Людской маяк

- Принцесса, где же ты? Мужчина склоняет голову, притворно возносит глаза к небу и усмехается. Детские шаги ни с чем не спутаешь, но девочка потребовала от отца честной игры. Он, было, успел заскучать, когда ее светлые волосы, наконец не показались из-за высокой травы, а возмущенное лицо ясно не заговорило – ты мухлюешь. - Пап, ну сколько можно! Мужчина громко смеется, быстрыми шагами сокращает расстояние между собой и дочерью, вскоре подхватывая ее на руки. Девочка боится щекотки, старается вырваться и после пяти безуспешных попыток все-таки шлепает от отца подальше. - Я буду считать! Зажмурься! Он послушно закрыл глаза, только тихие, едва слышные шаги отвлекают быстрее. Ну кто еще мог явиться сюда посреди дня, кроме как его солнышка, недавно обзаведшегося еще и сыном? - Ты балуешь ее, Хеймитч. Она будет такой же требовательной, как и Эффи. Никак не могу понять, как ты ее вытерпел? - Ну, солнышко, Пит же от тебя не повесился, а уж твоя обаятельность явно превышает обаятельность моей жены. Если бы у бывшей Эвердин было в руках что-то более тяжелое, чем сырные булочки, оно бы давно летело в Хеймитча. Эбернети усмехается, садится на землю и чувствует себя жутко довольным, наблюдая за тем, как убийственное выражение лица Китнисс сменяется на я-не-ловлю-белок-и-непутевых-менторов-при-детях. Его дочь выглядит крайне негодующей, пока не замечает Мелларк. На губах быстро расцветает улыбка, она бежит и останавливается, едва не врезавшись в женщину. - Ты сыграешь со мной? Папа вечно не следует правилам, то начинает искать меня много раньше, то, наоборот, спустя полчаса! - Дорогая, он просто не умеет считать до десяти. Девочка хохочет, Эвердин-Мелларк оборачивается и по ее взгляду ясно читается осознание того, что счет они сравняли. Хеймитч насмешливо выгибает бровь, чуть приподнимается и притягивает дочь к себе, опуская ее на одно колено. - Далия, не слушай ее, она всё детство только и занималась тем, что бегала по лесу. Ей не понять твоих жалоб. Хеймитч переглядывается с Китнисс, они оба знают, что в те времена лес был ничем иным, как самой настоящей жизнью. Вот только их дети пока остаются в неведении, потому девичий смех не смолкает. Он много думал о том, что следует рассказать девочке. Пока она была мала для такого, но пройдет не так уж много времени, прежде чем ей исполнится двенадцать. Мужчина на секунду жмурится, отгоняя от себя воспоминания о той веренице детей, что были не далеки от возраста Далии. Китнисс не отводит взгляда, удивительно, но за эти годы они научились понимать друг друга без слов. Девочка не успевает заметить перемены, когда Эвердин садится рядом и протягивает пакет с ароматной выпечкой. - Булочки дяди Пита! Далия мгновенно выхватывает одну, подносит ближе к себе и с наслаждением вдыхает запах сыра и теплого теста. Рот наполняется слюной, девочка улыбается и быстро откусывает мягкий кусочек. Все-таки, у дяди Пита были самые лучшие булочки во всем мире. - Кстати говоря, не так давно Пит просил меня спросить тебя кое о чем. Китнисс с наигранной внимательностью смотрит на девочку, та отрывается от лакомства и с настороженностью поднимает голову. В светлой голове возникает куча вопросов и все они связаны с тем, где, когда и на чем она успела попасться? Если мама узнает, она же просто убьет ее, а смех и комментарии отца в стиле «Эф, она же просто ребенок!» явно не помогут. Далия сжимается и готовится к худшему. - Какого цвета глазурь ты хочешь на праздничном торте? С уст девочки слетает истеричный смешок, она кашляет и замечает взгляд отца. Он точно обо всем догадывался. Вот только Далия никак не могла его понять. Иногда он ругался хуже матери, особенно тогда, когда она едва не упала с высокого забора, иной раз только хохотал. Девочка заметно успокаивается, снова припадает к булке и быстро выдает: - Розовую! Китнисс насмешливо смотрит, Эбернети лишь пожимает плечами, мол, женщины, что с них взять. В конце концов, Далия была дочерью всея Дивы Капитолия, хорошо еще, что девочке не передалась любовь к разного рода вещам и к красному дереву. Двоих он бы точно не выдержал. Мужчина поднимается, стряхивает с себя землю и оглядывается. На Луговине наступал закат. В Двенадцатом изменилось почти всё, но не это. После взрывов земля долго не могла прийти в себя, засеянная костями, она оставалась мертвой и безжизненной. И лишь спустя годы на Луговине начала появляться трава. Сейчас поле полностью усыпано ею, не имея ни единого края. Среди высоких ростков зелени можно с легкостью затеряться, поэтому детский смех здесь слышен едва ли не весь день. Сюда приходят почти все жители, по крайней мере, те из них, кто смог справиться с прошлым. Солнце заливает поля, и светлые волосы Далии блестят. Хеймитч опускает ладонь на ее плечо и выдыхает. Вот она – единственная причина, почему они вновь и вновь возвращаются на место, где был похоронен едва ли не весь Дистрикт. - Нам пора. Далия поднимается со вздохом сожаления, оттряхивается и заталкивает в себя последний кусок булки. Китнисс улыбается, поправляет девочке выбившуюся прядь и проходит вперед, прокладывая путь. В Двенадцатом темнеет очень быстро, они едва успевают добраться до Деревни Победителей, когда ночь вступает в свои права. - Беги домой, я следом. Далия обнимает Китнисс и быстро семенит к дому. Хеймитч провожает дочь взглядом, прислоняется к стене и коротко кивает в сторону девушки. - Ну, солнышко, о чем ты хотела поговорить? Китнисс усмехается, садится на какой-то камень и прислоняет пальцы к вискам. - Не могу отделаться от липкого чувства страха. Пит утверждает, что всё будет хорошо, а я до сих пор боюсь потерять их. Прошло столько лет, а мне каждую ночь снятся кошмары. Как мы расскажем им обо всем? Мужчина на мгновение морщится, смотрит в сторону дома и сцепляет пальцы между собой. Многолетняя привычка тянуть руки к карману, дабы достать одну из своих бутылок, так просто не проходит. Эбернети не успевает ответить, как Китнисс быстро добавляет: -Что Эффи думает об этом? Здесь всё просто. Они спорили по этому поводу уже, наверное, лет десять, но так и не пришли к решению. Была только одна абсолютная истина – меньше знаешь, крепче спишь. Они должны были оберегать Далию, но не могли оставлять ее в полном неведении. - Ее можно понять, Китнисс. Ей с детства вбивали в голову правила Капитолия, и она едва смогла избавиться от них. Она просто-напросто хочет уберечь дочь. - А ты? Хеймитч щурится, прекрасно осознавая, какого ответа она ждет от него. И Эвердин совсем не ошибается, предполагая, что он не согласен с этим. - Далия не должна знать всё, но часть из этого рассказать стоит. Она изо дня в день играет на костях тех людей, которых мы видели почти ежедневно в Дырявом котле, на Площади и просто на улицах. Это не та правда, которую следует скрывать. Китнисс обдумывает сказанное и медленно кивает. Они всегда понимали друг друга куда лучше, чем это кажется на первый взгляд. Девушка молчит еще пару минут, затем встает и отчетливо говорит: - Я хочу, чтобы мои дети знали о Прим. Хеймитч поднимает голову, внимательно смотрит и ждет, пока Китнисс соберется с мыслями. - Мне все напоминает о ней. Вчера они нарвали мне цветов примулы. Я всегда вспоминаю ее, но даже не могу говорить детям о том, что она когда-то была. Я хочу, чтобы они знали о ней и помнили, как помню и я. Тогда мне кажется, что Прим все еще здесь, среди нас. Эвердин говорит достаточно тихо, но Хеймитч прекрасно ее слышит. Он так и остался для нее ментором, хотя Игры давно закончились. Свет от фонаря озаряет лицо Китнисс, она выжидающе смотрит на Эбернети, который выглядит заметно уставшим сейчас. - Ты молодец, солнышко. Ты знаешь, как быть. Хеймитч приближается к ней, похлопывает ее по плечу и ловит полной решимости взгляд. Сойка, символ революции, наконец приняла для себя единственно верное решение. Вести войну было куда проще, чем заботиться о детях. - А теперь отправляйся спать и не торопись с заявлениями, время еще есть. Китнисс кусает губу, кивает и направляется к дому. Она останавливается почти у самой двери, оборачивается и быстро добавляет: - Спасибо. Эбернети ничего не отвечает, но дожидается, пока она войдет в дом. Китнисс давно уже не та девчонка, которая выбежала вместо своей сестры. С того времени они прожили уже с десяток жизней. Заслужила ли она парня и то, что имеет сейчас? Несмотря на то, что мужчина почти всегда прав, тогда, в словах, он допустил ошибку. Более того, он осознал это уже давным-давно. Но так ничего и не сказал, зная, что его солнышко и сама обо всем догадается, ибо в этом мире могло измениться всё, но не упрямство Эбернети.