На границе тумана

Трагедия разразилась в начале ноября, когда морские пути вот-вот должны были закрыться на зиму. Ночь выдалась необычайно тихая и ясная. Россыпи ярких созвездий создавали на тёмном небе потрясающей красоты иллюминацию, и казалось, это не какие-то далёкие небесные тела – а искусно сделанные фонарики, усеянные серебром и алмазами и во множестве развешенные по космическому полотну древними умельцами. Водная гладь, почти не тревожимая ветром, вся блестела и переливалась, напоминая огромное тёмное зеркало – небо было продолжением моря, а море – продолжением неба. Даже угрюмые каменистые берега, ощерившиеся на океан острыми верхушками скал, в этом торжественном свете как-то присмирели и приосанились. Холодный, звеняще-прозрачный воздух казался разреженным, как в горах: казалось, вдохнёшь его слишком много, поддавшись на обманчивую его лёгкость – и закружится голова. У Нанаэ и Хейго была в тот вечер годовщина свадьбы – они и сами не помнили уже, какая по счёту. Весь день Ари с улыбкой наблюдал, как старики преподносят друг другу разные маленькие подарки вроде особенно красивых ракушек, найденных на берегу, и как они друг за другом ухаживали, словно новобрачные. Так было не только в дни годовщин – но в этот праздник они ежегодно будто бы молодели разом лет на двадцать-тридцать, и в лицах их, морщинистых и загорелых, проглядывало тогда что-то совсем юное. На ужин Нанаэ подала мясо нежнейшего краба, пойманного Хейго днём – последнего, быть может, краба до следующей весны. Омрачала праздник только общая тоска по Мило: всем невольно вспоминалось, как умильно он порой пристраивался к ним за столом и выпрашивал лакомые кусочки, в которых ему, конечно, никто не мог отказать. Мило был полноправным членом семьи, и теперь, когда его не было с ними, в доме явственно ощущалась какая-то пустота. О том, чтобы подобрать где-нибудь в деревне другую бродячую собаку, не шло и речи. Однако грустить в такую хорошую ночь было бы почти что кощунственно, и Хейго, улыбаясь в короткую светлую бороду, вскоре предложил Нанаэ прокатиться с ним на лодке до какого-то загадочного «их места». Что это было за место, Ари не знал, да и спрашивать не было нужды: щёки Нанаэ немедленно зарделись, взгляд подёрнулся дымкой ностальгии по былым временам, и она, конечно, согласилась. Ари проводил их в путь и некоторое время наблюдал с берега за тем, как скользила по сверкающей звёздами поверхности моря одинокая старая лодка. Затем он вернулся в дом и, чувствуя себя умиротворённым и счастливым наравне с родителями, расправил себе постель: с утра нужно было идти в деревню за покупками. Прошло всего полчаса или около того – когда ему вдруг почудилось, будто бы кто-то знакомо залаял под самым окном. Ещё пребывая в полусне, не совсем уверенный в том, какие из его воспоминаний действительны, а какие – нет, Ари привстал и, распахнув окно, позвал Мило домой. Никаких собак – знакомых или чужих – под окном, конечно, не было. Зато весь огромный водный простор, только недавно просматриваемый чуть ли не до соседнего острова и дальше, был затянут зловещей белой пеленой. Звёзды, однако, продолжали равнодушно мерцать наверху. В первую секунду Ари только нахмурился, привычно подумав о том, что надо бы не забыть запереть дверь на ночь. А потом он вспомнил. Родители были всё ещё там! Там, в открытом море, не защищённые ничем, кроме своей лодки!.. От счастья его в одно мгновение не осталось и следа. Наспех натянув штаны и набросив куртку прямо поверх голых плеч, Ари очертя голову бросился за дверь – не взяв даже лампы и не притворив за собой дверь. Спотыкаясь в потёмках босыми ногами об холодную гальку, он добежал до самой кромки воды, и, задыхаясь от волнения и бега, начал кричать, что было сил, чтобы родители вернулись на берег. Он всё кричал, а туман всё подступал ближе, им не замечаемый. – Малыш, – кто-то тихо подошёл сзади и коснулся его плеч. – Малыш, это бесполезно, они тебя не услышат. В голосе Дитриха не было обычной весёлости. Ари, продолжая кричать, сбросил с себя его руки – и чуть было не шагнул в ледяную воду голыми ногами, но Дитрих удержал его и оттащил подальше, насколько мог. – Не надо, малыш. Всё кончено. Они теперь не в этом море и не в этом мире. Не помня себя, Ари стал яростно вырываться – кажется, он плакал, но не отдавал себе в этом никакого отчёта: ему было решительно всё равно. Глубоко внутри он понимал, что Дитрих прав, что родителей уже не вернуть – и это осознание делало только больнее: такую правду принимать не хотелось. Казалось, только что всё было в полном порядке – а теперь мир его рушился, и он ничего не мог с этим поделать. – Это я виноват, – он заметался на месте, как безумный. – Я! Всё я! Я не удержал Мило тогда… он бы предупредил их, если бы не моя неуклюжесть! Он бы предупредил, и они бы знали, и они бы не вышли, и они – были бы тогда… дома! Да, дома! Дитрих целовал его шею и ласково гладил его лицо, успокаивающе шептал на ухо доводы: – Тебе лучше вернуться. Пойдём – пока не стало поздно. Твой дом, твоё убежище сейчас открыто нараспашку, малыш, и может выйти беда, помнишь? Не подумай – мне-то как раз хотелось бы, чтобы ты остался, но твоё время ещё не наступило. Не сейчас. Пойдём, маленький сильф, тебе нужно торопиться. Туман уже у твоих ног. Наконец Ари внял его словам. Огляделся, едва разбирая что-либо сквозь слёзы, застилавшие глаза – и ужаснулся: он забрёл от дома слишком далеко. Туман успел подкрасться, как вор, и окружить их со всех сторон, хищно тянул к нему белые когти. И Ари сделалось страшно – теперь уже за себя. Он сомневался теперь, что и сам сумеет выбраться. Дитрих схватил его за руку и уверенно потащил его по направлению к хижине, зовущей не погашенным светом, как маяк зовёт корабли в бурю. И Ари – спотыкающемуся, разбитому, паникующему – не оставалось ничего другого, кроме как всецело довериться своему странному сопровождающему. Нет! Они не успеют! Туман отрезал им все пути, исказил очертания хижины совершенно извращённым образом – кончено, кончено, им ни за что не добраться вовремя!.. Со всех сторон кто-то – или что-то – цеплялся за его куртку, будто бы ветки деревьев в густом лесу – однако никаких деревьев, разумеется, вокруг хижины не было и в помине. У Ари внезапно кончился весь воздух в груди, и он ощутил, как что-то липкое схватило его за ногу, обвилось вокруг лодыжки, потянуло в сторону… Рука его выскользнула из ладони Дитриха, и он упал плашмя, вскрикнув и расцарапав себе лоб о россыпь мелких камней. Теперь – точно: ему не выбраться… С громким шорохом за его спиной развернулась какая-то тень. – Беги, маленький сильф! – Дитрих стоял за ним, раскинув руки, будто преграждая таким образом доступ туману к телу юноши. – Беги и не оглядывайся. Я задержу их для тебя. Кое-как, ведомый одним только ужасом, Ари поднялся на ноги и бросился под спасительные лучи жёлтого света из окон, обещавшего укрытие и защиту. Конечно же, он всё-таки обернулся у самого порога. На самой границе тумана, в том месте, где, предположительно, должен был стоять Дитрих, темнело большое чёрное пятно. Оно никак не напоминало формой человека. То, что оно напоминало… это никак нельзя было описать обыкновенными словами. Ари понял, что теперь этот образ, увиденный им в этот краткий миг ясности, будет ещё много лет преследовать его в ночных кошмарах. Совершенно всем произошедшим раздавленный, Ари вбежал в дом, закрыл за собой дверь на навесной замок, захлопнул окно – и обессиленно уселся в углу комнаты, закрыв лицо руками. Его сотрясали рыдания. Отчего-то он знал: одеяло, даже если натянуть его до самой макушки, больше его не спасёт от прячущихся под кроватью монстров.