помните об этом. - Но мы и без того против друг друга. Как это поможет нам выжить? Женщина расплывается в улыбке и остро заточенные зубы поблескивают, встречаясь с люминесцентным светом. - В этой битве ваш главный враг стоит не за вашей спиной, а смотрит на вас от ближайшего отражения. И если вы победите его, то можете быть уверены, что оставите с собой самое ценное из того, что будет у вас на Арене – разум. Когда дети резко начинают шептаться вновь, Далия стискивает кулаки и смотрит на женщину, которая, к удивлению, тоже не отрывает с нее глаз. - Мое имя – Энобария Голдинг. И у меня нет времени выяснять, готовы вы или нет. Если вы хотите выжить, - Энобария медленно наклоняет голову в сторону Далии, но никто больше не придает этому значения, - то вы уже приняли то, что вас ждет. И вы начнете сражаться сейчас или проиграете до того, как прогремит гонг. Шестьдесят секунд. Она тихо прицыкивает и проводит языком по зубам. - Три, две, одна. Добро пожаловать на Голодные Игры.