Убежище

Небольшой отряд покинул Париж под покровом темноты. Лошадей великодушно предоставил Колиньи, хотя сам ехать наотрез отказался. Оба Генриха - и Наваррский и Конде привели немало доводов, стараясь его переубедить, но упрямства адмиралу было не занимать. Наваррский даже заявил, что в таком случае тоже останется в Париже – и, к удивлению Клима, это заявление вовсе не было блефом… Клим вдруг понял, что ошибался – Наваррский все же был в большей степени ребенком, чем ему сначала показалось. В своем странном детстве – так непохожем на детство двадцать первого века, наполненном религиозными войнами – не только в стране, но и в его собственной семье - он все же сумел быть счастливым. И частью этого счастливого мира были люди, которые его окружали. Его отец, мать, и адмирал Колиньи. Его отец погиб, когда ему было десять. Мать – всего несколько недель назад. С уходом адмирала он оставался один. Он становился старшим среди всех гугенотов – не по возрасту, по праву рождения – а Наваррского такое положение дел не устраивало, он не чувствовал уверенности в своих силах – и он действительно был готов на все, чтобы спасти адмиралу жизнь. Однако, сделать это было совсем непросто. -Генрих, - произнес адмирал, глядя ему в глаза. И Наваррский понял, что тот знает о мучающем его страхе. -Все мы боимся, Генрих, - продолжал адмирал, - но все что нам остается – идти по своему пути, полагаясь на Бога. У вас свой путь, Генрих, а у меня свой. Идите же по своему, и позвольте мне окончить свой так, как хочу этого я. И Наваррский отступил. Сел в седло и направился к городским воротам… Второй раз в жизни адмирал назвал его по имени. Первый раз это было перед сражением – не первым и не вторым за его неполные тогда еще шестнадцать лет – он твердо знал уже, что не является трусом, ему приходилось видеть смерть - но накануне она подобралась к нему слишком близко – ядро разорвалось, кажется, всего в нескольких шагах от него – убило нескольких дворян из его свиты и пажа – сам он чудом не пострадал – почти – позже лекарь вытащит из его ноги и плеча несколько осколков – но в тот момент он даже не почувствовал боли… Всю следующую ночь он не спал – его колотила нервная дрожь при одной мысли, что завтра снова нужно будет сесть в седло. Конечно, он никому об этом не сказал – меньше всего ему было нужно, чтобы кто-то сочувственно подумал, что принц Наваррский все же еще ребенок… Но адмирал Колиньи, очевидно понял что с ним происходит лишь посмотрев в глаза, он окликнул его по имени после короткого утреннего совещания и, дождавшись когда они останутся одни сказал те самые слова, которые произнес сейчас. «Мы все боимся, Генрих. Но все, что нам остается – идти по своему пути…». Это сработало – может он тогда и не совсем понял слова старика (именно так они с Конде называли между собой Колиньи), но стыда за свой разгаданный секрет хватило, чтобы взять себя в руки… Клим тряхнул головой, заставляя себя оторваться от мыслей короля Наваррского – сделать это было совсем непросто – впервые за очень большой промежуток времени ему было интересно – хотя, не вполне понятно по какой причине – может от того, что ему никогда не приходилось читать мысли королей эпохи Возрождения, или от того, что эти мысли никак не совпадали с тем, как он их мог представить. Между тем – вставало солнце - оно поднималось позади путников окрашивая и Сен-Жерменскую дорогу, по которой они ехали, и бескрайнее поле, через которое она пролегала в нежно-малиновый цвет. -А ведь именно теперь в Лувре нас спохватятся? – с озорной улыбкой спросил Генрих Наваррский у своего кузена Конде. -На рассвете, Энрике? – скептически улыбнулся тот, - да вы смеетесь!!! И, пришпорив своего коня, принц галопом понесся по дороге, Наваррский от него не отстал – пришлось и всем остальным включиться в эту гонку. Гасконцев охватило ликование – и чем дальше оставался мрачный Париж со своими бесконечными тайнами, тем больше становилось их счастье – быстрый бег неутомимого скакуна, ветер, бьющий в лицо и ожидающие впереди горные кряжи Родины – это ли не счастье? К полудню бьющий в лицо ветер, приобрел все признаки надвигающейся бури – небо затянуло темными тучами – Доктор, точно знающий, что двадцать третьего августа тысяча пятьсот семьдесят второго года никаких катаклизмов природой запланировано не было, подозревал, что надвигающаяся буря ничто иное, как первое последствие нарушения хода Истории. Тучи иссиня черного оттенка низко нависли над дорогой, превратив день, если не в ночь, то, во всяком случае, в поздний вечер. Ветер достиг такой силы, что стал серьезным препятствием для дальнейшего движения. То и дело гремели пугающие лошадей раскаты грома, небо прорезали вспышки молний. В довершении всего хлынул дождь вперемешку с градом – дождь слепил, заливая глаза, градины, размером с хорошую вишню больно лупили по плечам и спине. И то, что они достигли леса делало путешествие еще опаснее – им уже попадались поваленные деревья, не выдержавшие напора стихии – однако Наваррский настаивал на продолжении пути – в той манере, которая не давала ни малейшей возможности с ним спорить – Доктор полагал, что королю пришла та же мысль, что и ему – погода буйствует, чтобы остановить их отряд! Отряд вытянулся в колонну – впереди, закутавшись в свои плащи, ехали Наваррский и Обиньи, затем Конде, Телиньи и еще несколько дворян, Доктор и его спутники замыкали колонну – для Клима, а особенно для Розы конная прогулка в такую погоду представляла серьезное испытание, да и Доктор давно не ездил верхом. Очередной раскат грома вдруг пронесся над их головами, совсем близко, ярко вспыхнув, оглушительно выстрелила молния – одно из деревьев затрещало и рухнуло на дорогу – в нескольких шагах от Розы и Доктора. Лошадь Розы стегнули ветки – взмыв, на мгновенье, на дыбы – она испуганно сорвалась с места – понесла – Доктор устремился следом, но догнать Розу было непросто – в мгновение ока, раньше, чем кто-либо успел понять, что происходит – она оказалась в голове отряда. Наваррский, пришпорив своего коня, помчался за ней и догнал! Но к тому моменту дорогу разделила широкая промоина – он не мог бы дотянуться до поводьев, но не на секунду не растерявшись, Генрих стал на седло ногами, прыгнул. Чудом, не оказавшись под копытами, он ухватился за сбрую лошади и… остановил ее. Роза смотрела на Наваррского широко распахнутыми от страха глазами. Генрих довольно улыбался, несмотря на то, что во время погони его шляпа слетела, плащ распахнулся, и он промок но нитки. Кажется, он что-то спрашивал – ему пришлось повторить. -Ты в порядке? – едва ли его на самом деле это интересовало. За последние сутки Роза поняла, что с тем же успехом, что и костюм пажа, она могла бы одеть плащ-невидимку. На нее никто не обращал внимания, с ней не заговаривали. Едва ли она так уж была похожа на мальчишек-подростков, обычно исполнявших роль пажей – но всем было все равно – на нее просто не смотрели, тем более последние события не располагали обращать внимание на мелочи. И Наваррский не был исключением – его вопрос был не более чем данью вежливости – по крайней мере, до тех пор, пока он не встретился с ней взглядом – вот тогда в его глазах запрыгали искорки любопытства, и, улыбнувшись, уже не своему успеху, а именно ей – он протянул руку, предлагая спешиться. -Я в порядке, - улыбнулась в ответ Роза, развернув лошадь и встретившись с подоспевшим Доктором, - Все хорошо! – предупредив его вопросы, сказала она. К Наваррскому тем временем подоспел Обиньи, ведя под узцы его коня. -Надеюсь, вы понимаете, сир, как вы рисковали, - хмуро заметил он. -Разумеется, - широко улыбаясь, отозвался Наваррский, - смею тебя заверить, я произвел все необходимые раздумья и вычисления, прежде чем что-то предпринять, - он легко вскочил в седло. Обиньи хмуро взглянул на сюзерена, но к прежней теме больше не вернулся. -Нам нужно переждать где-то непогоду, - сказал он. Генрих недовольно поморщился, но спорить не стал: -Остановимся в ближайшей таверне! – со смехом согласился он, направив своего коня вперед. Обиньи, выругавшись, последовал за ним – насколько он знал этот участок дороги – таверна им встретится хорошо, если к вечеру - но удача сегодня была на его стороне – меньше чем через четверть часа он высмотрел в зарослях одинокую хижину и уговорил Наваррского в нее заглянуть. Хозяев в хижине не было, но в сарае обнаружилась коновязь, запас сухого сена и овес, а хижина, хоть и была старая, покосившаяся, внутри также было сухо, земляной пол выстлан соломой, а у очага сложены сухие дрова. И самое главное, здесь можно было укрыться от дождя и пронизывающего ветра. Наваррский сдался, согласившись переждать здесь непогоду. Роза, Клим и Доктор задержались в сарае, сделав вид, что заняты лошадьми. -Нам действительно было необходимо отправляться в это путешествие с Наваррским королем? – спросила Роза. Доктор пожал плечами: -Так мы остаемся в центре событий, а это именно то, что нужно. -Могли бы просто вернуться в Тардис, отправиться в наше время и прибить Картера, - хмуро возразила Роза. Доктор поморщился: -Не могли бы. С момента нападения на адмирала Колиньи – история искажена и мы на Тардис сможем попасть только в альтернативное будущее, в наш мир нам дорога закрыта, пока мы все не исправим. Роза с беспокойством посмотрела на мужа: -Зак? – с тревогой спросила она. Доктор перевел дух: -Все серьезнее, чем я думал, - признал он, - я думал тот, кто вмешивается в историю, хочет просто стереть из нее временные линии некоторых людей. Но все серьезнее. Речь идет о глобальном катаклизме – Энтрин Квин меняет историю в фиксированной точке и это может привести к полному уничтожению человечества. -И как мы можем этому помешать? – спросила Роза. -Боюсь, что пока никак, - произнес Доктор, - в настоящий момент все в руках Наваррского, хотя он этого и не понимает… но, думаю, скоро все изменится. -Думаешь? – с тревогой спросила Роза. -Да. Я обещаю, все будет хорошо. Не то, что бы у нее были твердые основания считать, что все действительно будет хорошо, разве что одно – это обещал Доктор. И Роза ему поверила – кажется, ей никогда не приходилось об этом жалеть. -А теперь, нам неплохо бы присоединиться к остальным, - заметил Клим, - Иначе все припасы съедят без нас. Пока Доктор, Клим и Роза разговаривали в сарае, а его подданные разводили огонь в очаге, Наваррский исследовал хижину – хотя предмет исследования был, прямо скажем, невелик. И все же он приметил лаз на чердак – лестницы, правда, нигде не нашлось, но Генриха это не смутило, подпрыгнув, он ухватился за жердь, подтянулся и влез на чердак. Здесь обнаружился внушительный запас сена - крыша нигде не протекала, так что чердак представлялся отличным местом для сна – тут же Генрих обнаружил лестницу. Небольшое незастекленное оконце выходило как раз на сарай с лошадьми. Наваррский видел, как из него вышли Доктор, Клим и чуть промедлив – Роза. План действий созрел в одну секунду – выхватив из сена засохшую ромашку, Генрих выбрался через оконце наружу и спрыгнул вниз – прямо под проливной дождь, вызвав тучу брызг размокшей почвы и оказавшись перед ошеломленной Розой, выпрямившись, он с озорной улыбкой протянул ей засохший цветок. -Мадмуазель… - произнес Генрих, - увидел это и сразу подумал о вас… -Неужели у меня такой же изможденный вид, как у этого несчастного цветочка, - улыбнулась Роза, отступая под крышу сарая, чтобы спрятаться там от дождя, - и я замужем, так что не стоит меня называть мадмуазель. Кстати, с моим мужем вы знакомы, - она кивнула на обернувшегося Доктора. Наваррский пожал плечами: -Что ж, сударь, тогда мне остается вам только завидовать. -Надеюсь, - сухо отозвался Доктор. Роза посмотрела на него с удивлением, услышав в голосе незнакомые прежде нотки. -Пойдемте в дом, - предложил Генрих, - пока окончательно не промокли. А это все же вам, - он снова протянул Розе цветок, и она взяла. Довольно улыбнувшись, Наваррский направился в хижину. -Кажется, он тебе нравится? – заметил Доктор. Роза пожала плечами: -Пожалуй. Приятный парень, несмотря на то, что король. Доктор, нахмурившись, потер шею. -Ты не первая и не последняя женщина, которой так покажется, - недовольно произнес он. -Может, потому что для этого есть основания? – она покрутила в руках засохшую ромашку, поинтересовалась, - помнишь, когда последний раз ты дарил мне цветы? -Цветы? – скептически отозвался Доктор, - это разве цветы? Роза пристально посмотрела на него: -Неужели ты ревнуешь?! – поняла вдруг она. Доктор на мгновенье задумался, потом смущенно потер шею: -Да, - признал он, - думаю, это называется именно так. -Глупо, - прокомментировала Роза. -Наверное да… Но что теперь от меня ждать – всего лишь человек. Роза улыбнулась: -И все-таки я люблю именно тебя. Так что можешь не волноваться. -Разумеется, - согласился Доктор, - но цветы все же лучше дарить чаще, чем… - он задумался на секунду, - я вообще дарил тебе когда-нибудь цветы? Только не говори, что нет. -Ладно, не буду, раз ты просишь, - хмыкнула Роза. -Не может быть! Извини, просто не знал, что для тебя это так важно! -Не так уж и важно, - согласилась Роза, - просто приятная мелочь – не более того. Пойдем уже! Она, наконец, втащила его в хижину, где уже был разведен огонь, над которым развесили промокшие плащи. Торопливо перекусив хлебом и холодной говядиной, запасенными у Колиньи, запив вином, гасконцы торопливо ныряли на чердак – понятно, что кому-то пришлось бы остаться на страже, но никто не хотел этим стражем быть – по меньшей мере, первые три-четыре часа. Король Наваррский не спешил скрыться на чердаке, болтая без умолку, он умудрялся совершенно невзначай сделать Розе комплимент, или также между делом поухаживать за ней. Он поворошил угли в очаге, и Розе стало теплее от огня, подвинул импровизированный стол из пары досок к ней, и ей не пришлось тянуться к нему. Доктора происходящее бесило – он не мог не признать – что никогда не давал себе труда быть настолько предусмотрительным к своей жене. Она была его верной спутницей во всем – с ней можно было крутить тяжеленное колесо телескопа или соорудить баррикаду у двери, или… да все что угодно! Он был готов сделать для нее все, все, что ей было нужно, но ему не пришло бы в голову пододвинуть ей столик с едой, или сказать, что капли дождя, блестевшие в ее волосах ей к лицу. В жизни бы не подумал, что Розе все это нужно – но ей явно нравилось! Клим ушел спать, и Доктор последовал его примеру. А Роза осталась. Доктор сидел на чердаке, слушая, как завывает снаружи буря, и боролся с желанием попросить Клима узнать, о чем они там внизу говорят. И вообще что происходит с Розой? Неужели ей так понравился этот мальчишка? У Клима он ничего спрашивать не стал – решив все, что его интересует выяснить у Розы. И вообще думать следовало о другом – и ему и Наваррскому. Генрих, нанизав хлеб на острую палочку, держал ее над огнем. -Обожал так делать в детстве, - сказал он Розе. -В детстве короли жгут костры и жарят на них хлеб? – удивилась она, - я думала, они растут во дворце, где за них все делают слуги. Генрих пожал плечами: -Возможно, так чаще всего и бывает, но у моей матери были свои представления о воспитании. К семи годам я облазил все окрестные горы, реки и леса и за эту возможность я ей очень благодарен. -Ваша мать, где она? – спросила Роза. -Она недавно умерла, - быстро ответил Генрих, и, проглотив подступивший к горлу ком, распорядился, - не будем об этом. Ваш муж мне сказал, что вы из будущего. -Да, это так. -А в будущем, все женщины красивы, как вы? Роза улыбнулась: -Мне трудно об этом судить. -А многие наряжаются в костюм пажа? -Не думаю… я не знала, что мы задержимся в этом времени, просто оделась, как удобнее. Честно говоря, уже об этом жалею. -Ничего, тебе идет, - отозвался Генрих и подсел ближе. Роза улыбнулась: -Ты ничего… для короля… но ты должен кое-что знать. -Да? И что же? – он сидел совсем рядом и смотрел ей прямо в глаза. -Я люблю своего мужа. Наваррский пожал плечами: -Хорошо. Но ты осталась со мной. -Потому что думала, что мы можем просто поговорить. Видимо, я ошибалась. Прости. Она поднялась на ноги и направилась к лестнице, ведущей на чердак. Наваррский, вскочив, схватил ее за руку. Роза насмешливо приподняла бровь: -Вижу, ты все-таки похож на настоящего короля, - произнесла она, - никто никогда не говорил тебе «нет», не так ли, Ваше Величество? Генрих смущенно поморщился, отпустил Розу. -Прости, - сказал он, - и… да, ты права. До тебя никто. Роза поднялась на чердак. Доктор, конечно, не спал – ждал ее. Роза села рядом с ним. -Злишься? – спросила она. -Да, - он поморщился, - ты осталась с ним, и я … словно с ума сошел. Глупо. Роза улыбнулась: -Рада, что ты это понял. Не надо меня ревновать, даже к королю. Это как-то… будто ты мне не доверяешь. -Он тебе понравился, - возразил Доктор, - и дело не в том, что он король. Словно, я не даю тебе всего, что тебе нужно. Это все же не совсем ревность… мне жаль, что я ни разу не подумал о цветах… и о других вещах… -Не глупи, Доктор, - улыбнулась Роза, - ты не можешь не знать, что я люблю тебя. И да, Наваррский, я думаю, неплохой человек, но он всего лишь мальчишка, привыкший, что каждая женщина, которой он улыбнется, бросается к нему в объятья, - она посмотрела мужу в глаза, - не глупи, Доктор, даже с учетом отсутствия цветов у меня в вазе, ты все равно выигрываешь. Доктор улыбнулся и обнял жену.